Текст книги "Свобода"

Автор книги: Джонатан Франзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Ты кудахчешь. Похоже на кудахтанье.

Ответом ей был взгляд блестящих глаз. И после паузы:

– Это же Земля Десяти Тысяч Озер!

– Иди отсюда, пожалуйста.

– У тебя там завелся парень?

– Нет.

– Девушка?

–  Нет.Но у меня появилась отличная подруга.

– Та, что тебе шлет все эти письма? Она спортсменка?

– Нет. Поэт.

– Ого. – Сестру, похоже, это заинтересовало. – Как ее зовут?

– Элиза.

– Элиза Дулитл. Письма она писать мастер. Она точно не твоя девушка?

– Она писательница, ясно? Очень интересная писательница.

– Да мне тут просто кое-кто напел, что у вас там творится в раздевалке. Тот гриб, что о себе молчит.

– Какая же ты дрянь, – сказала Патти. – Она очень крутая и встречается с тремя парнями сразу.

– Брейнерд, штат Миннесо-о-ота-а-а, – ответила сестра. – Пришли мне открытку с Малышом из Брейнерда.

Она удалилась, распевая вибрато: «Утром я выхожу замуж…» [25]25
  «Утром я выхожу замуж…»(I’m getting married in the morning) – популярная строка из арии отца Элизы Дулитл Get Me to the Church on Timeв мюзикле My Fair Lady.


[Закрыть]

Вернувшись в школу осенью, Патти познакомилась с Картером, который стал ее, за неимением лучшего слова, скажем, первым парнем. Тот факт, что они познакомились сразу после того, как Патти, покоряясь Третьему Правилу, доложила Элизе, что ее пригласил на ужин второкурсник из команды борцов, теперь кажется автору глубоко неслучайным. Элиза возжелала предварительно познакомиться с этим борцом, но даже у покладистости Патти были границы.

– Он, похоже, славный парень, – сказала она.

– Извини, но ты все еще на испытательном сроке, – покачал головой Элиза. – Изнасиловал тебя тоже славный малый.

– Да он не был славным, мне просто льстило, что я ему нравлюсь.

– А теперь ты нравишься этому борцу.

– Да, но я же трезвая.

Они порешили, что сразу же после ужина Патти придет к Элизе (в награду за работу летом родители сняли ей комнату за пределами кампуса), а если этого не произойдет до десяти часов, Элиза отправится на ее поиски. Ужин прошел не блестяще, и в половине десятого Патти поднялась в Элизину комнату, расположенную на последнем этаже, где и застала подругу с юношей по имени Картер. Они сидели на разных концах дивана так, что их ступни упирались друг в друга. Определить интимность происходящего не представлялось возможным. Стереосистема исполняла последний альбом DEVO.

Патти замерла в дверях.

– Мне прийти потом?

– Ни за что, мы тебя так ждали! – воскликнула Элиза. – У нас с Картером все в давнем прошлом.

– Очень давнем, – подтвердил Картер с достоинством и, как Патти казалось позже, легким раздражением. Он спустил ноги на пол.

– Потухший вулкан, – пояснила Элиза, представляя их друг другу.

Патти раньше не доводилось видеть подругу с парнем, и ее потрясло то, насколько другой казалась Элиза – она зарумянилась и стала запинаться и время от времени издавать явно нарочитые смешки. У нее, казалось, вылетело из головы, что Патти следует подвергнуть допросу касательно прошедшего ужина.

Дело было в Картере, который оказался ее другом по одной из школ, – он взял академический отпуск и теперь работал в книжном магазине и ходил по концертам. У Картера были идеально прямые темные волосы странного оттенка (хна, как выяснилось позже), красивые глаза с длинными ресницами (тушь, как выяснилось позже) и ни одного заметного недостатка, кроме неровных, удивительно мелких и острых зубов (как выяснилось позже, расходы на основные детские нужды – например, на ортодонта, – канули в омуте болезненного развода его родителей). Патти сразу же понравилось, что он не стесняется своих зубов. Она решила произвести на него хорошее впечатление и показать себя достойным другом Элизы, но тут Элиза сунула ей в лицо стакан вина.

– Нет, спасибо, – отказалась Патти.

– Но сегодня же суббота!

