Текст книги "Плохие люди"

Автор книги: Джон Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Она вытащила из кармана связку ключей от машины и передала ее Мэриэнн.

– Теперь это ваша машина. Она чистая. Документы в бардачке.

– Я заплачу вам еще.

– Она недорого стоила мне. Я держала ее в укрытии на случай, если придется бежать. Полагаю, вам она нужна больше, чем мне именно сейчас.

Карен помогла ей перенести сумки в багажник новой машины, потом переставила детское кресло в «олдсмобиль», а Мэриэнн перенесла Дэнни. Он проснулся и начал плакать.

– Вам пора ехать, – сказала Карен.

Мэриэнн пристегнула ремнями все еще плачущего ребенка. Потом остановилась у дверцы водителя.

– Я...

– Знаю.

Потом, сама не понимая почему, Мэриэнн быстро подошла к женщине и нежно поцеловала ее в губы, а потом крепко обняла. Через мгновение Карен ответила ей, обняв ее еще крепче.

– Удачи тебе, – прошептала она.

– И тебе.

Потом Мэриэнн села в машину и уехала.

* * *

В Кумберленде было три отделения Первого Объединенного банка, и после предупреждения Мэриэнн за всеми установили наблюдение. Это была не ее вина, что информация, которую она сообщила, была неправильной. Кумберленд был всего лишь базой: сам банк находился в Форт-Эшби, в десяти милях к югу. Он был захвачен сразу же после того, как двери были заперты. Никто не погиб, хотя охранник получил несколько пулевых ранений и больше уже не смог окончательно оправиться от них. Сигнал тревоги молчал до самого момента, когда грабители, всего пятеро, покинули банк. К тому времени, когда приехала полиция, грабители успели исчезнуть.

Молох вернулся к себе домой сразу же после захода солнца. На улице все было спокойно. Он сделал один круг по кварталу, потом припарковал машину в конце дорожки и вошел в дом. Он прошел прямо к черному ходу, вышел в темный сад и отпер дверь сарая.

Он увидел щель на месте тайника, там, где должна была быть сумка с деньгами, а потом вспыхнул свет, раздались громкие команды и лай собак.

И, щуря глаза от яркого света фонарика в руках вооруженного человека, он подумал: «Сука! Я убью тебя за это».

День третий

"Жена-вдова и девушка-невеста,

Обрученная, изменившая и преданная!"

Сэр Вальтер Скотт «Обрученная»

Глава 6

Близился рассвет, когда они добрались до Норвича. На востоке уже появилась тонкая полоса света, как будто отсвет далекого пожара. Они договорились вести машину по очереди, потому что Молох не хотел останавливаться без причины. Он почуял ее след, ее запах – в этом он был совершенно уверен. Это было легче проверить, чем доказать, но элементы, которые выпадали из поля его зрения и не поддавались контролю, теперь сложились в единую картину. Глупый Версо, – он надеялся продать жизнь Молоха вместо своей; его придурковатый свояк, рискнувший своим именем, чтобы сделать мизерные ставки и получить крошечные суммы выигрышей; недавнее замечание Декстера о том, что его жена не станет пользоваться собственным именем, – все эти разрозненный факты заставили заработать компьютер у него в мозгу.

Большую часть пути он молчал и не спал, наблюдая за красными огнями машин, проносящихся мимо, и исчезающих вдали, пропадая в темноте. Молох так долго пробыл в тюрьме, что приходил в восторг от даже таких мелочей жизни, кипящей вокруг него, хотя и наблюдал за всем со стороны внешне холодно и отстраненно. Это был интерес сродни тому, который испытывает маленький мальчик, разглядывающий бурную деятельность термитов или муравьев за несколько секунд до того, как раздавит их или оторвет им лапки. Он наблюдал, как мимо проносятся машины. Сидящие в них люди лишь изредка мелькали в свете зажженной спички или фар. Молох размышлял, откуда так много машин на дороге в столь позднее время, какая нужда заставляет их двигаться, какая цель так манит их, что понуждает путешествовать в ночи, отказываясь от сна. Молох подозревал, что у некоторых из них не было никакой цели. Не было дома, который ждет их, сонного мужа, спящей жены или ребенка. Была только иллюзия движения и продвижения вперед, которую предлагал кокон автомобиля в окружающей со всех сторон ночи. Эти люди не путешествовали; они совершали побег, обманутые ложной верой в то, что если они будут быстро двигаться, то смогут сбежать от своего прошлого или настоящего, сбежать от самих себя. Молох закрыл глаза и вспомнил тех, кто перешел ему дорожку и, как следствие, исчез из этого мира. Для некоторых, как он думал, это было облегчением. Он закрыл глаза и стал ждать, когда придет сон.

