Текст книги "Пути зла"

Автор книги: Джон Тренейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Смотри, как искусно установлены контакты, – говорит между тем доктор Диана прямо в мое правое ухо. – Эти ребята берут дорого, но работают отлично.

Чуть приоткрываю глаза. Балкон пуст. Они стоят в дверях, внимательно разглядывая что-то, мне не видно, что именно. Если сделают еще шаг, только один шаг, я – труп.

Слышу долгий вздох. Потом:

– Какая прекрасная ночь, – томно говорит она.

– Да.

– Эд… Тебе не кажется, что этот набор электронных приспособлений установлен слишком высоко?

– Нет. Все в порядке, – успокаивает ее Эд.

– Я хочу сказать, что все это стоит безумных денег, а я порой чувствую себя такой беззащитной, свихнувшейся старой девой…

– Хотелось бы, чтобы побольше одиноких женщин обладали таким же здравым смыслом, как ты. И с твоим прошлым… твоей историей…

– Да, наверное. Просто это…

– Диана, твой отчим изнасиловал тебя! И то, что он извращенно изнасиловал тебя, только усугубило положение. Я хочу сказать, что все твои действия – разумные предосторожности для любой одинокой женщины. В твоем случае они вдвойне необходимы, если ты собираешься разделаться со своим прошлым.

И тут до меня дошло! Конечно, Программа защиты детей от инцеста – в кабинете доктора Дианы. Понятно, почему ее интересует эта программа.

Окна закрываются не плотно, но достаточно, чтобы я немного расслабился. Из спальни до меня доносятся звуки их голосов. В следующую секунду я соскользнул по стене и бесформенным мешком свалился на пол балкона.

Ее отчим изнасиловал ее, стучало у меня в голове.

Ее приемный отец изнасиловал ее.

У доктора Дианы был отчим. Отчим. Изнасиловал. Ее.

Он изнасиловал ее… ненормально.

Теперь я знаю, что она не сумасшедшая, она просто слишком много страдала. Наконец все встало на свои места, наконец я ее понимаю. Но черт! Что я слышу… через полуоткрытые двери, что за звуки нарушают покой ночи?

Свет в спальне погас. Они еще там, в комнате, разговаривают.

Смотрю на небо. Луны нет, значит, можно не опасаться, что меня выдаст тень. Делаю шаг вперед, по направлению к окнам. Долго жду, прежде чем продвинуться еще на шаг. Через некоторое время разговор замирает, уступая место другим звукам. Я слышу прерывистое дыхание. Когда доктор Диана издает протяжный дрожащий звук – стон удовольствия, – кожа вдоль моего позвоночника собирается складками и ползет вверх, потом возвращается на место, кишки в животе сжимаются.

Прикладываю ухо к тонкой щели оконной рамы. Смотрю сквозь стекло, но темнота окутывает их фигуры, извивающиеся на постели. Я закрываю глаза. Лучше сосредоточиваться на том, что говорят мне уши. Это напоминает мне мое детство, дом.

Я был подростком, когда отец в первый раз изнасиловал меня, и пятнадцать, когда он сделал это в последний раз. А в промежутке сколько вздохов, сколько криков, стонов прозвучало за столько ночей. Сколько слез было пролито, сколько крови, сколько спермы?.. А какое страдание, какое удовольствие и какой стыд! Была ли ночь единственной свидетельницей того, как из ребенка я превращался в мужчину?

Какую гадость я пишу.

Какое… мягкое… дерьмо.

Напомните мне как-нибудь, и я расскажу вам, доктор Диана, что сказал мне мой папочка в тот первый раз. Можем обменяться воспоминаниями.

…Когда в комнате более получаса царит полная тишина, раздвигаю окна и с порога вглядываюсь в темноту. Мне не видно тел на кровати, но я ощущаю их присутствие. Слышу глубокое, прерывистое дыхание утомленных любовников. Они будут спать вечным сном в объятиях друг друга до Второго пришествия.

Стою, глядя на них, довольно долго. Минуты бегут. Наконец удаляюсь через стеклянные двери. Ухожу не оглядываясь.

