Текст книги "Стихотворения (2)"

Автор книги: Джон Китс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

И впитывает странный их рассказ.

Чего бы только не дал я сейчас,

Чтоб вместе с ним, исполняся вниманьем,

В толпе теней внимать повествованьям!

Но вот бежали призраки. В багрец

Небес унесся горних стран жилец,

И грубая реальность предстает

И, словно мутная река, несет

Мой дух в Ничто. Но я пока борюсь,

Гоню сомненья, памятью держусь

За величавый образ колесницы,

Летящей в небе...

Неужель смириться

Пришлось Воображенью? Измельчал

Ужели род людской и замолчал,

Фантазия, твой благородный голос?

Все от тебя: как зреет в поле колос

И отчего сурово пролегла

Морщина вдоль Зевесова чела

Поведать нам о том одна могла ты.

Ужель пресекся твой полет крылатый?

Ведь и на нашем острове был встарь

Воздвигнут твой сияющий алтарь

В те дни, когда любили Музы нас,

И песнью сфер звучал их вольный глас,

Сплетаясь с древней музыкой планет

В гармонии, что, весь объемля свет,

Окутала биеньем струн живых

Бездонный мрак провалов мировых,

И горних высей ширился простор

Под пение божественных сестер.

Все в прошлом. Власть гармонии презрев,

Вы заслужили Аполлонов гнев

Упрямой слепотой. Вы одичали,

Вы пошлость мудростью надменно величали.

Игрушечного оседлав конька,

Его Пегасом мнили вы. Жалка

И суетна доныне ваша участь.

Ревет ли буря, океан ли, вспучась

Волной ужасной, берегам грозит

Не слышите. Роса ли оживит

Дрожащий лист игрою капель ясных

Не видите. Не счесть вокруг прекрасных

Чудес и таинств – всюду красота!

Но вы, закрыв глаза и сжав уста,

Хватаетесь за свод негодных правил!

Вы школу для ослов открыли! Правил,

Строгал и гнул ваш ученик проворный

Свой стих пустой, как ивы прут узорный,

Что древле вырезал отец Иаков.

Их тысячи, а вид их одинаков

Ремесленники в облике творцов,

А вместо лир – бряцанье бубенцов.

О нечестивый род! Доколе Фебу

Сносить кощунства ваши на потребу

Убогих заповедей Буало!

А вы, великие, чье время уж прошло,

Витает на воспетых вами склонах

Родных холмов и пажитях зеленых

Ваш светлый дух. Не назову имен

Не стоит их сей край: он осквернен.

Как вам летается над Темзой милой?

Как вам поется над толпой постылой?

Над Звоном возможно ль не рыдать?

Здесь лавры могут только увядать.

Навеки ль отлетели ваши тени?

Или воззвал к вам одинокий гений,

Один из двух иль трех, сужденных нам,

Он отдал юность пламенным стихам

И опочил в безвременной могиле...

Но полно! Времена лихие были,

Но, кажется, грядут иные дни

Все вам благодаря. Лишь вы одни

Толику благодати нам послали,

И – чу! – опять напевы зазвучали

Из разных мест. Вот лебедь клювом черным

Окно пробил в прозрачном льду озерном

И песнь извлек... Из заросли густой

Нежданно к нам свирели звук простой

И чистый долетел... Что ж, вы довольны?

Пожалуй. Но, по правде, своевольный

И странный раздается струнный звон.

Величья он, конечно, не лишен,

Но слишком уж причудливые темы

Облюбовали наши Полифемы,

Рушители каменьев... Ясный свет

Поэзия, и пусть сильнее нет,

Чем власть ее, пускай бровей движенью

Покорны верные ее служенью,

Ее, что в полусне полулежит,

Но мягко, бережно она царит.

А мощь одна не так любезна музам,

Она как падший ангел – тяжким грузом

На землю рухнув, возлюбила склепы,

Да саваны, да ураган свирепый,

Да страсти дикие... А назначенье

Поэзии – любовь и утешенье,

И дар святой затем ниспослан вам,

Чтобы ввысь дорогу указать сердцам!

И все ж я радостен: средь сорных трав

Возрос, главу цветущую подняв,

Прекрасный мирт – подобным похвалиться

И древность не могла. Слетелись птицы,

Трепещут крыльцами, поют, звенят

И клювами бутоны теребят.

Так выполем скорей дурное семя

Вкруг нежного ствола! Настанет время,

Когда – уже без нас! – лесной олень

Здесь свежую траву найдет и тень,

Когда склонит здесь с трепетом колени

Любовник юный, иль, поддавшись лени,

Школяр задремлет, книгу уронив,

Под нежный и пленительный мотив,

И будет мягкая трава клониться,

И тропка полевая будет виться,

О сладкие надежды! – и взлетит

Опять Воображение в зенит,

А королем поэтов станет тот,

Кто слово, боль целящее, найдет.

Увижу ль это все при жизни я?

