355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Райт » Последний страж Эвернесса » Текст книги (страница 11)
Последний страж Эвернесса
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 15:00

Текст книги "Последний страж Эвернесса"


Автор книги: Джон Райт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 12
ОН ОБРЕЧЕН И ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ

I

– Смурной он какой-то, – проворчал Питер. – Смурнее, чем обычно, в смысле. Странно что-то. Эмили стояла у окна.

– Он уезжает на нашей машине! – Голос ее звучал сердито.

Она обернулась вовремя, чтобы увидеть на лице Питера выражение, которое уже тысячу раз видела раньше. Это выражение говорило: «Такую возможность нельзя упускать». Питер обожал сбегать посреди спора.

Бывший муж покатился к двери и не потрудился ответить, когда она крикнула ему вслед:

– Ну и куда ты направляешься? Ты всегда уходишь прежде, чем мы закончим разговор! Долг зовет, да? Только что ты можешь сделать? Ты же не в состоянии за ним побежать? – Она еще много чего сказала.

Затем он оказался снаружи. Трогательно было наблюдать за ним через окно, видеть, как медленно и неуклюже он управляется со специальным подъемным механизмом, чтобы затолкать кресло в заднюю часть машины. Питеру пришлось стоять, опираясь на костыли, пока это происходило. А к этому времени Уил уехал так давно, что Питеру совершенно незачем было продолжать погоню.

Но он, естественно, продолжал. Этот раз ничем не отличался от других. Эмили позволила занавеске упасть, загородив ей вид из окна. Она не хотела видеть это снова – Питер, пытающийся преодолеть физический недостаток глупым неотступным упрямством.

Занавеска всколыхнулась, и она поймала секундный проблеск габаритных огней, две красные точки, исчезающие в отдалении на подъездной аллее.

Эмили вздрогнула и обхватила себя руками, удивляясь, чего это она так рассердилась и испугалась.

Секунду спустя она услышала хриплый крик с другого конца коридора. Она перешла с быстрого шага на рысь. Дверь Галеновой комнаты была распахнута, постель пуста, но шум исходил откуда-то дальше по коридору, из хозяйской спальни.

В той спальне телефон упал с тумбочки и валялся в путанице проводов на ковре. Гален стоял на коленях на другом конце комнаты, наставив пальцы на телефон, с перекошенным от ужаса лицом. Он вытянул руки в странном жесте: средние пальцы согнуты, мизинцы и указательные вытянуты в стороны.

Из трубки доносился механический голос:

– Если вы хотите позвонить, пожалуйста, повесьте трубку и наберите номер заново. – Затем раздавалась настойчивая трель, и Гален напрягался от ужаса.

Эмили подошла, подняла телефон и повесила трубку. Она медленно повернулась, мысли на ее лице не отражались.

– Гален, с тобой все в порядке? – ласково спросила она. – Может, приляжешь?

Молодой человек встал, явно потрясенный.

– Голос не принадлежит ничему живому. Даже голоса вампиров звучат для моего слуха более человечно: они некогда были живыми! Я не слышу души! Нет души! Нет души!

– Гален?..

Казалось, он снова овладел собой, лицо его разгладилось.

– Мама, мне надо, чтобы телефонный гонец передал послание одному человеку.

– Гален?.. Ты забыл, как пользоваться телефоном? – Она опасливо протянула ему телефон.

Мама, правда, ничего особенного.

Она помахала перед ним телефоном.

– Нет, давай. Какой номер тебе нужен? Гален моргнул.

– Номер? (Азраил думал, что раскрыл секрет механизма. В конце концов, он имел форму магического квадрата. Он старательно, буква за буквой, произнес имя.)

– Если не знаешь, спроси оператора. – В голосе ее появилась нотка страха, и она обеспокоено смотрела на Галена. – В каком он городе?

– В столице этой страны. Я забыл название. Там есть обелиск, смотрящий на водоем, а в другом месте защитный пятиугольник, охраняющий нацию от бед.

Эмили подняла трубку, набрала номер и попросила помощи оператора в Вашингтоне. Затем медленно протянула трубку Галену.

– Скажи тёте, с кем ты хочешь поговорить.

