Текст книги "Последний страж Эвернесса"

Автор книги: Джон Райт

Юрист продолжал бесстрастным тоном:

– Дар может быть отозван по воле изначального дарителя или того, кого он назначит, до времени, объявленного в исходной хартии и дарственной. Таковым временем является либо конец нынешней Земли, либо возвращение в мир Короля.

Исходная хартия была выгравирована на золотой пластине, которую поверенный извлек из массивного запирающегося футляра, и написана параллельно на латыни, староанглийском, французском и валлийском. Лемюэль разглядел имя, выгравированное внизу документа:

ARTHURUS PENDRAGON, REX QUONDAM ET REX QUE FUTURUS[1]1
  Артур Пендрагон, король на все времена.


[Закрыть].

IX

В глубине души Лемюэль никогда не сомневался, что старый дом предназначен ему.

Однажды летним днем, когда ему было девять лет, Лемюэль и его старший брат Эндрю проникли на соседский участок, дабы забраться на самую высокую сосну на самом высоком холме в округе. Согласно школьному поверью, подъем на это дерево являлся верхом древолазного искусства. Ибо сосновые ветви утыканы иглами и сидят очень близко друг к другу. Опасность быть пойманными на земле старого Тилдрама добавляла приключению блеска.

Вскоре, покрытые смолой, в перепачканной одежде, двое мальчишек уцепились за самые верхние ветви сосны, изображая беспечное отсутствие страха, когда налетающий ветерок заставлял их насест скрипеть и тревожно раскачиваться.

Все знакомые холмы и поля раскинулись у них под ногами, отливая желтым и зеленым в лучах солнца. А дальше тянулись неизведанные луга и коричневая лента таинственной дороги, ведущей непонятно куда.

Некоторое время мальчики спорили о географии, пытаясь решить, является ли дымка на горизонте настоящим морем. (Школьная легенда гласила, что с такой высоты и вправду можно увидеть океан.) А затем началось подспудное, дюйм за дюймом, соревнование, когда каждый из братьев пытался проползти еще несколько опасных шажков вверх. Юный Лемюэль, будучи легче, осмелился пробраться по ненадежной ветке дальше, чем его более осторожный старший брат.

Дабы сохранить лицо и подтвердить принцип, что младшие братья не могут победить старших, Эндрю презрительно заявил, что научился от папы ночному колдовству и секретам, которые Лемюэлю еще рано доверять, потому что он слишком маленький. Новые знания позволили бы Эндрю залезть гораздо выше, соблаговоли он к ним прибегнуть.

Колкостями и насмешками Лемюэль вытянул из брата секрет, и, прежде чем спуститься, Эндрю научил его песне для вызывания сон-лошадки.

В ту ночь, прочитав все молитвы, Лемюэль старательно прошептал песню, которой его научили. Он говорил тихонько, чтобы не разбудить брата на соседней кровати.

В нетерпении, с широко открытыми глазами, лежал он в темноте, глядя сквозь открытое окно на Полярную звезду. И он щурился в надежде каждый раз, когда ночной ветер царапал по стене дома веткой дерева, ибо с убежденностью ребенка не сомневался, что слышит стук копыт по крыше.

Между полуночью и рассветом, между сном и бодрствованием, лунный свет, будто иней, оседал на открытых рамах, и в этом свете похожая на оленью голова просунулась в окно и уставилась на Лемюэля большими темными влажными глазами. Шкура ее сияла как ночной снег, однако была чудесно теплая на ощупь, когда Лемюэль застенчиво протянул руку, чтобы погладить ее по носу. Поскольку окно его спальни находилось на втором этаже, он осознал, что лошадка, должно быть, стоит в воздухе.

Она заговорила, словно ветер зашумел в листве:

– Ты такой юный. Слишком юный, чтобы призвать меня сюда из высокого Келебрадона. В окруженной звездами цитадели стою я, вечно бессонная, и охраняю моего повелителя, вечно спящего, считая годы, пока боевая труба не разбудит его. И тогда он возьмет свое оружие и доспехи, вскочит мне на спину и крикнет: «Вперед! Ибо Ахерон поднимается из моря! Последняя битва зовет, и Земля в опасности! » – Она запрокинула голову и пылко заржала.

Лемюэль был потрясен.

Затем сон-лошадка опустила голову и мрачно произнесла:

– Я могу прервать свое бдение, только когда стражи Эвернесса в крайней нужде призывают меня. В крайне нужде я прихожу, и не ради удовольствия или гордости, не для игры. Теперь ты опозорил меня, маленький мальчик, ибо я отсутствую на посту без уважительной причины. Что, если последний рог протрубит, пока я так далеко? Моему хозяину придется идти на Рагнарёк пешком?

– Но я не сделал ничего плохого… – пролепетал Лемюэль.

– Терпение и вера – так клянется твой народ. Твой народ, как и мой, клялись ими, связав наши могучие клятвы граду Бесконечному воедино. Где терпение, коли ты посмел призвать меня сюда до времени? Где вера? Некогда стражи Эвернесса были могучим орденом. Многие семьи входили в него, и целое королевство могли они позвать на подмогу. Но теперь так часто Стена стоит пустая, неохраняемая. Твоя семья знает древние слова, чтобы призывать силы из Келебрадона, но для чего? Твой народ забыл нас, а если и помнит, то не соблюдает старые обычаи или не верит. Боюсь, иссякла вера в Эвернессе.

По этим словам Лемюэлю стало ясно, что его брат никогда не вызывал сон-лошадку. Теперь он растерянно, почти испуганно пытался понять, делал ли это когда-нибудь его отец. Неужели не осталось никого, кто еще верит?

– Прости меня. Правда, мне очень жаль. Погоди! Не уходи! Смотри, я припас тебе гостинец. Видишь? Это яблоко. Я вынес его из кухни под пижамой.

С минуту она молчала, шевеля ноздрями.

– Большинство из тех, кто молит о дожде, не носят зонтиков, – негромко сказала она самой себе, и ее тихий голос дышал теплом. Вслух она произнесла: – А что это за сверток у тебя под подушкой?

– Мое пальто.

– Ночь-то летняя.

– Понимаешь, я подумал, – застеснялся он вдруг, – если мы поднимемся высоко, может стать холодно…

Невыразимо прекрасный голос ответил ему:

– За твое нетерпение тебе должно быть стыдно, а значит, ты никогда не должен хвастать перед своим братом или говорить отцу, что я здесь была. Но за твою веру полагается награда. Садись мне на спину! И я полечу с тобой в любую страну, какую ты назовешь, вокруг света и обратно сюда до зари. Да, я могу обогнать рассвет, ибо я быстрее солнца. Натягивай пальто.

Босым ногам было холодно на подоконнике, когда он вылезал наружу.

Оседлав сон-лошадку, Лемюэль наклонился вперед, крепко обнял ее за шею и прижался щекой к ее теплой ароматной гриве. Сердце стучало от страха и радости.

– Я не был нетерпелив, – прошептал он. – Просто ты пришла слишком быстро, и я не успел показать тебе, как я умею ждать. Я бы подождал. Тебя. Я бы ждал вечно. Честно.

ГЛАВА 10
УЗНИК АХЕРОНА

I

Венди резко вскинула голову. Она не знала, сколько пролежала щекой на книжках на столе, а лампа погасла. Что-то заставило ее поднять голову. Шум?

Затем она снова услышала его. Морские валы с рваным протяжным грохотом разбивались о скалы внизу. Но за грохотом волн слышались более частые и резкие удары. Оба звука раздавались одновременно, и их было трудно отличить друг от друга.

Венди с любопытством вылезла в окно. Она увидела статую Борея, а у него за спиной – созвездия Большой и Малой Медведиц, сверкающие в свете тоненького месяца.

Под окном рос могучий вяз, и Венди решила перебраться по его ветвям на дамбу. Она полезла вперед, испуганная внезапным ветром, который дергал ее за юбку и развевал ее волосы, словно черное знамя. Высоко вверху сияли яркие звезды.

Эту высокую часть стены она до сих пор не видела. Широкий парапет с прорезанными в нем амбразурами и оборонительными приспособлениями, высокие каменные башни на его концах прекрасно сохранились.

Венди выглянула между зубцов стены. Внизу расстилалось море – равнина неукротимых волн. Разъяренные валы черной воды, окаймленные бело-зеленой пеной, грохотали о прибрежные скалы.

Под водой виднелся косяк светящихся рыб. Жуткие твари таращили глаза, зубы у них торчали, словно связки белых ножей. С ними плавали отливающие зловещей бледностью медузы и переливались множеством цветов гигантские светящиеся кальмары с мудрыми глазами.

В гуще морской живности, подсвеченные мертвенным сиянием их холодных тел, два великана держали ствол дерева, как таран. Когда волна отбегала, они могучими руками заносили его назад. А когда море с грохотом ударялось о скалы под стеной, они посылали передний конец тарана в облако брызг под таким углом, чтобы попасть по камням стены одновременно с волнами.

Между ног у них весело резвилось стадо тюленей. Некоторые тюлени плавали, выставив головы над водой, и распевали лающими голосами гимны во славу тьмы.

Еще ниже на дне моря, держа копья под одинаковым углом, выстроилась рядами кавалькада рыцарей-утопленников. Их кони были покрыты язвами и изуродованы различными болезнями. А всадников окружали расплывающиеся облака крови.

В небесах над морем, окруженная темными тучами, высилась облаченная в килт и длинный плащ фигура с длинными всклокоченными волосами. Полы отливающего угольной чернотой и серой сталью плаща развевались на ветру, словно крылья летучей мыши. В руках гигант держал волынку, и из этой волынки вылетали стремительные грозовые потоки.

За его спиной маячил второй, облаченный в древнегреческие доспехи, вооруженный длинным копьем и щитом круглым и блестящим, как луна. Когда этот воин ударял копьем о щит, гром с рокотом прокатывался по небесам от края до края.

Как раз в те несколько мгновений, когда Венди смотрела на них, штормовые облака начали собираться, подобно флотилии огромных черных кораблей. Там и сям среди облаков появились и сами корабли без огней – сплошные ряды надутых парусов. С этих кораблей раздавались команды и доносилась песня, вплетенная в раскаты грома.

А за ними на горизонте, переходя океан вброд, словно ребенок – мелкий пруд, надвигались громадные черные тени. Морские волны пенились у них вокруг пояса и бедер. Они находились слишком далеко, чтобы разобрать детали, за исключением того, что центральная тень в капюшоне несла фонарь, в котором билось множество красивых маленьких огоньков, мерцающих, словно огненные бабочки.

Таран с грохотом ударялся о камни стены, окруженный летящими брызгами.

Ветры визжали, словно от боли.

Венди повернулась и побежала, оступаясь, под натиском бури.

II

Раз или два она падала на четвереньки, когда стена вздрагивала под титаническими ударами. Каменные блоки под ногами стонали, в воздухе висела пыль, выбитая из трещин кладки штормовыми ветрами.

Длинный пролет ступеней, ведущий во двор, она то ли перепрыгнула, то ли пролетела. В глубоком бассейне, окруженном светящимися созвездиями, отражение неба разливалось концентрическими кругами, возникающими при каждом подземном толчке. Деревья в саду скрипели на ветру и бешено мотали зелеными головами.

За спиной у нее с грохотом рухнул огромный блок. Раздался гром и тюлений лай, снизу донеслись радостные вопли и победный вой труб.

Ближайшие двери были заперты. Но внезапно она очутилась на карнизе высокого окна, сама не понимая, запрыгнула она туда, или залезла, или вспорхнула одним шагом.

Окно оказалось не заперто. Она вошла.

Коридор внутри был темен и тих.

III

На то мгновение, пока глаза привыкали к сумраку, Венди прислонилась спиной к косяку окна, прижав руки к стене по бокам от себя и часто дыша.

– Уж не вспомнила ли я, как летать? – спросила она сама себя. – Спустя все это время? Или я просто вскарабкалась сюда и только думаю, будто вспомнила, как летать. С другой стороны, я могла взлететь, а теперь думаю, что залезла. Может, этот дом и на самом деле волшебный. Почему я больше не слышу шума?

И правда – сотрясающие землю удары и визг ветра не долетали сюда. Венди огляделась и двинулась по странному коридору, по пути слегка касаясь пальцами занавесей на стене и дверных косяков.

На притолоке каждой двери было вырезано по несколько белых ворон, словно стая птиц расселась на верхней части дверных проемов. На некоторых дверях ворон попадалось больше, на некоторых меньше. Сюжеты, изображенные на гобеленах, едва угадывались во мраке, и то лишь тогда, когда они оказывались напротив окна, освещенного прибывающей луной: маленькая девочка играет в саду, два бегущих мальчика, похороны, четыре женщины поднимают кубки, жонглер вертит монетки в воздухе.

Венди пыталась отыскать дорогу обратно в дедушкину спальню, где остался ее муж. Некоторое время спустя, испробовав несколько дверей и поблуждав по коридорам (причем все они были украшены очень странно), Венди оказалась в конторе, где слабый лунный свет позволял различить взятые в рамочку долларовые купюры над сундуками с монетами. Маленькая дверца, спрятанная за чуланом, открывалась на короткую винтовую лесенку, которая привела Венди обратно в украшенный воронами коридор – как раз напротив гобелена с драконом, свернувшимся вокруг кучи сокровищ. Его скорпионий хвост касался дымящихся ноздрей. На дверном косяке рядом сидели шесть воронов.

– А! Теперь я поняла, – воскликнула про себя Венди. – Это дом-памятка. Тут сплошная мнемоника. Вещи расположены таким образом, чтобы сохраняться в памяти в определенном порядке, как обещала их хранить Дама Озера в той книжке. Неудивительно, что их нельзя двигать. Этот коридор представляет собой детский стишок. Посмотрим-ка…

 
Раз – ворона принесет Хитрую девчонку,
Две вороны принесут Шустрого мальчонку.
Три вороны принесут
Горькое похмелье,
А четыре принесут Радость и веселье.
Пять ворон принесут Серебра кусочек,
Шесть ворон принесут Золота горшочек.
Семь ворон принесут Нам большой секрет…
 

Венди умолкла и принялась разглядывать гобелены. В конце коридора она нашла около дверного косяка с тремя воронами тот, на котором были изображены похороны. Через ту дверь она спустилась вниз по короткому винтовому пролету и попала в центральный круговой коридор. Она вышла рядом со статуей в шлеме и плодом граната в руке.

– Так я и думала! – воскликнула исследовательница. – В доме четыре крыла. Земля, вода, воздух, огонь. Юг, восток, север, запад. Каждому соответствует свое древнегреческое божество. Гадес, бог погребений, полагаю, представляет землю. А Аполлону полагается быть огнем?

В прошлый раз, благодаря свету лампы, статуи просматривались издалека. Теперь же лунный свет падал из маленьких окон высоко в стенах под странными углами, освещал фрески на потолке, складывавшиеся в узоры из летящих птиц.

Венди подняла голову.

– Теперь я поняла!

Над статуей Гадеса парила целая стая ворон и отдельные экземпляры других птиц – сокол, орел, чайка. Венди последовала за чередой чаек, пока не набрела на их стаю. Тогда она опустила глаза вниз, где стояла статуя Посейдона, трубящего в раковину.

Сквозь маленькое окошко над морским богом светила полная луна, и это казалось странным, ибо Венди ясно помнила, что видела луну в три четверти, когда была в южном крыле, в вороньем коридоре. И ее не покидало ощущение, что, когда она выглядывала из библиотечных окон, луна едва народилась.

Венди миновала статую. Коридор по какой-то причине казался запутанным и полным теней, и ей никак не удавалось найти большие двери в его конце. Затем она заметила корабли в орнаменте, на картинах и в виде поставленных на пьедесталы маленьких моделей. У джонки был один парус, у шлюпа – два, у яла – три, у шхуны – четыре.

Она нашла изображения клипера «Янки» между двумя картинами – «Плывущим в зарю» и «Нагльфаром». Обернувшись, Венди увидела большие двери с трезубцами по бокам и изображением открытого глаза наверху.

Из-под двери виднелась полоска резкого белого света. Что-то в этом свете было странное, и Венди так пристально всматривалась в него, что у нее закружилась голова. Она постучала.

– Ворон! Ты там? Злодеи лезут через стену! Сэлки, и великаны, и вообще все!

В ответ раздался голос Ворона:

– Чш-ш! Чш-ш! Тихо!

Она слышала скрип стула, а затем звук легких шагов Ворона по полу (Венди гордилась тем, как тихо умеет ступать ее муж, когда захочет).

Когда дверь открылась, странный резкий свет хлынул наружу, подхватил Венди и швырнул ее вдаль по коридору.

Затем она проснулась.

IV

Венди оторвала голову от стопки книг, на которых заснула, и удивленно заморгала, оглядывая темную библиотеку. Метнувшись к окну, она увидела за линией деревьев невысокую дамбу. Просто кирпичная стена, не выше ее плеча, а то и ниже. Эта маленькая стенка не выглядела ни широкой, ни прочной, и, пока Венди смотрела, набирающие силу штормовые ветра опрокинули один или два разболтанных кирпича с осыпающейся части. Несколько осколков изъеденного дождями и ветром камня бесшумно упали на траву.

Донесся раскат грома. В отдалении она слышала лай собаки, взвизгивающей от радости, и пронзительный крик потревоженной во сне чайки, который лишь отдаленно напоминал боевую трубу.

V

Поднявшись, Венди разглядела в тени между двумя стеллажами маленький огонек, неяркий, но ясный, словно свет падающей звезды. Шагнув вперед, она увидела арку, за которой открылась ранее не замеченная комната.

Здесь длинные, словно стволы деревьев, колонны поддерживали утопающую в тени крышу. Высокие узкие окна пропускали звездный свет. Одна рама была открыта, и туманный ветер залетал в комнату.

Над головой мерцали изображения выгравированных на серебре полумесяцев и многолучевых звезд. На противоположной стороне огромного покоя смутно маячили две статуи в доспехах по бокам от кровати с пологом, на которой вроде бы распростерлась темная фигура.

Странный свет исходил от подножия ложа: из окруженной неясным ореолом точки били серебряные лучи. Там, словно кот на приступочке, свернулась клубком крохотная фигурка.

– Может, это эльф! – прошептала Венди и на цыпочках двинулась вперед.

VI

Ворон изъял кинжал у одного из охраняющих окна вооруженных манекенов и, убедившись, что клинок не слишком тупой, сунул его себе за пояс острием вверх, чтобы внезапный укол будил его, когда он начнет задремывать.

Много часов просидел сын гор в потемках, осунувшийся, с красными от усталости глазами, мучительно выпрямившись и наблюдая за спящим Лемюэлем Уэйлоком. Время от времени он откидывал покрывала, чтобы проверить при свете лампы приборы, контролирующие пульс, дыхание и кровяное давление. И, как доктор повторил несколько раз, ни разу не воспользовался фонариком и всегда накрывал приборы после проверки.

Однако доктор не проинструктировал сменщика, где добыть еще масла для прогорающей лампы. Ворон держал ее в режиме слабой искорки, прибавляя свет только во время регулярных осмотров спящего.

Доктор был безмерно уязвлен, обнаружив в конце концов, что вновь прибывший вовсе не врач. Ворону его реакция показалась неоправданно острой. Бородач недоумевал, что он делает в доме незнакомца, охраняя сон больного человека вместо того, чтобы находиться дома, в постели с собственной женой. Куда он попал?

Он говорил себе, что это дежурство не длиннее и не опаснее, чем его вахты на борту корабля. Но ему хотелось занять руки вязанием или макраме, чтобы скоротать ожидание. Тут заняться было нечем.

Около трех часов утра (так он определил по положению звезд) последняя искорка в лампе погасла. Он проверил спящего еще раз, примерно через час, теперь уже воспользовавшись фонариком.

Шло время, и он смотрел, как лунный свет перебирается из восточных окон, охраняемых самураем, в южные, под охрану мамелюка.

Вид луны сквозь южные окна пронзил его сердце ужасом. Темные пятна на ее лике казались настоящими морями – безжизненными пространствами океана, катящего волны на ледяные берега бесплодных каменных пустынь.

Перед его мысленным взором возник купол без окон над замерзшим плоскогорьем, окруженный обелисками и слепыми башнями, из которых непрестанно неслись вопли и приглушенные стоны боли. Воображение нарисовало цепочку невероятно толстых и бледных, как слизни, людей с выдавленными глазницами вместо глаз, марширующих через серые, заметенные снегом пески к черным дверям этого купола. В руках они держали клещи и железные бичи, ложки для выковыривания глаз и крючья для вытягивания кишок, шилья и железные клейма. Слушая исполненные муки вопли, они расплывались в идиотских ухмылках.

Укол в подбородок разбудил Ворона.

Он протянул руку и потряс спящего старика за плечо.

– Я не убивал вашего внука! Я не собирался его убивать! Мне пришлось! Это ради моей жены! Почему я должен жалеть вас, когда моя жена жива, а? Скажите мне, а? – Но затем его голос упал до горестного шепота. – Нет, я знаю. Вы любите своего внука не меньше, чем я люблю свою жену.

Он поднялся и встал у окна, устало облокотившись на закованное в броню плечо язычника. Затем оторвал взгляд от луны и посмотрел вниз. Там во дворе мерцал серебристый бассейн, окруженный двенадцатью изваяниями зодиакальных символов.

– Эй, вы, там, в бассейне, – прошептал он. – Наверное, моя жена не загадала желание, когда бросала монетку, а? Можно я загадаю за нее? Я хочу узнать, как исправить то, что я натворил. Не слишком ли много всего за один пенни? Думается мне, всей воды в мире не хватит, чтобы смыть кровь с моих рук. Но все равно, таково мое желание.

Сев рядом со спящим, он включил фонарик и проверил приборы. Пульс и дыхание были в норме. В ярком электрическом свете он заметил, что глаза у Лемюэля Уэйлока двигаются под веками. В слабом свете масляной лампы это не бросалось в глаза.

– Ему что-то снится, – пробормотал Ворон. – Интересно, что именно.

Он поднес фонарик прямо к глазам спящего, но тот не проснулся.

– Старик видит что-то во сне, – сообразил он. Врач говорил ему, что у Лемюэля до сих пор бывают периоды ФБС раз или два за ночь, но его не разбудить даже во время этой фазы. – Посмотрите на него – туда, сюда, туда, туда… влево, влево, вправо, пауза, вправо, влево.

Ворон наклонился ближе.

– Святая Катерина! – выдохнул он. – Это же код! Азбука Морзе!

Он по буквам прочел послание:

«Гален помоги мне я в плену в Ахероне».

VII

«Гален помоги мне я в плену в Ахероне Виндьямар захвачен когда я отправился туда три королевы оказались сэлки и забрали меня в Настронд затем опутали меня песней и отвезли в Ахерон я в камере пяти черных башен снаружи мне отрезали руки чтобы я не мог сотворить знак Коф и я вишу на крюках, угри приплывают в окна сосать мои раны когда я пытался призвать песней сон-лошадку вода заливалась мне в горло и я не мог издать никакого звука и я забыл как звучит нормальная музыка когда меня потащили к Утренней Звезде и он такой яркий и красивый и я не мог перестать отвечать на его вопросы поэтому я откусил себе язык Гален отправляйся в гостиную за портретом Азраила найдешь рог труби в него чтобы разбудить Спящих в моей камере я чувствую сотрясение Ахерон поднимается из глубин худшее случилось мы все потеряны найди рог труби в рог не жалей обо мне эти раны исчезнут когда я проснусь и новый мир был обещан нам я не устаю повторять себе что это кошмар я не знаю получаешь ли ты это послание Гален я столько забыл уже из моей жизни наяву и я не знаю сколько я проспал Гален разбуди меня пожалуйста боже разбуди меня я пленник в Ахероне и музыка падшего серафима уносит мою волю и сердце я уже едва могу вспомнить твое лицо Гален но отправляйся в гостиную за картиной труби в рог труби в рог труби в рог жезл чтобы обнаружить сэлки и остальные талисманы в стране золота рог за портретом основателя в гостиной труби в рог и пробуди Спящих Ахерон поднимается и мрак покрывает все».

VIII

Ворон нашарил в кармане старый огрызок карандаша, но не нашел, на чем писать, кроме оборотной стороны водительских прав (страницы, куда вписывают сведения о донорских органах). Строчил он в отчаянной спешке, микроскопическими буковками.

Когда смысл послания стал ясен, Ворона бросило в пот и затрясло. Он не понимал, что за вести пытается передать Лемюэль, но когда попытался списать это на кошмары старого больного человека, то понял, что это неправда.

Когда старик движениями глаз передавал «мрак покрывает все», Ворон услышал шаги в коридоре, затем стук в дверь.

– Ворон, ты здесь? Злодеи лезут через стену! Сэлки, и великаны, и вообще все!

Ворон, на секунду позабыв, что Лемюэль не может проснуться, бросил:

– Чш-ш! Чш-ш! Тихо!

Затем быстро подошел к двери и открыл ее. Никого. Ворон озадаченно посветил фонариком в обе стороны по коридору. Он не увидел никакого места, куда успела бы спрятаться Венди за мгновение, потраченное им на открывание двери.

Он быстро вернулся к кровати, но момент был упущен. Лемюэль снова погрузился в глубокий сон, глаза его стали неподвижны.

Ворон посмотрел на смятую записочку в своей руке и произнес дрогнувшим голосом.

– Ну-ну. Ну-ну. Всему этому должно найтись логическое объяснение. Я не могу до него додуматься. Но это не значит, что его не существует.

Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и поднес бумагу к глазам, едва не касаясь ее носом.

– И где же эта гостиная, а? И откуда мне знать, как выглядит основатель?

Затем он выпрямился, моргая.

– Она сказала, идут великаны?

Сердитый голос донесся из коридора за дверью.

– Выключите свет! Вы что, с ума сошли?! Ворон резко вырубил фонарик. Доктор с лампой в руках вошел в комнату. Он повернулся, поставил лампу и напустился на Ворона.

– Как вы посмели грубо нарушить наши правила?! – рявкнул Дю Лак, топорща усы и сверкая очками.

– Доктор, – медленно произнес Ворон, – почему я не слышал ваших шагов по коридору снаружи? Пол деревянный. Вы в ботинках.

– Возможно, вы меня и не слышали, милостивый государь. Что это у вас в руке, куда вы смотрите?

– Я бы услышал. У меня очень тонкий слух, – ответил Ворон и показал пустую ладонь, поскольку успел сунуть маленькую карточку в карман, когда доктор повернулся спиной.