Текст книги "Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2"

Автор книги: Джон Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

Едва переступая на ватных ногах, я подтащил бесчувственное тело брата к колодцу и сбросил его вниз, после чего с помощью лежавшей рядом лопаты стал присыпать его землей.

Если бы кто-нибудь наблюдал разыгравшуюся сцену со стороны, у него, наверное, возникло бы ощущение чудовищного кошмара: некий человек, словно раздвоившись, в молчаливом исступлении душит своего двойника.

Так вот я принял на душу смертный грех – убил родного брата. Наверное, вам, мистер Купер, трудно представить себе, как это у меня поднялась рука на единственно близкого мне человека. Что ж, подобное недоумение мне целиком понятно. Именно потому, что мы были братьями, у меня и появилась мысль об убийстве. Не знаю, доводилось ли вам испытывать это самому, но, как ни странно, близких людей зачастую связывает не любовь, а, скорее, острая ненависть. Об этом немало написано в книгах, так что, мистер Купер, не я первый, не я последний. Причем вражда к родному и близкому человеку, как правило, куда сильнее и непримеримей, чем к постороннему. Какою же она должна быть к брату, похожему на тебя, как две капли воды!.. Мне иногда кажется, что даже если бы не существовало иных причин, одного этого сходства было бы вполне достаточно, чюбы придти к мысли об убийстве. Не что иное, как ненависть – это я теперь хорошо понимаю! – помогло мне, трусу, совершить это преступление.

Присыпав труп брата землей, я не торопился покидать место преступления. Примерно полчаса спустя на дорожке показался садовник в сопровождении прислуги. Садовник и прислуга, разумеется, хорошо знали о моем отъезде на Аляску. Меня охватило волнение, мне впервые предстояло сыграть роль брата. Но я взял себя в руки и, подражая его голосу, как ни в чем не бывало, сказал: «А-а, вот и садовник собственной персоной. А я встал пораньше и решил вам немного помочь… Надеюсь, за день вы управитесь с колодцем? Что ж, не буду мешать вам…»

И, копируя походку брата, я неторопливо зашагал к моему уже дому.

Все шло как по маслу. Целый день я провел в кабинете брата, усердно изучая его дневники, счета и расходные книги – ведь это было единственное, чего мне не удалось сделать за все время подготовки к убийству. А вечером я уже сидел перед телевизором с его ни о чем не подозревавшей женой – теперь она уже принадлежала мне. Я весело болтал о разных пустяках и смеялся, как это обычно делал по вечерам мой брат. Ночью, набравшись храбрости, я даже рискнул предложить ей близость. Правда, в этот момент я уже не чувствовал в себе прежней уверенности – подробности интимной жизни погибшего брата мне, разумеется, не были известны. Но меня поддерживала надежда, что даже в случае разоблачения я не рискую ничем – ведь, как-никак, она в свое время питала ко мне самые нежные чувства. Однако все было просто замечательно – она не заметила никакой подмены. Так я совершил еще один страшный грех – прелюбодеяние с женой брата.

Целый год после этого моя жизнь лилась нескончаемым потоком наслаждения. И если что и омрачало ее, так это только преследовавший меня дух убитого брата, в остальном же у меня было все, что необходимо для полного счастья – много денег и любимая женщина, которая безраздельно принадлежала мне.

Однако в силу своего характера я довольно скоро пресытился жизнью добропорядочного семьянина. Спустя год я начал охладевать к жене. Ко мне вернулись прежние привычки, и я пустился в разгул. Я сорил деньгами направо и налево, дарил любовницам соболей и бриллианты, проигрывал огромные суммы в Лас-Вегасе и, наконец, обнаружил, что колоссальное состояние, доставшееся мне от брата, промотано, и что я по уши в долгах. Ждать помощи теперь было уже неоткуда, и ради денег я решился пойти на новое преступление.

Собственно говоря, мистер Купер, оно совершенно логически вытекало из первого. Еще в ту пору, когда во мне только зрело намерение убить брата, я учитывал возможность подобного ра-жития событий. Если мне перевоплотиться в своего старшего брата, рассуждал я, то я смогу без особого риска совершать новые преступления. Если вы, мистер Купер, не понимаете, что я имею в виду, то поясню: предположим, что младший брат, о котором после его отъезда на Аляску, ни слуху, ни духу, возвращается в Огайо и совершает убийство или крупное ограбление… То есть, я хочу сказать, что в этом случае искать будут его, а старший брат, разумеется, останется вне всяких подозрений.

К этому следует добавить, что вскоре после убийства брата я сделал одно открытие, которое совершенно поразило меня, и лишний раз убедило, с какой легкостью я могу делать все, что захочу.

Как-то раз я делал записи в дневнике брата, стараясь как можно точнее воспроизвести его почерк. Скажу вам честно, мистер Купер, это было довольно тягостное занятие, но, коль я уж превратился в старшего брата, приходилось терпеть, поскольку он всю свою жизнь, чуть ли не со школы, исправно вел дневник… Если бы я не делал этого, то мог бы вызвать подозрения. Так вот, сделав запись, я, по обыкновению, принялся сравнивать ее с предыдущими, сделанными рукой покойного, и вдруг, на одной из страниц, в углу, увидел чернильный отпечаток его пальца.

У меня похолодело внутри: я прекрасно знал о дактилоскопии и возможностях современной криминалистики, и то, что я не обнаружил этого раньше, было с моей стороны непростительной оплошностью. Обнаружив в дневнике отпечаток пальца брата, я понял, что эта улика может выдать меня с головой.

Я нашел хорошее увеличительное стекло, сделал на отдельном листке бумаги оттиск своего пальца и принялся сличать его с найденным в дневнике. На первый взгляд эти отпечатки казались очень похожими, но только на первый взгляд. Внимательно сравнивая линии, я обнаружил некоторое расхождение. На всякий случай я незаметно взял отпечатки пальцев у жены и прислуги, но их капилярные линии столь значительно отличались от тех, что я увидел в дневнике, что мне даже не пришлось сравнивать их под увеличительным стеклом. Итак, мне было совершенно ясно, что отпечатки пальцев на странице дневника могут принадлежать только моему брату. В том, что наши отпечатки оказались очень похожими, не было ничего удивительного – недаром же мы с ним близнецы.

Опасаясь, что найденный мною отпечаток может оказаться не единственным, я принялся внимательно осматривать окружающие предметы. Тщательно, страницу за страницей я перелистывал все книги обширнейшей библиотеки брата, выворачивал наизнанку все шкафы и ящики, но нигде не обнаружил ничего подозрительного. Теперь, понял я, можно было не волноваться, стоит только сжечь злополучную страницу дневника – и я в полной безопасности. Недолго думая, я приготовился уже бросить ее в огонь, но в самый последний момент передумал. Меня осенила одна идея. Я подумал: «А что, если перенести найденный отпечаток на какой-нибудь трафарет и использовать его, когда я захочу совершить новое преступление?» Предположим, рассуждал я, мне придется по какой-нибудь причине совершить повое убийство. В этом случае вполне сгодится версия о возвращении из Аляски моего беспутного младшего брата – выступить в его роли, в случае чего, мне не составило особого труда. Одновременно я позабочусь об алиби для второй половины своего «я», а именно для старшего брата. Совершая убийство, я, разумеется, постараюсь сделать все, чтобы не оставить на месте преступления никаких улик. Возможно, что всего этого окажется вполне достаточно. Но что делать, если подозрение все-таки падет на меня? Кто сможет поручиться, что мое алиби будет абсолютно безупречным?

Вот тут-то как нельзя более кстати пришелся бы отпечаток пальца моего брата. Одного этого обстоятельства вполне будет достаточно, чтобы доказать мою непричастность к убийству. Полиция будет до скончания века искать человека, которому принадлежит этот отпечаток, не подозревая даже, что его давно уже нет вживых.

От своей догадки я был на седьмом небе от счастья. Эта жизнь приводила меня в такой восторг, которого я не испытывал никогда в жизни.

В то время, однако, я вел еще достаточно безбедное существование, и потому не спешил осуществлять свой коварный замысел. Необходимость в этом возникла несколько позже, когда все, что досталось мне от огромного достояния брата, было окончательно промотано. В качестве первого опыта я выкрал у одного из приятелей довольно внушительную сумму денег, оставив на месте преступления поддельный отпечаток пальца своего брата. Для этого мне пришлось воспользоваться трафаретом, изготовление которого не составило для меня особого труда, если учесть, что в свое время я работал гравером. С тех пор всякий раз, когда у меня возникала нужда в деньгах – а возникала она всегда – я прибегал к этому испытанному способу. И вот что интересно – ни разу подозрение не пало на меня. В ряде случаев пострадавшие просто махали рукой на случившееся, и даже не заявляли о пропажах в полицию. Бывало, конечно, что потерпевший сразу же бежал в участок, но даже тогда, как ни странно, дело сразу же прекращали за отсутствием улик. Вы не поверите, мистер Купер, но совершать преступления оказалось до скуки просто. Полнейшая безнаказанность вскружила мне голову, и, в конце концов, я пошел на новое убийство.

Об этом деле, Вы, разумеется, прекрасно знаете – вы ведь сами принимали в его расследовании самое деятельное участие, поэтому я не стану вдаваться в подробности. Короче говоря, я в очередной раз наделал долгов, и мне понадобилась большая сумма наличными. В один прекрасный день я узнал от своего приятеля, что у него в сейфе хранится целое состояние – почти треть миллиона. Как выяснилось, это были средства, предназначенные для тайного финансирования какой-то политической акции или чего-то в этом роде, точно не помню. Приятель, как видно, считал меня человеком порядочным и доверял мне. При этом разговоре, происходившем в его доме, присутствовали, кроме меня, еще его супруга и несколько человек гостей и родственников. Уяснив для себя кое-какие детали, я в тот же вечер проник в дом приятеля, приняв образ «младшего брата».

Само собой разумеется, мистер Купер, для «старшего брата» у меня было приготовлено надежное алиби. Без каких-либо осложнений мне удалось пробраться в комнату, где находился сейф. Надев перчатки, я набрал шифр – выведать его, как старому другу хозяина дома, не составляло особого труда – открыл дверцу и извлек из сейфа пачку банкнот.

В этот миг в комнате неожиданно вспыхнул свет. Обернувшись, я увидел в дверях хозяина дома. Что мне оставалось делать? Я выхватил из-за пазухи нож и всадил его хозяину в сердце. На все это ушло, как мне показалось, не больше минуты. Он лежал на полу, бездыханный. Я внимательно прислушался. К счастью, все было тихо, никто из домочадцев убитого не проснулся. А если бы кто-то и проснулся, то наверняка застыл бы на месте от страха. Я вытащил трафарет с отпечатком пальцев и, обмакнув его в струящуюся из раны убитого кровь, приложил к стене. Удостоверившись, что на месте преступления не осталось никаких других улик, я поспешно покинул дом своей очередной жертвы.

