Текст книги "Доктор Смерть"

Автор книги: Джонатан Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Глава 15

Стейси позвонила в четыре часа. Соединение было отвратительным, и я подумал, откуда она звонит. Быть может, Ричард отдал ей свой маленький серебряный телефон?

– Прошу прощения за неудобства, – сказала она, но в ее голосе не чувствовалось вины. В него вернулась прохладная отрешенность.

– Стейси, что случилось?

– А вы разве не знаете? – Прохлада сменилась холодом.

– Эрик, – сказал я.

– Значит, отец был прав.

– Насчет чего?

– Насчет того копа, что приходил к нему. Отец сказал, он ваш друг. Вы с ним обмениваетесь информацией. Доктор Делавэр, вам не кажется, это может создать определенные проблемы?

– Стейси, я предупредил твоего отца, и он...

– Со мной вы ни о чем не говорили.

– Да мы с тобой вообще не разговаривали. Я собирался при встрече сразу же все тебе объяснить.

– А если бы я сказала, что это мне не нравится?

– Я немедленно отказался бы от дела Мейта. Именно это я и собирался сделать, но твой отец меня отговорил. Он хочет, чтобы я продолжал сотрудничать с полицией.

– Зачем ему это нужно?

– Наверное, этот вопрос лучше задать ему самому.

– Отец попросил вас продолжать помогать следствию?

– Самым недвусмысленным образом. Стейси, если ты мне не доверяешь...

– Я ничего не понимаю, – сказала она. – Когда отец рассказывал о фараоне, он, казалось, был зол.

– Его вывел из себя какой-то поступок детектива Стерджиса?

– Его вывело из себя то, что его допрашивали как преступника. И он прав. После того, что нам пришлось пережить из-за матери, только полиции не хватает! А тут еще выясняется, что и вы работаете на фараонов. По-моему... это нечестно.

– В таком случае я тотчас же отказываюсь от участия в следствии.

– Нет, – сказала Стейси, – не стоит беспокоиться.

– Ты моя пациентка, и твои интересы на первом месте.

Молчание.

– Тут еще одно. Не знаю, хочу ли я быть вашей пациенткой, – и вы тут не при чем. Просто я не вижу причин продолжать курс лечения.

– Значит, на сегодняшней встрече настоял твой отец?

– Как и на всех остальных. Нет, я хотела сказать совсем не то. Тогда все было хорошо. Замечательно. Вы мне очень помогли. Извините, если сейчас я невольно нагрубила. Просто мне кажется, что я больше не нуждаюсь в помощи.

– Возможно, – согласился я. – Но не могли бы мы встретиться, хотя бы для того чтобы это обсудить? Я сейчас свободен, так что если у тебя нет никаких планов...

– Я... не знаю. У нас дома все смешалось. Что именно рассказал ваш друг про Эрика?

– Только то, что он пару дней не ночевал в общежитии и пропустил важный экзамен.

– Точнее, полтора дня, – сказала Стейси. – Возможно, ничего страшного не произошло, Эрик всегда любил время от времени уединяться.

– И тогда, когда жил с вами?

– Он стал таким еще в классе девятом-десятом. Вместо того чтобы идти в школу, Эрик брал свой велосипед и исчезал куда-то на целый день. Позже он мне рассказал, что часами рылся в букинистических магазинах, играл на набережной в бильярд или отправлялся в суды Санта-Моники и слушал самые разные дела. Как только Эрик получил водительские права, он стал уезжать на ночь и возвращаться только утром. Вот тут отец не выдержал. Несколько раз он утром заходил к Эрику в спальню и видел, что постель неразобрана, а его самого нет. Эрик заявлялся домой к завтраку и как ни в чем не бывало принимался жарить тосты. Отец требовал у него отчета, где он пропадал всю ночь, Эрик не отвечал, и они начинали ругаться.

– Мать в этом участвовала?

