Текст книги "Чужие сны и другие истории"

Автор книги: Джон Ирвинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Не интеллекту, – вмешалась я. – Уму. Мы часто путаем интеллект с умом. Полным-полно глупых интеллектуалов. Их ничуть не меньше, чем глупых бейсболистов. А ум предполагает способность воспринимать происходящее вокруг.

Бреннбар снова отгородился завесой сигарного дыма, и даже соседка не видела выражения его лица.

– Миссис Бреннбар, я бы мог поспорить с вами насчет того, что глупых интеллектуалов столько же, сколько глупых бейсболистов, – сказал мой сосед, ошибочно думая, будто разговор вернулся в более спокойное русло.

И тут Бреннбар предостерегающе рыгнул. Звук был долгим, утробным и глухим, будто мусорное ведро бросили в шахту лифта, а вы у себя на тридцать первом этаже стоите в душе, слышите непонятный звук и думаете, будто кто-то стучит в дверь вашей квартиры.

– Что желаете на десерт? – спросил официант, раздавая меню.

Должно быть, он посчитал Бреннбара любителем десертов.

– Принесите мне пом норманд ан бель вю, [52]52
  Десерт из мелконарезанных яблок, которые тушат с добавлением сахарной пудры, корицы и лимона и подают в формочках.


[Закрыть]– попросил мужчина, назвавший Средний Запад «дырой».

Его жена предпочла холодный десерт, заказав пудинг альсасьен. [53]53
  Эльзасский пудинг (яблочный пудинг с корочкой).


[Закрыть]

– А мне прошу принести шарлотт малакофф о фрез, [54]54
  «Малаховская шарлотка» с клубникой. «Корпус» этого десерта составлен из печенья «дамские пальчики»; начинка может быть самой разнообразной.


[Закрыть]– сказала соседка Бреннбара.

Для себя я выбрала муслин о шокола. [55]55
  Взбитые сливки с шоколадом.


[Закрыть]

– Дерьмо, – пробурчал Бреннбар.

Метафоры метафорами, а его лицо, изуродованное следами от прыщей, было вполне настоящим. И свирепым. Мы все это видели.

– Дорогой, я всего лишь пыталась тебе помочь, – непривычным для себя тоном сказала я.

– Смышленая сука, – ответил Бреннбар.

Мой сосед, для которого «спокойное русло» беседы оказалось опасной тропой, откуда легко сорваться в пропасть, сидел в гнетущей обстановке, атакуемый чувствами соперничающих меньшинств, и сожалел о нехватке собственного ума.

– Я бы заказал клафути о прюно, [56]56
  Сливовый пирог.


[Закрыть] – неуверенно произнес он.

– А вы и закажете, – сказал ему Бреннбар. – Я так и думал.

– Я тоже так подумала насчет него, – призналась я.

– Ты и насчет нее угадала? – спросил Бреннбар, кивая в сторону своей соседки.

– Угадать ее выбор было очень легко. Я угадала выбор каждого.

– А вот насчет тебя я ошибся, – сказал Бреннбар.

Чувствовалось, это несколько обескуражило его.

– Я думал, ты попытаешься разделить с кем-нибудь саварен. [57]57
  Разновидность ромовой бабы.


[Закрыть]

– Бреннбар не ест десерт, – объяснила я собравшимся. – Это плохо отражается на его лице.

Сейчас Бреннбар был похож на сдерживаемый поток лавы. Я знала, что очень скоро мы вернемся домой. Мне невероятно хотелось остаться с ним наедине.

«Словоизлияния Бреннбара» (1973)
От автора

Этот сердитый рассказик было куда интереснее писать, нежели читать. Первоначально он являлся частью моего третьего романа «Семейная жизнь весом в 158 фунтов» (1974); там эта история служила образчиком литературного творчества Эдит Уинтер – одного из главных персонажей романа. Она же служила примером того, как Эдит «литературно обработала» своего мужа, поскольку для читателей (романа) Бреннбар должен был ассоциироваться с гиперболизированным обликом Северина Уинтера – мужа Эдит. Но меня утомила столь высокая степень игривости; получалась «история в истории», не имевшая особого отношения к сюжету романа. Словом, я убрал ее оттуда.