На следующий день ко мне явились Вы, мистер Купер. Ваш визит меня ничуть не испугал, настолько я был уверен в надежности своего алиби. Словно оправдываясь, в самых почтительных выражениях, Вы объяснили, что по долгу службы вынуждены переговорить со всеми, кому было известно о хранившихся в сейфе убитого деньгах. Вы сказали, что на месте преступления обнаружен отпечаток пальца преступника. Среди известных полиции и Федеральному Бюро Расследований преступников нет ни одного с подобными отпечатками пальцев. Поэтому, если я не возражаю, Вы хотели бы взять у меня отпечатки пальцев, поскольку я нахожусь в числе лиц, которые могли знать о деньгах в сейфе покойного. Едва сдерживая усмешку, я позволил Вам выполнить эту, как Вы говорили, «чистейшую формальность», и задал несколько вопросов, свидетельствующих о моей скорби о безвременно ушедшему от всех нас другу. На прощание я выразил надежду, что Федеральное Бюро Расследований сделает все возможное, чтобы как можно скорее отыскать убийцу. Дня через два Вы появились в моем доме снова – как я узнал впоследствии, вы, несмотря на свою очевидную молодость, пользовались в Департаменте большим авторитетом и уважением. Ничего не подозревая, я вышел к Вам в гостиную. Однако, встретив Ваш холодный, насмешливый взгляд, я едва сдержал вопль отчаяния. С невозмутимым видом Вы положили на стол какой-то листок бумаги. В голове у меня все перепуталось, и я не сразу сообразил, что это может значить. Увы, это был ордер на арест. Пока я разглядывал бумагу, Вы быстро подошли ко мне, и на моих руках защелкнулись наручники. Я заметил, что в дверях стоит полицейский, и понял, что сопротивление бессмысленно. Меня привезли в тюрьму, но даже здесь я еще не терял надежды. Глупец, я по-прежнему не расставался с мыслью, что доказать мою вину невозможно. Представьте себе, мистер Купер, какой сюрприз меня ожидал. Когда прокурор предъявил мне обвинение, я буквально открыл рот от неожиданности. Получалось, что я совершил ошибку настолько нелепую, что мне самому было впору расхохотаться. Да, я допустил чудовищную оплошность. Но кто в этом виноват? Не иначе, как меня настигло страшное проклятье брата. В противном случае разве мог бы я сам допустить такую глупую ошибку? Дело в том, что отпечаток пальца принадлежал не брату, как я наивно полагал, а мне самому. Правда, это был не совсем обычный отпечаток. Ваш коллега Альберт Розенфельд объяснил мне, что это был не совсем обычный отпечаток. Он остался на странице дневника после того, как я вытер запачканные тушью пальцы. Иначе говоря, на бумаге отпечатался след от туши, застрявшей в паппилнрпых линиях кожи. На языке фотографии это называется негативом.

Все это казалось мне сплошным абсурдом, и я не сразу поверил, что такое возможно. Как выяснилось, такие случаи уже бывали и в прошлом – Розенфельд рассказал мне несколько похожих историй. В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году в Линкольне, штат Небраска, была зверски убита жена конгрессмена. По подозрению в убийстве схватили некоего человека, однако взятые у него отпечатки пальцев хотя и были чем-то похожи, но все-таки не совпадали с теми, которые были обнаружены на месте преступления.

Следствие зашло в тупик. Когда полиция пригласила в качестве эксперта вашего коллегу Альберта Розенфельда, тот доказал, что отпечатки абсолютно идентичны. Дело в том, что на месте преступления, как и в моем случае, был оставлен, как говорят, негативный отпечаток. Эксперт изготовил увеличенные снимки обоих отпечатков и на одном из них заменил белые линии черными, а черные – белыми. В результате снимки оказались совершенно одинаковыми.

Ну вот, уважаемый мистер Купер, и все. Извините, что этим письмом отнял у вас столько времени. Еще раз прошу, расскажите все, что я вам написал, судье, присяжным и моей жене (я имею в виду жену моего убитого брата). Тогда я со спокойной совестью – если применительно к моему случаю речь может идти о совести – встречу свой смертный час.

С неподдельным уважением к Вам – Оскар Глейзер».

Купер прочел это письмо на едином дыхании. Несмотря на кажущуюся внешнюю невозмутимость, Дэйл отличался впечатлительностью и образностью мышления – за время чтения этого письма он представлял себя и на месте убийцы, и на месте его жертв…

Отложив листки бумаги на тумбочку, Купер подумал: «Еще одно подтверждение того, что любое преступление, как бы хорошо оно не было задумано, всегда будет раскрыто… Да, тогда в Огайо было проще – никакой мистики, никаких загадочных сигналов из космоса… А может быть, все это хорошо продуманная мистификация?»

Купер вспомнил, что сразу же по приезде в Твин Пикс он был поражен необычностью облика и особенно манерами поведения некоторых обитателей города – Леди-С-Поленом, старик Хилтон, а теперь – этот полусумасшедший контуженный во Вьетнаме майор Гарланд Таундеш. Не разыгрывают ли они его?.. Да нет, не похоже, какой уж розыгрыш – за такое короткое время – два явно преднамеренных убийства и насилие над Пуласки.

«Что же с Одри? – вновь подумал Купер. – Интересно, откуда она могла мне звонить?»

Подойдя к телефону, Дэйл набрал номер шерифа Гарри Трумена. – Алло, Гарри?..

Из трубки послышалось:– Это секретарша шерифа Люси Моран.

Дэйл впервые за весь вечер улыбнулся – вспомнив странные отношения этой девушки с заместителем Трумена Энди. – Да, Люси… – произнес Купер. Ему не хотелось огорчать ее, сразу же сказав: «Соедини меня с Труменом». – Как дела, Люси?..

Голос девушки приобрел доверительные интонации. – Только что был Энди… Ты знаешь, – с недавних пор секретарша стала говорить Дэйлу «ты» и очень гордилась этим, – ты знаешь, Дэйл, мне кажется, он наконец-то начинает проявлять себя настоящим мужчиной… Он сегодня очень решителен – наверное, готовится к разговору со своей матушкой…

Справедливо предположив, что сейчас мисс Моран не менее получаса начнет рассказывать ему о тонкостях своих взаимоотношений с Брендоном, Дэйл прервал ее: – Люси, скажи мне пожалуйста, а Гарри все еще у себя?.. Он проводил меня до гостиницы, но в самый последний момент о чем-то вспомнил и, как мне показалось, собирался вернуться в участок…

Люси несколько обиделась такому повороту сюжета – она была уверена, что Купер обязательно выслушает ее жалобы на Энди и его матушку. – Да, – ответила она после недолгой паузы. – Он только что прошел в свой кабинет… Кажется, беседует с Хэнком Дженнингсом. Вас соединить?.. – Нет, – ответил Купер, – если он так занят, то лучше не надо… Скажи ему, что, как только освободится, пусть попробует еще раз связаться с Бенжамином Хорном и побеседовать с ним насчет дочери… Если что-нибудь выяснит, пусть позвонит мне…

Гарри Трумен действительно вернулся в свой кабинет – он вспомнил, что назначил свидание Хэнку. Муж Нормы, как досрочно освобожденный, по закону должен был раз в неделю являться в полицейский участок для освидетельствования благонадежности и законопослушности. Нельзя сказать, что такие регулярные визиты нравились Хэнку, но, помня шаткость своего положения, он предпочитал выполнять все предписания на этот счет.

Войдя в свой кабинет, Трумен поморщился – в воздухе пахло дымом дешевых сигарет. За его столом, развязно развалившись и положив ноги на бумаги, восседал досрочно освобожденный. Подняв голову на вошедшего, он поздоровался таким тоном, будто бы это он был шерифом, а Гарри пришел к нему в гости:– Ну, привет, Гарри…

Трумен, не отвечая, подошел к окну и открыл форточку.

Хэнк с улыбкой наблюдал за действиями шерифа. – Привет, – повторил он. – Гарри, ты почему со мной не здороваешься?..

Подойдя к столу, Трумен кивнул и выразительно посмотрел в глаза Дженнингсу. – Здравствуй, Хэнк… Могу поспорить на что угодно, что Люси Моран просила тебя ждать моего появления не в кабинете, а в фойе… – продолжая смотреть на Хэнка, Трумен добавил, но голосом, в котором сквозило неприкрытое раздражение: – Может быть, ты, наконец, поднимешься из-за стола?

Хэнк нехотя уступил место шерифу. – Спасибо, – кивнул тот, – ну, что скажешь?..

Хэнк уселся в соседнее кресло. – Что ты имеешь в виду?..

Гарри, вытащив из ящика письменного стола пачку бумаг, поискал одну, нужную и, сделав какие-то пометки, протянул ее Хэнку. – Подпиши тут. – Он ткнул авторучкой в какую-то графу в конце листка.

Дженнингс, взяв у шерифа авторучку, вопросительно посмотрел на него. – Что, опять?..

Трумен тяжело вздохнул – по всему было видно, что беседы с Хэнком, видимо, достаточно регулярные, не были любимы шерифом. – Да. Таков закон.

Хэнк, молча поставив свою подпись, отдал Гарри авторучку. – Послушай, я всякий раз подписываю какие-то бумаги, и никак не могу понять – под чем же ставлю свою подпись. Может быть, объяснишь?..

Трумен вновь вздохнул. – По существующему положению, – начал он официальным тоном, каким полицейские обычно разъясняют задержанным их права, – по существующему положению, гражданин Дженнингс, вы, как досрочно освобожденный, обязаны являться в полицию раз в неделю и письменно свидетельствовать в том, что никаких противоправных действий не совершаете и не намереваетесь… Впрочем, – он подвинул Дженнингсу лист, на котором тот только что оставил свой автограф, – все это тут записано… Мог бы удосужиться прочесть сам.

Хэнк ухмыльнулся. – А мне, может быть, лень все это читать… – с конца сигареты, которую курил досрочно освобожденный, упал пепел; это не укрылось от взгляда Трумена. – Тебе вот читать лень, – сказал он, – а моей секретарше потом не лень убирать то, что ты насвинячил в этом кабинете… И вообще, что это за манера – класть ноги на стол?..

Хэнк поспешно загасил сигарету. – Хорошо, хорошо, больше не буду, – произнес он. – И вообще, Гарри, не стоит так нервничать… Ты же видишь, я после выхода из тюрьмы веду себя очень и очень спокойно, всякий раз по первому требованию являюсь к тебе в участок… Мне кажется, – добавил он с улыбкой, – мне кажется, Гарри, у тебя нет поводов для беспокойства…

Гарри поморщился – до того не нравилась ему развязность Дженнингса.

Подняв голову, он сказал:– Для бескопойства у меня есть тысячи других поводов, Хэнк.

Дженнингс прищурился. – Если не секрет, каких же?..

Гарри вновь вздохнул – на этот раз еще тяжелее. Исчезновение дочери Бенжамина Хорна не давало ему покоя.

Он махнул рукой. – А-а-а… – Гарри уже хотел сказать Хэнку об этом событии, помнив, что досрочно освобожденный в свое время был его школьным приятелем, но в самый последний момент передумал. – Все это убийство…

Хэнк, вытащив из нагрудного кармана пачку сигарет, вопросительно посмотрел на Гарри. – Можно?..

Тот с неудовольствием сказал:– Ладно, кури…

Дженнингс, щелкнув зажигалкой, выпустил из легких струйку сизого дыма. – Ты имеешь в виду эту школьницу? Лору Палмер?.. Но я тут наверняка ни при чем – ты же знаешь, что намомент совершения преступления я находился в тюрьме… Лучшего алиби просто не придумаешь, – добавил Хэнк, глубоко затянувшись.

Гарри, медленно поднявшись из-за стола, подошел к окну и растворил его настежь. С удовольствием вдохнув свежий воздух, он произнес: – Да…

Хэнк так и не понял, к чему именно относится это слово – то ли Гарри таким образом высказал согласие со стопроцентным алиби, то ли к тому, что у него и без досрочно освобожденного много всяких других дел, то ли еще к чему-то понятному одному лишь Трумену.

Совершенно неожиданно для шерифа Дженнингс произнес:– А знаешь, Гарри, если бы тебе и мне кто-нибудь сказал лет пятнадцать-двадцать назад, что я, Хэнк Дженнингс, буду каждую неделю приходит к тебе, Гарри Трумену, только для того, чтобы поставить свою подпись на каком-то вшивом обещании, я бы ни за что не поверил!.. – видимо, Хэнку самому стало странно, что в конечном итоге так оно все и получилось, и он улыбнулся. – Ты еще не забыл, надеюсь, что мы были одноклассниками?..

Гарри, обернувшись к собеседнику, согласился:– Как же, как же… Конечно, не забыл, – голос шерифа при воспоминаниях детства приобрел несвойственную ему мягкость, и даже сентиментальность. Однако, вспомнив, что он все-таки – шериф Твин Пикса, а сидящий напротив человек, несмотря и на некоторые общие воспоминания детства, их связывающие – не более, чем досрочно освобожденный, по закону еженедельно являющийся в полицейский участок для оформления некоторых юридических формальностей, Трумен тут же спохватился: – Ты сам выбрал свой путь, Хэнк, – произнес он нравоучительно.

Хэнк помотал головой. – Гарри, но ведь и ты, и весь Твин Пикс прекрасно знают, что преступление, убийство было непредумышленным…

Гарри хмыкнул. – Еще бы… Если бы оно было предумышленным… – он запнулся. – Ты знаешь, Хэнк, если бы оно было предумышленным, ты бы получил…

Дженнингс перебил шерифа:– В нашем штате не предусмотрена смертная казнь. – …ты бы получил если и не пожизненное заключение, так лет тридцать-пятьдесят – это уж точно.

Хэнк, развязно заложив ногу за ногу, произнес:– Сам знаю… Ладно, хватит… Может быть, у тебя есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?

Неожиданно для него Гарри сказал:– Да. У меня есть к тебе кое-какие вопросы, гражданин Дженнингс.

Хэнк подался вперед. – Какие же?..

Подойдя поближе, Трумен посмотрел в лицо досрочно освобожденного. – Послушай… Я хотел бы выяснить, что ты думаешь о недавнем пожаре на лесопилке?..

Тот честно округлил глаза. – Ничего не думаю… Ты что, Гарри, подозреваешь меня я поджоге?..

Шериф поспешил успокоить Дженнингса. – Нет, нет, не волнуйся, я тебя ни в чем не подозреваю… – Тогда для чего же спрашиваешь?.. – Просто мне интересно твое мнение на этот счет.

Дженнингс хмыкнул. – Ты хочешь узнать, отчего загорелась лесопилка?..

Гарри согласно покачал головой. – Да, Хэнк, ты совершенно правильно понял мою мысль. Я действительно хотел бы узнать, почему загорелась лесопилка Пэккардов.

Дженнингс улыбнулся. – Я думаю, что от огня.

Шериф досадливо махнул рукой. – Я и сам знаю, что от огня, а не от воды… Просто мне интересно, в результате чего – случайности, неосторожности или… умышленного поджога?..

Дженнингс поднялся с кресла. – Не знаю… Честно говоря, не думаю, что это было кому-нибудь выгодно… Скорее всего – в результате неосторожности.

Трумен, сложив бумаги, в том числе и тот листок, что только что подписал Хэнк, в папку и, спрятав ее в выдвижной ящик письменного стола, поинтересовался:– А как ты думаешь, может быть это Лео?..

Дженнингс неопределенно пожал плечами. В этом движении прочитывалось: «Подписал я то, что от меня требовалось – с меня хватит». – Может быть, и Лео, – равнодушно произнес он, – и вообще, Гарри, для чего меня обо всем этом спрашивать?.. В конце-то концов, ты – шериф, ты и ищи… если кого-нибудь подозреваешь.. – пройдя к дверям, Хэнк кивнул на прощанье: – ну, Гарри, до следующего раза…

Трумен, не оборачиваясь к Дженнингсу, кивнул в ответ. – До следующего раза, Хэнк…