Не скажете ли, милые друзья,

Что обуян гордыней я, что жалкий

Я вздор несу, что я достоин палки?

Что лучше бы укрыться мне от срама?

Нет! Лишь в убежище святого храма

Поэзии приют могу избрать я,

А коль паду, меня положат братья

На сон под вековыми тополями,

Мой холм могильный зарастет цветами,

И на плите простой любви слова

Полузакроет пышная трава,

Но прочь, Унынье! Участи презренной

Избегнет тот лишь, кто душой смиренной

Стремится ввысь без мысли о награде.

Пусть свыше мне отказано в отраде

Житейской мудрости, в больших дарах,

Пусть я не мастер чтения в сердцах,

И трудно разбираться мне в тумане

Страстей минутных, мелочных желаний,

И тайны темные души преступной

Навек останутся мне недоступны,

Особый дар судьба мне посылает:

Огромной мысли свет во тьме сияет.

Все в ней, в той мысли – вся моя свобода,

Поэзии примета и природа.

Она ясна, наглядна и бесспорна,

Как смена дня и ночи, как узорный

Покров долин, как в небе солнца око,

Как крест, взнесенный куполом высоко.

Не изменю ей. Гордый мой удел

Промолвить вслух, что вымыслить посмел.

Скорее как безумец я помчу

И рухну в пропасть, жаркому лучу

Полдневного светила растопить

Позволю крылья, – лишь бы не забыть

Судьбу свою и цель... Но полно, будет!

Увлекся я, и пыл сердечный студит

Мой разум. Что за труд мне предстоит!

Простерся океан – о, что за вид!

Передо мной, без счету островов...

Их облететь мне... нет! Я не готов!

Я не могу!..

Нет, лучше пусть придут

Скромнее мысли. Этот странный труд

Пусть попросту, как начат, завершится

И сердце, успокоясь, обратится

К отрадному – к душевной чистоте

И братским узам, к ясной доброте

И таинству сердечного порыва,

Что в миг один родит сонет счастливый,

Без тягостных усилий, на лету...

Вот счастие: отринув суету,

В компаньи с рифмами дни проводить,

А лень писать – на завтра отложить,

Взять с полки книгу редкую и с нею

Забыться, в радости и неге млея.

О, падает перо мое из рук,

Я не могу писать под сердца стук,

Мелодии порхают, как голубки,

И память воскрешает образ хрупкий

Дня, когда я впервые слышал их.

И много вижу я картин иных:

Вот всадницы прекрасные несутся,

Их кудри пышные по ветру вьются,

И пальчики стремятся на лету

Их уложить, а на картину ту

Горящим взором Вакх из колесницы

Глядит – от взгляда этого залиться

Румянцем Ариадне довелось...

И снова слов прилив, что ветр принес,

Когда открыл с гравюрами я папки,

И с ними новых образов охапки:

Изгиб лебяжьей шеи в камышах,

И коноплянка, что поет в кустах,

И бабочки полет золотокрылой,

И роза, что радушно ей раскрыла

Объятия роскошных лепестков,

О да, припас я много для стихов

Видений сладостных, картин прекрасных!

И не забыть бы Сон – из маков красных

Украсил голову его венок

Я, право, мало без него бы мог,

И лучшие стихи – его заслуга.

А вот раздался милый голос друга,

Сменясь опять отрадной тишиной.

На ложе день перебираю свой,

Прошедший в доме мудрого поэта,

Хранителя старинного секрета

Досугов сладостных. А со шкафов

Глядят на нас певцы былых веков

С улыбкой мраморной. О, счастлив тот,

Кто славу Будущему предает!

По стенам вижу фавнов козлоногих;

Они резвятся у развалин строгих

Классического храма, глядя знойно

На юных нимф, что вереницей стройной

Идут поодаль. Та, что краше всех,

Воздела к небу руки. Легкий смех

Звучит и голос сладостной свирели

Так томно, что и фавны присмирели,

И в небе разгорается рассвет.

А вот картина на другой сюжет:

Купание Дианы. Нимфы нежно

Ей услужают. Брошены небрежно

Одежды светлые. Плащ тонкотканый

Свисает через край тяжелой ванны.

Колышет медленно его вода

Так океан покорные суда

Качает, легким ветерком волнуем,

Так водоросли, повинуясь струям,

Колеблются, – единый ритм живет

Во всем необозримом царстве вод.

А вот Сафо глядит куда-то вдаль.

Ее чело покинула печаль,

Задумчивость на время отступила,

И милый лик улыбка осветила.

Печален взор Альфреда короля:

Великий полон жалости, деля

Страданья сирых. И Костюшко мрачен:

Тяжелый жребий был ему назначен.

А вот вперил Петрарка жадный взгляд

В небесный лик Лауры – как глядят,

Счастливцы! – и над ними вознесла

Поэзия победные крыла.

Поэзия со своего престола

Глядит повсюду, и в моря и в долы,

Все ведомо ей, что вокруг творится,

А я могу поведать лишь частицу.