А незадолго до этого я поспорил с одним человеком (сейчас уже не помню с кем). Тему спора помню: сумею ли я написать правдоподобный рассказ от лица женщины. (Скорее всего, и спорил я тоже с женщиной.) Я решил доказать своему оппоненту (или оппонентке), что подобный рассказ вполне мог быть написан женщиной (Эдит Уинтер), и в доказательство отправил рукопись в «Плейбой». Но автором значился не я, Джон Ирвинг, а некая Эдит Уинтер, которая была и осталась никому не известной (за исключением читателей романа «Семейная жизнь весом в 158 фунтов»).

И вот тут-то возникла проблема. «Плейбой» принял рукопись, однако редакцию заинтересовала личность автора и то, есть ли у Эдит Уинтер что-нибудь еще. Мой тогдашний литературный агент Питер Мэтсон предупреждал: в «Плейбое» мой розыгрыш может очень не понравиться. Пришлось сознаться, что автором рассказа про «прыщизм» являюсь я. Если редакция и рассердилась на меня, то не подала виду. «Словоизлияния Бреннбара» они напечатали в декабрьском номере журнала (1974) под моим именем. Таким образом, Эдит Уинтер лишилась единственной возможности опубликовать свой опус. Я придумал ей Бреннбара и его вдохновенный монолог, и я же потом забрал свой подарок назад.

Но, увидев иллюстрацию к «Словоизлияниям Бреннбара», я искренне пожалел, что автором является не Эдит Уинтер, – настолько безвкусной и отвратительной была та картинка. Художник не нашел ничего лучшего, как изобразить женскую грудь, где вместо соска был прыщ, сдавливаемый большим и указательным пальцами. Оттуда капал гной. «Жесть!» – оценил иллюстрацию мой сын Колин, которому было тогда девять лет. Мне даже захотелось отречься от авторства, однако я не поддался этому глупому порыву. При чем тут содержание рассказа?

Сегодня я могу назвать «Словоизлияния Бреннбара» выражением моей точки зрения на политкорректность задолго до появления самого этого термина. И еще – примером того, чт о я думал о популярности, не будучи популярным. В романе Эдит Уинтер говорит: «По-моему, популярность для умного человека – величайшее оскорбление». Она ошибалась. Популярность оскорбительна лишь для тех, кто мнит себя умнее популярной личности. Однако «Словоизлияния Бреннбара» были написаны в семьдесят третьем году, и тогда я мало что знал о популярности.

Пансион «Грильпарцер»

Мой отец работал в австрийском бюро туризма, и однажды матери взбрело в голову, что все мы должны сопровождать отца в поездках, целью которых был «туристский шпионаж». Так мать и мы с братом сделались участниками отцовских секретных миссий. В задачу входило посещать австрийские рестораны, отели и пансионы, с которыми сотрудничало бюро, и представлять отчеты, сообщая о пыли в номерах, грубости со стороны персонала, некачественной пище, самовольном сокращении ассортимента и так далее. Поэтому, куда бы мы ни приезжали, от нас требовалось создавать проблемы. Например, подражая чудачествам иностранных туристов, требовать в ресторане блюда, которые отсутствовали в меню. Или – среди ночи шумно плескаться в ванной, заявляя, что мы так привыкли. Мы возмущались, когда в аптечке гостиничного номера не было аспирина, а горничная не могла объяснить, как добраться до зоопарка. Мы должны были вести себя вежливо, но докучать персоналу отеля или пансиона своей привередливостью. Покинув место инспекции, в машине мы обо всем рассказывали отцу.

– Парикмахер у них никогда по утрам не работает, – жаловалась отцу мать. – Правда, мне посоветовали пару хороших парикмахерских, буквально в нескольких шагах от отеля. По-моему, все нормально, если не считать отсутствия парикмахерских услуг.

– Но руководство утверждало, что у них такие услуги есть, – отвечал отец и делал пометку в своем громадном блокноте.

Я был неизменным водителем нашей «секретной группы» и доносил обо всех «странностях», происходивших с нашей машиной.

– Мы специально поставили машину в гараж отеля и дополнительно заплатили за это. А сегодня, когда я ее забирал, я заметил, что пробег, судя по счетчику, увеличился на четырнадцать километров.

– Об этом я сообщу непосредственно руководству бюро, – заявлял отец, снова чиркая в блокноте.

