Текст книги "Миры Джона Уиндема, том 2"

Автор книги: Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис Уиндем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Вы считаете, что растопить ледник невозможно? Это – фантастика? Абсурд? Нет, нет и еще раз нет! Если бы мы захотели, мы бы и сами могли это сделать, использовав освобожденную силу атома. Так что это – самая настоящая реальность.

Давайте вспомним о туманах. Из-за долгой полярной ночи мы о них давно ничего не слышали. Мало кому известно, что если арктической весной существовало всего две области распространения тумана, то к концу лета – их уже насчитывалось восемь, причем значительно удаленных друг от друга.

Причина возникновения тумана всем известна – это встреча теплых и холодных течений воздуха и воды. Но как могло произойти, что в Арктике вдруг возникло восемь новых, независимых друг от друга течений? И, как результат – беспрерывный поток ледяных глыб в Берингово и Гренландское моря. В Антарктике паковые льды проникли на сотни миль севернее их обычной весенней отметки. В арктических районах, к примеру, в Норвежском море льды появились наоборот южнее. Да и у нас самих нынешняя зима была непривычно холодной и влажной.

А айсберги? В последнее время мы только и говорим о них. Почему? Вероятно потому, что число их неимоверно возросло. Но тут же возникает еще одно «почему», на которое еще никто не ответил публично: почему их вдруг стало столь много?

Все знают, как образуются айсберги.

Когда-то, давным-давно, огромный ледник сполз на сушу. Продвигаясь у югу и снося на своем пути горы, он шел все дальше и дальше, пока не остановился стеной сверкающих скал из прозрачного зеленоватого льда, покрыв собой половину Европы. Затем постепенно он начал свое обратное движение к северу. Столетия ледник отступал, таял; его больше нет нигде, за одним исключением – в Гренландии. Гренландия – огромный остров (в девять раз превышающий Британские острова), последний бастион ледникового периода. Только здесь, на девять тысяч футов все еще возвышается этот гигантский памятник истории планеты – до сих пор непобежденный ледник. От его боков год за годом откалываются айсберги и, кажется, так было всегда. Но почему-то теперь их в десять, в двадцать раз больше обычного. Для этого должна быть причина, и она есть.

Если бы мы сами сегодня начали растапливать льды, то уже завтра могли бы полюбоваться результатом своих трудов. Это не такой уж долгий процесс, как считают некоторые. Более того: следствия будут проявляться вначале тонкой струйкой, а затем – бурным потоком. Я видел так называемые «подсчеты», предполагающие, что если полярные льды растают, то уровень воды поднимется только на сотню футов. Называть эти бумаги «подсчетами» – явная ложь. Это не более, чем предположение, которое может оказаться как верным, так и неверным. Бесспорно единственное – уровень моря поднимется. Но на сколько?

В этой связи, я хочу обратить ваше внимание, что в январе сего года уровень воды в Ньюлине возрос на два с половиной дюйма".

– О боже! – вырвалось у Филлис, когда она дочитала статью. – Опять этот сорвиголова! Нам надо с ним встретиться.

Мы попытались дозвониться Бокеру, но его линия постоянно была занята.

Наутро мы сами пошли к нему, и, на удивление, нас тут же приняли.

– Хорошо, что вы пришли, – вставая из-за стола, заваленного почтой, сказал Бокер. – Нынче все держатся от меня на расстоянии пушечного выстрела.

– Не перегибайте, док, – ответила Филлис. – Не успеете вы оглянуться, как окажетесь самым популярным человеком среди торговцев землей и землеройной техникой.

Бокер не прореагировал.

– И вас бы постигла сия участь, – произнес он, – когда б вы почаще общались со мной. И вы бы стали прокаженными. Спасибо Англии, в других странах меня давно уже упекли бы за решетку.

– Представляю, как вы огорчены, – откликнулась Филлис. – Тюрьма – прекрасное место отдыха для тщеславных великомучеников. Но ведь еще не все потеряно? – Филлис засмеялась. – Хорошо, а если серьезно, док? Неужели вам в самом деле нравится, когда вас побивают камнями?