– Пока мама еще была здоровой, она принимала сторону отца. Но главным всегда был папа.

– Эрика наказывали?

– Папа грозился отобрать у Эрика ключи от машины, но брат не обращал на него внимания. Все понимали, что отец не выполнит своих угроз.

– Почему?

– Потому что Эрик был золотой мальчик. Как только папа начинал жаловаться, Эрику достаточно было только сказать: «Что? Высших баллов по всем предметам тебе не достаточно? Ты хочешь, чтобы я в ТАСе набрал больше тысячи шестисот баллов?» То же самое продолжалось и в подготовительной школе. Эрик был гордостью учебного заведения. Идеальный средний балл, победитель конкурса, проводимого Американским Банком, обладатель призов «Лучший школьник страны», «Самый прилежный школьник» и «Молодой ученый», игрок хоккейной и бейсбольной команды школы. После собеседования в университете преподаватель из Стэндфорда позвонил нашему директору и сказал, что имел счастье поговорить с одним из величайших умов нашего столетия. Разве такого можно ругать всерьез?

– Значит, ты ничуть не встревожена исчезновением Эрика, – заключил я.

– Ну, на самом деле... Единственное, что меня беспокоит, – это пропущенный экзамен. Для Эрика, если так можно сказать, дело превыше всего... Быть может, ему просто вздумалось отправиться в поход.

– В поход?

– Еще когда Эрик жил с нами, он, бывало, уходил из дому на всю ночь и возвращался весь перепачканный грязью. Уверена, что по крайней мере один раз он ночевал в горах. Это было где-то с год назад, когда Эрик приехал домой, чтобы ухаживать за мамой. Наши спальни находятся рядом, и когда он вернулся, я проснулась и пошла взглянуть, что происходит. Эрик как раз складывал нейлоновую палатку. Рядом лежал рюкзак, пакеты картофельных чипсов, печенье и другая еда. Я спросила: «Это что, пикник одинокого неудачника?» Эрик разозлился и выставил меня из комнаты. Так что, может быть, именно это он и сделал вчера вечером – отправился в поход. В окрестностях Пало-Альто полно живописных мест. Возможно, Эрику просто захотелось уйти подальше от городских огней, чтобы стали видны звезды. Когда-то он очень любил астрономию. У него был свой телескоп, дорогие фильтры и все такое.

Я услышал в трубку, как у нее перехватило дыхание.

– Стейси, в чем дело?

– Я просто подумала... У нас была собака, рыжая дворняжка по кличке Хелен, подобранная на улице. Эрик постоянно таскал ее с собой на прогулки, а когда она состарилась и у нее отнялись лапы, он сделал специальную тележку, чтобы можно было ее возить. Выглядело это очень забавно, но Эрик относился ко всему серьезно. Хелен околела – за год до смерти мамы. Эрик провел с ней всю последнюю ночь. Когда я спросила у него, что произошло, он сказал, что поднимался в горы, чтобы подумать. Так что, вероятно, сейчас, когда у него опять случился стресс, Эрик решил снова попробовать испытанный метод. Ну а насчет контрольной – наверное, он надеется затуманить профессору мозги какой-нибудь выдумкой. Эрик кого угодно уговорит.

– Чем был вызван стресс?

– Не знаю. – Длинная пауза. – Ну ладно, буду искренней. Эрику пришлось страшно трудно. Я имею в виду маму. Ему было трудно с самого начала. Он переносил болезнь мамы гораздо хуже, чем я. Хотя, готова поспорить, мой отец говорил вам обратное. Точно?

«Таким образом мой сын дает выход своим чувствам. Упорядочивая... Лично я считаю, что это замечательный способ борьбы со стрессом... Разобраться в действительном положении дел, понять, как ты к этому относишься, а затем двигаться дальше».

– Об Эрике мы почти не говорили, – сказал я.

