Текст книги "Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы"

Автор книги: Джон Мэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Тут к нам присоединился человек с мягкими округлыми чертами пекинского интеллигента, который мигом выказал прекрасное знание английского. Бенджамин Ли изучал английский язык и литературу и был бизнесменом, а сюда зашел потому, что восхищался храмом и дружил с этими двумя монахами. Тут меня осенило, что он также является их спонсором, так как Бенджамин заметил, что живут монахи исключительно на пожертвования. Небольшой взнос и предложение купить им обед вызвало улыбки и открыло дорогу к дальнейшему разговору.

Бенджамин любил этот храм.

– Это очень, очень хорошее место, для меня – самое важное место в Пекине, а может быть, и во всем Китае. – Он кивнул в ответ на мой удивленный взгляд. – По-настоящему хорошее место. Даже далай-лама однажды побывал здесь.

Мне захотелось узнать о первоначальном назначении этого храма.

– Он должен был помочь нанести поражение сунцам и объединить страну. Она, знаете ли, не была единой. Есть и еще один, тоже построенный Арнико, в Чжоучжоу, в провинции Хэбэй – это в семидесяти пяти километрах к юго-западу от Пекина. Он называется Храм, Защищающий Страну.

И все же было здесь нечто не вполне ясное для меня. Что сделало этот храм и его близнеца в Хэбэе таким особенным, тогда и сейчас? Чему или кому на самом деле поклонялся Хубилай?

– Этот храм создали для Хубилая как его личное семейное место поклонения. – Бенджамин помолчал. Думаю, тут не было никакой сознательной попытки утаить что-то от меня, но внезапно правда об этом месте выплеснулась одним духом. – Этот храм, знаете ли, создали для поклонения хранителю, именуемому Махакалой.

– Махакалой? А кто такой этот Махакала?

– Махакала… это нечто наподобие бога войны.

Вот, значит, какое божество Хубилай надеялся призвать себе на помощь в борьбе с сунцами! Лично я прежде не слыхал о нем, но миллионы людей по всей Азии от Индии до Японии чтят его как «Великого Черного».[52]52
  Собственно Махакала и означает в переводе с хинди «Великий Черный». (Прим. пер.)


[Закрыть] Индусы знают его как аватару Шивы-разрушителя. В Тибете он уничтожает тех, кто не проявляет должного уважения к буддизму. Я пока не знал, как он выглядит, но он явно был не тем богом, с которым пожелаешь встретиться темной ночью.

Удача распорядилась так, что несколько дней спустя я говорил в Улан-Баторе с монгольским ученым и ведущим монголоведом Шагдарином Бирой, который занимался исследованиями по данной теме. Махакала был хранителем, каким-то образом связанным с Хеваджрой – божеством, бывшим предметом особого благоговения в монастыре Саскья, откуда вышел Пагба-лама; божеством, к культу которого Пагба-лама причастил Хубилая в 1253 году. И теперь, восемнадцать лет спустя, императорская власть сделала Хубилая достойным защиты со стороны его личного бога. Или, как выразился Бира в статье, которую готовил для публикации: «Хан, вступив в прямой духовный контакт со своим охраняющим божеством Махакалой, самым могущественным защитником веры, мог претендовать на приобретение особой непостижимой силы в деле управления империей. Таким образом, монгольский хан мог пользоваться не только милостью Тенгри, но и милостью могущественного тантрического бога».

И не только Хубилай, как объяснил мне Бенджамин:

– Для Хубилай-хана и Пагба-ламы, и для всех последующих духовных вождей, вплоть до нынешнего десятого Панчен-ламы, хранителем всегда был Махакала.

– И по-прежнему остается им?

– Да. Он прямо здесь. Оглянитесь.

Ту Дань открыл дверцу, которую недавно закрыл у меня на глазах, и за ней обнаружился небольшой алтарь, увенчанный на редкость живым портретом Махакалы: черное лицо, три пристально глядящих глаза, свирепый оскал, клыки, головной убор из черепов поверх желтых волос. Вот чем занимались монахи, пока я бродил по пагоде – богослужением Махакале…

На одной полке в передней части святилища стояло серебряное блюдечко с прозрачной жидкостью.