– Просто у меня кончилось терпение.

– У других – тоже. Вы все время норовите повернуть против течения. Однажды вы поплатитесь, Бокер. Не сегодня, так завтра.

– Если не сегодня, то, возможно, и никогда! – изрек Бокер. – Но зачем тогда, девушка, вы пришли ко мне? Только ради того, чтобы сказать, что меня неминуемо ждет возмездие? Чего вы хотите?

– Отрезвления, док. Я не понимаю, мне казалось, что вы были близки к грандиозному откровению, а скатились до каких-то там двух с половиной дюймов…

Бокер внимательно посмотрел на Филлис.

– Да, – произнес он, – и что вам не нравится? Если два с половиной дюйма помножить на сто сорок один миллион квадратных миль поверхности, то в тоннах это получится…

– Меня не интересует арифметика. Для нормальных людей – два с половиной дюйма – ничто, ну, разве чуточку выше обычного. После такого многообещающего начала!.. Очень многие теперь раздосадованы, мол, стоило ли так тревожиться по пустякам. Некоторые даже смеются: «Ха! Ну и светило?!»

Бокер махнул рукой в сторону стола.

– Вон сколько ваших раздосадованных, точнее возмущенных и взволнованных! – Он закурил. – Я только этого и добивался, причем с самого начала, и вы об этом знаете. Абсолютное большинство, а особенно специалисты, как могут сопротивляются очевидным фактам. И это в век науки! Отворачиваясь от доказательств, они готовы свернуть себе шеи, лишь бы ничего не видеть и не знать. Сколько понадобилось усилий, чтобы они приняли мою первую теорию? И то – скрепя сердце, с большим запозданием, когда уже невозможно было отрицать! А сейчас что? То же самое! События в Арктике взволновали многих, но сделать выводы никто не решился. Возможно, они молчали под давлением правительства. Я тоже молчал.

– Как это не похоже на вас, доктор, – заметил я.

Бокер только усмехнулся.

– Сначала я ошибся. А потом, когда все стало ясно, я сказал себе: «На этот раз вы откусили больше, чем сможете проглотить». Я решил никого не волновать понапрасну, пока была надежда, что их попытка растопить льды потерпит фиаско. Эдакая полудобровольная самоцензура. Но теперь все обернулось достаточно скверно.

– А что американцы?

– О, у них ничем не лучше нашего. Бизнес – их национальный вид спорта, а следовательно – вещь почти священная. Они испугались очередной паники и тоже играли в молчанку, правда, не сидели сложа руки, как мы, а сбросили в Северный Ледовитый океан парочку бомб. Беда в том, что результаты бомбежки остались в тумане, в самом прямом смысле.

Меня интересует вот что: как эти существа проникли в Арктику? Вряд ли через Берингов пролив – им бы пришлось преодолеть несколько тысяч миль мелководья. Скорее всего, рядом с нами – между Рокаллем и Шотландией. Перевалив через подводный хребет Фарерских островов, они оказались в достаточно глубоких водах, ведущих в полярный бассейн.

На этом отрезке существует два сравнительно узких прохода. Если объединиться с норвежцами и минировать проход чуть восточнее острова Яна Майена, а второй проход, между Гренландией и Шпицбергеном, закидать бомбами, то, может быть, это хоть что-нибудь даст. Они конечно могут контратаковать, но кто знает…

А тут еще братья-славяне паясничают, не понимая, что творится с морем. По их мнению, море причиняет Западу массу неудобств согласно диалектическо-материалистическому закону. И, доберись они до Глубин,не сомневаюсь, не преминули бы заключить соглашение с их обитателями на период диалектического оппортунизма.

– Это точно, – поддакнул я.

– Дальше – больше: Кремль вдруг так рассвирепел, что все внимание наших спецслужб перекинулось от действительно серьезной угрозы на гнусные ужимки этого восточного клоуна, который думает, что моря и океаны созданы назло капиталистам.

