Текст книги "Сиротский Бруклин"

Автор книги: Джонатан Летем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

У меня был выбор – три оставшихся автомобиля «Л amp;Л». Признаться, я бы предпочел «понтиак», да вот беда – он стоял впереди, прямо перед машиной здоровяка. Встреча с привидениями или другой нечистой силой в Машине Смерти Минны меня совершенно не привлекала, а потому оставался «трейсер». Пошарив в кармане в поисках связки ключей, я нашел три самых длинных, один из которых был от дверцы «трейсера», а один – от его зажигания. Я уже собрался было нырнуть в «трейсер», как на Берген-стрит появился «кадиллак» с Дэнни за рулем.

Припарковав автомобиль в том же месте, что и прежде, он вышел из него и направился к офису «Л amp;Л». Я притворился пьяным, но Дэнни не заметил меня. Он стремительно вошел в офис и застал Тони за работой. Они обменялись парой слов, а потом Тони захлопнул дверцы и стрельнул у Дэнни сигаретку. Тень в ярко-красной машине продолжала мирно наблюдать. Полагаю, что ни Тони, ни Дэнни ни разу не встречали гиганта, так что ему не стоило переживать из-за того, что они могут узнать его. Впрочем, спокойствие великана нельзя было отнести только на счет его выдержки. Если гигант и не был учеником Джерарда, то ему следовало им стать: видимо, он обладал поистине буддистской натурой и мог бы удивить своего учителя. С другой стороны, тушу весом не меньше трехсот пятидесяти фунтов, вероятно, удерживал в покое закон гравитации. «И что же буддист сказал продавцу хот-догов?» – вдруг вспомнил я одну из двусмысленных загадок Лумиса. «Сделай мне один, но со всем, что у тебя найдется». Я был бы счастлив съесть ха-ароший хот-дог «со всем».

Эй, сделай мне один, но со всем, что у тебя найдется!

Должно быть, я очень голоден, если мне в голову пришла такая мысль. Обычно во время слежки мне удавалось вкусно поесть, а потому мне стала мерещиться всевозможная еда между кусочками хлеба. Да и почему бы мне не быть голодным? Я ведь не обедал, а вместо обеда полакомился Киммери.

За мыслями о сексе и еде мое внимание как-то рассеялось, так что я с некоторой долей удивления увидел, что Тони выскакивает из офиса, причем выражение его лица такое же яростное, как в то мгновение, когда он взялся за бумаги. На мгновение мне показалось, что Тони меня заметил. Но он повернул к Смит-стрит, пересек Берген-стрит и исчез за углом.

Его исчезновение не произвело на гиганта никакого впечатления. Он не шевельнулся, не забеспокоился.

Мы ждали.

Вскоре Тони вернулся с большим пластиковым пакетом – вероятно, он ходил к Зеоду. Единственное, что я смог разглядеть, так это блок «Мальборо», высовывавшийся наружу, но видно было, что пакет очень тяжелый. Тони открыл дверцу «понтиака» и поставил пакет на сиденье, быстро осмотрелся по сторонам (причем не заметил ни меня, ни гиганта), запер автомобиль и вернулся в офис.

Придя к выводу, что наступило временное затишье, я спустился вниз по Берген-стрит, поднялся по Хойт-стрит, обошел квартал и сам заглянул к Зеоду.

Зеод любил работать в эти предутренние часы – следить за последними посетителями, за шестичасовой доставкой газет, а потом спать допоздна. Он напоминал мне шерифа Смит-стрит, который бодрствовал, когда мы все спали, наблюдал за тем, как пьяницы бредут домой, следил за доставкой товаров в магазины. Шериф имел обыкновение проводить часть ночи в нашем офисе, но сейчас, когда Тони, Дэнни, гигант и я не спали, следя друг за другом, его тут не было. Я спросил себя, известно ли уже Зеоду о Минне. Когда я вошел в заведение араба, пьяненький мальчишка, работавший за стойкой, драил слайсер дымящимся белым полотенцем, то и дело обмакивая это полотенце в таз с мыльной водой, а Зеод наблюдал за ним, давал советы, пытаясь добиться от мальчишки хоть какой-то пользы, прежде чем тот ускачет вслед за остальными работниками домой.

– А-а, псих!