Но то, что видел, что ко мне теснилось,

Прогнало сон. Мне наяву приснилось

Все то, о чем я здесь распространялся.

Минула ночь без сна – и я поднялся,

Веселый, бодрый, с ясными глазами,

Решив заняться новыми стихами

Немедленно. И вот уж им конец.

Гоню их в свет, как любящий отец.

Перевод А.Петровой

НАПИСАНО ИЗ ОТВРАЩЕНИЯ

К ВУЛЬГАРНОМУ СУЕВЕРИЮ

Печальный звон колоколов церковных

К мольбам иным, к иным скорбям зовет,

Суля наплыв неслыханных забот

И проповедей мерзость празднословных.

Наш дух во власти колдовских тенет.

Он от бесед высоких, от любовных

Утех, лидийских песен, безгреховных

Отрад у камелька – нас оторвет.

Пробрал бы душу этот звон постылый

Ознобом, как могилы смрадный хлад,

Но, как хиреющей светильни чад,

Как вздох последний, сгинет звук унылый,

А имена Бессмертных с новой силой

В садах благоуханных зазвучат.

Перевод В.Потаповой

КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК

Вовеки не замрет, не прекратится

Поэзия земли. Когда в листве,

От зноя ослабев, умолкнут птицы,

Мы слышим голос в скошенной траве

Кузнечика. Спешит он насладиться

Своим участьем в летнем торжестве,

То зазвенит, то снова притаится

И помолчит минуту или две.

Поэзия земли не знает смерти.

Пришла зима. В полях метет метель,

Но вы покою мертвому не верьте.

Трещит сверчок, забившись где-то в щель,

И в ласковом тепле нагретых печек

Нам кажется: в траве звенит кузнечик.

Перевод С.Маршака

К КОСТЮШКО

Костюшко! Меж прославленных имен,

Как дум высоких нива золотая,

Блестит твое, гармониями рая,

Хоралом сфер земной тревожа сон.

И там, из туч прорвавшись в небосклон,

Где имена бессмертные, блистая,

Чаруют слух, как музыка святая,

Где каждому воздвигнут звездный трон,

Оно пророчит, что настанет час

И добрый дух провеет над землей,

Тогда с мужами древности, с Альфредом

Туда, туда, где правит Бог живой,

Всемирным гимном призовешь ты нас

К Великому, чей лик еще неведом.

Перевод В.Левика

К ДЖ. А. У.

С улыбкой нимфы, голову склоня,

Ты взглядываешь искоса, украдкой.

В какой небесный миг своей повадкой

Ты обольстительнее для меня?

Уйдя ли в лабиринт беседы сладкой

Иль светлых дум? Встречая ль проблеск дня,

Когда танцуешь меж цветов, с оглядкой,

Чтоб их не смяла узкая ступня?

Ты создана столь сладостно, что дух

Займется, когда, превращаясь в слух,

Полураскроешь схожие с бутоном

Уста... Не легче ль мне умом смущенным

Решить, какая Грация бы двух

Подруг затмила перед Аполлоном?

Перевод В.Потаповой

КАК АНГЛИЯ ПРЕКРАСНА!

Как Англия прекрасна! Я готов

Не знать чужих полей, лугов, озер,

Не видеть, как красуется убор

Чужих, воспетых бардами лесов.

Но жажду я порой увидеть кров

Небес Эллады, южных звезд узор,

Хочу взойти на трон Альпийских гор,

Весь мир забыв средь гордых ледников.

Как Англия прекрасна! Нужны мне

Лишь ласки дочерей ее простых,

Лишь теплота их добрых, белых рук.

Но снится мне в мечтаниях ночных

Взгляд черных глаз и канцонетты звук

Над теплым морем ночью при луне.

Перевод Г.Бена

x x x

Рассеялась на небе мгла сырая.

Повеяло прохладою с реки.

Юг, осени суровой вопреки,

Согрел на миг поля родного края.

Долины обросли покров тоски.

В прозрачном воздухе – дыханье мая.

Трепещут веки, с ветерком играя,

Как влажной летней розы лепестки.

Травою разрастаются виденья:

Плоды в студеных капельках росы,

Снопы неподалеку от селенья,

Осеннего скупого солнца свет,

Лесной ручей, песочные часы

И с жизнью расстающийся поэт.

Перевод В.Микушевича

ПОСВЯЩЕНИЕ ЛИ ХАНТУ, ЭСКВАЙРУ

Где блеск весны, где звонкие просторы?

Серебряная дымка не всплывет

На золотисто-алый небосвод,

Окрашенный улыбкою Авроры;

И сладкогласных нимф умолкли хоры.

О нимфы! Их веселый хоровод

Ни розы, ни сирень не понесет,

Как в мае, на алтарь богини Флоры.

И пусть поля безмолвны и пусты,

И пусть в лесу я Пана не встречаю,

Есть мир иной, духовной красоты,

Где все вокруг цветет, подобно маю,

Когда к стихам, что скромно я слагаю,

Снисходит человек такой, как ты.