Гален поднес трубку к уху, затем снова отодвинул. Издал недоверчивый смешок. Приложив ладонь к лицу, он уставился на трубку: сначала в просвет между большим и указательным пальцем, затем между указательным и средним, затем между средним и безымянным и так далее, как будто эти просветы служили своего рода микроскопом. В глазах его появилось странное выражение радости и триумфа.

– В этом механизме спрятан магнитный железняк, не так ли?

Эмили отпрянула.

– Ты не Гален, да?

Юный незнакомец, который выглядел как ее сын, поднял на нее темные сияющие глаза. На губах его играла зловещая улыбка.

– Там внутри находится железка, которая указывает на Полярную звезду, не так ли, мэм?

– Во всех динамиках есть магнит. Кто вы, черт подери, такой? Как вы, черт подери, сумели принять облик моего сына? Где он?

– Во всех? Значит, они здесь обычное дело? – Тут он взялся за крышку микрофона, отделил ее, и на ладонь ему выпал металлический диск.

Он выпрямился, высоко подняв крохотную металлическую пластинку, и рассмеялся.

– Самый могущественный из волшебных помощников! Самый дивный и редкий! И они здесь обычное дело? Ток в магните протянется из моей руки к Полярной звезде. Все, в пределах его досягаемости, досягаемо и для меня! Не надо больше охотиться за оброненными волосками или подстерегать тень в зеркале, чтобы проткнуть ее ножом! Теперь у меня есть меч, который достанет до края небес!

Эмили повернулась, выскочила в коридор и бросилась прочь от него. Насмешливый голос юного незнакомца беспечно произнес:

– Мэм, полагаете, что можете убежать от Полярной звезды так же легко, как убежали от своей совести и брачных обетов? Сомнус! Свяжи конечности Эмили цепями иллюзий!

Она успела добежать до гостиной, когда руки и ноги у нее отяжелели. Она упала на колени, потом на пол. Это было кошмарное ощущение, странно знакомое, когда знаешь, что не спишь, но не в состоянии шевельнуться.

Юноша вошел в комнату. В его руках была швабра, изъятая из чулана в прихожей, и он перешагнул через женщину на полу, словно она какая-то вещь. Швабра задергалась у него в руке и указала на кухонный телефон.

Он вернулся, держа телефон за шнур, и взял из высокой коробки на камине горсть длинных спичек.

Он опустился на колени и зажег спичку, заворожено глядя на ее маленькое пламя. Устремив взгляд на пламя, а не на Эмили, он заговорил.

– Сомнус дарует тебе дар речи. Фантазм приостанавливает способность трезво судить. Все вещи покажутся тебе, как бывает во сне, не странными, но знакомыми, и ты ответишь на мои вопросы. Ты поможешь мне в совершении ритуала. Есть много людей, которые присягнули мне на верность во сне, люди могущественные и влиятельные, короли и бароны. Мы посмотрим, преклонят ли они передо мной колено в знак верности теперь, когда их сны сбываются. Мы призовем их голоса в эту комнату, а пламя скажет нам, говорят ли они правду. Поможешь ли ты мне призвать сюда их голоса?

– Где мой сын?

Эмили казалось, ее голос слишком слаб, чтобы быть услышанным, словно она только вообразила, а не произнесла эти слова. Но он ответил.

– Он на обратной стороне Луны, в пустыне Мук, где слепые приносят боль других в жертву жутким внешним богам Фалегу, Бетору и Аратрону. Не отчаивайся, ибо скоро я намерен снова заключиться в собственную плоть. И я знаю, что королева-волшебница посылает сны (втайне, она полагает, хотя я их раскрыл), чтобы призвать спасителя твоего сына. А! Но ты мне не веришь? – Он улыбнулся, зажег еще одну длинную спичку и начал подносить пламя все ближе к ее глазам.

– Видишь?


II

Узкая дорога вилась по густо поросшим лесом холмам. Голые ветви, ощетинившиеся толпами сучьев, выделялись паутинными силуэтами на фоне зимних звезд. То и дело чернота пейзажа нарушалась бледными пятнами фонарей над ступенями у соседских дверей или бликами лунного света от бегущей речной воды внизу.

Питер сгорбился над рулем машины, следя за кругами света, которые неслись перед ним по дороге и расталкивали густую темноту впереди. Он видел, как Уил свернул с подъездной аллеи налево. Рэнсом направлялся не к главной дороге. Нет, в том направлении до самого водохранилища нет ни одной развилки.

