Текст книги "Дорога в никуда"

Автор книги: Джон Гриббин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Цвет кожи мертвеца был желтовато-коричневым. Ту Хоксу показалось, что он был похож на цыгана.

Двое мужчин разделились и продолжили свои осторожные поиски. Хотя не было никаких следов борьбы, у Ту Хокса сложилось впечатление, что спутники убитого взяли девушку в плен. Вскоре его предположения подтвердились: что-то светлое, какое-то движение между деревьями привлекло его внимание, а потом он увидел Ильмику Хускарле со связанными руками и мужчину, который толкал ее перед собой. Второй человек с многозарядным ружьем следовал на расстоянии нескольких шагов от них и прикрывал их сзади.

Ту Хокс подождал, пока их спины исчезнут из виду, потом сделал знак Скенаске и побежал вперед, чтобы сократить расстояние. Секундой позже он снова увидел их у сбегающего в долину желоба. Девушка плакала и сопротивлялась, но охранники грубыми толчками гнали ее вперед. Ружье Скенаске поднялось вверх. Второй охранник метнулся к кустам в каменном желобе, однако он не выпустил своего ружья. Ту Хокс положил дуло своего пистолета на левую руку, тщательно прицелился и застрелил человека с расстояния сорока шагов. Потом он побежал вперед и быстро спрятался за стволом, когда оставшийся в живых охранник начал стрелять.

Скенаске выстрелил снова, и человек этот узнал, что у них тоже есть зубы: он больше ничем не выдал себя. Скенаске что-то крикнул, но Ту Хокс, который не понял значения его слов, даже не попытался понять их смысл. Пока Скенаске прикрывал его огнем сверху, он выстрелил еще раз и выскочил из своего убежища. Он старался не производить никаких звуков, но земля у него под ногами была усеяна сухими веточками и противник должен был его услышать; его повязанная черным платком голова появилась в поле зрения Ту Хокса, а потом ее сменило длинноствольное ружье. Ту Хокс немедленно бросился на землю и услышал, как в ствол дерева над ним ударилась пуля. Противник находился в неблагоприятной позиции, потому что он не мог поднять повыше свою голову, и это обстоятельство делало его выстрелы поспешными и очень неточными.

Конец всему этому наступил быстро. Пока чужак пытался угрожать попеременно то одному, то другому нападающему, оба они, тоже попеременно, быстро продвигались вперед. Наконец, противник упал, две пули почти одновременно попали ему в грудь и висок, убив его на месте.

Девушка рыдала и билась в истерике, пока Ту Хокс развязывал путы на ее руках и ногах. Они вернулись назад, к отряду, который одержал полную победу. Почти все нападающие были убиты, только двое из них были ранены. Но и они были взяты в плен и отправились вслед за своим товарищем.

Дзикозес тут же, на месте, допросил первого пленного, у которого было прострелено плечо и который с искаженным от мучительной боли лицом сидел на земле. Дзикозес задал ему несколько вопросов, но пленный вместо ответа плюнул ему в лицо. Тогда Дзикозес приставил дуло своего ружья к его виску и повторил свои вопросы. Мужчина снова плюнул ему в лицо. Раздался выстрел, и несчастный пленник рухнул на землю.

Второй пленник был ранен в бедро. Дзикозес хотел застрелить и его тоже, потом вдруг изменил свое решение. Пленнику связали руки и ноги и повесили его на толстую ветку одного из деревьев вниз головой. Потом они отправились дальше. Достигнув верхней части крутого склона, они услышали громкие крики повешенного. Затем они спустились по другому склону горы и уже больше ничего не слышали. Они теперь находились слишком далеко.

О'Брайен и Ту Хокс, оба они были очень бледны, но отнюдь не от усталости. О'Брайен сказал:

– О Боже! Святая Богоматерь! Эти парни не знают никакой пощады! Они жестоки, как дикари!