Перевод В.Васильева

СОНЕТ,

НАПИСАННЫЙ НА СТРАНИЦЕ,

ЗАВЕРШАЮЩЕЙ ПОЭМУ ЧОСЕРА

"ЦВЕТОК И ЛИСТ"

Поэма эта рощице сродни:

Переплелись ветвями чудо-строки,

Читателя остановив в истоке

Струи медвяной, льющейся в тени

Дерев; росою сбрызнут искони,

Он не задумывается о подоплеке

Мелодий коноплянки и о склоке

Других пернатых, проживая дни.

О, что за власть высокой простоты!

Что за порыв, влекущий величаво!

И я, изнемогая в жажде славы,

Готов застыть, с создателем на "ты",

Среди травы, где нежные рыданья

Малиновки доносят упованья.

Перевод В.Широкова

ПОСЛЕ ПОЛУЧЕНИЯ ЛАВРОВОГО ВЕНКА

ОТ ЛИ ХАНТА

Я временем обманут быстротечным:

Бессмертной мыслью ум не увлекло

В Дельфийский лабиринт, и обрекло

Меня остаться должником беспечным

Перед поэтом, столь благосердечным,

Что он мое тщеславное чело

Обвил, – согнув две ветки, – лавром вечным.

С подобной честью сжиться тяжело!

Мечты не ухватил я величавой.

Все попрано – тюрбан, корона, власть.

Что мир ценил – тому грозит расправой.

Возможно ли в сомненье мне не впасть

И мыслям странным не предаться всласть

О том, что люди называют славой?

Перевод В.Потаповой

ДАМАМ, КОТОРЫЕ ВИДЕЛИ МЕНЯ УВЕНЧАННЫМ

Венок из ветви лавра благовонной!

Нет сладостнее в мире ничего.

Самой луне, что радужной короной

Увенчана, не превзойти его!

Но есть еще росистые бутоны

И первой влажной розы торжество,

Морская зыбь от вздохов Альционы,

Трех голосов созвучных волшебство,

Глядящий сквозь серебряные слезы

Апрель и мая солнечные грозы...

Однако изощряться перестань:

Хоть не имеет равных твой избранник,

Но этим царственным очам, как данник

Смиренный, пусть воздаст восторга дань!

Перевод В.Потаповой

ОДА АПОЛЛОНУ

Бог золотого лука,

И золотой кифары,

И золотого света,

О колесничий ярый,

Чья колесница,

Тьму разгоняя, мчится,

Как же избегнул кары

Я, нацепивший сдуру лавровый твой венок,

Славы твоей эмблему,

Дивную диадему

Или червю такому ты не отмщаешь, бог?!

О, Аполлон Дельфийский!

Зевс потрясал громами,

Спутник его крылатый,

Перья свирепо вздыбив,

Щерился, но раскаты,

Словно под спудом,

Глохли, сменяясь гудом:

Но почему ж меня ты

Спас от расплаты лютой, но для чего же ты

Нежные тронул струны

И усмирил перуны;

Этакой-то личинке – таинство доброты?!

О, Аполлон Дельфийский!

Близилась ночь. Плеяды

Были уже в дозоре;

И по соседству с ними

Шумно трудилось море,

Эхо тревожа;

Чуден был мир, – и кто же,

Кто же себе на горе

Лавры себе присвоил, а уж решил, что – власть,

И ухмылялся мерзко,

И похвалялся дерзко,

И вот теперь возжаждал ниц пред тобою пасть?!

О, Аполлон Дельфийский!

Перевод Д.Шнеерсона

К ХЕЙДОНУ

Прости мне, что невнятно бормочу

И мямлю, рассуждая о высоком,

Что я не наделен орлиным оком:

Не знаю, где искать, чего хочу.

Была бы эта ноша по плечу

Лавину слов бушующим потоком

Со страстью, подобающей пророкам,

Я мчал бы к геликонскому ключу.

С Высоким ты один запанибрата.

Нам, слабым, целовать тебе ступню.

Знак божества взвился в лучах заката

Толпа не прекратила болтовню,

Но ты увидел свет его крылатый

И к явленной звезде велел лететь коню.

Перевод А.Парина

ПЕРЕД МРАМОРНЫМИ СТАТУЯМИ

ИЗ СОБРАНИЯ ЛОРДА ЭЛГИНА

Мой дух, ты слаб. Занесена, как плеть,

Неотвратимость смерти над тобою.

В богоподобной схватке с немотою

Я слышу гул: ты должен умереть.

Орлу не вечно в синеву смотреть.

Но легче жить, когда всплакну порою,

Что я восходу веки не открою

И не сплету лучи в густую сеть.

Разлад с самим собой, а не отраду

Ума победы смутные родят.

Гляжу на мрамор – нет с печалью слада:

Красу Эллады растоптал распад

Обличье Времени, – так волн громады

Величье солнца в бешенстве дробят.

Перевод А.Парина

НА ПОЭМУ ЛИ ХАНТА

"ПОВЕСТЬ О РИМИНИ"

Ты любишь созерцать зарю вполглаза,

Прильнув к подушке наспанной щекой?

Очарованью этого рассказа

Поддайся – и проникнешься тоской

По луговине с плещущей рекой.

Твой медлит взор: небесный блеск не сразу

Он пьет, скользя по Веспера алмазу.

Тебя объемлет звездный свет, покой,

Как этот стих о ночи, осиянной

Божественной охотницей Дианой.

А если ты отчасти моралист,

Твой дух найдет в бору приют желанный,

Где ель роняет шишки, воздух мглист,

Поют зорянки, сохнет палый лист.

Перевод В.Потаповой

НА ИЗОБРАЖЕНИЕ ЛЕАНДРА

Придите, девы, очи благонравно

Потупив, кроткий свет лия вокруг

Из-под невинных век, а тонких рук

Ладони так сложив, чтоб стало явно,

Что вы глядеть не мыслите без мук

На жертву вашей красоты тщеславной,

На юного Леандра, что в неравной

Борьбе в пучину погрузился вдруг.

Он, бледные уста прижав к ланите

Прекрасной Геро, из последних сил,

Провидя ночь души своей, – поплыл

Навстречу смерти... Чуть видны, взгляните,

Плечо, последний взмах его руки,

Влюбленного дыханья пузырьки.

Перевод В.Потаповой

К МОРЮ

Шепча про вечность, спит оно у шхер,

И, вдруг расколыхавшись, входит в гроты,

И топит их без жалости и счета,

И что-то шепчет, выйдя из пещер.

А то, бывает, тише не в пример,

Оберегает ракушки дремоту

На берегу, куда ее с излету

Последний шквал занес во весь карьер.

Сюда, трудом ослабившие зренье!

Обширность моря даст глазам покой.

И вы, о жертвы жизни городской,

Оглохшие от мелкой дребедени,

Задумайтесь под мерный шум морской,

Пока сирен не различите пенья!

Перевод Б.Пастернака

СТРОКИ

В тиши, неслышимый, незримый,

Я ускользнул из рук любимой,

Бессильных в томности серебряного сна.

Кто скажет, зная их касанье,

Когда безумней обаянье:

Когда она жестока иль нежна?

Как влажен взгляд!

Как ласково уста манят,

Чаруя тонкий слух воображенья!

О, только тот ценить готов

Покой и зрелость нежных слов,

Кто любит без цепей, без пресыщенья.

Их звук, их сладостный закон,

Как надо мною властен он!

Счастливый этот день рожден для ласки.

Вдали от суеты земной

Я знаю, небо надо мной

Заря оденет в солнечные краски.

Перевод В.Левика

СТАНСЫ

I

Ты говоришь "люблю", но твой

Ответ звучит столь отрешенно,

Как будто молится душа

В вечерних переливах звона.

Люби всей сутью!

II

Ты говоришь "люблю", – твое

С зарей сентябрьской сердце схоже.

Быть может, Купидон велел

Поститься в честь его построже?

Люби всей сутью!

III

Ты говоришь "люблю", – уста

Утех не обещают вскоре,

Так изумительный коралл

Таит в себе ревниво море.

Люби всей сутью!

IV

Ты говоришь "люблю", – зачем

Столь робки рук твоих касанья!

Так в статуе не дрогнет жизнь

В ответ на жаркие лобзанья.

Люби всей сутью!

V

Речами, полными огня,

Улыбкой в жаркой благостыни,

Взываю, уврачуй меня

И в сердце заточи отныне!

Люби всей сутью!

Перевод О.Кольцовой

x x x

Ближе, ближе, страсть

Стисни влажной тенью

Ближе, ближе, страсть!

Дай мне искупленье!

Ближе, ближе, сласть

В луговой постели

Ближе, ближе, сласть!

Встретиться успели!

Ближе, ближе, блажь,

Жги дыханьем жизни,

Ближе, ближе, блажь

В сердце солнцем брызни!

Что ж, что чувств угар

Мигом улетает,

Наслажденья жар

Быстро угасает,

Только б не забыть

Счастье близко, близко!

И нельзя любить

Без шального риска!

Ближе! Пусть к утру

Задохнусь от страсти

Если я умру,

Я умру от счастья!

Перевод В.Широкова

ДЖОНУ ГАМИЛЬТОНУ РЕЙНОЛЬДСУ.

ПОСЕЩЕНИЕ ОКСФОРДА

Вот готический стиль:

К небу тянется шпиль,

На колоннах – святые отцы.

Рядом арка и дом,

Арка тронута мхом,

Дом приветствует – "Вильсон. Квасцы".

Студиозусов рой:

Не увидишь порой

Ни единого за день профана;

Громоздится собор,

Заливается хор,

Ну и Ректору тоже – осанна!

Очень много травы,

Очень много листвы

И оленей – не только для лирики;

И уж если рагу

"Отче наш" на бегу,

И к тарелкам бросаются клирики.

Перевод Д.Шнеерсона

x x x

На печаль махни рукой,

На ее причину,

Вздохом душу успокой,

Утоли кручину.

Что ж ты в цвете юных лет

Выглядишь уставшей?

Пусть исчезнет горе вслед

За слезою павшей.

Разразиться дай грозе,

Но пускай ненастье

Принесет в любой слезе

Завтрашнее счастье.

Ярче слезы, чем поток,

Напоенный светом,

И мелодий шепоток

Все нежней при этом.

И коль благо, и уют,

И надежды – всуе,

Песню скорбную споют

Наши поцелуи!

Перевод Е.Фельдмана

СТАНСЫ ЗИМНЕЙ НОЧЬЮ

О деревцо нагое,

Ты в ледяном плену

И радостном покое

Не вспомянешь весну;

Тебя ни хлад, ни слякоть

Не приневолят плакать,

И тонких веток мякоть

Они не повредят.

Родник, журчащий сонно,

Ты в декабре седом

О взоре Аполлона

Не вспомнишь подо льдом,

Забывши дни отваги,

В хрустальном саркофаге

Почиют капли влаги,

Не злясь на зимний хлад.

Как было бы приятно

Порвать с минувшим связь,

Но можно ль жить, превратной

Судьбой не тяготясь?

Как, встретивши невзгоду,

Не злиться на природу,

Не рваться на свободу

Стихи не говорят.

Перевод Е.Витковского

СОН НАВУХОДОНОСОРА

Пред удаленьем в край нетопырей

Царю приснилось нечто. Наипаче

Хозяйка бы пеклась о незадаче

Мышино-крысьей сваре у ларей.

Воскликнул: "Царь Кошачий, поскорей

Сон растолкуй, он к худу, не иначе!"

И Даниил, сей баловень удачи,

Прочистил очи у царя царей:

– Мол, власть твою не ставят ни во грош,

Твой сон – донос о шутовском сраженье,

Пустоголовых сплетников молва.

И в стельку пьяный, Даниил хорош,

Коль лживое заставит окруженье

Пропеть: "Ты – Золотая Голова!"

Перевод О.Кольцовой

АПОЛЛОН И ГРАЦИИ

Написано

на мотив арии из "Дон Жуана"

Аполлон:

Трое вас передо мной,

А уеду лишь с одной

На пороге дня, на утренней зарнице.

Трое вас передо мной,

А уеду лишь с одной.

Кто со мной – на скакунах – через пшеницу?

Грации (все вместе):

Я! Нет, я! Я! Я!

В край осеннего жнивья

Ускачу с тобою, юный Аполлон!

Я! Нет, я! Я! Я!

В край хочу, где чудеса – со всех сторон!

Я! Я! Я! Я!

Лира звонкая твоя не знает фальши!

Я! Я! Я! Я!

День споет – я ускачу – все дальше, дальше!

Перевод Е.Фельдмана

КОТУ ГОСПОЖИ РЕЙНОЛДЬС

Кот-котофей! Вишь, снова тяжело

Дышать; так вспомни бедных крыс и мышек,

Которых приголубил! Сколько крышек

Кастрюльных сбросил в кухне? Это зло

Не замолить, как ни гляди светло

Зеленым бархатом; грехов излишек

Когтит меня, напомнив тьмой одышек

О драках, о цыплятах; как везло

Тебе, дружище! Веселей взгляни-ка!

Пусть давит астма – флагом плещет хвост.

Пусть кулаком прохожий врежет дико,

Но ты поешь, вставая в полный рост,

И мех твой пышен, и не страшны пики,

Где жжет оград стекло разбитых звезд.

Перевод В.Широкова

ПРИ ВИДЕ ЛОКОНА ВОЛОС МИЛЬТОНА

Властитель числ органа,

Певец надмирных сфер!

Нам дух твой невозбранно

Являет меру мер

И всех начал начало.

Но лишь глупцу пристало

Твой славить прах

И, тщась почтить возвышенный твой гений,

Пытаться гимн для скорбных песнопений

Сложить в стихах.

Ты пел для духов рая,

Мелодий храм живой.

Разлада не скрывая,

Восторг дарил нам свой

И крылья вдохновенья.

О, где твои владенья?

Внемли моей

Делийской клятве, – я клянусь тобою,

Твореньями твоими и судьбою,

Твоей любовью в облике земном,

Той красотой, что всюду и во всем!

Когда мой стих от власти

Незрелых форм уйдет,

Я, верный прежней страсти,

Уже седой, из од,

Из гимнов сплавлю Слово

Во славу и трудов твоих и дел.

Но как бы я желаньем ни горел,

Напрасно все, пока я не созрел

Для древней мудрости суровой,

Не испытал восторг перед лучами новой.

На годы воздержусь от приношений,

Но запою – и вспомню все сполна.

Я лишь простой вассал твоих свершений,

Мой лоб горяч, и кровь возбуждена.

О, этот локон твой!

Я онемел сначала,

Когда вдруг имя Мильтон прозвучало

Так близко предо мной.

Но кровь моя тогда не волновалась,

И все ж виденье в памяти осталось.

Перевод В.Левика

ПЕРЕД ТЕМ КАК ПЕРЕЧИТАТЬ "КОРОЛЯ ЛИРА"

О сладостный роман! О звон цевницы,

Из чистых звуков сотканный узор!

В сей зимний день не дли свой разговор,

Сомкни свои старинные страницы.

Прощай! Передо мною повторится

Страданья и проклятия раздор

В Шекспиров сад хочу я кинуть взор

И горькими плодами насладиться.

О Бард! О Альбиона облака,

Зиждители извечного сюжета!

Сквозь дикий лес дорога нелегка,

Да не лишусь я в нем благого света,

А если я в пути сгорю дотла

Пусть обрету я феникса крыла!

Перевод А.Баранова

x x x

Когда страшусь, что смерть прервет мой труд,

И выроню перо я поневоле,

И в житницы томов не соберут

Зерно, жнецом рассыпанное в поле,

Когда я вижу ночи звездный лик

И оттого в отчаянье немею,

Что символов огромных не постиг

И никогда постигнуть не сумею,

И чувствую, что, созданный на час,

Расстанусь и с тобою, незабвенной,

Что власть любви уже не свяжет нас,

Тогда один на берегу вселенной

Стою, стою и думаю – и вновь

В Ничто уходят Слава и Любовь.

Перевод В.Левика

ДЕЛИМ ЯБЛОКО ЕВЫ

I

Не красней понапрасну,

Чтобы зримо и ясно

Искушенность твоя не предстала.

Если станешь дивиться

Непорочной девице,

Значит, ею ты быть перестала.

II

Покраснела: – "... о встрече...",

Покраснела: – "... нет речи...",

Покраснела: – "... не вздумай мне только!..",

Покраснела: – "... мне ясно...",

Покраснела: – "... согласна...",

Покраснела: – "... когда и во сколько?..".

III

Не вздыхай понапрасну:

Не хочу ежечасно

Видеть Евы надутые губки.

Если жарки ланиты,

Губы полуоткрыты,

Значит, был голубок у голубки!

IV

Ни к чему суесловье:

Не навеки здоровье

Нам Природою вечной дается.

Непонятно мне даже:

Не сейчас, то когда же

Целоваться с тобой нам придется?

V

Вздох: – "... конечно, мы будем...",

Вздох: – "... нет-нет, позабудем...",

Вздох: – "... не вынесу и заболею!..".

Так остаться? Расстаться?

Может, хватит терзаться?

Лучше яблоко режь, не жалея!

Перевод Е.Фельдмана

x x x

Бургундское прочь и кларет,

И добрый рейнвейн, и мадеру!

Пью то, что не видывал свет,

Все прочее пресно не в меру.

Медовое пенится лето,

Бродилом душистым согрето.

Мой бокал – небеса,

И пьяны очеса.

В сердце буйствует хмель,

Как дельфийская трель.

Добраться бы, Кайюс, до склона!

Сладчайшей из чаш

Пир закончится наш.

Пусть играет душа,

Только солнцем дыша,

Во славу и честь Аполлона!

Перевод О.Кольцовой

БОГ ЗНОЙНОГО ПОЛДНЯ

О светлый бог Зенита,

Заката и Зари!

Душа с тобою слита,

Но заперта внутри.

Тесна ее темница,

Дух страждет и томится,

Все силясь побороть

Мою земную плоть.

Когда душа не в силах

От пут уйти постылых,

Но тянется, хрупка,

Подняться в облака,

Страшна сия картина

Для взора, будто сына

Из лап орлиных мать

Пытается отнять.

К безумству шаг столь краток,

Бог Песни! Отпечаток

Твоих волшебных грез

Дай осознать всерьез!

Музыки совершенством

И Мудрости степенством

Скрась одинокий час.

Жрецов напевный глас

Позволь услышать...

Перевод О.Кольцовой

РОБИН ГУД

Дней тех светлых нет как нет.

Каждый час их стар и сед.

Опочили те мгновенья

Под покровом блеклым тленья,

Под листвою многих лет.

Север слал им свой привет.

И сама зима в тумане,

Не платя баронам дани,

Опалив руно древес,

Как барана, стригла лес.

В сумраке листвы зеленой

Не свистеть стреле каленой.

Не поет в дубраве рог.

Вереск вытоптан и дрок.

Ни веселия, ни смеха,

На призывы только эхо

Откликается порой,

Насмехаясь надо мной.

Осенью, весной и летом

В полдень и перед рассветом,

Светит солнце ли, звезда ль,

Все равно безмолвна даль.

Все равно в стране дубравной

Не гуляет Робин славный.

Где ты, коротышка Джон?