– В туалете бачок течет, – вспоминал я.

– А мне вообще было дверь туда не открыть, – жаловался мой младший брат Робо.

– У тебя вечные нелады во всеми дверями, – напоминала ему мать.

– Этот отель класса С? – спрашивал я.

– Самое печальное, что нет, – отвечал отец. – Он до сих пор числится в классе В.

Какое-то время мы ехали молча, обдумывая аргументы для понижения классности отеля или пансиона. К этому мы относились очень серьезно.

– Думаю, нужно отправить письмо руководству бюро, – предлагала мать. – Обойтись без расшаркиваний, но и без излишних резкостей. Только факты.

– Я тоже склоняюсь к такому мнению, – подхватывал отец, любивший официальные встречи с руководством бюро.

– И не забудь сказать о том, что кто-то брал нашу машину, – напоминал я. – Это непростительное нарушение.

– Пап, скажи им, что яйца были недоваренные, – канючил Робо.

Ему в то время не исполнилось и десяти лет, поэтому его мнение всерьез не принималось.

После смерти деда в состав нашей «секретной группы» вошла бабушка, что сразу повысило уровень эффективности… точнее, придирчивости. Джоанна (так звали бабушку) обладала аристократическими замашками. Она привыкла останавливаться в отелях класса А, однако отцу чаще всего приходилось инспектировать отели и пансионы классов В и С. Такие места пользовались наибольшим спросом среди туристов. С ресторанами были свои хлопоты. Если спать без особого комфорта туристы еще соглашались, то в качественной еде были заинтересованы все.

– Я не позволю, чтобы на мне проверяли пищу сомнительного качества, – заявила нам бабушка. – Вы тут все четверо радуетесь бесплатным путешествиям. На самом деле вы платите очень дорогую цену. Прежде всего, вы никогда не знаете, в каких условиях вам придется ночевать. Американцам, может, и понравится местная экзотика в виде номеров без ванных комнат. Но я уже стара, и меня вовсе не очаровывает, когда нужно идти по длинному коридору в поисках места, где можно вымыть лицо и облегчиться. Естественно, меня это беспокоит, но мое беспокойство – лишь половина настоящих бед. В подобных местах можно легко подцепить какую-нибудь гадость. Я говорю не только о пище. Если кровать покажется мне подозрительной, клянусь, что я глаз не сомкну. И это еще не все. Не забывайте, что вы путешествуете с детьми. Они слишком юны и впечатлительны, а в подобных местах останавливается публика не с самыми лучшими манерами. Задумайтесь, как это повлияет на неокрепшие детские души.

Родители молча кивали.

– Почему ты гонишь, как на скоростном шоссе? – переключилась на меня бабушка. – Покрасоваться хочешь? Сбрось скорость.

Я послушно сбросил скорость.

– Вена, – вздохнула бабушка. – В Вене я всегда останавливалась в «Амбассадоре».

– Видите ли, Джоанна, этот отель не включен в список проверки, – осторожно напомнил ей отец.

– Разве тебя пошлют проверять приличное место? Я так думаю, что мы вообще не попадем ни в один отель класса А.

– Дело в том, что наша поездка охватывает преимущественно отели и пансионы класса В.

– Преимущественно? Как это понимать? Значит, мы все-таки остановимся хотя бы в одном отеле класса А?

– Нет. Нам придется остановиться в одном пансионе класса С.

– Это я люблю, – оживился Робо. – Там драки бывают.

– Могу себе представить, – поморщилась бабушка.

– Это совсем небольшой пансион, – сказал отец, будто величина пансиона оправдывала все остальное.

– Они подали заявление об изменении их класса с С на В, – добавила мать.

– Но туристы жаловались на них, – сказал я.

– Ничего удивительного, – тоном судьи произнесла Джоанна.

– И еще там… животные, – сболтнул я.

Мать сердито посмотрела на меня.

– Животные? – насторожилась Джоанна.

– Да, животные, – с упрямством идиота подтвердил я.

– Подозрение на наличие животных, – поправила меня мать.

– Да, и нечего выдумывать, – осадил меня отец.

– Какая прелесть! – всплеснула руками бабушка. – Подозрение на наличие животных. Как это понимать? Нас ожидают клочки шерсти на коврах? Зловонные кучки по углам? Вы забыли, что у меня астма и я мгновенно начинаю задыхаться в комнате, где побывала кошка?

– Жалоба касалась не кошек, – сказал я и тут же получил от матери сердитый толчок локтем.

– Тогда кто? Собаки? – насторожилась Джоанна. – Бешеные собаки! И одна из них вцепится в меня на пути к ванной.

– Нет, не собаки, – успокоил я бабушку.

– Медведи! – крикнул Робо.

– Робо, это только предположения, – отчитала моего брата мать.

– Дурацкая шутка, – поморщилась бабушка.

– Конечно дурацкая, – подхватил отец. – Ну какие медведи в пансионе?

– В письме говорилось о медведях, – напомнил я. – Естественно, в бюро туризма посчитали, что у писавшего не все в порядке с головой. Но затем пришло второе письмо, и тоже с жалобой на медведя.

В зеркале заднего обзора отец состроил мне свирепую физиономию. Однако я считал, что нужно заранее посвятить бабушку во все особенности нашего расследования. Во-первых, пусть не расслабляется, а во-вторых – этим я избавил нас от жалоб типа «Почему меня не предупредили?».

– Наверное, это не настоящий медведь, – разочарованно протянул Робо.

– Значит, человек в медвежьем костюме! – воскликнула Джоанна, – Это что еще за неслыханное извращение? Звериная натура, облаченная в звериную шкуру! Спрашивается, для чего? Здесь дети, а то бы я сказала, для чего. Я слыхала про такие штучки. Мне нужно взглянуть нa это своими глазами. Едем туда! Начнем с класса С, чтобы потом не портить себе настроение. Чем раньше, тем лучше.

– Но мы ведь даже не забронировали номера, – сказала мать.

– Конечно. Так мы бы дали им шанс проявить себя с самой лучшей стороны, – согласился отец.

Он никогда не раскрывал своим жертвам, что работает на бюро туризма, однако считал: бронирование – честный способ позволить персоналу подготовиться наилучшим образом.

– Нам незачем это делать, – отмахнулась бабушка. – В пансионе, где разгуливают люди в медвежьих шкурах, всегда полно свободных номеров. Уверена: постояльцы регулярно умирают там прямо в постели. От страха или чудовищного варварства безумца, нацепившего на себя вонючую медвежью шкуру.

– Может, это все-таки настоящий медведь, – с надеждой произнес Робо.

Слушая наш разговор, брат посчитал, что настоящий медведь – все же меньшее зло, нежели вампир в медвежьей шкуре, порожденный бабушкиным воображением. Настоящих медведей Робо не боялся, поскольку видел их лишь в зоопарке.

Соблюдая максимальную осторожность, я привел машину к темному перекрестку на пересечении улиц Планкен и Зайлергассе. Мы стали высматривать пансион класса С, хозяин которого метил классом выше.

– Нет места для парковки, – сказал я отцу, и он сразу сделал пометку в блокноте.

Я встал впритык к другой машине. Мы сидели в салоне и смотрели на узкое четырехэтажное здание пансиона, зажатого между кондитерской и табачным магазином.

– Видите? – обратился к бабушке отец. – Никаких медведей.

– И, надеюсь, никаких людей, – сказала она.

– Они приходят по ночам, – заявил Робо, с опаской оглядываясь по сторонам.

Внутри нас встретил герр Теобальд – владелец «Грильпарцера». Джоанну он сразу заставил насторожиться.

– Надо же! Совместное путешествие трех поколений! – воскликнул герр Теобальд. – Как в старые добрые времена, – добавил он специально для бабушки. – Да, в те времена, когда еще не нахлынула лавина разводов и молодежь не торопилась поскорее обособиться от родителей. Наш пансион – семейный. Очень жаль, что вы заранее не известили о своем приезде. Тогда бы я смог поселить вас всех вместе.

– Мы не привыкли спать в одном номере, – холодно изрекла бабушка.

– Что вы, я не это имел в виду, – снова воскликнул герр Теобальд. – Я хотел сказать, тогда бы я сумел разместить вас рядом.

Его слова явно испугали бабушку.

– Вы поселите нас в разных концах?

– Видите ли, в пансионе осталось лишь два свободных номера. И только в одном смогут поместиться родители с детьми.

– А их номер далеко от моего? – допытывалась Джоанна.

– Ваш номер – напротив туалета, – сообщил Теобальд, словно в этом был несомненный плюс.

Нас повели показывать номера. Бабушка с отцом замыкали процессию. Джоанна не скрывала своего презрения.

– Я совсем не так представляла себе жизнь в старости, – ворчала бабушка. – Поселить меня рядом с туалетом, чтобы всю ночь слышать шарканье ног!

– Обратите внимание на неповторимость каждого номера, – тоном музейного экскурсовода вещал Теобальд. – Вся мебель здесь принадлежит моей семье.

В этом мы не сомневались. Просторная комната, в которой предстояло ночевать нам четверым, была полна всевозможных безделушек. По шкафам и комодам можно было изучать тенденции венской мебельной моды. Никакой стандартизации, даже в дверных и ящичных ручках. Нам с Робо понравились медные краны умывальника и резная спинка кровати со стороны изголовья. Я видел, как отец мысленно упорядочивает свои наблюдения для последующего занесения в блокнот.

– Потом займешься, – одернула его бабушка. – Я хочу видеть свой номер.

И мы всей семьей послушно отправились за Теобальдом по изгибам длинного коридора. Отец, естественно, подсчитывал число шагов от нашего номера до туалета. Мы шли по вытертому серому ковру. По стенам были развешаны пожелтевшие фотографии конькобежцев. Меня особенно поразила форма коньков: спереди они загибались наподобие полозьев старых саней или туфель придворных шутов.

Робо, забежавший вперед, радостно возвестил об обнаружении туалета. Значит, мы добрались и до бабушкиного номера.

Ее номер встретил нас обилием фарфоровых безделушек, полированными стенками шкафов и намеком на плесень. Портьеры были влажными. На кровати, застеленной покрывалом, ровно посередине вздымался бугор, словно там прятался какой-нибудь тощий мальчишка.

Бабушка дождалась, пока герр Теобальд покинет номер. Управляющий выскочил оттуда со стремительностью пациента, которому врач сообщил о благоприятных анализах. Когда за ним закрылась дверь, бабушка спросила отца:

– Какие основания у этого пансиона рассчитывать на категорию В?

– Никаких. Только С.

– Они родились и умрут с категорией С, – сказал я.

– А я бы сказала, что им надо понизить категорию до Е или F, – заявила бабушка.

В тускло освещенной чайной комнате (обычное название столовых в пансионах) мужчина пел венгерскую песню. Он был в костюме, но без галстука.

– Это еще не значит, что певец – венгр, – успокаивал бабушку отец, но лицо Джоанны сразу приняло скептическое выражение.

– А по-моему, шансы не в его пользу, – тоном английской леди произнесла бабушка.

Она отказалась от чая и кофе. Робо съел кусочек торта и сказал, что ему понравилось. Мы с матерью курили одну сигарету на двоих. Мать избавлялась от этой вредной привычки, а я начинал ее приобретать. Между нами существовала договоренность: одному не выкуривать сигарету целиком.

– Наш знаменитый гость, – шепнул отцу герр Теобальд, указывая на певца. – Знает песни всех стран мира.

– Во всяком случае, венгерские знает, – сказала бабушка, однако впервые за все это время улыбнулась.

К бабушке обратился мужчина невысокого роста, гладко выбритый, но с иссиня-черным оттенком на впалых щеках (свидетельство быстро растущей бороды). На нем была чистая белая рубашка (хотя и пожелтевшая от времени и стирок), а брюки и пиджак не составляли костюмную пару.

– Что вы сказали? – переспросила бабушка.

– Я говорил, что рассказываю сны.

– Рассказываете сны? Значит, вам они снятся?

– Да, они мне снятся, и я их рассказываю, – с оттенком таинственности произнес мужчина.

Певец вдруг оборвал песню и тоже включился в разговор.

– Любые сны, какие захотите узнать, – сказал бабушке певец. – Он их вам расскажет.

– Я вообще не хочу знать ни про какие сны, – ответила бабушка.

Она с недовольством глядела на темные волоски, торчавшие из распахнутого воротника рубашки певца. Толкователя снов бабушка подчеркнуто не замечала.

– Как вижу, вы женщина рассудительная и не станете придавать значения всякому приснившемуся вам сну.

– Конечно не стану, – бросила ему бабушка.

На моего отца она метнула весьма красноречивый взгляд, говоривший: «Во что ты меня втравил?»

– Но один ваш сон я знаю, – сказал толкователь и закрыл глаза.

Певец пододвинул стул, и мы вдруг увидели, что он сидит почти рядом с нами. Робо уселся к отцу на колени, хотя давно уже вышел из такого возраста.

– В большом замке, – начал толкователь, – одна женщина лежала в постели со своим мужем. Они оба спали, как вдруг, посреди ночи, женщина проснулась. Она совершенно не понимала, что разбудило ее, но никакой сонливости не ощущала. Она была бодра, словно давно уже находилась на ногах. Сама не понимая откуда, но она знала, что и ее муж тоже проснулся и лежит с открытыми глазами.

– Надеюсь, сон вполне подходит для детских ушей, – хихикнул герр Теобальд, но на него никто не обратил внимания.

Бабушка сложила руки на коленях и уткнулась глазами в пол. Мать держалась за отцовскую руку.

Я сидел рядом с толкователем снов. От его пиджака пахло так, будто этот человек работал в зоопарке.

– Итак, женщина и ее муж лежали с открытыми глазами и слушали звуки, доносившиеся из темноты. Они совсем недавно сняли этот замок и еще не успели его обследовать. Звуки раздавались со стороны двора, двери которого супруги никогда не запирали. Туда постоянно приходили крестьяне из близлежащей деревни, а деревенским ребятишкам позволялось кататься на тяжелой створке ворот. Но все это бывало днем. Кто же мог потревожить супругов ночью?

– Может, медведи? – спросил Робо, но отец выразительно прижал к губам палец.

– Они услышали лошадей, – ответил ему толкователь.

Бабушка, которая до сих пор сидела с закрытыми главами и, казалось, дремала, вздрогнула и выпрямилась.

– Они услышали дыхание лошадей и удары их копыт. Лошади никак не могли успокоиться. Муж протянул руку и коснулся плеча жены.

«Ты слышишь? Лошади», – сказал он.

Женщина встала с постели и подошла к окну. Двор был полон конных солдат. Но откуда они взялись? На всадниках были латы! Они не поднимали забрала шлемов, и потому голоса их звучали глухо и неясно, как радио, когда станция плохо слышна. Лошади перебирали ногами, отчего доспехи всадников клацали…

Пока что рассказ толкователя снов казался мне историей из детской книжки. Может, герр Теобальд решил таким образом нас позабавить? Бабушка вновь закрыла глаза.

– Во дворе замка была старая, растрескавшаяся чаша фонтана. Вместо воды ее заполняли сухие листья и прочий сор. Однако в свете луны женщина увидела: чаша полна воды. Воды было столько, что она переливалась через край, и лошади жадно пили ее. Рыцари держались настороженно и все время поглядывали на темные окна замка. Они чувствовали себя незваными гостями. Только лошади, истомленные жаждой, заставили воинов въехать в чужой двор и устроить этот краткий привал.

В лунном свете блестели большие щиты рыцарей. Женщина постояла еще немного, затем вернулась в постель, прижалась к мужу и застыла.

«Кто это там?» – спросил он.

«Лошади», – ответила она.

«Так я и думал. Они съедят все цветы».

«А кто строил этот замок?» – спросила женщина.

Замок был древним, и супруги знали об этом.

«Карл Великий», [58]58
  Карл Великий (742–814) – король франков.


[Закрыть] – сонным голосом ответил муж.

Он заснул, а женщине не спалось. Она лежала, слушая шум струящейся воды. Ей казалось, что вода течет не только в чаше фонтана, но и по всему замку, словно в подземелье имелось несколько ключей, питавших фонтан. В спальню долетали приглушенные голоса рыцарей. Солдаты Карла говорили на мертвом наречии. Они явились сюда из восьмого века, и это были франки. Их голоса казались женщине такими же мрачными, как и их эпоха.

Женщина еще долго лежала без сна, дожидаясь, когда всадники покинут двор. Она не боялась, что они вдруг спешатся и явятся в замок. Скорее всего, они куда-то направлялись и остановились в знакомом месте, чтобы напоить лошадей. Женщина чувствовала: пока слышится плеск воды, ей нельзя вмешиваться в происходящее. Когда она засыпала, солдаты Карла все еще находились во дворе.

«Ты не слышала ночью шум воды?» – спросил у нее утром муж.

Конечно же, она слышала. Но из окна супруги увидели, что чаша фонтана суха и забита листьями, а цветы стоят нетронутыми. Все знают, что лошади любят полакомиться цветами.

Супруги спустились во двор.

«Как странно, – удивился муж. – Ни следов лошадиных копыт, ни навозных куч. Должно быть, эти лошади нам просто приснились».

Женщина ничего не сказала мужу ни про солдат, ни про то, что двоим людям вряд ли может присниться совершенно одинаковый сон. Не напомнила она ему и про притупленность его обоняния, обычную для заядлых курильщиков. Он никогда не чувствовал запах варящегося супа. А запах лошадей, еще сохранявшийся в свежем утреннем воздухе, был тем более недосягаем для его носа…

Пока они жили в этом замке, женщина еще дважды видела солдат. Или они ей снились. Но муж больше не просыпался. Оба раза это происходило внезапно. Однажды женщина проснулась с привкусом металла во рту, как будто язык дотронулся до чего-то древнего и металлического: поверхности меча, нагрудной пластины, кольчуги или ножных лат. Солдаты Карла прискакали снова, но теперь за окнами была поздняя осень. От фонтана поднимался густой туман, а лошади были покрыты инеем… В последний раз женщина заметила: солдат стало меньше, чем прежде. Возможно, кто-то погиб в сражениях, а кого-то доконала зима. Лошади сильно отощали. Сами рыцари больше напоминали живые доспехи в седле. Лошадиные морды покрывали наросты льда, похожие на продолговатые маски. И люди, и животные дышали с заметным трудом.

Толкователь снов сделал паузу. Возможно, это был конец его рассказа или он хотел сказать что-то важное.

– Муж этой женщины в дальнейшем умер от воспаления дыхательных путей. Но в тот момент, когда она видела сны, она еще об этом не знала.

Бабушка вскинула голову и вдруг дала толкователю пощечину. Робо испуганно сжался, а мать перехватила ее руку. Певец поспешно вскочил на ноги. Было непонятно: то ли случившееся испугало его, то ли он готов встать на защиту толкователя. Однако тот лишь поклонился бабушке и покинул мрачную чайную комнату. Казалось, у них с Джоанной было заключено некое соглашение: важное, но не доставлявшее обоим никакой радости. Отец что-то записал в своем блокноте.

– Вот такая история, – сказал герр Теобальд и натужно рассмеялся.

Потом он взъерошил Робо волосы, чего мой брат терпеть не мог.

– Герр Теобальд, мой отец умер от воспаления дыхательных путей, – сказала ему мать.

– Боже мой, – всплеснул руками управляющий. – Простите меня, meine Frau, – сказал он бабушке, но Джоанна не пожелала с ним говорить.

Мы повели бабушку ужинать в ресторан класса А, однако и там она почти не притронулась к еде.

– Тот человек – венгерский цыган и наверняка якшается с нечистой силой.

– Мама, успокойся, – сказала ей наша мать. – Откуда ему знать об отце?

– Он знает больше, чем ты, – огрызнулась бабушка.

– Шницель здесь превосходный, – сказал отец, пометив в блокноте. – Вино из Гумпольдскирхен великолепно с ним сочетается.

– Телячьи почки тоже вкусные, – сказал я.

– И яйца здесь умеют варить, – добавил Робо.

Бабушка молчала до тех пор, пока мы не вернулись в пансион «Грильпарцер». Только сейчас мы заметили, что дверь туалета не достает до пола на целый фут, если не больше. Мне сразу вспомнились двери в американских туалетных кабинах и двери салунов в ковбойских фильмах.

– Как хорошо, что я воспользовалась туалетом в ресторане, – сказала бабушка. – Что у них тут за двери? Постараюсь выдержать ночь. Не желаю, чтобы все видели мои ноги!

Мы пошли в свой номер. Там отец спросил у матери:

– Я что-то путаю или твои родители действительно когда-то арендовали замок?

– Это было вскоре после их женитьбы и до моего рождения. Тот замок назывался Катцельдорф. Я видела фотографии.

– Так вот почему ее рассердил рассказ венгра, – усмехнулся отец.

– А в коридоре кто-то ездит на велосипеде, – вдруг сказал Робо. – Я видел, как проехало колесо.

Дверь нашего номера тоже была несколько выше уровня пола.

– Робо, ложись спать, – велела ему мать.

– Оно ехало и скрипело, – не унимался Робо.

– Спокойной ночи, ребята, – сказал отец.

– Если вам можно разговаривать, нам тоже можно, – заявил я.

– Тогда говорите между собой и не лезьте в разговоры взрослых.

– У меня глаза закрываются, – зевнула мать. – Довольно разговоров.

Мы нехотя подчинились и, наверное, даже уснули. Не знаю, сколько продолжался мой сон, но его прервал локоть брата. Робо заявил, что ему нужно в туалет.

– Так иди. Ты же знаешь, где он.

Робо ушел, оставив дверь приоткрытой. Я слышал, как он шел, похлопывая рукой по стене. Вернулся брат на удивление быстро.

– Там кто-то есть.

– Ну и дождался бы, пока туалет освободится, – сказал я.

– Свет не горел, но я все равно видел: там кто-то сидит. В темноте.

– В такомтуалете и я бы сидел без света.

Однако Робо взбудоражило не то, что кто-то сидел в туалете впотьмах, он уверял меня, что видел под дверью не ноги, а… руки.

– Руки? – переспросил я.

– Ну да. Вместо ног – руки. Расставлены, как ноги.

– Хватит мне голову морочить! – не выдержал я.

– Идем со мной. Сам увидишь.

Зная, что брат не отстанет, я пошел вместе с ним. В туалете было пусто.

– Они ушли, – вздохнул Робо.

– Не они, а кто-то ушел на руках. – «Если ты мне не соврал», – мысленно добавил я. – Иди, писай.

Робо зашел в туалет и, не зажигая света, угрюмо помочился. На обратном пути, когда мы почти дошли до двери нашего номера, нам попался невысокий человек – такой же смуглый, как толкователь снов. Даже одежда его была похожа. Он улыбнулся нам. Человек этот шел… на руках.

– Видел? – шепнул мне Робо.

Мы вошли в номер и плотно закрыли дверь.

– Что там такое? – сонным голосом спросила мать.

– Какой-то человек ходит на руках, – ответил я.

– И писает на руках, – добавил Робо.

– Класс С, – пробормотал во сне отец.

Ему часто снилось, как он делает пометки в своем гигантском блокноте.

– Утром поговорим. Ложитесь, – потребовала мать.

– Обыкновенный акробат, – сказал я брату. – Увидел, что ты еще мальчишка, вот и решил тебя позабавить.

– А откуда он это видел, когда был в туалете? – резонно возразил Робо.

– Да угомонитесь вы оба! – шикнула на нас мать.

Но угомониться не получилось, поскольку в следующее мгновение мы услышали пронзительный бабушкин крик.

Мать накинула свой красивый зеленый пеньюар, отец надел халат и очки. Я натянул брюки прямо на пижаму. Робо ничего надевать не стал, а бросился по коридору к туалету.

Из-под туалетной двери выбивалась полоса света. Бабушка находилась внутри и, словно сигнальное устройство, вопила через равные промежутки времени.

– Мы здесь! – крикнул я.

– Мама, что случилось? – спросила ее наша мать.

Мы все остановились напротив двери, в широкой полосе света. Мы видели розовато-лиловые бабушкины шлепанцы и ее фарфорово-белые лодыжки. Услышав наши голоса, она перестала кричать.

– Я еще в постели услышала странное перешептывание, – сказала бабушка.

– Это были мы с Робо, – успокоил ее я.

– Потом все стихло. Я почувствовала, что нужно пойти в туалет. Свет я зажигать не стала. Я сидела очень тихо. И вдруг я услышала и увидела колесо.

– Колесо? – переспросил отец.

– Мимо двери несколько раз проехало колесо, – утверждала Джоанна. – Сначала в одном направлении, потом в обратном. И так – раза три.

Отец поморщился и покрутил пальцем у виска.

– Кому-то не мешает сменить колесики, – прошептал он, но мать сердито на него посмотрела.