Текст книги "Я не собирался убивать"

Автор книги: Джон Кризи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Ты не знаешь, как они могут доказать в этот раз, Боб?

– Нет, но…

– Что «но»?

– Я уже видел полицию за работой и знаю, что они сосредоточили на этом деле большие силы. Все было бы иначе, если…

– Если бы не было убийства. Почему ты воспользовался напильником?

– Он был слишком силен для меня… Страшный зверь.

– Что он сделал?

– Я был жутко напуган и думал, что он убьет меня.

– Полагаю, ты не можешь осуждать его?..

– Это ничего бы не дало, – ответил я с горечью.

Я рассказал ей все, что знал о Маллене, и как он себя вел, как чуть не раздавил мне голову. Вся ненависть и вся горечь, что я испытывал к нему, всплыли на поверхность. Думаю, я никогда не рассказывал эту историю с большей четкостью и ясностью. Все это время Лилиан сидела на пуфе, пристально глядя мне в лицо, словно пытаясь понять нечто, выходившее за рамки ее понимания. Когда я закончил, она наклонилась вперед и положила руку на мою, а я накрыл ее другой своей рукой. Ее пальцы были ледяными, а щеки совершенно белыми. Просто чудо, что она оставалась такой спокойной.

– Узнав, что Маллен был зверем и садистом, я пытаюсь себя оправдывать, – хмуро проговорил я. – Это не снимает с меня вины, но немного помогает. Думаю, в тот момент я уже догадывался обо всем, что знаю про него сейчас. Он так сжимал пальцами мою голову…

Лилиан закрыла глаза.

– Я понимаю, почему ты его убил, – сказала она, – и думаю, что поступила бы точно так же, если бы оказалась на твоем месте. Боб, а что, если ты попытаешься бежать?

Я не ответил.

– Что будет, Боб?

– Я сильно сомневаюсь, что полиция даст мне возможность покинуть страну морем или самолетом. Куда бы я ни пошел, за мной будут следить, и если потеряют мой след, то объявят общий розыск. Они найдут какой-нибудь предлог, чтобы арестовать меня, и уже не выпустят.

Я был в этом убежден и, казалось, должен был впасть в отчаяние, но отношение Лилиан спасло меня. Понять ее я не мог, однако сознавал, что ее поведение полностью соответствует характеру Лилиан, которую я знал: внимательной, рассудительной, расчетливой, хорошей хозяйки и прекрасной поварихи; женщины, отлично обустроившей наш дом; матери, воспитавшей Роберта и Джулию в строгих пуританских правилах.

Я спрашивал себя, что бы она подумала, если бы узнала правду о Роберте.

Она наклонилась вперед, упираясь подбородком в ладони и обхватив пальцами лицо.

– Боб, – сказала она, – ты мог бы настаивать, что действовал в пределах законной самообороны. Кажется, это так называется?

– Да, это называется так, но к моему случаю это не подходит.

Лилиан хотела, чтобы я попытался оценить все происшедшее беспристрастно, объективно, не давая страху ослепить себя, но это не спасало меня от ощущения жуткой подавленности.

– Я совершил кражу со взломом, – объяснил я. – Маллен имел право убить меня, и полиция ничего не могла бы возразить. Он мог бы разбить мне лицо, изувечить и не понести никакого наказания, заявив, что я сопротивлялся и пытался убежать.

– Разве… разве его поведение не может быть истолковано как смягчающее обстоятельство?

– Милая моя Лилиан, – сказал я, – ответ простой: нет. Мне грозит веревка, но я думаю, что у меня есть шанс получить пожизненное заключение и однажды министр внутренних дел может подписать мое освобождение. Это самое лучшее, на что мы можем надеяться, если меня будут судить и признают виновным.

Лилиан ничего не сказала. Ее глаза были сухими, а сама она невероятно спокойной. Я уже видел ее такой, когда она хотела получить что-то почти недостижимое. И она редко не добивалась своего. Я спрашивал себя, что происходит в ее голове, и видел, что она старается осмыслить все случившееся.

– Они могут найти драгоценности? – неожиданно спросила она.

– Может быть, – ответил я и задумался.

Я понял, что домовладелец и пожилая пара, державшая бакалейный магазинчик на углу улицы, знают меня в лицо, и как только мое фото появится в газетах, один из них обязательно известит полицию, что я жил в квартире на Силлер-стрит. Когда полиция убедится, что эту квартиру занимал именно я, она все перероет и разберет каждую досочку, если это будет нужно. Я всегда был уверен, что доски паркета и мотор холодильника никто никогда не будет изучать внимательно. На них могли не обратить внимания при рутинном обыске и даже при интенсивном поиске украденных драгоценностей, но теперь речь пойдет о том, чтобы найти улики для осуждения убийцы… Убаюкивать себя иллюзиями бессмысленно. Они найдут камни, а когда докажут, что взял их я, им будет очень легко добиться моего осуждения.

Хитроумные проекты, бесчисленные предосторожности, моя уверенность… все было напрасно, все развалилось. Не было смысла врать самому себе, а также скрывать правду от Лилиан.

– Боб, ты правда считаешь, что нет никакой надежды? – спросила она.

– Да, – ответил я. – К сожалению.

– Возможно, есть способ помочь тебе.

– Послушай, дорогая, если бы я знал, что есть шанс, каким бы ничтожным он ни был, я бы дал тебе возможность попробовать, но…

Я нагнулся и взял ее руки. Когда я заговорил снова, мой голос был хриплым и, казалось, выходил из глубины горла:

– С того момента, как ты начнешь мне помогать, милая, даже с того, когда полиция узнает, что ты была в курсе, ты станешь моей сообщницей…

– Именно этого я хочу, – заявила Лилиан. – Это может стать способом вытащить тебя.

17

Последняя провокация

Пока Лилиан говорила, зазвонил телефон. Я был так удивлен ее словами, что, хотя и слышал звонок, не обратил на него внимания. Он продолжал дребезжать, но это было неважно. Я сильно сжал руки Лилиан в своих, возможно, сделал ей больно, но она этого не показала. Она тоже не обращала внимания на телефон.

– Не знаю, к чему ты клонишь, – сказал я, – но если ты воображаешь, что я втяну в это дело тебя, ты…

– Сейчас не время для сантиментов, Боб.

– Послушай, дорогая, ты, кажется, не понимаешь…

Динь-динь, динь-динь, динь-динь…

– Я не понимаю?! – закричала Лилиан.

В одно мгновение все в ней изменилось: тело, выражение лица, голос. Она вырвала свои руки из моих и вскочила на ноги. Ее губы затряслись. Она безуспешно пыталась заговорить, глубоко дышала, как плачущий ребенок. Я как будто открыл клапан всем ее страхам.

Телефон продолжал звонить.

– Я не понимаю?! – снова возмущенно крикнула она. – За кого ты меня принимаешь? Ты что, ослеп? Сидишь на месте и говоришь, что я не понимаю? Ты, наверное, сошел с ума! Ты…

– Лилиан, прошу тебя…

Динь-динь, динь-динь, динь-динь…

– Ты спокойно рассказываешь, что совершил преступление, за которое тебя могут повесить. Ты спокойно говоришь, что уже много лет воруешь, что всегда надеялся выкрутиться, что хотел спокойно доживать со мной… Ты смеешь рассказывать все это и еще утверждаешь, что я чего-то там не понимаю! – орала Лилиан. – Ради бога, скажи, за кого ты меня принимаешь? За кого ты меня принимаешь? Я тебе скажу, что я понимаю! Я тебе скажу…

Динь-динь, динь-динь, динь-динь…

– Ради бога, – крикнула она, – сделай что-нибудь, чтобы этот чертов звонок прекратился!

Я стоял совершенно неподвижно. Звонок и крики Лилиан ужасно оглушали меня, однако часть моего мозга осталась способной рассуждать. Я говорил себе, что, если сниму трубку и начну говорить по телефону, Лилиан, может быть, замолчит. Она должна была замолчать. Я мог выдержать все, кроме этого.

Я машинально протянул руку к аппарату, а Лилиан неотрывно смотрела на меня, стараясь сдержать рыдания. Когда я поднес трубку к уху, она резко повернулась ко мне спиной и закрыла лицо руками.

– Роберт Кент слушает, – сказал я.

– О, Кент, – заговорил Плейделл, – я просто хотел узнать, могу…

– Нет, – перебил я его. – Сегодня вечером я больше ничего не буду делать. Моя жена себя неважно чувствует, и я занят. До свидания.

Я медленно опускал трубку, и голос Плейделла постепенно становился тише:

– Кент! Я только хотел…

Трубка опустилась на рычаг и разъединила нас. Я не знал, что сказать. Я видел согнутую спину Лилиан, ее вздрагивающие от рыданий плечи. Никогда я не чувствовал себя такой презренной тварью, как в тот момент. Я не знал, следует ли подойти к ней и обнять за плечи или подождать. В таком состоянии Лилиан бывала, когда обвиняла меня в том, что я имею любовницу. В эти моменты мне было достаточно только прикоснуться к ней, чтобы у нее началась истерика. Голова моя раскалывалась, а глаза, казалось, пылали.

– Лилиан, – заговорил я умоляющим тоном, – не плачь, пожалуйста. Я не могу это вынести…

Она молчала. Я даже не знал, слышала ли она меня. Я положил руки ей на плечи. Вдруг я почувствовал движение ее тела. Она обернулась, и я увидел мокрые глаза, залитое слезами лицо, блестящий нос и растрепанные волосы. Это было невероятно редкое зрелище. Несколько секунд она смотрела мне в глаза. Ее губы тряслись, как будто она не могла больше совладать с ними. Потом она спрятала лицо у меня на груди. Я обнял ее и прижал к себе, чувствуя, как ледяной холод будущего проникает в мои кости.

Через несколько секунд она оторвалась от меня, подошла к камину и посмотрелась в зеркало. Сначала она поправила несколько прядей волос, потом взяла из коробки на моем письменном столе бумажный платок и промокнула глаза. Ее губная помада лежала неровными пятнами. За все годы, что мы прожили вместе, я никогда не видел ее в таком состоянии. И то, что я был виной всему этому, заставило меня презирать себя еще сильнее. Да, я был мерзавцем. Всего за несколько минут Лилиан постарела на много лет.

Она обернулась и посмотрела на меня.

– Прости меня, Боб.

– Разве ты должна просить прощения? – хрипло произнес я.

– Я… Господи, да какое имеет значение, кто кого прощает? – произнесла она дрожащим голосом. – Что мы будем делать?

Я не ответил.

– Боб, ты действительно считаешь, что Плейделл рано или поздно…

Ее перебил телефонный звонок, жесткий и угрожающий. Я машинально сжал кулаки и стиснул зубы. Если бы Плейделл оказался в комнате, я бы его ударил. Я неподвижно стоял, не сводя глаз с аппарата и борясь с искушением подскочить к столу и смести его на пол. Было видно, что Плейделл снова начал игру, которой однажды хвастался. Мерзавец, гнусная тварь…

Лилиан сама сняла трубку и заговорила фальшиво-спокойным голосом:

– Слушаю вас.

Она слушала, поджав губы и глядя на меня. Я был уверен, что звонит Плейделл, и выражение лица Лилиан, казалось, подтверждало эту догадку. Я видел, как она сжимает зубы; должно быть, у нее были натянуты все нервы.

– Да, я ему передам, – сказала она наконец. – Спасибо.

Она положила трубку, но ничего не говорила.

– Плейделл? – спросил я.

– Нет.

– Тогда…

– Это был Харрисон, директор «Уэдлейка».

– Харрисон! – воскликнул я.

– К нему приходили из полиции.

Я промолчал. Мне казалось, что стены комнаты надвигаются на меня и я задыхаюсь. Что именно полиция могла рассказать Харрисону, не имело значения. По лицу Лилиан я прекрасно видел, что не было сказано ничего благоприятного для меня. Теперь мне уже ничто не могло помочь.

– Его попросили проверить даты некоторых краж и установить, кто из персонала отсутствовал в эти дни.

– О… – выговорил я и после короткой паузы добавил: – Это все?

– Он просто хотел, чтобы ты знал, что… что несколько твоих отсутствий на работе случайно совпали с некоторыми кражами.

Очевидно, Харрисон знал правду или, по крайней мере, догадался по вопросам полиции, о чем именно идет речь. Своим звонком он хотел предупредить меня. Я представил себе его красное лицо и удивленные глаза. Я представил и Готча, настолько шокированного, что у него перехватило дыхание, и других членов персонала. Я видел административный совет, собравшийся за безупречно навощенным овальным столом.

– Мы обязательно должны что-то сделать, Боб!

– Да, да. Теперь, когда все раскрыто, надо скорее кончать. Чем быстрее все закончится, тем лучше будет для всех… – Я закрыл глаза. – Думаю, я не смогу выдержать… встречу с детьми перед тем, как уйти.

– Не говори так, – запротестовала Лилиан твердым голосом, хотя было видно, как трудно ей сохранять спокойствие. – Не может быть, чтобы не было надежды. Это невозможно!

Я не возразил, понимая, каким беспомощным стал.

– Я думаю… думаю, что смогу тебе помочь, – добавила она.

– Милая, я не могу тебе позволить…

– Выслушай меня ради бога! – крикнула она.

– Ладно, – прошептал я.

– Выслушай меня, Боб, – проговорила она охрипшим голосом. – Эта идея пришла мне в голову, когда ты рассказывал о характере Маллена. Это могло бы тебе помочь. Я уверена, что это может что-то дать. Одно дело убить человека, чтобы уйти от наказания за кражу, и совсем другое… убить того, кто… кто позволил себе вольность с твоей женой.

Я не понимал. Фраза «кто позволил себе вольность с твоей женой» казалась странной и нереальной.

– Ты не слушаешь, Боб. Никто не может знать, что он этого не делал, так? Он мертв. Ты мне рассказывал, что полиция заявила, будто сумела узнать о нем очень немного и… Боб, послушай меня!

– Я тебя слушаю, – сказал я.

– Это верно? Убийство из корыстных побуждений – одно, а убийство…

– Это исключено, – жестко ответил я.

– Мы должны что-то сделать.

– Это совершенно невозможно. Даже если…

– Послушай, Боб… – Лилиан говорила таким напряженным и странным голосом, что он казался мне совершенно чужим. – Если тебя признают виновным и осудят, тебя могут… могут повесить. Ты сам знаешь, что в самом лучшем случае получишь не меньше пятнадцати лет. Как по-твоему, что это будет означать для меня? Какая жизнь у меня будет? О детях беспокоиться нечего. Они молоды и быстро оправятся, но… но я, что буду делать я? Ты – моя жизнь. Я не преувеличиваю, ты – моя жизнь. Я знаю, ты всегда считал, что я слишком шумела по поводу… той женщины, которая никогда не существовала, но ты не понимаешь… Мысль, что ты можешь спать с другой женщиной, целовать ее, ласкать, была для меня невыносимой. И это потому… в общем, потому, что ты – моя жизнь. Все, что я делаю, это для тебя, все мои мысли о тебе, все мое счастье от тебя. Это правда, Боб. Я полагаю, ты этого не знаешь. Я даже думаю, что для мужчины невозможно жить полностью для другого человека, но именно так я живу: для тебя и с тобой. Если тебя не будет, мне незачем жить.

Она говорила именно то, что чувствовала.

Я мог бы ей сказать, что она станет жить для Джулии и Роберта, но она бы меня не услышала, она искренне верила в то, что говорила, в каждое слово.

– Так что ты понимаешь, мы должны что-то сделать, – заявила она. – Не говори, что это невозможно или исключено. Подумай серьезно. В конце концов, ты должен был часто строить планы такого рода, – заметила она без оскорбительной задней мысли. – Маллен мертв, и полиция очень мало о нем знает. Он вернулся в Англию всего несколько недель назад. Друзей у него не было, а если и были, он мог и не хвастаться перед ними своими победами. Если я скажу, что Маллен и я были… любовниками, кто сможет доказать обратное? Кто?

– Полагаю, никто, – с трудом выговорил я.

– Слушай, Боб, никто не сможет доказать обратное, и ты это знаешь. Если присяжные будут думать, что ты убил Маллена из-за меня, они сочтут это местью обманутого мужа… Это будет не так ужасно. Не должно быть… Ты… ты мог бы даже сказать, что ходил к нему потребовать, чтобы он больше не приближался ко мне.

Слушать это было настоящей мукой. Она была в отчаянии и плохо знала методы полиции. Строить мою защиту на подобных заявлениях было невозможно, даже если бы я согласился принять предложение Лилиан. В конце концов, я же взял драгоценности. Миссис Клайтон была там и могла поклясться, что о ревности не было сказано ни слова… Было много причин. Но ничто не имело значения рядом с любовью Лилиан, с ее замечательной волей сделать все, что угодно, только бы помочь мне.

– Что ты стоишь и смотришь на меня? – крикнула Лилиан. – Есть хоть одна причина, по которой мы не можем рассказать это полиции? Это же все изменит! Разве… ты не можешь спрятать эти драгоценности…

Она вдруг замолчала, начиная понимать тщетность своих усилий.

18

Полиция

Насколько сильно обиделась бы Лилиан, если бы я ей сказал, что ее предложение неосуществимо, что я не могу спрятать драгоценности так, чтобы полиция их никогда не нашла? Если бы я соврал ей, если бы ответил, что стоит попробовать, помогло бы это мне по-настоящему? Она бы скоро поняла, насколько бесполезно пытаться осуществить этот ход.

У меня в голове мелькали и другие мысли. Я хотел дать ей понять, что ее любовь и преданность, которые она только что доказала, навсегда сохранятся в моем сердце. Однако, если я скажу ей это, если сумею найти нужные слова, чтобы выразить свои чувства, поможет ли это в момент кризиса? Это грозило усилить ужас случившегося и сделать расставание еще более мучительным. Что я мог сказать, что сделать, чтобы помочь ей?

– Скажи что-нибудь, Боб, – взмолилась она. – Ты должен что-нибудь сказать.

Я, естественно, не мог сказать ничего дельного. Наоборот, мои слова могли причинить ей еще большую боль.

Но я понимал, что должен что-то сказать. Я открыл рот, чтобы ответить… и шум в доме заставил нас вздрогнуть. Лилиан показалась мне менее напряженной. Она перевела взгляд поверх меня, в сторону прихожей. Я обернулся. «Полиция все-таки не станет взламывать дверь», – подумал я в секунду паники, а потом услышал шаги и голос Роберта:

– Мама! Папа!

Я не мог отделаться от затопившей меня паники. «Он же в кино и должен вернуться поздно», – подумал я.

– Мама! Ты дома? – снова крикнул он.

Голос выдавал его беспокойство. Я сказал себе, что, может быть, дела в клубе пошли плохо и Чим выдал моего сына. О господи, только не сейчас. Нельзя, чтобы у Лилиан появились новые заботы. Она пристально смотрела на приоткрытую дверь и казалась такой же ошеломленной, как я, и охваченной дурными предчувствиями.

– Ma!

– Мы здесь, Боб, – ответила Лилиан.

Я заметил, что в секунду напряжения она назвала сына уменьшительным именем. Он подошел к двери, открыл ее и остановился на пороге. Он не вынул из брюк булавки, а его красные щеки показывали, что он гнал на велосипеде так быстро, как только мог. В его глазах читались любопытство и тревога.

– Да… добрый вечер, папа. Что… случилось?

– Почему ты вернулся, сынок? – спросил я хмурым тоном.

– По… полиция нашла меня в кино. Констебль сказал, что дома неприятности и мое присутствие необходимо, – ответил Роберт и вопросительно посмотрел на нас. – Мама! – вдруг вскрикнул он. – С Джулией ничего не случилось, да? С ней ничего не случилось?

– Нет, с ней все в порядке, Боб, – ответила Лилиан, казалось, лучше меня реагировавшая на происходящее. – Неприятности совсем другого рода. Это…

Она замолчала, несомненно, потому, что ей было трудно найти подходящие слова, а еще потому, что перед домом остановилась машина и хлопнула дверца. Лилиан, очевидно, подумала о том же, о чем я: вернулась полиция. Я уже не спрашивал себя, что они нашли, какую улику обнаружили, чтобы иметь возможность арестовать меня. На крыльце послышался шум. Роберт оглянулся, явно удивленный.

В замок двери, выходящей на улицу, вставили ключ.

– Это Джулия! – воскликнула Лилиан.

Дверь открылась.

– Мама! Папа! – крикнула Джулия.

– Мы в…

У Лилиан не хватило сил закончить фразу. Боб бросил на нас удивленный взгляд и отступил в прихожую.

Хлопнула дверь дома, потом дверца машины. Я услышал шаги Джулии в прихожей.

– Они здесь, Джу-Джу, – крикнул Роберт. – Тут происходит что-то чертовски странное, – добавил он едва слышным голосом.

Джулия появилась рядом с ним. Наш сын и наша дочь, оба удивленные, но она выглядела не такой испуганной, как ее брат, потому что еще недостаточно хорошо видела наши лица. Она остановилась, не дойдя до середины комнаты, и вопросительно посмотрела на нас.

– Почему ты вернулась, Джулия? – спросил я.

– Приехали полицейские, – ответила она, – и сказали, что мне необходимо вернуться домой, потому что у нас какие-то неприятности. Они меня даже подвезли.

Она замолчала, и я увидел, что она бледнеет.

– Я думала, произошел несчастный случай, – добавила Джулия упавшим голосом.

Поскольку мы ничего не говорили, она посмотрела на свою мать, сделала еще несколько шагов и спросила:

– В чем дело, мама?

– Что происходит? – спросил Роберт испуганно. – Что происходит?

Лилиан ответила очень медленно, но чистым и ясным голосом:

– Дети, у вашего отца серьезные неприятности. Его обвиняют в очень серьезном деле.

Я никогда не узнаю, где она нашла необходимые силы, чтобы говорить таким твердым тоном и найти столь точный ответ. Я почувствовал, как ее рука ищет мою, как ее ледяные пальцы нервно сжимают мои.

– Я полагаю, полиция решила, что вам лучше вернуться домой, чтобы я не осталась одна, – добавила она. – Ты не думаешь, что это так, Боб?

Мне действительно показалось, что это единственно возможное объяснение: их вернул Плейделл.

– Да, – прошептал я. – Да, я согласен.

– Но какого рода обвинения? – спросил Роберт. – Па, это как-то связано с…

– Это самое серьезное обвинение из всех, которые могут существовать, – ответил я.

Через ледяные пальцы Лилиан в меня как будто вливалась ее сила. Слова шли без труда, но тем не менее я едва слышал свой голос:

– Я не могу сообщить детали, но меня будут обвинять в убийстве.

Я чувствовал, что не могу добавить ни слова. Я увидел, как округляются глаза Джулии. Казалось, они становились все больше и больше. Я видел ее изумленное, но не испуганное лицо. Слава богу, в ее глазах не было ужаса. Она выглядела свежей и красивой, как всегда. Роберт тоже был потрясен, но по-другому. Его глаза сузились, и я видел, как по нему ударила эта новость. Он глубоко вздохнул и поджал губы. По его взгляду я понял: он раньше Джулии сообразил, что это будет значить для него, для нее, для их матери.

– Но… но это безумие! – вдруг воскликнула Джулия. – Они свихнулись, если думают, что папа…

Она замолчала, будто что-то в моем взгляде сказало ей, что это не безумие. Ее лицо выразило испуг.

– Нет! Нет! – проговорила она.

– Но… – начал Роберт и посмотрел на меня, словно умоляя сказать ему, что я невиновен. – Нет, они не могут…

Он снова замолчал.

– Боб, – сказал я. – Джулия…

Я боролся, чтобы сохранить спокойствие, и молился, чтобы найти слова, которые могли бы более или менее ясно объяснить моим детям, о чем идет речь.

– Я глубоко увяз и думаю, что будет суд, – сказал я. – Все не так просто, как кажется сейчас, но две вещи однозначны. Мне предъявят обвинение и уведут, и я просижу в тюрьме по крайней мере до конца процесса. Это абсолютно точно.

Я хотел сделать паузу, но не решился. Если бы я замолчал, то не смог бы заговорить снова.

– Теперь вот что, – добавил я. – Вашей матери понадобится огромная помощь от вас обоих. Для нее жизненно необходимо получить ее. Она никогда так в вас не нуждалась. Я знаю, что вы ее не разочаруете.

Я замолчал. Тишина была полной, прекратились не только звуки и движения, но и время тоже остановилось.

Роберт не выдержал первым. Он нахмурил брови, сжал кулаки и поднял их к груди, как будто приготовился боксировать. С его губ слетели всего два слова:

– Господи боже.

Джулия смотрела на Лилиан. Ей было страшно – никаким другим, словом нельзя было передать этот остановившийся взгляд, выражение глаз, усиливающуюся бледность лица.

Вдруг в дверь сильно постучали. На этот раз я был уверен, что пришла полиция.

Впоследствии я узнал, что Плейделл и инспектор, которого я раньше никогда не видел, бесшумно подкрались к двери. Думаю, Плейделл боялся, что я попытаюсь убежать прежде, чем он успеет предъявить мне обвинение. Как бы то ни было, он хотел застать меня врасплох, и это ему удалось. Но, с другой стороны, я почти обрадовался его приходу.

– Боб, ты можешь открыть дверь? – спросил я.

Я немного отодвинулся от Лилиан, расстегнул воротник и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над камином. Я удивился, заметив, что у меня не слишком жалкий вид. Кроме того, головная боль почти прошла. Я был ненормально спокоен, но в тот момент это казалось мне естественным.

Роберт задержал дыхание и, ничего не сказав, вернулся в прихожую. Я услышал его неуверенные шаги и сказал себе: «Несправедливо было посылать его». Я бросил взгляд на Лилиан, потом быстро вышел. Роберт стоял у лестницы, уцепившись за пилястр.

– Ладно, Боб, – сказал я ему. – Если хочешь, иди к остальным.

Я прошел мимо него, но он не шевельнулся. Я резко распахнул дверь. Мне показалось, что Плейделл занимает весь проем, а человек, стоящий за ним, столь же массивен «МГ» оставалась на заднем плане, а два человека ждали на тротуаре.

– Добрый вечер, мистер Кент, – произнес Плейделл.

– Опять? – спросил я.

– Да. Я могу войти?

Я молча посторонился, пропуская его. Хотя я был абсолютно уверен в цели его прихода, в глубине души у меня оставалась какая-то надежда. Я пытался убедить себя, что у него нет доказательств, а если бы они были, он бы начал действовать раньше. Это было абсурдно, и однако, когда он вошел в прихожую, что-то убеждало меня, что я не уйду из дома вместе с ним. Я видел, что он смотрит на Роберта. Уверен, его лицо выражало грусть и даже подавленность. Он направился к единственной закрытой двери – в малую гостиную. Я двинулся следом за ним, а инспектор шел сзади меня. Плейделл остановился на пороге. Я снова увидел грусть на его некрасивом лице. То, что он собирался сделать, явно было ему не по душе. Джулия, по-прежнему выглядевшая испуганной, держалась за мать. Невероятно: Лилиан сумела припудриться и немного пригладить волосы. Я заметил на моем столе раскрытую сумочку Джулии.

– Мадам, – Плейделл поклонился. – Мисс.

– Суперинтендант, – сказал я, – надеюсь, ваше вторжение мотивировано.

– О да, – заверил Плейделл. – У меня есть ордер на обыск, а также ордер на ваш арест, мистер Кент.

Он замолчал, но звук его голоса и эхо его слов отдавались у меня в ушах. «У меня есть ордер на обыск, а также ордер на ваш арест, мистер Кент».

Значит, у него были все необходимые улики: ордер на арест выдают, только когда полиция совершенно уверена в своей правоте.

Я услышал шум в прихожей, повернул голову и увидел идущего ко мне Боба. Второй полицейский пропустил его.

– В чем меня обвиняют? – спросил я.

– Будет лучше, если мы поговорим наедине, мистер Кент, – медленно ответил Плейделл.

Естественно, он был прав. Этот грубоватый на вид здоровяк не мог сделать для меня больше. Он проявил огромную деликатность, даже позаботился, чтобы дети были здесь, возле Лилиан, но теперь он понимал, что для них было бы слишком тяжело слушать, как он предъявит мне обвинение.

– Я… я хотел бы остаться, – проговорил Боб высоким голосом.

– Думаю, нам лучше уйти, – заявила Лилиан.

Она обняла дочь за талию. Думаю, Джулия действительно не могла бы идти без посторонней помощи.

– Мы будем на кухне, – продолжала Лилиан. – Пошли, Боб.

Она взяла его за руку. Высокий полицейский, пришедший с Плейделлом, посторонился, пропуская их. Джулия испуганно, наполовину недоверчиво взглянула на меня, а у Боба не хватило смелости посмотреть в мою сторону.

Они ушли.

Спутник Плейделла закрыл дверь. Суперинтендант повернулся ко мне, а второй встал так, чтобы пресечь всякую попытку бегства с моей стороны. Я ждал, что Плейделл официально предъявит мне обвинение и сделает обычное предупреждение, но вместо этого он направился к моему столу, нагнулся и вынул нечто, спрятанное за ним. Его жесты были медленными и размеренными. Я увидел кожаный футляр, потом ручку и, наконец, ящичек. Я сразу понял, что это такое.

Полиция сумела установить магнитофон, когда в доме никого не было.

Плейделл взял ящичек и открыл его. Две катушки с пленкой были неподвижны, но начали медленно вращаться, когда он спросил меня:

– Вы знаете, что это?

Мотор заработал от звука его голоса.

Я кивнул; я был слишком ошарашен, чтобы говорить.

– Хотите услышать, что он записал? – спросил Плейделл.

– Когда…

Я не смог закончить вопрос.

– Сразу после обеда, – ответил Плейделл. – В тот момент у меня уже был ордер на обыск. Один из моих людей вошел и установил здесь магнитофон. Второй установлен в гостиной, третий – в вашей спальне. Ну, хотите послушать запись?

Все, что говорила Лилиан, все, что она предложила, было записано на этих безобидных на вид катушках, и Плейделл, конечно, видел по моему лицу, что у меня нет ни малейшего желания слушать это.

– Нет, не хочу. Я…

Я замолчал, борясь с резкой болью в глазах.

– Кончайте, ради бога, – добавил я.

– Отлично, – сказал Плейделл. – Роберт Алек Кент, мой долг предъявить вам обвинение в убийстве Тимоти Маллена, совершенном в ночь на седьмое мая, около половины первого ночи, в «Красном доме», Эшер, графство Суррей. Мой долг предупредить вас, что все, что вы скажете, будет записано и в дальнейшем может быть использовано как свидетельство против вас. Вы хотите что-нибудь заявить или о чем-либо попросить? – добавил он, пристально глядя на меня.

19

Удача полицейского

Я спешил из дома, от Лилиан и детей. Я знал, что момент расставания будет самым тяжелым. Когда он пройдет, они смогут свыкнуться с положением и подумать о будущем. Каждая проходившая минута делала расставание более мучительным для них и для меня. Поэтому я ответил:

– Я предпочитаю поговорить в машине. Можно мне остаться на несколько минут наедине с женой?

– Нет, – сказал Плейделл. – Сожалею. Наедине – нет.

Я не хотел спорить. Он мне не доверял и боялся, что я попытаюсь покончить с собой.

– Ладно, – согласился я, уронив руки.

– Вы можете сходить за миссис Кент? – спросил он второго детектива и, когда коллега открыл дверь, повернулся ко мне. – Я думал, лучше, если дети будут дома.

– Да. Я ценю ваш жест.

– Лучше рассказать нам всю правду, – заявил Плейделл. – Кроме того, что это облегчит нашу задачу…

– Мы можем поговорить в машине?

– Да, да, конечно.

На пороге появилась Лилиан, за ней – дети, а инспектор стоял сзади, как тень. Плейделл высморкался. Лилиан стояла с высоко поднятой головой. Хотя ее глаза блестели от слез, она говорила твердым голосом:

– Мы справимся, Боб, за нас не волнуйся.

– Мы вытащим тебя из этой передряги, – хрипло произнес Роберт.

Джулия ничего не сказала.

Я вышел из комнаты. В моих ушах звучали всхлипы Джулии и голос Роберта, но перед глазами стоял единственный образ: лицо Лилиан. Я сел на заднее сиденье машины Плейделла. Он устроился рядом со мной, а инспектор – возле шофера. Я пристально всматривался в неясные контуры вилл на Хэдсайд, в силуэты деревьев, выделявшиеся на не совсем черном небе, в белый забор одного из соседей, с кем я иногда играл в гольф.

– Маллен жестоко избил вас? – спросил меня Плейделл в тот момент, когда машина повернула на первом перекрестке.

– Плейделл, – сказал я, – вы проявили большую деликатность, которую я ценю и никогда не забуду. Но я не хочу делать никаких заявлений до встречи с адвокатом.