Лес в молчанье погружен.

Кто пройдет, стуча по жбану

С песнею через поляну?

Поюлив перед певцом,

Не наполнит жбан пивцом

Разбитная молодица

Или бойкая вдовица.

Нет ни плясок, ни баллад.

Позабыт старинный лад.

Не найти бродяг веселых,

Что гуляли в этих долах.

Если б добрый Робин Гуд

Появился снова тут

Вместе с девой Марианной,

Из могилы встав нежданно,

Он сломал бы в гневе лук.

Пни да пни торчат вокруг,

А стволы дубов зеленых

Щепки в пасти волн соленых.

Не поет в лесах пчела.

Много слез бы пролила

Марианна в роще древней.

Что теперь в любой деревне

Продают за деньги мед,

В толк девица не возьмет.

Так воспой былому славу!

Шервудскую славь дубраву!

Слава шелковой траве!

Слава звонкой тетиве!

Слава рогу! Слава луку!

Слава, слава братцу Туку!

Славься, коротышка Джон,

Погруженный в вечный сон!

Славься, дева Марианна!

Ты – краса лесного клана!

Славься, храбрый Робин Гуд!

Славься, добрый честный люд!

И пускай напев старинный

В чаще прозвучит пустынной!

Перевод В.Микушевича

СТИХИ О РУСАЛОЧЬЕЙ ТАВЕРНЕ

О, поэтов души, где бы

Ни дало Элизий небо,

Лучшей не найти наверно,

Чем Русалочья Таверна!

Было ль где хмельней дано

Вам Канарское вино?

Райский плод не слаще, нет,

Чем олений мой паштет!

Как он сделан, словно тут

Сам пирует Робин Гуд.

С Мэриан, своей подружкой,

Пьет из рога, пьет из кружки.

Но пропала без следа

Вывеска моя – куда?

Астролог старик пропажу

Отыскал, вписавши даже

На пергамент свой рассказ

Что он видел славных вас

Под моей средь звезд призывной

Вывеской, напиток дивный

Распивающих со смаком

Где-то там за Зодиаком.

О, поэтов души, где бы

Ни дало Элизий небо,

Лучшей не найти наверно,

Чем Русалочья Таверна!

Перевод М.Зенкевича

К ДАМЕ, КОТОРУЮ АВТОР ВИДЕЛ

ОДНАЖДЫ В ВОКСХОЛЛЕ

Пять лет о берег бил прибой времен

И под приливом двигались пески

С тех пор, как я тобою был пленен,

Когда перчатку ты сняла с руки.

Увижу я полночный небосвод

И взора твоего звезда горит,

Увижу я, как роза расцветет,

И вспоминаю цвет твоих ланит,

Увижу я бутон – и слух готов

К устам твоим лететь на зов мечты

И ожидать любовных нежных слов

И жить обманом... Затмеваешь ты

Воспоминанием восторг любой

И отравляешь радости тоской.

Перевод В.Рогова

К НИЛУ

Сын старых африканских лунных гор,

Дом крокодилов, область пирамид!

Мы говорим: ты благ и плодовит,

Но лишь одну пустыню видит взор.

Народов смуглых нянька с давних пор,

Ты благостен? Иль твой обманчив вид

Для тех, кого работа тяготит,

Кто до Каира строй могил простер?

Нет, мрачная догадка не права!

Незнанью чудится пустыни тишь

Во всем чужом. Твоя вода жива,

Как наши реки, поишь ты камыш,

И так же омываешь острова,

И к морю так же весело спешишь.

Перевод В.Рогова

К СПЕНСЕРУ

О Спенсер! Обожатель твой лесник,

Пройдя твой лес, вчера с улыбкой милой

Просил, чтоб я, твоей подвигнут силой,

Впредь очищал английский мой язык.

Сказитель эльфов! Кто ж из нас достиг

Из нас, живущих средь зимы постылой,

Таких высот, как Феб золотокрылый,

Чтоб разливать веселье утра вмиг?

Кто может без упорного труда

Живить, как ты, свои произведенья?

Цветок из почвы долго пьет всегда,

Пока придет пора его цветенья.

Явись весной: из кожи буду лезть,

Ему на радость, а тебе на честь.

Перевод В.Левика

ОТВЕТ НА СОНЕТ РЕЙНОЛЬДСА,

ЗАКАНЧИВАЮЩИЙСЯ СЛОВАМИ:

"Мне чернота в глазах куда милее,

Чем подражанье сини гиацинта".

Синь! Естество небес – чертог Селены,

В покоях солнца сотканный альков,

Шатер Атланта, полог неизменный

Лиловых, серых, сизых облаков.

Синь! Естество воды – у океана,

У рек, бегущих бездну наполнять,

Ни пене, ни камням, ни урагану

Врожденной этой сини не отнять.

Синь! Ты в родстве с покровом рощ зеленых

И, с изумрудом трав обручена,

Ты ворожишь фиалками на склонах.

Как ты искусно чертишь письмена