– Но я-то знаю, пала считает, что сломалась я. Потому что я была подавлена, в то время как Эрик изо всех сил старался показать, что все в полном порядке. Продолжал учиться на отлично, стремился вперед, говорил все то, что хотел услышать от него отец. Но это была лишь внешняя видимость. Я видела глубже. Именно Эрик переживал больше всех. К моменту смерти матери я уже выплакала все слезы. Но Эрик до самого конца пытался сделать вид, что все идет как должно идти. Он утверждал, что мама обязательно поправится. Сидел у нее, играл с ней в карты. Искренне радуясь, как будто речь идет о пустяках. Как будто у мамы обычная простуда. По-моему, Эрик так и не оправился от удара. Возможно, известие о том, что случилось с доктором Мейтом, воскресило воспоминания.

– Эрик говорил что-нибудь о Мейте?

– Нет. Мы с ним вообще не разговаривали. Время от времени он присылал мне сообщения по электронной почте, но мы с ним неделями не говорили... Однажды, в самом конце болезни... за несколько дней до смерти мамы Эрик зашел ко мне и застал меня плачущей. Он спросил, в чем дело, и я ответила, что мне очень жаль маму... И тут Эрик сорвался, наорал на меня, обозвал дурой, плаксой и неудачницей. Он сказал, что нытьем ничего не добьешься, что нельзя быть такой эгоисткой и думать только о своих чувствах – «купаться» в собственных чувствах, вот как он сказал. Я должна думать о чувствах мамы. Нам всем нужно быть оптимистами, бороться до конца.

– Круто он с тобой обошелся, – заметил я.

– Ничего страшного. Эрик постоянно кричит на меня. Таков его стиль. По сути своей, это огромная мыслящая машина с эмоциями маленького ребенка. Так что, быть может, сейчас у него что-то вроде запоздалой реакции, и он прибегнул к испытанному способу. А вы полагаете, мне нужно беспокоиться по поводу Эрика?

– Нет. Я считаю, ты поступила совершенно правильно, придя к отцу.

– И наткнулась на этого полицейского... Догадайтесь, что сделал папа? Нанял чартерный самолет и улетел в Пало-Альто. Он казался очень встревоженным. А это меня беспокоит.

– Твой отец редко бывает чем-то встревожен?

– Никогда. Он говорит, что тревога является уделом глупцов.

Я подумал: «Безмятежное спокойствие является уделом психопатов». А вслух произнес:

– Значит, ты осталась одна.

– Всего на пару дней. Мне к этому не привыкать, отец постоянно в разъездах. И каждый день приходит Гизелла, горничная.

Во время последней фразы связь пропала, затем снова восстановилась.

– Стейси, откуда ты звонишь?

– Я на пляже, на стоянке у Тихоокеанского шоссе. Судя по всему, приехала сюда прямо из кабинета папы. – Стейси рассмеялась. – Я ничего не помню. Странно, правда?

– На каком пляже? – спросил я.

– Мм, дайте посмотреть... Так, тут указатель, на нем написано... «Топанга», «Пляж Топанга». Здесь очень мило, доктор Делавэр. Шоссе оживленное, но у самого берега никого нет – только один тип бродит по песку... кажется, что-то ищет... у него в руках какой-то прибор... похоже на металлоискатель... Я знаю это место, его видно из окон папиного кабинета.

Ее голос смягчился, стал мечтательным.

– Стейси, никуда не уходи. Я буду там через двадцать – двадцать пять минут.

– Что вы, не стоит.

Мне показалось, она не соглашается только из вежливости.

– Стейси, уважь старика.

Молчание. Щелчок. Я решил, что соединение разорвано. Наконец:

– Запросто. А почему бы и нет? Все равно мне некуда податься.

* * *

Я ехал быстро. Мысли мои были заняты Эриком. Блестящий импульсивный одиночка, привыкший все делать по-своему. Единственный человек, сумевший избегнуть доминирующего влияния Ричарда Досса. Прилагающий все силы к тому, чтобы держать все в своих руках, но бессильный, когда дело дошло до главного: жизни матери.