* * *

Брон, уже уставший от общества неулыбчивого Уилларда, присоединился к Декстеру и Молоху в передней машине, а Леони села за руль второй. Далеко позади на дороге Тэлл и Повелл были заняты долгой дискуссией о своих разнообразных любовных победах, реальных и воображаемых, в то время как Шеферд, как молчаливый судья сидел и оценивал их треп. И, поскольку поездка все тянулась, Шеферд мало-помалу погрузился в свои невеселые мысли. У него не было возможности поговорить с Декстером и Броном с момента побега Молоха, а теперь на него давила необходимость этого разговора. Они хорошо знали друг друга, эти трое, потому что работали вместе и раньше, еще до того, как Молох взял их в свою группу. Леони тоже была прежде знакома с Декстером, она в основном старалась скрывать свои цели и делилась мыслями только с ним, потому что из всей группы только ему она доверяла и только на него могла положиться, если бы это понадобилось.

Шеферд был очень обеспокоен последними событиями, включая убийство следователя и расчленение его компаньона, смерть свояченицы Молоха и ее мужа. У него были серьезные опасения по поводу психического здоровья, по крайней мере, одного из членов их группы.

О Повелле ему было известно очень немного и, по правде говоря, он бы предпочел знать еще меньше. Парень прибыл к ним с очень хорошими рекомендациями, и Шеферд некоторое время оставался возле него в Мэриленде и Теннесси. Он считал новичка очень грубым и невежественным, и обрывки разговора, которые доносились справа, нисколько не изменили этого впечатления. Тэлл ему нравился. Впрочем, хотя он понимал резоны напарника, убившего молодого разносчика пиццы («Он был умным, – защищался тогда Тэлл, – и мог заметить больше, чем нужно»), Шеферд был уверен, что они недостаточны для убийства, а нежелание Тэлла сделать такой же вывод, расстраивало старика. Происшествие с мобильным телефоном тоже свидетельствовало о вспыльчивости Тэлла, а еще, пожалуй, об отсутствии характера. Шеферд не был большим поклонником мобильных телефонов. Он полагал, что они способствуют созданию более бесцеремонного и менее внимательного общества. Было время, и не так давно, когда люди понижали голос на публике не только потому, что хотели насладиться некоторой уединенностью во время разговора, но и потому, что слишком громкий разговор мешает окружающим. Теперь же все слышится из окон, не говоря уже о том, что нельзя оставить машину или входную дверь незапертыми. Тот факт, что люди запирают двери своих домов и устанавливают сигнализацию, чтобы защититься как раз от таких людей, как Шеферд, старый налетчик в расчет не брал. И все же Шеферд никогда не считал, что решить проблему распространения мобильных телефонов можно, убивая тех, кто пользуется им и ведет себя при этом грубо и невоспитанно. Жаль никто никогда не узнает, что только непомерно громкий разговор по телефону стал причиной смерти араба. А ведь этот случай мог бы послужить хорошим примером для остальных, заставив их изменить манеру поведения. Так или иначе, Шеферд полагал, что Тэллу всякий раз следует делать глубокий вдох, пытаясь прийти в себя, а не дергать курок. Шеферд с ним поработает.

Но подлинной причиной беспокойства Шеферда был Уиллард, и он знал, что Декстер разделяет его опасения. Шеферд был человеком, который считал, что он сам в состоянии контролировать свои аппетиты. Он также знал по опыту, что дисциплина и сдержанность в любой операции увеличивают шансы на успех и что если этих качеств не хватает, неприятности неизбежны. Уиллард не способен контролировать себя, и Тэлл по сравнению с ним, пожалуй, буддист. Мальчишка казался незрелым, полностью зависящим от своих желаний человеком. Шеферд не знал, какие узы связывают Уилларда и Молоха, что заставляет старшего товарища проявлять такую снисходительность к младшему. Иногда казалось, что Молох испытывает к Уилларду нежность, свойственную любовнику. А в другой раз он вел себя по отношению к нему как отец, защищая его и в то же время напрасно (Шеферд был в этом уверен) пытаясь приучить парня к дисциплине. Какие бы чувства ни испытывал Молох по отношению к нему, Уиллард становился все более и более непредсказуемым. И в результате они оставляли следы для тех, кто преследовал их, и именно из-за него можно было вычислить всю группу. У Шеферда не было намерения ходить по острию ножа и ждать, кто первый, судья или случай, приговорят его к смерти. Его доля денег могла обеспечить старику относительно обеспеченную жизнь, если он будет достаточно осторожен. А он собирался прожить довольно долго, чтобы успеть потратить эту сумму. Ему необходимо было поговорить с Декстером и Броном, потому что надо было что-то делать с Уиллардом.

* * *

Если Леони и испытывала некоторое беспокойство от перспективы провести время в компании Уилларда, она не показала этого, когда Брон предложил поменяться местами в машинах. Брон даже подозревал, что Леони не испытывала никаких чувств ни к чему и что они с красавчиком родственные души. Декстер несколько раз привлекал ее к работе с согласия Молоха, но Брон все еще ничего не знал о ней, кроме одной истории, которую ему как-то раз рассказал Декстер. Леони отправилась в какой-то бар для лесбиянок в Южной Каролине (Брон меньше удивился бы тому, что Леони ест дома, чем тому, что ей удалось разыскать такого рода бар в Южной Каролине), когда парочка парней набросилась на нее прямо на парковке. Брон знал этот сорт людей, потому что вырос рядом с ними: они ненавидели женщин, особенно независимых женщин, а нет никого более независимого, чем женщина, которой мужчина не нужен даже для секса. Они запихнули ее в багажник своей машины и увезли в лесную лачугу. Брону можно было не рассказывать о том, что произошло с Леони дальше, да Декстер и не стал рассказывать ему подробности, потому что о таких вещах оба знали не понаслышке. После всего, увидев, что девушка не сопротивляется, они еще побили ее, а потом вышвырнули возле лесбийского бара. Ее одежда была изорвана и в крови. Леони не стала заходить внутрь бара. Вместо этого она добрела до своей машины, где под приборной доской у нее был спрятан пистолет. Она не взяла его с собой в бар, и это было ошибкой, которую она больше никогда не повторяла, вернулась в свою квартиру, вымылась, смазала ушибы и ссадины, потом приняла две таблетки снотворного и легла в постель.

Наутро она позвонила Декстеру. Она рассказала ему обо всем, что произошло, и он поехал вместе с ней на машине. Именно Декстер выловил на улице тех двоих парней и привез их обратно в лачугу в лесу, где уже ждала Леони. Потом он остался в своем грузовике, курил и слушал музыку, одновременно наблюдая за дорогой.

Он слышал, что охотники через пару дней нашли двух мужчин. Один из них был все еще жив, хотя и умер сразу же, как только медики попытались поднять его. Декстер предполагал, что Леони было очень неприятно узнать, что только один из них прожил так долго. Обычно она была исключительно аккуратна в таких делах, но тогда ею владели гнев и отчаянье от того, что с ней сделали, так что, возможно, это немного повлияло на ее действия.