Вписываясь в поворот, где дорога на минуту выходила в долину реки, Питер уловил отблеск фар вверху впереди. Кто-то припарковался на дамбе возле насосной станции.

Питер утопил акселератор до упора, и машина, виляя, пронеслась по узкому изгибу и со стонами запрыгала по выпуклостям и впадинам дороги. Деревья здесь росли густо, их никто не подстригал, и сучья скребли по крыше и бокам.

Затем лес по обе стороны расступился, и обзор улучшился. Впереди дорога пересекала дамбу. Справа раскинулась под звездами черная гладь водохранилища. Слева створки шлюза пропускали поток несущейся воды, который обрушивался вниз с крутого бока дамбы в реку далеко внизу, издавая шум, напоминающий нескончаемые раскаты грома.

Там, где дамба встречалась со скалой, располагалась небольшая заросль кустов и деревьев. Земля там кренилась под опасным углом, прежде чем рухнуть крутым обрывом. Уил перегнулся через край, держась одной рукой за самый конец согнутой ветки дерева, и заворожено глядел вниз.

Питер знал, что внизу там ничего нет, кроме долгого падения в мелкую воду с каменистым дном.

Он подъехал ближе, притормаживая, опасаясь спугнуть Уила. Дорога позволила ему подобраться к Рэнсому на расстояние нескольких метров.

Детский стишок, которому научил его отец, неотступно вертелся в голове:

 
Ты спишь, хотя сверкает день.
Ты вроде бодр, но это ложь,
Украл твой разум чародей,
Ты обречен и ты умрешь.
 

Машина смяла мелкие кусты на пути, но потом пошли деревья, и ближе Питеру было не подобраться. Он открыл дверь и позвал:

– Эй, Уил, что ты затеял?

Сам он тем временем шарил под сиденьем в поисках коленных скоб.

Тот обернулся и помахал свободной рукой. Взгляд у Уила был стеклянный, на губах застыла отсутствующая улыбка.

– Я собирался прыгнуть со скалы или высокой колокольни. Знаешь, чтоб мозги проветрить. Я обнаружил, что тело у меня крепче железа. Со мной ничего не случится. Я уже много раз так делал. – Тут его идиотская улыбка превратилась в гримасу преувеличенного беспокойства. – Э… ты ведь не скажешь Эмили, правда?

Питер шарил под пассажирским сиденьем в поисках второй скобы и не мог ее найти. Он отозвался:

– Конечно нет. Но сначала одна вещь. Можешь оказать мне услугу?

– Что такое?

Одна нога Рэнсома стояла на земле, другая болталась в воздухе, ветка слегка покачивалась под весом мужчины.

Питер наклонился, поставил оба костыля на землю и рывком сдвинулся вперед, удержавшись за счет силы мощных плеч. Он крякнул.

– Эй… тебе оттуда видно мои номера, а? Уил неохотно отвел глаза от провала.

– А? Конечно видно, ясно как день.

Плечи Питера вздыбились, и он перенес тело вперед, волоча бесполезные ноги по грязи и опавшим листьям.

– Прочитай!

– Что?

Еще шаг. Склон начал опасно крениться.

– Прочитай эти чертовы буквы на номерном знаке.

– Э…

Еще шаг. Впереди его ожидало переплетение ветвей, короткое падение, затем Уил. Затем долгое падение. Питер уже находился на ненадежной земле.

– Не забавно ли, что ты разучился читать? – крикнул он лунатику. – Отчего это, по-твоему? Подумай об этом, мужик!

Вися на одной руке на ветке дерева, стоя одной ногой на склоне, Уил бессмысленно таращился на номерной знак. На лице у него проступало выражение сосредоточенности. Затем он повернул голову и уставился на луну. Лицо его было таким внимательным, будто он ловил неслышные голоса. Затем голова Уила начала медленно опускаться, словно его взгляд притягивала пустота внизу.

Питер, зажмурившись, бросился вперед толчком плеч. Костылям не за что было уцепиться на склоне. Ветви деревьев хлестнули его, когда он упал. Последовал хаос боли и головокружения, пока он кувыркался и катился вниз. Затем удар: он врезался в дерево. Один из костылей полетел в воздушный провал, медленно и бесшумно вращался при падении.

В спине и бедрах стреляла боль, но он проглотил стоны и стиснул зубы.