Похожий на отца, а его отец презирал Мейта и открыто выражал свою ненависть.

Эрик. Любитель путешествовать, исчезающий когда хочет, любящий горы, знакомый с окрестностями. Знающий тихие укромные места, такие как грунтовая дорога, отходящая в горы от Малхолланда.

Настолько импульсивный, чтобы стать буйным? Достаточно умный, чтобы тщательно замести за собой следы? Как далеко могла завести его привязанность к отцу? После смерти Джоанны Ричард пытался связаться с Мейтом, но доктор Смерть ему не ответил. Возможно ли, что Джоанна предупредила его о своем супруге? Понимая, что Ричард обязательно постарался бы помешать ей осуществить задуманное. Именно поэтому она ничего ему не сказала. Ни ему, ни детям.

Но что если Мейт ответил на звонок Эрика? Несчастный растерянный ребенок, желающий поговорить о последних минутах матери. Быть может, в глубине души у Мейта осталось что-то от врача, и он откликнулся на призыв о помощи?

Темный БМВ на обочине.

Машина была позаимствована у отца...

Я несся по Сансету на запад, прокручивая в голове эти мысли. Чистой воды предположения. Я ни словом не обмолвлюсь ни с Майло, ни с кем бы то ни было еще. Но абсолютно все вставало на свои места.

Красный сигнал светофора на пересечении с Мандевиль-каньон остановил «Севиль», но мой мозг продолжал работать.

Стейси нашла великолепное сравнение: огромная мыслящая машина в сочетании С эмоциональным детством.

В сочетании с кипящей подростковой яростью. Идеальный сплав четкого планирования и безудержной смелости, превратившей коричневый фургон в склеп на колесах.

Сломанный стетоскоп... «Беовульф». «Счастливого пути, ненормальный ублюдок». Убить чудовище, словно расправиться со сказочным противником в видеоигре.

В фальшивой книге сквозит что-то ребяческое. Как и во всей попытке пробраться тайком в квартиру Мейта и оставить послание. В самой записке. Примитивизм, основанный на интеллекте, от которого у меня начинали волосы дыбом вставать.

Где Эрик был в прошлое воскресенье? Добраться из Стэндфорда до Л.-А. проще простого, самолеты местных линий летают один за другим. Для студента с кредитной карточкой не составило бы труда слетать, сделать свое дело и как ни в чем не бывало вернуться назад в университет.

Но сейчас идеальный студент впервые пропустил экзамен. Не смог убежать от содеянного? Или какой-то другой стресс увеличил трещины, паутиной затянувшие безукоризненное фарфоровое лицо семейства Доссов?

Ричард улетел в Стэндфорд, оставив Стейси одну, и она сейчас сидит на пляже, отрешенная от происходящего вокруг... Я вдруг понял, что ей всегда было одиноко. Скрипящее колесо, не получающее смазки.

Настойчиво загудел клаксон. Светофор давно зажегся зеленым, а я стоял на месте – рассеянность заразна.

Я рванул вперед, твердя себе, что увлекаться нельзя. Все эти гипотезы вредны для души. К тому же, у Майло есть и другие подозреваемые.

Рой Хейзелден. Донни Мейт.

Ричард Досс.

Кто-то еще? Меня это не касается. Пора сосредоточиться на том, чем государство разрешило мне заниматься.

Отыскать Стейси оказалось нетрудно. Маленький белый «Мустанг»-купе стоял на полупустой стоянке лобовым стеклом к морю. Отлив обнажил песок, который ласкали зеленовато-голубые волны. В воде отражалось безоблачное небо. В открытом океане волнение усиливалось. Свернув с шоссе и подъехав к «Мустангу», я увидел на берегу человека с металлоискателем, опустившегося на колени рядом с очередной находкой.

Стекла в машине Стейси были подняты, но как только я вышел из «Севиля», водительская дверь приоткрылась. Девушка сидела, положив руки на руль. По сравнению с последней встречей, состоявшейся полгода назад, она похудела. Щеки впали, под глазами появились тени, прыщей стало больше. Полное отсутствие косметики. Черные волосы забраны назад в хвостик и перетянуты красной резинкой.

– Не знала, что врачи до сих пор приходят к больным на дом. – Слабая улыбка. – На пляж. Похоже, по моему голосу вы решили, что я на взводе, раз примчались сюда. Извините. Человек с металлоискателем, выпрямившись, повернулся к нам. Как будто он мог услышать наш разговор. Но об этом не могло быть и речи. До него слишком далеко, и океан грохочет.

Прежде чем я успел что-либо ответить, Стейси заговорила снова.

– Доктор Дел авар, почему вы приехали? Особенно после того, как я с вами обошлась так резко?

– Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– Вы испугались, что я сделаю какую-нибудь глупость?

– Нет, – сказал я. – Ты была очень встревожена из-за Эрика. Сейчас ты осталась совсем одна. Я хотел бы помочь, если смогу.

Она устремила взгляд прямо вперед, сжимая руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Это... очень любезно, но со мной все хорошо... Нет, это не так. Я действительно на взводе, так? Даже наша собака была на взводе.

– Хелен.

Стейси кивнула.

– У нее отказали задние лапы, и Эрик катал ее на тележке. Вот почему вы проделали такой путь – вы решили, я надломилась.

– Нет, – поспешил заверить ее я. – Мне кажется, тебя осеняют озарения.

Она резко повернулась ко мне. Рассмеялась.

– Тогда, наверное, мне лучше стать психологом. Как Бекки – хотя она-то психологом никогда не будет. Говорят, она с трудом сдаст выпускные экзамены. Вот уж доктор Маниту и судья порадуются...

– Мне кажется, ты почему-то зла на них, – заметил я.

– Да? Вовсе нет. Я обижена на Бекки, она стала таким снобом, что даже не здоровается со мной. Возможно, Бекки мстит мне за Эрика. Одно время брат гулял с Элисон Маниту, но затем ее бросил... впрочем, это было очень давно... Почему я об этом вспомнила?

– Вероятно, это постоянно присутствовало у тебя в подсознании.

– Нет. Вот о Хелен я действительно думала. После того, как я рассказала вам про нее по телефону, я снова восстановила все в памяти. – Смешок. – Доктор Делавэр, наверное, это была самая тупая собака на свете. Прожила тринадцать лет и так ничему и не научилась. Когда ей давали команду, она сидела на месте, высунув язык, и глупо таращилась. Эрик называл ее «высочайшее собачье слабоумие из водоворота идиотизма». Хелен ни с того ни с сего прыгала на него лапами и начинала его лизать, а он говорил: «Скотина, ну где твои мозги?» Но кончилось все тем, что Эрик ее кормил, выгуливал, убирал за ней. Потому что папа был все время занят, а маме ни до чего не было дела... Эта глупая тележка, которую он соорудил – она поддерживала жизнь Хелен. Отец уже давно собирался ее усыпить, но Эрик не хотел и слышать об этом. Но потом даже тележка перестала ей помогать. В конце концов Эрик, постоянно ругаясь, выносил ее на руках на улицу, чтобы она справила нужду. И вот как-то вечером он взял ее с собой в поход. Хелен выглядела жутко – десны гнили, шерсть выпадала клочьями. Но все же, когда Эрик выкатил ее на улицу, она казалась очень довольной – ну что-то вроде: «Ребята, меня ждет новое приключение!» Их не было всю ночь. Наутро Эрик вернулся один.

Стейси повернулась ко мне.

– Никто не обмолвился ни словом. А через несколько недель умерла мама.

Ее руки, словно сброшенные невидимым демоном, оторвались от руля и взлетели к лицу, закрывая его. Она подалась вперед, кладя лоб на рулевое колесо. Черный хвостик затрясся. Стейси стала похожа на мокрого щенка. Океан заглушал ее плач. Человек с металлоискателем, снова погрузившись в свой мирок, отошел еще ярдов на пятьдесят, нагнулся, шаря в песке.

Просунув руку в дверь, я положил ладонь Стейси на плечо. Девушка вздрогнула словно от отвращения, и я отдернул руку.

Я столько лет слушаю, как люди говорят мне о своей боли, и уже научился делать это профессионально. И все же мне до сих пор ненавистно это занятие. Я стоял и слушал, а Стейси дрожала и всхлипывала. Ее голос забирался все выше и выше и наконец перешел в пронзительный визг испуганной чайки. Вдруг девушка перестала трястись и умолкла. Ее руки метнулись вверх – словно поднялось забрало, открывая лицо. Но голова осталась опущенной. Стейси что-то пробормотала, прижимаясь губами к рулю.

Нагнувшись, я уловил одно слово: «исчезает».

– Что?

Она зажмурилась, открыла глаза, повернулась ко мне. Движения тяжелые, неуклюжие.

– Вы о чем? – сонно переспросила девушка.

– Стейси, что исчезает?

Она небрежно пожала плечами.

– Всё.

Мне не понравился ее смех.

* * *

Наконец мне удалось уговорить Стейси выйти из машины, и мы молча пошли по асфальту на север, вдоль берега. Человек с металлоискателем превратился в пульсирующую точку.

– Закопанные сокровища, – вдруг сказала Стейси. – Этот тип верит в них. Я видела его вблизи, ему лет под семьдесят, но он все собирает монетки... Послушайте, мне очень неловко, что из-за меня вы сюда приехали. Извините за хамство по телефону. Я взъелась на вас за то, что вы сотрудничаете с полицией. Вы имеете полное право заниматься тем, чем считаете нужным.

– Неприятности были неизбежны, – сказал я. – Твой отец дал добро, но тебя в известность не поставил. А если передумал, не предупредил меня.

– Я ни о чем не догадывалась. Отец очень завелся, когда к нему пришел с расспросами этот фараон. Папа терпеть не может, если что-то происходит помимо его воли.

– И все же я считаю, что мне лучше, отказаться...

– Нет, – остановила меня Стейси. – Из-за меня не надо идти на это. Я ничего не имею против – мне действительно все равно. Кто я такая, чтобы отнимать у вас заработок?

– Стейси, ничего страшного не произойдет...

– Нет, я настаиваю. Кто-то убил этого человека, и мы должны сделать все возможное, чтобы узнать, кто это сделал.

Мы.

– Ради торжества правосудия, – продолжала Стейси. – Ради общества. Кем бы он ни был, нельзя допустить, чтобы такое сходило с рук.

– Как ты относишься к доктору Мейту?

– Почти никак – ни хорошо, ни плохо. Доктор Делавэр, во время наших предыдущих встреч я никогда не была с вами до конца искренна. Не говорила о том, как плохи дела у нас в семье. Но это действительно так – мы почти не общаемся друг с другом. Мы живем вместе – существуем рядом. Но... нас ничто не связывает.

– Это началось с болезни твоей матери?

– Нет, раньше. Когда я была маленькой, а мама здоровой, нам, наверное, было очень весело вместе, но я ничего не помню. Не поймите меня превратно – я вовсе не хочу сказать, что она была мне плохой матерью. Она делала все, что нужно. Но я никогда не чувствовала... не знаю, объяснить словами это очень трудно. Мама словно была сделана из воздуха – ее никак не удавалось схватить... Я никак не могу решить, доктор Делавэр, как относиться к ее поступку. Отец и Эрик во всем винили Мейта, у нас дома стало главной темой обсуждение, какое же он чудовище. Но это неправда, они просто никак не могли признать правду: мама сама приняла это решение, ведь так?