– Ш-ш-ш! – остановил я его, испугавшись, что Тони или гигант услышат его сквозь витринное стекло из-за угла квартала.

– Это вы сегодня на Фрэнка так поздно работаете? – затараторил Зеод. – Что-то важное, да? Тони только что заходил.

–  Важные франки! Важные финики!

– Хо-хо-хо!

– Послушай-ка, Зеод, – остановил я его. – Ты можешь сказать, что купил Тони?

Зеод почесал физиономию, видимо потрясенный вопросом.

– Ты что же, не можешь сам спросить его об этом?

– Нет, не могу.

Он пожал плечами.

– Шесть упаковок пива, четыре сэндвича, блок сигарет, кока-колу – вот и весь пикник.

– Отличный пикник.

– Мне, знаешь ли, не показалось, что он ему так уж радуется, – признался Зеод. – Пока был здесь, ни разу не улыбнулся. Да и ты, псих… Очень серьезное дело, да?

– Какие… потомучто… ктомуже… какие сэндвичи он купил? – Это мой бешеный аппетит заставил меня задавать вопросы.

– Ах! – Зеод потер руки: он всегда был рад описать свои изумительные блюда, – индейку с соусом и перчиком на круглой румяной булочке, а также сэндвичи из ржаного хлеба с двумя ростбифами и хреном.

Мне пришлось ухватиться за край прилавка, чтобы не упасть в обморок от такого описаньица.

– Вижу, тебе нравится то, что ты услышал, псих, – заметил Зеод.

Утвердительно кивнув, я покосился на свежевымытый слайсер, на изящный изгиб его решетки, прикрывшей нож.

– Хочешь чего-нибудь поесть, псих, правда? – спросил Зеод.

Я увидел, что мальчишка-подавальщик поднял на меня усталые глаза. Слайсеру редко приходится так много работать в два-три часа ночи, точнее, утра. А из-за меня им придется снова мыть всю эту красотищу.

– Пожалуйста… бифшехрен, индеперчик, булкофон… пожалуйста, дай мне то же самое, что взял Тони, – попросил я.

– То же самое? – удивился Зеод. – Все именно так, как ему?

– Да, – выдохнул я. Я просто думать не мог спокойно о тех сэндвичах, что купил себе Тони. Голод затуманивал мне мозги. Я должен был купить себе все то же самое. Это был гастрономический тик, закрутивший мне кишки, – я сразу это понял, как только услышал, что Тони купил у араба.

Пока Зеод говорил мальчику, какие продукты надо положить в пакет, я спрятался в задней части заведения возле шкафа с напитками, вытащил оттуда литровую бутылку кока-колы, снял с полки пакет с чипсами, переставил и пересчитал на другой полке все банки с кошачьими консервами.

– Ну вот, твой заказ, Лайонел, – проговорил Зеод. Он всегда бывал особенно нежен со мной, когда передавал мне в руки драгоценный груз – я разделял его трепетное отношение к еде. – Как обычно, на счет Фрэнка, да? – Он опустил кока-колу и чипсы в огромный бумажный пакет с остальными продуктами.

– Нет-нет, – остановил я его, роясь в карманах в поисках туго скрученной двадцатки.

– В чем дело? Почему бы твоему боссу не заплатить за это?

– Нет, – повторил я. – Я сам хочу заплатить. – С этими словами я бросил на прилавок двадцатидолларовую купюру. Зеод взял ее и удивленно приподнял брови.

– Забавно, – задумчиво промолвил он, а потом несколько раз прищелкнул языком – чанк-чанк-чанк.

– Что?

– Ты поступил точь-в-точь как Тони, – объяснил Зеод свое недоумение. – Он тоже сказал, что хочет заплатить наличными. Точь-в-точь!

– Вот что, Зеод, послушай-ка, – заговорил я. – Если Тони вернется сюда сегодня ночью… – Я сдержал громкое уханье, рвущееся из моего горла наружу, крик хищника, готовящегося пожрать сэндвич. – Не говори ему, что видел меня, хорошо?

Зеод подмигнул мне. По всей видимости, он действительно понял меня. И тут меня чуть не замутило – внезапно меня одолело отвратительное подозрение параноика: а что, если Зеод агент Тони? Может, он у Тони совсем ручной и бросится тому звонить, как только я выйду из магазинчика? А может, меня попросту тошнит от голода?

– Все отлично, шеф, – бросил Зеод, когда я закрывал за собой дверь.

Я вновь обошел квартал, быстренько убедился в том, что и здоровяк и Тони все еще находятся на своих местах, а потом осторожно пересек улицу и наклонился над «трейсером», зажав в руке ключ. Машина великана была шестой по счету впереди меня, но со своего места я не мог разглядеть скалоподобный силуэт. Впрочем, надеялся я, раз я его не вижу, то и он не должен видеть меня. Я положил пакет с едой на соседнее сиденье, сел за руль и быстро захлопнул дверцу, надеясь, что короткая вспышка света не успела привлечь внимания великана.

Потом я съежился как только мог – на тот случай, если он вдруг обернется и в темноте пронзит пространство взглядом. Мои руки тем временем лихорадочно разворачивали сверток с сэндвичем из бифштекса с хреном. Я впился в еду зубами с такой же жадностью, с какой в документальном фильме о природе выдра отправляет себе в желудок устрицы. Я полулежал, упершись коленями в приборную доску, мои локти покоились на руле, грудь служила мне столом, а рубашка – скатертью.

Вот теперь я чувствовал себя как на настоящей слежке – если только еще знать, за чем я, собственно, слежу. Не сказать бы, что я очень много видел из окна «трейсера». Машина гиганта по-прежнему стояла на месте, но я не был уверен, что он все еще находится в ней. Мне был виден лишь один освещенный кусочек окна офиса «Л amp;Л». Дважды Тони прошелся по комнате; он ходил медленно, и я успевал подмечать детали – его локоть, дымок сигареты, мелькнувший у карты Минны, где было написано, что до аэропортов в Квинсе можно доехать за 18 долларов. Берген-стрит оставалась у меня за спиной, а Смит-стрит, едва освещенная, лежала передо мной. Было без четверти четыре. Я почувствовал, как поезд «Ф» проехал под Берген-стрит, замедлил ход, остановился, а потом вновь тронулся с места. Сиденье подо мной чуть задрожало. Через минуту 67-й автобус прокатился по Берген-стрит, грохоча, как старая боевая машина. В нем, кроме водителя, никого не было. Ночной транспорт напоминал о том, что город живет ив это время суток: я почему-то представил монитор у постели больного, который не перестает мигать, пока пациент жив. Пройдет несколько часов – и все эти автобусы и поезда наполнятся нахлеставшимися кофе людьми, их замусорят газетами и жевательной резинкой. А сейчас они движутся, потому что боятся заснуть. Мне-то не даст уснуть холод да еще литр кока-колы, который я буду попивать во время этой странной ночной слежки. А кока-колу я приправлю восхитительными сэндвичами, свежими воспоминаниями о Киммери и о великане, который так ударил меня пистолетом по черепу, что шишка до сих пор болит.

Чего ждет гигант?

Что Тони хотел найти в документах Минны?

Почему он оставил свои сэндвичи в машине?

Почему Джулия улетела в Бостон?

Кто такой Бейли, в конце концов?

Я открыл коробку с чипсами, отпил глоток колы и, бодрствуя, принялся раздумывать над этими – новыми и старыми – вопросами.

Бессонница – это тоже проявление синдрома Туретта. Бодрствующий мозг несется вперед как бешеный, слова, слова, слова крутятся в нем, прикасаясь ко всему и отказываясь останавливаться, присоединиться к остальным, молчащим. Бессонный мозг – это к тому же тайный философ, слишком много мнящий о важности своей деятельности для всего человечества. Как будто если он хоть ненадолго отключится, мир постигнет невообразимое бедствие, и лишь его вечное бодрствование это бедствие пока предотвращает.

Я привык к ночам без сна. Впрочем, эта несколько отличалась от предыдущих, потому что теперь я был один, без Минны, без парней, сам себе босс, не зная, что может выйти из затеянной слежки. Если я засну, мир моего расследования рухнет. Мне нужно найти отсек мозга, не нуждающийся во сне, раззадорить извилины, привыкшие решать проблемы, а потом серьезно над проблемами подумать, чтобы глаза не стремились закрыться.

Было четыре тридцать. Мое сознание было ясным, тики напоминали островки в океане тумана.

«Да и зачем вообще спать?» – спросил я себя. «Высплюсь, когда умру», – частенько говаривал Минна.

Думаю, теперь у него появился шанс отоспаться.

«Я умру, когда буду мертвым», – воспроизвел мой мозг голос Минны. Нашел время, козел!

Хлебная диета. Бедные поэты.

Нет, не поэты. Не патефоны. Не телефоны.

Телефон.

Сотовый телефон. Я вынул его из кармана и набрал номер «Л amp;Л». Раздалось три звонка, прежде чем трубку сняли.

– Машин нет, – лениво проговорил Дэнни. Насколько я его знаю, он спал, уронив голову на стойку, не обращая внимания на то, чем занимается Тони.

А вот мне-то как раз и было необходимо узнать, что Тони делает в офисе.

– Это я, Дэнни, – проговорил я. – Позови Тони.

– Эй, – ничуть не удивившись, позвал он Вермонте. – Подойди к телефону.

– Слушаю, – сказал Тони.

– Это я. Частныйсыщик.

– Ах ты, долбаный придурок, – выругался Тони. – Я тебя убью.

Вероятно, он забыл, что я покрупнее его, хотя вешу всего на пятьдесят фунтов больше.

– У тебя уже был шанс, – услышал я собственный голос, отвечавший Тони. Признаюсь, он все еще казался мне романтической фигурой, и я чувствовал наше с ним глубинное родство. – Правда, если б ты все-таки спустил курок, то попал бы или себе в ботинок, или в колесо велосипеда, который проезжал футах в ста от машины.

– Да нет, я бы уж постарался прицелиться, – сказал Тони. – Жаль, что я не проделал парочку дыр в твоей голове. Как ты мог оставить меня с этим кретином-легавым!

– Постарайся забыть об этом, – посоветовал я. – А сейчас я пытаюсь тебе помочь.

– Ничего себе! – бросил Тони Вермонте.

–  СъешьменяСентВинсент!– Я отвел трубку от лица, дожидаясь, пока тик пройдет. – Тебя подстерегает опасность, Тони. Прямо сейчас.

– Что такое ты плетешь?

Мне хотелось спросить: «Уезжаешь из города? Что ты ищешь в бумагах? С каких это пор ты полюбил хрен?» Но я не мог дать Тони понять, что нахожусь рядом с офисом, чтобы он не вышел и не попал прямехонько в лапы гиганта.

– Поверь мне, – произнес я проникновенно. – Я говорю правду.

– Да уж как не верить, король шутов, – отозвался Тони. – Вопрос в том, стоит ли тратить время на то, что ты хочешь сказать?

– Ты обижаешь меня, Тони.

– Ах ты, господи. – Теперь уже он отвел трубку ото рта и выругался. – У меня возникли некоторые проблемы, шут, и ты – первая из них.

– На твоем месте я бы больше беспокоился из-за «Фудзисаки», – заметил я.

– А что ты знаешь о «Фудзисаки»? – прошипел он. – Ты вообще-то где?

– Мне известно… раздень телефон, развлеки клоуна… мне кое-что известно.

– Тебе бы надо получше спрятаться. – Тони заговорил угрожающим тоном. – И надеяться, что я тебя не найду.

– Ах, Тони, – вздохнул я. – Мы с тобой в одинаковой ситуации.

– Забавно, только я не стану смеяться. Я тебя убью.

– Мы семья, Тони. Минна свел нас вместе… – И тут я поймал себя на мысли, что мне хочется процитировать мусорного копа и сказать что-то о минуте молчания.

– Вот что, шут, у этого воздушного змея слишком длинный хвост. У меня нет времени.

Не успел я ответить, как он повесил трубку.

Был уже шестой час, на улице появились грузовички с хлебом. А скоро к Зеоду приедет грузовик с газетами, в одной из которых он прочитает заметку о смерти Фрэнка Минны.

Я впал уже в почти коматозное состояние, когда Тони вышел из «Л amp;Л» и сел в «понтиак». Какая-то часть моего мозга еще бодрствовала и продолжала следить за офисом, а остальная погрузилась в сон, так что, очнувшись, я с удивлением обнаружил, что солнце уже встало, а на Берген-стрит полно транспорта. Я посмотрел на часы Минны: было без двадцати семь. Я весь промерз, голова раскалывалась, а язык, казалось, пропитался кока-колой пополам с хреном. Я потряс головой, и шейные позвонки захрустели. Пытаясь сфокусировать взгляд, я пошевелил челюстью, чтобы вернуть к жизни лицо. Тони вывел «понтиак» в поток утреннего транспорта. Гигант поспешал следом за ним, отстав только на две машины. Я включил зажигание и оживил мотор, а потом последовал за ними, держась на некотором расстоянии.

Тони вел нас за собой по Смит-стрит, явно направляясь к набережной в потоке грузовиков и служебных автомобилей. Я быстро потерял его из виду, а вот яркая красная машинка великана была постоянно у меня перед глазами.

Вскоре Тони выехал на скоростное шоссе Бруклин-Квинс. Гигант и я последовали за ним. Гринпойнт, подумал я. Меня пробрала дрожь, когда я вспомнил контейнер для мусора рядом с предприятием Гарри Брэйнума, рядом с бульваром Макгиннесс, где Минна встретил свой конец. Интересно, каково было гиганту ехать за Тони к этому месту?

Однако я ошибался. Мы проехали выезд из Гринпойнта и направились на север. Я увидел черный «понтиак» далеко впереди у поворота к аэропортам и Лонг-Айленду, но я не мог торопиться и вынужден был сохранять дистанцию хотя бы в пару машин от красного авто с великаном. Мне пришлось довериться гиганту в слежке за Тони – это был прекрасный повод доказать свое умение соблюдать истинно буддистское спокойствие. Мы покружились по Бруклину, по Квинсу, а теперь спешили к выездам из аэропорта. После следующего поворота мне в голову пришла очередная теория, согласно которой из Японии прилетал представитель «Фудзисаки корпорейшн», может, курьер с пакетом, а может, и палач-якудза. Что, если смерть Минны была лишь началом поднимающейся волны убийств и насилия? Тогда становилось понятно, почему Тони не спал ночью и так нервничал. Едва я все это обдумал, как красная машинка отъехала от аэропорта и покатила на север – туда, где стоял указатель «Уайтстоун-Бридж». Я едва поспевал за ней.

Но разработать до конца теорию о курьере «Фудзисаки» мне мешала туреттовская страсть к пересчитыванию: из головы не шли четыре сэндвича и шесть банок в упаковке пива. Мы выезжали из города. К счастью, я уже обмозговал версию о пикнике Тони и сумел заставить себя не думать больше на эту тему. Я спросил себя, была ли у гиганта какая-то еда, кроме пакета с вишнями или маслинами, которые он поглощал у меня на глазах. И вообще наша компашка напомнила мне сэндвич – впереди и сзади парни Минны, а посередине – гигант. Тупые сироты на колесах. Когда мы проехали Уайтстоун, я сделал еще один глоток кока-колы. Он заменил мне утренний кофе. Вот только возникла одна проблема: мне ужасно захотелось писать. Что ж, я допью колу и смогу воспользоваться бутылкой вместо туалета.

Получасом позже мы проехали «Пелхэм», «Уайт-Плейнз», «Маунт-Киско», а также несколько других указателей, все эти названия ассоциировались у меня с пригородами Нью-Йорка; потом покатили в сторону Коннектикута – сначала по Хатчинсон-Ривер-Парквей, а затем по Меррит-Парквей. Я глаз не сводил с маленького красного автомобиля. Машин на дороге было много, так что мне было нетрудно спрятаться среди них. Гигант то и дело совсем близко подъезжал к «понтиаку» Тони – словно помогая мне убедиться в том, что нас по-прежнему трое и мы, как тайные любовники, связаны равнодушными милями дороги.

Мне по душе вести машину по хайвею – это очень успокаивает. Необходимость постоянно удерживать внимание, нажимать педали, заглядывать в зеркало заднего вида – все это полностью сдерживало мои тики. Я все еще чувствовал себя измотанным, мне хотелось спать, но эта необычная погоня, новые места разгоняли сон. Деревья я, конечно, видел и раньше, к тому же в Коннектикуте не было ничего такого, чего не было бы на Лонг-Айленде или даже на Стэтен-Айленде. Но вот сама мысль о том, что я нахожусь в Коннектикуте, будоражила меня.

Транспорта стало больше, когда мы выехали из маленького городишка под названием Хартфорд, и ненадолго мы оказались зажаты в пятирядной пробке. Время приближалось к девяти часам, и, надо понимать, это был час пик по-хартфордски. Тони и гигант оба были в поле моего зрения; великан неожиданно выехал в правый ряд, и я, нажав на газ, к собственному удивлению, едва не поровнялся с ним. Теперь я понял, что красная машина была марки «контур». Гигант что-то жевал, его челюсть и шея двигались, рука то и дело поднималась к подбородку. Надо понимать, красный автомобиль был битком набит всевозможными закусками – вероятно, «Фудзисаки» снабдила гиганта продовольствием, чтобы тот не беспокоился и не покупал еду за наличные. Хотя им следовало бы дать ему машину побольше.

Я чуть притормозил, чтобы держаться позади гиганта. Полоса, по которой ехал Тони, начала сливаться с другими, и великан рванул вперед, даже не посигналив, словно был уверен, что «контур», благодаря невероятным размерам его водителя, обладает преимущественными правами. Я был даже рад, что мы оторвались друг от друга, прежде чем миниатюрная хартфордская пробка рассосалась. «Хартфорд, хрустфорд, хот-дог, хрен-ког, Хичкок», – тоненько запели мои мозги. Решив, что на меня подействовал аппетит великана, я пошарил в пакете с сэндвичами, лежавшем на переднем сиденье. Я искал любимый деликатес – острый маринованный перчик Зеода.

Деликатес уже был наполовину пожран, когда я увидел, что черный «понтиак» Тони медленно сворачивает в зону отдыха. «Контур» великана неспешно прополз мимо.

Это могло означать только одно. Увидев, что Тони доехал до этого места, гигант мог больше не следить за ним. Он знал, куда Тони Вермонте направляется, и предпочитал приехать туда первым, чтобы поджидать там моего давнего приятеля.

Значит, мы ехали вовсе не в Бостон; быть может, мы и минуем Бостон по пути, но не этот город был пунктом назначения. Я наконец-то сложил мирных людей и мирное местов единое целое. Не так уж я глуп.

И, как это было всю ночь и во время утренней погони, я по-прежнему следил за гигантом, а тот – за Тони. Я знал, куда едет великан, знал, куда едут они оба. И я очень надеялся их обоих опередить. Я все еще надеялся расквитаться с гигантом. Может быть, мне удастся отравить его суши.

Я остановил «трейсер» в следующей зоне отдыха, сходил в туалет, купил имбирного эля, чашку кофе и карту Новой Англии. Ну конечно, диагональ, проведенная через Коннектикут, упиралась в Массачусетс, а оттуда – в побережье Нью-Хемпшира и далее вела ко входу в Мейн-Тернпайк. Я вытащил брошюрку «Мирное место» из кармана, пролистал ее и нашел по карте прибрежную деревушку под названием Маскон-гаспойнт-Стейшн. Название было тягучим, незнакомым; оно сразу раздразнило мой синдром. На карте были и другие подобные названия. Дикая природа штата Мэн произвела на меня большее впечатление, чем урбанистический Коннектикут, и все вокруг приводило в восторг.

Итак, мне оставалось всего лишь взять на себя лидерство в этой тайной гонке по штатам. Я мог не бояться гиганта – он был настолько уверен в том, что является единственным преследователем, что даже не счел нужным остановиться и проверить, не следит ли кто за ним. Впрочем, я тоже не так уж часто оглядывался через плечо. Сделав это несколько раз, я вернулся в свою машину.

Она ответила после второго звонка немного заплетающимся голосом.

– Киммери.

– Лайонел?

–  Дарог!

– Куда ты подевался?

– Я нахожусь… Я почти в Массачусетсе.

– Как это – почти? Ты что, просто вообразил, что ты в Массачусетсе?

– Нет, я действительно почти что там. Я еду по хайвею, Киммери, – объяснял я. – Мне никогда не доводилось так далеко уезжать от Нью-Йорка.

Она на минуту замолчала.

– Нет-нет, ты меня не поняла. Я вынужден был поехать, ведь я занимаюсь расследованием. Я… расследоволет, связнолегавый, инвентачус-сетс… – Стиснув зубы, я повозил по ним языком, пытаясь остановить поток.

Теперь, когда я объявил Киммери лекарством от своего недуга, я люто ненавидел тики, мешавшие разговору с ней.

– Не поняла… кто ты?

– Я на хвосте у гиганта, – с трудом выговорил я. – Конечно, не буквально на его хвосте, но мне известно, куда он направляется.

– Ох, ты все еще ищешь своего гиганта, – задумчиво сказала она. – И это потому, что ты переживаешь из-за смерти того парня по имени Фрэнк, верно?

– Нет. Да.

– Ты огорчаешь меня, Лайонел.

– Почему?

– Знаешь, тебя слушаешь, и кажется, что ты считаешь себя… виновным в чем-то.

– Послушай меня, Киммери, я позвонил, потому что… скучайпомнебейли!…Потому что я соскучился по тебе.

– Забавно ты это говоришь, Лайонел! Алло-о! Алло-о!

– Да?

– Это ты взял мои ключи?

– Они были нужны для расследования, – объяснил я. – Прости меня, Киммери.

– Ладно, пусть так, но мне это показалось довольно неприятным.

– Я не хотел, чтобы тебе было неприятно.

– Ты не должен делать ничего такого, Лайонел. Ты же распугиваешь подобными поступками людей, тебе это известно?

– Мне и в самом деле очень жаль, – сказал я. – Непременно верну тебе ключи.

Она снова замолчала. Я перестроился в скоростную полосу с несколькими другими автомобилями и пропустил вперед себя одного особенно резвого. Вождение машины по хайвею раздувало мои туреттовские инстинкты. Я стал воображать, будто крыши и откидные верхи машин – это воротники и плечи, к которым я не могу прикоснуться. Мне пришлось держаться от автомобилей подальше, чтобы не пытаться высунуть руку в окно и не потрогать их сверкающие бока.

Я не видел ни Тони, ни гиганта, но у меня было основание предполагать, что Тони находится где-то впереди меня. Гиганту непременно понадобится остановиться на бензоколонке, так что я увижу его, когда буду проезжать мимо.

– Я еду в одно место, о котором ты знаешь, – сказал я. – Это «Йосииз». Убежище.

– Хорошая идея, – сказала она недовольно, но в ее недовольстве слышалось и любопытство. – Мне всегда хотелось попасть туда. Роси говорит, там замечательно.

– Может быть…

– Что?

– Может быть, когда-нибудь мы поедем туда вместе.

– Давай прекратим этот разговор, Лайонел.

Звонок растревожил меня. Я съел второй сэндвич с ростбифом. Массачусетс оказался ничуть не лучше, чем Коннектикут.

Я снова позвонил ей.

– Что ты имела в виду, сказав, что я чувствую себя виновным? – спросил я. – Я не понял.

Киммери вздохнула.

– Я не знаю, Лайонел. Просто я не совсем уверена в твоем расследовании. Такое ощущение, что ты суетишься, бегаешь по кругу, пытаясь избавиться от чувства грусти, или вины, или еще какого-нибудь чувства – из-за этого Фрэнка.

– Я хочу поймать убийцу.

– Да ты прислушайся к своим словам! Ведь обычные, нормальные люди, когда убивают кого-нибудь из их близких, не пытаются поймать убийцу! – возмутилась Киммери. – Они идут на похороны!

– Я детектив, Киммери. – Я едва не сказал: «Я телефон».

– Ты все время говоришь это, Лайонел, но я не знаю… Я просто не могу принять это.

– Почему же нет?

– Мне всегда казалось, что детективы должны быть более… – Она замялась на мгновение, а потом все же подыскала нужное слово: – …проницательными.

– Знаешь, Киммери, должно быть, ты насмотрелась на детективов в кино или в телесериалах. – Я-то прекрасно видел разницу между киногероями и реальными людьми – профессионалами. – На экране они все одинаковые. А вот настоящие сыщики друг на друга не похожи – как отпечатки пальцев или снежинки.

– Очень смешно.

– Я пытаюсь рассмешить тебя, – сказал я. – И я рад, что ты это заметила. Ты любишь шутки?

– Ты знаешь, что такое коансы? – спросила Киммери в ответ. – Это нечто вроде дзен-буддистских шуток, но в каждой из них не один, а несколько смыслов.

– Так чего же ты ждешь? Рассказывай! У меня куча свободного времени. – На самом деле вести машину становилось все сложнее, поскольку хайвей обрастал дополнительными полосами, новыми транспортными развязками и ограничениями. Но я не собирался останавливать Киммери, коли уж дела пошли так хорошо, ведь я почти не страдал от тика, к тому же дурел от ее штучек.

– Ох, я никогда не могу сразу вспомнить, потому что они такие… неопределенные. Множество монахов бьют друг друга по голове и другим частям тела.

– Звучит забавно, Киммери. А вообще я бы сказал, что в лучших шутках всегда фигурируют животные.

– Да уж, животных там полно. Вот… – Я услышал шорох – это Киммери пристроила телефонную трубку между плечом и ухом и принялась перелистывать страницы книги. Сначала мне казалось, что она находится посередине большой комнаты, а теперь я решил, что Киммери сидит на своем ложе, протянув туда телефон, и возможно, Шелф лежит у нее на коленях. – Так вот… Два монаха спорят о кошке, а потом один из них разрывает эту кошку пополам… Ох, похоже, в этой шутке нет ничего забавного, – смутилась она.

– Ты просто убиваешь меня, – заметил я. – Меня, того и гляди, вывернет наизнанку.

– Заткнись, – отозвалась Киммери. – Ага, вот какая мне нравится. О смерти. Один молодой монах приходит к другому, пожилому, чтобы спросить о третьем, совсем старом монахе, который только что умер. Этого умершего монаха звали Тендо. Итак, молодой монах спрашивает про Тендо, а пожилой отвечает фразами вроде «Посмотри вон на ту собаку» или «Хочешь принять ванну?» и тому подобную ерунду. Итак продолжается до тех пор, пока на молодого монаха не снисходит озарение.

– Какое еще озарение?

– Думаю, он вдруг понимает, что человек и не может сказать что-то разумное о смерти.

– О'кей, я понял. Это напоминает фильм «Только у ангелов есть крылья». Там лучший друг Кэри Гранта Джо попадает в авиакатастрофу и погибает. И тогда Розалин Рассел спрашивает его: «А что случилось с Джо?» и «Что ты собираешься предпринять в связи с Джо?», а Кэри Грант отвечает: «А кто такой Джо?»

– Видишь, это не я, а ты смотришь слишком много фильмов и перекормлен теликом.

– Совершенно верно. – Мне нравилось, как миля за милей пролетают у меня за окном, и при этом меня не мучают тики, я слушаю голос Киммери, а поток транспорта редеет.

Те мгновения, что я думал о нашем разговоре и о том, как страна проносится у меня под колесами, мы молчали.

– О чувстве вины нам говорил Роси, – сказала Киммери через минуту. – Он говорил, это эгоистическое чувство, позволяющее человеку перестать заботиться о себе, перестать о себе думать. Что-то в этом роде. Не могу вспомнить…

– Прошу тебя, не цитируй мне Джерарда Минну, – попросил я. – Это довольно трудно проглотить при сложившихся обстоятельствах.

– Ты и правда считаешь, что Роси в чем-то виноват?

– Мне надо еще кое-что выяснить, – признался я. – Этим я сейчас и занимаюсь. Потому мне пришлось взять твои ключи.

– Поэтому ты и едешь в «Йосииз»?

– Да.

Наступила пауза, и пока она тянулась, я впервые почувствовал, что Киммери верит мне.

– Будь осторожен, Лайонел.

– Конечно, Киммери. Я всегда осторожен. Только сдержи свое обещание, хорошо?

– Какое обещание?

– Не ходи в «Дзендо».

– Хорошо, – согласилась она. – А теперь я, пожалуй, повешу трубку, Лайонел.

– Обещаешь?

– Да, конечно, обещаю. О'кей.

Внезапно я оказался в окружении офисных зданий, навесов для машин, забитых автостоянок. Слишком поздно я понял, что мне следовало объехать Бостон по окружной дороге, а не ломиться через центр. Я двигался мучительно медленно, жевал чипсы и старался не задерживать дыхание, и вскоре хватка города ослабла, уступив некоторой пригородной вальяжности, простодушному загородному пейзажу. Я лишь надеялся, что Тони и гигант не обогнали меня, не обошли с краю. У меня должен быть край.

Я стал думать о слове «край»: край машины, край дороги, край зрения и то, что нависает над ним – надоедливое и нематериальное. Я ощутил тело своего автомобиля и тела тех, что двигались рядом; странно, что к ним никто никогда не прикасается. С другой стороны, соприкосновение автомобильных тел может вызвать настоящую катастрофу.