Голос Уила раздался рядом:

– Ты ранен? Знаешь, а мне падения никогда не вредят. Тело мое твердо, как железо, так что я могу прыгать со скал и высоких колоколен…

Питер, лежа на животе в опавшей хвое и жесткой, как проволока, сухой траве, взглянул на горстку зажатых в кулаке листьев. Лицо у него перекосилось от мучительного сосредоточения, губы шевелились, словно он пытался припомнить давно позабытое слово или фразу. Он смутно думал о чем-то, что его отец когда-то заставил его выучить наизусть. Что-то глупое, какой-то Дурацкий детский стишок; нечто выброшенное из головы.

Затем лицо его прояснилось, глаза засияли. Питер крикнул:

– Дерево, за которое ты держишься! Посмотри на него! Посмотри на эту чертову штуку! Ты споришь, что это лавровое дерево?

На самом деле это был клен, но Питер надеялся, что Уил не сообразит.

И действительно, тот ответил:

– А? Я ничего не знаю про деревья, кроме того, что я могу прыгать так далеко, так далеко…

– Духи мира! Он не возразил, что держится за лавр! Эй, Уил, послушай! Есть песенка про лавровые деревья, меня папа научил! Не хочешь послушать, черт тебя дери?

– Я поговорю с тобой, когда залезу обратно. Пока…

Питер запел:

 
Дриада Дафна!
Скромности едва ли Подобной красоте пристал обет!
Ночь не придет туда, где целовали Ту, о которой грезил дерзкий свет.
 
 
Обманы сна бегут от стрел полудня,
Их разгоняет струн волшебный гром.
Лишь тот способен одолеть безумье,
 
 
Кто коронован лавровым венком.
 
 
День, Гелиос, Аполлон, Гиперион! Ты лунное безумие смиряешь,
Тобой повержен полночи дракон!
 

И внезапно Уил, панически вереща, вцепился в ветку обеими руками.

Пока он взбирался по склону к безопасному месту, Питер лежал в спутанном подлеске, колотя кулаком по земле, по его перекошенному лицу текли слезы, и он стонал: «Иисусе, ёпть, Христе, сработало. Будь старик проклят, сработало. Будь проклят этот старый дом, сработало. Все работает. Это все правда. Будь они прокляты! »

Прошло немало времени, прежде чем он нашел силы подтянуть себя обратно.

ГЛАВА 13
ЛЮДИ, НЕ СВЯЗАННЫЕ ЗАКОНАМИ МАГИИ

I

Рядовой первого класса Нэт Фарлоу стоял по стойке «смирно», как он надеялся, в последний раз. Перед ним на столе у сержанта лежали увольнительные документы: позорные документы. Он слишком часто сиживал на гауптвахте, слишком часто напивался.

Но за столом сидел не его сержант, а младший лейтенант. На именном бейдже было написано: «Моклир». Знаки различия он носил странные: Фарлоу не распознал ни нашивки, ни номер подразделения. СВОР – что это такое? И вместо кепки на мужике красовался голубой берет, каких Фарлоу ни в одном подразделении не видел.

Фарлоу видел: что-то с мужиком не так. И сидит он как-то странно, и руками двигает… Офицер сутулился под неудобным углом, словно у него искривление позвоночника, а пальцы его непрестанно шевелились и бегали туда-сюда по столу, трогая вещи, играя с ними. Неправильно как-то. Кривая посадка, кривая улыбка. Фарлоу не мог представить себе этого человека на параде. Все в нем было не то. Несмотря на униформу, Фарлоу решил, что военным этот человек являться не может.

Они находились в маленьком деревянном строении, где из-за отсутствия обогревателя было холодно до судорог. Далее на гауптвахте уютнее. Отсюда в распахнутое окно справа виднелся парадный плац, флаг был приспущен из-за недавней неожиданной гибели одного из офицеров базы в авиакатастрофе. Ходили слухи, что первый и второй пилоты просто заснули за штурвалом и шмякнулись вверх ногами… Фарлоу был не из тех, кто верит слухам. Откуда человек может знать, что произошло в кокпите, если все погибли? Он недоумевал, кто мог пустить подобную сплетню.

Лейтенант поднял глаза.

– Полагаю, вы будете счастливы выбраться отсюда. Как только ваш сержант это подпишет, вы свободны.