Она повернулась ко мне, ожидая настоящего ответа, а не профессиональной реакции психолога.

– В конечном счете, так, – согласился я.

– Мейт просто был транспортным средством – мама могла бы выбрать кого угодно. Она ушла потому, что не хотела больше стараться. Она решила покинуть нас, не попрощавшись.

Обхватив грудь руками, Стейси ссутулила плечи, словно завязанная в смирительную рубашку.

– Конечно, – задумчиво произнесла она, – была еще боль, но...

Покусав губу, девушка покачала головой.

– Но что? – спросил я.

– Несмотря на боль, мама все время ела – а ведь раньше у нее была такая фигура. У нас в семье это было главным – фигура мамы, мускулатура отца. Они оба выбирали самые откровенные купальники. Мне было очень стыдно. Помню, однажды к нам пришла чета Маниту, а папа с мамой как раз были в бассейне... обнимались, ласкали друг друга. А доктор Маниту смотрел на них, словно поражаясь этой безвкусице. А я считаю, ничего такого в этом не было, верно? В том, что их так тянуло друг к другу. Отец любил повторять, что они старятся не так быстро, как остальные, и всегда останутся детьми. А потом мама просто... раздулась.

Стейси сделала шаг, тяжело опуская ногу, затем другую. Было видно, что она борется со слезами.

– Какой толк перебирать это снова и снова? Мама совершила этот поступок, теперь все позади... Я должна вспоминать только хорошее, правда? Потому что она была хорошая мать... Я знаю.

Она шагнула ко мне.

– Все говорят о том, чтобы закрыть прошлое, идти дальше. Но мне-то куда идти, доктор Делавэр?

– Это мы и должны выяснить. Для того я и здесь.

– Да. Для того вы и здесь.

Порывисто подавшись вперед, Стейси бросилась мне на шею. Ее руки вцепились в ткань пиджака. Вьющиеся волосы, пахнущие абрикосовым шампунем, защекотали мой нос.

Случайный наблюдатель наверняка подумал бы про роман на пляже. Врачу-психологу следовало немедленно отстранить девушку от себя.

Я пошел на компромисс, избежав полноценных объятий, просунув между нами одну руку. Другой ласково потрепал Стейси по плечу.

То, что до появления на сцене адвокатов называлось излечивающим прикосновением.

Задержав Стейси в объятиях ровно одно мгновение, я мягко отстранил ее от себя.

Она улыбнулась. Мы продолжили прогулку. Шагая в ногу. Я старался сохранять между нами некоторое расстояние, чтобы избежать случайного прикосновения рук.

– Колледж, – внезапно рассмеялась Стейси. – Вот о чем мы должны были говорить сегодня утром.

– Далеко не все твое будущее сосредоточено в колледже, но он является составной частью, – сказал я. – Частью того, куда идти.

– Очень маленькой. Так что я порадую папочку и подам документы в Стэндфорд. Если меня примут, буду учиться. А почему бы и нет? Одно место ничем не хуже другого. Я не избалованная дурочка и понимаю, что должна радоваться тому, что отец может мне позволить. Но ведь нам нужно поговорить и о многом другом, правда? Вы верите мне, что я больше не улизну? Мы можем встретиться завтра – если у вас есть время.

– Время у меня есть. Как насчет того, чтобы увидеться после занятий – в пять вечера?

– Отлично, – согласилась Стейси. – Спасибо, огромное вам спасибо... А сейчас мне пора домой. Папа будет звонить – вдруг он нашел Эрика? Только представьте: Эрик преспокойно вваливается в свою комнату в общежитии и начинает орать на отца за то, что прилетел.

Мы повернули назад.

Когда мы подошли к «Мустангу», Стейси сказала:

– Я говорила искренне – пожалуйста, не прекращайте помогать полиции. Подумайте о себе.

Милый ребенок.

Проводив взглядом ее машину, я с легким сердцем выехал на шоссе.