– Спиртное, – сказал Бенджамин. – Другим бодисатвам можно подносить цветы и фрукты, но ничего спиртного. Однако хранителям, особенно таким могущественным, как Махакала, полагаются подношения в виде спиртного. Вместе с подобающими молитвами это нечто вроде, – он отстучал слово на электронном китайско-английском словаре, такие часто носят с собой студенты и гиды, нектара. И еще еда, подобно ладану и рису, испускающая запах, который питает духов. Нас насыщает еда, но как можно насытить духов? Только запахом. Тогда Махакала станет твоим хранителем. Он приносит удачу.

– С виду он не похож на удачу. Скорее на кошмар.

Бенджамин перевел, и все трое рассмеялись.

– Если он на твоей стороне, это хорошо. Он отпугивает всех других духов.

Я помолчал, надеясь на новые откровения.

– Можно нам заглянуть внутрь пагоды?

– Невозможно. Она будет готова только через несколько месяцев. Но вы можете снова обойти ее кругом. На этот раз идите правильно, по часовой стрелке.

– А что внутри?

– Махакала! Настоящий Махакала!

Когда мы обходили кругом массивное строение, я пообещал себе, что в один прекрасный день вернусь и увижусь с ним лицом к лицу. Может, он всего лишь статуя, но я не стану рисковать. Он получит и молитвы от коллег Ту Даня и Ганги, и спиртное. Я ручаюсь, что он будет на моей стороне – как, вероятно, был на стороне Хубилая в 1271 году, если произошедшие события могут о чем-то свидетельствовать.

* * *

Для лучшего понимания, какую трудность представляли собой стены Сянъяна, позвольте мне познакомить вас со странным миром противовесных требушетов. Эти машины были тяжелой артиллерией своего времени, по сравнению с которыми натяжные требушеты, приводимые в действие мускульной силой расчета, выглядели относительно несолидно. В противовесном требушете усилие людей заменялось ящиком, наполненным балластом (камнями, землей или свинцом). Преимущество его заключалось в том, что вес этого ящика мог быть огромным, удлинялся метательный рычаг, снаряды метались более тяжелые, становился больше (не увеличивая веса) праща, возрастала дистанция боя, и – если противовес и снаряд от выстрела к выстрелу оставались неизменными – улучшалась меткость.

Однако расчет величины этой конструкции требовал опыта, на приобретение которого тратилось время. Поэтому противовесный требушет появился на сцене довольно поздно, возникнув в XII веке в исламском мире и распространившись по Европе после того, как армии крестоносцев столкнулись с ним примерно в 1200 году. Впрочем, никто до конца не уверен, от кого к кому распространялось это изобретение. Китайцы называли эти новые машины «мусульманскими катапультами», а мусульманский автор Рашид ад-Дин именует их «франкскими». Но где бы впервые ни возникла эта идея, информация о ней вскоре потекла в обе стороны. Как в Европе, так и в исламском мире эти машины развились в специализированные устройства, которые не только уничтожали стены, но и потрясали воображение, влияя на стратегию и делая звездами инженеров (у которых в результате появилась веская причина не записывать своих секретов).

К концу XV века они исчезли, сметенные черным порохом. В конце концов, они были всего лишь деревянными, занимали немало места и, устарев, стали хламом, пригодным только для извлечения из них балок или досок либо на дрова. Ни один противовесный требушет не дожил до XX века, за исключением экземпляра, который нашли в 1890-х годах в старой церкви того, что было тогда Восточной Пруссией (ныне это часть Польши). А все иллюстрации сильно стилизованы, ибо незнакомые с техникой художники опускали такие важные детали, как спусковые и поворотные механизмы. Долгие годы об этих машинах усиленно думали лишь очень немногие специалисты по военной истории.

Чтобы понять их, эти машины надо воскресить. В наше время образовалась международная субкультура энтузиастов «треб», которые как раз этим и занимаются. Объединяя теоретическую науку, историю и практику, они все энергично, многие одержимо, а некоторые даже весьма эксцентрично посвятили себя делу швыряния огромных грузов настолько далеко, насколько можно закинуть без применения взрывчатки. Немалая часть этой работы является серьезной реконструкторской археологией, но она также порождает очень странное поведение, поскольку силы задействованы огромные, а результаты трудно предсказать, отчего каждая машина приобретает индивидуальность и зачастую получает собственное имя: Кидатель Сыра, Сын Кидателя Сыра, Швырялка.

В 1991 году Хью Кеннеди, английского землевладельца, изобретателя и военного историка, заинтриговала машина, нарисованная Леонардо да Винчи, которая, если судить по чертежам, была способна метать тела мертвых лошадей. Он спроектировал и построил 30-тонный требушет, с помощью которого далеко метнул полдюжины автомобилей, 60 роялей и много дохлых свиней, чем заслужил большую известность. (Почему-то рояли и пианино особо популярны в качестве боеприпаса среди подобных артиллеристов – наверное, потому, что их струны замечательно воют при полете, а при падении они столь же замечательно грохаются, расшвыривая клавиши во все стороны). Телеканалы, любящие сочетание мощи, драматизма и безумия, проявили острый интерес к подобным забавам. В США телепрограмма «Северная Экспозиция» засняла, как катапульта, построенная Джоном Уэйном Сайрой, швыряет одно за другим девять 200-килограммовых пианино, поставленных на бок. Программа вышла в эфир в октябре 1992 года, и пианино описывали в полете 100-метровую дугу под мелодию «Голубого Дуная».

Рон Томс, техасец (этим делом занимается немало техасцев, которых всегда притягивали мощь и масштабы), увлекся требушетами еще подростком. Построив данное устройство, он использовал в качестве боеприпаса самого себя, взлетел на 30 футов в воздух и совершил посадку в реку. Он и его друзья счастливо провели день, запуская друг друга в воду, пока Рон не увеличил противовес с целью метнуть себя еще дальше, и тогда, как он выразился, «машина самоуничтожилась посреди броска». Томс продолжил свое занятие, построив для телешоу «Во имя науки» патриарха всех требушетов. Он назвал своего монстра «Ти-Рекс»: если его тезка питался диплодоками, то этот плевался автомобилями. Сайты сообщают о планах соорудить «Тора» – требушет со стофутовым рычагом и 25-тонным противовесом, который предположительно будет метать «бьюики», как бог войны метал молнии. Но в то время, когда пишутся эти строки, «Тор» остается лишь мечтой.

Я стал поклонником требушетов после визита в замок Кэрфилли в южном Уэльсе. В замке стоят четыре действующих реконструированных катапульты, и одна из них – противовесный требушет. В мрачное и пасмурное пасхальное воскресенье 2005 года я наблюдал за тем, как расчет из дюжих ребят в средневековых нарядах готовит машину к метанию снарядов в ров перед толпой туристов. Работали они под опытным оком Пола Денни, инженера, который вместе с женой Джулией работает в серьезном археологическом ключе исследования требушетов. Эта машина не слишком огромна – ее вес около десяти тонн, с противовесом в две тонны. Но даже при этом подготовка ее к стрельбе – не самое легкое дело. Для нее потребовалось два человека, крутящих кабестан, и еще шестеро, тянущих канат для взвода машины. Из-за всего этого веса и медленно накапливаемой мощности возникало ощущение надевания упряжи на огромного зверя. Спусковое кольцо держал крюк. Кто-то разложил пращу с ее снарядом. Обычно снарядом служит двухкилограммовый бетонный шар, но в этом предпоказном испытании Пол использовал камень весом в 5 кг.

– Хочешь рвануть спуск, Джон?

– Пальнуть из нее? Разумеется.

– Не «пальнуть». Мы так не говорим. Пальбу устраивает артиллерия с черным порохом. А мы говорим «метнуть» или «выстрелить».

Вот я и выстрелил.

Есть какая-то красота в том, что происходит, когда высвобождается эта накопленная энергия, ибо здесь задействованы только природные элементы – дерево, железо, камень, канат, гравитация, – которыми мастерски управляют. Рывок за спуск высвобождает рычаг. Противовес падает, рычаг поднимается, за ним следует праща со своим снарядом. Звуки очень тихие, словно при работе гигантского лифта: шипение смазанной оси, свист пращи. Я ожидал действия, похожего на взмах кнута, но все произошло, как при ускоренной съемке, довольно грациозно. Снаряд улетает прочь, и зверь принимает прежнее положение, издавая негромкие довольные звуки – вздохи качающегося взад-вперед противовеса, стук располагающихся в нем по-новому тяжелых камней, шлепанье пустой пращи о колеблющийся рычаг. А в вышине камень, переворачиваясь, лениво плывет семь секунд (я засек время) по огромной высокой дуге и плюхается в ров, расположенный в восьмидесяти метрах от нас. Последовал долгий миг благоговейного молчания. Я был соблазнен. Мне хотелось выстрелить еще.

Нельзя сказать, что я рвался швыряться роялями и «бьюиками» – для этого требуется металлическая конструкция, а это уже неаутентично. Мне же хотелось получить ответ на исторический вопрос: насколько большими и мощными бывали средневековые деревянные противовесные требушеты? И это возвращает меня к обсуждаемой теме – завоеванию Хубилаем империи Сун.

Король Эдуард I Длинноногий почти ответил на мой вопрос, поскольку именно он несет ответственность за появление, наверное, самого большого требушета в Европе. В 1304 году он напал на замок Стирлинг, ключевой элемент в сопротивлении шотландцев, однако его армия не произвела никакого впечатления ни на мощные стены замка, ни на хорошо запасшихся продовольствием защитников. Ответом Эдуарда стал приказ инженеру по имени Реджинальд построить самый большой противовесный требушет, какой он только может соорудить. Пять плотников с пятью помощниками трудились три месяца и создали машину, названную Лю де Гер, «Волк Войны». Подробности отсутствуют, но, должно быть, она обладала возможностью разрушить стены Стирлинга, ибо, как гласит один из рассказов, замок капитулировал, едва завидев ее – хотя Эдуард отказался принять капитуляцию, пока не испробовал в деле свою гигантскую машину и не доказал, что та работает.

Деревянный требушет, который, должно быть, приближался по величине к данному, построил французский дизайнер Рено Бёфет. Дизайн этой машины аутентичен и основан на единственной известной схеме требушета – рисунке французского художника Виллара д’Оннекура, о котором практически ничего не известно, кроме его подборки рисунков. Требушет Бёфета – настоящий монстр с 10-тонным противовесом, способный метнуть снаряд весом в 100 кг на 220 метров.

Итак, теперь мы знаем, что именно стремился заполучить Хубилай. И знаем, что такая возможность существовала. Известно нам также, что в Китае подобных специалистов не имелось, их требовалось доставить из Персии. Ничто не могло лучше продемонстрировать преимущества империи, управляемой сплошь одной семьей и связанной воедино сетью коммуникаций через всю Евразию. Его письмо было отправлено конной почтой, заведенной монголами. Через пять недель, проделав 6000 км от Пекина, послание оказалось в Тебризе, в северной Персии, в ставке племянника Хубилая Абаги, ставшего ильханом (подчиненным ханом) после смерти в 1265 году его отца Хулагу. У Абаги находилось под рукой несколько проектировщиков, которые строили противовесные требушеты, примененные при осадах Багдада, Алеппо, Дамаска и замков крестоносцев в Сирии. Он смог выделить дяде двоих из них, Исмаила и его помощника Ала ад-Дина.[53]53
  Рашид ад-Дин называет совершенно иные имена: Талиб и трое сыновей, что походит на совершенно иную семью. Я не видел возможности разрешить это противоречие и следую китайским источникам в «Юань Ши». (Прим. авт.)


[Закрыть] В конце 1271 года оба прибыли со своими семьями в Ксанаду, где им отвели официальную резиденцию на зиму. Следующей весной, после того, как мастера построили катапульту и продемонстрировали хану принципы ее работы, оба они – плюс, очевидно, сын Исмаила, которого он обучал своему мастерству – оказались в зоне боевых действий, глядя на прочные стены Сянъяна, на ров, на широкую реку и на Фаньчэн, город-спутник Сянъяна на другом берегу.

Давайте поставим себя на место Исмаила. Перед нами стоит задача метать стокилограммовые каменные ядра в стены Сянъяна с учетом того, что ров помещает нас на расстояние по меньшей мере в 100 м от них. Значит, мы уже имеем дело с машиной слишком большой, чтобы быть мобильной. А это означает, что мы должны поместить себя и свой расчет еще дальше от стен, за пределами досягаемости летящих со стен стрел и отравляющих разрывных бомб. Получаем дистанцию примерно в 200 метров. Тут вполне подошла бы гигантская машина Бёфета. Должно быть, машина Исмаила весила 40 тонн и достигала в высоту почти 20 метров.[54]54
  Вы можете получить представление о том, что требовалось, заглянув на сайт австралийской группы «Серый Отряд» (Grey Company). Здесь вы найдете ссылку на программу «The Algorithmic Beauty of the Trebuchet» («Алгоритмическая красота требушета»], которая с помощью сложной формулы, позволит вам стать виртуальным инженером-проектировщиком требушетов. (Прим. авт.)


[Закрыть]

Нужно проанализировать и иные разнородные переменные: каков будет точный вес противовеса, если тот по воле случая промокнет; что произойдет со свойствами недавно срубленных и обтесанных рычагов, когда те медленно высыхают; в какой момент праща должна выпустить снаряд (раньше для высокой траектории, позже для низкой); воздействие температуры на жир, снижающий трение деревянных осей в деревянных опорах (если наши мусульманские инженеры не решили отлить бронзово-металлические опоры, которые обладают замечательным свойством достигать при долгой работе такой гладкости, что, по существу, сами себя смазывают). В знании, как достичь всего этого, не преступив пределов возможного, и заключалось мастерство Исмаила. И были еще вещи, о которых он мог не знать до прибытия на место, вроде того, из какой древесины делать рычаг, так как все деревья различаются по весу и прочности, которые опять же варьируются в процессе высыхания.

Теперь подумаем о боеприпасах. Для нас крайне важна меткость. Никак не годится грубо обтесать старые камни, чтобы те весили примерно 100 кг, ибо мелкие различия в весе и форме переведутся в разницу между попаданием в цель и промахом. Кувыркающийся в воздухе беспорядочно обтесанный камень движется хаотически, его траектория непредсказуема. Если мы хотим поразить зубцы стены, башню или определенную точку стены несколько раз подряд, нам нужны снаряды одинакового веса и правильной формы, а именно сферические. Поэтому нам нужен контингент каменотесов, местный каменный карьер и хороший транспорт.

Быстрота была крайне важна. В июне того же года сунские лодки спустились вниз по реке, привезя 3000 солдат, и те, пройдя с боями 50–60 км вдоль реки, вошли в город. Потеряли они при этом, похоже, только сунского полководца, тело которого, все еще сжимающее в руках лук, нашли несколько дней спустя прибитым течением к понтонному мосту через реку. Исмаил и Ала ад-Дин направили свои расчеты валить в близлежащих лесах подходящие деревья и обтесывать камни. Если требушет Эдуарда I «Волк Войны» может служить аналогией, то на эту работу должно было уйти добрых три месяца: срубить и ошкурить деревья, вытесать балки конструкции, придать камням сферическую форму, собрать 10 тонн балласта для противовеса, спроектировать все сооружение с таким расчетом, чтобы его можно было разобрать за тали подъемным механизмом и перевезти в другое место.

Откуда лучше всего атаковать? Монгольский полководец Ариг-хайя решил сделать это не в лоб, напав сперва на Фаньчэн. По словам его биографа, «он воспринял отношение Фаньчэна к Сянъяну как подобное отношению губ к зубам» и попросил у Хубилая разрешения перенести острие атаки на город-спутник. Хубилай одобрил такой подход. Первым делом требовалось изолировать Фаньчэн, разрушив понтонный мост и тем самым прервав подвоз припасов. Биография Ариг-хайи подытоживает рассказ: «В то же время Исмаил, человек с запада, представил новый способ изготовления катапульт, поэтому Ариг-хайя взял этого человека с собой в армию. В первую луну (в январе-феврале 1273 года, хотя „Юань ши“ датирует штурм декабрем 1272 года) они сделали катапульты и штурмовали Фаньчэн». Теперь, если Исмаил применил данную машину впервые, он, как любой артиллерист, наверняка занялся ее доводкой, сделав пару выстрелов на максимальную дальность, а потом подгоняя длину пращи или установку спускового крюка пращи с расчетом зашвырнуть другой каменный шар за стену. Выражаясь языком артиллеристов, он устанавливал пристрелочную дистанцию. Заключительная тонкая подгонка – наверное, сдвижение узла с целью уменьшить на несколько сантиметров мах рычага – и третий выстрел попадает прямо в цель. Защитники Фаньчэна видят, как шар лениво описывает в воздухе дугу, устремляясь к ним, а затем врезается в зубцы и разбивает их на мелкие осколки, оставляя наверху стены скверную пробоину. Как гласит биография Ариг-хайи, «хуй-хуй пао [мусульманская катапульта] проделала в стенах брешь… [и поскольку] подкрепления из Сянъяна не могли больше добраться до крепости, та была захвачена».

Здесь сложилась интересная ситуация. Фаньчэн сопротивлялся до конца, а все знали, что происходило с городами, которые не сдавались: их жители массово истреблялись, главным образом с целью запугать население других городов и заставить их быстро капитулировать. Хубилай не поощрял подобную тактику. Но проблема Сянъяна оставалась нерешенной. Ариг-хайя и Ачжу пришли к единому мнению: с монгольской точки зрения иного выбора не остается, город должен умереть, и очень публично. При кампаниях в мусульманских странах зачастую щадили ремесленников, женщин и детей, так как их можно было сделать рабами. Но военачальники не видели никакого смысла оставлять в живых кого-то из этих людей. Не делалось никакого различия между старыми и малыми, гражданским населением и воинами, мужчинами, женщинами и детьми. Примерно трем тысячам солдат и по некоторым оценкам семи тысячам прочих горожан перерезали глотки, как скоту, а из тел соорудили курган, чтобы эту бойню было видно и из Сянъяна. По словам Ричарда Дэвиса, «ничто не могло так деморализовать защитников Сянъяна, как это зрелище и пугающее послание, которое оно столь усиленно доносило до них».

Затем Исмаилу с его осадной машиной велели переключиться на Сянъян. Можно представить, каким тяжким трудом было демонтировать ее, волочь по земле и по воде, переправлять через реку и снова собирать на нужной дистанции от Сянъяна, «у юго-восточного угла города», как гласит «Юань ши». Исмаил, мастер своего дела, теперь очень точно знал свойства своей машины. Путем триангуляции он расположил ее, как мне думается, с таким расчетом, чтобы она находилась на таком же расстоянии от одной из сторожевых башен Сянъяна, как ранее от Фаньчэна. Снаряд, сообщают нам, весил 150 катти, что лишь чуть меньше 100 кг. Результат получился поразительный. По словам биографа Ариг-хайи, «первый же выстрел угодил в сторожевую башню. Звук сотряс весь город, словно удар грома, и все в городе пришло в полнейшее замешательство».

После этого на монгольской стороне пошли споры среди полководцев, не следует ли тут же пойти на штурм. Разумеется, он закончился бы еще одной кучей трупов, но с куда меньшим стратегическим смыслом, при этом вызвав у потенциальных подданных ниже по реке понятное отвращение к монголам. Однако у Ариг-хайи были на этот счет собственные мысли. Он лично подошел к подножью стены и позвал градоначальника Лу Вэнь-хуаня. «Вы много лет удерживали город с отрезанной армией, – крикнул он (надо полагать, через переводчика). – Но теперь перекрыты подходы даже птицам небесным. Мой повелитель хан очень восхищен вашей преданностью, и если вы сдадитесь, он даст вам почетный пост и щедрую награду. Можете быть уверены в этом, мы определенно не убьем вас».

Лу, «подозрительный как лис», заколебался. Ариг-хайе пришлось взять в руки стрелу и четырежды повторить клятвенное обещание. В конце концов Лу поверил ему и 17 марта 1273 года сдал город монголам. Слово свое Ариг-хайя сдержал. Лу Вэнь-хуань мгновенно сделался изменником в глазах сунцев и принял высокий пост в стане Хубилая. Он окажется весьма ценным активом в грядущей кампании.

Значение этой победы трудно переоценить. Если империя Сун была замком, то Сянъян – подъемным мостом к нему. Он не только открыл в военном плане дорогу к сердцу империи Сун, но и начал подрывать работу правительства. В Ханчжоу попал в беду первый министр Цзя Сыдао – старый противник Хубилая по осаде Учана, богатый политик, любивший сверчков и их драки. Отчасти виновен в этом был он сам, поскольку скрывал правду от сунского императора – или, во всяком случае, так все считали, что ничуть не меньше вредило боевому духу. История эта разворачивалась примерно так.

В 1270 году император спросил Цзя, правда ли, что осада длится вот уже три года. «Северные войска уже отступили, – ответил Цзя. – Но кто сказал об этом Вашему величеству?» «Одна из моих наложниц», – был ответ. Согласно официальной сунской истории, Цзя выяснил, кто именно из нескольких сотен девушек при дворе нашептывает императору лишнее, обвинил ее в каком-то не зафиксированном анналами преступлении – наверное, в измене родине – и вынудил покончить с собой. Император явно не скучал по бедной девушке, но придворные отметили произвол Цзя, и среди горожан стали распространяться анекдоты и насмешливые песни о нем. После этого хроники гласят, что «никто не смел говорить о делах на границе», а это означало, что новость о падении Сянъяна поразила императора и его двор не хуже ядра, выпущенного из мусульманской катапульты.

Благодарный Хубилай наградил Исмаила 250 таэлями серебра – 325 унций или 9 кг, что в наше время потянет всего на 2000 долларов, но тогда было эквивалентно примерно десятилетнему доходу ремесленника. Этой суммы хватило бы для покупки поместья, будь у него на это время. Однако времени у него не было – во-первых, потому, что его также назначили главой местных мусульманских артиллеристов, а во-вторых, потому, что на следующий год он заболел и умер. Однако дело его продолжало жить. Пост и мастерство Исмаила унаследовал его сын Абу-Бекр, начав династию, которая продолжалась почти до конца династии Юань. Отныне его великое создание было известно не только как мусульманская (хуй-хуй), но и как «сянъянская катапульта».

Это была одна из самых знаменитых осад в китайской истории – настолько знаменитая, что Марко Поло прослышал и с большим удовольствием рассказал о ней. Вся беда в том, что к тому времени, когда Марко принялся диктовать записки о своих приключениях, он явно уже столько раз рассказывал эту историю, что успел вписать в нее важные роли для себя, своего отца и дяди. Его отчет об осаде «Сайанфу», мягко говоря, грешит искажениями. Многим ученым он кажется вопиющим образцом самовосхваления. Скажем откровенно: Марко попросту врет.

Вот как писатель-призрак Марко, романист Рустикелло, записал на свой псевдо-доверительный лад то, о чем рассказывал ему Марко, когда они оба сидели в тюрьме Генуи лет через 25 после события (цитируется по изданию Юль-Кордьера 1903 года с его очаровательными архаизмами):

«Скажу вам по правде, после того, как вся область Манги покорилась, этот город не сдавался три года.[55]55
  На самом деле Манги – т. е. империя Сун – пала в 1279 году, через шесть лет после окончания осады. (Прим. авт.)


[Закрыть] Всякий раз, когда войско великого хана приходило сюда, останавливалось оно на севере; а с других сторон вокруг города было большое и глубокое озеро. Только с севера войско великого хана могло обложить город, а с других сторон по воде жителям подвозилось продовольствие.[56]56
  К северу от города протекала река Ханьшуй. Трудно представить, как кто-то мог подойти к нему с этого направления. (Прим. авт.)


[Закрыть] Никогда бы города не взять, не случись вот что: три года осаждало войско этот город и не могло его взять, и было это досадно рати. Говорили тут Николай, Матвей и Марко: „Придумаем вам снаряд овладеть городом“. Ратные люди согласились и слова эти передали великому хану. Пришли к великому хану гонцы из войска и докладывают, что обложением города не взять, подвозят туда продовольствие с таких-то сторон и помешать этому нельзя. А великий хан повелел взять город во что бы то ни стало. Говорили тут два брата и сын, господин Марко: „Великий государь, есть у вас мастера, делают они такие снаряды, что большие камни бросают; не выдержит этот город; станут машины бросать камни, тут он и сдастся“. Согласился великий хан и повелел как можно скорее изготовить те снаряды.

Были у братьев в услугах немец да христианин-несторианец – хорошие мастера. Приказали им братья построить две-три такие машины, чтобы бросали камни в триста фунтов. Построили мастера две отличные машины; приказал великий хан отвезти их к войску, что осаждало Саианфу и не могло города взять. Пришли туда машины, установили их: татары глядели на них, как на великое в свете чудо. Что же вам сказать? Уставили машины и бросили камень в город; ударился камень в дом, рушит и ломает все, наделал шуму страшного. Увидели жители такое неслыханное бедствие, изумились, испугались и не знают, что говорить им и что делать. Собрались на совет, а как спастись от этого снаряда, не придумали. Стали они тут говорить, что если не сдадутся, так все погибнут; посоветовались, да и порешили всячески сдаваться. Послали сказать военачальнику, что сдаются и хотят быть под великим ханом. Принял их военачальник и согласился, а город сдался. По милости Николая, Матвея да Марко вышло так, и немалое то было дело».

Рассказ хороший, но с большими изъянами. Юный Марко, которому был тогда всего 21 год, добрался до двора Хубилай-хана только в 1275 году, через два года после окончания великой осады. Ни он, ни его отец и дядя никоим образом не могли иметь никакого отношения к разработке катапульты, и у Марко на деле нет оправдания для вписывания в историю семейства Поло и вымарывания Исмаила и Ала ад-Дина. Все это дело дурно пахнет и сильно отдает эгоцентрической фантазией – никаких подробностей об устройстве требушетов, какие-то безымянные «помощники», которые нигде больше не фигурируют, никаких упоминаний о Фаньчэне, одни туманные общие слова о Сянъяне.

Что ж, он (или его писатель-призрак) любил драматизировать повествование – о чем свидетельствует наглое утверждение относительно Янчжоу: «Господин Марко Поло, тот самый, о ком говорится в этой книге, три года управлял этим городом по приказу великого хана». Тем не менее, он им не управлял – в источниках приводятся списки всех наместников, и его среди них нет. Тут можно сказать лишь одно: это отнюдь не первый и не последний случай, когда правда (которая преобладает у Поло) была оттеснена в сторону писателем-призраком, в жажде шумного признания шептавшим ему на ухо: «Брось, Марко, никто ведь никогда не узнает!»

Нужно сделать пару замечаний в пользу Марко. Во-первых, многие писатели, критикующие его за искажение правды, похоже, думают, будто он притязает на участие в осаде. Это неверно. И замысел, и постройка катапульты происходят исключительно при дворе Хубилая в Ксанаду, где он, как я полагаю, как раз впервые услышал эту историю и сделал ее своей. А во-вторых, претензия на службу наместником Янчжоу фигурирует только в пяти первых изданиях его труда, которые все до единого являются искаженными версиями утраченного оригинала. Поэтому, наверное, при работе над книгой совесть у Марко все-таки не молчала.