Вот так, молодые люди, и оказалось, что мы, как всегда, опоздали. Нет чтобы всем умам объединиться, так наоборот, наши «гениальные» мужи ищут опасность там, где ее нет в помине, и игнорируют то, чего знать не желают. Бывают в истории моменты, когда люди напрочь забывают, для чего Бог создал страуса.

– Поэтому вы и решили, что пора объединить их умы… э… руки для удара? – спросил я.

– Да, но не только. На этот раз за мной стоят влиятельные и озабоченные люди. Я должен был дать сигнальный выстрел по эту сторону Атлантики. Что до американцев – не пропустите на этой неделе «Лайф». Кое-что, конечно, все-таки будет сделано.

– Что? – спросила Филлис.

Бокер оценивающе посмотрел на нас и слегка кивнул головой.

– Только между нами: я – ничего не говорил, вы – ничего не слышали. Единственное, по-моему, что власти еще в состоянии сделать – это организовать спасение ценностей. А тем, у кого нет шанса войти в список этих ценностей, остается уповать на Бога. Боюсь, что у нас с вами будет мало шансов.

– Эвакуация великих произведений искусств и наивеличайших личностей? Как перед войной? – взволновалась Филлис.

– Именно, именно.

Филлис нахмурилась.

– Вы сказали, что у нас будет мало шансов, док, – почему? – спросила она.

– Потому, что я не верю в систему ценностей нашего руководства. Шедевры искусства? Да, без сомнения, они постараются сохранить их, но за счет чего? Можете назвать меня филистимлянином, если пожелаете, но искусство, я вам скажу, стало Искусством только в последние лет двести. А до этого оно, в сущности, являлось лишь домашней утварью. Несколько тысяч лет мы прекрасно обходились и обходимся сейчас без культуры кроманьонцев, а попробуйте прожить, ну, скажем, без огня?

А наивеличайшие личности?! Это, по-вашему, кто? В венах каждого англичанина течет немало как норманнской, так и донорманнской крови. Но я не удивлюсь, что, когда начнется драка за выживание, в ход пойдут родословные; и те, в чьих жилах окажется больше донорманнской крови, станут с пеной у рта оспаривать свое преимущество на жизнь. Ну, повезет еще нескольким выдающимся интеллектуалам за их прошлые заслуги, ну, может быть, кое-кому из молодых. А для простых людей лучше всего пристроиться при знаменитостях.

– Кончайте, док. Вы же, в конце концов, не какой-нибудь лаборант-недоучка, – остановила его Филлис.

На лице Бокера промелькнула едва заметная улыбка.

– И все равно, – произнес он серьезно, – это будет дельце не из приятных.

– А скажите… – вырвалось у нас с Филлис одновременно.

– Давай, Майк, – уступила мне жена, – твоя очередь.

– А скажите, доктор, как, по-вашему, можно осуществить такой гигантский проект? Я имею в виду – растопить ледник?

– Да есть целый ряд гипотез: от совершенно бредовой идеи, типа перекачки горячих океанических вод из тропиков, до использования геотермических вод. Последнее мне представляется тоже малореальным.

– А что предлагаете вы? – спросил я. Было бы невероятно, если б у Бокера не оказалось своей теории.

– Хорошо, я скажу, – как-то безнадежно согласился он. – У них есть насос для перекачки ила – это мы знаем. Так вот, если этот насос использовать совместно с тепловой установкой, скажем, на атомном топливе, то можно создать теплое течение. Вопрос в том, есть у них атомный реактор или нет. К сожалению, не считая нашего подарка – помните невзорвавшуюся бомбу – у нас нет на этот счет никаких данных. В принципе, я думаю, моя теория не так уж плоха.

– Допустим, вы правы, но где они возьмут уран?

– Помилуйте, в их распоряжении две трети земной поверхности! Неужели вы думаете, что если они знают об уране, они не в состоянии его раздобыть?!

– Ну ладно, а айсберги? – не унимался я.

– С айсбергами много проще. Будь у вас такое оружие, которым в три секунды можно потопить корабль, разве трудно с его помощью отколоть кусок льда?

Мы помолчали.

– И тем не менее, – Филлис покачала головой, – мне не верится, что мы бессильны…

– Дело в том, что, как я уже говорил, мы и эти твари мыслим совершенно по-разному. Вся наша военная стратегия основывается на земном опыте. Мы впервые столкнулись с внеземным Разумом и даже не имеем понятия о применяемых в _морских танках_ сплавах, тем более о технологии изготовления этих сплавов.

Во время наших войн мы можем хотя бы предугадать очередной ход противника, ибо мыслим так же, как он, а что касается этих существ… я даже не знаю, что сказать. Как движутся их танки?Вряд ли при помощи двигателя, в нашем понимании. Может, как в случае с кишечнополостными,они использовали неведомую нам биологическую форму? Кто знает?! Так как мы можем изобрести превентивное оружие?! Сколько лет прошло, а нас волнует все тот же вопрос: черт возьми, что, что происходит на дне?!

– Доктор Бокер, – не выдержал я, – скажите, сколько нам осталось до…

– Понятия не имею. Все зависит от них. Я считаю бесполезным и даже вредным гадание на кофейной гуще.

– Когда люди, наконец, поймут, что происходит и в бессилии запросят о помощи, что вы им посоветуете? – спросила Филлис.

– Разве я – правительство? Это ему самое время задуматься над вашим вопросом. Мой совет настолько непрактичный, что…

– И все-таки, док?

– Ну, раз вы так хотите… Я бы посоветовал присмотреть холм повыше, с хорошей плодородной почвой, оборудовать его и укрепить.

Однако хоть Бокер и дал свой «сигнальный выстрел», ничто не сдвинулось с мертвой точки. В Америке статья ученого затерялась среди других, не менее волнующих, событий недели. В родной Англии от Бокера все отвернулись: здесь оказаться в числе «желтой прессы» значит вляпаться по уши в грязь, и тогда уж не жди, что кто-нибудь протянет тебе руку. В Италии и Франции к заявлению Бокера отнеслись более серьезно, но на мировой арене политический вес их правительств был значительно меньше. Россия, проигнорировав содержание статьи, не упустила случая прокомментировать ее появление как очередную выползку космополитов против трудящихся всего мира. В общем, по-нашему мнению, кампания провалилась. Но, как уверил нас Бокер, в стене официального равнодушия, наконец, образовалась первая брешь.

И в Лондоне, и в Вашингтоне были созданы комитеты по «всестороннему изучению явления и выработке рекомендаций». Правда, работали они спустя рукава и бед не знали, пока в Вашингтон не посыпались возмущенные письма из Калифорнии. Калифорнийцев мало волновало, что какой-то там уровень воды поднялся на каких-то там несколько дюймов, калифорнийцев волновало то, что резко упала средняя температура и над их побережьем появились холодные промозглые туманы. Они запротестовали.

Да, туго, наверное, пришлось вашингтонскому комитету, поскольку, когда протестуют калифорнийцы, получается довольно солидный шум. К тому же, соседей поддержали и в Орегоне, и в Неваде.

Не знаю – как где, а в Америке поняли, что пора что-то предпринимать.

В апреле во время весеннего половодья вода перехлестнула набережную у Вестминстера. Заверения, будто это случалось и раньше, были отметены бульварной прессой триумфальным – «а что мы вам говорили». Весь мир, за исключением одной шестой, забился в истерике. «Бей их! Бей их!» – раздавалось со всех сторон. Даже солидные, серьезные издания присоединились к требованиям: «Закидать бомбами подводных завоевателей».

«Миллиарды, потраченные на бомбу, которую мы собирались сбросить на Корею, не должны пропасть даром, – писал какой-то писака. – Мы побоялись в свое время использовать ее по назначению, а теперь боимся применить в подводной войне. Первое – понятно, второе – непростительно. Люди, на чьи средства создано это оружие, не могут отомстить за родных и близких, погибших на море и на суше от руки ненавистного Дьявола. Так что же остается – размахивать этой бомбой на перекрестках да помещать ее цветные фотографии в иллюстрированных еженедельниках? О чем думает правительство? Отношение властей уже с самого начала…» и так далее и тому подобное; можно было подумать, что у всех отшибло память и люди напрочь забыли о бомбардировках Глубин.

– Прекрасно сработало, – сказал нам при встрече Бокер.

– А по-моему, очень глупо, – отреагировала Филлис. – Все те же старые аргументы за бомбежку без разбора.

– Я не об этом, – возразил Бокер. – Власти, конечно, сбросят парочку-другую бомб, причем, как всегда, без толку, зато с большой помпой. Нет, я говорю о перспективе. Сейчас все напоминает прожект, вроде строительства огромной дамбы из мешков с песком, но когда мы пройдем через это – что-нибудь да будет сделано.

Бокер попал в самую точку. Прошел год, и весной правительство распорядилось возвести вдоль берегов Темзы защитные сооружения из мешков с песком. Предосторожности ради, движение транспорта перенесли подальше от набережных, которые тут же заполонили толпы любопытных. Полиция тщетно пыталась рассеять слоняющихся прохожих. Люди махали проплывающим на уровне мостовой буксирам, баржам и глядели на медленно поднимающуюся воду. Казалось, если вода прорвет укрепление, они возмутятся, но если ничего не случится, разочаруются.

Разочароваться им не пришлось. Река уже ласкалась о тюки с песком, и кое-где вода просачивалась на тротуар. Полицейские, пожарные бдительно следили за своими участками, но, как они ни старались, везде поспеть было невозможно. Тогда в работу включились праздные зеваки, помогая подтаскивать мешки и затыкать многочисленные бреши. Никаких сомнений насчет того, что скоро произойдет, не оставалось. Однако никто не спешил покинуть набережную, предвкушая волнующие события.

Темза прорвалась одновременно в нескольких местах.

Команда И-Би-Си устроилась на крыше передвижной телевизионной станции, припаркованной на Воксхолл Бридж. Оттуда мы увидели, как струи мутной воды хлынули сквозь заграждения и, сливаясь в единый поток, обрушились на тротуары, подвалы и фундаменты зданий.

Я поймал Би-Би-Си, которая разместилась на Вестминстерском мосту, и услышал, как Боб Хамблеби описывает скрывающуюся под водой набережную Виктории.

Парням с телевидения повезло меньше – они то и дело мелькали перед нашими глазами с фотоаппаратами и переносными телекамерами, пытаясь наверстать упущенное из-за неправильно выбранной позиции. Да, видимо, они проиграли немало пари – вода прорвалась не в том месте, на которое они поставили.

Все закрутилось, завертелось. Река вырвалась на улицы Ламбет Сауфварк и Бермондсэй, затопила Чизвик. Ниже по Темзе серьезно пострадал Лименхауз. Сообщения неслись отовсюду, усилия сдержать натиск воды ни к чему не привели, оставалось ждать отлива и заделывать дырки в укреплении. И снова ждать – ждать следующего наводнения.

Парламент, отвечая на многочисленные вопросы, старался выглядеть бодрым и самоуверенным, хотя все ответы его были малоубедительны.

«Основная работа возложена на министерства и департаменты… Все жалобы будут рассматриваться через муниципалитеты… Непредвиденные обстоятельства вмешались в первоначальные подсчеты гидрографов… Готовится приказ о срочной реквизиции землеройной техники… Общественность может полностью довериться своему правительству… Подобное больше не повторится, принятые правительством меры исключат дальнейшее наступление воды… Основная задача – строительство новых укреплений… Все человеческие и материальные ресурсы будут справедливо распределены по всем опасным районам страны…»

Однако всеобщая реквизиция – это одно, а справедливое распределение реквизированного – совсем другое. Несчастные клерки министерств и муниципалитетов побледнели, высохли и ходили с вечно красными от недосыпа глазами. Общество захлестнула полная неразбериха: постоянные переориентации и передислокации, душераздирающие жалобы и неописуемые угрозы, прямой подкуп и настоящий разбой. И все же в отдельных районах кое-что стало налаживаться.

Однажды Филлис пошла на Риверсайд посмотреть, как продвигаются работы, и среди тысяч зевак-ревизоров наткнулась на Бокера. Они вместе поднялись на мост Ватерлоо и взглядом небожителей оглядели копошащийся внизу муравейник.

– Альф, священная река, башни и стены без конца и без края, – произнесла Филлис.

– И по обеим сторонам скоро будут не очень романтичные, но глубочайшие бездны, – заметил Бокер. – Интересно, как много они успеют сделать, пока до них дойдет вся тщетность затеянного?

– Трудно поверить, что такое бесподобное сооружение может оказаться ненужным, но, пожалуй, вы правы.

– Основой основ этого чуда-творения, – Бокер указал вниз, – являются заверения старого дурака-географа Стакли, что максимальный уровень воды не превысит десяти, ну самое большое – двенадцати футов. Одному Богу известно, откуда он выкопал эту цифру. Главное – всех занять работой, и многие, надо сказать, считают это действительно неплохим средством против паники. Любопытно, на что они надеются? Им удалось однажды выпутаться из войны и теперь они тоже рассчитывают отделаться легким испугом? Ну-ну! Есть, слава богу, такие, у кого побольше здравого смысла, но из моральных соображений они не вмешиваются в это дело.

– Я давно хотела спросить вас, док, что будет с простыми людьми? Для них что-нибудь делается?

Бокер устремил взгляд в пространство.

– Правительство думает о них, – с сарказмом произнес он.

Они некоторое время молча глядели на суету внизу.

– Что ж, – нарушил молчание Бокер, – я думаю, что найдется тот, кто, добравшись до Ада, еще посмеется над всем этим средь теней.

– Хочется верить, док. А кто?

– Король Канут.

Новости все прибывали, но из-за нехватки бумаги то и дело возникали трудности с их печатанием, так что на Соединенные Штаты места в газетах практически не оставалось. Однако мы знали, что и там не все в порядке. Климат Калифорнии больше не являлся проблемой номер один для американцев – от Ки-Уэстадо до самой мексиканской границы возникли иные куда более серьезные осложнения. Во Флориде перед владельцами латифундий вновь предстала угроза заболачивания земель, а в Техасе так вообще – огромная территория севернее Браунсвилла исчезла под водой. Чудовищные потери понесли штаты Луизиана и Миссисипи. В народе стали популярны заклинания типа – «Река, стой! Прочь от моего порога!», но река не уходила, напротив, вода – прибывала.

Всего не перечислить. Весь мир страдал под одним и тем же игом. Разница была лишь в том, что в отсталых странах на укреплениях потели тысячи мужчин и женщин, тогда как в развитых – круглые сутки работала не знающая усталости техника. Но, как для тех, так и для других, задача была непосильной. Быстро росли ввысь защитные сооружения, но еще быстрее поднимался уровень воды. Реки разливались, и никакие искусственные отводы не спасали поля.

Незадолго до действительно серьезного наводнения у Блэкфрайерс наиболее мудрые и обеспеченные сообразили, что битвы не выиграть, и оставили Лондон. На их место пришли беженцы из восточных графств и других прибрежных городов, чье положение было еще хуже, чем наше.

Как раз в это время среди избранных сотрудников И-Би-Си (вроде нас с Филлис) разошелся секретный документ, если это, конечно, можно назвать документом. «В интересах поддержания общественного порядка… Должны быть приняты некоторые меры во избежание…» и так далее, и так далее еще на две страницы. Мне не доводилось читать более идиотского обращения, все его содержание вычитывалось между строк. Было бы куда проще и лучше сказать: «Ребята, оставаться опасно, но из соображений престижа мы просто не имеем права покинуть Лондон. Да, мы не можем вам приказать, но нас бы очень устроило, если б среди вас нашлись добровольцы. Мы обязуемся повысить вам жалование и гарантируем, если что случится, не оставить вас в беде. Ну, как, согласны?»

