Текст книги "Дальтоник"

Автор книги: Джонатан Сантлоуфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– Спасибо, спасибо, – бормотала с улыбкой Кейт, протискиваясь вперед. Наконец группа свернула в галерею налево. Ей нужно было идти дальше, но она застыла на месте. Навстречу двигался высокий молодой человек в больших полукруглых темных очках. Кейт не успела как следует разглядеть его, как из галереи вышла девушка и бросилась ему на шею.

Неужели именно так выглядит сейчас угрюмый невропат, которого описала доктор Шиллер? Вполне возможно. Она сказала, что он обаятелен и очень хитер. Кейт посмотрела вслед молодой паре, идущей в обнимку, и усмехнулась.

«Меня насторожили его темные очки? Так это же абсурд! Я сама иногда ношу такие. Ну и что?»

Как красиво! Оказывается, ее волосы отливают медью, а блузка темно-сливовая. Он видит цвет. Все работает.

Он наблюдает за ней с противоположной стороны широкой улицы – в этот момент она смотрит вслед молодым людям, которые идут, держась за руки, – и воображает, как он потрошит их, как расплескиваются по тротуару внутренности и на него, будто из рога изобилия, обрушиваются великолепные, первоклассные цвета. Экстаз.

Через секунду она исчезает за дверью галереи.

Попытаться пойти за ней? Нет. Слишком рискованно. Он подождет. Мимо него проходит группа женщин. Хорошо одеты, приятно пахнут. О чем-то разговаривают, оживленно жестикулируя. Две, или даже три, посмотрели в его сторону. Улыбнулись. Да, таких он еще не пробовал.

Но сейчас не время.

* * *

Галерея Винсента Петрикоффа занимала полквартала и размещалась в одном из лучших зданий Челси. Кейт открыла дверь с табличкой «ИДЕТ ОФОРМЛЕНИЕ ВЫСТАВКИ».

Для экспозиции Уилли отвели пространство размером со спортивный зал олимпийского стандарта с высоченным потолком. По полу разбросаны деревянные упаковочные обрешетки и обертки из пузырчатого полиэтилена. Рабочие галереи, кто на стремянке, кто внизу. В общем, обычная суета.

В центре зала Уилли дает указания рабочим. Эту картину передвинуть на десять сантиметров направо, вон те две поменять местами. Рядом с ним Нола.

Кейт подошла, расцеловала обоих. Осмотрела прислоненные к стенам картины.

Большие, от двух с половиной до трех с половиной метров шириной. Все выполнены в характерном стиле Уилли, гибрид живописи и скульптуры. Прибитые гвоздями погнутые металлические крышки от мусорных баков, покрытые граффити, в обрамлении абстрактного узора. Работа походила на археологическую находку будущего при раскопках негритянского гетто. Мозаика, составленная из вмазанных в краску осколков стекла и зеркала, в которых многократно отражается лицо зрителя.

Кейт двигалась от одной картины к другой.

– Изумительно!

– Ты говоришь, чтобы просто что-то сказать?

– Нет. – Кейт подумала, что перед выставкой, наверное, волнуются даже самые маститые художники. – Ты действительно сделал шаг вперед. В общем, мне нравится.

– Иногда мне кажется, что это все напоминает мусорную свалку.

Кейт вскинула руку, останавливая его.

– Успокойся. Картины прекрасные.

Уилли засмеялся:

– Обычный мандраж перед выставкой. Но тебе в самом деле нравится?

– Уилли, разве я когда-нибудь обманывала тебя?

– Нет, но тебе всегда все у меня нравится.

– Верно, нравится. Потому что талантливо.

– Я уже говорила ему это раз десять, – подала голос Нола.

– А кто сказал, что десять раз достаточно? – Уилли улыбнулся. – Я люблю вас обеих.

– Мы тебя тоже любим. – Кейт бросила взгляд на картину с зеркалами. – Я поменяла бы ее местами с той картиной. Зритель должен натолкнуться на эту неожиданно, а не сразу у входа.

– Хорошая мысль, – согласился Уилли.

К ним подошел Винсент Петрикофф. Поцеловал Кейт в щеку.

– Ну как?

– Замечательно. Ярко. Мощно. Умно.