– Сэр! Да, сэр!

– Вольно, солдат. Присаживайтесь. Хотите пончик? Кофе?

Фарлоу сел на жесткий деревянный стул, выкрашенный в оливково-зеленый цвет. Предложенный кофе солдат не взял. Он решил сразу перейти к делу.

– Сэр, что вы предлагаете?

В глазах у офицера вспыхнула искорка веселья. Это тоже было странно. Кривая полуулыбка снова появилась на его узком лице.

– Может, и ничего, солдат. Может, ваше будущее. Вы уже подыскали, чем заняться по возвращении домой? Мало кому нужен человек, выброшенный из армии, верно?

– Так, – сказал Фарлоу, – это вербовка? Продолжайте. Выкладывайте.

Моклир помолчал с минуту.

– Кук с вами разговаривал?

Фарлоу виду не показал. Он не хотел неприятностей для Кука. Они побывали вместе на гауптвахте, а потом дружно напились за огневым барьером.

Поэтому он небрежно ответил:

– Просто шизовый треп, сэр. Не уверен, что вообще помню, чего он там нес. Мы оба изрядно нализались.

– Нализались?

– Напились, сэр.

– И что он вам говорил?

Кук нашептывал ему странные и безумные вещи.


II

Они стояли во рву за огневым рубежом после отбоя. Часовые в ров никогда не заглядывали, отсюда было далеко от казарм, но при этом достаточно легко попасть обратно к себе на койку (быстренько прошмыгнув мимо двух гофрированных ангаров с запчастями), если никто ничего не заметит.

Кук говорил нетвердым голосом:

– Любая баба, какую захочешь, Фарлоу. Прямо к тебе в постель, одетая, раздетая – в любом виде. Выбирай из журналов. С телека. Даже не обязательно живую. Нравится тебе Мэрилин Монро? Мисс Декабрь-шестьдесят восемь? Девочка, по которой ты сох в старших классах? Она явится такой же юной, как тогда. Даже не надо, чтоб они были настоящие. Джонсон говорит, что поимел Женщину-Кошку.

Фарлоу ответил:

– Но если это просто сон, в чем, черт подери, смысл?

– Смысл! – выкрикнул Кук в пьяном веселье. – В этом-то и смысл. С реальной телкой тебе надо беспокоиться, как бы ее не обрюхатить, и чтоб она все время была довольна, и о ее бывшем или родственниках… А с дамой из твоих снов – никаких тревог, никаких забот.

Фарлоу сказал:

– Не могу поверить, что ты только что произнес «дама». Кто так говорит?

– «Дама лучше книг и злата, дама – лучшая услада! » – ответил тот с задушевным смешком. – Но не зли их. Черт! Не раздражай. А то вместо женщин они посылают пауков. Больших. Клешни такие, чтобы отстричь тебе член, как ты боялся в детстве. Помнишь, как боялся в детстве? «Вот ложусь я сейчас спать, а вдруг умру до того, как проснусь», и все такое? Помнишь, как ты думал, что твоя собственная подушка упадет тебе на лицо и задушит? Помнишь человека в чулане, человека с крюком, который ждал, пока мама погасит ночник? Если ты переступишь черту, они посылают плохие сны. Что тебя похоронили заживо. И крысы едят тебе лицо. Ненавижу ощущение, как маленькие зубы раздирают щеку (ну, знаешь, как это), и можно просунуть язык в дырку. Или гниение. Есть такой сон, когда все твое тело гниет и разваливается, с хрустом, по кусочку, выпадают зубы, потом глаза. Нет. Нет. Не зли их. Как от них уйдешь? Никак. Спать-то иногда надо.

– Кого не злить, мужик? Кого?

– Его держат в клетке. Он выходит.

– Кто? Кто выходит?

– Волшебник.

– Что?

Чудес-с-ный волш-ш-шебник Оз-з. Йэх!

После этого беседа потонула в невразумительном бурчании.


III

Фарлоу решил не отвечать.

– Кук. Да ничего он не говорил, сэр.

Моклир оперся на локоть и склонил голову набок.

– Стало быть, вы умеете хранить тайны. Это мне нравится. Нет, Кука не накажут. Мы просили его намекнуть вам о нашем новом подразделении, чтобы посмотреть, не заинтересуетесь ли вы.

