Текст книги "Стихотворения (2)"

Автор книги: Джон Китс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Неразлучен ты с тоской.

Как пузырь, дождем разбитый,

Радость со своею свитой.

Без фантазии святой.

Только дверь на миг открой,

И фантазия, как птица,

В чужедальний край умчится.

Без нее не мил нам свет.

Летом радости нам нет.

Рой весенних наслаждений

Блекнет, словно цвет весной,

Не прельщает взор красой

Плод, обрызганный росой,

Хоть и блещет он, румяный,

Осенью во мгле туманной.

Извела тебя тоска

Что ж! Садись у камелька,

И тебе заглянет в очи

Пламень, дух морозной ночи.

Крепко спит земля крутом.

Снег распахан башмаком

Неуклюжего подпаска.

В небе сумрачном с опаской

Повстречались день и ночь

И прогнали ветер прочь.

В этот час глухой и темный

За фантазией бездомной

Мысль свою скорей пошли

Хоть на самый край земли.

И фантазия, порхая,

Прилетит, как ветер мая,

Насладишься ты в мороз

Ароматом вешних роз,

Ландышей и первоцвета

Всей красой, всем блеском лета.

Над росистой муравой

Куст колючий сам не свой.

Осень принесет украдкой

Плод свой крупный, спелый, сладкий.

А фантазия сольет

В кубок всех веселий мед.

Выпьешь ты и в опьяненье

Вдруг услышишь в отдаленье

Звон пшеницы на ветру.

Птицы рано поутру

Защебечут в упоенье.

Чу? Не жаворонка ль пенье?

Уж не грач ли вдоль реки

Собирает стебельки?

Ноготки и маргаритки

Расцветают у калитки.

Гиацинт – король весны,

Как сапфир в лучах луны.

Капельки росы лелея,

Дружит с примулой лилея.

Тем же пламенем согрет

Каждый лист и каждый цвет.

Все цветет на радость взору,

Мышь пищит, покинув нору.

Кожу сбросила змея.

Горяча, как печь, земля.

В листьях, средь колючек острых

Целый склад яичек пестрых.

Забралась наседка в мох.

От мелодий лес оглох.

Ты увидишь, как в долины

Мчится грозный рой пчелиный,

Как в тени густых ветвей

Стынут горы желудей.

Без фантазии в тенета

Завлекает нас забота.

Где румянец милых щек?

От лобзаний он поблек.

Где уста, что неизменно

Слаще всех услад вселенной?

Где лазурь любимых глаз,

Что навек пленяют нас?

Голос где, любимый вечно,

Полный радости беспечной?

Где всегда прекрасный лик,

Нам желанный, что ни миг?

Радость со своею свитой,

Как пузырь дождем разбитый.

Лишь фантазия одна

Смертному всегда верна.

Попроси у ней супругу

И найдешь себе подругу,

Нежной схожею душой

С Прозерпиною одной,

(Что сварливою, однако,

Стала вскоре после брака.)

Ткань скользнет к ее стопам,

И тогда твоим очам

Геба явится нагая,

Кубком золотым играя,

А Юпитер между тем

Будет пасмурен и нем.

Смело шелковые путы,

Не теряя ни минуты,

Разруби своим мечом.

Счастлив будешь ты потом.

Пусть фантазия, как птица,

Из темницы к солнцу мчится.

Если нет ее с тобой,

Неразлучен ты с тоской.

Перевод В.Микушевича

ОДА

Написано на чистой странице

перед трагикомедией Бомонта

и Флетчера "Прекрасная трактирщица"

На земле, певцы веселий,

Дух остался ваш доселе.

Не отверг ли мир иной

Образ ваших душ двойной.

Близки горные селенья

К Аполлону и Селене.

Зычно вторит грому гор

Голосов могучий хор.

А под сению древесной

Там царит покой небесный.

Только Фавн Селены там

Пробегает по лугам.

Маргаритка полевая

Пахнет, словно роза мая.

Слаще всех земных услад

Розы горной аромат.

Там полны святой отрады

Соловьиные рулады.

В переливах тех рулад

Истин философский лад.

Возвещает откровенья

Там питомец вдохновенья.

С ним вы днесь, на небесах,

Но не чужд вам дольний прах.

С нами – дух ваш беззаботный,

И готов открыть охотно

В те пределы он нам дверь,

Где живете вы теперь.

Нам поет он, земнородный,

О печали безысходной,

О волнениях пустых

И о радостях простых,

О слепых порывах страсти,

О невзгодах и о счастье.

Обретаем день за днем

Мы былую мудрость в нем.

На земле, певцы веселий,

Дух остался вам доселе.

Не отвергнет мир иной

Образ ваших душ двойной.

Перевод В.Микушевича

ПЕСНЯ

Пожил-пожил мой голубь и – угас.

Мне кажется, угас он от печали.

Какой печали? Шелковый обвяз,

Петлю на ножки, свил ему не я ли?