Ту Хокс наблюдал за Ильмикой Хускарле. На самом деле, подумал Ту Хокс, это отвратительное зрелище, казалось, доставило ей удовольствие. Он вздрогнул. Несомненно, убитые – или кто бы они там ни были в случае – своей победы поступили бы точно так же, но этот акт возмездия был выше его понимания.

С этого дня он заметил, что светловолосая девушка благодарна ему за свое спасение, хотя заслуга его в этом была не такой уж и большой. Она говорила с ним, когда ей представлялась возможность и даже старалась обучить его своему языку.

Глава 6

Двумя неделями позже они опустились с гор на равнину. Местность производила впечатление густонаселенной и, казалось, была под контролем противника, потому что Дзикозес снова приказал возобновить ночные марши. На второй день марша по равнине они вошли в один из больших домов, который, казалось, незадолго до этого был местом сражения. Шестнадцать убитых лежали снаружи и внутри него. Как им показалось, на дом напали партизаны и заняли часть его, но в последнем бою все они, до последнего человека, были перебиты солдатами. Солдаты тоже, должно быть, понесли тяжелые потери, потому что они покинули расстрелянный дом, не похоронив убитых и не собрав оружие. Отряд стащил трупы в находящуюся неподалеку рощицу вязов и сложил их и огромную братскую могилу. Старинные ружья были заменены на многозарядные боевые винтовки.

Ту Хокс удивился, почему это Дзикозес не выбрал более уединенного места. После того, как он внимательно проследил за разговорами людей – он понял почти половину их разговора, он пришел к заключению, что этот дом был условленным местом встречи. Дзикозес отправил двух человек в разведку, и они вернулись, сообщив, что местность эта свободна от врагов.

Ту Хокс исследовал опустошенный дом, потом прошел в большую комнату, которая, вероятно, использовалась прежними хозяевами в качестве учебного класса. Взрыв ручной гранаты выбил окно и все книги были сброшены со своих полок на пол и разорваны на клочки. На полу лежал большой глобус. Ту Хокс поставил его на стол. Уже первый взгляд на него подтвердил самые худшие его предположения.

Тут были Азия, Африка, Австралия и Европа, но очертания их были не совсем такими, как он их помнил. Он медленно поворачивал глобус на восток. Тихий океан проплывал мимо.

К нему подошел О'Брайен. Ту Хокс хотел отвернуться, но ирландец взглянул на глобус и подошел к столу, чтобы самому повернуть его. Он сделал это, всмотрелся внимательнее и пробормотал:

– Что, ко всем чертям, это такое? – потом он громко сказал: – Это же не может быть правдой!

Там, где должна была быть Аляска, начиналась цепь островов, которые пологой дугой тянулись на юго-восток и заканчивались большим островом там, где должно было быть Мексиканское нагорье. Пара крошечных островов на востоке были высочайшими вершинами затонувших Аллеган. А всю остальную площадь занимало водное пространство.

Цепь островов с перерывами продолжалась и на месте Центральной Америки. Южная Америка, с Андами и Боливийским нагорьем, была еще одной цепью островов и протяженность ее была гораздо больше, чем в Северном полушарии.

Ту Хокс, у которого внезапно повлажнели руки, пару минут изучал западную часть глобуса. Потом он повернул глобус и стал изучать восточную его часть. Он пытался прочитать названия. Алфавит, несомненно, происходил от греческого, хотя некоторые буквы были изменены, а «гамма» смотрела налево. Все буквы были заглавными.

О'Брайен застонал.

– Я знал, что все это плохо, но я не мог указать на это пальцем. Что это за мир?

– Ты можешь представить себе два параллельных мира? – спросил Ту Хокс. – Если я не ошибаюсь, мы находимся здесь, в одной из параллельных Вселенных.

Это странное ощущение, которое мы испытали на «ГАЙАВАТЕ», – сказал О'Брайен. – Ты думаешь, что оно возникло потому, что мы прошли через нечто вроде врат в другой параллельный мир?

– Вот именно. Ты можешь назвать это Вратами. То, что до сих пор было только вымыслом писателей-фантастов, теперь стало реальностью. Параллельные миры существуют. Каким-то образом мы попали в другую Вселенную. Мы на Земле, но не на той, которую мы знали.

О'Брайен теперь повернул глобус западной стороной.

– И на этой Земле Северная и Южная Америка находится под водой, – он передернул плечами и перекрестился.

Ту Хокс кивнул.

– Я уже давно понял, что вещи, которые в нормальном мире не могу существовать, тем не менее существуют. Дзикозес и его люди, например, говорят на индейском диалекте, принадлежащем к семье чероки и родственным им народам. И девушка, поверишь ли ты или нет, говорит на языке, родственном английскому. Она называет его ингвинеталу или блодландским языком.

– Но этого же не может быть! Я думал, что она ирландка или, может быть, шведка.

Ту Хокс повернул глобус.

На нашей Земле индейцы в доисторические времена эмигрировали из Восточной Азии в Северную Америку, а потом распространились в Центральную и Южную Америку. Переселение началось около двенадцати тысяч лет назад и продолжалось на протяжении многих поколений. Как мы знаем, все эти первоначально монголоидные группы и роды развились в Америке в индейский тип. Эскимосы, кажется, были последними, кто предпринял это переселение.

Но на этой Земле индейцы не могли переселиться в Америку. Поэтому они переселились на запад и пришли в восточноевропейские страны, – он провел указательным пальцем по Европе и ткнул в Аппенинский полуостров. Обведенные желтым границы одного из государств включали в себя часть Хорватии и Словении. Ту Хокс громко прочитал название этой страны.

– Акхайвия, Ахея? Если это Ахея, тогда, значит, греки почему-то переселились на Аппенинский полуостров, а не осели в Пелопоннесе!

Он нагнулся над Грецией. Она называлась Хатти.

– Хетты? – вслух подумал он. – На нашей Земле они завоевали часть Малой Азии, пережили расцвет, в Средние века двинулись на Египет, а потом исчезли. А что произошло с греками? Что произошло здесь? Они прочно осели в стране, которая была населена греками, а потом почему-то устремились на запад. И они назвали нашу Грецию именем Хатти.

Он продолжил, громко говоря, чтобы О'Брайен смог понять всю взаимосвязь.

– Я, конечно, не знаю подробностей и должен судить по поверхностным наблюдениям. Но я могу показаться, что ирокезы и другие индейские племена вторглись в Восточную Европу и там осели. Если это произошло очень давно, пути индоевропейских народов могли измениться. Этим можно объяснить присутствие индогерманских хеттов в Греции и греков в Италии. Может быть, вторжение с востока привело к тому, что разные народы из этих стран были оттеснены дальше на запад. Гмм! Спрашивается, что же стало с италийскими народами, самнитами, латинами, сабинянами, вольсками? Может быть, их тоже оттеснили на запад? Или они поселились в Италии до ахейцев и теперь покорены и ассимилированы?

Он указал на ярко-зеленое пятно, занимающее Восточную Румынию и Украину.

– Готинозония. На языке ирокезов это звучит как Котхизанхи, что значит: строитель домов. Это мы можем идентифицировать! И здесь: наш Днестр здесь называется Ох'хиджо, что значит «прекрасная река». И, если я не ошибаюсь, наша Огайо – тоже индейское слово и значит оно то же самое. Как тебе это нравится, О'Брайен?

О'Брайен слабо улыбнулся.

– Благодарю за попытку одобрить меня. Но мне нужно нечто большее, чем просто знакомые названия, чтобы преодолеть этот шок. Я все еще не могу в это поверить.

– Ты должен примириться с этим, – сказал Ту Хокс. С воодушевлением открывателя он снова нагнулся над глобусом. Обведенная красным область, включающая в себе Данию, Нидерланды, Германию, Польшу и часть Чехословакии, называлась Перкуния.

– Перкуния. Странно. Это слово похоже на производное от литовского слова Перкунис. Перкунис был главным богом древних литовцев. И я слышал, как Дзикозес называл своих врагов «позоша». Принимая во внимание произношение, может быть, имеются в виду пруссаки, которые в нашем мире были оттеснены всадниками Орденов на восток и породнились с литовцами.

Он посмотрел на остальные европейские страны. Северная половина Скандинавского полуострова была белой до самого Дронтхайма – снег? – и, может быть, она здесь ассоциировалась с белыми медведями? Ту Хокс тихо присвистнул и повернул глобус на полоборота.

Все было так, как он и предполагал. Гольфстрим и здесь был отмечен. Не отклоняемый Североамериканским континентом, он тянулся северо-западнее, вдоль цепи островов Скалистых гор и, в конце концов, объединялся с северным рукавом Куросиво.

Ту Хокс снова присвистнул. Здесь для истории Европы в этом мире это был чрезвычайно важный фактор, такой же важный, как вторжение монголо-индейской группы.

Он сказал:

– Сейчас здесь жарко. Но я могу поклясться, что это продлится недолго, а потом здесь будет адски холодная зима.

Ту Хокс подошел к еще стоящим полкам и просмотрел несколько книг. Он нашел атлас с более детальными картами, чем глобус. Сопроводительный текст и подписи на картах были двуязычными: на греческом и на языке Готинозонии. Греческий был труден для него, потому что он отличался от классического греческого и содержал многочисленные включения совершенно чуждых ему слов. Но он мог читать его легче, чем индийский язык.

Он повернул голову через плечо к О'Брайену.

– Теперь ты знаешь, почему тебя никто не понимает, когда ты пытаешься здесь попросить сигарету?

О'Брайен сердито кивнул.

– Потому что испанцы узнали о табаке в Америке. Тогда в этом проклятом мире, вероятно, нет ни картофеля, ни помидор?

– Это так, – задумчиво сказал Ту Хокс. – Ты здесь также не сможешь полакомиться шоколадом. Но мы находимся здесь и должны надеяться на лучшее.

Он не мог больше продолжать свои исследования, потому что в помещение вошла толпа чужаков. Здесь было по меньшей мере двадцать человек, большинство из них были темнокожими и черноволосыми, но среди них было несколько блондинов. На них были светло-зеленые мундиры и коричневые сапоги со шнуровкой до колен, конические стальные шлемы в виде шляп китайских кули и длинные изогнутые сабли. У каждого из них было однозарядное ружье, которое висело через плечо.

Офицер некоторое время разговаривал с Дзикозесом. Он часто бросал взгляды на обоих пришельцев. Внезапно он сдвинул брови, оставил Дзикозеса и подошел к летчикам на два шага. Резким тоном приказа он потребовал у Ту Хокса отдать пистолет. Ту Хокс мгновение поколебался, потом выполнил это требование. Он должен был подчиниться. После того, как он убедился, что его оружие стоит на предохранителе, он отдал его офицеру. Тот повертел его в руках, а потом сунул в свою портупею.

Дзикозес и его партизаны отступили назад; солдаты вывели обоих летчиков и Ильмику Хускарле из дома. Они снова двигались ночами, а днем спали в укромных уголках. Очевидно, враг захватил эту местность, но его господство здесь еще не было закреплено. Отряд избегал патрульных и военных отрядов перкунцев, но тучи кровососов были везде. Солдаты ежедневно натирали руки и лица вонючим жиром, чтобы защититься от насекомых.

Через два дня их отделения от партизан у О'Брайена началась лихорадка – озноб и горячка. Ту Хокс определил, что это малярия, и санитар группы подтвердил его диагноз. Из двух стволов молодых деревьев и накидок солдаты соорудили примитивные носилки и сержант был уложен на них; Ту Хокс взял один конец носилок, один из солдат – другой. Солдаты сменяли друг друга каждые полчаса, но Ту Хокс должен был тащить носилки, пока руки его не превратились в бесчувственные палки.

Санитар дал О'Брайену воды и две большие таблетки: одну зеленую и одну красную. Это повторилось четырежды в день. И это было почти бесполезно; О'Брайен мерз, потел и его все знобило и знобило. Спустя некоторое время приступы прекратились, как это и ожидалось, и О'Брайен, несмотря на свою слабость, должен был встать и идти дальше пешком. Офицер ясно дал понять, что не потерпит никаких задержек, и Ту Хокс помогал своему товарищу идти дальше, поддерживая его, и без всяких колебаний застрелил бы человека, который помешал бы группе продвигаться и подвергал бы ее опасности. Его главной заботой, очевидно, была девушка, которую он должен был провести через вражескую территорию.

После четырех дней перехода, во время которых О'Брайен слабел все больше и больше, они достигли первой, не подвергшейся нападению врагов деревни. Здесь Ту Хокс увидел первую железную дорогу. Локомотив, старинная машина – в его мире она могла быть построена в 1890 году – обладала высокой, причудливой формы дымовой трубой. Вагоны были выкрашены в ярко-красный цвет и покрыты кабаллистическими знаками.

Деревня была конечной станцией железнодорожной линии. По обеим сторонам дороги стояло около тридцати домов и складов и каждое здание было украшено нарисованным или вырезанным изображением какого-нибудь духа-защитника.

Офицер вежливо проводил девушку к пассажирскому вагону и помог ей подняться в него. С двумя американцами он не был так вежлив; он заревел на них. Они должны были пройти на три вагона дальше. Ту Хокс скрыл свое все увеличивающееся знание их языка и притворился, что он не понимает. Солдаты схватили его и О'Брайена и грубо затолкали их в вагон для скота.

Он, кроме лежащей на полу соломы, был пуст и битком набит ранеными солдатами. Потолкавшись взад и вперед, Ту Хокс нашел место, где он смог положить О'Брайена. Потом он попытался достать воды для своего больного товарища. Мужчина, рука которого была замотана выпачканной кровью повязкой, а на голове его были бинты, тоже пропитанные кровью, сопровождал Ту Хокса. В своей здоровой правой руке раненый держал длинный нож, и он не старался скрыть от Ту Хокса, что при малейшей попытке к бегству он перережет ему горло. Он не отходил от обоих пленников, пока, после долгого путешествия, они не прибыли в столицу государства, город Эстокву.

Путешествие по железной дороге продолжалось пять дней и ночей. Временами поезд часами стоял на запасных путях, чтобы пропустить идущие на запад военные эшелоны. Однажды раненым и больным в вагоне целый день не давали воды. В этот день О'Брайен был близок к смерти. Наконец, поезд остановился на запасном пути поблизости от ручья, и тот, кто мог ходить, ринулся наружу, чтобы наполнить свои котелки и фляжки водой.

Жара, вонь и стоны тяжелораненых превратили поездку в вагоне в мучение. У человека, находящегося поблизости от О'Брайена, была гангрена. От него так отвратительно воняло, что Ту Хокс не мог есть, и когда этот несчастный на третий день, наконец, умер, его товарищи быстро выбросили его из поезда на полном ходу.

Как ни странно, состояние О'Брайена улучшилось. Когда поезд прибыл в Эстокву, лихорадка, озноб и горячка прошли. Он был слаб, бледен и худ, но он победил болезнь. Ту Хокс не знал, обязан ли ирландец выздоровлением своим естественным силам й упорству, или же таблетки санитара сделали свое дело. А может быть, и то, и другое. Возможно, также, что у него была какая-то другая болезнь, а не малярия. Это не играло никакой роли; он снова был здоров и только это имело значение.

Глава 7

Когда поезд ночью прибыл в Эстокву, дождь сек город. Кроме ярких вспышек, разгоняющих темноту в вагоне для скота, слабым светом проникающих через вентиляционные отверстия, Ту Хокс не видел ничего. Ничего не изменилось и тогда, когда его после долгого ожидания вывели из вагона и под охраной солдат повели к автомобилю. Его глаза были завязаны, руки связаны за спиной. Он, спотыкаясь, прошел по грязной площади, заливаемой дождем, забрался в автомобиль и был усажен на скамью спиной к стене. О'Брайен, связанный так же, как и он, сидел возле него. Автомобиль, должно быть, имел тент, потому что они слышали, как дождь барабанит по нему.

– Куда они нас везут? – голос О'Брайена звучал тихо и нервно. Ту Хокс ответил, что им, возможно, предстоит допрос. Втайне он горячо надеялся, что цивилизация оказала смягчающее действие на индейские методы обращения с пленными. Не то, чтобы «цивилизованные» народы отказались от наиболее жестоких видов пыток. Ту Хокс достаточно хорошо изучил историю своего мира, чтобы знать, что цивилизованные нации двадцатого столетия в обращении с национальными меньшинствами, порабощенными народами и побежденными врагами обращались не более гуманно, чем их «варварские» предки в древности и в Средние века.

После пятнадцатиминутной езды машина остановилась. О'Брайена и Ту Хокса вытащили из нее. На шеи им надели веревки и повели сначала вверх по лестнице, потом по длинному коридору и, наконец, по изгибающейся лестнице вниз. Ту Хокс не говорил ничего; О'Брайен ругался. Произошла задержка. Заскрипела дверь. Их втолкнули в проход, снова заставили остановиться и ждать. Спустя некоторое время повязки с их глаз сняли и они заморгали от яркого света электрической лампочки без абажура.

После того, как их глаза привыкли к свету, Ту Хокс увидел, что они стоят в помещении со стенами из голых гранитных плит. Потолок находился высоко. Свет исходил от яркой лампы на столе, абажур, который был повернут так, что яркий свет слепил его. Вокруг него стояло много людей. На них были тесные темно-серые мундиры, волосы у них были коротко подстрижены, руки их были холеными.

Его предположение оказалось верным. Его и О'Брайена привели сюда для допроса. К несчастью, им не в чем было признаваться. Правда была так невероятна, что допрашивающие не могли поверить ни одному их слову. Они считали, что это только жалкие фантастические истории, наскоро придуманные двумя перкунскими шпионами. Они и не могли думать по-другому. Если человек из этого мира при подобных же обстоятельствах попал бы на Землю Ту Хокса, ни союзники, ни немцы не поверили бы ни одному слову из его рассказа.

Несмотря на это, пришло время, когда Ту Хокс сказал правду, все равно, какой бы невероятной она ни была. О'Брайен сдался еще быстрее. Ослабленный малярией, он не смог долго выдержать. Он снова и снова терял сознание и допрашивающие скоро убедились, что он не разыгрывает никакого спектакля. Потом они снова всю свою энергию и всю свою изобретательность сконцентрировали на Ту Хоксе. Может быть, они были особенно упорными потому, что они считали его предателем. Он явно не был перкунцем.

Ту Хокс молчал как можно дольше. Он помнил, что древние индейцы его Земли восхищались человеком, могущим выдержать их пытки. Иногда, конечно, очень редко, они принимали человека в свое племя за мужество и стойкость.

Через некоторое время он начал спрашивать себя, как поступят его допрашивающие, если он будет молчать, петь или даже осыпать оскорблениями своих палачей. Они, должно быть, были храбрее, чем он. Он начал кричать. Это не улучшило его положения, но, по крайней мере, помогло ему сломить внутреннее напряжение и уничтожить его.

Время шло, он повторил свою историю уже раз пять и все время клялся, что это была правда. На шестой раз он потерял сознание и был приведен в себя потоком ледяной воды. Спустя некоторое время он больше не знал, что он говорил и что делал. Но, по крайней мере, он не молил о пощаде. И он проклинал их, ревел им в лицо, какими жалкими и презренными тварями они были, и клялся, что он отомстит им, как только у него появится такая возможность.

Потом все снова началось сначала, он кричал, и мир для него превратился в сплошной раскаленный ад.

Когда он пришел в себя, все тело его болело, но это только воспоминание о выдержанных мучениях. Воспоминания эти были достаточно скверными, однако они не шли ни в какое сравнение с теми настоящими мучениями, которые он перенес в том каменном мешке. Несмотря на это, он хотел умереть и разом покончить со всем. Потом он подумал о людях, которые так отделали его, и ему снова захотелось жить. Сначала он должен встать на ноги и жить для того, чтобы каким-нибудь образом уничтожить их всех.

Время шло. Когда он снова очнулся, кто-то поднял его голову и влил ему в рот холодное питье. Он увидел несколько женщин в длинных серых одеждах, с белыми косынками на головах. Они отвечали на его хриплые вопросы успокаивающими жестами и призывами к молчанию и меняли бинты, которыми были обмотаны его голова и ноги. Они делали это осторожно, однако он снова потерял сознание от боли. На этот раз он очнулся быстро. Они обработали его раны болеутоляющей жидкостью и мазями и снова перебинтовали их чистыми бинтами.

Он спросил, где он находится, и одна из женщин ответила, что он находится в уютном и безопасном месте и что никто и никогда больше не сделает ему больно. Тут он сломался и заплакал. Они смущенно опустили глаза, однако он не знал, вызвано ли их смущение его порывом чувств, или же они поступают так, как должны поступать.

Он бодрствовал недолго; он снова погрузился в сон, от которого он очнулся только двумя днями позже. Он чувствовал себя словно оглушенным наркотиками; голова его была тупой и пустой, во рту его было сухо. В тот же вечер ему удалось покинуть свою постель и добраться до двери своей палаты. Никто не помешал ему сделать это и он даже поговорил или попытался поговорить с другими пациентами. Он испуганно вернулся назад, в свою маленькую палату. О'Брайен лежал на соседней койке. Он повернул голову и спросил:

– Где мы?

– В сумасшедшем доме, – ответил Ту Хокс.

О'Брайен был слишком слаб, чтобы бурно отреагировать на это.

– Вероятно, наши палачи решили, что мы – душевнобольные. Мы крепко держались за нашу историю, а наша история просто не могла быть правдой. Итак, мы здесь, и мы можем сказать, что нам повезло. Эти люди, кажется, испытывают древнее почтение к сумасшедшим. Они хорошо обращаются с ними. Но, как ты понимаешь, мы все равно остаемся пленными.

– Я думаю, я ничего не смогу с этим поделать, – сказал О'Брайен. – Я умру. Что сделали эти дьяволы… и мысль о том, что в этом мире… С меня этого достаточно.

– Ты слишком много перенес, чтобы умереть именно сейчас, – сказал Ту Хокс. – Ты только испытываешь горькое разочарование.

– Нет. Но на тот случай, если я не выкарабкаюсь, ты должен мне кое-что пообещать. Если у тебя будет возможность, ты должен разыскать этих негодяев и убить их. Медленно.

– Совсем недавно я думал точно так же, как и ты, – ответил Ту Хокс. – Но с тех пор мне кое-что пришло в голову. На этой Земле нет Гаагской Конвенции или чего-нибудь подобного. И то, что мы перенесли здесь, ждало нас при любом пленении, если взявшим нас в плен покажется, что они могут от нас что-то узнать. Если бы мы попали в руки перкунцев, с нами, вероятно, обошлись бы точно так же. По крайней мере, палачи не сделали нас калеками на всю жизнь, а могли бы. Но теперь самое худшее осталось позади. С нами обращаются как с пленными королями. Индейцы верят, что сумасшедшие обладают божественностью. Может быть, теперь они не верят больше в это всерьез, но свои обычаи они еще сохраняют.

– Ты должен убить их, – пробормотал О'Брайен и заснул.

В конце следующей недели Ту Хокс почти полностью поправился. Ожоги третьей степени все еще полностью не зажили, но у него больше не было ощущения, что с него заживо сдирают кожу. Постепенно он подружился с директором этого заведения, высоким, худым мужчиной по имени Таре, который был дружелюбен и образован и интересовался случаем Ту Хокса с точки зрения психиатрии. Он дал своему пациенту разрешение пользоваться своей библиотекой, и Ту Хокс ежедневно по многу часов проводил за изучением этого мира – или Земли-2, как он теперь называл его. Таре был очень занятым человеком, но он рассматривал случай обоих этих чужаков как вызов и все это время он каждый день посвящал им полчаса, а иногда и целый час.

Во время одного из таких терапевтических разговоров Таре дал понять, какого мнения он придерживается. Он предполагал, что его пациенты пережили на Западном фронте ужасные бои и это, должно быть, привело их к душевному надлому. Они бежали из реальности в вымышленный мир Земли-1, из которого, как они считали, они явились сюда, потому что они сочли действительность невыносимой.

Ту Хокс рассмеялся.

– Предположим, что все это так, как вы говорите, тогда и у О'Брайена такой же психоз? Ведь его вымышленный мир до мельчайших деталей совпадает с моим. Не находите ли вы странным то, что мы с тысячи подробностей этого вымышленного мира имеем одну и ту же информацию?

Таре пожал плечами.

– Вы знаете, он мог найти ваш психоз настолько привлекательным, что захотел принять в нем участие. Ничего странного. Он, кажется, в некотором отношении склонен к вам; он считает себя исключением и чувствует себя совершенно одиноким, поэтому ему хочется оказаться на этой Земле-1.

– А как же вы объясните незнание нами вашего языка? – спросил Ту Хокс.

– Вы разумный человек. Вы решили навсегда бежать в ваш вымышленный мир. Так что вы просто забыли свой родной язык. Вы никогда не думали о том, что вам снова придется вернуться в реальный мир.

Ту Хокс вздохнул.

– Вы просто все слишком рационализируете. Вы когда-нибудь думали о том, что я мог говорить и правду? Почему вы не отваживаетесь на эксперимент? Расспросите О'Брайена и меня о нашем мире по отдельности. Может быть, в большинстве черт наша история будет одинаковой. Но если вы все это подробно изучите, сравните все подробности рассказа об истории, географии, религиях, обычаях, языках и так далее, то в результате этих исследований вы можете переменить свое мнение. В нашем случае вы, конечно, обнаружите удивительное соответствие. Это и будет настоящий научный эксперимент.

Таре снял свои очки и начал задумчиво протирать их стекла.

– Это будет научный эксперимент. Это правда, что вы не сможете создать нового языка с его словарным запасом, его грамматическим построением и его особенностями звучания. И вы также не сможете придумать все особенности истории или архитектуры.

– Но почему же тогда вы не сделаете такой попытки?

Таре снова надел свои очки и с мягким скепсисом посмотрел на Ту Хокса.

– Может быть, когда-нибудь. А пока вы должны считаться сумасшедшими. Каковы были ваши чувства, когда я рассказал вам всю теорию?

После первого приступа ярости Ту Хокс громко рассмеялся. Он ни в чем не мог упрекнуть Таре. Будь он на месте психолога, поверил бы он такой теории?

Большую часть дня занимали различные процедуры. Каждый день проводилась процедура потения, имевшая целью изгнать из тела находившихся там всевозможных демонов. Были также религиозные церемонии, во время которых священник из ближайшего храма пытался изгнать этих демонов. Таре не принимал участия в подобных ритуалах; он старался не показать своего нетерпения священнику и, казалось, считать все эти процедуры пустой тратой времени. Это доказывало силу местных религиозных институтов; даже врач не мог открыто выступать против религии.

В свое свободное время Ту Хокс упражнялся в языке, разговаривая с персоналом и другими пациентами, или шел в библиотеку. Если ему когда-либо удастся ускользнуть отсюда и он захочет остаться на свободе, ему необходимо как можно лучше знать этот мир. Один из учебников по истории для школьников давал ему картину исторического развития народов на Земле-2. На этой планете был конец ледникового периода и скоро здесь должно было начаться общее потепление. Это было счастьем для Европы, потому что здесь не было Гольфстрима, который смягчал бы резко континентальный климат этой части света. Его отсутствие сильно помешало распространению людей, культурному развитию их цивилизации. Северная часть Скандинавии и север России все еще были погребены под толстым слоем снега и льда.