Патти хотела заметить, что правила не обязывали ее пить по субботам, но присутствие Картера на секунду помогло ей осознать всю нелепость этих правил, как и того, что она должна была докладывать Элизе об ужине с борцом. Так что она взяла стакан, выпила его, за ним следующий и ощутила восхитительное тепло. Автор в курсе, как скучно читать о том, как герой постепенно напивается, но иногда такие подробности важны для сюжета. Когда Картер около полуночи собрался уходить, он предложил Патти подбросить ее в общежитие и, прощаясь, спросил, можно ли ее поцеловать (все в порядке, отчетливо подумала она, это же друг Элизы). После того как они некоторое время потискались на холодном октябрьском ветру, он спросил, увидятся ли они завтра, и она подумала: а он не тормозит.

Надо отдать должное: эта зима стала лучшим спортивным сезоном ее жизни. Патти ни разу не пропустила тренировки по состоянию здоровья, и тренер Тредвелл, прочтя ей строгую лекцию о вреде эгоизма и сути лидерства, каждую игру ставил ее в защиту. Раз за разом Патти поражалась тому, как медленно вдруг стали двигаться старшие игроки, как легко было выхватить у них мяч и забить его в прыжке. Даже играя в паре с другим защитником, что случалось все чаще и чаще, она ощущала внутреннюю связь с корзиной: всегда инстинктивно знала, где она находится, и чувствовала себя ее любимым игроком, лучшим кормильцем ее округлого рта. Даже вне поля она чувствовала непрекращающееся давление где-то за бровями, постоянно пребывая в состоянии чуткой дремы, сосредоточенного отупения. Всю эту зиму она дивно проспала, так ни разу до конца и не проснувшись. Она едва замечала, когда получала локтем по голове или когда после сигнала об окончании игры на нее налетали счастливые товарищи по команде.

Частично дело было в Картере. Он совершенно не интересовался ее спортивными успехами и, казалось, не обращал внимания на то, что в особо загруженные недели она уделяла ему не больше нескольких часов, которых иногда хватало только на то, чтобы торопливо заняться сексом в его квартире и вернуться в кампус. В определенном смысле автор и теперь полагает это идеальной разновидностью отношений, хотя надо признать, что она становится менее идеальной, если представить себе, сколько девчонок Картер трахнул за те полгода, что Патти считала его своим парнем. Эти шесть месяцев были первым из тех двух безусловно счастливых периодов в жизни Патти, когда все сходилось один к одному. Она любила неровные зубы Картера, его неподдельную скромность, его умелые ласки, его терпение. У Картера было немало достоинств. Давал ли он ей натужно ласковые указания в том, что касалось секса, или признавался в отсутствии планов на будущее («Моего образования как раз хватит, чтобы стать скромным шантажистом»), голос его был неизменно мягким, невнятным и стыдливым – бедняга Картер был невысокого мнения о себе как о представителе человеческой расы.

Патти же была о нем чрезмерно высокого мнения вплоть до одной апрельской субботней ночи – она раньше времени вернулась с церемонии награждения национальной сборной в Чикаго (Патти заняла второе место среди защитников в баскетболе), чтобы сделать Картеру сюрприз в день его рождения. С улицы она увидела свет в его окне, но ей пришлось четырежды позвонить в домофон, прежде чем она услышала голос Элизы:

– Патти? Ты что, не в Чикаго?

– Вернулась пораньше. Впусти меня.

Последовал треск, а за ним – пауза, настолько долгая, что Патти позвонила еще дважды. Наконец в двери показалась Элиза в кедах и овчинном жакете.

– Привет, привет, привет! – закричала она. – Не верю своим глазам!

– Почему ты меня не впустила? – спросила Патти.

– Не знаю, решила сама спуститься, там такой дурдом, и я решила спуститься, чтобы мы могли поговорить. – Глаза Элизы сверкали, она беспокойно ломала пальцы. – Там сплошная наркота, может, пойдем куда-нибудь, я так тебя рада видеть, привет! Как ты? Как Чикаго? Как все прошло?

Патти нахмурилась:

– Я не могу подняться к своему парню?

– М-м, нет, погоди – парню? Не слишком сильно сказано? Я думала, это просто Картер. В смысле, я знала, что он тебе нравится, но…

– Кто там?

– Ну, всякие знакомые.

– Кто?

– Ты никого не знаешь. Пойдем куда-нибудь?

– Кто, например?

– Он думал, что ты возвращаешься завтра. Вы же завтра ужинаете, так?

– Я улетела пораньше, чтобы увидеть его.

– О боже, ты же в него не влюблена? Нам надо поговорить о том, как ты себя защищаешь, я-то думала, что вы просто развлекаетесь, ты же никогда не называла его своим парнем, я-то об этом должна была бы знать, так? Если ты мне не будешь всего рассказывать, я не смогу тебя защитить. Ты нарушила правило, так?

– Ты мои правила тоже не соблюдала, – заметила Патти.

– Богом клянусь, все не так, как ты думаешь. Я твой друг. Просто там есть кое-кто, с кем ты вряд ли подружишься.

– Девушка?

– Слушай, я ее выгоню. Мы от нее избавимся и потусим втроем. – Элиза захихикала. – У него есть очень, очень, очень крутой кокс.

– Погоди. Вас там трое? Это и есть вечеринка?

– Так круто, так круто, обязательно попробуй. Сезон ведь закончился, так? Мы от нее избавимся, ты сможешь подняться, и мы затусим. Или можем вдвоем пойти ко мне, если подождешь, я возьму наркоты, и мы пойдем ко мне. Ты должна это попробовать. Пока не попробуешь, не поймешь.

– Оставить Картера с кем-то и пойти с тобой пробовать кокаин? Отличная идея.

– Боже, Патти, прости. Это не то, что ты думаешь. Он сказал, что устроит вечеринку, но потом достал кокс и немножко поменял свои планы, а потом оказалось, что он позвал меня только потому, что тот человек не пришел бы, если бы оказалось, что они будут вдвоем.

– Могла бы уйти, – сказала Патти.

– Нам уже было весело. Попробуешь – поймешь, почему я не ушла. Я тебе клянусь, я здесь только поэтому.

Вопреки здравому смыслу, эта ночь не привела к охлаждению или прекращению дружбы с Элизой. Вместо этого Патти порвала с Картером и попросила у Элизы прощения за то, что не рассказала ей все об их отношениях, а та попросила прощения у нее за то, что уделяла ей мало внимания, и пообещала в будущем следовать их правилам и не употреблять больше тяжелых наркотиков. Теперь автору ясно, что представления Картера об идеальном именинном подарке явно включали в себя наличие пары доступных девушек и белого муравейничка на прикроватной тумбочке. Но Элиза исступленно корила себя и от беспокойства была весьма убедительна. На следующее утро, прежде чем Патти успела все обдумать и сделать вывод, что ее предполагаемая лучшая подруга делала что-то не то с ее предполагаемым парнем, Элиза уже, запыхавшись, колотилась к ней в дверь с сообщением, что уже три раза пробежала трек в четверть мили и теперь Патти должна научить ее каким-нибудь упражнениям. С ее точки зрения, она была одета как заправский бегун (майка с изображением Лены Лович, боксерские шорты до колен, черные носки, кеды). Она горела идеей совместных занятий по вечерам, пылала любовью к Патти и страшилась ее потерять; и Патти, которой только что открылось истинное лицо Картера, закрыла глаза на то, что представляла из себя Элиза.

Элиза продолжала массированное наступление, пока Патти не согласилась провести с ней лето в Миннеаполисе, после чего снова стала пропадать и потеряла всякий интерес к спорту. Большую часть этого жаркого лета Патти провела одна в снятом через третьи руки клоповнике в Динкитауне, жалея себя и чувствуя, как рушится ее самооценка. Она не понимала, почему Элиза была так одержима идеей совместной жизни: как правило, она возвращалась домой не раньше двух часов ночи или не возвращалась вовсе. Правда, она продолжала уговаривать Патти употребить что-нибудь новенькое, сходить на концерт или найти себе нового любовника, но Патти питала временное отвращение к сексу и постоянное – к наркотикам и сигаретному дыму. К тому же зарплаты за летнюю работу на кафедре физвоспитания едва ли хватало на покрытие ренты, а она не хотела, уподобляясь Элизе, просить родителей о денежных вливаниях. Поэтому Патти чувствовала себя все более и более несовершенной и одинокой.

– Почему мы дружим? – спросила она наконец, пока Элиза наводила марафет перед очередным выходом.

– Потому что ты потрясающая, ты красавица и мой самый любимый человек в мире, – ответила Элиза.

– Я спортсменка. Со мной скучно.

– Нет! Ты Патти Эмерсон, мы живем вместе, и это круто.

Ее слова переданы дословно – автору они врезались в память.

– Но мы ничего не делаем, – сказала Патти.

– А что бы ты хотела делать?

– Я думаю поехать к родителям на некоторое время.

– Что? Ты шутишь? Ты их не любишь! Ты должна остаться со мной.

– Но ты каждый вечер уходишь.

– Тогда давай займемся чем-нибудь вместе.

– Но ты же знаешь, что я не хочу заниматься такими вещами.

– Хорошо, тогда пойдем в кино. Можем пойти прямо сейчас. Что ты хочешь посмотреть? Хочешь посмотреть «Дни жатвы»?

Так началось очередное массированное наступление, продолжавшееся достаточно долго, чтобы перетянуть Патти через перевал лета и не дать ей сбежать. Во время этого – третьего по счету – медового месяца, изобиловавшего двойными сеансами в кино, вином с содовой и заезженными до дыр альбомами Blondie, Патти впервые услышала о музыканте Ричарде Каце.

– О боже, – стонала Элиза. – Кажется, я влюбилась. Кажется, я теперь буду хорошей девочкой. Он такой большой. Как будто на тебя падает нейтронная звезда. Как будто тебя стирают гигантским ластиком.

Гигантский ластик только что закончил Макалистер-колледж, устроился на работу в компанию, сносящую дома, и организовал панк-группу под названием «Травмы», в успехе которой Элиза не сомневалась. Единственным, что не вписывалось в ее идеальный образ Каца, был его выбор друзей.

– Он живет с каким-то зацикленным придурком, Уолтером, – рассказывала она. – Такой, знаешь, безумный фанат, но при этом весь из себя пуританин. Очень странно. Я сначала решила, что это менеджер Каца, но он оказался каким-то лузером. Я утром выхожу из комнаты Каца, а Уолтер сидит на кухне, ест фруктовый салат и читает «Нью-Йорк таймс». Знаешь, о чем он меня спросил? Видела ли я какие-нибудь хорошие пьесыв последнее время. Пьесы – это типа театр. Очень Странная Парочка. Познакомишься с Кацем – сама поймешь.

В конечном итоге некоторые обстоятельства оказались для автора более болезненными, чем дружба Уолтера и Ричарда. На первый взгляд они казались еще более странной парой, чем даже Патти с Элизой. Неизвестный гений из отдела расселения Макалистер-колледжа поселил душераздирающе ответственного провинциала из Миннесоты в одной комнате с замкнутым и ненадежным городским гитаристом из Йонкерса, склонным к различного рода зависимостям. Единственным их сходством, в котором мог быть уверен гений из отдела расселения, было то, что они оба получали пособие для малоимущих. Тонкий светлокожий Уолтер был выше, чем Патти, но гораздо меньше смуглого широкоплечего Ричарда, в котором было шесть футов четыре дюйма роста. Ричард обладал сильным сходством (которое впоследствии отмечали многие, не только Патти) с ливийским диктатором Муаммаром эль-Каддафи. Те же черные волосы, те же смуглые рябые щеки, та же удовлетворенная улыбка властителя, осматривающего войска и пусковые установки. [26]26
  Патти впервые увидела фотографию Каддафи через несколько лет после того, как закончила колледж, но даже тогда, хотя и поразилась его схожести с Ричардом Кацем, не сделала никакого вывода из того факта, что сочла главу ливийского государства самым очаровательным главой из существующих в мире. (Прим. авт.)


[Закрыть]Он выглядел на пятнадцать лет старше своего друга. Уолтер напоминал назойливого помощника тренера, какие иногда встречаются в школьных спортивных командах, – хилый мальчик, который во время игр стоит с папкой у края поля в пиджаке и галстуке. Игроки терпят его, потому что он хорошо разбирается в правилах. Это казалось одной из составляющих отношений между Ричардом и Уолтером: Ричард, во многих отношениях раздражительный и ненадежный человек, бесконечно серьезно относился к своей музыке, а Уолтер обладал необходимыми познаниями для того, чтобы ценить подобную музыку. Позже, когда Патти узнала их лучше, она поняла, что на самом деле они не так уж и различались – оба изо всех сил старались, пусть и по-разному, быть хорошими людьми.

Патти познакомилась с гигантским ластиком душным августовским воскресеньем: она вернулась с пробежки и обнаружила его на диване, словно бы съежившемся под огромным Ричардом. Элиза тем временем принимала душ в их неописуемой ванной. Ричард, одетый в черную футболку, читал книгу, на мягкой обложке которой была большая буква V. Только после того как обливающаяся потом Патти налила себе стакан холодного чая, он обратился к ней:

– А ты что?

– Прошу прощения?

– А ты что тут делаешь?

– Я тут живу.

– Понял.

Ричард медленно и тщательно оглядел ее. Ей показалось, что, по мере того как его взгляд скользил по ее телу, она постепенно впечатывалась в стену, и когда он отвернулся, она, абсолютно плоская, оказалась пришпилена к обоям.

– Ты видела альбом? – спросил он.

– Э-э. Альбом?

– Я тебе покажу, – сказал он. – Тебе, должно быть, интересно.

Он сходил в комнату Элизы и протянул Патти папку на трех кольцах, после чего вновь уткнулся в книгу и как будто забыл о ней. Это была старомодная папка, обитая бледно-голубой тканью, на которой крупными буквами было написано ее имя: ПАТТИ. В нем были, как показалось Патти, все ее фотографии, когда-либо печатавшиеся в спортивном разделе газеты «Миннесота дейли», все открытки, которые она когда-либо посылала Элизе, все полоски фотографий из фотобудок, где они снимались вдвоем, и все фотографии с тех выходных, когда они наелись кексов с марихуаной. Патти сочла альбом странным и чересчур подробным, но главным образом она почувствовала жалость к Элизе – жалость и стыд, что спрашивала у подруги, любит ли та ее.

– Странная она девочка, – заметил Ричард с дивана.

– Где ты это взял? Ты всегда копаешься в вещах людей, с которыми спишь?

Он рассмеялся.

– J’accuse! [27]27
  «Я обвиняю!» (фр.)


[Закрыть]

– Всегда?

– Остынь. Он лежал за кроватью. На самом виду, как говорят копы.

Шум воды в ванной оборвался.

– Верни на место, – сказала Патти. – Пожалуйста.

– Я подумал, что тебя это заинтересует, – сказал Ричард, не двигаясь с места.

– Пожалуйста, положи его туда, откуда взял.

– Начинаю подозревать, что у тебя такого альбома нет.

– Пожалуйста.

– Очень странная девочка, – повторил Ричард, забирая у нее альбом. – Потому я и заинтересовался.

Фальшь, сквозившая в обращении Элизы с мужчинами, – она непрестанно хихикала, сюсюкала и ерошила волосы – могла настроить против нее даже друзей. В сознании Патти переплелись ее постоянное стремление угодить Ричарду, ее странный альбом и неуверенность в себе, которую он символизировал. Она впервые начала стесняться своей подруги. Это было странно, учитывая, что Ричард не стеснялся спать с Элизой, а у Патти вроде как не было причин интересоваться его мнением об их дружбе.

В следующий раз она увидела Ричарда чуть ли не в последний день житья в клоповнике. Он снова сидел на диване, сложив руки и тяжело притопывая правым сапогом, и наблюдал за Элизой, которая играла на гитаре именно так, как привыкла слышать Патти: крайне неуверенно.

– Ты не попадаешь, – сказал он. – Отстукивай ритм.

Но Элиза, вспотевшая от сосредоточенности, остановилась, как только заметила Патти.

– Я не могу играть при ней.

– Можешь, почему нет, – сказал Ричард.

– Вообще-то не может, – запротестовала Патти. – Я ее нервирую.

– Интересно. С чего вдруг?

– Понятия не имею, – ответила Патти.

– Она слишком меня поддерживает, – сказала Элиза. – Я прямо чувствую, как она хочет, чтобы у меня все получилось.

– Какой ужас, – обратился Ричард к Патти. – Ты должна хотеть, чтобы она слажала.

– О’кей, – согласилась Патти. – Я хочу, чтобы ты слажала. Можешь? У тебя вроде неплохо это получается.

Элиза изумленно на нее посмотрела. Патти сама удивилась своим словам.

– Извините, я пойду к себе, – сказала она.

– Сначала послушаем, как она налажает, – предложил Ричард. Но Элиза уже отключала провода.

– Тебе надо играть с метрономом, – сказал ей Ричард. – У тебя есть метроном?

– Это была плохая идея.

– Может, ты сам что-нибудь сыграешь? – спросила Патти.

– В другой раз, – ответил он.

Но Патти вспомнила смущение, охватившее ее, когда он вручил ей альбом.

– Одну песню, – взмолилась она. – Один аккорд.Сыграй один аккорд. Элиза говорит, что ты круто играешь.

Он покачал головой.

– Приходи как-нибудь на концерт.

– Патти не ходит на концерты, – вмешалась Элиза. – Ей не нравится дым.

– Я занимаюсь спортом, – сказала Патти.

– Да, я уже видел, – ответил Ричард, взглянув на нее со значением. – Звезда баскетбола. Кто ты – нападающий, защитник? Я не знаю, какой рост у девушек считается высоким.

– Я считаюсь невысокой.

– Но ты довольно высокая.

– Да.

– Мы собирались идти, – сказала Элиза, вставая.

– Ты сам выглядишь как баскетболист, – сказала Патти Ричарду.

– Неохота ломать пальцы, – фыркнул он.

– Неправда, – запротестовала она. – Это редко случается.

Но она мгновенно поняла, что эта реплика не была интересной или продуктивной. Ричарду явно было плевать на ее баскетбол.

– Может, я схожу на какой-нибудь твой концерт, – сказала она. – Когда следующий?

– Как ты туда пойдешь, там же накурено? – с неудовольствием спросила Элиза.

– Это неважно, – сказала Патти.

– Да? Вот это новости.

– Захвати с собой беруши, – посоветовал Ричард.

После того как они ушли, Патти поплакала в своей комнате – причины для слез были слишком неутешительны, чтобы формулировать их. В следующий раз она увидела Элизу тридцать шесть часов спустя и извинилась за свою стервозность, но Элиза уже была в отличном настроении и сказала ей, чтобы та ни о чем не беспокоилась, что она продает гитару и с удовольствием сводит Патти на концерт Ричарда. Концерт состоялся субботним сентябрьским вечером в слабо вентилируемом клубе под названием «Лонгхорн». «Травмы» играли на разогреве у Buzzcocks. Первым, кого Патти увидела, был Картер. Он намертво вцепился в гротескно хорошенькую блондинку в блестящем коротком платье.

– Вот дерьмо, – сказала Элиза.

Патти храбро помахала Картеру, который – сама учтивость – направился к ней, сверкнув своими плохими зубами. Блестки семенили следом. Элиза протащила Патти через сцепление дымящих сигаретами панков к сцене. Там они наткнулись на светловолосого юношу, в котором Патти распознала знаменитого соседа Ричарда раньше, чем Элиза громко и монотонно выпалила: «Привет-уолтер-как-дела».

Не будучи знакомой с Уолтером, Патти не осознала, насколько необычным было то, что вместо дружелюбной улыбки ее подруга получила в ответ холодный кивок.

– Это моя лучшая подруга, Патти, – сказала ему Элиза. – Можно она тут с тобой постоит, пока я сбегаю за сцену?

– Они сейчас начнут, – заметил Уолтер.

– Я на секунду, – ответила Элиза. – Присмотри за ней, хорошо?

– Мы можем туда вместе пойти.

– Нет, займи нам место. Я сейчас.

Уолтер с неудовольствием проследил за тем, как она ввинтилась в толпу и исчезла. Он выглядел вовсе не таким чудиком, как описывала Элиза, – на нем был свитер с V-образным вырезом, а волосы его представляли собой кудрявую рыжеватую копну. Он был похож именно на того, кем являлся, – на первокурсника с юридического факультета, но он выделялся в окружении панков с их уродливыми прическами и нарядами, и Патти, внезапно застеснявшаяся своей одежды, которая еще минуту назад полностью ее устраивала, была благодарна ему за его обычность.

– Спасибо, что стоишь тут со мной, – сказала она.

– Я думаю, нам еще долго тут стоять, – заметил Уолтер.

– Рада познакомиться.

– Я тоже рад. Ты же звезда баскетбола?

– Да, это я.

– Ричард рассказал мне про тебя. – Он повернулся к ней. – Ты употребляешь много наркотиков?

– Нет! Боже. С чего вдруг?

– Сужу по твоей подруге.

Патти не знала, как ей справиться со своим выражением лица.

– Я не знала.

– Ну, за сцену она пошла именно за этим.

– Ясно.

– Извини. Я знаю, вы дружите.

– Да нет, такие вещи стоит знать.

– Она, кажется, неплохо обеспечена.

– Да, родители дают ей деньги.

– Точно, родители.

Уолтер, казалось, был так озабочен отсутствием Элизы, что Патти умолкла. Она вновь ощутила угрюмый дух соперничества. Едва осознавая свой интерес к Ричарду, она находила нечестным, что Элиза использует не только себя, свою наивную полупривлекательную личность, но и родительские возможности, чтобы привлекать Ричарда и покупать доступ к нему. Какой слепой была Патти! Как она отстала от окружающих! И как уродливо выглядела сцена! Голые провода, холодный хром барабанов, невзрачные микрофоны, изолента вроде той, которой залепляют рот похищенным, и прожекторы, похожие на пушки: жесткое и откровенное зрелище.

– Ты часто ходишь на концерты? – спросил Уолтер.

– Нет, никогда. Один раз была.

– У тебя есть беруши?

– Нет. А надо?

– Ричард играет очень громко. Можешь взять мои. Они почти новые.

Он достал из кармана рубашки мешочек с двумя белесыми резиновыми личинками. Патти взглянула на них и старательно улыбнулась.

– Нет, спасибо, – поблагодарила она.

– Я очень чистоплотный, – сказал он серьезно. – Никакого риска для здоровья.

– А как же ты?

– Я их разорву на половинки. Тебе понадобится заткнуть уши.

Патти наблюдала за тем, как старательно он рвет беруши.

– Я их пока подержу и надену, если понадобится, – сказала она.

Они простояли там еще пятнадцать минут. Элиза выскользнула из толпы, покачиваясь и сияя, огни погасли, и слушатели сгрудились перед сценой. Патти тут же уронила беруши. Все пихались куда сильнее, чем было необходимо. Толстяк, затянутый в кожу, врезался ей в спину и толкнул к сцене. Элиза уже трясла волосами и подпрыгивала от нетерпения, поэтому Уолтеру пришлось самому оттолкнуть толстяка и помочь Патти выпрямиться.

«Травмы», высыпавшие на сцену, состояли из Ричарда, его неизменного басиста Эрреры и двух костлявых пареньков, которые, судя по виду, едва закончили школу. В ту пору в Ричарде было больше от шоумена, чем потом, когда стало ясно, что звездой ему не стать и лучше быть антизвездой. Он скакал на цыпочках и крутился, пошатываясь, ухватив гитару за гриф. Он сообщил публике, что его группа сыграет все песни, которые знает, и на это уйдет двадцать пять минут. Затем члены группы пошли вразнос и принялись штурмовать аудиторию яростным шумом, в котором Патти не слышала ни малейших признаков ритма. Музыка напоминала еду, слишком горячую, чтобы ощутить вкус, но отсутствие ритма или мелодии не мешало скопищу панков скакать, врезаться друг в друга и топтаться по всем наличествующим женским ступням. Пытаясь держаться от них подальше, Патти потеряла Уолтера и Элизу. Шум стоял невыносимый.

Ричард вместе с двумя другими «Травмами» орал в микрофон: «Я ненавижу солнце! Ненавижу солнце!» – и Патти, которая любила солнце, использовала все свои баскетбольные навыки, чтобы вырваться из зала. Она врубилась в толпу, растопырив локти, выбралась из давки, наткнулась на Картера и его блестящую подружку и продолжала пробираться к выходу, пока не очутилась на улице, в теплом и свежем сентябрьском воздухе, под миннесотским небом, на котором каким-то чудом еще сохранились следы сумерек.

Она помедлила у двери клуба, наблюдая за опоздавшими фанатами Buzzcocks и ожидая, что в дверях появится Элиза. Вместо этого она увидела Уолтера.

– Все в порядке, – сказала она. – Оказалось, что это не в моем вкусе.

– Тебя отвезти домой?

– Нет, возвращайся. Скажешь Элизе, что я поеду домой одна, чтобы она не волновалась.

– Не похоже, что она волнуется. Давай я провожу тебя домой.

Патти отказалась, Уолтер настаивал, она протестовала, он продолжал настаивать. Затем она поняла, что у него нет машины и он предлагает поехать с ней на автобусе, и начала протестовать с новой силой, а он настаивал на своем. Позже он сказал, что тогда, на остановке, начал влюбляться в нее, но ничего похожего на эту симфонию не звучало в сердце Патти. Она жалела, что оставила Элизу, потеряла беруши и не осталась еще поглядеть на Ричарда.

– Я, кажется, не прошла тест, – сказала она.

– Тебе вообще нравится такая музыка?

– Мне нравится Blondie. Мне нравится Патти Смит. Видимо, нет, мне не нравится такая музыка.

– Можно тогда спросить, почему ты пришла?

– Ну, Ричард меня пригласил.

Уолтер кивнул, как будто сделав для себя какой-то вывод.

– Ричард хороший человек? – спросила Патти.

– Очень! – воскликнул Уолтер. – Как посмотреть, конечно. Его мать бросила его, когда он был маленький, и помешалась на религии. Его отец работал на почте, пил, и, когда Ричард заканчивал школу, у него начался рак легких. Ричард до самой смерти заботился о нем. Он очень верный, хотя, наверное, не с женщинами. С женщинами он не так хорош, если ты об этом спрашивала.

Патти уже поняла это интуитивно, и ее почему-то не оттолкнуло это сообщение.

– А ты? – спросил Уолтер.

– Что – я?

– Ты хороший человек? Похоже, что да. И все же…

– И все же?

– Я ненавижу твою подругу! – взорвался он. – Мне не кажется, что она хороший человек. Вообще-то она мне кажется ужасной. Она лгунья и способна на подлость.

– Она моя лучшая подруга, – сказала Патти оскорбленно. – Со мной она ведет себя нормально. Может, вы просто не поладили.

– Она часто тебя куда-нибудь отводит, а потом бросает, пока нюхает кокс с кем-нибудь еще?

– Нет. Между прочим, это произошло впервые.

Уолтер промолчал, пыхтя от негодования. Автобус все не шел.

– Иногда я вижу, как нужна ей, и мне это очень, очень приятно, – сказала Патти после паузы. – Это бывает нечасто, но когда бывает…

– Не верю, что на свете мало людей, которым ты нужна.

– Со мной что-то не так. Других своих друзей я тоже люблю, но постоянно чувствую, что между нами стена. Как будто все они принадлежат к одному виду, а я – к другому. Более ревнивому, более эгоистичному. В общем, к худшему. Рядом с ними я все время чувствую, что притворяюсь. С Элизой мне притворяться не нужно – я могу просто быть собой и все равно буду лучше, чем она. Я же не слепая. Я вижу, что она двинутая. Но мне нравится с ней общаться. Ты никогда не чувствуешь того же по отношению к Ричарду?

– Нет, – ответил Уолтер. – С ним на самом деле очень тяжело общаться. Но он мне понравился с первого взгляда, когда мы только поступили. Он полностью погружен в свою музыку, но он очень любознательный, пытливый. Я это ценю.

– Видимо, дело в том, что ты просто по-настоящему хороший человек, – подытожила Патти. – Ты любишь его за то, какой он, а не за то, как ты себя с ним чувствуешь. Возможно, именно в этом разница между тобой и мной.

– Но ты кажешься очень хорошим человеком! – запротестовал Уолтер.

В глубине сердца Патти понимала, что произвела на него ошибочное впечатление. Ошибка всей ее жизни состояла в том, что она позволила Уолтеру верить в то, что ему казалось, зная, что это не соответствует истине. Он так верил в ее совершенство, что в конце концов убедил ее саму.

Когда в тот первый вечер они наконец вернулись в кампус, Патти вдруг осознала, что уже битый час говорит о себе, не замечая, что вопросы задает только Уолтер. Но мысль о том, чтобы проявить вежливость и заинтересованность, утомляла ее, потому что он ее не интересовал.

– Можно тебе как-нибудь позвонить? – спросил он у двери.

Она объяснила, что из-за тренировок будет не слишком общительна в ближайшее время.