О, красненькие ножки! Не пойму,

Зачем угас ты, голубь? Почему?

Ты жил один – один в глуши лесной.

Так что же не жилось тебе со мной?

Бывало, приласкав, поесть несу...

Ужель со мною хуже, чем в лесу?

Перевод Е.Фельдмана

ПЕСНЯ

I

Тише! Тише! Любимая! Тише ступай!

Дом уснул, что ж, нехитрое дело,

Но, не дай Бог, ревнивец услышит, пускай

Ты подшила колпак, Изабелла!

Хоть легка твоя поступь, как у феи легка,

Что танцует на воздушных пузырьках ручейка

Тише! Тише! Любимая! Тише ступай!

У ревнивца предчувствия прут через край.

II

Не шелохнется лист, зыби нет на реке

Все спокойно, и ночь закатила свой глаз,

И тревоги летейские все вдалеке,

Майский жук не пугает гудением нас;

И луна, то ли вежлива, то ли скромна,

Скрылась в облаке – это ли наша вина?

Ни огня в темноте, ни костра за версту,

Только милой глаза, только губы – в цвету!

III

Сбрось засов! ах, нежней! ах, повежливей с ним!

Моя сладкая, звякнешь – мы будем мертвы!

Что ж, удачно! – где губы? Пускай недвижим

Старикашка мечтает; сон – счастье, увы;

Спящей розе мечтания наши дарят

И надежду, и сладостных чувств аромат;

Клинтух жмется к подруге, считаться изволь;

Я целую; о, музыки сладкая боль!

Перевод В.Широкова

КАНУН СВЯТОГО МАРКА

Воскресным днем случился тот:

К вечерней службе шел народ,

И звон был праздничным вдвойне.

Обязан город был весне

Своею влажной чистотой,

Закатный отблеск ледяной

Был в окнах слабо отражен,

Напоминал о свежих он

Долинах, зелени живых

Оград колючих, о сырых,

В густой осоке, берегах,

О маргаритках на холмах.

И звон был праздничным вдвойне:

По той и этой стороне

Безмолвной улицы народ

Стекался к церкви от забот,

От очагов своих родных,

Степенен, набожен и тих.

Вдоль галерей, забитых сплошь,

Струилось шарканье подошв

И крался шепот прихожан.

Гремел под сводами орган.

И служба началась потом,

А Берта все листала том;

Волшебный, как он был помят,

Зачитан, как прилежный взгляд

Пленял тисненьем золотым!

Она с утра, склонясь над ним,

Была захвачена толпой

Крылатых ангелов, судьбой

Несчастных, скорченных в огне,

Святыми в горней вышине,

Ей Иоанн и Аарон

Волшебный навевали сон,

Ей лев крылатый явлен был,

Ковчег завета, что таил

Немало тайн – и среди них

Мышей, представьте, золотых.

На площадь Минстерскую взгляд

Скосив, она увидеть сад

Могла епископский в окне,

Там вязы, к каменной стене

Прижавшись, пышною листвой

Превосходили лес любой,

Так зелень их роскошных крон

Защищена со всех сторон

От ветра резкого была.

Вот Берта с книгой подошла

К окну – и, лбом к стеклу припав,

Прочесть еще одну из глав

Успеть хотела – не смогла:

Вечерняя сгустилась мгла.

Пришлось поднять от книги взгляд,

Но строк пред ним теснился ряд,

И краска черная плыла,

И шея больно затекла.

Был тишиной поддержан мрак,

Порой неверный чей-то шаг

Был слышен – поздний пешеход

Брел мимо Минстерских ворот.

И галки, к вечеру кричать

Устав, убрались ночевать,

На колокольнях гнезда свив,

И колокольный перелив,

Церковный сонный перезвон

Не нарушал их чуткий сон.

Мрак был поддержан тишиной

В окне и в комнате простой,

Где Берта, с лампы сдунув пыль,

От уголька зажгла фитиль

И книгу к лампе поднесла,

Сосредоточенно-светла.

А тень ее ложилась вбок,

На кресло, балку, потолок,

Стола захватывая край,

На клетку – жил в ней попугай,

На разрисованный экран,

Где средь чудес из дальних стран:

Сиамской стайки голубей,

Безногих райских птиц, мышей

Из Лимы – был прелестней всех

Ангорской кошки мягкий мех.

Читала, тень ее меж тем

Накрыла комнату, со всем,

Что было в ней, и вид был дик,

Как если б в черном дама пик

Явилась за ее спиной

Вздымать наряд угрюмый свой.

Во что же вчитывалась так?

Святого Марка каждый шаг,

Его скитанья, звон цепей

На нем – внушали жалость ей.

