Текст книги "Фабрика футбола"

Автор книги: Джон Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

ЗАПРЕТНАЯ СТРАНА

Папа держит маму за руку, я бегу впереди вдоль берега, а Сара пытается угнаться за мной, орёт мне почти что в ухо. Я на год старше и немножко сильнее, я не хочу, чтобы она плакала, я притормаживаю и позволяю поймать себя, но делаю это как бы невольно, незаметно, чтобы не испортить её победы. Мы вместе приближаемся к краю воды и стоим без дыхания, держимся за руки, как мама с папой. Я оглядываюсь на них, они о чём-то смеются, мама машет нам, папа пинает песок, ветер встречный и песок летит на него, и на маму, она отворачивается, чтоб не попало в глаза, и вот она даёт ему взять себя под руку и они постепенно приближаются…

– Давай, входи в воду, – говорит Сара.– Не хочу, я кроссовки намочу, – говорю я.– Ты – трус.– Я не трус, я ничего не боюсь.– Нет, боишься. Ты боишься, что папа тебя заругает, а мама даст по попе.– Папа меня не заругает. Ему не важно, намочу я кроссовки или нет, потому что мы на море, а на море – это неважно, на море все неважно.– Тогда мама тебе всё равно надаёт.– Ну и что?Я бегу немного вперёд, Сара за мной, мы останавливаемся и смотрим на грязь впереди – по ней бежит большая чёрная собака, она бежит к лодкам, осевшим на грязи. Бежит очень быстро к стае чаек, качающихся на глади воды, и когда она приближается, они взлетают, летят низко, касаясь края воды, и собака изо всех сил старается поймать их, и вдруг, словно чудо, они резко взмывают в воздух – и мне хочется улететь с ними. Я немножко боюсь за птиц, ведь собака может поймать их и съесть, но они не глупенькие и просто дразнят её – позволяют приблизиться к ним ровно настолько, чтобы вовремя взлететь и всё. Я смотрю, как они взлетают в воздух, и собака делает большой круг, её лапы тонут в воде, она возвращается на берег, мне становится страшно – она идёт на нас с Сарой, и я загораживаю свою сестру, потому что мальчики должны идти справа от тротуара, чтобы ограждать девочек от машин, которые могут их сбить, ведь я сильнее моей сестрёнки и других девочек, и я не должен их бить никогда, потому что это нехорошо, но тут я замечаю большого человека в чёрном пиджаке с большой металлической цепью, он зовёт собаку и она разворачивается, отбегает, я оглядываюсь туда, где сидели чайки – они вернулись и опять плавно себе качаются.– Вы оба победили в забеге, – говорит папа. Он поднимает меня вверх над головой, мой папа, он такой большой и сильный, самый сильный на свете, не считая боксёров, ну и таких вот людей, типа них, хотя может, он такой же сильный, как и они, не знаю.– Вы оба – победители, – говорит он. – Ставит меня на землю и поднимает Сару, она смеётся, но немножко боится, и не знает, что делать.– Осторожно, не урони её, – говорит мама, – и тоже беспокоится.Но папа – как Супермен, у него – настоящие мышцы. Хотя у Супермена нет татуировки Вест Хэма, а папа не носит красный костюм и накидку. Он говорит, что летает как Супермен высоко в небе и залетает на другие планеты в космосе, пока мы спим, но я ему не верю, мне кажется, он шутит, а если бы я мог летать, как птицы, то я бы летал с папой, но ведь птицы не могут летать до луны и до других планет, и я тоже не хотел бы – там нет воздуха в космосе, я бы задохнулся, а может быть, мы даже встретили инопланетян, а они бы взяли и провели над нами эксперименты, как люди над кроликами и собаками и другими животными. В любом случае, если бы он и вправду мог летать, то довёз бы нас до Саутэнда па спине, а не на машине, и мы бы здесь быстрее оказались, и Сару бы тогда не вырвало на заднее сиденье, но тогда бы она могла упасть, и тогда бы папе пришлось устремиться за нею и поймать её, чтоб она не разбилась на мелкие-мелкие кусочки.– Кто-нибудь хочет есть? – спрашивает мама, и Сара говорит, что умирает с голоду, но я вспоминаю, как её вырвало на заднее сиденье, и говорю, что не хочу…– Даже чипсы не съешь? – спрашивает мама, и я киваю головой вверх и вниз, потому что чипсы – моя любимая еда.– Ну, тогда пошли, – говорит папа, – и мы направляемся через песок к бетонной дорожке, взбираемся на неё и идём вдоль по кромке, прямо к кафе. Мы садимся у окна, и нам видно, как в гавань входят корабли, и папа говорит, что они идут в Лондон по Темзе, и что раньше они доходили аж до самых доков Ист-Энда, но это было давно, ещё до него, и что времена меняются, и люди меняются, и что была большая война или чего-то такое, а потом были профсоюзы, а богатым они не нравились, и богатые построили шикарные здания, а бедным ничего не досталось.– Что вы хотите? – спрашивает девушка, папа говорит -она официантка, и я говорю, что хочу рыбные палочки, и чипсы, и горох, и стакан кока-колы.Сара берёт то же. И папа с мамой. И ещё папа просит побольше хлеба, и масла, и потом все просят побольше хлеба и масла, и в кафе теплее, чем на пляже, и папа говорит, что мы хорошо рассчитали со временем, потому что народу в кафе прибывает, и если бы мы не поспешили, мы бы не смогли сидеть у окна с таким прекрасным видом на море. Мне нравится смотреть на корабли, как они медленно проплывают, и я думаю, какая у них корма, потому что у лодок там, на грязи, корма – больше носа, папа говорит, чтоб они держались на воде, и вот эти маленькие лодки – они раскрашены в разные-разные яркие цвета, а большие корабли, которые везут разные вещи на заводы и фабрики – они либо чёрные, либо серые.Сара бьёт меня по ноге, я бью её, она кричит, как будто ей больно, и папа нам говорит, чтоб мы вели себя прилично. Он подмигивает нам, когда приносят еду, говорит, что умирает с голоду, и спрашивает официантку, нельзя ли принести нам ещё кетчупа, потому что бутылка почти пустая, она кивает, идёт к стойке и возвращается с новой бутылкой. Папа говорит, что польёт нам кетчупом еду, но я хочу сам, потому что я уже большой, мне уже семь, и оп разрешает, но он проливается чуть ли не весь, но я не против, потому что обожаю кетчуп, и мама с папой возводят глаза к потолку так, что я отворачиваюсь, потому что боюсь, что их глаза исчезнут на затылке, и их придётся вести в больницу. Саре тоже приходится справляться с кетчупом, но ей помогает папа – ведь она меньше меня.– Будет поезд, попозже, он уходит прямо с пирса – мы можем на нём проехать, – говорит папа.Я начинаю задавать вопросы, потому что люблю поезда, и иногда папа берёт меня на Ливерпуль Стрит, и мы идём смотреть на приходящие поезда, но больше всего я люблю Томаса-Паровоза, хотя вообще-то он больше для малышей, и мне кажется, Саре тоже нравятся поезда, и мне не терпится оказаться в поезде прямо у моря, но мне так нравятся рыбные палочки и чипсы, и поэтому – о поездах попозже.– Когда-нибудь я стану машинистом поезда, – говорю я. – А если не машинистом, то либо полицейским, либо доктором.Папа кашляет и говорит, что лучше всего быть доктором, а вот быть полицейским – трудно. Он смеётся и говорит, что самое лучшее всё-таки быть машинистом, но только не полицейским, всё, что угодно, но только не полицейским, и он заходится от смеха, но мама накидывается на него и говорит, что если бы полиции вдруг не стало, нам очень скоро их стало бы не хватать.Я соскабливаю кетчуп с чипсов, отрезаю кусочек рыбной палочки, кладу всё это в рот и держу его закрытым, когда жую – мама сказала. Потом глотаю и отпиваю кока-колу из стакана, в ней лёд, из-за него пить её трудно, и я вынужден вытирать клочком туалетной бумаги, который мне дала мама. Я продолжаю глядеть на море и на проходящие корабли, и думаю, что если бы я был матросом, как бы тогда получилось, ведь мне было бы страшно, если бы корабль стал тонуть, и меня бы съели акулы, или уж ногу бы точно откусили, а я даже плавать толком не умею, хотя папа уже начал водить меня в бассейн по воскресеньям.– Не играйся с едой, – говорит мама Саре. Она уже сыта, хотя и съела только половину, я же почти закончил, так же как и мама с папой.Мы идём вдоль пляжа, и я думаю, что хотел бы быть полицейским и помогать людям. Полагаю, Супермен – это род полицейского, и тут я вижу пиратский корабль у пирса, и я срываюсь бежать к нему, но папа удерживает меня, на дороге– машины, он держит меня, а я и забыл про машины, я хочу посмотреть на пиратов, и он говорит: хорошо, но сначала мы пойдём на поезд, потому что скоро может пойти дождь, и ветер может усилиться, так что лучше сначала проехаться на поезде, ведь он идёт над морем, а деткам совсем не нужна простуда или ангина.Я сижу в поезде, который не очень похож на Томаса, пава говорит, что это поезд для взрослых деток, и мне интересно, как его зовёт машинист, а Сара не перестаёт оглядываться на пиратский корабль, но как только поезд начинает Двигаться, это уже гораздо интересней, и я смотрю вниз на воду, и мне это начинает не нравиться, потому что если что-то сломается и мы упадём вниз, и маму, и папу, и Сару, и меня съедят акулы или крокодилы или подводные лодки или Кто-нибудь ещё даже страшнее. Я ничего не говорю, потому Что мне нельзя бояться, я должен быть храбрым парнем, и ещё – мальчики не плачут, хотя я и плакал в школе на прошлой неделе, когда один пацан ударил меня палкой, потому что одного негра белые люди побили, но я-то не виноват, я так ему и сказал, а он просто смеялся, а потом убежал, и учительница спросила меня, что случилось, но я ничего не сказал, потому что болтать – это хуже всего.Поезд ведёт какой-то дяденька, и он дует в свисток время от времени, и мне это так нравится, я чувствую себя в безопасности, потому что машинист ведёт поезд, и он знает, что делать, так говорит папа, и кладёт мне руку на плечо, и теперь мне нравится ехать, и Саре тоже, и вот мы уже подъезжаем, оглядываемся, корабли теперь ближе, и мама говорит, что этот – из России, а этот – из Африки. Она говорит, что в России много волков и медведей, а в Африке – разных других животных: львов, слонов, жирафов и разных-разных прочих, которых я не знаю, но бывают плохие люди, и они убивают слонов, чтобы забрать их бивни, и Сара начинает плакать, папа говорит: успокойся, сейчас такое уже редко бывает, он покупает нам чипсы у старика, у которого в коробке – куча всего.Мы садимся в обратный поезд, и впереди я вижу пиратский корабль, и мне интересно, когда пиратские корабли приплывают в Лондон, хотя папа говорит, что пиратов больше нет на свете, что они остались в море где-то рядом с Вьетнамом, такими вот странами, и теперь у них новые корабли и всё уже не так, как в старые времена.Мы сходим с поезда и спешим на пиратский корабль, потому что дождь становится сильнее, папа даёт женщине деньги, мы заходим на корабль – он из дерева, у него мачта, кругом всякие канаты и куча всего, большие пушки на колёсах. Папа говорит, что они не настоящие, потом говорит, -настоящие, но не опасные, не волнуйся, и я рад, что они не игрушечные, но они и не похожи на игрушечные.Внутри что-то написано, и папа говорит, что пираты носили широкие штаны, обмазанные сажей, чтобы защититься от холода, а пуговицы у них иногда были сделаны из позвонков акулы или затвердевших кусочков сыра. Он говорит, что пираты часто ели в темноте, потому что еда была Ужасной, и что они пили много рома и страдали от болезней, которые называются цинга, брюшной тиф, сыпной тиф, дизентерия, малярия, жёлтая лихорадка и ещё другими болезнями, связанными с мужчинами и женщинами. Пираты любили золото и серебро, и хотя они и раньше существовали, о них заговорили только после того, что они стали делать в семнадцатом и восемнадцатом веке. В основном они были англичанами, голландцами и французами, и сначала они грабили испанские галеоны, возвращавшиеся из Америки, которая в то время называлась Новым Светом. Они нападали на них и забирали их сокровища.Папа говорит, пираты жили в местечке, которое называлось Тортуга, недалеко от Гаити и ещё на Багамах, и что в 1663 году на Тортуге и на Ямайке было около пятнадцати кораблей и тысячи человек, и хотя они и стали работать на королей и королев своих стран, вскоре они начали нападать на всех подряд и стали сами себе боссы, и королям и королевам они разонравились, потому что всё было в порядке, когда они грабили и убивали ради своих стран, но потом они всем разонравились, когда стали делать это ради себя. Фрэнсис Дрейк был пиратом, и поэтому испанцы отправили свою Армаду, чтобы остановить его нападения на их корабли, а его поддерживала Королева Елизавета. Пиратов называли по-разному: флибустьерами, джентльменами удачи, морскими волками, а Генри Морган был одним из лучших, и все его боялись. Папа говорит, что все моряки на испанском корабле предпочли покончить с собой, чем попасть в руки Генри Моргана. Потом его поймали и отдали под суд в Англии, но Чарльз Первый вместо того, чтоб его убить, сделал его Рыцарем и губернатором Ямайки. Вудз Роджерс тоже был пиратом и потом стал Губернатором Багам, и ещё был Эдвард Тич, которого также называли Чёрная Борода – это был гигант, который много ругался, и у него была длинная борода с вплетёнными лентами, похожими на дреды.Папа говорит, что он любил добавлять порох в свой ром. У Калнко Джека в его команде было две женщины: Анн Бонни из Графства Корк в Ирландии, она была его подружкой, и Мэри Рид – она была солдатом. Папа говорит, что одним из самых злых пиратов был валлиец, которого звали Бартоломью Роберте, он убил много людей и был франтов, и ещё носил красное перо в шляпе.Мы идём по кораблю, смотрим на пистолеты и картины больших кораблей с парусами и рисунки пиратов, как они пьют и дерутся. Сара говорит, что ей не нравится и скучно, а я был бы не прочь нарядиться пиратом и подраться на шпагах, но я не думаю, что хотел бы убивать кого-то или сбрасывать в море, чтобы его съели акулы, потому что мне бы не хотелось, чтобы со мной так сделали. Папа говорит, что был такой Капитан Кидд, он был шотландцем, и был флаг, который назывался Веселый Роджер, он показывает на него, вот он – на стене, на нём череп и кости, мне он не нравится, пираты водружали его на мачту и давали кораблю, на который хотели напасть, шанс сдаться, и если корабль не сдавался, они водружали малиновый флаг, и это означало, что пощады никому не будет, и всех убьют.Капитаны делали свои варианты флагов, мы проходим немного по палубе корабля, смотрим за борт на море, вокруг много больших канатов, и папа говорит, что наверное жизнь у пиратов была трудная – шторма и, вообще, тяжёлые условия, но, наверное, всё-таки было интересно, ведь им довелось жить в Вест-Индии, где прекрасный климат, ни как в Англии, где постоянно идёт дождь, и они были сами себе хозяева, им не нужно было беспокоиться о счетах за газ и электричество, телефонном счёте, налоге на собственность и других прочих налогах, и за ними не гонялись страховщики и функционеры и не превращали их жизнь в пытку. Папа говорит, что он, наверное, стал бы пиратом, и улыбается маме – столько выпивки и красавиц в серьгах и бусах, горы золота и битвы на шпагах, да и мама могла бы стать пираткой, как Анн Бонни и Мэри Рид, которую, кстати, не повесили, потому что обнаружили, что она ждёт ребёнка. Тогда бы всё – не стало бы законов, которые их душат и позволяют обкрадывать запросто так. Кто-то всегда пытается оторвать кусок от папиной зарплаты, заставляет его платить кучу денег за аренду, и вот так они всегда: просто примут закон – и плати, . что сказано, а иначе пойдёшь в тюрьму.Я мог представить папу пиратом, с пистолетами и шпагой, в широких штанах, и у него под глазом – большущий синяк, такой ему поставил фанат Челси, когда он пошёл посмотреть на матч с Вест Хэмом, и я спорю, он бы этих мужиков, которые его ударили на Вокзале Виктория, точно бы сбросил в море к акулам. Сара хочет в Запретную Страну через дорогу, поэтому мы возвращаемся через экспозицию, и я в последний раз смотрю на пиратов, и на пушки, и вот мы уже на перекрёстке, ждём, когда пройдут машины.– Это уже шестой Ролле здесь за сегодняшний день, -говорит папа. – Интересно, сколько миллионеров живёт в Саутэнде.Я поворачиваюсь и смотрю на чёрный Роллс-Ройс, едущий по дороге. Сюда приезжают жить люди, разбогатевшие в Восточном Лондоне, а вот картинка человека в плаще, у него смешное лицо, и папа говорит, что это полицейский плакат про флэшеров, и он говорит, что флэшеры – это такие мужчины, которые показывают письки людям, которые не хотят их видеть, и мама говорит, что эта ещё одна причина, по которой нам нужны полицейские, папа кивает и соглашается. Мне смешно, потому что мне кажется, что это довольно глупо – вот просто так показывать свою письку, она ж замёрзнет на таком ветру, мы пересекаем дорогу, папа даёт старику деньги, и мы заходим в Запретную Страну.Мама ведёт нас мимо больших мультяшных картинок, они все про Питера Пэна, он был мальчиком, который вообще не рос и никогда нe стал взрослым. Я говорю, что это как-то странно, потому что я хотел бы вырасти и стать как папа, но он говорит: не спеши, что он с удовольствием стал бы опять ребенком, это лучшее время в жизни, ни о чём не надо заботиться, можно просто играть и ходить в школу и просто быть самим собой. Он говорит, что если бы мог вернуться в детство, он бы лучше учился, он и мне постоянно говорит, что это пригодится, когда я вырасту, и мама рассказывает нам о Венди и Тинкер Белле и Капитане Хуке и о крокодиле. Сара хочет быть Венди, а я буду Капитаном Хуком, потому что, по-моему, по всему Саутэнду полно пиратов, и я буду носить шпагу, и может, расскажу про неё ребятам в школе, тогда мы с ней поиграем во дворе. Саре нравится Запретная Страна, она хочет посмотреть на Тинкер Беллу, и мама говорит – это просто сказка, фей и гномов больше не бывает, но папа говорит, что нет, бывает, и они смеются, может быть, говорит мама, но только не там, где мы живём, нам придётся ехать далеко в деревню, или за море в Ирландию, чтобы их увидеть, но даже там мы можем их не увидеть, потому что мы не привыкли к таким вещам. Вот магазин книг и игрушек, и мама с папой покупают Саре книжку про Питера Пэна, а мне – шпагу.Когда мы выходим на улицу, уже не так холодно, как раньше, и мы идём вдоль берега. Вокруг теперь больше людей, и мы покупаем пончики в небольшом киоске и смотрим, как их готовит хозяйка, и когда я откусываю один из них – он просто замечательный. Мама говорит, что почитает нам Питера Пэна сегодня перед сном, когда мы придём домой, а я продолжаю думать о пиратах, и мне хочется увидеть настоящий пиратский корабль, плывущий к нам, и если бы я мог, я бы носил на глазу повязку и дрался бы на шпагах. Папа говорит, что мы дойдём до конца стены и потом вернёмся назад. Затем мы пойдём к машине и поедем домой пораньше, чтоб не попасть в пробку, поедем к Бобби, ведь она ждёт свой ужин, и мама говорит, что она надеется, чёртова псина не разворошила опять мусорное ведро.

ВЫЕЗД В ЛИВЕРПУЛЬ

Ливерпуль всегда громит нас на Энфилде. Мы никогда ничего там не ждём в смысле результата, но команда, как правило, показывает себя хорошо. Смешная эта площадка. Пресса хорошо о ней отзывается, но мне она никогда не нравилась. Холодная атмосфера. И я не покупаюсь на всю эту хитрожопую скаузерскую болтовню: бедные, но единые, и всякое прочее дерьмо. Настоящий Ливерпуль – это банды костлявых скаузеров с перьями, пытающиеся прищучить одиноких кокни, возвращающихся на вокзал домой через Лайм Стрит. Засранные улицы и горы мусора. Малолетние мошенники, кидающие дартсы и куски бетона в лондонский поезд. Подонки, бьющие всех без разбора.Они могут вывести Бруксайд на экран телевизора, постараться придать городу немного лоска, как и всюду народ это делает, но всё равно, Ливерпуль – это всего лишь заброшенные спальные районы, Токстифские беспорядки и ноющие после поражения скаузеры. Силла Блэк и другие профессиональные скаузеры просто зарабатывают деньги на мифе. Но нормальные люди в эти сказки не верят. Ты веришь тому, что видишь, и Ливерпуль – это ещё и злобные толпы продавцов ножей. Кроме того, пресса никогда не пишет, каково это – попасть в засаду на Мерсисайде. Ей важны кубки: всё остальное – неважно.Стадион пустеет, и мы опять проиграли. С нами двоюродный брат Марка – Стив. Встретились с ним у ворот при входе. Он припарковался у Стэнли Парка, и мы едем назад в Манчестер. Такое чувство, что мы – на акции, потому что с нами Харрис и все остальные регулярные бойцы; пытаются вычислить, где спрятался враг. Но они понимают, что легавые держат ситуацию под жёстким контролем. Они встретили нас при въезде в Ливерпуль и с тех пор не позволяют даже высунуться.Мы бредём к выходу, и вскоре оказываемся посреди мрачного ливерпульского вечера – тёмные улицы и потоки копов. Всё, как в Лондоне. У минотавров – длинные дубины и долгая память. Мусора, понятно, – тоже скаузеры и ненавидят Челси, как и вся остальная страна. Они тут не позволят тебе разговорчиков, шаг влево, шаг вправо, сожрут -не подавятся. Закоренелый элемент это не смущает, но делает его более осторожным. Харрис пытается устроить побег своему мобу с автобуса, но бобби – не дураки. У него за спиной около пятидесяти парней. Не выйдет. Полицейские машины блокируют им дорогу. Они чуют беду, и парни попались.Мы следуем за Стивом и убеждаем копов, что идём к своей машине. Для этого приходится потрудиться, но теперь мы идём вдоль Энфилда, мимо больших бетонных площадок и праздно шатающихся групп мужчин и подростков. Мы чувствуем, что выделяемся. У нас паранойя, потому что достаточно только мобу скауэеров выйти из-за угла, – и мы попали. Они обожают такие вещи – четыре челсинских парня без поддержки. Мы говорим тихо, потому что не имеет смысла терять бдительность и быть узнанными. Мои кулаки сжаты, и первый же скаузер, который решит нас достать, получит щебёнку вместо носа. Остриём кости в мозг – может это избавит его от скаузерского акцента. Надеюсь, Стив помнит, куда поставил машину, потому что действовать придётся быстро – Всё однако обходится без проблем, и скорей всего интересующиеся скаузеры поджидают нашего брата в районе Лайм Стрит, вылазят из своих бетонных нор и собираются в банды. Ворюги, которых я видел на матче сборной, – крысы в человеческом теле. Бледная кожа и этот блядский акцент, который никто не понимает. Они хвалятся своим робингудством, и поработали они точно неплохо, в европейском туре сборной – крали дорогую одежду в Швейцарии и Германии, а потом стали законодателями мод, продавая краденое модникам-недоумкам, заплатившим кучу денег за товар, вышедший из моды годы назад. Но когда дело доходит до шанса украсть что-нибудь в Голландии, скаузеры делают ювелиров в Роттердаме. Мелкое ублюдочное ворьё, все как один. Мы в машине, я хочу пить и у меня встал. Одной из манкузианских тёлок предстоит сегодня хорошая ночка.

– Включи радио, а?Марк на переднем сиденье со своим двоюродным братом. Послушаем, как закончились другие матчи.На улице начинается дождь, и всё, что мы видим в Ливерпуле, – это скорченные фигуры людей, светофоры и груды зданий, освещенных искусственным светом. Тоттенхэм проиграл, и мы кричим ура. Дворники на лобовом стекле Стива движутся из стороны в сторону, прочищая нам путь через грязные улицы: чипс-шопы, переполненные скаузскими детьми и стариками. Гороховое пюре и чипсы с карри соусом. Тоскливое же, блядь, место, и при всей моей ненависти к этим гадам, мне всё же немного жаль детей в промокших от дождя футболках. Этот город – самый низ мусорной свалки. Пусть оставят себе своих Boys from the Blackstuff и Дерека Хаттона. Я бы после Лондона здесь просто умер. Лондон тоже говно, но там я дома, и всё же он лучше Ливерпуля. Этот город – очко Англии. И я не осуждаю Йоссера Хьюза за то, что он крушит всё на своём пути. Я бы то же самое делал.– Это не город, а зоопарк, – говорит Род, продолжая мою мысль, как будто он видел меня насквозь. – Поэтому бедняги и едут в Лондон, хоть бы даже и на улицах спать. По крайней мере, в Лондоне они могут сосать хуй у богачей г заработать немного. А здесь что делать?– Не хуй здесь делать, – говорит Стив, продолжая еле Дить за дорогой. – Ливерпуль – умирающий город. Конченый. Слишком много ирландской крови, а в Токстифе – полно детей рабов, снятых с кораблей. Ливерпуль был городом рабов. Здесь их покупали после Африки, а потом отправляли в Америку. Город застрял в прошлом.– Не знаю. Всяко – это местечко надо откатать бульдозером, а скаузеров продать на аукционе, – Род останавливается и задумывается. – Хотя эту сволочню никто не захочет купить, даже как рабов. С них же никакого толку. – И он начинает насвистывать мелодию из рекламы хлеба Ховис.– Манчестер – просто класс по сравнению, – говорит Стив. – Манки и скаузеры ненавидят друг друга. Ты ничего такого в жизни не видел. Это хуже, чем то, что в Лондоне творится. Сходи, посмотри на Ливерпуль-Манчестер, война! Чистая, стопроцентная ненависть. Хуже только Рейнджерс-Селтик. Тоже гражданская война, по полной. Всё дело в религии. Протестанты и католики, те же традиции, что и сотни лет назад. Ливерпуль – Эвертон, Ман Ю и Сити -меньше, но там тоже такое есть.Мы начинаем прибавлять скорость и вскоре оказываемся на шоссе в Манчестер. По радио передают результаты, мы ругаемся и кричим ура, повинуясь силе предрассудка. Нам полегчало после выезда из Ливерпуля, несмотря на то, что Челси – побит. Мы в фривольном настроении, вдалеке от моба, не загружены алкоголем и нам всё равно. Мы отдали должное Синим, и я просто хочу поесть, выпить пивка и, может, познакомиться с приличной бабой. Стив нажимает на газ, дождь бьёт о стекло с большей силой. Мы несёмся вперёд, окружённые грузовиками и другими машинами, разметка на дороге, как повсюду в Англии, но что-то чётко говорит нам, что мы на севере. У этих мест особый запах, особая атмосфера, даже на обычном шоссе. Зайдёшь на заправку – и вот тебе пережаренный завтрак и вонючий табак. Как будто путешествуешь назад во времени. Лондон меня избаловал. Здесь всё по-другому. Примитивный мир -примитивный народ. В каждом углу страны своё племя.Мы приехали в Манчестер, и Стив паркует машину у своего дома. Совершенно мёртвый район, хотя и в нескольких минутах езды от центра города. Мы с собой ничего не привезли, поэтому усаживаемся в ближайшем пабе. Ещё рано и внутри всего несколько местных, уставившихся в свои стаканы – они расслаблены и задумчивы, поэтому мы выглядим шумными – выделяемся до тех пор, пока не выпиваем по три пинты и не успокаиваемся – хороший будет вечер. Почему-то такое чувство. Работаешь всю неделю, падаешь, выполняешь свои футбольные обязанности, иногда да, иногда нет, но теперь можно отдохнуть и может быть убить несколько клеток мозга.В конце концов за полтора часа мы выпиваем по шесть пинт каждый, и Стив нажрался. Я по нему не определился. Нормальный он или всё же хрен. Чего-то с ним не так. Немного не в кассу парень. Вроде и не дурак, по как бы и не понятно немного. Не знаю, что конкретно, но что-то точно не так. Он отходит и вызывает такси. Паб наполняется – в основном пары в возрасте. Забавный народ, нормальный в основном. Все принаряженнные, обычно северяне любят принарядиться на выход. Люди они достойные, и я думаю, что если бы мы сидели в кабаке, полном скаузеров, го они гоже были бы ничего. Мы растягиваем последнюю пинту – подъезжает такси, чтоб отвести нас в город.– Тёлок здесь полно, ничего себе такие, – говорит Род, расплачиваясь за пиво. Мы в шикарно отделанном пабе с зеркальными стенами и кожаными стульями. – Кто-то из них получит дозу Челси сегодня. Порцию лондонской инфекции.Я соглашаюсь с ним, паб и вправду забит. Но все они какие-то слишком хорошенькие, студентки, наверное. Я бы скорее отведал сегодня настоящей северной толстушки, чем связываться с этими надувными куклами. Мне хочется стопроцентного Манка. А музыка здесь ничего, и пиво дешёвое, так что мы приседаем, пытаемся вычислить фанатов Ман Ю и Сити, но этих больше беспокоят их наряды, чем битвы. Детки не хотят портить свои костюмчики. Ёбаные козлы – все как один думают, что они Пончик Пит, и это глупо, на самом деле, таких мудаков следует вернуть в реальность пинками под зад. Дать им понюхать выхлопов английских городов. Но там, где нет сопротивления, нет нападения, не хочется связываться. Хочется конфликта, а не послушного мудозвонства от этих ослов, которые ненавидят насилие, а в разговоре – оно на каждом шагу.Я замечаю одного разговорчивого чела у стойки бара с компанией своих друганов. Нарядился как клоун, понятно, думает он такой вот подарочек, покажет свою крутизну сегодня – суббота, вечер – пойдёт в какой-нибудь модный клуб впечатлять тёлок, уверенных, что круто – это когда у тебя короткая стрижка и дорогая одежда. Мудила. Я с ним, пожалуй, точно разберусь, но поскольку я пока под контролем, ясно, что время ещё раннее, и меня повяжут в минуты. Надо работать чётко, точечно, выбрать правильный момент. Не имеет смысла лажиться. Это дело приватное, и публика тут не нужна– Выбрать время и место – это я умею неплохо. Захочет поссать, тут мы ему, родному, головку и расколем на две половинки.– Ну вот, я, значит, прихожу в больницу, ну и мужик этот говорит: снимай штаны. Смотрит немного, а потом начинает тереть вокруг члена у меня, – Марк нажрался и теперь рассказывает, как ходил в венерическую больницу. – А я думаю, ёбнуть ему? Голубой, что ли? А у него точно проблемы какие-то, потому что начинает мне рассказывать про жену и детей, туда-сюда. Какие у него детки славные, как в школе учатся хорошо, ну и там всё такое про семейные дела. Типа, выучатся – пойдут по стопам отца, врачами станут.– По-моему, лучше сдохнуть от триппера, чем давать яйца трогать свои какому-то доктору, ну только, конечно, если врач не тёлка, – смеётся Род и проливает на себя пиво, потом на пол – повсюду. – Лучше я сам себе яйца буду чесать и от пива не отказываться.– Не, ну это ж работа, так? Это же не то, что какой-нибудь пидор пытается тебя закадрить. Так вот, ничего у меня не нашли, хотя мне потом ещё анализы сдавать, на следующей неделе. Он мне говорит: смотреть надо, куда вставляешь, ну не то что так и сказал, но примерно, и я подумал про эту тёлку худую, с которой трахался – тугая попалась, там без крови не обошлось. Так СПИД и подхватываешь.Разговорчивый парниша, которого я подметил, ставит свою бутылку на стойку и валит в сортир. Я следую за ним через бар. В ушах гремит музыка, какая-то старая мудотня от Happy Mondays, что-то в этом роде, по я слышу его голос .Я замечаю выёбистость на его лице. Мудила. Возомнил о себе. Я захожу в сортир, он стоит и ссыт, наклонился над писсуаром, наслаждается своим видом. Рядом ещё один мужик, застёгивается, готовится на выход. Я делаю вид, что мою руки. Когда он выходит, я подхожу к мудиле у писсуара, хватаю его за кудри и бью черепом о стену что есть мочи. Тяжёлый звук – кость о бетон. Я тяну его башку назад и бью мордой о кафель. Я чувствую, как он дрожит. Ноги у него под-. нашиваются и он валится в лужу мочи на полу. На стенах -кровь, охуенно красивый узор. Бедный ребёнок – пиздец ему, и одежде его пиздец. Кровь и моча, знаменитый британский коктейль. Национальный символ. Я выхожу и говорю остальным – мы уходим, я только что сделал манкского мудилу. Мы резко выходим из паба.Манчестер в движении, в городе особая атмосфера. Я чувствую себя лучше. Естественный баланс восстановлен. Козлина своё получил. Надеюсь, башку я ему раскроил, и :юов будет глубокий. И что доктор швы запорит. Но надо спешить, и через десять минут мы уже в другом пабе, получше, чем предыдущий, и у стойки пара красавиц. Хорошо сложены. Для конкретной цели. Напоминают мне «Письмо к Брежневу», хотя там были скаузеры, я забыл, а манки ненавидят скаузеров, а скаузеры, как бы, передовики в воровском деле. С этими двумя надо за деньгами присматривать.Я наклоняюсь через одну из девчонок и заказываю четыре пива. От неё сильно пахнет духами, и она хихикает вместе с подружкой, даже и не пытаясь отодвинуться. Я прислоняюсь к ней ещё ближе – качает слегка от пива, испытываю её – ни сантиметра в сторону, всё ясно, время пошло. Я чувствую её груди сквозь тонкую ткань блузки – на ней бюстгальтер с низким вырезом. Я возбуждаюсь от запаха и прикосновения.– Ещё немного, и я тебя грудью накормлю, – говорит она с улыбкой, напомаженные губы расплываются по её лицу. Её подружка смеётся и давится напитком.Они слышат наш акцент и понимают, что мы из Лондона -это их не тревожит. Они бывали у нас, но хреновый, считают, город – сплошные позёры. Дорого везде, а в клубах полно малолеток. Девчонка с пахучими духами и страстными сосками, кажется, верняк. Стив пытается кадрить её подругу. Времени зря не тратит. Хотя бы это надо признать. Несёт чушь про то, как он любит Манчестер, и какая Лондон помойка, и хотя мне вообще-то надо бы сосредоточиться на моей тёлке, мигающей на меня глазами, как это женщины обычно делают, когда выпьют, Стив меня раздражает, даже не замечая того, и всё – лишь бы снять тёлку.Меня не обижают подколы девчонок, потому что к концу вечера верх всяко возьму я, и, в общем-то, всё без зла. Но Стив как-то не по делу. Если в пабе сейчас был моб парней незнакомых и они бы поносили Лондон или ещё хуже того Челси, мы бы с ними разобрались не задумываясь. Но с девчонками можно не обижаться, наверно, потому, что женщины всё-таки, какое-то невольное уважение, глубоко заложенное, сохраняется, хотя и похоронено под грудой шуток и оскорблений. Стив – родственник моего друга, поэтому приходится придерживаться правил, но, если честно, он может переборщить. Немного скользкий тип. Но он двоюродный брат Марка, так что я вынужден молчать.– Я рад, что уехал из Лондона и здесь осел. Люди здесь проще, и сумасшедших на улицах поменьше. Здесь люди слушают друг друга, разговаривают, и дешевле всё, можно себе больше позволить. Люди настоящие. Не грузятся по поводу имиджа и денег.Я замечаю, как Род посмотрел на Стива, услышав, о чём он говорит. Он смотрит на меня, и понятно – думаем мы об одном и том же. Может он, конечно, и прав в чём-то, но всяко-разно зачем своим бить по яйцам? Правда обычно горька но ты всё равно не предаёшь своё, чтобы тебе про это своё не говорили. Может Стив и живёт в Манчестере шесть дет уже, но он родился и вырос в Лондоне и связь эта останется навсегда.Это как индусы в Саутхолле. Можно над ними издеваться время от времени, но они-то точно не станут обсирать Индию, потому что они в Англии. Они не откажутся от карой ради фасоли с тостом. Они в состоянии и уважение проявить, и свои привычки сохранить. Человек всегда будет придерживаться своих привычек, но где-то внутри души ты всё равно понимаешь, что к чему, а Стив просто облажался в моих глазах. Он похож на этих козлов, которые постоянно издеваются на Юнион Джеком – мол, это флаг непонятно чего. И у них у всех один и тот же акцент, все одни и те же политубеждения. Пафосный акцент и пафосные политубеждения. Называют себя интеллектуалами, а на самом деле – аутсайдеры, у которых нет родины.Стив, наверно, тоже один из таких юродивых. Хотя я и сомневаюсь, что у него есть политические убеждения. У него одно политубеждение – кончить. Но это такая же херня, как и лекции мудозвонов о том, что они знают, но никогда сами не делали. Стив придерживается политики обещаний чего угодно и опускания чего угодно, лишь бы трахнуть пьяную тёлку, которая перепихнётся с кем угодно – потому что это вечер субботы. Стив просто исполняет общественные обязанности. Суббота, вечер. Парни трахают тёлок. Тёлки трахают парней. Говорят всё, что хочешь, ради конечной цели. У парня просто нет гордости. Самоуважения. Ничего. Один из тех, кто хочет произвести впечатление, когда за душой – ни хрена. Будет говорить всё, что хочешь, делать всё, Что хочешь. Ещё один хуй в мире, забитом такими же, как бочка селёдкой.Я допиваю своё пиво. Марк заказывает ещё у стойки. Я думаю про себя, какой же мудак его двоюродный брат, думаю, сказать ему это по секрету или нет, но пока, наверное нет – мало выпили. Стив – фанат, но только когда погода ничего. Он пристроится ради компании, когда команда неплохо играет, но его и след простывает, когда она проигрывает. Он приедет в Энфилд, потому что ехать недалеко, и он будет реветь-фанатеть со всеми, потому что все так делают, но больше от него не дождёшься.– Хуже всего в Лондоне – это места типа Брикстона. Идёшь по нему и непонятно, как будто в Нью-Йорк попал. Опасное место, женщине там затемно одной лучше не появляться.Я смотрю ему в затылок, пока он ваньку валяет, и он начинает заходиться, потому что он уже опускал Мосс Сайд и Хьюм по той же причине, когда мы были в Энфилде. Не знаю, может мне и не стоит так заводиться. Может, дело во мне. Ну, напился парень, чешет языком. Пусть себе чешет. Зачем мне беспокоиться о том, что он несёт ради того, чтобы трахнуть тёлку. Но потом я думаю о футболе, и о том, как ты проходишь через всё ради него, и о том, что за футболом что-то стоит – верность, может быть, а этот вот – он этого не понимает. Я иду поссать.Я стою, прижавшись головой к стене, и опускаю пиво на свободу. Вспоминаю этого скользкого мудака в предыдущем пабе. Сейчас он, наверно, в больнице. А вдруг я его убил – может быть, и я начинаю думать, каково это сесть лет на двадцать. Когда тебя натягивают и каждое утро заставляют выносить парашу. Возят по всей стране от тюрьмы к тюрьме. А ты стараешься вести себя тихонько, чтобы скостили срок, и всё это время терпишь, держишься, хотя так хочется замочить кого-нибудь до смерти, чтобы снять напряжение. Я застёгиваю ширинку и мою лицо в раковине. Я заведён больше обычного и не могу понять причины. Вроде намечается трахач, я был на Челси, хоть мы и проиграли, плюс в качестве бонуса дал по башке манкунианской козлине. Все равно Хочу вырубить Стива, но понимаю, что не получится, потому что он двоюродный брат Марка, а Марк – мой хороший друг. Он просто красавец. Мы дружим годы. То же и с Родом. Тоже красавец. И тот и другой снимут последнюю рубаху ради тебя. Мы стараемся держаться вместе и помогаем друг другу. Холодная вода даёт мне возможность прийти в себя, и я опять под контролем. Иду назад в Сар п беру пиво – Марк только принёс.– Ты идёшь к нам домой? – девчонка, с которой я болтал прислоняется ко мне и слегка трёт плечом. Она уже договорилась со своей подругой. – Мы могли бы куда-нибудь еще пойти, но я напилась.– Можем ко мне пойти, – перебивает Стив. – Это близко. Можем взять такси. Я заплачу, если что.– Нет, мне эти групповые варианты не нравятся.Я смотрю на неё и думаю, она, наверно, боится, что мы какие-нибудь больные – групповые насильники или ещё чего.– Ничего личного.Она смотрит мне прямо в глаза, серьёзный взгляд, красивое лицо.– Девчонкам надо быть осторожными в наше время. Вокруг полно чудаков. Ошибёшься с выбором, порежут тебя на кусочки и разбросают по всему Манчестеру и пригородам.Стив качает головой и отворачивается.– Ты идёшь или нет?Она встаёт и ведёт меня за руку к двери. Я говорю парням, что встретимся завтра на вокзале в двенадцать.Она прижимается ко мне, и мы уходим. Холодная ночь, и я забываю про своих ребят, а она, кажется, не очень беспокоится о подружке. Слишком пьяна для этого. И для того, чтобы думать. Для того, чтобы спорить с ещё одной пьяницей. Дорога кажется бесконечной, хотя проходит только десять минут, и вот я уже в темноте пробираюсь через два лестничных пролёта. Свет не работает, но когда открывается Дверь, мы оказываемся в тёплой квартире с приятными обоями и сиреневым ковром. Но у меня не получается насладиться обстановкой – она ведёт меня в спальню, даже для проформы не предложив мне чего-нибудь выпить, не устраивает обычного ритуала с чашечкой кофе на фоне бестолковой музыки. Мы срываем одежду, и я даже не успеваю прийти в себя от нахлынувшего в голову избытка пива – начинаем стучать собою по кровати, которая, по-моему, пробьёт сейчас пол.Она хороша в деле, хотя странно, ведь я пьян, пиво действует и проходит порядочно времени, прежде чем я кончаю и сваливаюсь в потный ком белья. Мы оба измотаны алкоголем и сексом, и следующее, что я вижу – утро, и она подаёт мне кофе. Говорит мне, что я должен быстренько выпить и уйти через пятнадцать минут. Не обижаться, просто её мама с племянницей должны вот-вот подъехать. Я чувствую себя неплохо и вполне в настроении ещё поиграться с девчонкой, теперь уже на трезвую голову – но всего в жизни не успеть, к тому же вчера было отлично, гораздо лучше, чем обычно по пьянке.Я сижу на скамейке, читаю в газете про футбол около получаса в ожидании Рода и Марка. Они приходят, вид у них разбитый и на меня они смотрят с подозрением. Мол, наверное, на славу вчера с этой тёлкой душу отвёл. Я и вправду хорошо себя чувствую. Готов ехать в Лондон, домой. Род идёт купить стакан чаю, Марк остаётся рядом со мной на скамейке. Качает головой. Кажется, недоволен жизнью.– Приеду домой – мне конец, – он протягивает ноги и пинает пачку из-под сигарет. Мажет и ударяется пальцем. Матерится. – Этот мой братан Стив. Я его сделал вчера. Он уговорил эту тёлку, подругу твоей, с которой ты ушёл, пойти к нам домой. Я с Родом лёг в гостиной. В три ночи он в полотенце будит нас и говорит, идите в спальню, ебите её. Я ему говорю, иди на хрен, я не извращенец. Но я всё равно, как бы думаю, что он прикалывается, а потом слышу кто-то плачет, как ребёнок. Я встаю, иду посмотреть, а он, оказывается, её избил. Она сидит на кровати, дрожит вся, оба глаза подбиты, на простыне кровь, а он орёт, что она падший ангел и получила по заслугам. Я просто взбесился. Отхерачил его по полной. Терпеть не могу таких вещей. Девчонка мучилась. Он к концу разборки был в усрач обработанный, девчонку мы на такси домой отправили. Стива мы утром у него бросили, я ему сказал вызвать себе скорую. Я этому уроду помогать не собираюсь. Если он у меня на пороге хоть раз появится, замочу суку. Паршивая овца – всё стадо… Подходит Род и садится с нами. Отпивает чай и дует на пар. Смотрит на меня вопросительно, мол в курсе я, что случилось? Развожу руками. Я знал, что с парнем точно что-то не так. Если он такие вещи при свидетелях делает, то что без них, интересно. Первый и последний раз с ним встречаюсь – искренне надеюсь.– Ты упустил неприятный момент, – говорит Род.– Мне конец, когда в Лондон приеду. Он полиции не скажет, а вот мамаше, наверно, пожалуется. Может нет, не знаю. Противно. Я его с детства знаю, хотя часто и не встречались. Я и понятия не имел, что он такой. Надеюсь, он не будет говорить никому, что это я его сделал. Моя тётя – Дорин – странная женщина. Она на меня Бога напустит, если узнает, что я её Стиви тронул.