– Может, напишете рецензию?

Кейт улыбнулась:

– Пожалуй, не стоит. Я и так уже разрекламировала выставку в своей передаче. К тому же все знают, что он фактически мой приемный сын. Слишком много участия с моей стороны может только повредить. Меня заинтересовала эта работа. – Кейт показала на картину с зеркалами, которую рабочие переносили на другое место. – Она продается?

– В принципе – да. Но на нее уже очередь. – Петрикофф задумался. – Первым в списке стоит куратор мадридского музея «Рейна София». Он тоже очень заинтересовался этой работой.

– Неужели? – удивился Уилли.

– Да. Он был здесь вчера, когда мы только распаковали ее. – Петрикофф посмотрел на Кейт. – И сразу же вцепился в нее. Правда, я проявил дипломатичность. Сказал, что подожду, посмотрю, кто еще проявит серьезный интерес.

– Ну я, конечно, не стану перебивать покупку у музея, – сказала Кейт. – Это важно для карьеры Уилли.

– Я позвоню ему, – сказал Петрикофф. – Он заинтересовался еще несколькими работами. Так что, возможно, удастся договориться.

Кейт действительно не хотела портить выгодную для Уилли сделку, но не исключала, что галерейщик блефовал.

– Пожалуй, я сама позвоню Карлосу. Мы хорошо знакомы. Где он остановился?

– О… – Петрикофф смутился. – По-моему, он уже уехал.

– Ничего, я позвоню ему в Мадрид.

– Почему не в перчатках? – вдруг крикнул галерейщик рабочему.

От неожиданности парень выронил картину. Раздался глухой стук.

Уилли охнул.

– Идиот! – Петрикофф пошел к парню. – Вон отсюда! Ты уволен! Чтобы ноги твоей здесь больше не было! Ты слышал меня? Расчет получишь по почте!

Другие рабочие замерли, прислушиваясь. Уилли проверил картину.

– Она в порядке. Вообще-то мои картины трудно разрушить. Разве что топором. Так что не стоит увольнять парня.

Петрикофф побагровел:

– Не учите меня, как управлять моей галереей.

Уилли насупился:

– Я говорю не о вашей галерее, а о своих картинах.

Кейт уже хотела вмешаться. Все знали, что на Петрикоффа нападают приступы ярости. Но, посмотрев на Уилли, она увидела, что тот уже улыбается. Галерейщик тоже улыбнулся. Слава Богу, инцидент исчерпан. Значит, Уилли способен умерять спесь. Это хорошо.

Кейт прошлась по периметру зала, замечая детали картин, при первом просмотре ускользнувшие от ее внимания. Не давала покоя мысль о другой выставке, в Галерее аутсайдеров. Придет он или нет?

– Уилли, я пошла. Увидимся на открытии. И не забудь, потом мы ужинаем вместе. Втроем. Ты, Нола и я.

– Конечно.

– Я тоже пойду с тобой, – сказала Нола и чмокнула Уилли в щеку.

– Винсент. – Кейт помахала галерейщику. – Может, вы сами позвоните Карлосу?

Петрикофф улыбнулся:

– Разумеется.

– Если он не выразит неукротимого желания купить картину с зеркалами, я возьму ее.

Галерейщик просиял:

– Постараюсь, чтобы она досталась вам.

Кейт в последний раз взглянула на картину. Почему-то эта вещь напоминала ей ее прежнюю жизнь.

Низкие облака угрожали неминуемым дождем. С Гудзона веяло холодом.

Нола поежилась:

– Боже, почти как зимой.

– Да, – согласилась Кейт, положив руку на плечо девушки, – зима в этом году будет ранняя.

Из галереи выскочил Уилли.

– Хочу еще раз поблагодарить вас за поддержку. Думаю, она мне еще понадобится. Особенно… в отношениях с галерейщиком.

– Ты должен поладить с ним, – твердо сказала Кейт. – Понял? А за выставку не волнуйся, она будет успешной. Поверь мне.

Не успели они дойти до угла, как у Кейт зазвонил мобильный.

Звонил Браун.

Тейпелл дала добро на проведение выставки картин маньяка.

На противоположной стороне улицы он укрылся за фонарным столбом. Наблюдает. Темные очки, как всегда, на нем.

