Текст книги "Сговор остолопов"

Автор книги: Джон Кеннеди Тул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ТРИ

Игнациус проковылял по кирпичной дорожке к дому, мучительно преодолел ступеньки и позвонил. Один из стеблей засохшего банана давно издох и окоченело рухнул на капот «плимута».

– Игнациус, дуся, – вскричала миссис Райлли, открыв дверь. – Что с тобой? Ты как при смерти.

– Мой клапан захлопнулся в трамвае.

– Боже-Сусе, заходи скорей в тепло.

Игнациус с несчастным видом прошаркал в кухню и плюхнулся на стул.

– Инспектор отдела кадров в этой страховой компании отнесся ко мне весьма оскорбительно.

– Тебе не дали работу?

– Разумеется, мне не дали работу.

– Что случилось?

– Я бы предпочел не обсуждать этого.

– А в другие места ты ходил?

– Очевидно, что нет. Неужели состояние, в котором я пребываю, адекватно воздействует на потенциальных работодателей? Мне хватило здравого смысла вернуться домой как можно скорее.

– Ну не грусти, дуся, не грусти.

– «Грустить»? Боюсь, я никогда не «грущу».

– Ну, не будь таким гадким. Тебе дадут славную работу. Ты же только несколько дней по улицам ходишь, – сказала мать и посмотрела на него. – Игнациус, а когда ты с инспэктыром разговаривал, ты эту шапочку снимал?

– Ну разумеется, нет. Контора отапливалась недолжным образом. Понятия не имею, как работникам компании удается остаться в живых после пребывания в такой стуже каждый день. К тому же, там висят эти флюоресцентные трубки, поджаривающие им мозги и лишающие зрения. Мне все жутко не понравилось. Я пытался объяснить всю неполноценность этого заведения инспектору отдела кадров, но он казался довольно безразличным. И вообще был настроен весьма враждебно. – Игнациус испустил чудовищную отрыжку. – Тем не менее, я же говорил вам, что так все и выйдет. Я – анахронизм. Люди это осознают и презирают меня.

– Господи-Сусе, дуся, да держи ж ты хвост пистолэтом.

– «Держать хвост пистолетом»? – свирепо переспросил Игнациус. – Кто удобрял ваш разум этим неестественным мусором?

– Мистер Манкузо.

– О мой Бог! Мне следовало догадаться. Он что – может служить примером того, как «держать хвост пистолетом»?

– Послушал бы ты все, что с бедняжкой в жизни приключилось. Слышал бы, как сержан у него на учаске старается…

– Довольно! – Игнациус заткнул одно ухо и грохнул кулаком по столу. – Я не желаю слышать больше ни единого слова об этом субъекте. На протяжении столетий именно манкузо этого мира развязывали войны и разносили болезни. И вот дух такого пагубного субъекта поселяется у меня в доме. Да он стал вашим Свенгали [Зловещий гипнотизер из романа Джорджа дю Морье «Трильби».]!

– Игнациус, возьми себя в руки.

– Я отказываюсь «держать хвост пистолетом». От оптимизма меня тошнит. Это извращение. Со времен грехопадения должный удел человека во вселенной – удел страданий.

– А я вот не страдаю.

–  Страдаете.

– Нет, не страдаю.

– Нет, страдаете.

– Игнациус, я не страдаю. Если б я страдала, я б тебе так и сказала.

– Если бы я разгромил чужую частную собственность, находясь в состоянии интоксикации, тем самым швырнув свое дитя на растерзание волкам, я бил бы себя кулаками в грудь и вопил. Я бы каялся, пока не сбил в кровь колени. Кстати, какую епитимью наложил на вас священнослужитель за ваши прегрешения?

– Три Славья-Марии и Отче-Наш.

– И это всё? – возопил Игнациус. – А вы сообщили ему, что наделали, прервав критически сущностную работу изрядного великолепия?

– Я сходила к исповеди, Игнациус. Сказала отцу про все. Он грит: «Не похоже, чтоб вы тут виноваты были, милочка. Похоже, вас просто немного на мокрой улице занесло.» Поэтому я ему и про тебя сказала. Я грю: «А мальчик мой грит, что это я не даю ему писать в тетрадках. Он этот рассказ уже почти пять лет пишет.» А отец грит: «Вот как? Ну, мне кажется, это не столь важно. Скажите ему, что хватит дома сидеть, пускай на работу идет.»

– Не удивительно, что я не могу поддерживать Церковь, – проревел Игнациус. – Да вас следовало бичевать прямо в исповедальне.

– А завтра, Игнациус, ты пойдешь попробываешь в каком-нибудь другом месте. В городе целая куча работы. Я тут с мисс Мари-Луизой разговаривала, старушка эта, которая у Джермана работает. Так у нее брат-линвалит, с наушником ходит. Ну глуховатый вроде, понимаешь? Так он себе хорошей работой устроился, на заводе «Доброй Воли».

– Возможно, мне следует попытать судьбу там.

– Игнациус! Они ж только слепых туда берут, да дурачков всяких – веники вязать и все такое.

– Я убежден, что эти люди окажутся приятными сотрудниками.

– Давай в дневной газете поглядим. Может, там славная работка найдется.

– Если я должен вообще завтра выходить, то уж не собираюсь покидать дом в столь ранний час. Все время, пребывая сегодня в центре города, я ощущал себя дезориентированным.

– Дак ты ж и вышел-то после обеда.

– И тем не менее, я не функционировал должным образом. Ночью мне пришлось пережить несколько плохих снов. Я пробудился избитым и бормоча.

– Вот, послушай-ка сюда. Я это пробъявленье в газете кажный день вижу, – сказала миссис Райлли, поднеся газету к самому носу. – «Опрятный, грудолюбивый мужчина…»

– « Трудо —любивый».

– «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, покойного склада…»

– « Спокойного склада». Дайте сюда, – рявкнул Игнациус, выхватывая у матери газету. – Прискорбно, что вы так и не смогли завершить свое образование.

– Папуля очень бедствовал.

– Я вас умоляю! В данный момент я не вынесу прослушивания этой мрачной истории еще раз. «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, спокойного склада.» Боже милостивый! Что же это за чудовище им требуется. Боюсь, я никогда не смогу работать на концерн с подобным мировоззрением.

– Ты ж до конца дочитай, дуся.

– «Конторская работа. 25-35 лет. Заявления принимаются в „Штаны Леви“, угол Индустриально-Канальной и Речной, между 8 и 9 часами ежедневно.» Что ж, это не подойдет. Я никогда не смогу там появиться до девяти утра.

– Дуся, если же ты работать пойдешь, так надо ж раненько вставать.

– Нет, мамаша. – Игнациус швырнул газету на духовку. – Я слишком высоко установил прицельную планку. Мне ни за что не пережить подобного типа работы. Я подозреваю, что нечто вроде маршрута доставки газет окажется довольно приемлемым.

– Игнациус, стыдно такому большому мальчику пендали крутить, да газеты развозить.

– Вероятно, вы сможете возить меня в машине, а я буду разбрасывать газеты из заднего окна.

– Слушай меня, мальчик мой, – рассердилась миссис Райлли. – Завтра же пойдешь и чего-нибудь попробуешь. Я тут не шутки шучу. Первым делом сходишь по этому вот пробъявленью. Ты мне голову морочишь, Игнациус. Я тебя знаю.

– Хо-хмм, – зевнул Игнациус, являя на свет вялый розовый язычок. – «Штаны Леви» на слух воспринимается так же плохо, если не хуже, чем наименования иных организаций, с которыми я вступал в контакт. Очевидно, я уже начинаю скрести по дну рынка наемного труда.

– Ты погоди, дуся. Ты хорошо добьешься.

– О Боже мой!

* * *

У патрульного Манкузо появилась хорошая мысль, которую ему подсказал не кто иной, как Игнациус Райлли. Патрульный давеча телефонировал им домой осведомиться у миссис Райлли, когда та сможет пойти в кегельбан с ним и его тетушкой. Однако трубку снял Игнациус и завопил:

– Прекратите досаждать нам, монголоид. Если б у вас имелась хоть толика разума, вы бы расследовали притоны, подобные «Ночи Утех», в котором мою возлюбленную матушку и меня унизили и ограбили. Я, к несчастью, пал жертвой порочной, растленной проститутки, явно нанятой этим баром. В довершение ко всему, его владелица – нацистка. Нам едва удалось спасти свои жизни. Ступайте расследовать эту банду и оставьте нас в покое, разрушитель чужих домов.

В этот момент миссис Райлли удалось вырвать трубку из рук сына.

Сержант обрадуется, узнав про такой притон. Рассчитывая на благодарность в приказе за полученный донос, патрульный Манкузо прочистил горло и вытянулся перед сержантом:

– У меня есть верные сведения о месте, где нанимают проституток.

– У тебя есть верные сведения? – переспросил сержант. – И кто дал тебе эти верные сведения?

Патрульный Манкузо решил, что в это дело Игнациуса впутывать не стоит по нескольким причинам, и остановил свой выбор на миссис Райлли.

– Одна знакомая дама, – ответил он.

– И откуда этой знакомой даме известно это место? – снова спросил сержант. – И кто ее в это место привел?

Патрульный Манкузо не мог ответить: «ее сын». Могли открыться кое-какие старые раны. Ну почему разговоры с сержантом никогда не проходят гладко?

– Она была там одна, – наконец, выдавил патрульный Манкузо, пытаясь спасти допрос от полного провала.

– Знакомая дама в таком месте одна? – заорал сержант. – Что ж у тебя за знакомые дамы? Она, наверно, сама – наемная проститутка. Убирайся отсюда, Манкузо, и приведи мне настоящего подозрительного субъекта. Ты мне никого еще не привел. И никаких больше верных сведений от проституток. Сходи загляни в свой шкафчик. Ты сегодня солдат. Вали.

Патрульный Манкузо сокрушенно отчалил к шкафчикам, задаваясь вопросом, почему у него с сержантом никогда не выходит, как надо. Едва он вышел, сержант повернулся к детективу и сказал:

– Отправь-ка парочку наших людей в «Ночь Утех» как-нибудь вечерком. Там кто-то нашел с этим тупицей общий язык. Только ему ничего не говори. Я не хочу, чтобы вся слава досталась этому болвану. Пусть ряженым ходит, пока на него никто не клюнет.

– Знаешь, а ведь нам сегодня еще одна жалоба на Манкузо поступила: дамочка жалуется, что какой-то заморыш в сомбреро прижимался к ней вчера вечером в автобусе, – сказал детектив.

– Дело серьезное, – задумчиво ответил сержант. – Что ж, еще одна такая жалоба – и мы арестуем Манкузо.

* * *

Мистер Гонзалес включил свет в небольшой конторе и зажег газовую грелку около своего стола. Все двадцать лет, что он проработал в «Штанах Леви», он всегда приходил на работу самым первым.

– Было еще темно, когда я сегодня утром прибыл, – говорил он мистеру Леви в тех редких случаях, когда мистер Леви был вынужден навещать «Штаны Леви».

– Вы, должно быть, слишком рано из дому выходите, – отвечал мистер Леви.

– Я стоял на ступеньках конторы сегодня утром и беседовал с молочником.

– Ох, помолчите, Гонзалес. Вы получили мои билеты на самолет до Чикаго на игру «Медведей» с «Шулерами»?

– Я уже обогрел всю контору к тому времени, как на работу прибыли остальные.

– Вы жжете мой газ. Сидите в холоде. Вам полезно.

– Я сделал две страницы в гроссбухе за сегодняшнее утро, пока находился здесь один. Смотрите, я поймал крысу у водяной колонки. Она думала, что еще никого нет, а я пристукнул ее пресс-папье.

– Да уберите же от меня эту чертову крысу. Это место меня и так угнетает. Садитесь-ка на телефон и закажите мне гостиницу на Дерби.

Однако, мерила усердия в «Штанах Леви» были весьма низки. Исполнительность являлась достаточным поводом к повышению. Мистер Гонзалес дослужился до заведующего конторой и принял на себя командование несколькими удрученными клерками. Он никогда не мог в точности припомнить фамилий ни клерков, ни машинисток. Временами казалось, что они приходят и уходят чуть ли не ежедневно, – за исключением мисс Трикси, восьмидесятилетней помощницы бухгалтера, которая с ошибками переписывала цифирь в гроссбухи Леви вот уже почти полвека. Даже свой зеленый целлулоидный козырек она не снимала по пути на работу и домой, что мистером Гонзалесом истолковывалось как символ лояльности «Штанам Леви». По воскресеньям она иногда надевала козырек и в церковь, по ошибке принимая его за шляпку. Надела она его и на похороны брата, где он был сорван с ее головы более бдительной золовкой слегка помоложе. Однако Миссис Леви некогда отдала приказ мисс Трикси на работе держать несмотря ни на что.

Мистер Гонзалес повозил по своему столу тряпкой, думая, как это с ним бывало каждое утро именно в это время, когда в конторе еще зябко и пустынно, а причальные крысы в стенах играют сами с собой в свои исступленные игры, о том счастье, подаренном ему союзом со «Штанами Леви». На реке сухогрузы, скользившие сквозь расползавшийся утренний туман, ревели что-то один другому, и низкие звуки их сирен эхом отдавались среди ржавевших шкафов-регистраторов конторы. Под боком у него щелкал и потрескивал маленький обогреватель – детали его разогревались и расширялись. Закуривая первую из десяти своих ежедневных сигарет, мистер Гонзалес бессознательно внимал всем звукам, начинавшим его рабочие дни все двадцать лет. Докурив ее до фильтра, он погасил окурок и вытряхнул пепельницу в мусорную корзину. Ему всегда нравилось поражать мистера Леви чистотой своего стола.

Рядом с его столом стояла конторка мисс Трикси. Каждый из полуоткрытых ящиков был набит старыми газетами. Среди маленьких сферических образований пыли под конторкой лежал кусок картона, подоткнутый под один из углов, чтобы стояло ровнее. Вместо мисс Трикси стул ее занимали пакет из коричневой бумаги, наполненный ветхими лоскутами, и моток бечевки. Окурки переваливались через края пепельницы прямо на стол. Эту загадку мистеру Гонзалесу никогда не удавалось разгадать: мисс Трикси не курила. Он допрашивал ее на этот предмет несколько раз, но связного ответа не добился. В рабочем месте мисс Трикси было нечто магнетическое. Оно притягивало к себе все конторские отходы, и кто бы ни терял ручек, очков, кошельков или зажигалок, находили их обычно где-нибудь в недрах ее конторки. Мисс Трикси также копила все телефонные справочники, которые припрятывались в одном из набитых под завязку ящиков.

Мистер Гонзалес собирался было обыскать рабочее место мисс Трикси, рассчитывая найти пропавшую подушечку для печатей, когда дверь открылась, и в контору вползла сама мисс Трикси, шаркая по деревянному полу туфлями на резиновой подошве. При ней находился другой бумажный пакет, кажется, содержавший тот же ассортимент лоскутов и бечевки, если не считать подушечки для печатей, выглядывавшей сверху. Уже два или три года мисс Трикси таскала с собой эти пакеты, и иногда под ее конторкой скапливалось три или четыре – их смысла или назначения она никогда никому не открывала.

– Доброе утро, мисс Трикси, – выкрикнул Гонзалес своим искрометным тенорком. – И как мы сегодня поживаем?

– Кого? О, здрасьте, Гомес, – немощно отозвалась мисс Трикси и галсами подрейфовала в сторону дамской комнаты, будто вступая в единоборство с бурей. Мисс Трикси никогда не принимала идеально вертикального положения: они с полом постоянно держали друг друга в состоянии некоторого наклона.

Мистер Гонзалес воспользовался ее исчезновением, чтоб изъять свою подушечку из ее пакета, и обнаружил, что она вся покрыта тем, что на ощупь и по запаху казалось жиром копченой грудинки. Интересно, размышлял он, вытирая подушечку, сколько остальных сотрудников появится сегодня. Как-то год назад на работу пришли только они с мисс Трикси, но это случилось еще до того, как компания ввела пятидолларовую месячную надбавку. Но все равно конторские помощники в «Штанах Леви» частенько бросали работу, даже не позвонив мистеру Гонзалесу. Это служило постоянным источником беспокойства, и после прибытия мисс Трикси он всегда с надеждой поглядывал на дверь, а особенно – теперь, когда фабрика должна была вот-вот начать поставки партий весенне-летнего сезона. Если говорить наверняка, помощь в конторе ему нужна была до крайности.

За дверью мистер Гонзалес приметил зеленый козырек. Неужели мисс Трикси вышла через фабричный цех и решила вернуться сквозь парадную дверь? С нее станется. Однажды утром она удалилась в дамскую комнату и была обнаружена мистером Гонзалесом в конце рабочего дня на верхнем складском этаже спящей на кипе товара. Но тут дверь открылась, и в конторе обозначилась одна из самых крупных фигур, что мистер Гонзалес видел в жизни. Мужчина удалил с головы зеленую шапочку и явил густые черные волосы, приклеенные к черепу вазелином по моде двадцатых годов. Когда с фигуры слезла куртка, мистер Гонзалес обратил внимание на складки жира, затянутые в узкую белую рубашку, вертикально разделенную широким цветастым галстуком. Похоже, вазелин применялся и к усам, поскольку блестели они очень ярко. Выше наблюдались невероятные изжелта-небесные глаза, обрамленные тончайшей вязью розоватеньких сосудов. Мистер Гонзалес чуть ли не вслух взмолился, чтобы этот библейский бегемот оказался претендентом на должность. Он был поражен и ошеломлен.

Игнациус же оказался, наверное, в самой сомнительной конторе, куда ему только доводилось заглядывать. Голые лампочки, свисавшие с покрытого пятнами потолка через неравные интервалы, отбрасывали слабый желтый свет на вздутые половицы. Старые шкафы для бумаг делили комнату на несколько маленьких закутков, в каждом из которых стояло по столу, некогда покрытому своеобразным оранжевым лаком. Сквозь пыльные конторские окна открывался серый вид на причалы Польского проспекта, Армейский Терминал, Миссиссиппи и в отдалении – на сухие доки и крыши Алжира на другом берегу. В комнату бочком проковыляла очень старая женщина и немедленно столкнулась со стенкой шкафчиков. Вся атмосфера тут напомнила Игнациусу его собственную комнату, и клапан его согласился с этим выводом, радостно открывшись. Игнациус чуть ли не вслух взмолился, чтобы его на работу приняли. Он был поражен и ошеломлен.

– Да? – жизнерадостно осведомился резвый человечек, сидевший за чистым столом.

– О, я просто подумал, что здесь заправляет всем эта дама, – ответил Игнациус самым своим громоподобным голосом, решив про себя, что этот живчик отравляет всю контору. – Я пришел в ответ на ваше рекламное объявление.

– О, чудесно. На которое? – восторженно вскричал человечек. – Мы публикуем в газетах два – для мужчины и для женщины.

– А по которому, вы считаете, я пришел? – возопил Игнациус.

– Ох, – ответил мистер Гонзалес в великом смятении. – Я очень извиняюсь. Я не подумал. Я имею в виду, что пол значения не имеет. Вы могли бы справиться с любой работой. Я имею в виду, что пол меня не интересует.

– Пожалуйста, не стоит об этом, – промолвил Игнациус. Он с интересом заметил, что старушка за своим столом уже начала клевать носом. Условия работы выглядели превосходно.

– Заходите, садитесь, прошу вас. Мисс Трикси возьмет ваши куртку и шляпу и повесит их в гардероб для служащих. Нам хочется, чтобы в «Штанах Леви» вы чувствовали себя как дома.

– Но я же с вами даже не поговорил.

– Это ничего. Я уверен, что наши взгляды совпадают. Мисс Трикси. Мисс Трикси!

– Кого? – вскрикнула та, сшибая свою заряженную пепельницу на пол.

– Ладно, я сам отнесу ваши вещи. – Мистеру Гонзалесу слегка досталось по руке, когда он потянулся за шапочкой, но куртку взять ему позволили. – Какой прекрасный у вас галстук. Такие сейчас очень редко встречаются.

– Он принадлежал моему усопшему отцу.

– Мне жаль это слышать, – сказал мистер Гонзалес и поместил куртку в старый металлический гардероб, где Игнациус заметил пакет, похожий на те два, что стояли рядом с конторкой старушки. – Кстати. Это мисс Трикси, наша старейшая сотрудница. Вы с удовольствием познакомитесь с нею.

Мисс Трикси уже спала, уронив седую голову в старые газеты на своем столе.

– Да, – наконец отозвалась она со вздохом. – Ох, это вы, Гомес. Уже пора идти домой?

– Мисс Трикси, это один из наших новых работников.

– Прекрасный большой мальчик, – ответила та, обратив слезящиеся глаза на Игнациуса. – Хорошо кушает.

– Мисс Трикси с нами уже больше пятидесяти лет. Этот факт даст вам некоторое представление о том удовлетворении, которое испытывают наши работники от сотрудничества со «Штанами Леви». Мисс Трикси работала еще при покойном отце мистера Леви, прекрасном старом джентльмене.

– Да, прекрасный старый джентльмен, – произнесла мисс Трикси, уже совершенно не в состоянии припомнить старшего мистера Леви. – Хорошо ко мне относился. Любил наградить меня добрым словом, такой человек был.

– Благодарю вас, мисс Трикси, – поспешно прервал ее мистер Гонзалес, точно конферансье, старающийся завершить с треском провалившийся номер варьете.

– Компания обещала подарить мне славный вареный окорок на Пасху, – сообщила мисс Трикси Игнациусу. – Я очень на него надеюсь. О моей индюшке на День Благодарения совсем забыли.

– Мисс Трикси хранит верность компании уже много лет, – объяснил заведующий конторой, пока древняя помощница бухгалтера лопотала еще что-то про индюшку.

– Я уж пенсии жду не дождусь, но каждый год говорят, надо бы еще годик поработать. Урабатывают, покуда не свалишься, – сипела мисс Трикси. Затем, потеряв всякий интерес к пенсии, добавила: – Мне бы эта индюшка как раз пришлась.

И она приступила к сортировке содержимого одного из своих пакетов.

– Вы можете приступить к работе сегодня? – спросил мистер Гонзалес Игнациуса.

– Я полагаю, мы еще не обсудили вопросов, касающихся жалованья и так далее. Разве не такова нормальная процедура в нынешнее время? – снисходительно поинтересовался Игнациус.

– Ну, работа у нас – по систематизации документов, именно этим вам и придется заниматься, поскольку нам сейчас весьма необходим человек в архив, оплата – шестьдесят долларов в неделю. Любые дни вашего отсутствия по болезни и прочее вычитаются из вашего недельного жалованья.

– Это, определенно, значительно ниже того оклада, на который я рассчитывал. – Слова Игнациуса звучали аномально весомо. – Я располагаю клапаном, подверженным разного рода превратностям, которые могут вынудить меня проводить определенные дни прикованным к постели. Несколько более привлекательных организаций в настоящее время состязаются за получение моих услуг. Я должен рассмотреть их предложения в первую очередь.

– Но послушайте, – конфиденциально произнес заведующий конторой. – Вон мисс Трикси зарабатывает лишь сорок долларов в неделю, а ведь определенным старшинством она обладает.

– Она действительно выглядит довольно изможденной, – подтвердил Игнациус, наблюдая, как мисс Трикси раскладывает содержимое своего пакета по столу и роется в лоскутах. – Она разве еще не достигла пенсионного возраста?

– Шшш, – прошипел мистер Гонзалес. – Миссис Леви не дает нам отправить ее на пенсию. Она считает, что мисс Трикси лучше поддерживать активную жизнь. Миссис Леви – блестящая, образованнейшая женщина. Она заочно окончила курс психологии. – Мистер Гонзалес позволил Игнациусу осознать этот факт. – Итак, возвращаясь к вашим перспективам: вам очень повезло начинать с того оклада, который я вам привел. Все это входит в План «Штанов Леви» по вливанию в компанию новой крови. Мисс Трикси, к прискорбию, была нанята задолго до того, как план внедрили. Он не имел обратного действия, а поэтому на нее не распространяется.

– Мне очень не хотелось бы разочаровывать вас, сэр, но боюсь, что жалованье неадекватно. Один нефтяной магнат в настоящее время помахивает перед моим носом тысячами, пытаясь искусить меня на должность личного секретаря. И в данный момент я стараюсь решить только одно: смогу ли я разделить материалистическое мировоззрение этого человека. Подозреваю, что в конечном итоге мне придется сказать ему «да».

– Мы включим двадцать центов в день на транспортные расходы, – взмолился мистер Гонзалес.

– Н-ну. Это действительно многое меняет, – снизошел Игнациус. – Я приму эту должность временно. Должен признать, что План «Штанов Леви» меня довольно привлекает.

– О, это великолепно, – выпалил мистер Гонзалес. – Ему здесь очень понравится, не так ли, мисс Трикси?

Мисс Трикси, однако, была слишком озабочена своими лоскутами и не ответила.

– Я нахожу странным, что вы даже не поинтересовались моей фамилией, – фыркнул Игнациус.

– Ох, господи. Я совершенно об этом позабыл. Итак, кто вы такой?

В тот день еще появилась только одна сотрудница – стенографистка. Одна женщина позвонила сообщить, что она решила бросить работу и уйти на пособие. Остальные не побеспокоились связаться со «Штанами Леви» вовсе.

* * *

– Сними очки. Да как ты, к чертовой матери, тогда увидишь всю эту дрянь на полу?

– А кому надо на всю эту дрянь смотреть?

– Я сказала – снимай очки, Джоунз.

– Очки не сымаются. – Джоунз влепил шваброй по табурету у стойки. – За двацать дохларов в неделю вы тут не плантацию заправляешь.

Лана Ли щелкала резинками, перетягивая пачки банкнот, и выкладывала кучки никелей, которые доставала из кассы.

– И хватит стучать своей шваброй по стойке, – заорала она. – Дьявол тебя задери, ты действуешь мне на нервы.

– Хочете, чтоб тихо подметал, бери себе бабусю. А я мету молодо.

Швабра стукнулась о стойку еще несколько раз. Затем туча дыма вместе со шваброй переместились на другой конец комнаты.

– Вы своих клеёных научила бы пепельницы пользовать, сказала бы, что гоняешь тут человека ниже минималой заплаты. Может, тогда чутка тактичней будут.

– Радовался бы, что я тебе вообще шанс даю, мальчонка, – сказала Лана Ли. – Там нынче столько цветных мальчонок работу себе ищут.

– Ага, и стока цветных мальчонков бомжами идут тож, када видят, какую заплату люд я м плотют. Я иногда думаю: коли цветной, так лучше бомжом ходить.

– Радовался бы, что вообще работаешь.

– Гажную ночь на коленки падаю.

Швабра шваркнула о стол.

– Дай мне знать, когда мести закончишь, – сказала Лана Ли. – У меня к тебе есть маленькое поручение.

– Помрачение? Э-эй! Я думал, тут работы тока подметать да подтирать. – Джоунз выдохнул формацию кучевых облаков. – Чё там за говно с помрачением?

– Слушай сюда, Джоунз. – Лана Ли смахнула горку никелей в ящичек кассы и записала цифру на листке бумаги. – Один звонок в полицию – сообщить им, что тебя уволили. Ты меня понял?

– А я скажу падлицаям, что «Ночью Тех» – прославный бордель. И я в капкан запопал, када сюда работать пришел. В-во! Я теперя тока жду улики собрать кой-какие. А када соберу, уж я точно все в ухрястке выложу.

– За языком следи.

– Времена другие пошли, – изрек Джоунз, поправляя солнечные очки. – Фигу цветных народов пугать получится. Позову себе людей, они вам дверь гуманной цепью перегородют, бизнес отгонют, в телевизер попадете в новости. Цветные народы и так уже навозу наелись, а за двацать дохларов в неделю с верхом навалить уже шиш. Я уже шибко устал на бану шибаться, да ниже минималой заплаты калымить. Пущай вам кто другой помрачения гоняет.

– А-а, хватит давай, да пол мне заканчивай. Отправлю Дарлину.

– Беньдяшка. – Джоунз как раз исследовал шваброй кабинку. – Воду втюхивает, помрачения гоняет. В-во!

– Так настучи в участок на нее. Она клиентов разводит.

– Я погодю, пока на вас в ухрясток не настучу. Дарлина не хотит клеёных разводить, а вымождена. Она на истраду попасть хотит.

– О как? Ну что ж, с такими мозгами ей вообще повезло, что в психушку до сих пор не спровадили.

– Там бы ей точно лучше было.

– Ей лучше будет, если она в эти свои мозги вобьет, как получше мои напитки торговать, да выбросит срань эту с танцами. Могу себе представить эту шмару у меня на сцене. Такие, как Дарлина, запросто инвестицию угробить могут – за ней глаз да глаз нужен.

Обитая дверь бара с грохотом распахнулась, и внутрь пистоном влетел молодой пацан, царапнув половицы стальными набойками своих цыганских сапог.

– Ну, ты вовремя, – сказала ему Лана.

– У тебя новый парняга, а? – Мальчишка метнул на Джоунза взгляд из-под набриолиненных кудрей. – А прежний куда девался? Помер или чё?

– Дорогуша, – вкрадчиво ответила Лана.

Пацан распахнул пижонский бумажник ручной выделки и протянул Лане несколько банкнот.

– Все прошло нормально, Джордж? – спросила та. – Сироткам понравились?

– Им понравилась та, где на парте и в очках. Они подумали, что это учителка или типа того. Мне сейчас только такую давай.

– Думаешь, им еще захочется? – с интересом осведомилась Лана.

– Ага. А чё бы нет? Может только с доской и учебником. Ну типа знаешь. Чтобы чё-нибудь с мелом делала.

Пацан и Лана улыбнулись друг другу.

– Картинка ясна, – сказала Лана и улыбнулась.

– Эй, ты торчок? – окликнул пацан Джоунза. – По мне, так прям вылитый торчок.

– Ты по мне так тоже прям вылитый торчок будешь, коли швабра «Ночью Тех» у тебя из очка заторчит, – очень медленно выговорил Джоунз. – А швабры тут старые, хорошие, занозистые.

– Хорош, хорош, – заорала Лана Ли. – Расовых беспорядков только тут еще не хватало. Мне надо инвестицию беречь.

– Вы лучше скажи своему беломазому корешку, чтоб шевелил отсюдова костями. – Джоунз окутал парочку дымом. – Я на такой работе оскорбений не беру.

– На, Джордж, – сказала Лана. Она открыла шкафчик под стойкой и протянула пацану пакетик из оберточной бумаги. – Это та, что ты хотел. А теперь давай. Вали.

Джордж подмигнул ей и громыхнул за собой дверью.

– И это считается сиротский гонец? – спросил Джоунз. – Поглядел бы я на сироток, которым он гоняет. Спорнём, Еднёные Нации ни шиша про этих сироток не знают.

– Что ты там, к чертовой матери, мелешь? – разозлилась Лана. Она всмотрелась было в лицо Джоунза, но очки не дали ей ничего в нем прочесть. – Чуток благотворительности и что с того? А теперь марш мои полы мести.

Над купюрами, прибывшими с пацаном, у Ланы начали вырываться звуки, похожие на анафемы колдуньи. Шепот, в котором различались цифры и слова, поднимался от ее коралловых губ, и, полузакрыв глаза, она переписывала некоторые цифры в блокнотик. Ее превосходное тело, за годы само по себе ставшее инвестицией, почтительно изгибалось над алтарем из жаростойкого пластика. Дым фимиамом курился над сигаретой в пепельнице у ее локтя, клубясь к потолку вместе с молитвами, над гостией, которую она приподнимала к свету рассмотреть получше дату чеканки, над одиноким серебряным долларом, лежавшим среди подношений. Браслет ее позвякивал, призывая к алтарю причастников, но единственный, находившийся в храме, от Церкви был отлучен по своему происхождению и поэтому продолжал махать шваброй. Подношение упало на пол, гостия, и Лана опустилась на колени, благоговея и пытаясь его достать.

– Эй, потише там, – окликнул ее Джоунз, нарушая святость ритуала. – Вы там свою прибыль с сироток роняешь, растяпа.

– Ты видел, куда она закатилась, Джоунз? – спросила она. – Погляди, может, найдешь?

Джоунз прислонил швабру к стойке бара и тоже полез за монетой, щурясь сквозь очки и сигаретный дым.

– Во говно же, а? – бормотал он про себя, пока оба они ползали по полу. – Ууу-иии!

– Нашла! – с чувством объявила Лана. – Вот она.

– В-во! Ну, я рад, что нашла. Э-эй! Лучше серебряными дохларами по полу так не швыряться, «Ночью Тех» тада обаротится. Как тада такую большую заплату платить?

– А почему бы тебе не постараться держать рот закрытым, мальчонка?

– Слуш, это вы кого мальчонкаешь? – Джоунз схватил швабру за рукоятку и решительно зашаркал ею к алтарю. – Карла О-Харя нашлась, тож мне.