Мы с Филлис обсудили предложение. Будь у нас семья, мы скорее всего, не колеблясь, поспешили б убраться в более безопасное место (хотя кто знает, где найдешь – где потеряешь), но так как мы – одни, то вправе распоряжаться собственной жизнью как нам заблагорассудится. Взвесив все «за» и «против», Филлис подытожила:

– Что нас ждет в другом месте – вдали от благ большого города, без новостей, удобств и прочего? Срываться с насиженного места и бежать, не зная куда, вряд ли умно. Я за то, чтобы остаться. Посмотрим, как будет дальше.

Короче, мы остались и очень обрадовались, узнав, что Фредди с женой поступили точно так же.

Прошло несколько недель, И-Би-Си арендовала два верхних этажа большого универсального магазина близ Марбл Арч и занялась переоборудованием их в крепость, способную выдержать длительную осаду.

– Я бы предпочла что-нибудь еще повыше, например в Хэмстеде или на Хайгейт, – заметила Филлис, когда мы об этом узнали.

– Зато какая реклама для И-Би-Си, – откликнулся я. – «Внимание, внимание! Говорит И-Би-Си, передача ведется с самого края пропасти…» Да и для магазина тоже отличная реклама.

– Ну да, если верить, что вода в один прекрасный день отступит.

– А даже если нет, что они теряют, сдав два этажа?

Я внимательно изучил план магазина – к тому времени мы были уже совсем не те, что раньше, и старались предусмотреть все до мелочей.

Дом был построен на высоте 75 футов над уровнем моря. Я сообщил об этом Филлис.

– А что у нашего архиконкурента? – спросила она.

– Бродкастинг Хаус, 85 футов.

– Хм, – произнесла Филлис, проводя пальцем по плану. – А их телестудия! Смотри, всего 25 футов! Хочешь – не хочешь, им придется напроситься к нам в друзья.

Лондон, казалось, жил двойной жизнью. Ожидая неизбежного прорыва, все старались скрыть друг от друга свои приготовления. Представители фирм на официальных встречах, как бы между прочим, вскользь упоминали о необходимости что-то делать, а, возвращаясь в свои офисы, продолжали лихорадочно готовиться к наводнению. Бедолаги, работавшие на строительстве укреплений, не задумывались ни о чем – они радовались сверхурочным и до странности не верили в опасность.

Даже после прорыва мало что изменилось, кроме пострадавших никто не забил тревогу. Стену восстановили, и все вернулось на круги своя. Настоящая драма разразилась только после весеннего разлива.

Хотя на этот раз по всему городу и были развешаны плакаты и объявления, предупреждающие об опасности, люди отнеслись к предупреждениям флегматично. «Слава богу, у нас уже есть опыт», – говорили они и перетаскивали все свое добро на верхние этажи, непрестанно ворча на власти, неспособные оградить их от неприятностей.

За три дня до наводнения каждый житель Лондона получил уведомление о предполагаемом времени прорыва, но боязнь паники и тут сыграла свою роль: уведомление было столь осторожным и щепетильным, что практически не возымело воздействия.

День прошел нормально, и к вечеру множество народа выплеснулось на улицы, желая увидеть, что произойдет, если произойдет вообще. Подземка закрылась в восемь часов вечера, городской транспорт не работал, пешеходы мрачно прогуливались вдоль Темзы в нетерпеливом ожидании кульминации.

Ровная, маслянистая поверхность реки медленно надвигалась на укрепления и быки мостов. Черная вода беззвучно поднималась все выше, а толпы любопытных, затаив дыхание, смотрели вниз.

Предполагаемая кризисная отметка составляла двадцать три фута и четыре дюйма. Это было на четыре фута ниже нового парапета, поэтому никто не волновался, что река поднимется выше укреплений. Беспокоило другое – вдруг не выдержат стены.