– Посмотреть, не расскажу ли я сержанту, вы хотите сказать.

Фарлоу видел эту игру с самого начала: если он скажет кому-нибудь, то все нашептанное Куком окажется пьяным бредом. Промолчит – придут сами.

Так и вышло.

Он сказал:

– Кук говорил, что снова поступает на службу. Это показалось мне смешным – ведь его вышвырнули, как и меня.

Моклир склонил голову на другую сторону. Фарлоу заметил, что глаза у него разъезжаются. Может, у парня что-то не в порядке с нервной системой? Болезнь или еще что?

Моклир сказал:

– Мы набираем людей.

– Куда?

– В Систему военного оперативного резерва. Видите ли, нынче мир стал гораздо опаснее – эти террористы, иностранцы и прочая шваль. Наркодиллеры вооружаются все более и более серьезным оружием – вы не поверите, где порой всплывает бывшее советское добро. И бунты, мятежи, протесты. Множество людей слетает с катушек. Вам известно, что уровень душевных расстройств растет? Наркозависимость, убийства… Так что в верхах сформировали при участии БАТФ гибкое оперативное подразделение, не подчиняющееся обычной командной иерархии. Элитное соединение, способное быстро развернуться на материковой части США, чтобы иметь дело с новыми угрозами, которые выдвигает новый мир. Восстания, мятежи, протесты и всякое такое.

– Кто угрожает бунтом?

– Ой, – отмахнулся Моклир, – элитное подразделение формируется исключительно в превентивных целях.

– Элитное? Дядя, вы не с тем разговариваете. – Фарлоу ткнул в бумаги на столе. – Вы же читали мою характеристику.

– Ах, друг мой, – произнес лейтенант тоном, в котором начисто отсутствовало дружелюбие. – Подразделение не ищет людей, проявивших обычные добродетели вроде дисциплины, мужества, патриотизма и верности. Есть иные психологические факторы, которые более полезны. Кук не распространялся относительно нашей программы поощрений? Насчет того, каким нам видится будущее?

– Он сказал много такого, что звучало для меня как измена.

– О, это слово! Какое путаное, старомодное, неизящное слово! Измена чему? Кому? Мы живем в великой стране – несомненно, величайшей в истории, и в нынешний момент мощи нации не противостоит ни один серьезный враг. Кто бы ни вступил с нами в открытый бой, он быстро будет сокрушен. Так чего этой нации бояться? Внутренних врагов. Проникающих через наши границы иностранцев. Предательства. Террора. Инакомыслия. Голосов, осуждающих нашу систему власти. Единственное, чего надо бояться, – слабости. Брожения. Бунтов. Единственное, чего нам стоит опасаться, это предательства по отношению к людям. А люди хотят безопасности. А! Но, похоже, я не убедил вас, рядовой Фарлоу! Что ж, вероятно, мы ошиблись.

И он собрал увольнительные документы, взял ручку с подставки и сделал вид, что собирается подписать их.

– Погодите минуту, – подал голос Фарлоу.

Офицер пригнулся низко к столу, едва не прижав ухо к бумагам, и искоса глянул на рядового ярким глазом.

Солдат медленно произнес:

– Кук говорил что-то насчет того, что мое дело будет опечатано.

Моклир ответил:

– Ему полагалось сказать «ликвидировано». Мы не прибегаем к полумерам.

– Кто именно «мы»? Моклир криво улыбнулся.

– Мы – побеждающая сторона. Вы ведь хотите быть на стороне победителя?

– Не припоминаю, чтобы объявляли войну.

– О, война идет всегда.

– Между?..

– Между теми, кто играет по правилам, и теми, кто идет вперед. И на какой стороне предпочли бы оказаться вы? – Пальцы Моклира дернулись, и он взял бумаги со стола. – Вы знаете, что все ваши будущие хозяева это увидят, не так ли? Если они у вас будут. Да, полагаю, всегда можно прожить на пособие, но тогда придется иметь дело с социальными работниками и прочими, а они не особенно отличаются от любой другой бюрократии, где бы то ни было, так ведь? У них тоже есть люди, которые следуют правилам, и люди, которые эти правила используют.

Фарлоу с минуту ничего не говорил. Он пытался понять, угрожает ли ему этот скрюченный человечек, и если так, то что он, Нэт Фарлоу, может с этим поделать. Хорошо бы дать ему от души в рыло, но лишние шесть месяцев на гауптвахте кажутся мрачной перспективой, когда лишь несколько минут отделяют человека от того, чтобы снять эту дурацкую форму и надеть штатскую одежду.

Он подумал: «Будь у меня хоть капля здравого смысла, я бы развернулся и вышел в эту дверь прямо сейчас. Они просто банда психов. Может, они и в форме, но с армией ничего общего не имеют. Трюмные крысы тоже живут на корабле, но никто не считает их частью экипажа».

Вслух он произнес:

– Кук, похоже, думает, что вы, парни, – ну, ваша сторона – собираетесь изменить мир к лучшему. Прижать богатых, избавиться от коррупции в правительстве и в большом бизнесе, проследить, чтобы со всеми поступали по-честному. Накормить бедных. Но Джонсон говорил…

Лицо у Моклира перекосилось. Одна бровь поехала вверх, а другая вниз.

– Вы разговаривали с Джонсоном? Интересно.

Фарлоу догадался, что Джонсону не полагалось с ним беседовать. Черт. Он не собирался подкладывать Джонсону свинью. Нэту нравилось думать о себе как о человеке, который не раскрывает карты, но он промахнулся.

– Джонсон, похоже, считает, что ваше новое особое подразделение намерено помочь восстановить закон и порядок, снести несколько голов, убрать бомжей с улиц и грязь из Голливуда, швырнуть в тюрьму несколько предателей и подстрекателей. Стало быть, вы рассказали этим двоим разные истории, так? Мне вот интересно, можно ли это называть стратегией победителей? И нашим, и вашим. Потому что одного мужика хватит, чтобы выслушать обе стороны и разобраться, что вы на самом деле затеваете.

Моклир развел руками и улыбнулся.

– Ох уж эти парни. Им пришлось рассказать то, что они хотели услышать. Что еще можно поделать с такими людьми?

Хоть и кривая получилась улыбка, но ощущалось в ней нечто теплое и братское. Да, Фарлоу знал, насколько люди бывают тупы. Что с ними поделаешь?

Интонация лейтенанта сделалась задушевной:

– Но люди вроде нас – те, которые хотят быть на победившей стороне, – не питают подобных иллюзий, верно?

Моклир умолк на мгновение, дабы собеседник проникся этой мыслью, а затем продолжал доверительным тоном:

– Я выложу карты на стол. Мне надо заполнить квоту. График передвинули. У нас есть босс, который всем заправляет, и он скоро выйдет на сцену. Поэтому нам надо быть готовыми раньше, чем мы рассчитывали. Поэтому мне необходимо набрать людей быстро. Все, что мне нужно, – чтобы человек знал, с какого конца ствола вылетает снаряд, и слушался приказов. Но нам нужны и люди с мозгами. Смышленые ребята. Люди, которые знают, как идет игра. Люди без иллюзий, идеалов, запутанных обязательств. Люди, которых нельзя одурачить лестью или фокусами. Вы такой человек, Фарлоу?

На Нэта Фарлоу намек на то, что он выше обычных человеческих иллюзий, подействовал неотразимо. То, что он не падок на лесть, было самым приятным – давно он ни от кого не слышал таких комплиментов.

Словно маленький язычок жаркого пламени загорелся внутри него, и он почувствовал темное дикарское удовлетворение, когда услышал то, что сам всегда думал. Словно он вернулся домой – к людям, подобным ему. К людям, которые знают, что мир это мешок дерьма, что все кости мечены, но тем не менее ухитряются выигрывать.

(Мысль, что это также всего лишь ложь и приманка, которую ему предлагают, поскольку именно это он и хочет услышать, украдкой высунула нос, будто сурок из норы. Но эта мысль была для него нелестной, ей не понравилась собственная тень, и она спряталась обратно.)

– Я подумаю об этом, – сказал Фарлоу. – Если я решу принять ваше предложение, к кому мне обратиться?

Моклир назвал размер жалованья, более чем в десять раз превышающий жалкий оклад по третьему разряду, который сейчас получал рядовой.

– Есть и другие блага. Кук упоминал о некоторых из них. Мы о своих заботимся. Заинтересовались?

Фарлоу хотел бы спрятать голодное выражение лица, но знал, что скрюченный человечек его заметил. Очередной промах. Теперь нечего разыгрывать скромность.

– Что ж, возможно, тут не о чем раздумывать. Да. Я заинтересован.

Моклир сказал:

– Разумеется, нужно пройти тест.

– Типа посвящения?

Фарлоу знал, как устроены банды. Стоит новобранцу совершить нечто ужасное, чего власти не смогут простить, – и верность его гарантирована. Идти ему больше некуда, и его шантажом удерживают в рамках.

– Ничего такого ужасного. Уэнтворт набирает особую группу из людей, имеющих определенные… психологические факторы. – Он вынул пачку бумаги из ящика стола. – Заполните анкету и прошение о переводе…

– Я по-прежнему останусь в армии? Или нет?

– Вы получите армейский чин, но спецподразделение будет проводить операции там, где понадобится, и за морем, и на территории США. Иногда в форме, иногда нет.

Фарлоу просмотрел вопросы.

– Смотрю, вы тут спрашиваете об очень личных вещах.

– Это для психологической оценки.

– Вам позволено задавать подобные вопросы? Люди в наши дни используют слово «содомия»? А что случилось с правилом «не спрашивают, не говори»?

Моклир развел руками и поднял брови с видом оскорбленной невинности.

– Мы стараемся быть открытыми для всех, а новое подразделение ищет людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Это часть нашей программы разнообразия.

– Почему вы здесь спрашиваете о моих сексуальных партнерах?… «Или, если с женой, была ли церемония проведена в церкви»?..

– Это просто медицинская информация. Венерические заболевания, знаете ли. К тому же люди, прошедшие через венчание, обычно дольше остаются в браке. Нам нужно это знать, потому что данные обстоятельства влияют на наши страховые взносы, поскольку МАФ занимается бракоразводными и опекунскими делами, а эти суммы изымаются из наших операционных накладных расходов. Вы ж понимаете.

– А как насчет вот этого: «Имели ли вы когда-нибудь сексуальные отношения или интимный физический контакт с еврейкой, язычницей или некрещеной женщиной?» Кому какое дело? К чему, черт подери, это все?

– Часть наших обязательств по отделению церкви от государства. Говоря о которых… не могли бы вы встать, пожалуйста?

Из другого шкафа Моклир извлек распятие и с грохотом уронил его на доски пола. Это был маленький деревянный крест, тщательно отполированный, с выполненной из слоновой кости фигуркой страдающего Христа. Красивая, простая и изящная ручная работа.

Моклир произнес, как само собой разумеющееся:

– Наступите на распятие, пожалуйста, и мы сможем перейти к вашему прошению о переводе.

Фарлоу посмотрел на крест на полу.

– Затруднения, рядовой?

– Вы, должно быть, шутите?

– Всего лишь психологический тест, – успокоил его Моклир.

Солдат медленно покачал головой.

– Вы, ребята… необычные… так? Это похоже на…


IV

У Фарлоу была тетя, которую все звали Безумной Джейн. Он полагал, что в каждой семье есть кто-то вроде нее. Для некоторых людей безумием становилось коллекционирование марок или наблюдение за птицами, а для нее это были рыцари-тамплиеры. Материалы по теории заговоров, интересные лишь медиевистам. Безумная Джейн не сомневалась, что существуют огромные сокровища, включая, может, даже Ковчег завета, спрятанные где-то в старых европейских монастырях, – сокровища тамплиеров.

Безумная Джейн посвящала в свои изыскания всех. Несмотря на отчаянное сопротивление Фарлоу, ему она тоже обо всем рассказала. Когда французский король Филипп Красивый изничтожал рыцарей ордена Храма Иерусалимского, те под пытками сознавались во всевозможных эксцентричных вещах и поступках, шокирующих сознание среднего бюргера Темных веков. Среднему бюргеру полагалось думать, что Филипп Красивый – честный король, а не просто проходимец, затеявший ограбить богатых рыцарей. Естественно, тамплиеры признавались во всем, чего хотели от них мучители: акты содомии и поклонения дьяволу, совокупление с еврейками, ведьмами и некрещеными наложницами с Востока, – иными словами, в поступках, которые плохо выглядели только в глазах людей того времени. На подобные вещи ни один современный человек не обратил бы внимания – прелюбодеяние, поклонение природе, неуважение к церкви.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю