Текст книги "Ночь иллюзий"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– ...Как это – потерял его? – спрашивал Носатый.

– Говорю же: возник фактор непредсказуемости! Пошли помехи. – Это было сказано тонким, высоким голосом.

– Верните его обратно!

– Не понимаю я этого. Регенерация произошла вовремя...

– Подумайте обо мне! – раздался голос, не совсем похожий на голос Сенатора. – Я не могу больше испытывать того, что случилось в последний раз.

– Неважно, что вы можете иди не можете испытывать! Вы знали, на что шли.

– Неужели! Даже Профессор не знает, что происходит!

– Не называйте меня профессором, Барделл!

– Джентльмены, давайте не терять из виду объект. Все остальное второстепенно.

Возникло довольно длительное молчание. Я едва дышал и пытался прочесть мысли через окно. Или я не смог этого сделать, или там никого не было. Я нашел дверь в комнату за окнами и открыл ее. Комната выглядела так, будто она пустовала долгое время. В стенном шкафу было три погнутых крючка для пальто и немного коричневой бумаги на полке. И несколько дохлых мух. Дверь в соседний офис была забита досками. Я проверил доски, что-то звякнуло, и стена отъехала назад, брызнул золотой свет. Я спрятал крошечный пистолет и шагнул на широкую улицу, выложенную разноцветной плиткой.

XVII

Прищурясь, я глянул в небо. От солнца исходил желтый свет. Был полдень приятного летнего дня. Никакого снегопада. Капля воды побежала по подбородку. Я прикоснулся тыльной стороной ладони к лицу; кожа была холодной, как замороженная рыба.

– Фальшивые деньги, фальшивый Сенатор, фальшивая погода, – сказал я. Или, может быть, и это все фальшивое? Может быть, я в большой комнате с небесно-голубым потолком и с имитацией солнца.

– Может быть, – согласился я. – Но остается вопрос – почему?

– Сенатор знает ответ, – сказал я.

– Наверняка – но заговорит ли он?

– Когда я начну бить его фальшивой головой об этот фальшивый тротуар, он заголосит, как три канарейки,– я произнес это с меньшей уверенностью, чем чувством.

– Но сначала ты должен поймать его.

– Ничего. Он не ускользнет от острого глаза Флорина – Мастера Сыска если, конечно, я не наступлю на собственный шнурок или не растеряю злость.

– Замечаешь ли ты признаки разочарования? Не устал ли еще от всех этих трюков, а. Флорин?

– Вся беда в этих трюках. Они надоели. Боже! Как они надоели!

– Проверь парк.

Я посмотрел на противоположную сторону широкой улицы, где был парк с мягкой, как пух, зеленой травой между высокими пушистыми деревьями. За ними неясно вырисовывались высокие загадочные здания, сверкающие белизной. Автомобиль на громадных колесах вывернул из-за угла и направился в мою сторону. Он был легким, как кабриолет без лошади, с закругленными углами, выкрашен в нежно-фиолетовый цвет и разрисован сложным орнаментом из золотых линий. Сидящие в нем мужчина и женщина глядели друг на друга, в то время как кабриолет двигался сам. Они были одеты в тонкие, как паутинка, одежды с цветными пятнами. Резиновые шины издавали мягкий шуршащий звук, проезжая по плитке.

– Я знал, что Генри запланировал большой сюрприз на тридцатой минуте, но такого не ожидал, – сказал я и осознал, что не просто рассуждаю вслух, но и жду ответа. Что бы там ни использовал Сенатор' для "ерша" в моем пиве, но побочных эффектов от этого получилось больше, чем после шести месяцев гормональных инъекций, и, возможно, включало галлюцинации с фиолетовыми экипажами, катящимися по улицам под солнцем в два раза больше и в три раза ярче, чем наше.

Самое время было завернуть куда-нибудь и избавить свой организм от этой штуки. Я направился к самому большому кусту, обогнул его и почти столкнулся с Сенатором.

Его голова дернулась.

– Вы! – сказал он без удовольствия в голосе. – Что вы здесь делаете?

– Прошу прощения, я задремал, пока вы говорили, – сообщил я. – Невежливо с моей стороны. Как поживает простреленное ребро?

– Флорин, вернитесь! Быстро! Вы не должны быть здесь! Это все ошибка!

– Что это за место. Сенатор? Он попятился от меня.

– Я не могу вам сказать. Я не имею права даже разговаривать на эту тему.

– Извините мою настойчивость, – сказал я и попытался схватить его за шиворот, но он отпрыгнул назад, увернулся и рванул прочь. Я начал преследование, пользуясь заимствованными у кого-то ногами и буксируя голову размером с дирижабль на конце стофутового кабеля.

XVIII

Это была странная погоня по извилистой гравийной дорожке. Мы пробегали мимо фонтанов, выбрасывающих звенящие струи чернил в кристально-чистые пруды, мимо цветочных клумб, похожих на мазню флуоресцирующей краской, мимо деревьев с гладкой полированной корой и листвой, подобной античным кружевам. Он бежал тяжело, опустив голову и работая ногами до Изнеможения; я плыл за ним, наблюдая, как он уходит дальше и дальше. Затем он прыгнул через живую изгородь, но зацепился и все еще катился по земле, когда я оказался на нем. Он был крепким парнем, силы у него хватало, но он не знал, как ею воспользоваться. Парочка солидных хуков в челюсть стерла блеск с его глаз. Я удобно уложил его под тем, что выглядело как можжевельник, если не считать малиновых цветов, и занялся восстановлением дыхания. Через некоторое время он заморгал и сел. Затем увидел меня и помрачнел.

– Нам необходимо немного побеседовать, – сказал я. – Я запаздываю на два парадокса и одно чудо.

– Ты идиот, – прорычал он. – Ты не знаешь в какую петлю сунул голову.

– Вот мне и хочется узнать, – сказал я. – Между прочим, расскажите-ка еще раз, что такое "Ластрион Конкорд"

Он фыркнул.

– Никогда не слышал о такой фирме.

– Жаль, – сказал я. – Наверное, это моя фантазия. Она посетила меня в том же месте, где и... – я вынул плоский пистолет, который взял из сейфа. – Может быть, это тоже фантазия?

– Что это значит, Флорин? – сказал Сенатор напряженным голосом. – Ты изменил мне?

Теперь была моя очередь усмехаться ленивой улыбкой.

– Бросьте, Сенатор! Кого вы думаете одурачить? Он остолбенел.

– Почему я должен обманывать тебя?

– Ну, хватит, хватит! Визитеры ночью, разукрашенная приемная, намеки на темные дела в недалеком будущем. И детали были хороши: фальшивые официальные документы, фальшивые деньги, может быть, даже фальшивый пистолет.

– Я подбросил его на ладони.

– Это двухмиллиметровый игломет, – сердито, а отчасти и испуганно произнес он.

– Да, детали были хороши, – продолжал я. – Как взятый напрокат смокинг. Вот я и отправился разузнать, к чему весь этот маскарад.

– Я ни в чем не замешан, – сказал Сенатор. – Я умываю руки. Я не хочу участвовать в этой афере.

– А вторжение?

Он посмотрел на меня и нахмурился.

– Вторжения нет, а? – сказал я. – Жаль. Меня заинтересовала идея. В этом были кое-какие возможности. Что дальше?

Он задвигал желваками на скулах.

– А, черт, – решился он, скривившись. – Мое имя Барделл. Я актер. Я был нанят для имперсонификации Сенатора.

– Для чего?

– Спроси того, кто меня нанимал, – сказал он злобным тоном и, видимо, ощутил боль в челюсти.

– Чувствуется, да? – сказал я. – Я был должен тебе пару оплеух за пиво. Оно обошлось бы тебе в одну, если бы оказалось без наркотика.

– А ты крепкий парень. Эта доза должна была успокоить тебя до тех пор, пока... – Он оборвал себя. – Не обращай внимания. Я вижу, мы допустили ошибку в самом начале.

– Так начни сначала.

Сенатор посмотрел на меня и ухмыльнулся. Он издал короткий смешок.

– Флорин. Железный человек. Флорин – бедный, ничего не подозревающий простак, который позволяет связать себя архаичным призывом к долгу. Они снабдили его одеждой, гримом, крошечным устройством за ухом, чтобы провести его через трудные и опасные места. И что же он делает? Он пробивает в этом плане дыру такого размера, что через нее может пройти симфонический оркестр.

– Похоже, что у вас все концы, – сказал я.

– Не поймите меня превратно. Флорин, – сказал он. – Черт, неужели до вас все еще не дошло?

– Он постучал по бугорку за ухом. – Здесь близнец вашего. Я был пойман тем же способом, что и вы.

– Но кем же?

– Советом.

– Продолжайте, у вас прекрасно получается.

– Хорошо. У них были планы: теперь очевидно, что они не сработали.

– Не заставляйте меня уговаривать вас, Барделл. Я из тех людей, которые любят слушать.

– То, что я могу рассказать, не сделает вас счастливым.

– А вы попробуйте.

Он хитро посмотрел на меня.

– Позвольте мне вместо этого задать один вопрос, Флорин: как вы добрались из вашего номера в довольно-таки заурядном отеле, до Дома Правительства? И по этому же поводу: как вы попали в отель?

Я стал припоминать. Ничего. Вспомнил номер. Попытался вспомнить детали регистрации, лицо коридорного...

Должно быть, я позволил соскользнуть маске игрока в покер с моего лица, потому что Барделл оскалил зубы в беспощадной усмешке.

– А вчера, Флорин? Что-нибудь о вашем последнем деле? О ваших старых родителях, долгих счастливых годах детства? Расскажите мне о них.

– Это, наверное, действие наркотика, – сказал я, чувствуя, каким неповоротливым становится язык.

– В воспоминаниях Флорина, кажется, есть немало пробелов, – презрительно усмехнулся экс-Сенатор. – Как называется ваш родной город, Флорин?

– Чикаго, – сказал я, произнося название как будто на иностранном языке. Сенатор выглядел озабоченным.

– Где это?

– Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, если только вы не передвинули его.

– Лос-Анджелес? Вы имеете в виду Калифорнию? На Земле?

– Вы догадались, – сказал я и сделал паузу, чтобы облизнуть губы сухим носком, который обнаружил на том месте, где обычно находился язык.

– Это кое-что объясняет, – пробормотал он. – Возьми себя в руки, приятель. Тебя ожидает нечто забавное.

– Валяй, – сказал я.

– Мы не на Земле, мы на Грейфеле, четвертой планете системы Вулф-9 в двадцати восьми световых годах от Солнца.

– Это, действительно, занятно, – сказал я, и мой голос был пустым, как игрушка на рождественской елке. – Выходит, не нас оккупирует чужая планета, а мы оккупируем ее?

– Вы не обязаны верить моим словам, Флорин. – Разбитая губа, а может быть что– то другое делало его голос не совсем ясным. – Посмотрите вокруг. Похожи ли эти растения на земные? Разве вы не заметили, что сила тяжести на восемнадцать процентов меньше, а воздух больше насыщен кислородом? Взгляните на солнце: это диффузный желтый гигант.

– Хорошо. Моя старая мама, если у меня была старая мама, всегда учила меня смотреть правде в глаза. В этом вы мне здорово помогаете. Кто-то взял на себя массу хлопот как на транспортировку меня к месту, называемому Грейфел, так и на постройку достаточно убедительных декораций. Должна существовать причина для всего этого, не так ли?

Он посмотрел на меня, как хирург смотрит на ногу, которую необходимо ампутировать.

– Вы не ведаете, что творите. Вторгаетесь в нечто недоступное вашему пониманию. Сущность не является тем, чем она кажется...

– Не рассказывайте мне о том, чего не существует, говорите о том, что есть.

– Я не могу этого сделать. – Он что-то вертел в руках: с блестящими кнопками и хрустальной петлей наверху, на которую трудно было смотреть. – Я был терпелив с вами. Флорин, – сказал он, но его голос ускользал от меня, слова вылетали быстрее и быстрее, как пластинка не на тех оборотах.

Моя голова запульсировала болью. Я пытался ухватить ускользающий силуэт, но он растаял. Я увидел вспышку в солнечных лучах и услышал голос, раздающийся из-за холмов:

– ...извини. Флорин...

Затем фиолетовая темнота взорвалась, и я очутился в самолете, упавшем в пучину, полную затихающего грома.

XIX

– Мистер, Флорин, – говорил легкий сухой голос, – вы создаете проблемы для всех нас.

Я открыл глаза, и славный парень со змеиной головой улыбнулся мне безгубой улыбкой и выдохнул фиолетовый дым из безносых ноздрей, сверкая глазами без век. Он развалился в шезлонге, одежда его состояла из открытого жакета, сшитого из оранжевых полотенец, и оранжевых шортов. Цвет их напоминал мне о чем-то, что я никак не мог ухватить.

– Это кое-что, – сказал я и сел на стул. Между нами был стол под бело-синим зонтиком. Позади террасы виднелась полоска белого песка, похожего на пляж, но не было моря.

Я старался не смотреть на блестящие серебристо-фиолетовые бедра, ребристую бледно-серую грудь с крошечными малиновыми пятнышками, на ступни толщиной с палец в сандалиях с широкими ремнями. Он заметил, что я гляжу на него и издал мягкое кудахтанье, которое, видимо, означало смех.

– Извините меня, – сказал он. – Я нахожу ваше любопытство поразительным. Я подозреваю, что в момент вашего растворения вы вытягиваете шею, чтобы раскрыть состав растворителя.

– Это просто безобидная эксцентричность, – сказал я. – Такая же, как ваши вкусы в одежде.

– Вы превозносите свой самоконтроль, – сказал он не столь искренне, как прежде. – Но что если перед вами предстанут аномалии настолько грандиозные, что ваше сознание будет не в состоянии ассимилировать их? Сохраните ли вы тогда хладнокровие? – он поднял руку, щелкнув пальцами. Лавина огня окутала его; его улыбка пульсировала в горячем мерцании, языки пламени бушевали вокруг меня. Я не сдавал позиций частично из-за того, что был парализован, а частично из-за того, что не верил в реальность увиденного. Он снова щелкнул пальцами и вокруг нас была уже зеленая трава, и солнце сверкало на поверхности в десяти футах над нами. Маленькая рыбка осторожно проплыла между нами, и он небрежно отмахнулся от нее и снова щелкнул пальцами. Падал снег. Толстый слой его покрывал стол, голову моего визави. Дыхание его украшалось ледяными хрусталиками.

– Ловко, – сказал я. – А хороши ли вы в трюках с картами? Он смахнул лед и сжал пальцы.

– Вы не поражены, – сказал он обыденным голосом. – Манипуляции со Вселенной ничего не значат для вас?

Я деланно зевнул. Значит, это была не фальшивка.

– Со Вселенной? – сказал я. – Или со мной?

– Вы удивительная натура, Флорин. Чего вы хотите? Что движет вами?

– Кто спрашивает меня об этом?

– Можете называть меня Дисс. Представьте себе... существуют иные заинтересованные стороны, кроме тех, которые вам хорошо известны. Вы играете на гораздо большей сцене, чем до сих пор представляли себе. Поэтому должны вести себя осторожно.

Я зевнул еще раз.

– Я устал. Мне нужны сон, пища, любовь – все, кроме общения с таинственными жуликами, которые делают намеки, что в недалеком будущем предстоят великие свершения и что самое выигрышное дело – не совать нос куда не надо. Кто вы, Дисс? Кого вы представляете? Действительно ли вы выглядите как Александр Македонский в шкуре крокодила или это только мое видение, страдающее разлитием желчи?

– Я представитель определенных сил в Космосе. Моя наружность не имеет значения. Самого факта моего существования достаточно.

– Барделл говорил что-то о вторжении.

– Слово, обозначающее примитивный взгляд на действительность.

– Что вы оккупируете? Землю или Грейфел? Я получил удовольствие, заметив, как дернулась его голова.

– Что вы знаете о Грейфеле, мистер Флорин?

– Ну, находитесь в системе Вулф-9, в 28 световых годах от старого доброго Чикаго. – Я выдал широкую счастливую улыбку. Он нахмурился и потянулся почти небрежно за чем-то на столе. Я начал быстро подниматься, но лампа-вспышка, размером с небо, мигнула и погрузила все в темноту, чернее, чем в закрытой банке с краской. Я рванулся через стол, мои пальцы ухватили что-то горячее, как духовка, и скользкое, как сырая печень. Я услышал взволнованное шипение и снова схватил, но уже что-то маленькое, тяжелое, сложной формы, что отчаянно сопротивлялось и затем освободилось. Раздался сердитый вопль, слова, которые произносились быстрее, чем я был способен разобрать, затем ослепительный взрыв.

XX

Она сидела напротив, закутанная в старое поношенное пальто с жалким облезшим воротником. В глядящих на меня глазах было вопросительное выражение.

– Не говори мне ничего, – произнес я таким голосом, что даже мне самому показалось, что я пьян. -Я сидел здесь с закрытыми глазами, напевал старые хоровые матросские песни на нелитературном амхарском; поэтому ты присела, чтобы посмотреть, все ли со мной в порядке. Со мной не все в порядке. Со мной далеко не все в порядке. Я так далек от того, чтобы быть в порядке, что дальше некуда.

Она попыталась сказать что-то, но я оборвал.

– Давай пропустим все остальные строчки; перепрыгнем сразу к тому месту, где ты говоришь, что я в опасности, а я отправляюсь в ночь в конном строю, чтобы еще раз сложить голову.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать.

– Я имею в виду, что мы сидели и толковали об этом раньше. Все сущее чем-то представляется. Обычно не тем, чем является на самом деле. Кем являешься ты? – я потянулся через стол и взял ее за руку. Она была холодной и гладкой и не шевельнулась, когда мои пальцы сомкнулись. Я сказал: – Слушай внимательно, Курия. Я знаю, как тебя зовут, потому что ты сказала уже мне об этом. Сидя на этом самом месте... – Я остановился и обвел взглядом комнату. Она была отделана сосновыми панелями, лак от них почернел от времени и грязи. Вывеска на стене приглашала меня пить пиво "Манру".

– ...или почти на этом месте. Ты сказала, что пришла по пригла...

– Ты имеешь в виду телефонный звонок?

– 0'кей, телефонный звонок. Или почтовый голубь. Это неважно.

– Флорин, ты несешь какую-то околесицу. Ты сказал по телефону, что дело срочное.

– И ты примчалась посреди ночи.

– Конечно.

– Кто вы, мисс Реджис?

Она смотрела на меня большими и печальными глазами.

– Флорин, – прошептала она, – ты меня не узнаешь? Я твоя жена. Я хитро посмотрел на нее.

– Да? В прошлый раз ты говорила, что мы раньше никогда не встречались.

– Я знала, что ты перегружен работой. Это было свыше человеческих сил.

– Ты когда-нибудь слышала о месте под названием Грейфел?

– Конечно, это деревушка у озера Вулф, где мы отдыхали прошлым летом.

– Само собой. Глупо с моей стороны. Двадцать восемь миль откуда?

– От Чикаго.

– Еще одно: среди тесного круга наших близких друзей случайно нет рыжего? Она почти улыбнулась.

– Ты имеешь в виду Сида?

– Это Дисс, если прочитать наоборот. Только с одним "с". Надо это отметить. Может быть, это важно.

– Бедный Флорин, – начала она, но я отмахнулся.

– Давай приведем факты в порядок, – сказал я. – Может быть, у нас и нет никаких фактов, но мы их все равно приведем в порядок. Факт номер один несколько часов назад я спал здоровым сном в номере и был разбужен появлением двух мужчин. Они рассказали мне сказку, которая вызывала массу сомнений, но я клюнул. Меня доставили на совещание очень важных персон, которые поведали мне о том, что Сенатор подвержен галлюцинациям, а они желают превратить эти галлюцинации в действительность, чтобы его вылечить. Но у меня ощущение, что фантазии начались до этого. Носатый был частью их. Но тогда я этого не знал. Далее, я спрашиваю себя, что мне известно об их боссе – "Сенаторе". Здесь тоже пустота. Сенатор – кто? Это поражает меня своей нелепостью. А тебя?

– Флорин, ты бредишь...

– Я только начинаю, крошка. Подожди, пока я действительно перейду к основному. Факт номер два: Сенатором является, а может быть, и не является кто-то другой, улавливаешь? Вероятно, актер по имени Барделл. Тебе это имя о чем-нибудь говорит?

– Ты имеешь ввиду Ланса Барделла, телерадиозвезду?

– Телерадио... это интересное слово. Но давай пока отбросим. Как я говорил, этот парень, Сенатор, – очень непоследовательный игрок. Сначала он выдвигает версию запланированного убийства. Затем мы имеем инопланетных оккупантов. В следующий раз он был актером, жертвой похищения, а может быть, подсадным шпионом, точно не могу припомнить, кем именно. Но я продолжал работать и последовал за ним в эту забегаловку, где он напоил меня чем-то, что окончательно выбило меня в аут. Когда я очнулся, передо мной была ты.

Она просто смотрела на меня своими большими, наполненными болью глазами.

– Я не буду задавать дежурный вопрос: что такая красивая девушка делает в подобном месте.

– Ты смеешься надо мной. Почему ты так жесток, Флорин? Я только хочу помочь тебе.

– Вернемся к фактам. Факт номер три. Я пошел по следам и обнаружил пропавшую дверь.

– Имеет ли это какое-нибудь значение сейчас...

– Ты отвлекаешься. Сначала была дверь, потом ее не стало.

– Ты все превращаешь в шутку.

– Мисс, после продолжительного размышления я пришел к выводу, что единственным мыслимым ответом Вселенной – в том виде, в каком она устроена, является взрыв истерического смеха. Но я отвлекаюсь. Итак, я рассказал о двери, которой не было. Я стал ждать. Мой давний помощник, серый человек, вышел из аллеи, и я последовал за ним. Он привел меня в комнату, где никого не было, даже его самого.

– Я не понимаю.

– Я тоже, крошка. Но позволь мне продолжить рассказ. Мне хочется посмотреть, чем все это обернется. Где я остановился? Ах, да, один-одинешенек среди согнутых крючков для пальто. Итак, я бродил вокруг, пока не нашел, с кем можно поговорить. Им оказался парень с головой ужа.

– Флорин... Я поднял руку.

– Не мешай, пожалуйста. Я многому учусь сейчас, только слушай мой рассказ. Например, я только что сказал, что он выглядел как уж, но в первый раз, когда я его увидел, я подумал о питоне. Может быть, я одолею свой невроз. Если я смогу свести его образ к безобидному земляному червю, то с этим можно жить. Забавно, но его идеи напоминали твои.

Она попыталась улыбнуться.

– Да?

– Он также советовал мне не задавать вопросы и плыть по течению. Я сразу же потерял сознание. И догадайся, что произошло? Я вернулся сюда – к тебе.

– Продолжай.

– Ага, наконец-то я привлек твое внимание. Это была вторая наша встреча, но ты не помнишь.

– Нет, я не помню.

– Конечно. Ты предостерегала, что меня ждут неприятности, но я вышел за ними и нашел их достаточно, чтобы опять появиться здесь. Это заставило меня почувствовать себя одним из тех резиновых шаров, которые привязывают к ракеткам для пинг-понга.

– Это была... наша третья встреча?

– Теперь, девочка, ты улавливаешь. Дальше все усложняется. У меня все еще сохранялось желание повидать своего старого босса – Сенатора. На этот раз там была хитрая дверь. Я открыл ее – и неожиданно наступил летний полдень в уютном местечке, где сила тяжести на 18 процентов меньше, солнца слишком много, а деревья похожи на кружевное нижнее белье. Сенатор оказался там. Мы только начали приходить к взаимопониманию, как он вытащил какую-то штуку и улизнул.

Она ждала продолжения, наблюдая за мной.

–Я второй раз увидел Змееголового, Дисса. Он хотел отшлифовать мои манеры и заставить играть по его правилам. Сказал, что является большой шишкой – но приспустил пары, когда я упомянул Грейфел. Он притушил огни, а я потерял сознание...

– И теперь ты здесь.

– Когда я прихожу в себя, ты всегда приветствуешь меня. Этого достаточно, чтобы заставить человека стремиться сюда. Кроме того, я не совсем просыпаюсь. Сначала я там – потом здесь. Но каждый раз мы всегда ближе. Теперь ты – моя жена. Кстати, как мы познакомились?

– Ну, мы познакомились... – Ее лицо внезапно заледенело. – Я не знаю, сказала она таким тихим голосом, что его можно было поместить на кончике булавки.

– Добро пожаловать в мою команду. Начинаю ли я заинтересовывать вас, мисс Реджис?

– Но почему? – от волнения она ухватилась за палец и стала крутить его. Что это означает?

– Кто говорит, что это что-то означает? Может быть, все это лишь игра с неясной целью. Но запутывание их планов приносит мне определенное удовлетворение – если они существуют и если у них есть планы.

– Продолжай, – она смотрела на меня. Ее глаза были прозрачно-зелеными с плавающими в глубине золотыми искорками.

– Например, явно не предполагалось, что я увижу пурпурные деньги с напечатанной на них надписью "Ластрион Конкорд", – сказал я. – А может быть, существовал и другой план. Но затем Рыжеволосый "засветился". Я не могу понять почему. Он побежал, когда увидел меня. После этого я подслушал беседу, которая – в этом я абсолютно уверен – не предназначалась для моих ушей. Громкие голоса, доносившиеся из-за окна. Но от всего этого мало проку.

– Продолжай, Флорин.

– Затем ты опять появилась на сцене. Я не пойму зачем, но чувствую, что ты не являешься частью планов Носатого.

– Нет, Флорин! Пожалуйста, верь мне! Я не являюсь частью ничьих планов это я точно знаю, – закончила она шепотом.

– Затем есть еще Грейфел, – сказал я. – Волшебные ворота в другие миры не укладываются в мою картину мира. Барделл был удивлен, встретив меня. Когда я прижал его, он рассказал мне о вещах, которые, думаю. Носатый бы мне не поведал. А может быть, все это не так. Может быть, меня ведут по каждому пройденному футу. Возможно, существуют спирали в спирали, западни внутри западни...

– Флорин! Прекрати! Ты должен во что-то верить! Ты должен иметь отправную точку. Ты не можешь сомневаться в самом себе.

– Да. Cogito ergo sum. Я всегда стараюсь помнить об этом. Интересно, какова первая мысль сверхсложного компьютера, когда его включают?

– Флорин, не можешь ли ты просто забыть о Сенаторе? Забыть обо всем этом и пойти домой? – Не сейчас, крошка, – сказал я и почувствовал, что начинаю улыбаться. – Возможно, не пошел бы и раньше, а сейчас определенно нет. Потому что они сваляли дурака.

Она ждала. Она знала, что это еще не все, Я раскрыл ладонь, которая была крепко сжата последние четверть часа и посмотрел на устройство, которое держал. Оно было маленьким, с выпуклостями и отверстиями, с блестящими точками, сверкавшими в тусклом свете.

– Я отобрал это у Змееголового, – сказал я. – Это означает, что Змееголовый все-таки существует.

– Что это?

–Доказательство. Я не знаю чего. Но у меня такое чувство, что они очень не хотели бы видеть его в моих руках.

– Куда ты пойдешь?

– Обратно. Туда, куда они не хотят, чтобы я шел.

– Не делай этого. Флорин! Пожалуйста!

– Извини. Пробивать головой кирпичную стену – вот мой стиль.

– Тогда я иду с тобой.

– Раньше ты всегда позволяла мне уйти. Что изменилось?

– Так мы идем?

– Это новый поворот, – сказал я. – Может быть, это хорошее предзнаменование.

Снаружи холодный ветер гулял по пустынной улице. Она обхватила себя руками, что я охотно сделал бы за нее.

– Флорин, так холодно, так одиноко...

– Только не со мной. – Я взял ее за руку и почувствовал, как она дрожит.

XI

Магазин готового платья был все еще на месте, кондитерская тоже; но теперь между ними было большое свободное пространство, полное сухих стеблей, ржавых банок и битых бутылок.

– Тес, – сказал я. – Не обращай внимания на детали. – Я двинулся дальше, туда, где была вращающаяся дверь.

Она исчезла.

На ее месте была разрисованная приемная с картинками, которые мог бы иметь в своей берлоге отставной бухенвальдский охранник. Но без двери. И даже без места, где она могла бы быть. От этого моя голова снова стала пульсировать. После третьего толчка, сверчок в моем ухе перестал потирать крылышками и произнес:

"Хорошо. Флорин. Жди событий".

– Что это? – спросила девушка.

– Ничего: просто приступ ишиаса, – сказал я и пощупал кожу за ухом. Кажется, никакого маленького розового приборчика там не было. Итак, теперь я слышу голоса уже без помощи технических приспособлений. Это не такой уж невиданный трюк: множество психопатов могут исполнить его без труда.

Мы прошли дальше к арке, за которой была ветхая галерея, вся в паутине. Я попробовал открыть первую дверь и вошел в комнату, которую видел раньше.

Толстый ковер исчез, тяжелые занавеси отсутствовали, оштукатуренные стены покрылись трещинами и пятнами. На полу валялись смятые газеты, будто на них кто-то спал. Из мебели – только покосившийся стальной скелет того, что, возможно, когда-то было кожаным диваном. Дверца сейфа, слегка заржавевшая, была полуоткрыта, как тогда, когда я ее видел в последний раз.

– Тебе знакомо это место? – шепотом спросила мисс Реджис.

– Это бывшее убежище моего старого приятеля Сенатора. Одна лишь проблема: расположено оно в шестидесяти милях отсюда, в большом доме с множеством лужаек, и заборов, и сотрудников службы безопасности. Или это так, или меня возили на грузовике в течение трех часов.

Я заглянул в сейф; там ничего не было, кроме пыли и разорванного конверта с пурпурной почтовой маркой, адресованного "жильцу 13 номера". Я осмотрел фальшивое окно, которое Сенатор открыл как дверь во время нашего полночного побега, но если там и была тайная щеколда, я не сумел ее обнаружить.

– Похоже, что Сенатор выехал и забрал с собой все разгадки, – сказал я. Грязный трюк, но я знавал похуже. – Я подошел к стенному шкафу и ощупал заднюю стенку. – Он говорил мне, что "согласованный" маршрут побега начинался здесь, – сказал я Реджис. – Может быть, он лгал, но...

Часть стены неожиданно скользнула в сторону, и холодный ночной воздух ворвался из темноты.

– Ага, – сказал я. – Способность предсказывать является критерием любой теории; теперь все, что нам нужно, – какая-нибудь теория. – Я вынул пистолет, который Сенатор назвал двухмиллиметровым иглометом. Выставив его перед собой, я шагнул в узкий проход, заканчивавшийся другой дверью. Она была закрыта, но точный удар расколол дерево, и дверь распахнулась. Снаружи была темная аллея с пустыми корзинами для яблок. Высокий сплошной забор закрывал путь налево. – Ну и ну, – сказал я. – Кажется, здесь я тоже был. В прошлый раз здесь немного стреляли. Но теперь они добавили забор.

– Все это неправильно, – сказала девушка. – У меня хорошо развита ориентация; ничего подобного не может быть. Мы должны быть сейчас в середине здания, а не снаружи.

– Не могу не согласиться с тобой, дорогая. – Я пошел в сторону улицы, откуда в прошлый раз выкатилась машина, брызгая свинцом. На этот раз все было тихо, чересчур тихо. Улица выглядела вполне естественно, за исключением того, что вместо домов напротив была бесформенная серость. Не совсем туман; что-то прочное, но менее осязаемое, чем здания.

– Флорин, я боюсь, – смело произнесла девушка.

– Умница, – сказал я. – Давай оглядимся. Я выбрал направление, и мы пошли. Пару раз мы свернули за угол. Надо всем, слегка затуманивая детали, висела дымка, какая бывает при варке патоки. Мостовая, казалось, шла теперь на подъем. Мы очутились в аллее, загроможденной обычным ассортиментом из разбросанных мусорных баков, поломанных, корзин для апельсинов, дохлых кошек, старых газет – все это копилось лет пять. Проникающего с улицы света было достаточно, чтобы я увидел сплошной забор, который загораживал пространство между зданиями.

– Похоже, это тот же самый забор, – сказала мисс Реджис.

– Но с другой стороны. – Я потрогал доски, они были самыми обыкновенными.

– Здесь дурно пахнет, – сказал я. – С точки зрения топологии.

– Что это значит?

– Существует связь поверхностей, которая не изменяется при искривлении одной из них. Но мы видели две стороны одной плоскости, не совершив достаточного количества поворотов. Кто-то становится небрежным; мы оказываем более сильное давление, чем им хотелось бы. Поэтому я хочу надавить еще сильнее.