Но не эта часть истории потрясла Брона. Парни получили то, что заслуживали, в этом не было никаких сомнений, и Брон не собирался лить слезы над ними. Нет, понять, что собой представляет Леони, ему помогло другое. Один из парней был женат, а другой встречался с женщиной, которая работала по ночам, оказывая техническую поддержку пользователям сети Интернет в своем районе. Леони посетила их обеих, пока ждала, когда Декстер поймает тех двоих, и так же, как они развлеклись с ней, она развлеклась с ними. Она даже сделала несколько снимков перед тем, как уйти. Именно эти фото видели парни перед смертью.

Декстер говорил, что кадры получились очень хорошо, если учесть, что там было много красного.

Нет, Уиллард не станет приставать к Леони, если в его красивой и пустой головке есть хоть какие-то мысли.

Шеферд рассказал Брону, что был под большим впечатлением от того, как Тэллу удалось справиться с делом Версо. Так же, как и Шеферд, Брон не был уверен, что парню действительно необходимо было убивать разносчика пиццы, хотя, в общем, трудно перегнуть палку, когда речь идет о безопасности группы. Безопасность превыше всего.

Что бы ни произошло, есть, по крайней мере, еще Декстер. Брон знал Декстера гораздо дольше, чем всех других живых существ, дольше, чем своих собственных родителей. Они были как братья, связанные кровным родством. Имели общие машины, комнаты, даже женщин, хотя, если бы Брон встретил женщину, которую полюбил бы так же, как Декстера, он, пожалуй, женился бы на ней и не делил бы ее с кем бы то ни было, даже с Декстером.

– Ты когда-нибудь задумывался об именах? – спросил Декстер ни с того ни с сего.

– Как это «задумывался»? – не понял Брон.

– О том, что некоторые цвета становятся фамилиями, а другие – нет.

– Например?

– Как черный. Ну, ты понимаешь, мистер Черный или мистер Белый. Есть еще мистер Зеленый, Коричневый[5]5
  По-русски эти фамилии звучат соответственно: Блэк, Уайт, Грин и Браун.


[Закрыть]. Но это все. Ты встречал когда-нибудь человека с фамилией Синий, Желтый или Красный? Такого не бывает даже в кино. Ты не находишь это странным?

– Знаешь, я не думал об этом раньше.

– Как полагаешь, это интересно?

– Нет. У тебя слишком много свободного времени, тебе нечем занять себя, вот что я думаю. Тебе надо заняться чем-то полезным, чтобы мозги отвлеклись от всякого дерьма вроде этого. Просто рули себе.

– Было время, – заметил Декстер, – когда ты думал, что у меня в мозгах много интересного «дерьма», чтобы рассказывать о нем.

– Я думал, что ты гораздо более глубокая натура. А потом я узнал тебя.

– Ты хочешь сказать, что я поверхностный?

– Если бы ты был бассейном, то маленькие дети могли бы писать в тебя. Ты там рули давай. Чем скорее мы доберемся туда, куда собирались, тем скорее я смогу избавиться от твоей плоской черной задницы.

Впрочем, перепалка была шуточной, и оба улыбались, когда Декстер нажал на газ. Молох немедленно заснул в темноте у них за спиной.

* * *

Карен Мейер насторожило отсутствие света фар. Она слышала, как к дому подъехал фургон, но фары, по которым можно было бы сориентироваться, как далеко он продвинулся, оказались погашены. Уж не полицейские ли это? И она быстро перебрала в уме и перепроверила все свои дела, вылезая из постели и натягивая джинсы. Фальшивые паспорта и водительские права были спрятаны в тайнике за газовой плитой, и их можно было достать только изнутри. Она старательно маскировала это место, чтобы его не увидели даже случайно, хотя теперь духовкой нельзя было пользоваться вообще. Специальные чернила, ручки и растворы хранились в кабинете, и их нельзя было отличить от обычных принадлежностей, которыми дизайнер Карен Мейер пользовалась при работе. Ее фотоаппараты – дорогой «Никон», более дешевая «Минолта» и цифровой «Кэнон» были там же. И опять же она могла бы утверждать, что они необходимые инструменты для ее работы. Последняя стопка материалов ушла несколько дней назад, и на грифельной доске ничего не осталось. Она убедилась, что все чисто.

Она переехала в Норвич, штат Коннектикут, чтобы быть ближе к матери. Ее мать после инсульта, плохо двигалась, и Карен, ее единственная дочь, чувствовала себя в ответе за состояние старушки. Братья Карен жили далеко на Западном побережье, один в Сан-Диего, другой в Такоме, но оба исправно посылали деньги, чтобы покрыть расходы на медицинскую страховку и помочь сестре справиться с бедой, хотя, если не афишировать этого, Карен не нуждалась в их деньгах, потому что своего рода подработка приносила ей солидный доход. И все же она была не из тех, кто откажется от денег, которые сами идут в руки, а наличные позволяли ей снимать очень милый домик на Перри-авеню, где сейчас она и жила. Как она ни любила свою мать, она не могла жить вместе с ней, да и та хотела иметь относительную независимость. У матери была кнопка срочного вызова врача и дневная сиделка, а Карен жила в трех минутах ходьбы от нее. Пожалуй, наилучшее решение для всех.

Она выглянула в окно и увидела фургон. Он был черный и относительно чистый, не так сильно помят, чтобы привлечь внимание, но и не такой чистый, чтобы выделяться из всех.

Поблизости не было видно никаких других машин.

Не полиция, подумала она.

Раздался звонок.

Не полицейские.

Она подошла к комоду и вытащила из ящика пистолет. Это был «смит-вессон» модели «Леди Смит автомат», его рукоятка удобно ложилась в небольшую женскую руку. Карен никогда не приходилось стрелять из него, кроме как в тире, но присутствие оружия в доме успокаивало ее. Хотя Мейер пообещала себе, что больше не будет иметь дело с преступниками, трудно даже вообразить, на что готовы пойти люди, которым позарез что-то нужно.

Босиком на цыпочках она поднялась вверх по лестнице, где у нее был установлен дисплей для охраны дома и начала проверять сенсоры по всем участкам и зонам. У входной двери – в порядке.

– Карен? – произнес женский голос. – Карен Мейер?

– Я спрашиваю: кто там?

Гостиная – о'кей.

– Меня зовут Леони. У меня проблемы. Мне сказали, что вы можете помочь мне.

– Кто сказал?

Столовая – о'кей.

– Его зовут Эдвард.

Гараж – о'кей.

– Эдвард. А дальше?

Кухня: ОТКЛЮЧЕНА.

Ее желудок заворчал. Она ощутила холод металла у себя на затылке. Рука сомкнулась на ее пистолете.

– Ты должна знать мою фамилию, – сказал знакомый голос. – В конце концов, она единственная, которую не ты мне придумала.

* * *

Дюпре в страхе проснулся. Он весь дрожал: у него тряслись руки, ломило суставы, стучали зубы, хотя он вечером и принял кое-какие обезболивающие препараты. Джо чувствовал себя слишком слабым, чтобы поднять свой вес с постели, поэтому продолжал лежать и смотреть, как тени поднимаются и тают, словно дым, на потолке. Ему иногда становилось интересно, неужели те симптомы, которые он чувствовал, были фантомами, тенями, которые падали от осознания того, что он смертен. Боль приходила все чаще в последние месяцы. Старый доктор Брюдер предупреждал, что его рост и комплекция открывают множество возможностей для возникновения разных заболеваний, а боль, которую он испытывает, может быть проявлением того или иного заболевания.

– Ты не очень хрупкий, как ни крути, – говорил давно ушедший на пенсию терапевт, когда Джо сидел на кушетке в каморке старика, наблюдая, как на экране телевизора Гарри Купер болтается по пыльным улицам, в поисках своей любимой, – но ты не так силен, каким кажешься, или как другие думают о тебе. Твоя работа – постоянный стресс. Ты жалуешься на боли в груди и суставах, на слабость в ногах. Говорю тебе со всей ответственностью: ты должен пройти полное обследование.

Но Дюпре не внял совету Брюдера, старик и без того знал, что Джо ему не последует. Дюпре боялся. Если ему скажут, что он больше не может заниматься своим делом, у него отнимут эту работу. А работа на острове была для него важнее всего. Без нее он будет чувствовать себя никому не нужным. Он просто умрет.

Дюпре было тридцать восемь лет, в мае исполнится тридцать девять. Он вспомнил фотографию Роберта Першинга Вадлоу, которую однажды видел. Его еще называли Великан из Олтона. Он был самым высоким мужчиной на Земле и возвышался как башня над двумя другими, стоящими по обе стороны от него; их головы едва доходили ему до локтей. При росте выше двух с половиной метров он был больше, чем самый большой книжный шкаф, стоящий за ним. Казалось, что он немного наклонился влево, как будто на уровне его головы налетел порыв ветра, от которого колосс качнулся. В то время, когда была сделана эта фотография, Вадлоу исполнилось двадцать лет. Через два года он умер, убитый бесконечными недугами.

Лежа в постели в доме, где он вырос, Дюпре вспоминал рассказы отца, его сказки о великанах прошлого, которые тот рассказывал в надежде подбодрить мальчика, чувствовавшего, что из-за своего роста он отдаляется от сверстников. Отец лгал ему. Это была ложь во спасение, но все равно ложь, потому что отец сам придумывал эти истории по поводу возникавших у мальчика проблем, успокаивая, утешая, смягчая его переживания.

Его сказки в действительности были не о великанах.

На улице все еще стояла темень. Обычно в это время он уже был в пути и направлялся к полицейскому участку, но он поменялся сменами так, чтобы провести вечер с Мэриэнн. Он лежал на кровати и пытался отдохнуть.

* * *

Шэрон Мейси сидела на маленькой кухоньке в своей квартире, прихлебывая горячее молоко из кружки. Ей надо было о многом подумать. Отца должны были положить в больницу на следующей неделе для проведения обследований. Он жаловался на боли в спине и груди. Беспокойство жены и дочери о нем он старался перевести в шутку. Но в их роду было несколько случаев раковых заболеваний, и Мейси знала, что эта угроза висит над каждым из них. При иных обстоятельствах она бы немедленно вернулась домой, но она все еще была стажером. Ей предстояло отправиться на остров, и она подозревала, что только реальная угроза жизни отца заставит ее уклониться от своих обязанностей. Как бы там ни было, отец сказал ей, примерно следующее: он бы не хотел, чтобы она болталась по дому и тряслась над ним. После поездки на остров у Мейси будет пять свободных дней, и она вернется на Убежище не раньше, чем съездит на родину и узнает результаты обследования и анализов отца.

Мейси думала и о Бэрроне, о наркотиках, которые тот брал у Терри Скарфа. Может быть, она ошибалась насчет того, что в действительности произошло, но ей так не казалось. Ей хотелось, чтобы рядом был кто-то, с кем она могла бы поговорить обо всем. И впервые со времени разрыва их отношений Мейси почувствовала, что скучает по Максу или, возможно, по тому, что он когда-то значил для нее.

Поговорить бы с ним, подумала она. Да черт с ними со всеми!

Она поставила пустую кружку в раковину, вернулась в кровать и, наконец, заснула под гудки кораблей в заливе, которые звучали как крики гигантского морского существа, заблудившегося в темноте и мечтающего вернуться к своему племени.

* * *

Звонок вывел Терри Скарфа из глубокого пьяного забытья, и он пару секунд не мог узнать голос звонившего с явным восточноевропейским акцентом.

– У нас есть для тебя работа. Кое-кто оплатил твои услуги эксперта.

Даже в нетрезвом состоянии Терри знал, что экспертиза, сделанная им, не стоит ничего, разве только вы сами не в состоянии пересчитать нули.

– Конечно, – пробормотал он. Терри не собирался спорить. Ему нужны были наличные. Даже если бы они ему не требовались, этим людям нельзя было отказывать. Они были хозяевами Терри Скарфа, и он это знал.

– Тебе позвонят. Обычное место. Через пятнадцать минут, – сказал мужчина и повесил трубку.

Терри встал, слегка качаясь, натянул на свое тощее тело трусы, брюки, старую футболку, отыскал самую теплую куртку, потом прошел два квартала к телефонной будке, захватив по дороге чашку кофе в «Данкин Донатс». Он стоял здесь, дрожа от холода, несмотря на то, что чашка была горячей.

Жизнь никогда не баловала Терри Скарфа. Большую часть времени она обходилась с ним так, будто он изнасиловал ее сестру. А в другое время еще хуже – как если бы к сестре добавилась еще и мать. За спиной у него был один распавшийся брак, неудача которого была вызвана стечением обстоятельств, включающих в себя неумеренное потребление алкоголя в ночь, когда он делал предложение, арест и заключение в тюрьму сразу же после свадьбы и то, что женщина (а это было особенно неприятно) не простила его. Его жена подала на развод, когда он был в тюрьме по обвинению в краже со взломом, потом вышла за кого-то другого, в то время как Терри был снова посажен за посягательство на охраняемую собственность. Важные события в ее жизни, как предполагал Терри, совпали с его вынужденным отдыхом в государственном исправительном заведении. Может быть, вздыхал он, останься я на свободе немного дольше, ее жизнь не сложилась бы так неудачно, да и сам я был бы счастливее.

Более умный человек, чем Терри, пришел бы к выводу, что его криминальные амбиции намного превосходят таланты, которыми он наделен, но, как и большинство преступников, Терри оказался не слишком умен. К сожалению, возможности его карьерного роста теперь были еще более ограниченными, чем в самом начале, и лишь немногие способности стареющего воришки могли быть применены в рамках закона. Вот почему теперь он стоял в темноте у телефонной будки, ожидая разговора с кем-то, кого никогда не увидит и кто вряд ли предложит Терри работу по дегустации пива или проверке мягкости матрасов. Он замерз, зуб на зуб не попадал, а надо было отвечать, потому что человек на том конце линии сказал:

– Терри Скарф? Я Декстер.

Терри подумал, что голос этот, пожалуй, звучит как негритянский. Это не беспокоило Скарфа, но негры обычно старались держаться подальше от Портленда, и, если парень планирует приехать сюда, это станет некоторой проблемой.

– Что я могу для вас сделать?

– У вас там есть остров, где-то на побережье. Он называется Датч.

– Да, остров Датч. Убежище.

– Что?

– Некоторые ребята все еще зовут его по-старому – Убежище, вот и все, но Датч, да, это хорошее название.

Он услышал, как черный (Терри все же решил, что он черный) вздохнул:

– Ты закончил?

– Да. Извините.

– Нам нужно, чтобы ты выяснил как можно больше о нем.

– Например?

– Легавые. Паромы. Места, откуда можно туда попасть.

– Тогда мне придется привлечь еще кого-нибудь. Я знаю парня, который живет там. Он не любит большого полицейского на острове.

– Большого полицейского?

– Да, хренов великан.

– Ты что, меня за идиота держишь?

– Нет, правда.

– Ладно, разузнай все, что можешь. И вели своему парню найти одну бабу. Она называет себя Мэриэнн Эллиот. У нее маленький пацан, лет шести. Я хочу знать, где они живут, с кем она дружит, кто ее парень и прочее дерьмо вроде этого.

– Какие сроки?

– До вечера.

– Сделаю все, что могу.

Терри показалось, что он услышал мягкий хлопок в отдалении. Он знал, что это за звук: кто-то только что получил пулю.

– Нет, – сказал Декстер, – ты сделаешь больше, чем можешь.

* * *

Декстер посмотрел вниз на тело Карен Мейер. Она никогда не была красивой женщиной, но Леони и Уиллард выбили из нее и ту малую дозу внешней привлекательности, которая у нее была. Эти двое хорошо сработались. Это было своего рода предупреждение: Декстеру надо поговорить с ней. Ему не хотелось, чтобы девчонка слишком сближалась с Уиллардом. Он говорил с Шефердом, и в связи с таким развитием событий им казалось нежелательным, чтобы красавчик оставался поблизости и дальше.

Найти Мейер было нетрудно. Она перевела свой бизнес на север, но оставила пароль тем людям, которым ее услуги могли в будущем понадобиться. Декстер сделал лишь один звонок, чтобы выяснить, где она находится.

Он всегда думал, что Мейер – умная женщина и не особенно сентиментальная. Все дело было в деньгах, и он предполагал, что жена Молоха отдала ей приличную долю сбережений своего мужа за оказанные услуги. Должно быть, это было очень много денег, если Карен отважилась перебежать дорожку самому Молоху. Декстер надеялся, что она хорошо прожила их, потому что в последние минуты жизни в подвале собственного дома ей пришлось заплатить очень дорого за то, что она сделала.

– Вы нашли кого-нибудь? – спросил Молох.

– Да, он обойдется нам в пять кусков за работу в Бостоне, плюс десять процентов на острове и небольшие вознаграждения в расчете на будущее.

– Хорошо, если он того стоит.

– Они предоставили нам бонус как свидетельство доброй воли.

Молох ждал. Декстер улыбнулся:

– Они сдадут нам полицейского.

Локвуд и Баркер сошли на берег с первого утреннего парома и начали еженедельную проверку медицинского оборудования и пожарного снаряжения в здании полицейского участка. В одиннадцать Дюпре присоединился к ним, а затем отправился вниз по Центральной улице в сторону почты и припарковал свой «эксплорер» на стоянке справа от белого обшитого досками здания. Этим утром он позвонил Ларри Эмерлингу, чтобы договориться о встрече. Странно, Эмерлинг как будто ждал его звонка.

Ларри больше, чем кто либо, знал об острове, даже больше, чем сам Дюпре. Его дом был уставлен книгами и бумагами, связанными с историей залива Каско, включая копию его собственной книги, которая была отпечатана частным образом и продавалась в книжных магазинах и на рынке Портленда. Эмерлинг уже десять лет жил вдовцом. Его дети обосновались на материке, но регулярно приезжали в гости, и тогда старый почтмейстер вел на буксире маленький паровозик внуков. Дюпре обычно праздновал День Благодарения у Эмерлинга в кругу его семьи, члены которой строго блюли традицию возвращаться на остров и отмечать этот день вместе. Они были хорошими людьми, если бы только старик Ларри не окрестил его Джо-Меланхолией. Немногие называли его так, и только единицы прямо в глаза, хотя это прозвище прижилось среди полицейских, дежуривших на острове.

Дюпре думал, что Эмерлинг будет один, потому что старик обычно устраивал себе полуторачасовой перерыв в одиннадцать утра, чтобы оторваться от бумаг, и пил зеленый чай. Но на сей раз у почтмейстера была компания: художник Джиакомелли стоял, опершись о стену, и пил кофе из соседней закусочной. Он выглядел обеспокоенным. Так же, как и Эмерлинг. Дюпре кивнул и поприветствовал их обоих.

– Я не помешал? – спросил он.

– Нет, – ответил Эмерлинг. – Мы ждали тебя. Хочешь чаю?

Дюпре налил немного зеленого чая в одну из хрупких маленьких чашечек Эмерлинга. Чувствуя особую ответственность за изделие китайских мастеров, Джо держал чашку осторожно всей рукой. Трое мужчин обменивались шутками и островными сплетнями, пока не наступило неловкое молчание. Дюпре провел все утро в попытках облечь свои смутные опасения в слова, желая объяснить им все в такой форме, чтобы не показаться суеверным дураком. В конце концов Эмерлинг выручил его, и ему не пришлось краснеть.

– Джек здесь по той же причине, что и ты, я полагаю, – начал Эмерлинг.

– И что это за причина?

– Что-то неладно на острове.

Дюпре не ответил. Следующим заговорил Джек:

– Я думал, только я один это заметил. Деревья ведут себя по другому, и...

– Продолжай, – сказал Эмерлинг.

Джек взглянул на полицейского: