Текст книги "Серебряный Вихор"

Автор книги: Джон Майерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

9. С проводником и без проводника

Когда досада утихла, я лег, но сон не шел ко мне. Все в природе словно сговорилось, чтобы отогнать от меня дремоту. Воздух был мягок, как дыхание женщины. В журчании ручья мне слышались девичий говор и смех. Листва шуршала, будто шелковые юбки. Папоротники в лунном свете были похожи на золотистые локоны. Камень, залитый луной, был округл и гладок, как обнаженное плечо. Я недовольно приподнял голову.

Слишком уж здесь было беспокойно для укромного лесного уголка. Послышались шорох листвы и потрескивание веток. Кто-то снова шел сюда. И не один, а двое… Сначала голоса звучали неразборчиво, но вскоре я мог отчетливо слышать каждое слово.

– Подожди! – умолял мужской голос. – Любимая моя… Вот несчастье! Ты не хочешь даже выслушать меня!

Девушка, которая шла впереди, отпрянула в сторону.

В надежде, что это Розалетта, я вскочил на ноги. Да, это была она! Мне оставалось только сесть и забыть о чужих делах.

– Отчего ты так переменилась? – спросил мужчина, догнав ее. – Чем ты недовольна?

– Твоим существованием, – резко бросила она. Влюбленные ушли, препираясь. Я с нетерпением ждал новых событий: быть может, снова вернется укротитель львов? Так оно и случилось.

Вскоре я услышал, как девушка бежит обратно. Вся в слезах, она не разбирала дороги. У меня на глазах она споткнулась и упала.

– Ах, Окандо! – сквозь рыдания простонала она. – Как мог ты меня так обидеть!

– Розалетта! Что случилось? – воскликнул я, устремившись к ней. Она плакала столь безутешно, что даже не поинтересовалась, кто я такой.

– Окандо ушел, – всхлипнула она, вставая на колени, – и я не могу понять, куда он девался!

– Да, это уж черт знает что. Любимая моя, но нельзя же так расстраиваться из-за пустяков!

Я понятия не имел, как надо утешать горюющих девушек, и все же склонился над ней. Однако вместо ласковых слов пришлось заорать:

– Прочь, или я расщеплю тебя на атомы!

Опять появился этот проклятый шутник! Но теперь он не шел, а летел. Взмыв над Розалеттой, он на миг замер. Я подпрыгнул, желая схватить его, но он порхнул, будто колибри с цветка, со смехом повернулся и исчез.

Розалетта не вскрикнула и не завертелась на месте: значит, все было в порядке. Но я опустился рядом с нею на колени.

– Он причинил тебе боль?

– Кто? – Она перестала плакать и, вскинув голову, улыбнулась.

– А, Серебряный Вихор! Как я рада, что ты здесь.

В голосе ее прозвучало чувство, новое для меня.

Сердце мое забилось учащенно, хотя я понимал, что она рада сейчас кому угодно.

– Что стряслось с твоим другом? – спросил я. – С чего это вдруг твой женишок задал тягу?

– Какой женишок? – изумленно переспросила Розалетта, пока я помогал ей подняться.

– Как какой? Окандо, конечно.

Я был окончательно сбит с толку, но не мог сохранять раздраженный тон: ведь я держал Розалетту в своих объятиях. Она не пыталась высвободиться, и я на всякий случай медлил.

– Совсем недавно ты мне сообщила, что завтра вы собираетесь пожениться.

– Да, совсем недавно. Но это была не я. Я родилась только теперь – в ту минуту, когда открыла глаза и увидела тебя.

К ее словам я не отнесся всерьез. Слишком часто я когда-то обманывался, чтобы принимать все за чистую монету. Но меня убедил ее голос. Скажи она просто:

«Что хорошего в Мадвилле!» и я бы по интонации понял, что она говорит с любимым.

Нет, ошибки быть не могло. Во всяком случае, я не хотел, не должен был ошибаться. Иначе – впереди меня ожидала медленная, мучительная смерть. Неожиданность того, что произошло, заставляла поверить в невероятное.

– Розалетта! – потрясенно вымолвил я. – Душа моя…

Фраза оборвалась: губы наши слились в поцелуе. Но не вспыхнувшее внезапно желание соединило нас. Мы осознали, что нераздельно принадлежим друг другу. Существовать порознь мы уже не могли. Жизнь наша могла продолжаться только со вторым поцелуем.

Когда в десятый или сотый раз – как не сбиться со счета? – я закрыл глаза, чтобы лучше ощутить непередаваемую сладость бытия, что-то скользнуло у меня по щеке. Розалетта, наверное, тоже почувствовала щекотку, потому что резко отпрянула от меня. Гневно обернувшись, чтобы прихлопнуть докучливую мошку, – как смела она нам помешать? – я снова увидел удалявшуюся от нас знакомую фигуру.

Розалетта вдруг тоже куда-то заторопилась, и я бросился вслед за ней.

– Розалетта! – воскликнул я, схватив ее за руку. – Этот прохвост поранил тебя?

– Привет, Серебряный Вихор. – Она дружески кивнула мне. – Ты, как всегда, обо мне заботишься. Нет, меня никто не поранил.

Похолодев, я выпустил ее руку.

– Что же тогда случилось?

– Да ничего особенного не случилось. Окандо ушел – я забыла почему, но это неважно. Он сейчас вернется. А ты что тут делаешь?

Теперь я все понял. Мерзкий проказник отколол новую шутку. Желая позабавиться, он разбил мне сердце. Все было кончено, и какой смысл упрекать девушку, если она ничего не помнит? Я боялся, что не совладаю с голосом, но мне удалось заговорить достаточно твердо:

– Да тоже ничего особенного. Я здесь устроился на ночлег, но никак не мог заснуть, и…

Розалетта не дослушала меня. К нам приближался кто-то третий, и она кинулась ему навстречу. Это был Окандо, но, к счастью, меня не стали представлять, и примиренная парочка удалилась в поисках уединенного уголка.

Мне было худо. Ошеломленный, я себя чувствовал так, как если бы меня разрезали пополам без анестезии. Облегчения в будущем не предвиделось. Оставаться здесь я не мог и потому, взяв свои пожитки, побрел через лес наугад.

Ранее я не знал, что страсть, которой так упиваешься, может обернуться сущей пыткой. Потеряв Розалетту, я ощутил внутри себя страшную пустоту, и это было тоже ново для меня. Пустоту эту необходимо было изжить, а изживание вызывало острую боль. Я говорил себе, что любовь, вспыхнувшая внезапно, не может длиться долго. Я утешал себя тем, что в моем положении женитьба исключается. Все было напрасно.

Если бы только не встрял тот негодник с переразвитым чувством юмора! Дернула же его нелегкая сунуться куда не надо! Я весь кипел от возмущения, напрасно стараясь выкинуть из головы виновника моего несчастья. Но, словно назло, он в тот же миг оказался рядом со мной.

Зная его увертливость, я даже не попытался на него замахнуться.

– Какого дьявола тебе еще нужно? – буркнул я. Озорник, по обыкновению, расхохотался, но на сей раз смех его звучал примирительно.

– Прости, что вмешал тебя в это дело, но я всего лишь следовал полученным инструкциям. Видишь ли, – зачастил он, пока я мрачно взирал на него, – все любовники в округе перессорились и подняли такой гвалт, что мне приказали восстановить спокойствие. Не торопись так, давай передохнем. Я здорово притомился.

Остановившись, я тоже почувствовал усталость.

– Уф, дал же я маху, – продолжал говорун, усаживаясь рядом со мной на покатый камень. – Сорвал задание. Себе на горе ты подвернулся мне под руку, когда я соединял пары. Девица рыдала, а ты суетился вокруг нее с глупым видом – чем не любовная ссора? Вот я и подлатал прореху.

– Ну и сразу оставил бы нас в покое! Ведь потом мы поладили как нельзя лучше…

– Оставил бы, если мог, – объяснил негодяй. – Но босс заметил промашку и заставил меня ее исправить. Послать стрелы в сердца любовников, предназначенных друг другу. Вот тебе и натянули нос. Что, туго пришлось?

– Переживу как-нибудь.

– Переживешь, конечно, – согласился он. – Охотно забудешь – и с не меньшим удовольствием вспомнишь. Но так или иначе, я должен загладить свою вину, вот и помчался тебе вдогонку. Итак, тебе нужно попасть в Хеорот?

Я подумал, что пора положить конец бесцельным блужданиям.

– Да. Выведи меня хотя бы из леса. Я так долго здесь пробыл, что душу готов заложить, лишь бы выбраться из этой темницы.

– Считай, ты уже на свободе, – заверил меня мой гид, спрыгнув на землю. – Взгляни: нужная тропа – у тебя под ногами.

Я видел, что стою на тропе, но сколько уже раз они меня обманывали!

– Куда я должен свернуть?

– Налево. Та тропа выведет тебя на дорогу. Потом свернешь направо, и затем – опять налево. Хеорот – это самое большое строение в первом же городе, который тебе попадется.

– А далеко это отсюда?

– Как долго тебе придется идти? Хм, дай подумать… По Уотлинг-стрит – не более двадцати пяти миль, да около мили после поворота.

Уотлинг-стрит! Ее упоминал Голиас. Значит, цель близка? Впервые я проникся доверием к своему проводнику.

– По-твоему, Хеорот – здание, а не город? Это меняет дело. А то я боялся, что придется стучаться во все двери, пока не разыщу приятеля.

– Опытному ходоку добраться туда пустяк. Ты, наверное, голоден?

Переключившись на другие проблемы, я почувствовал себя бодрее.

– Готов с целым быком расправиться.

– У самой дороги есть чайная, открытая круглосуточно. Дальше перекусить будет негде, так что постарайся подкрепиться как следует. Будь здоров!

Уже через полчаса впереди показалась забегаловка, о которой шла речь. Начинало светать, и строение вырисовывалось довольно четко. Оно напоминало коттедж с двумя каминными трубами по краям крыши. В окнах свет не горел, но, как и было обещано, обслуживание велось непрерывно. Стол стоял на открытом воздухе. Приближаясь, я услышал позвякивание ложечек о фарфор и затем увидел посетителей.

Огромный стол был накрыт на дюжину персон, клиентов же было только трое. Все они сидели близко друг к другу. Я вытаращил глаза. Один из них, одетый в обноски прадедушки, носил напоминавший печную трубу цилиндр, высокий стоячий воротничок и галстук, пестрый как обои. Второй нарядился кроликом, третий напялил на себя костюм мыши. Он крепко спал. Почти все чашки были уже использованы, но я нашел себе чистый прибор на другом конце стола.

– А вы недурно провели ночь, ребята, – заметил я. Парень в цилиндре отозвался на мое замечание не сразу:

– Ночь мы никак не провели, потому что еще не встретили ее. Нам никак ее не дождаться.

Он показал мне часы с запачканным циферблатом.

– Взгляните, сейчас только шесть часов вечера. По моим представлениям, близилось к четырем утра, но с принявшими дозу спорить о времени бесполезно.

– Да, пожалуй, – согласился я с ним. Прислуга не появлялась, и потому я сам взял себе хлеб, масло, мармелад, ломтик холодного ростбифа и приправленные пряностями яйца. Намазывая хлеб маслом, я решил расспросить сотрапезников о маршруте и заодно проверить, не околпачил ли меня снова лесной проныра.

– Вы, парни, живете где-нибудь неподалеку? – спросил я с набитым ртом.

Человека в цилиндре мой вопрос явно поставил в тупик.

– Я всегда живу неподалеку, – проговорил он после долгого раздумья. – А вы?

– А я нет, – ответил я, наливая себе чай, который был здесь, по-видимому, единственным напитком. – Я живу в Чикаго.

– Забавно, – заметил он. – Разве не удобней жить там, где находишься?

– Верно, – вздохнул я. – Ваша взяла. Хорошо, я живу здесь.

– Поздно, – вмешался ряженный кроликом. – Вы упустили свой шанс. Люди то и дело умудряются попадать впросак, – доверительно сообщил он своему компаньону. – Вот результат плоского мышления.

Будучи не в духе, я не собирался спускать подобные дерзости.

– Послушайте, мистер, – предупредил я дерзкого выскочку, – я понимаю, вы изрядно нагрузились, но мне и дела нет, насколько трезво вы мыслите. Так что лучше держите свои мнения при себе.

Вместо ответа фальшивый кролик принялся обсуждать со своим приятелем, правильно ли они поступили, смазав часы сливочным маслом: ведь застрявшие в нем хлебные крошки могут попасть в механизм. Их беседа – из тех, что часто слышишь в баре, – несколько улучшила мое настроение.

– Я хотел задать вам очень простой вопрос, – перебил я пьянчуг, надеясь, что они позабыли о моей вспышке. – Можете ли вы мне сказать, куда идет эта дорога?

Посетитель в старомодных обносках обмакнул печенье в чай и откусил кусочек.

– Эта дорога не идет, – промямлил он. – О ней даже не скажешь, что она ползет.

Разговор снова зашел в тупик, однако я как ни в чем не бывало продолжал:

– Но где она проходит?

– Эта дорога любит сидеть дома, – сообщили мне. – Нет сведений о том, чтобы она где-то блуждала.

– Я не шучу, – стоял я на своем. – Мне необходимо уточнить маршрут, потому что я не знаю, куда направляюсь.

– И вы думаете, что дорога сама приведет вас именно туда? Вы слишком многого хотите от дороги.

Сделав мне выговор, кролик заявил приятелю в цилиндре театральным шепотом:

– Нет ничего глупее безмерного оптимизма!

На этот раз я хотя и с трудом, но сдержал свое раздражение.

– Посмотрим на дело с другой стороны, – упорствовал я. – Приведет ли эта дорога меня в Хеорот?

Тип в цилиндре, прежде чем ответить, поскреб затылок.

– Возможно. Если допустить, что она придет туда первой.

– Да идите вы сами ко всем чертям, – исступленно рявкнул я. Мое бешенство их ничуть не смутило, хотя чудак, одетый мышью, проснулся.

– Итак, – спросил он, наклонившись ко мне, – похож ли салат на квадрат?

С ним я еще не успел поссориться и потому решил поддержать разговор:

– Не знаю, мистер Как-вас-там, – сказал я, беря себе кусок торта. – Надеюсь, вы мне подскажете.

Я успел уничтожить и второй кусок, но он все еще молчал.

– Не берусь судить, – решил он наконец. – Но если вы не будете об этом думать, это не будет вас беспокоить.

Произнеся этот приговор, он снова уснул. Прислуга все не появлялась, и огонь в доме не зажигали. Это было мне на руку, так как я вспомнил, что у меня нет с собой денег. Но все же прослыть жуликом я не хотел. Лук мне в городе не понадобится, не говоря уж о том, какой из меня стрелок. Здесь же, на лесной окраине, он стоит гораздо больше, чем мой завтрак. Я оставил его вместе с колчаном на своем стуле, вежливо кивнул сотрапезникам и зашагал к дороге.

Услышав звук упавшей тарелки, я обернулся. Парень, одетый мышью, все еще спал. Тот, в допотопном костюме, поместил себе на голову начиненное пряностями яйцо. Одетый кроликом как раз натягивал тетиву. Не желая быть свидетелем, я заторопился прочь.

В целом чаепитие пошло мне на пользу. Вспоминая чудаков, я смеялся, и смех помог мне понять, что душа моя не век будет томиться унынием. Парень, одетый мышью, был по-своему прав. Мне не забыть Розалетту, но если я не буду думать о случившемся, я перестану мучиться. Теперь я стал размышлять над тем, что мне делать, если Голиаса нет в Хеороте.

Мой лесной проводник оказался прав: за исключением немногих часов, посвященных дремоте, путь до поворота занял почти что весь день. Завидев указательный знак, я поспешил убедиться, что именно этот поворот мне и нужен. Идя по дороге, выяснил я, можно добраться до Песчаных Холмов и Кузницы Уэйленда. Однако не эти сведения обрадовали меня. На верхней из деревянных стрел, прибитых к столбу, я прочитал:

«Хеорот. 1/2 мили».

Через несколько шагов я ощутил запах моря. Вскоре я увидел его за россыпью домиков. Теперь меня уже не смущало, что на указателе значился не город, но отдельное здание. Хеорот сразу бросался в глаза. Прочие городские строения только подчеркивали его грандиозность.

На всякий случай я скрестил пальцы. Я проделал долгий путь ради встречи, которая может и не состояться.

Время ужина вымело улицы дочиста. Только подойдя к Хеороту, я заметил признаки жизни. Двери громадного здания были распахнуты, но я поневоле взглянул наверх. Над входом кинжалами был прибит чудовищный трофей. Прежде я никогда не видел ничего подобного! Своими очертаниями он напомнил мне человеческую руку. Она была огромной, как лапа динозавра. Волоски пробивались между чешуйками, словно сорняки из трещин тротуара. А заканчивалась эта рука – или лапа – когтями. Похоже, что она была оторвана, а не отрублена. Из свежей раны сочилась кровь, с шипением капая в подставленную железную миску.

Из здания доносился шум веселой пирушки. Насмотревшись на трофей, я взглянул на стражников, приставленных по обе стороны входа. Одеты они были, как дружинники Бродира. Держались они не очень строго, один из них даже улыбнулся, когда мы встретились с ним глазами.

– Крупная дичь водится в здешних краях, – отважился я заговорить. Стражник улыбнулся еще шире.

– Слишком крупная даже для наших мест.

Увидев, что он настроен дружественно, я изложил ему суть дела.

– У меня здесь назначена встреча с приятелем. Можно войти?

– П-пожалста. В любом наряде. – Я заметил, что для часового он не вполне трезв. – К в-вашим услугам.

Минуя часовых, я переступил порог. Веселье нарастало. Сотни людей сидели за низкими столами, ломящимися от яств. У всех в руках были большие кружки, и множество слуг сновало между пирующими, разливая напитки. Бесполезно было разыскивать теперь Голиаса, но настроение мое поднялось. Помимо сандвича, которым я запасся в чайной, у меня с рассвета и маковой росинки во рту не было.

Пока я раздумывал, где же мне втиснуться, ко мне подошел человек, которого я принял за одного из устроителей пира. Кругом было столько шума и смеха, что мы и словом не могли обменяться. Он просто кивнул мне и улыбнулся – здесь все были в прекрасном настроении – и через минуту я уже втиснулся между двумя длинноволосыми верзилами, которые великодушно подвинулись, давая мне место.

Поначалу я так усердно набивал рот едой, что был совершенно не в состоянии беседовать. Наконец, вытерев пальцы о кусок хлеба и бросив его собаке – так, я заметил, здесь поступали многие, – я приготовился к разговору. К тому времени в зал вышло несколько женщин, очевидно, желая убедиться, что пирующие ничем не обделены. Миловидная женщина в золотой тиаре прошла по ряду, осведомляясь у каждого, как ему здесь нравится Должно быть, ее хорошо знали, потому что мужчины умолкали, надеясь перекинуться с ней словечком.

– Вы, должно быть, иностранец, – сказала она, подойдя ко мне. – Я надеюсь, вы всем довольны?

– Да. Спасибо. Пир устроили роскошный.

Она улыбнулась.

– Сегодня у нас счастливый день. Впервые за двенадцать лет мы можем здесь веселиться.

Когда она отошла, я осушил кружку меда. Вдохновленный напитком, я быстро присоединился к всеобщему веселью. Позабыв представиться, я вступил в общий разговор.

– Что случилось с вашей забегаловкой? – спросил я у соседа справа. – Отчего вы не могли здесь пировать целых двенадцать лет?

Он не обратил на меня внимания, так как обменивался сальными шуточками с парнем, сидевшим напротив него. Сейчас он повернул лицо ко мне, так что я мог видеть его сломанный нос и зеленые глаза. Поняв мой вопрос, он просиял.

– Ах, так вот про что ты спрашиваешь! Да во всей округе не найдется такого, кто бы про это не знал. А ты спросил у меня! Приврать тебе немного или нет?

– Как хочешь.

– Что за нужда! Все хорошо, что хорошо кончается. Конечно же, мы знали: все будет в полном порядке – только тварь поганую вышвырнуть и укокошить! И не нашлось мужика, который бы осмелился подойти близко. Уж на что я здоровяк, а спрашивал себя, спрашивал – и внимательно слушал, нет, так и не услышал, что хочу быть добровольцем. – Он торопливо осушил кружку, словно боясь, что мое внимание ослабеет. – Видал руку над дверью, а?

– Видал.

– И каково же само чудище, можешь вообразить! Оно являлось к нам каждую ночь, хватало сразу нескольких парней и заталкивало их себе в пасть. Его не интересовало – с миром вы пришли или с войной. Мы долго терпели, а потом пришлось перебраться в другое место.

Я представил, каково им было дожидаться людоеда каждый вечер с наступлением темноты.

– Вот проклятье! Как же было не уйти.

– А куда денешься? И двенадцать лет никто даже не заикался о том, чтоб вернуться, пока – вон, видишь парня, которому наполняют кружку? Погоди, сейчас он обернется.

На противоположном конце зала на возвышении помещался стол для почетных гостей. Именно туда и указывал мой сосед. Король – я узнал его по осанке – восседал в особом кресле. Сидевший по правую руку от него широкоплечий мужчина как раз повернул голову в нашу сторону. Видно было, что он в совершенстве владеет собой. Даже теперь, в разгаре пира, он сохранял спокойствие и сосредоточенность.

– Добрый вояка! – заметил я.

– Что и говорить! – Сломанный нос с убеждением дернулся – Если тебе нужна помощь, смело положись на него. Подумай-ка, он даже не из здешних краев. Своя рубаха, как говорится, ближе к телу. А он пришел – без приглашения, заметь – и вызвался порешить чудище. Выпьем за героя.

Нам наполнили кружки. Мой собеседник выпил до дна, и я последовал его примеру.

– Чем он его жахнул, – осведомился я со знанием дела, – топором?

– Да ты что, не видел? – Мой сосед вытер усы тыльной стороной ладони. – Он пришел с пустыми руками, без оружия! Схватил чудище и вырвал ему лапу из сустава.

– Надо же! – Я с удвоенным уважением взглянул в сторону королевского стола. Король как раз поднялся с места. Протрубил рог, и все затихли.