Над текстом звездочка порой

Взгляд отсылала к стиховой

Внизу страницы стае строк,

Казалось, мельче быть не мог

Узор тончайших букв – из них

Чудесный складывался стих:

"Тому, кто в полночь на порог

Церковный встанет, видит Бог,

Дано узреть толпу теней,

Печальней нет ее, мертвей,

Из деревень и городов,

Из хижин ветхих, из дворцов

К святому месту, как на суд,

Чредой унылой потекут;

Итак, во тьме кромешной он

Увидит тех, кто обречен,

Сойдутся призраки толпой

Во тьме полуночи слепой,

Стекутся те со всех сторон,

Кто смертью будет заклеймен,

Кто неизбежно в этот год,

В один из дней его, умрет...

Еще о снах, что видят те,

Кто спит в могильной черноте,

Хотя их принято считать

Слепыми, савану под стать;

О том, что может стать святым

Дитя, коль мать, брюхата им,

Благоговейно крест святой

В тиши целует день-деньской;

Еще о том, кем спасены

Мы будем все; без сатаны

Не обойтись; о, много есть

Тайн – все не смеем произнесть;

Еще жестока и скупа

Святой Цецилии судьба,

Но ярче всех и днесь и впредь

Святого Марка жизнь и смерть".

И с состраданьем молодым

К его мучениям святым

Она прочла об урне той,

Что средь Венеции златой

Вознесена...

Перевод А.Кушнера

x x x

Чему смеялся я сейчас во сне?

Ни знаменьем небес, ни адской речью

Никто в тиши не отозвался мне...

Тогда спросил я сердце человечье:

Ты, бьющееся, мой вопрос услышь,

Чему смеялся я? В ответ – ни звука.

Тьма, тьма крутом. И бесконечна мука.

Молчат и Бог и ад. И ты молчишь.

Чему смеялся я? Познал ли ночью

Своей короткой жизни благодать?

Но я давно готов ее отдать.

Пусть яркий флаг изорван будет в клочья.

Сильны любовь и слава смертных дней,

И красота сильна. Но смерть сильней.

Перевод С.Маршака

ПЕСНИ ФЕИ

I

Что, сестрица, зря крушиться?

Мир умрет и возродится!

Глянь направо – глянь налево

Спят побеги в корне древа.

В безысходье – в безысходье,

Учит Райское Угодье,

Душу отдавай мелодье,

Ах, сестрица!

В сердце ясно? Вот прекрасно!

Цветик белый; рядом – красный.

Выше, выше! Где ты? Я-то

Здесь, на веточке граната.

Плод волшебный – нет полезней

От любых людских болезней.

Что, сестрица, зря крушиться?

Мир умрет и возродится!

Улетаю – исчезаю

В голубом небесном крае

У – ле – та – ю!

II

Ах, серебряные крылья,

Леди светлая скончалась!

Нет весны, – не верю в быль я!

Мне отпеть ее досталось.

Горе мне, о горе, горе,

Видеть море

Сих цветов, что, словно саван, белоснежны!

Паж, пойди, шепни весне ты:

Для тревог причины нету.

Если уж случилось это,

Завершим обряд мы нежно!

Ты шепни: цветы склонили шеи,

Словно бы по воле ворожеи.

Трижды им звезда моргнет во мраке ночи,

И падут весне на сомкнутые очи.

Горе их теперь не знает меры:

Мил цветам зеленый мир травы

(Щедрый дар Души Небесной Сферы),

Королева бедная – увы!

Перевод Е.Фельдмана

ИМПРОВИЗАЦИЯ

Из письма Джорджу Китсу и его жене

Пришли на Фейный Двор. Звонят. Ответа

Все нет и нет. Надежная примета:

В отлучке все. Великая досада:

Опять у Шей танцульки до упада!

В такие дебри могут заявиться,

Куда летать Малиновка боится,

Где в страхе даже ручеек целебный

Стремится к тени менее волшебной.

"Нет никого! Увы! – Принцесса звонко

Промолвила. – Была напрасной гонка.

Персидские кому вот эти перья

И крест алмазный покажу теперь я?

А Карлика с Шутом? А Обезьяну?

Отахейтанца-мула без изъяна?

Шут, Карлик, Обезьяна, двери ну-ка

Сломайте! Что вы замерли без звука?

Вот выпорю – так будет вам наука!"

Шут, Карлик, Обезьяна друг на друга

Взглянули, растерявшись от испуга,

Но бедный Карлик в страхе непритворном

Заговорил размером стихотворным:

"Мы знаем то, что даже вы, Принцесса,

Прослушаете не без интереса:

Три правила Волшебного Жилища.

Нельзя (для размышленья – вот вам пища!)

Из жезла Феи делать кнутовище.

Нельзя храпеть у Феи на приеме,

И, главное, коль нету Фей в их доме,

Никак нельзя их гостю быть развязным.

Я Принцем был – стал карлой безобразным.

Когда я посягнул на святость жезла,

Вся мерзость мира на меня полезла!