Кто они такие? Родственники? Дети? Но нигде не сказано, что у нее есть дети. К тому же они не похожи на нее. У нее лицо белое, а у них темные.

Они ей нравятся, это очевидно. Может быть, даже она любит их. Хотя он не понимает, в чем тут разница. Он даже осмеливается подойти чуть поближе, чтобы получше разглядеть. Они слишком поглощены друг другом, чтобы заметить его.

Неожиданная вспышка ревности гасит цвета. Волосы Кейт, которые минуту назад были медно-каштановыми, блекнут, а красноватые кирпичные здания становятся грязноватыми.

Это они виноваты. Все испортили. Разрушили то, что дала ему исто-рич-ка искусств.

Темнокожий парень возвращается в галерею. Кейт с девушкой скрываются за углом. Устало прислонившись к фонарному столбу, он бормочет:

– Ничего, они еще заплатят за это.

Глава 31

Канал Пи-би-эс передавал анонс о выставке примерно каждый час. Херберт Блум освободил место в своей галерее. В «убойном отделе» тоже готовились.

Браун собрал людей на инструктаж.

– Запомните приметы, – сказал он, оглядывая собравшихся. – Белый мужчина лет двадцати пяти. Скорее всего, в темных очках. Когда без очков, моргает и щурится. На запястье широкий шрам.

– А если это не тот парень, который сбежал из психушки? – спросил молодой детектив из первого ряда.

– В любом случае он психопат, – ответил Браун. – Невменяемый.

– Означает ли это, что он может начать стрельбу? – спросил другой коп.

– Сомнительно. Психоаналитики считают, что он захочет сначала посмотреть на свои картины, а потом уже станет затевать что-нибудь. Но каждый обязательно должен быть в бронежилете. – Браун задумался. – Кроме вас в галерее будут по крайней мере человек двадцать посетителей – любители искусства и коллекционеры. Галерейщик пригласил их, чтобы все выглядело правдоподобно. Поэтому ведите себя осторожно, ребята. Выбирайте слова. Посетителей будут пропускать по списку, но любой более или менее соответствующий приметам пройдет свободно. – Он посмотрел на агентов Маркуса и Собецки. – От Бюро там тоже будут агенты с портативными рациями. И на противоположной стороне улицы трое. Теперь Макиннон проинструктирует вас насчет одежды. – Браун кивнул Кейт.

– Все непременно должны быть в черном. – Она посмотрела на полицейских и детективов, мужчин и женщин, которым предстояло изображать в Галерее аутсайдеров любителей живописи. – Так принято в этой среде. Если кто-то придет в цветастой рубашке и подтяжках, это провал. Пусть выставка не отличается от настоящей, ведь мы не знаем, искушен ли подозреваемый в таких вещах. Мужчины могут надеть черные джинсы с черной рубашкой или даже футболкой. Это допускается. Рубашка может быть белая, но воротничок без пуговиц.

– А джинсовая куртка пойдет? – спросил Браун. – Ведь им нужно где-то спрятать оружие.

– Пойдет, – ответила Кейт. – Джинсовая, спортивная – но только черная. Женщины также должны быть в черном. Черные джинсы, брюки, топы. Блузки, только самые простые, могут быть черными и белыми. Ничего фасонного и уж тем более цветного. Туфли только модельные, разумеется, черные. – Кейт оглядела женщин, копов и детективов, вспомнила себя во время службы в Астории, и ей захотелось сделать им подарок. – Если у вас нет ничего подходящего, пойдите и купите себе настоящие дорогие черные туфли, например, у Джеффри всего в нескольких кварталах от Четырнадцатой улицы. Именно там покупают себе обувь женщины из мира искусства. Те, кому это не карману. И ценники пусть вас не смущают. Главное, чтобы туфли были черные. – Она кивнула Флойду Брауну, давая понять, что оплату счетов на дюжину пар модельных туфель возьмет на себя.

Во втором ряду подняла руку моложавая женщина, крашеная блондинка.

– Вам придется причесаться иначе, – сказала Кейт, предвидя вопрос.

– А что надевать нам? – спросил здоровенный детектив из третьего ряда.

– Черные туфли или кроссовки, – ответила она. – Для мужчин это не так важно. Теперь несколько слов о том, как вести себя на выставке. Самое главное, равнодушие. Ни в коем случае не проявляйте интереса. – Скрестив на груди руки, Кейт бросила скучающий взгляд на пробковую доску на стене с ужасными фотографиями с мест преступления. Надула губы, вскинула брови. – Примерно с таким видом нужно осматривать экспонаты. Ясно?

– Это как если кто-то испортил воздух в комнате, вам следует сделать вид, что не заметили? – произнес тот же самый здоровенный детектив. Очевидно, в классе шестом-седьмом он играл среди ребят роль клоуна и до сих пор из этой роли не вышел.

– Не совсем, – серьезно ответила Кейт. – Но что-то вроде этого. И разговаривайте со своим напарником. Допустимы замечания вроде: «эта картина интересная» или даже «потрясающая», но ни в коем случае не «симпатичная».

– А «ужасно миленькая» тоже нельзя сказать? – спросил «школьный клоун».

Браун бросил на него хмурый взгляд:

– Маграт, ты, наверное, забыл, что мы охотимся на убийцу. Хитрого, коварного психопата. Молодого и сильного. Теперь слушайте все. Оружие держите наготове, но применяйте только в самом крайнем случае. Не дай Бог нам его спугнуть. Он нужен живым.

– Зачем? – спросил молодой коп у стены.

– Затем, – ответил Браун, – чтобы задать ему несколько вопросов.

Из комнаты для совещаний Кейт вышла вместе с Ники Перлмуттером. Их обогнали двое детективов, «школьный клоун» и его напарник. «Клоун» хлопнул Перлмуттера по спине:

– Ники, мальчик, поторопись. А то девушки расхватают у Джеффри все туфли и тебе не достанется. – Он толкнул локтем напарника, и они, захихикав, свернули за угол.

– Тупой и еще тупее, – заметила Кейт.

– Верно, – отозвался Перлмуттер. – Представляете, каково быть копом-геем?

– Нет. Но я знаю, каково быть копом-женщиной. Это граждане второго сорта.

– В таком случае все геи-мужчины относятся к третьему сорту, а геи-копы… трудно даже сказать. Бывало, еще не выйдешь из комнаты, а уже кто-нибудь из засранцев бормочет себе под нос: «У, пидор поганый!» Вы слышали замечание нашего добряка, агента Собецки? «Одним пидором меньше». Это он так высказался насчет зверского убийства того бедного парня.

– Собецки – дрянь, – бросила Кейт.

– Да у нас половина людей думает так же, как он. А как ненавидят афроамериканцев. Особенно с дипломами Гарварда. Тоже шепчут им вслед: «У, ниггер поганый». – Перлмуттер вздохнул. – Помню, раз в церкви, мне тогда было лет десять, я сидел с мамой. Она оставалась набожной, хотя и вышла замуж за еврея. Постоянно посещала церковь. Так вот, священник с кафедры предавал анафеме гомосексуалистов. Говорил, что всем им уготовано место в аду. Никогда этого не забуду.

– Господи, а сами священники! Помните дело педофилов? – Кейт улыбнулась. – Есть даже анекдот на эту тему. Плывут на «Титанике» учитель, адвокат и священник. Корабль начинает тонуть. Учитель кричит: «Спасайте детей!», адвокат вопит: «В задницу этих ваших детей!», а священник деловито осведомляется: «Вы думаете, у нас хватит времени?»

Перлмуттер рассмеялся.

– И в аду наверняка веселее, – добавила Кейт. – Так что не расстраивайтесь.

* * *

Неужели это не сон?

Он протягивает руку, касается экрана телевизора, желая убедиться, что это на самом деле. Ошеломленный, смотрит на свою картину, городской пейзаж, а исто-рич-ка искусств объявляет что-то насчет галереи. Он мигает, щурится, ловит ртом воздух. Затем хватает блокнот, быстро записывает. Потом, когда она исчезает с экрана, он читает и перечитывает ее слова, которые нацарапал в блокноте.

«Многообещающий новичок. Талантливый художник. Галерея Херберта Блума. В Чел-си».

Внимательно смотрит на свои записи целую минуту. Затем зовет:

– Донна! Тони! Дилан! Бренда! Все! Слушайте! – Он несколько раз рассказывает им о своей картине, показанной по телевизору, о выставке. – Она видела. Мои картины. И они ей нравятся!

Однако эйфория длится недолго.

Как попасть на выставку? Что, просто войти в галерею и сказать: «Это мои картины»? Нет. Они, наверное, думают, что он дурак? Полезет в ловушку?

– Что скажешь, Донна?

– Полагаю, ты должен что-то придумать.

– Конечно, конечно, – произносит он голосом Дилана. – Ты должен что-то придумать. У тебя ведь всегда получалось.

Он размышляет. В голове, как всегда, мешанина – рекламные слоганы, песенки, обрывки радиопередач.

Да, это правда. У него всегда получалось.

Он бросает взгляд на экран. Там женщина с волосами красного дерева в блузке цвета земляники бредет по зеленой лужайке с бокалом колы в руке. Падает спиной на диван и плачет от счастья. Слезы затуманивают глаза, отчего цвета на экране сливаются в яркую радугу.

«Это действительно чудо – я излечился и… выставка.

Моя выставка!»

Теперь осталось только разработать план.

Глава 32

ВЫСТАВКА ТВОРЧЕСТВА УБИЙЦЫ

Слушаешь и не веришь своим ушам. Видимо, в Управлении полиции Нью-Йорка решили заняться бизнесом. И не любым, а связанным с искусством. Вы, конечно, читали о серийном убийце из Бронкса, который оставляет на месте преступления свои картины, а совсем недавно зверски прикончил знаменитого художника Бойда Уэртера. Так вот, ему устраивают персональную выставку. В Галерее творчества аутсайдеров.

Мы все знаем, что сейчас в экономике наблюдается определенный спад, но неужели Управлению полиции Нью-Йорка так урезали финансирование?

Владелец галереи, Херберт Блум, так объяснил, кто такие аутсайдеры: «Аутсайдеры – это те, кто нигде не учился, они не имеют никакого профессионального опыта, часто душевнобольные».

Звучит вдохновляюще, особенно последняя часть…

Клэр Тейпелл смяла «Пост» и швырнула на стол.

Браун покачал головой:

– Чертова пресса всегда узнает все раньше нас.

Тейпелл шумно вздохнула.

– Это может привлечь публику.

– У нас подготовлен список гостей, – сказала Кейт. – В галерею никто не войдет… кроме подозрительных молодых людей.

– Но их может оказаться больше, чем мы ожидали, – заметила Тейпелл.

– Едва ли кто-то из серьезных любителей искусства заинтересуется этим. – Кейт показала на газету. – Зеваки, возможно, захотят поглазеть на картины убийцы. А вообще нью-йоркская публика пресыщена живописью всех направлений и жанров, так что суетиться не станет. Кроме того, в газетах напечатаны репродукции его картин. И все увидели, что это барахло.

В комнату вошел агент Грейндж с газетой «Нью-Йорк пост» в руке.

– Вы уже видели?

– Только что прочитала, – сказала Тейпелл.

– Этим репортером… – он посмотрел на фамилию автора материала, – мы немедленно займемся.

– Давайте вначале проведем выставку, а с ним вы разберетесь завтра, – устало проговорила Клэр Тейпелл.

– В галерее у меня шесть агентов. – Грейндж бросил взгляд на Кейт. – Не беспокойтесь, они все в черном. Шестеро мужчин и две женщины. Все с рациями, встроенными в браслеты. За углом будет стоять фургончик. На случай, если он появится раньше, с пяти до семи на противоположной стороне улицы я поставил двух агентов, закамуфлированных под туристов, с картой Нью-Йорка, все как положено. Потом один, изображающий бездомного, останется на ночь.

Браун посмотрел на часы.

– Двое моих детективов уже в галерее. А к шести на выставку прибудут еще двадцать копов, якобы коллекционеры и критики. Плюс бармен и официант. Два детектива будут дежурить всю ночь в обычной машине напротив галереи. Если он захочет посмотреть выставку после закрытия, ему придется ломать замки или бить окна.

– Я тоже буду в галерее с шести до восьми, – сказала Кейт.

– Обязательно возьмите с собой пистолет, – предупредил ее Браун.

– Конечно. Хотя вряд ли он попытается предпринять что-то на людях.

– Никогда заранее не знаешь, какой фортель выкинет психопат, – сказал Браун. – Я буду неподалеку. При малейшем намеке на опасность вы подадите сигнал мне или любому из копов.

– Я тоже буду рядом, – вставил Фримен.

– А психоаналитики ФБР носят оружие? – спросил Браун.

– Нет. – Фримен улыбнулся. – Думаете, оно мне понадобится?

– В случае чего я защищу вас, – заверила его Кейт, улыбнувшись.

Тейпелл посмотрела на Фримена:

– Полагаете, он забеспокоится, прочитав заметку в газете?

– Возможно, – ответил Фримен. – Но психопаты обычно просчитывают все варианты. Всем известно, как великолепно они организуют убийства. Едва ли газетное сообщение повлияет на его решение посетить выставку. Сомневаюсь, что он откажется от такого удовольствия.

Он мечется по полутемной комнате, машет газетой.

– Тони, Донна, вы это видели?

– Это здор-р-рово!

– Нет, не здорово, Тони! Они думают, что я душевнобольной! Идиоты! Идиоты!

– Не переживай, – произносит Донна. – Ты умный. И все правильно рассчитаешь.

– Конечно, – вставляет Бренда. – Это же твоя выставка. Твои картины. А они почти всех художников считают сумасшедшими.

– Это правда, – шепчет он, успокаиваясь. – Все великие для них сумасшедшие. – Он достает книгу о Джаспере Джонсе, перелистывает страницы. Всматривается в одну репродукцию, на которой изображена половина стула с перевернутым гипсовым слепком человеческой ноги, прикрепленным к верху. – Джаспера Джонса они наверняка называли сумасшедшим, верно?

– Верно, – говорит Донна. – А он теперь знаменитый.

– И был поражен той же болезнью, что и ты, – добавляет Бренда.

– Это правда, – соглашается он.

– Да, дружище, – произносит Дилан низким голосом, – пусть тебя это не тревожит.

«Какие хорошие у меня друзья», – думает он, включая телевизор. Переключается с канала на канал, пока не находит что-нибудь успокаивающее, например, мультфильм. Смотрит с минуту – и вдруг осознает, что цвета отсутствуют, все опять серое. А все из-за этого. Пнув газету, он взвизгивает так громко, что друзья выбегают из комнаты.

Аутсайдер? Душевнобольной?

Это ее работа, исто-рич-ки искусств?

«Почему они так обо мне пишут? Я думал, она другая, а она такая же, как все». Он вспоминает молодого художника у Галереи Петрикоффа, который поцеловал Кейт и беременную девушку. «Если исто-рич-ка искусств попытается обмануть меня, я отплачу ей. Отберу у нее этих любимцев». Он воображает, как вспарывает живот беременной девушке. Это будет восхитительно. Он передергивается.

Дилан снова проскальзывает в комнату:

– Они просто дурачат тебя, парень. Завидуют.

– Ты так считаешь?

– Конечно. Ты вовсе не сумасшедший, а просто умный.

Вспоминается небольшая комната, доктора, вкус резины во рту, боль.

«Дилан прав. Я умнее их. Определенно умнее газетчиков. Они, наверное, специально так написали, чтобы досадить мне». Он снова пинает скатанную в шар газету, смотрит на экран, пытается сосредоточиться. «Я должен побывать на выставке, это не обсуждается. Нужно только все хорошенько обдумать».

Он лезет за коробкой с пистолетом, которую не доставал много лет. Обхватывает пальцами дуло, цилиндрический глушитель. Эта штука будет сейчас как нельзя кстати. Странно, но порой кое-что получается само собой. После катастрофы он нашел пистолет у этого негодяя. Спрятал. Ни разу не использовал. Даже не думал, что когда-нибудь пригодится. Для познания цвета пистолет действительно не нужен. Но сейчас другое. Ему приятно чувствовать его в руке, вдыхать прохладный запах металла. Он проводит языком по дулу. Задумывается. Скорее всего это серебрянка, смешанная с бирюзой.

«Да, я покажу им, какой я умный, какой талантливый. И насколько сумасшедший – тоже. Не стану их разочаровывать».