Диана сбросила покрывало и села. Эд не пошевелился: его дыхание оставалось таким же размеренным. Она осторожно поднялась и натянула халат. От нервного напряжения она слегка дрожала. Дом замер в сонной, ничем не нарушаемой тишине. На верхней площадке она помедлила, прислушалась. Пульс ее бился учащенно, однако Диана почему-то чувствовала, что бояться больше нечего.

Она догадалась, кто стоял недавно в ногах у их кровати и внимательно всматривался в темноту. От него исходил специфический запах, она его знала, неприятный запах влажной ткани, которым он пропитался, напоминавший запах плесени на стенах родовой усыпальницы. Ощутив его присутствие, Диана не знала, что делать: разбудить Эда, зажечь свет? В конце концов она притворилась, что спит мертвым сном. А в душе умоляла незваного гостя поскорее уйти.

Спустившись вниз, включила свет. Быстро обошла весь дом. Все двери заперты, за исключением одной – раздвижной двери на веранду. Кто-то сломал задвижку.

Эд проснулся, когда Диана вернулась в спальню. Включив лампочку у кровати, он тер глаза; потом чихнул и ощупью начал что-то искать, пока не ухватился за ручку выдвижного ящика туалетного столика.

– Что ты ищешь? – спросила Диана.

– Салфетку… О Господи… – Он снова чихнул.

– Не здесь. В ванной. Сейчас принесу.

Когда она вернулась с салфетками, он сидел в постели.

– Который час? Что случилось?

– У нас был незваный гость.

Сонливость Эда как рукой сняло, словно на него вылили кувшин ледяной воды. Диана рассказала, как она проснулась с ощущением, что кто-то находится в комнате, стоит, наклонившись над кроватью. Но сквозь полусомкнутые ресницы она смогла рассмотреть только очертания человека, который вскоре исчез.

Эд потянулся к телефону.

– Что ты делаешь?

– Звоню в полицию, конечно.

– Полиция, – напомнила она ему, – уже здесь.

Он одарил ее выразительным благодарным взглядом, но это не произвело на нее должного впечатления.

– Эд, – мягко сказала она, – ничего не украдено, ничего не разбито, незваный гость ушел. Я не смогла бы опознать его, – если это действительно был мужчина, – даже ради спасения своей жизни.

– Может, остались следы? – неуверенно спросил Эд.

– Их далеко не так много, как твоих. – Диана кивнула на простыни, которые выглядели совсем не такими свежими, как два дня назад, когда она меняла белье. Она улыбнулась.

Выражение его лица подсказало ей, что он обдумывает версию, которую можно было бы сочинить, чтобы объяснить его присутствие здесь. Но никакая правдоподобная история не приходила на ум. К тому же Эд был полицейским. И ему было неловко, что он спал без задних ног и храпел, отвернувшись к стене, в то время когда его дама дрожала под нависшей над ней тенью незваного гостя и была настолько напугана, что не могла закричать.

– Эд, – нежно сказала Диана (единственно верный тон в данной ситуации), – ложись, дорогой, и спи.

Она погладила его по щеке и, наклонившись, поцеловала в губы. Поначалу он не отреагировал. Потом ответил на ее поцелуй. Диана легла, поправив постель, и Эд последовал ее примеру; а когда они занимались любовью, все было не так, как прежде: все было великолепно.

Позднее, когда Эд заснул, а Диана бездумно лежала рядом, она вновь услышала голос матери:

– Ты не была раньше такой…

– Мама, – прошипела она свирепо, – я – психолог и не могу больше слушать внутренний голос. Это симптом шизофрении.

– И глупо жить здесь, на краю мира, – слышался удаляющийся голос Ма-ма.

– Спокойной ночи, мама, – буркнула Диана.

– Спок, – пробормотал Эд.

Неделю спустя, в половине десятого вечера, Джонни выглянул из окна и увидел человека, стоявшего на дорожке под фонарем. На нем была какая-то странная одежда, хотя Джонни не разглядел, какая именно. Теперь мальчик знал, что это Тобес. Мысль о том, чтобы спуститься к нему, пугала мальчика. Но ему необходимо было продемонстрировать свое мужество. Кроме того, ему хотелось поговорить с другом.

Он долго колебался. Однако вышел.

Николь в этот вечер не было дома. Она ушла на какую-то вечеринку, где собирались одни женщины. Джонни слышал, как они еще раньше спорили об этом. Майк говорил: «Ты должна пойти», и Николь отвечала: «Но кто приглядит за Джонни?» – и несла всякую чепуху. Она все-таки ушла. (Там обсуждались какие-то дела, связанные с цветоводством, насколько понял Джонни. Как ухаживать за цветами.) Майк сидел в своем кабинете, стол его был завален бумагами, работал с портативным компьютером. Джонни по дороге украдкой заглянул к нему. Можно было не бояться, что Майк услышит его шаги: когда он был в рабочем настроении, ядерная бомба, если бы упала на Лос-Анджелес, не произвела бы на него большого впечатления.

Все шло прекрасно, пока Джонни не дошел до калитки. К тому времени, когда он приблизился к ней, Тобес уже ушел. Он направлялся, как всегда, к своему потайному убежищу. Джонни последовал за ним. Но тут внезапно в животе у Джонни стало щекотно. Как будто ему засунули туда большущий надувной шар. Он прижал руку ко рту. Он дрожал, что было уже совсем странно, потому что ночь была теплой.

У Тобеса был фонарик. Он держал его так, что Джонни видел луч света и следовал за ним. Они были не одни. Какие-то лица прятались вдоль дорожки, но они не проявляли к ним большого интереса. Джонни хотелось подбежать к Тобесу, хлопнуть его по правому плечу, а когда тот обернется, нырнуть быстро влево, чтобы напугать его. Но он не стал этого делать. Сам не понял почему.

Тобес был одет в военную форму.

Они резко изменили направление своего движения, свернув на боковую, круто спускавшуюся вниз дорожку. Фонарик Тобеса покачивался, и каждый раз в поле зрения Джонни попадали какие-то новые детали его одежды: что-то напоминавшее патронташ, ремень, фуражка. Джонни все это было непонятно.

Вдруг Тобес исчез.

– Тобес, – растерянно прошептал Джонни, – где ты?

Никакого ответа. Джонни огляделся. Вокруг была кромешная темень, будто он ослеп. Библейская тьма.

Что-то прошелестело в траве у его ног.

На секунду Джонни захотелось закричать, убежать. Но он быстро преодолел страх и ощутил гордость за себя. Все будет в полном порядке, если он не ударится в панику.

Конечно, так не может долго продолжаться. Вдруг зарычала собака, и ноги сами понесли Джонни вперед.

– Тобес! – завопил он. Что-то ударилось о ветви, зашумела листва. Джонни закружился на месте и вдруг увидел свет. Но источник света существовал как бы сам по себе.

Джонни бросился к нему. Ноги путались в ежевике. Пытаясь освободиться от этих пут, он упал вниз лицом.

Зарычала еще одна собака, или, может, это была та же самая собака. Джонни показалось, что две собаки дрались неподалеку, или там все закончилось?

– Тобес. – Джонни теперь громко рыдал. – Пожалуйста…

Тобес слышал его. Он был поблизости. Джонни, оторвав от земли голову, увидел фонарик, поставленный на поднятую могильную плиту. Тобес поднимался над ней – выше, выше, выше, – поднимался из могилы.

Наверное, Джонни потерял сознание. Звезды запрыгали у него перед глазами. Потом возникло ощущение, будто он просыпается, медленно возвращаясь к действительности. Сон мало-помалу покидал его тело. И Тобес находился рядом, сидел на краю могилы, с фонариком в руке. Он встал. Направился к Джонни, открыл рот, но медленно поднес белый палец к своим губам. И Джонни не смог выговорить ни слова.

Собаки затихли. Ни звука не раздавалось в лесу. Может, Бог забыл вдохнуть в него жизнь.

Тобес осветил фонариком могильный камень, и Джонни прочитал слова, написанные на нем. Позднее ему не удалось вспомнить все. Он помнил лишь фамилию какого-то человека и даты: он умер в 1941-м, и молодым. На плите были также выбиты слова: «Вперед, Христианский Солдат».

– Той ночью я шел домой… – глухо звучал голос Тобеса.

Сердце у Джонни колотилось как бешеное. Он и не думал, что оно может биться с такой скоростью.

– Добрался до Лос-Анджелеса вскоре после шести. Решил на попутных доехать до мамы: началась война, и меня посылали на фронт.

Тобес некоторое время не произносил ни слова: просто неотрывно смотрел в пространство, куда-то за спину Джонни. А мальчика так трясло, что он с трудом держался на ногах. Он думал: «Если я все-таки доберусь до своей спальни, никогда, никогда не выйду из нее еще раз ночью, даже в туалет, даже если придется написать на пол».

– У меня была увольнительная на сорок восемь часов, – продолжал Тобес. – Сильный дождь шел уже три дня. Какой-то мужчина посадил меня в свою машину к северу от Оксфорда. Привез сюда. Здесь все это и произошло. Меня похоронили меньше чем в миле от того места, где он это сделал.

Тобес замолчал и, казалось, не собирался больше говорить. Джонни же хотелось сказать ему очень многое. Главное: «Прекрати дурачиться. Ненавижу это, отведи меня домой». Однако, хотя он и был до смерти напуган, кое-что все же понимал: он был во власти Тобеса. Что здесь произойдет, зависело только от Тобеса. Только от него.

Поэтому Джонни миролюбиво спросил:

– Он сделал – что? – И так как Тобес все еще молчал, он снова повторил: – Что тебе сделал этот человек?

– Боль.

– Какую боль? – допытывался Джонни.

Тобес рассмеялся. Вот когда Джонни уверился, что это действительно был Тобес. Никто не смеялся так противно, как он. Джонни ненавидел его манеру смеяться. Он пронзал его насквозь, этот смех.

– Ты еще маленький, не поймешь, – снисходительно сказал Тобес. – Меня нашли. На следующий день. – И потом наступила долгая пауза. – Обе половинки.

Джонни остолбенел, он не мог понять этих слов.

– Он знал, что я хранитель, – продолжал рассказ Тобес, – знал, что мое место здесь. Он знал. Он сказал мне: я привез тебя домой, к ней, к Алисе Морни. А у меня было сто семьдесят шесть долларов в тот день. Он не взял ни цента. Деньги нашли рядом со мной… моими частями. И визитную карточку. Он оставил свою визитку. Визитку человека, который убил меня.

Джонни глядел на него во все глаза, не столько напуганный, сколько заинтригованный услышанным.

– Поэтому меня похоронили здесь, неподалеку от могилы Алисы. – Тобес снова замолчал. – Второй раз здесь похоронили защитника.

Какое-то время Джонни не мог осмыслить услышанное. Потом:

– Второй раз? – спросил он. – Подожди-ка…

– И был третий раз, – перебил его Тобес.

Тобес направился к Джонни, освещая фонариком его лицо. Мальчик отступил. Надвигаясь на него, Тобес не прекращал говорить столь же непостижимые вещи. Его черные глаза буквально проникали в Джонни, а Джонни не мог отвести от него своих глаз, хотя больше всего ему хотелось повернуться и бежать.

– Меня звали Карлом, – сказал Тобес. Это не было похоже на правду; хотя имя на могильной плите начиналось с буквы «К». Джонни не думал, что это был «Карл»; он был просто уверен, что это не так. – Здесь была третья могила, – продолжал Тобес, – в следующий раз я покажу тебе третью могилу. – Он остановился всего в футе от мальчика, не больше. Джонни ощущал его дыхание. Зловонное дыхание. – В следующий раз… ты будешь свободен.

Собака зарычала, еще и еще раз, ближе, ближе.

– Не двигайся, – тихо скомандовал Тобес.

Луч фонаря уперся в землю. Собаки стояли в шести футах от них, три штуки, их головы были опущены. Джонни видел их клыки. Вдруг передняя прижалась брюхом к земле, и Джонни понял, что она сейчас прыгнет. Но не успел он испугаться, как Тобес бросился на собаку. Фонарик запрыгал, луч света скользнул поверх их голов. Джонни, закрыв глаза, стоял как парализованный, каждую секунду ожидая, что острые клыки вопьются в его тело.

Звуки, которые он слышал, становились все громче. Это были звуки борьбы: рычание, тяжелые удары, визг. Наконец Джонни открыл глаза. Тобес стоял в стороне. Он подобрал с земли фонарик. Мальчик увидел, что одна из собак лежит на боку. Она не двигалась.

У Тобеса в руке был нож. Подняв глаза, он увидел, что Джонни смотрит на них, и нарочно направил луч фонаря прямо ему в глаза. Ослепленный, Джонни зажмурился. Когда ярко-красный свет перестал жечь ему веки, он осторожно открыл глаза. Но ножа уже не видел.

– Иди, – скомандовал Тобес.

Они возвращались той же дорогой, какой пришли сюда. Тобес, шагая сзади, освещал фонариком дорогу. Джонни хотел оглянуться, но что-то остановило его. «Идет ли Тобес по-прежнему позади? Не ударит ли он меня? Есть ли у него нож?» Подобные мысли роились в его голове.

Мальчик пошел быстрее. Но тогда свет впереди его ног исчез, потому что Тобес продолжал идти так же медленно. И Джонни остановился. Он чувствовал, что Тобес за его спиной замедляет шаги. Насколько близко они друг от друга?

Джонни не мог заставить себя обернуться.

Луч фонарика снова заплясал у его ног. Они двинулись дальше.

Наконец подошли к основной дорожке, слева от которой виднелась ограда домов Корт-Ридж, приблизились к соседскому фонарю, и к лучу фонарика прибавился свет фонаря. И тут Джонни решил, что он сделает то, что задумал. Эта мысль настолько укрепила его веру в себя, что он набрался храбрости и обернулся. Он хотел рассмеяться в лицо Тобесу, сказать: «Чего ради ты затеял все это, болван? Ни хрена у тебя не вышло, ты меня не напугал. Так для чего ты все это затеял? А?»

Но когда Джонни обернулся, он увидел только длинную, темную, пустую дорожку.

История болезни: Джонни Андерсон, 9 сентября.

Семнадцатое занятие. Серьезный кризис.

Прошлой ночью мальчик снова ходил на кладбище, несмотря на все мои предупреждения. На этот раз (он рассказал мне об этом) он увидел духа. Духом был переодетый Тобес, назвался он Карлом. Рассказ дополнялся разными другими деталями, одна из них: рядом с телом Карла нашли визитную карточку. Этот «Карл» был, предположительно, убит в 1941-м, однако совпадения настолько впечатляющи, что не могут оказаться случайными. Тобес (если это был он) знает по крайней мере одну деталь об убийстве Карла Дженсена, которая неизвестна широкой публике.

– Что это означает?

Я должна обсудить все это с Эдом/Саймсом. Как быть?

Тобес вновь под колпаком как подозреваемый. Скрывая то, о чем рассказал мне Джонни, я становлюсь соучастником преступления.

Я имею право сообщить о том, что мне стало известно, если это поможет спасти моего пациента. Какого пациента – Тобеса или Джонни?

Возможно, убийца находится в доме Джонни.

Я строго-настрого запретила Джонни ходить на кладбище. Когда я попросила у него разрешения обсудить его вылазки с Майком и Николь, он страшно разозлился на меня, и стало ясно, что настаивать бессмысленно. «Я-то думал, что вам можно доверять!» – заорал он. Я посоветовала ему рассказать родителям всю эту историю своими словами. И еще посоветовала не приближаться к Тобесу. Наконец, заявила, что не буду сидеть, набрав в рот воды, до окончания века и что на следующей неделе мы должны вместе выработать план дальнейших действий.

Мой долг – предотвратить опасность, исходящую от Тобеса. Как для блага Джонни, так и для его собственного блага.

Пророк Магомет возвестил нам: безумных любит Бог, и они избраны им, дабы открыть людям истину.

Я очень несчастлив. Поэтому составлю список всех причин:

Первое. Тобес делает мне гадости. Не понимаю, зачем он устраивает все эти представления с духами. Меня это раздражает. И пугает меня. Он противный. Он извращенец. Но бывает и милым. Что мне делать? Диана сказала сегодня утром, чтобы я держался подальше от Тобеса. Как будто я в чем-то виноват.

Второе. Мне не нравится Диана, я отношусь к ней не так, как раньше. Она не понимает, что мне… очень нравится Тобес, не понимает, что ей следует хоть немного помочь ему. Хорошо. Знаю: он тоже ее пациент, как и я, но она не помогает ему, я это вижу.

Итак: помогает ли она мне?

Третье: Прошлым вечером я по-настоящему разругался с «ними», то есть с теми, кто играет роль моих родителей…

Андерсоны устроили прием. Папа и Николь решили дать обед а-ля фуршет. Всю прошлую неделю только и говорили об этом, а вчера утром за завтраком из-за этого приема все окончательно пошло вкривь и вкось. Поэтому Джонни пришлось самому поджарить себе тосты.

Отец был счастлив. Джонни сказали, что придут соседи и еще люди из городского муниципалитета. И все с женами. А также репортер. И кто-то еще должен был прийти, но Джонни забыл, кто именно. Важные люди, сказал Майк, влиятельные люди. Майк был очень, очень доволен.

А Николь – она вовсе и не кудахтала по этому поводу, потому что все хлопоты свалились на ее плечи. Ей не нравились фирмы, обслуживающие приемы. Во всяком случае, она хотела, чтобы Джонни не вертелся под ногами. И подумать только!.. К Андерсонам доставили новый телевизор. Его установили в комнате Джонни; отец сказал, что он его, насовсем. Но – за это ему придется весь вечер провести в своей комнате и самому лечь спать в положенное время. Взятка!

Николь поднялась наверх и устроила Джонни на кровати со всеми удобствами: с «ящиком» (поставили его пониже), дистанционным управлением, тарелкой пирожных и стаканом молока. Она даже принесла большую картонную коробку с мороженым, и Джонни поддразнил ее: «Может, мне пора обзавестись и собственным холодильником?»

Он был очень доволен телевизором. И внезапно у него возникла мысль: рассказать кое-что Николь о своих похождениях – как предлагала Диана.

– Николь…

– М-м-м, милый…

– Поговорим?

– Только не сейчас.

Выглядела она прекрасно: облегающее фигуру черное платье и серебряные сережки в ушах в форме маленьких пестиков (мисс О'Ши на прошлой неделе наградила Джонни золотой звездочкой, потому что он единственный в классе знал, что такое пестики). Николь хотела спуститься вниз встречать гостей, она была взволнована всей этой суматохой, но Джонни понадобилось срочно облегчить душу, он должен рассказать ей. Поэтому он спросил:

– А папа может подняться на минутку? Это о кладбище. Пожалуйста…

Николь колебалась, потом улыбнулась, и Джонни подумал: «Она все устроит». Но тут Майк закричал:

– Николь, дорогая, где ты?!

– Завтра, милый, завтра, – сказала Николь, повернувшись к Джонни. – Хорошо?

Что ему оставалось?.. Он кивнул и сказал «хорошо». Но после такой оплеухи как, по-вашему, мог он заснуть, смотреть телевизор или читать? Нет, разумеется. Потому что внизу и на улице, в недавно расчищенном саду, развлекались взрослые. Они звенели стаканами, бряцали тарелками – в общем, веселились. У них была замечательная вечеринка. («Ненавижу их», – подумал Джонни.) Но с наступлением вечера становилось все холоднее, и гости начали уходить в дом, пока наконец сад не опустел. Джонни выглянул из окна, надеясь увидеть под фонарем Тобеса, но его там не оказалось. Конечно, привидения не любят вечеринок.

Джонни поймал себя на этой странной мысли. На секунду он чуть было не поверил, что Тобес и в самом деле привидение.

Джонни прошелся по всем каналам телевизора, но ни одна из передач его не заинтересовала. Переключившись на свободный канал, он стал смотреть на мерцающие белые полосы, надеясь, что это поможет ему заснуть. Вместо этого у него разболелась голова. Внизу по-прежнему шумели. «Они что, не собираются расходиться? – подумал Джонни в полудреме. – Этих взрослых отсюда не выгонишь…»

Он сбросил с себя одеяло, спрыгнул с верхней койки и на цыпочках прокрался по коридору, чтобы посмотреть, что происходит. Везде полно народу; некоторые сидели на нижних ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. Джонни старался держаться в тени, чтобы его никто не заметил. Отец подошел к той группе, что примостилась на ступеньках. Сначала Джонни не слышал, о чем они говорили, но потом вдруг до него донеслось совершенно отчетливо:

– Стенли, ты просто рехнулся, если думаешь, что тебе удастся подкупить епископа, – сказал один из гостей.

– Кардинал Том заткнет рот кому угодно, – проговорил другой, – только не голосу собственной совести.

Все рассмеялись. Папа – громче всех. Джонни подумал, что Майку не следовало смеяться так громко, но тут же почувствовал себя виноватым. Потому что осмелился критиковать отца.

– Майк. – Мужчина, которого звали Стенли, обнял отца за плечи. – Не хочу, чтобы ты переживал из-за секуляризации. В конце концов – это не проблема.

– Не знаю. – Майк задумчиво покачал головой. – Мы прежде не занимались жилищным строительством на кладбище.

Джонни спустился с лестницы так тихо, будто тоже был привидением и магическое заклинание неодолимо влекло его к повелителю. Его отец, Майк Андерсон, собирается строить на кладбище?

Да, конечно. Ты и раньше знал об этом.

Да, но… Кладбище Тобеса?

ЕГО КЛАДБИЩЕ!

– Вы не можете, – услышал Джонни свой собственный голос.

Все мужчины удивленно посмотрели наверх. Тотчас же на их лицах появились улыбки. Ведь это был малыш Джонни, сын их хозяина.

– Папа, – сказал мальчик, спускаясь по последним ступенькам, – это правда, что ты собираешься строить дома на кладбище? Скажи мне, это действительно так?

Майк улыбнулся, Джонни прекрасно изучил своего отца и знал, что означает эта улыбка.

– Все верно, сын. Мне казалось, ты знаешь…

– Конечно, я знал про дома. – Джонни перевел дыхание. – Просто… ну, я не думал раньше об этом всерьез.

– А что тебя волнует, малыш? – поинтересовался Стенли.

– Это тихое, спокойное место. Я люблю там гулять, и мои друзья любят…

– Что ж, чему быть – того не миновать. – Улыбка отца свидетельствовала о его крайнем раздражении, но Джонни уже слишком далеко зашел, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Может, он и напугался до смерти на том кладбище, но Тобес был частью кладбища, а он любил Тобеса (по-своему), и главное – чувствовал себя там настоящим человеком. Мысль о том, что множество домиков, прилепившихся друг к другу, замусорят эти зеленые холмы бетоном и кирпичом, внезапно вызвала у Джонни приступ тошноты.

– Папа, – попросил он, – пожалуйста, не делай этого.

Майк сухо произнес:

– Тебе пора в постель.

– А как быть с покойниками? Кто позаботится о них?

– Покойники мертвы, – ответил один из гостей. – Они не станут возражать.

– Станут, станут. Они станут. Мой друг похоронен там. Он возненавидит тех, кто будет там строить.

Воцарилось тягостное молчание. Джонни понял, что свалял дурака. Все внимательно разглядывали его – так ученые разглядывают редкое неизученное животное. Лицо отца исказила гримаса. Он хотел схватить сына за руку, но Джонни отдернул руку.

– Никто из твоих друзей на этом кладбище не похоронен, – возразил Майк.

Джонни пробормотал что-то об Алисе и Карле – но что толку? Он уже ни на что не надеялся. А когда теряешь надежду, когда не остается ни единого ее проблеска, тогда становишься смелым, безрассудно смелым. Джонни сказал:

– Ты не понравишься духу-хранителю. – Взрослые внимательно слушали его. Джонни видел это по их лицам и поэтому продолжал: – Все вы не понравитесь ему. Так что остерегайтесь…

Он резко повернулся и устремился вверх по лестнице.

Джонни записал всю сцену в своей дневник, когда гости начали разъезжаться. Они хлопали дверцами машин и громко смеялись; может, выпили лишнего…

Господи, завтра меня ждет кошмар. Я сам себе вырыл яму… Лучше бы мне никогда не встречаться с тобой, Тобес.

Для Дианы эта пятница началась на редкость удачно.

Она уехала из дому рано, предоставив привлекательным обладателям загорелых ног в обтрепанных хлопчатобумажных шортах уютно расположиться в гостиной со своими отвертками и соединительными муфтами. Диана была уверена, что к вечеру, когда она вернется, дом ее превратится в крепость. Это успокоило бы ее.

Первый, на кого она наткнулась, взбегая по ступенькам полицейского участка, был Рамон Поррас. На нем были черные джинсы и серая рубашка без ворота. Вид у него был грустный.

– Привет! – поздоровалась Диана. – Что тебя сюда привело?

– Предварительный допрос.

– Допрос?

– Они все с ума посходили… – Поррас криво усмехнулся. – От меня требуется, чтобы я сознался во всех преступлениях, которые совершены в этом городе.

Он снова усмехнулся. Руки его дрожали.

– У тебя есть адвокат? – мягко спросила Диана.

Он покачал головой. Как многие наивные люди, Поррас полагал, что невиновного должен защищать закон. Не сказав больше ни слова, он сбежал по ступенькам. Даже не попрощался, не оглянулся.

Дежурный сержант сказал ей, что Эд на третьем этаже, в комнате номер 5. Диане повезло – она перехватила его, когда он выходил в коридор.

– Привет, – сказал он удивленно. – Какими судьбами?

– Ты устроил Поррасу головомойку?

Эд на секунду задумался.

– Пожалуй, – кивнул он. – Пожалуй, что так.

– И что же?

– У него алиби на то время, когда убили Дугана, и никакого – на время убийства Дженсена. Так чем я могу быть тебе полезен?

– Мне необходимо присутствовать при допросе Тобеса Гаскойна.

– Ох, Диана, мы ведь уже это обсуждали и…

– Я все обговорила с Питером, – сказал она, переступая порог комнаты. – Спроси у него, если не веришь…

Эд молча кивнул и направился в кабинет Питера, который дал «добро» Диане. Через несколько минут он возвратился, явно раздосадованный.

– Похоже, у тебя это входит в привычку, – проворчал он.

– О чем ты, что за привычка?

– Дергать меня за яйца!

– Ладно уж, потерпи…

– Ох, ради Бога!

Диана пристально на него посмотрела:

– Я не собираюсь перед тобой извиняться. Твои люди тоже ставят нам палки в колеса, замордовали нас своими указаниями, идиотскими инструкциями и прочими выдумками. Я объяснила Питеру, что это – эксперимент, и он согласился.

– Диана, мы – любовники. Это предательство, понимаешь, предательство…

– Любовники мы или нет – это не имеет никакого отношения к делу.

– Что значит – не имеет? Ведь так не бывает…

– Уверяю тебя, что бывает. Так что привыкай.

Зазвонил телефон. Эд снял трубку:

– Да? Проводите его в соседнюю комнату. Спасибо. – Он взглянул на Диану. – Прибыл Гаскойн.

Она выключила свет. Комната (в ней не было окон) погрузилась во мрак. Но Диана прекрасно ориентировалась и во тьме, так как не раз здесь бывала.

Она уверенно прошла к дальней стене, где висела занавеска, и отдернула ее; открылась стеклянная поверхность, сквозь которую видна была соседняя комната. Двойное зеркало, как у нее, в больнице Святого Иосифа.

В следующее мгновение дверь комнаты открылась, и вошел Тобес в сопровождении полицейского, который тотчас же вышел в коридор. Оставшись в одиночестве, Тобес принялся бродить по комнате. Обследовал магнитофон, оглядел стол и стулья, потом подошел к окну.

– Продолжим наш разговор позднее, – холодно сказал Эд. Затем позвонил по внутреннему телефону и попросил прислать стенографа и видеоаппаратуру. Диана глянула в соседнюю комнату. Тобес – уже в наушниках – с задумчивым видом слушал музыку. Он повсюду носил с собой CD-плейер.

– Послушай, нам надо обсудить это дело.

– Какое дело?

– Знаю, что поступила бестактно. Но я выполняю свой долг. И клянусь тебе, если сегодня мой эксперимент провалится, это будет в последний раз.

– Вот как?

– Да. И пожалуйста, без насмешек. – Она указала на смотровое окошко. – Он меня очень волнует.

– Почему?

– Помнишь ту ночь в моем доме?

Эд вопросительно смотрел на Диану: он еще не понял, какая именно ночь имеется в виду.

– У нас был незваный гость, – продолжала она. – Но ты должен обещать мне, что не станешь использовать то, что я тебе сейчас скажу, потому что это всего лишь мои ощущения, но… я уверена, что незваным гостем был Тобес Гаскойн.