Ваш Шут, он тоже Принцем был, а ныне

Былого благородства нет в помине:

Всхрапнул он, дурень, на Балу волшебном!

Король копался в скважине замочной

У Фей – и Обезьяной стал бессрочной.

Не бейте нас, мы молим со слезами.

Живой пример – у вас перед глазами:

Мартышкою не станете ль вы сами?"

Покуда Карлик бормотал уныло,

Принцесса кнут на лилию сменила,

Стараясь вперекор сердцебиенью

Ничем не выдавать свое волненье,

Но все же задрожала, дав слабинку,

Как будто ветер тронул хворостинку.

Счастливый шанс! (Не дать бы только маху!)

И обезьяна в пляс пошла со страху,

И стала корчить всяческие рожи.

Принцесса зеркальце взяла – и что же?

На личико свое полюбовалась,

На Обезьяну, что вблизи кривлялась,

И, внешностью своей любуясь нежной,

Улыбкой озарилась безмятежной,

Подумав: "Осмотрю я местность ату:

Красавице нигде запрета нету!"

(Когда красавиц любопытство мучит,

Ничто их в жизни думать не научит,

И чем они пленительней и краше,

Тем раньше рухнет состоянье ваше!)

Подумала Принцесса, сладко млея:

С ее лицом ей будут рады Феи,

И молвила, взглянув на Обезьяну:

"Давай Отмычку. Нынче бить не стану".

"Одумайтесь!" – вскричали слуги страстно,

Но курице дождя просить напрасно,

И вынула Отмычку Обезьяна

Из-за Щеки, как будто из Кармана.

Красавица сие приспособленье

Отправила в замок без промедленья.

Дверь отворилась, и вошли герои:

Красавица и слуги с ней – все трое.

Закрылась Дверь волшебная (и – с Богом!).

Один лишь Мул остался за порогом.

Конец Песни XII

Песнь XIII

"Прекрасно! – молвил Мул и поднял Ухо

В приливе настроения и духа.

Отброшу я серебряное стремя;

Носить седло – мучительное бремя

Тому, кто титул нашивал султанский.

(Я был и впрямь – Султан Отахейтанский!)

И если прав наш мистер Коротышка,

То нашей повелительнице – крышка!"

Мул, подойдя к раскидистому Дубу,

Тереться стал о сук, торчавший грубо.

Он терся, напрягаясь от натуги,

Пока не перетерлись все подпруги.

Седло – долой! Покончено с ездою!

Однако как расправиться с уздою?

"Усну-ка я притворно на полянке,

И пусть узду утащат Обезьянки",

Решил хитрец, подумав, что уловки

Не разберут хвостатые воровки.

Он так и сделал. Тут же все решилось:

В мгновенье ока кража совершилась!

Ушастый бодренько вскочил на ножки,

И – топ-топ-топ! – по узенькой дорожке,

В постели Браун – к черту рифмоплетство...

Перевод Е.Фельдмана

x x x

"Обитель Скорби" (автор – мистер Скотт),

И проповедь в приюте Магдалины,

И спор высокоумный у вершины

Крутой горы, где друг теперь живет;

И хмель от пива, и обширный свод

Нарядных рифм, и тут же автор чинный,

И Хейдоновой будущей картины

Величье, и вершина шляпных мод,

О как в партере маешься за нею!

И Кольриджа басок, и чахлый след

Слезинки на бульварной ахинее

Весь этот несусветный винегрет

На что уж дрянь, но Вордсворда сонет

О Дувре – Дувр! – пожалуй, подряннее!

Перевод Д.Шнеерсона

СПЕНСЕРОВЫ СТРОФЫ,

ПОСВЯЩЕННЫЕ

ЧАРЛЬЗУ АРМИТИДЖУ БРАУНУ

I

Печальный, неулыбчивый и хмурый,

На редкость худосочен и лохмат,

Напоминал колючей шевелюрой

Чертополох, когда в наш летний сад

Зефиры легкокрылые летят.

На бороду там не было намека.

Густых морщин бесчисленный отряд

Чело его не бороздил жестоко.

Он был красив, как шаль, что привезли с Востока.

II

Не пил он пива и не пил вина,

Не ел он рыбы и не ел он птицы.

Была ему подливка не нужна,

И не были нужны ему девицы.

Спешил он от мужланов удалиться,

Чураясь недвусмысленных забав.

Душою пилигрима лишь водицы

Алкал он страстно, тело напитав

Одним лишь воздухом густых лесных дубрав.

III

В жаргоне городском не разбирался

И ни аза не смыслил в воровском.

Ни "Старым Томом" он не пробавлялся,

Ни джином, ни вином, ни коньяком.

Не получал от стража кулаком

И не присматривался он к девчонкам,

К евреечкам, что бегали кругом,

В особенности к их лодыжкам тонким,

И не прислушивался к каблучкам их звонким.

Перевод Е.Фельдмана

СОН, УВИДЕННЫЙ

ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ ИСТОРИИ

О ПАОЛО И ФРАНЧЕСКЕ У ДАНТЕ

Как взмыл Гермес, почуяв легкость в теле,

Лишь только Аргус, сломлен, опочил,

Так мой бродяжий дух игрой свирели

Околдовал, измучил, приручил

Вселенную – стоокого дракона

И бросился, пока громада спит,

Не к чистой Иде в белизне бездонной,

Не к роще, где в тоске бродил Кронид,

К второму кругу горестного ада,

Где скорченных любовников несет

Крутящий смерч, сечет лавина града

И хлещет вечный дождь. Как горек рот,

О, как прекрасен лик оледенелый

Той, что со мной в кромешной тьме летела!

Перевод А.Парина

LA BELLE DAME SANS MERCI

{Прекрасная дама, не знающая милосердия (франц.).}

"Зачем, о рыцарь, бродишь ты

Печален, бледен, одинок?

Поник тростник, не слышно птиц,

И поздний лист поблек.

Зачем, о рыцарь, бродишь ты,

Какая боль в душе твоей?

Полны у белок закрома,

Весь хлеб свезен с полей.

Смотри: как лилия в росе,

Твой влажен лоб, ты занемог.

В твоих глазах застывший страх,

Увяли розы щек".

Я встретил деву на лугу,

Она мне шла навстречу с гор.

Летящий шаг, цветы в кудрях,

Блестящий дикий взор.

Я сплел из трав душистых ей

Венок, и пояс, и браслет

И вдруг увидел нежный взгляд,

Услышал вздох в ответ.

Я взял ее в седло свое,

Весь долгий день был только с ней.

Она глядела молча вдаль

Иль пела песню фей.

Нашла мне сладкий корешок,

Дала мне манну, дикий мед.

И странно прошептала вдруг:

"Любовь не ждет!"

Ввела меня в волшебный грот

И стала плакать и стенать.

И было дикие глаза

Так странно целовать.

И убаюкала меня,

И на холодной крутизне

Я все забыл в глубоком сне,

В последнем сне.

Мне снились рыцари любви,

Их боль, их бледность, вопль и хрип:

La belle dame sans merci

Ты видел, ты погиб!

Из жадных, из разверстых губ

Живая боль кричала мне,

И я проснулся – я лежал

На льдистой крутизне.

И с той поры мне места нет,

Брожу печален, одинок,

Хотя не слышно больше птиц

И поздний лист поблек.

Перевод В.Левика

ПЕСНЬ ЧЕТЫРЕХ ФЕЙ

(Огня, Воздуха, Земли и Воды,

Саламандры, Зефира, Даскеты и Бреамы.)

Саламандра

Искры! Пламя! Рай без края!

Зефир

Свет и воздух! Здесь я – дома!

Даскета

В мрак привычный отступаю!

Бреама

Я – в пределы водоема!

Саламандра

Искры! Пламя! Рай без края!

Ярким вихрем улетаю!

В крыльях – силы постоянство,

Чтобы покрывать пространство

В одиночестве глубоком,

Где опасности – под боком.

Пусть отверзнутые веки

Не закроются вовеки!

Вижу тварей мириады:

Люди, звери, рыбы, гады.

Все – в страдании безумном,

В страшном вареве битумном.

Вырвись я за край гееннский,

Вырвись с яростью вселенской,

Сушью адскою злобесной

Я разрушу край небесный,

И тогда дождю и буре

Не шуметь на верхотурье.

Зефир

Дух Огня! Уйди! Не балуй!

Ты испортишь с песней шалой

Мне султан, столбом торчащий,

Из росинок состоящий,

Тех, что в майские недели

Пролились на Асфоделя.

Дух Огня! Уйди! Не балуй!

Бреама

Дух Огня! Уйди! Не балуй!

Глянь, Зефир, голубооко:

Положила я в осоку

Возле мяты и салата

Урну хладную когда-то,

И цветы от легкой встряски

Подняли тревожно глазки,

Как Царица, что бессонна

От издевок Оберона.

Дай любви мне! Уверяю:

Я от страсти умираю!

Зефир

Упасу от доли жалкой!

Первою клянусь фиалкой,

Мы омоемся и прямо

Двинем к западу, Бреама.

Там жилье мое, сестрица,

Там же – солнца колесница.

Полетим в мои палаты,

Занимающие сферы,

Где повсюду – власть Венеры,

Что скрывает лик лучистый

Под вуалью серебристой.

Тени из ее владенья

Эльфам дарят сновиденья.

Ты не бойся: сушь не выжжет

Волос твой, что влагой брызжет.

Тучи, неба кладовые,

Копят капли дождевые.

Будешь ты свежа, их емля

Прежде, чем падут на землю

И сбегут по склонам горным,

Став потоком мутным, черным.

Я любови беззаветной

Страстью воздаю ответной!

Саламандра

Прочь, возлюбленная пара!

Моего не троньте жара!

Страшен мне ваш дух морозный:

Жду опасности серьезной.

О, Даскета, глаз гадючий,

Слышишь почвы зов могучий?

Побываем в пекле самом!

Отомстим холодным дамам!

Ящерица от рожденья,

Я – твое сопровожденье

При опасном нисхожденье!

Даскета

В лед ли, в пекло – за тобою

Я пойду тропой любою.

Светлый жар и холод мрака

Принимаю одинако,

Но, скажу по чести, Фея,

Мне огонь стократ милее.

Так отправимся скорее

В край, где все горит и пышет,

В край, где почва огне дышит.

Прикажи, – и, глаз не щуря,

Даже в огненную бурю

Брошусь я, не размышляя.

Саламандра

О, Даскета, рай без края!

Духи льда, лишь миг в запасе.

Убирайтесь восвояси!

Даскета

Ты искрой вослед им брызни!

Зефир и Бреама

Прочь – во благо нашей жизни!

Саламандра

Пестуй хрупкие ледышки.

Мы идем на пламя вспышки.

Даскета

Уводи меня в геенну,

Дух Огня!

Бреама

Всенепременно

Уведи, Зефир, Бреаму

В край, где Веспер светит прямо

И куда, назло туману,

И дождю, и урагану,

Шлет лучи свои упрямо!

Перевод Е.Фельдмана

К СНУ

Бальзам душистый льешь порой полночной,

Подносишь осторожные персты

К моим глазам, просящим темноты.

Целитель Сон! От света в час урочный

Божественным забвеньем их укрой,

Прервав иль дав мне кончить славословье,

Пока твой мак рассыплет в изголовье

Моей постели сновидений рой.

Спаси! Мне на подушку день тоскливый

Бросает отсвет горя и забот.

От совести воинственно-пытливой,

Что роется во мраке, словно крот,

Спаси меня! Твой ключ мироточивый

Пускай ларец души моей замкнет.

Перевод В.Потаповой

СОНЕТ О СОНЕТЕ

Уж если суждено словам брести

В оковах тесных – в рифмах наших дней,

И должен век свой коротать в плену

Сонет певучий, – как бы нам сплести

Сандалии потоньше, понежней

Поэзии – для ног ее босых?

Проверим лиру, каждую струну,

Подумаем, что можем мы спасти

Прилежным слухом, зоркостью очей.

Как царь Мидас ревниво в старину

Хранил свой клад, беречь мы будем стих.

Прочь мертвый лист из лавровых венков!

Пока в неволе музы, мы для них

Гирлянды роз сплетем взамен оков.

Перевод С.Маршака

ОДА ПСИХЕЕ

Внемли, богиня, звукам этих строк,

Нестройным пусть, но благостным для духа:

Твоих бы тайн унизить я не мог

Близ раковины твоего же уха.

То явь была? Иль, может быть, во сне

Увидел я крылатую Психею?

Я праздно брел в чащобной тишине,

Но даже вспомнить лишь смущенно смею:

Два существа под лиственною кроной

Лежали в нежно шепчущей траве;

Вблизи, прохладой корневища тронув,

Журчал ручей бессонный,

Просверкивали сквозь покров зеленый

Лазурь и пурпур утренних бутонов.

Сплелись их крылья, и сплелись их руки,

Уста – не слиты; впрочем, час разлуки

Еще не пробил, поцелуи длить

Не воспретил рассвет; определить,

Кто мальчик сей, – невелика заслуга

Узнать его черты.

Но кто его голубка, кто подруга?

Психея, ты!

К богам всех позже взятая на небо,

Дабы Олимп увидеть свысока,

Затмишь ты и дневную гордость Феба,

И Веспера – ночного светляка;

Ни храма у тебя, ни алтаря,

Впотьмах перед которым

Стенали б девы, дивный гимн творя

Тебе единым хором.

Ни флейт, ни лир, чтоб службе плавно течь,

Ни сладких дымов от кадила,

Ни рощи, где могла вести бы речь

Губами бледными сивилла.

Светлейшая! Пусть поздно дать обет,

Для верной лиры – пробил час утраты,

Благих древес на свете больше нет,

Огонь, и воздух, и вода – не святы;

В эпоху, столь далекую сию

От одряхлевшей эллинской гордыни,

Твои крыла, столь яркие доныне,

Я вижу и восторженно пою:

Позволь, я стану, дивный гимн творя,

И голосом, и хором,

Кимвалом, флейтой, – чтобы службе течь,

Дымком, плывущим от кадила,

Священной рощей, где вела бы речь

Губами бледными сивилла.

Мне, как жрецу, воздвигнуть храм позволь

В глубинах духа, девственных доселе,

Пусть новых мыслей сладостная боль

Ветвится и звучит взамен свирели;

И пусть деревья далеко отсель

Разбрасывают тени вдоль отрогов,

Пусть ветер, водопад, и дрозд, и шмель

Баюкают дриад во мхах разлогов;

И, удалившись в тишину сию,

Шиповником алтарь я обовью,

Высоких дум стволы сомкну в союзе

С гирляндами бутонов и светил,

Которых Ум, владыка всех иллюзий,

Еще нигде вовеки не взрастил;

Тебе уют и нежность обеспечу,

Как жаждешь ты, точь-в-точь:

И факел, и окно, Любви навстречу

Распахнутое в ночь!

Перевод Е.Витковского

ДВА СОНЕТА О СЛАВЕ

1

Дикарка-слава избегает тех,

Кто следует за ней толпой послушной.

Имеет мальчик у нее успех

Или повеса, к славе равнодушный.

Гордячка к тем влюбленным холодней,

Кто без нее счастливым быть не хочет.

Ей кажется: кто говорит о ней

Иль ждет ее, – тот честь ее порочит!

Она – цыганка. Нильская волна

Ее лица видала отраженье.

Поэт влюбленный! Заплати сполна

Презреньем за ее пренебреженье.

Ты с ней простись учтиво – и рабой

Она пойдет, быть может, за тобой!

Перевод С.Маршака

II

Нельзя пирог и съесть

и думать, что он есть.

(Пословица)

Как жалок ты, живущий в укоризне,

В тревожном недоверье к смертным дням:

Тебя путают все страницы жизни,

И славы ты себя лишаешь сам;

Как если б роза розы растеряла

И слива стерла матовый налет

Или Наяда карлицею стала

И низким мраком затемнила грот;

Но розы на кусте благоухают,

Для благодарных пчел даря нектар,

И слива свой налет не отряхает,

И своды грота множат свое эхо,

Зачем же, клянча по миру успеха,

В неверии ты сам крадешь свой дар?

Перевод О.Чухониева

x x x

Два-три букета

И две-три коробки

Два-три пакета

И две-три нашлепки

Два-три глупца,

Два-три Пифагора

Два-три огурца,

Два-три помидора

Два-три толчка

В два-три закута

Два-три зевка

В две-три минуты

Два-три кота,

Две-три мышки амбарных

Два-три кита

Здоровенных, кошмарных

Два-три мотылька,

Мелькающих в небе,

Два-три уголька

И две миссис – гм!

Две-три зануды,

Две-три хохотушки

Две-три запруды,

Две-три деревушки

Два-три яйца,

Две-три сереньких квочки

И два-три птенца

Сонетные строчки!

Перевод Е.Фельдмана

ОДА К ГРЕЧЕСКОЙ ВАЗЕ

1

О ты, приемыш медленных веков,

Покой – твой целомудренный жених.

Твои цветы пленительней стихов.

Забыт язык твоих легенд лесных.

Кто это? Люди или божества?

Что гонит их? Испуг? Восторг? Экстаз?

О девы! Прочь бежите вы стремглав.

Как разгадать, что на устах у вас?

Вопль страха? Дикий возглас торжества?

О чем свирель поет в тени дубрав?

2

Звучания ласкают смертный слух,

Но музыка немая мне милей.

Играй, свирель, заворожив мой дух

Безмолвною мелодией своей.

О юноша! Ты вечно будешь петь.

Деревья никогда не облетят.

Влюбленный! Не упьешься негой ты,

Вотще стремишь к любимой страстный взгляд.

Но не умрет любовь твоя и впредь,

И не поблекнут милые черты.

3

Счастливый лес! Не бойся холодов!

Ты не простишься никогда с листвой.

Счастливый музыкант! В тени дубов

Не смолкнет никогда напев живой.

Счастливая, счастливая любовь!

Нам сладостна твоя святая власть.

Наполнена ты вечного тепла.

О что перед тобой слепая страсть,

Бесплодный жар вдыхающая в кровь,

Сжигающая пламенем тела.

4

Куда ты, жрец, телицу поведешь?

В гирляндах – шелк ее крутых боков.

Где в плоть ее вонзишь священный нож?

Где жертвою почтишь своих богов?

А почему пустынен мирный брег?

Зачем людьми покинут городок?

Безлюдны площадь, улица и храм.

Не ведать им ни смуты, ни тревог.

Спит городок. Он опустел навек.

А почему – никто не скажет нам.

5

В аттическую форму заключен

Безмолвный, многоликий мир страстей,

Мужей отвага, прелесть юных жен

И свежесть благодатная ветвей.

Века переживешь ты не спроста.

Когда мы сгинем в будущем, как дым,

И снова скорбь людскую ранит грудь,

Ты скажешь поколениям иным:

"В прекрасном – правда, в правде – красота.

Вот знания земного смысл и суть".

Перевод В.Микушевича

ОДА СОЛОВЬЮ

От боли сердце замереть готово,

И разум – на пороге забытья,

Как будто пью настой болиголова,

Как будто в Лету погружаюсь я;

Нет, я не завистью к тебе томим,

Но переполнен счастьем твой напев,

И внемлю, легкокрылая Дриада,

Мелодиям твоим,

Теснящимся средь буковых дерев,

Среди теней полуночного сада.

О, если бы хотя глоток вина

Из глубины заветного подвала,

Где сладость южных стран сохранена

Веселье, танец, песня, звон кимвала;

О, если б кубок чистой Иппокрены,

Искрящийся, наполненный до края,

О, если б эти чистые уста

В оправе алой пены

Испить, уйти, от счастья замирая,

Туда, к тебе, где тишь и темнота.

Уйти во тьму, угаснуть без остатка,

Не знать о том, чего не знаешь ты,

О мире, где волненье, лихорадка,

Стенанья, жалобы земной тщеты;

Где седина касается волос,

Где юность иссыхает от невзгод,

Где каждый помысел – родник печали,

Что полон тяжких слез;

Где красота не доле дня живет

И где любовь навеки развенчали.

Но прочь! Меня умчали в твой приют

Не леопарды вакховой квадриги,

Меня крыла Поэзии несут,

Сорвав земного разума вериги,

Я здесь, я здесь! Кругом царит прохлада,

Луна торжественно взирает с трона

В сопровожденье свиты звездных фей;

Но темен сумрак сада;

Лишь ветерок, чуть вея с небосклона,

Доносит отсветы во мрак ветвей.

Цветы у ног ночною тьмой объяты,

И полночь благовонная нежна,

Но внятны все живые ароматы,

Которые в урочный час луна

Дарит деревьям, травам и цветам,

Шиповнику, что полон сладких грез,

И скрывшимся среди листвы и терний,

Уснувшим здесь и там,

Соцветьям мускусных, тяжелых роз,

Влекущих мошкару порой вечерней.

Я в Смерть бывал мучительно влюблен,

Когда во мраке слушал это пенье,

Я даровал ей тысячи имен,

Стихи о ней слагая в упоенье;

Быть может, для нее настали сроки,

И мне пора с земли уйти покорно,

В то время как возносишь ты во тьму

Свой реквием высокий,

Ты будешь петь, а я под слоем дерна

Внимать уже не буду ничему.

Но ты, о Птица, смерти непричастна,

Любой народ с тобою милосерд.

В ночи все той же песне сладкогласной

Внимал и гордый царь, и жалкий смерд;

В печальном сердце Руфи в тяжкий час,

Когда в чужих полях брела она.

Все та же песнь лилась проникновенно,

Та песня, что не раз

Влетала в створки тайного окна

Над морем сумрачным в стране забвенной.

Забвенный! Это слово ранит слух,

Как колокола глас тяжелозвонный;

Прощай! Перед тобой смолкает дух

Воображенья гений окрыленный.

Прощай! Прощай! Напев твой так печален.

Он вдаль скользит – в молчание, в забвенье,

И за рекою падает в траву

Среди лесных прогалин,

Что было это – сон иль наважденье?

Проснулся я – иль грежу наяву?

Перевод Е.Витковского

ОДА МЕЛАНХОЛИИ

Не выжимай из волчьих ягод яда,

Не испивай из Леты ни глотка,

И Прозерпине для тебя не надо

Сплетать из трав дурманящих венка;

Для четок не бери у тиса ягод,

Не позволяй предстать своей Психее

Ночною бабочкой, пускай сова

Тебя не кличет и пускай не лягут

Над тенью тени, став еще темнее,

Печаль твоя останется мертва.

Но если Меланхолия туманом

Внезапно с неба низойдет к земле,

Даруя влагу травам безуханным,

Скрывая каждый холм в апрельской мгле,

Тогда грусти: над розою пунцовой,

Над блеском радуги в волне прибрежной,

Над несравненной белизной лилей,

А если госпожа с тобой сурова,

То завладей ее рукою нежной

И чистый взор ее до дна испей.

Она дружна с Красою преходящей,

С Весельем, чьи уста всегда твердят

Свое "прощай", и с Радостью скорбящей,

Чей нектар должен обратиться в яд,

Да, Меланхолии горят лампады

Пред алтарем во храме Наслаждений,

Увидеть их способен только тот,

Чей несравненно утонченный гений

Могучей Радости вкусит услады:

И во владенья скорби перейдет.

Перевод Е.Витковского

ОДА ПРАЗДНОСТИ

Ни трудятся, ни прядут.

Матф. 6-28

Трех человек увидел я однажды

В рассветной грезе, – все они прошли

Передо мной, и облачен был каждый

В сандальи и хитоны до земли,

Фигуры, что на мраморную вазу

Нанесены, – они прошли кругом

И вновь пришли в порядке регулярном,

Дотоле мной не виданы ни разу

И странны мне, – так часто незнаком

Бывает скульптор с ремеслом гончарным.

Но отчего, таинственные тени,