Мы расположились на северном конце моста Ватерлоо. На набережной, все еще освещенной фонарями, не было видно ни единого человечка – все заняли позиции на мосту. Стрелки часов на башне парламента невыносимо долго ползли по циферблату, как бы сопровождая наползающую на стены реку, пока, наконец, не добрались до одиннадцати. Над притихшим городом раздались гулкие удары Биг-Бена.

Их мерный звон заставил людей вздрогнуть, переступить с ноги на ногу, затем снова все стихло. Большая стрелка поползла вниз. Десять минут, пятнадцать, двадцать пять… И вот где-то в это время выше по течению послышался нарастающий рокот и ветер донес до нас эхо людских голосов. Все повернули головы и зашептались. Через несколько секунд вдоль набережной понесся огромный грязный поток, увлекающий за собой мусор, кусты, скамейки… Над мостом прокатился тяжелый сдавленный стон. И тут за нашими спинами рухнула стена старинного замка. Освобожденная река ринулась в пролом, выворачивая огромные камни, разрушая преграды. Вода вырвалась на улицы.

Ни введение чрезвычайного положения, ни распоряжение об эвакуации ничего не дали. В стране царила полная неразбериха, хаос. Трудно поверить, что даже те, кто издавал указы, надеялись на их выполнение. Конечно, если бы речь шла всего лишь об одном городе, может быть, и удалось навести порядок. Но паника охватила больше двух третей населения страны: люди устремились в возвышенные районы, и только самые жесткие меры могли сдержать беженцев, и то – ненадолго.

В Англии дела обстояли из рук вон плохо, в других местах – и вовсе отвратительно. Нидерландцы проиграли свою многовековую битву с морем и отступили в глубь материка. Рейн и Маас затопили страну, разлившись на многие мили. Население подалось в Бельгию и Германию. Но и на северогерманской равнине было не намного лучше: разлив рек Эмс и Везер прогнал людей из родных городов и селений. Датчане спешно эвакуировались в Швецию.

Какое-то время нам еще удавалось ориентироваться в происходящем. Но когда жители Арденн и Вестфалии в ужасе кинулись в бегство, спасаясь от голодных и отчаявшихся пришельцев с севера, достоверные сведения погрязли в трясине слухов.

Обитатели восточных графств Великобритании бежали от наводнения в Мидленд (там обошлось почти без жертв – людей заранее предупредили о грозящей беде). Жители Чилтерн Хилса объединились в единый фронт, защищаясь от нашествия беженцев из Лондона и восточных окраин Англии.

В самом Лондоне события разворачивались по той же схеме, но с меньшим размахом. Обитатели Вестминстера, Челси, Ли Уолли, Хаммерсмита, оставив обжитые дома, уходили в Хемпстед и Хайгейт, где их уже поджидали баррикады и ружейный огонь. Однако ничто не могло остановить ожесточенных переселенцев: они врывались в близлежащие дома, силой добывали оружие и начиналось кровопролитие. Нечто похожее происходило и в Сиденхеме и в Тутинг Беке.

Запаниковали и районы, еще не пострадавшие от наводнения. Несмотря на все потуги правительства восстановить спокойствие, подавляющее большинство считало, что девять шансов из десяти, чтобы выжить – перекочевать в более возвышенные места.

В некоторых, не тронутых водой, частях Лондона еще несколько дней сохранялась иллюзия привычной жизни. Не зная, что предпринять, люди пытались жить по-старому, и, хоть подземку затопило, множество народа по привычке спешило на рабочие места; полиция продолжала патрулировать улицы, но просачивающееся из пригородов беззаконие говорило о неизбежности краха. Вскоре вышло из строя аварийное освещение, и первая же ночь без единого огонька явилась своего рода coup de grace ( [16]16
  завершающим смертельным ударом (фр.)


[Закрыть]) по остаткам спокойствия. Начались повальные грабежи, особенно досталось продовольственным магазинам. Преступность достигла таких размеров, что и полиция и военные оказались бессильны.