Текст книги "Беги, Натан!"

Автор книги: Джон Гилстрап

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 5

Петрелли перезвонил через пять секунд после окончания передачи. – Мальчишка врет. Пытается склонить на свою сторону общественное мнение, – набросился он на Майклса. – Как с ним обращались в Исправительном центре – хорошо или плохо, – к делу не относится. Главное, что он сбежал и ради этого убил воспитателя!

Уоррен знал, что Петрелли плевать на смерть хоть одного воспитателя, хоть сотни. Все дело в том, что, выступая по телевидению, Дэниэл обвинил человека в убийстве еще до того, как его вина была доказана. На носу выборы, а окружной прокурор вдруг выставил себя скорее детоненавистником, чем великим и ужасным борцом с преступностью. Уоррен понимал, что услышанная им тирада – только начало представления.

Уоррен не знал, кому и чему верить. История мальчика была неправдоподобна, но его рассказ был слишком последовательным и четким, чтобы списывать его со счетов. Однако, даже если предположить, что Натан убил Рики Харриса из самозащиты, сбежав из Исправительного центра, он все же нарушил закон. Долгом Майклса, как офицера полиции, было задержать беглеца, и он собирался продолжать поиски до тех пор, пока не найдет Натана.

На другом конце телефонной линии Дэниэл Петрелли обрисовывал Майклсу гораздо более сложную картину. Петрелли обязан был думать о том, какой отклик каждое дело получает в прессе, постоянно взвешивать результаты каждой своей победы или поражения. Еще утром в деле Бейли, казалось, все было ясно. Люди и без того устали бояться распоясавшихся подростков, а это хладнокровное убийство должностного лица переполнило чашу терпения общества.

Кто бы мог подумать, что мальчишка вынесет все это на публику, выступив по радио? Всего за двадцать минут Натан Бейли поставил прокуратуру и полицию в такое положение, что теперь уже защищаться придется им.

Для Петрелли все было ясно: мальчишка угнал машину, убил человека, сбежал из заключения и поэтому заслуживал наказания по всей строгости закона. Но после передачи люди видели в Натане маленького забитого мальчика, которого преследуют большие злые полицейские.

Будущему сенатору грозил крупный скандал, и виноватым в этом он считал Майклса. Если бы полиция была порасторопнее, еще до рассвета мальчишка снова сидел бы за решеткой. Но его ищут уже четырнадцать часов, и за это время он нанес непоправимый урон едва начавшейся политической карьере прокурора.

– Так что слушайте меня внимательно, лейтенант Майклс. Вы должны арестовать Натана Бейли к полудню – это крайний срок. И больше никаких оправданий и отговорок!

– Хорошо, Дэниэл, я вас понял, – спокойно ответил Уоррен. – Но вот что я вам скажу. Сегодня утром вы не удержались и сделали совершенно необоснованное заявление для прессы. Если бы вы подождали, пока мы выясним все обстоятельства, то сейчас не выглядели бы таким законченным идиотом. Мне вас искренне жаль. – Он с грохотом опустил трубку на рычаг.

– Полегчало?

Знакомый голос заставил его вздрогнуть. Уоррен поднял глаза и увидел в дверях Джеда Хэкнера. Тот улыбнулся и уселся на стул у стола Майклса.

– Расслабься, босс. Это был твой приятель Петрелли?

– Угадал. Он перепугался, послушав Натана Бейли по радио. Полагаю, ты не принес мне хороших новостей?

– Не знаю, хорошие это новости или нет. Во всяком случае, интересные. Во-первых, мы не смогли связаться с дядей и бывшим опекуном мальчика Марком Бейли. Мы пытались звонить ему, даже послали туда патрульных. Может, он и был дома, но дверь не открыл.

– Думаешь, он помог ему сбежать?

– Нет. Дядя с племянником друг друга терпеть не могут.

– Факты, пожалуйста.

Хэкнер достал из кармана блокнот.

– Печальная история. С рождения и до десяти лет Натан Бейли жил с отцом. Его мать умерла, когда он был младенцем. Папаша, юрист, зарабатывал кучу денег, но вкладывать их не умел. Два года назад в папашину машину врезался поезд и он погиб. Натана взял к себе дядя Марк. Он, конечно, надеялся, что ему будут выделять деньги на содержание мальчика, но, как оказалось, незадолго до гибели отец Натана угрохал на свою юридическую практику два с лишним миллиона, взятые под залог всего имущества. Надо сказать, Марк Бейли не очень обрадовался такому повороту событий. У него не было денег, чтобы содержать Натана. Он его и не содержал. За тот год, что Натан прожил у дяди, социальные работники появлялись там раз шесть, в основном их вызывали соседи. В конце концов, примерно год назад, Натан угнал дядину машину – по его словам, только так он мог убраться от него подальше. Дядя Марк, конечно же, заявил в полицию. На суде он сказал, цитирую: «Небольшой срок в тюрьме еще никому не повредил».

– Хорош гусь, – фыркнул Уоррен.

– Нет, не очень хорош, – ответил Джед абсолютно серьезно. – Марк Бейли знал, о чем говорил, – он сам оттрубил семь лет за поджог офицерского клуба в Техасе. За восемь лет, проведенных в нашем любимом округе, он три раза попадался пьяным за рулем, два раза привлекался за нарушение общественного порядка и один раз был обвинен в нанесении побоев. Кроме того, бесконечные драки в барах.

Майклс был настроен скептически.

– Интересно, обо всем этом было известно, когда его назначали опекуном Натана?

Хэкнер пожал плечами:

– Думаю, да. Но, сказать по правде, особого выбора не было: или дядя Марк, или интернат.

Майклс покачал головой. Он вспомнил, что он не только полицейский, но еще и отец двоих детей.

– Да, судьба круто обошлась с мальчишкой. У тебя есть еще что-нибудь по этому делу?

Джед закрыл блокнот.

– Да. Кажется, у нас все-таки есть видеозапись.

– Я думал, камера не работала.

– Камера в изоляторе действительно не работала. И в комнате отдыха тоже. Но у нас есть записи, на которых Натан Бейли пробирается по коридору и выходит на улицу. В конференц-зале все готово к просмотру.

Оба встали и перешли в конференц-зал. Хэкнер включил видеомагнитофон, и на экране телевизора появилась не очень четкая черно-белая картинка. Майклс увидел пустое помещение, в котором узнал коридор, где сам побывал прошлой ночью. В правом верхнем углу экрана возник босоногий мальчик в не по размеру большом комбинезоне. Он выглядел очень напуганным, двигался быстро и в то же время нерешительно. Одежда его была в темных пятнах – на черно-белом экране они могли бы сойти за чернила, но оба полицейских прекрасно понимали, что это кровь.

– Останови, – скомандовал Майклс. Мальчик на экране замер. – Бейли сказал по радио, что охранник, то есть воспитатель, забрал у него ботинки. Зачем? Они так со всеми поступают?

Хэкнер покачал головой:

– Не думаю. Возможно, Харрис просто издевался над ним. Я договорился сегодня встретиться с Джонстоном, управляющим ИЦП. Постараюсь выведать у него побольше.

– Давай. Пускай дальше.

Мальчик, то и дело оглядываясь через плечо, пошел прямо на камеру. Увидев ее, он заметно испугался. Потом он отвернулся от камеры, проверяя, нет ли погони. Когда Натан снова повернулся к камере, у Майклса перехватило дыхание – он уже однажды видел такое выражение лица.

– Останови! – почти выкрикнул Майклс.

Мальчик на экране снова замер. В глазах его были страх и неуверенность. Точно так же много раз смотрел на Майклса другой замкнутый, неуверенный в себе двенадцатилетний мальчик. У Майклса внезапно закружилась голова, и он тяжело опустился на стул. Лицо его побелело.

– Уоррен, что с тобой?

– Не знаю, Джед. Посмотри на это лицо. Посмотри. У него глаза Брайана.

– Прости, Уоррен, – сказал Джед. – Сейчас выключу.

– Нет, не надо. Просто я думал, что давно обо всем забыл. Со мной все в порядке. Давай досмотрим.

Обеспокоенно поглядывая на босса, Джед снова включил воспроизведение. Теперь на экране шла запись, сделанная наружной камерой: плавно приоткрылась дверь, мальчик осторожно выскользнул на улицу, огляделся и вскоре исчез из поля зрения камеры. На экране замелькали монтажные полосы, и он погас.

– Ну, босс, что скажешь? Майклс вздохнул:

– Думаю, не стоило мне смотреть это. Теперь мне будет гораздо труднее делать свою работу. Журналисты уже получили копии пленки?

– Люди Петрелли просто набросились на кассету. Там же запечатлен кровавый убийца! Думаю, они отнесли ее на телевидение еще до того, как мы сделали копию себе.

– Не знаю, как ты, Джед, а я видел скорее перепуганного щенка, а не убийцу.

Поднявшись со стула, Майклс направился обратно в свой кабинет, увлекая за собой Джеда. Пора было заниматься делом – ловить сбежавшего щенка, который успел основательно попортить кровь Петрелли.

– Я хочу, Джед, чтобы ты проверил журнал телефонных звонков в студию. Каждый звонок фиксируется где-то у них в компьютере. Выясни, откуда звонил мальчишка.

– Понадобится постановление суда, – сказал Джед. – Иначе журналисты нас и слушать не станут.

– Пусть они проявят добрую волю, – предложил Уоррен.

– Этого не будет никогда.

– Слушай, Джед, сначала хотя бы попробуй сделать то, о чем я прошу, а потом уже говори, что не можешь, ладно? Я хочу, чтобы к вечеру мальчишка был у нас в руках. Понятно?

Джед молча развернулся и вышел из комнаты. Через пять минут Майклс тоже вышел, сказав своей секретарше, что его можно будет найти по сотовому.

Патрульный Гарри Томпкинс очень хотел, чтобы его заметили. После пяти лет посменного патрулирования, регулировки дорожного движения и другой нудной работы он был готов стать настоящим полицейским – детективом. Для этого нужно было отличиться перед начальством: найти какую-нибудь важную улику или потянуть за ниточку, которая помогла бы распутать крупное дело.

Когда сержант Хэкнер дал ему задание отследить Натана Бейли по телефонным звонкам, Гарри Томпкинс понял, что это его шанс. Он начал с самого простого – позвонил в телефонную компанию. Его переключали с одного бюрократа на другого, пока не соединили с вице-президентом отдела по работе с клиентами. Тот сообщил, что без постановления суда компания не имеет права разглашать тайну телефонных звонков. Гарри знал, что постановления можно ждать до бесконечности. За это время полиция упустит подозреваемого.

Тогда Гарри решил уговорить Дэниз Карпентер и ее помощников выдать ему необходимую информацию. Просто нужно будет говорить очень убедительно. Гарри сначала подумывал применить мягкий подход, но потом отказался от него как от слишком ненадежного. В конце концов он остановился на силовом методе. Надо будет надавить как следует, припугнуть карами за отказ от содействия правосудию, и они сдадутся. В конце концов, что они теряют?

Гарри Томпкинс сидел у телефона, сожалея о том, что он все-таки погорячился. В запале он ляпнул Энрике Саморе, что, если тот будет чинить препоны правосудию, ему не миновать тюрьмы. Гарри, конечно, был не прав, но, в конце концов, это не столь важно. Американцы на удивление мало знают о своих правах.

Когда по радио пошла какая-то идиотская реклама, Гарри решил, что всегда сможет сказать, что продюсер неправильно его понял.

Сидя у микрофона, Дэниз попивала диетическую колу и говорила с Джоанной из Нью-Йорка, считавшей, что Натан ни в чем не виновен. Внезапно в наушниках у Дэниз раздался голос Энрике – он попросил ее объявить рекламную паузу. Она нахмурилась и показала на часы. Он пробормотал что-то невнятное и помахал телефонной трубкой.

Когда началась реклама, Дэниз повернулась к Энрике:

– Что с тобой? Я никогда не прерываю передачу, чтобы поговорить по телефону, ты же знаешь.

– Успокойся, – перебил ее Энрике. – У меня тут на линии полицейский. Он хочет узнать, с какого номера звонил Натан.

Дэниз мгновенно оценила ситуацию. Если кто-то узнает, что полиция может отслеживать звонки на передачу, это положит конец всем телефонным спорам со слушателями и Дэниз превратится в простого диск-жокея.

– Скажи ему, что такой информации мы не разглашаем, – ответила она. – Это было бы серьезным нарушением Первой поправки.

– Я уже сказал, но он говорит, что привлечет нас к ответственности за создание помех правосудию.

– Правда? Ну тогда после рекламы мы пустим его в эфир. Как его зовут?

– Томпкинс.

Последний рекламный ролик завершился через пятнадцать секунд. По сигналу Энрике Дэниз включила микрофон.

– Мы рады снова приветствовать вас, американцы. Страсти, вызванные моим разговором с Натаном Бейли, накаляются. Сейчас у нас на линии сотрудник полиции округа Брэддок, штат Виргиния, угрожающий посадить за решетку меня и моих помощников. Офицер Томпкинс, вы в эфире.

Некоторое время на другом конце линии не раздавалось ни звука. Наконец послышалось тихое «Алле?».

– Офицер Томпкинс? Я так поняла, вы хотите упрятать меня за решетку. Так ли это?

Собеседник Дэниз начал заикаться. Она обрадовалась.

– Я… я по радио?

– Вы звонили на радио, офицер, и попали на радио. Ну, так за что же вы хотите меня посадить?

– Простите, но я хотел бы поговорить об этом наедине. Голос Дэниз внезапно потерял игривость:

– Мой продюсер сказал мне, что вы хотели узнать у нас, откуда сегодня утром звонил Натан Бейли. Это правда?

– Ну, э-э-э… вроде бы так. – Голос Томпкинса звучал крайне неуверенно.

– Думаю, ваш ответ можно считать утвердительным. Так вот, сообщить вам номер телефона, с которого звонил Натан, было бы равносильно ограничению свободы слова. А в нашей стране свобода слова гарантирована Конституцией. Кроме того, вы сказали моему продюсеру, что, если мы не позволим вам рыться в наших записях, вы обвините нас в создании помех правосудию?

– Думаю, возможно, я и упомянул…

– Давайте говорить начистоту, офицер Томпкинс. Вы вменяете мне в вину действия, право на которые дает Первая поправка. Возможно, вы просто блефуете – пытаетесь запугать нас, чтобы избежать выполнения предписанной законом процедуры.

Господи, не зря ее прозвали Стервой. Так и не произнеся целиком ни единой фразы, Томпкинс выставил на посмешище не только себя, но и полицию. И главное, это слышали миллионы радиослушателей. Всего минуту назад он думал, что его план очень хорош. Теперь же его карьера рушилась прямо на глазах. Гарри Томпкинсу оставалось только повесить трубку. Что он и сделал.

Дэниз услышала щелчок и лукаво улыбнулась Энрике:

– Он повесил трубку. – Она рассмеялась в микрофон. – Ну, повесить трубку – это не ответ. Но полагаю, мы все же можем сделать из этого кое-какие выводы.

Глава 6

Лайл Пойнтер любил называть себя Ликвидатором. При росте метр семьдесят пять он весил восемьдесят килограммов и был вовсе не похож на звероподобных громил, которых в Голливуде приглашают на роли бандитов. Он был умен, красив, обладал чувством юмора – редкость для людей его профессии.

Никто не был более предан мистеру Слейтеру, никто не выполнял его приказов с таким рвением, как Пойнтер, но некоторые все же полагали, что его можно обойти. Однако редко кто пытался сделать это больше одного раза.

Мистер Слейтер умел ценить хорошо сделанную работу и не прощал неудач. Пойнтер не раз слышал, как босс говорил, что каждый заслуживает, чтобы ему дали еще один шанс, но третьего не положено никому. В тот день Лайл Пойнтер был благодарен за то, что получил свой второй шанс.

Он едва сдерживал ярость. Все это дело с Марком Бейли и его племянником вышло из-под контроля. Ему не следовало даже выслушивать план Бейли, не говоря уж о том, чтобы соглашаться с ним. Но план был так прост: большой мужчина, маленький мальчик, запертая комната. Почему же он провалился? Ну да ладно, Пойнтер узнает все через пятнадцать минут. Взглянув на часы, он подумал, что Марк ждет его уже полчаса. Вот и прекрасно – с такими, как Бейли, гораздо легче общаться после того, как заставишь их подождать.

За полчаса до этого Марк Бейли аккуратно припарковал свой «бронко» возле таверны «Деревенщина». Еще в полдень его похмелье было таким сильным, что он не мог даже двигаться, не то что вести машину. В какое-то мгновение Марк решил было развернуться и уехать прочь из штата, а может, и из страны. Но он знал, что это не выход. Лайл Пойнтер – не тот человек, которого можно просто так кинуть.

Таверна «Деревенщина» была из заведений, которые могли существовать только в сельской глуши Виргинии. Здесь обсуждались самые темные дела и заключались самые грязные сделки. Каждый, у кого хватило бы духу войти сюда, мог говорить с кем угодно и о чем угодно с полной гарантией, что об этом разговоре не станет известно посторонним.

Подойдя ко входу, Марк заметил, что в здании не было окон, точнее, вместо стекол в рамы были вставлены листы фанеры. На них даже при дневном свете ярко горели неоновые надписи. Он остановился. Еще не поздно смыться, сказал он себе, хотя знал, что это неправда. Поздно стало уже в тот самый момент, когда он обратился за помощью к Слейтеру.

Сделав глубокий вдох, Марк повернул ручку двери и вошел. Резкий переход от яркого света к почти полному мраку на мгновение ослепил его. Он застыл, ожидая, пока привыкнут глаза.

– Ты кто? – рявкнул из темноты незнакомый голос.

– Меня зовут Бейли, – ответил Марк. – У меня встреча с человеком по имени Пойнтер. Слыхали о таком? – Ответом было молчание: здесь о нем явно слыхали.

Марк закрыл за собой дверь и пробрался к столику в углу. Он заказал пива, надеясь, что оно хоть немного облегчит похмелье. Сев спиной в угол, Марк оглядел помещение. Кроме него и бармена в таверне было еще трое посетителей. О чем они разговаривали, разобрать было трудно из-за невнятного деревенского акцента. Марку оставалось только ждать.

Когда Лайл Пойнтер вошел в таверну «Деревенщина», посетители только взглянули в его сторону и сразу же отвели глаза. Пойнтер подошел к столику Марка и сел рядом, хотя Марк ожидал, что тот сядет напротив. Так садятся на свидании, а не во время деловой встречи.

Сначала Пойнтер просто смотрел на Марка. Потом произнес:

– Ты нарушил обещание. – У него был странный голос – тихий и в то же время злой. Звучал он пугающе. – Говорил, что справишься, а сам все испортил.

У Марка на лбу выступил пот. По пути сюда он заготовил множество извинений и объяснений, надеясь свалить все на Рики, но от страха не мог выдавить из себя ни слова.

– Смотри на меня, Бейли, – тихо сказал Пойнтер. – Сегодня утром я разговаривал с мистером Слейтером. Он был очень недоволен. И знаешь, кем он был недоволен?

– Н-нет, н-не знаю. Мной?

Пойнтер склонился к нему так близко, что Марк почувствовал запах его жвачки.

– Нет, Бейли, ты не прав. Он злился не на тебя. Он злился на меня. За то, что я поверил, будто ты справишься с убийством ребенка в маленькой запертой бетонной камере!

– Слушай, Пойнтер, я могу все объяснить, – попытался перебить его Марк.

Пойнтер оборвал его:

– Я не хочу от тебя никаких объяснений. Тебя там явно не было. Давай-ка я угадаю: вчера ты опять нажрался, верно?

Марк кивнул.

– Так вот, значит, какой благодарности я заслужил, да? Я лезу за тебя в драку, слежу, чтобы тебе не перерезали горло, и все, что ты можешь сделать в ответ, – свалить свою работу на идиота-охранника? Это что, честно, Марк?

Марк ответил «нет». Они оба знали, что Пойнтер полез за него в драку только для того, чтобы спасти двести тысяч долларов, которые Марк обещал ему лично, – грозный мистер Слейтер о них ничего не знал.

– Наконец-то, Марк, мы с тобой хоть в чем-то сошлись. Я тоже думаю, что это нечестно. Но знаешь что? Я снова сделал тебе одолжение. Я сказал мистеру Слейтеру, что на карту поставлено слишком много денег, чтобы просто вот так взять тебя и убить, не дав еще одного шанса. И знаешь, что мне ответил мистер Слайтер? – Пойнтер схватил Марка за подбородок и притянул к себе. – Он сказал мне, что ему плевать на деньги. Он сказал, что теперь на кону его доброе имя и единственное, что сейчас важно, – поскорее убить тебя. – Пойнтер отпустил Марка и откинулся на спинку стула. – Но мне удалось уговорить его попробовать еще раз. И вот как обстоят дела, Марк. Если твой племянничек умрет и мы получим наши деньги, ты будешь жить. Если нет – умрешь ты.

Где-то на горизонте перед Марком замаячил слабенький огонек надежды.

– Прекрасно, Пойнтер. Дай мне еще один шанс.

– Я что, похож на идиота? Я сам прикончу мальчишку. Твое дело – ждать, когда придут бумаги от адвоката.

После этих слов наступила тишина. Марк знал, что Пойнтер еще не закончил, но предпочел помолчать.

– Есть еще один момент, который нам нужно обсудить, даже два. Прежде всего, тебе теперь причитается гораздо меньшая часть наследства. Доля мистера Слейтера выросла до двух миллионов. Накинем еще триста тысяч за твою жизнь, плюс двести тысяч ты должен лично мне. Итого с тебя два с половиной миллиона. Все, что останется, – твое.

Марк Бейли хотел было запротестовать, но вовремя спохватился.

– На жизнь мне хватит, – сказал он и поморщился от неожиданного каламбура.

Пойнтер засмеялся.

– Это уж точно. Теперь последнее.

Откуда-то из недр черной кожаной куртки он медленно достал пистолет и навел его на Марка. Затем Пойнтер встал и отодвинул ногой стул.

– Ты правша или левша? – спросил он.

– Я… я правша, – жалобно захныкал Марк, снова начав заикаться.

– Правую руку на стол, – скомандовал Пойнтер.

Марк положил на стол трясущуюся руку. Он уже рыдал, слезы катились по его щекам. Пойнтер сжал в кулаке его указательный палец. Через несколько мгновений раздался легкий щелчок и кость выскочила из сустава. Еще через мгновение под нажимом Пойнтера палец Марка сломался пополам. Все тело Марка содрогнулось от боли, и он прокусил нижнюю губу. Когда Пойнтер отпустил его, Марк осторожно уложил покалеченную руку на сгиб левого локтя.

– Извини, Марк, – сказал Пойнтер, – но я еще не закончил. Положи руку обратно на стол.

На этот раз Пойнтер сделал все быстро: как только Марк положил руку на стол, он схватил его за мизинец и вывернул палец назад и в сторону. Марк взвыл от боли и сполз со стула на грязный пол. Пойнтер поставил пистолет на предохранитель и спрятал его в карман.

– Приятно иметь с тобой дело, Бейли. Пиши, когда сможешь. Когда ты нам понадобишься, я позвоню тебе.

Так же неторопливо, как и вошел сюда, Лайл Пойнтер направился к выходу. Никто в таверне «Деревенщина» не видел, что произошло.

Натан слизал с пальцев остатки соуса от пиццы и блаженно растянулся на мягком кожаном диване. В картонке из-под пиццы остались только крошки. Он нашел пульт телевизора и принялся наугад нажимать кнопки, пока экран не ожил. Его любимых мультиков не передавали, так что он стал смотреть повтор «Звездного пути».

В перерыве он снова увидел себя в новостях – показывали какую-то размытую видеопленку. Ему начинало нравиться быть знаменитым. Он больше не боялся – по крайней мере не так, как раньше. Но ему по-прежнему был необходим план.

Натан решил, что в первую очередь нужно убраться подальше от ИЦП. Он не знал точно, где находится, но все равно понимал, что не мог убежать дальше двух-трех километров от Центра. В утренних новостях показывали поисковые группы и патрули на дорогах – все они охотились за ним. Один журналист проговорился, что полиция еще не напала на его след. Теперь надо было обдумать следующий шаг.

Если бы только я умел водить машину, подумал он. Одну минуту! Разве он не умеет водить? Ведь все и началось с того, что он сел за руль грузовичка дяди Марка. Год назад Натан проехал больше сорока километров, прежде чем его остановил полицейский. Но это было средь бела дня, когда заметно, что за рулем ребенок. Если он поедет ночью и будет избегать больших дорог, на которых стоят патрули, ему, может быть, и удастся выехать из страны.

Как и все остальное в этом доме-дворце, гараж был огромен. Одно место в нем пустовало – на этой машине уехали хозяева, решил Натан. Посреди гаража, водруженный на прицеп, стоял катер из полупрозрачного пластика. То, что он искал, находилось в самом дальнем конце, под оливковым брезентовым тентом. Натан сдернул его с машины.

– Ого! – вырвалось у него.

Перед ним стоял совершенно новый вишневый кабриолет БМВ, самая крутая и красивая тачка из всех, что он знал. Ключи висели рядом на стене. Дверца была не заперта. Натан открыл ее и скользнул на водительское сиденье. Оно было даже мягче, чем любимое старое кресло отца. Натан погладил мягкую кожу и, взявшись за руль, представил, как помчится на этой машине по шоссе. Он нашел кнопки, регулирующие положение сиденья, и передвинул его до упора вперед. К педалям придется тянуться, но это ничего.

Натан усмехнулся. У него все получится. Ему везло до сих пор и будет везти впредь. Главное, что теперь у него появился план.

Дэниз была довольна. Передача кончилась уже несколько часов назад, а слушатели все продолжали звонить и слать факсы, выражая эмоции по поводу сегодняшнего эфира.

В четыре часа Энрике заглянул к ней в кабинет и сказал, что звонит Рональд Дорфман, президент компании «Омега-радио». Именно «Омеге» принадлежала передача «Ньюсток 990». Дэниз взяла трубку.

– Добрый день, Дэниз. Это Рон Дорфман. Как поживаете?

– Замечательно, Рон. Спасибо, что интересуетесь. Наша передача, кажется, тоже неплохо себя чувствует.

– Это правда, – согласился Дорфман. – Сегодня я даже смог ее послушать. Вы только не обижайтесь, но с моей работой не часто удается выкроить на это время.

– О, конечно, я понимаю. – Дэниз напряглась. Он явно к чему-то клонил.

– Что вы думаете по поводу всей этой заварухи с мальчиком, убившим охранника?

– Думаю, из этого получилась прекрасная передача.

– Я не это имел в виду. Что вы можете сказать о сложившейся ситуации?

– Если вы спрашиваете, верю ли я ему, – да, верю.

– А почему? Очень многие думают по-другому.

– Эти многие на передачу не звонили.

– Ну не знаю. Полицейские, например, с вами не согласны. Теперь все-таки скажите мне, почему вы верите этому молодому человеку.

Ну как ответить на такой вопрос? Как рассказать о своих чувствах и голосе интуиции главе корпорации стоимостью семьсот миллионов долларов? Дэниз помолчала, подыскивая нужные слова, и в конце концов сказала:

– Я верю ему прежде всего потому, что у меня есть дети почти одного с ним возраста и я всегда знаю, когда они врут, а когда говорят правду. Его рассказ был очень уж… настоящим, что ли.

Дэниз услышала, как Рон вздохнул, и подумала, что это еще не все неприятности на сегодняшний день. Ей не пришлось долго ждать подтверждения своей догадки.

– Полчаса назад ко мне зашел полицейский и вручил повестку в суд округа Брэддок – я даже не знаю, где такой находится. Я должен явиться туда завтра после обеда и держать ответ по исковому заявлению некоего Дэниэла Петрелли. Кажется, он хочет, чтобы мы сообщили полиции номер, с которого звонил мальчишка. Что вы на это скажете?

– Мне кажется, это дурно пахнет, Рон. Вы ведь слушали сегодня мою программу. Разговор с полицейским слышали?

Дорфман усмехнулся:

– Слышал. И теперь в ближайшие два года буду ездить очень осторожно – не дай Бог поймают за превышение скорости.

– Так вот, я думаю, что вполне доходчиво изложила ему свою точку зрения.

– Так и есть. Но, Дэниз, вы должны понять – ставки слишком высоки. Наши юристы сказали, что ваши апелляции к Первой поправке будут иметь смысл только в случае, если власти станут принуждать нас назвать номер телефона. Если же мы сообщим его сами, никаких проблем с законом не возникнет. Юристы также говорят, что, если мы откажемся назвать номер и суд подтвердит нашу правоту, возможность привлечения нас к ответственности остается – если мальчишка окажется убийцей и совершит еще что-нибудь подобное. Вот такие дела, – подытожил Дорфман. – С одной стороны, мы должны содействовать полиции. С другой – у нас есть нравственные обязательства перед самими собой и всей радиожурналистикой страны. Я хочу услышать ваше мнение о том, как нам следует поступить.

– Рон, думаю, мы кое о чем забываем, – осторожно начала Дэниз. – Все, что вы сказали, действительно важно. Но, помимо прочего, речь идет еще и о маленьком напуганном ребенке.

У меня душа за него болит. Я хотела бы взять его за руку и помочь выбраться из всего этого кошмара. Черт побери, Рон, у него ведь почти нет шансов. Он же просто ребенок, которого обложили со всех сторон. Было бы нечестно выдавать полиции еще и номер телефона, когда у них и так все карты на руках. Рон усмехнулся:

– Ну ладно, Дэниз, вот как мы поступим. Я поставлю наши с вами карьеры, а также значительную часть имущества компании на то, что мальчик говорит правду. Мы заявим в суде, что информация о телефонных звонках – собственность компании и мы не собираемся ни с кем ею делиться.

Дэниз никак не ожидала такого поворота событий. Не найдя других слов, она сказала просто: «Спасибо».

– Пока рано меня благодарить. Возможно, это самое глупое решение за всю мою жизнь.

– Во всяком случае, одно из самых смелых. Теперь удивился Дорфман:

– Спасибо, Дэниз. Начальству не часто говорят такие вещи. Надеюсь, сегодня вам удастся выспаться лучше, чем мне.

Он повесил трубку. На лице Дэниз Карпентер сияла счастливая улыбка.

Стоило сержанту Хэкнеру намекнуть, что ужасный поклеп, возведенный на одного из лучших сотрудников ИЦП, может оказаться правдой, Гарольд Джонстон начал рвать и метать:

– Я слышал, что говорил по радио этот убийца-малолетка, и знаю, что каждое его слово – ложь. У Рики Харриса безупречная репутация.

– Мы никого не обвиняем, мистер Джонстон, – сказал Хэкнер. – Мы просто задаем вопросы.

– Так знайте, что ваши вопросы оскорбительны, – огрызнулся Джонстон.

В нем было как минимум тридцать килограммов лишнего веса. Воротник его рубашки не застегивался, а галстук был всегда затянут, насколько позволяла шея.

– Мистер Джонстон, – сказал Джед, – можете оскорбляться сколько хотите, но ваша обязанность – помогать нам. Если, конечно, вам нечего скрывать.

Джонстон поднялся со стула.

– Сержант Хэкнер, как вы смеете обвинять меня… Хэкнер прервал его коротким жестом руки:

– Сядьте, пожалуйста, мистер Джонстон. Прошу прощения. Сегодняшний день был долгим и трудным. Мы все устали.

– Да, денек выдался нелегкий, – согласился Джонстон, усаживаясь обратно. – И само это дело не из приятных. Натан Бейли убил хорошего воспитателя.

Глаза Хэкнера превратились в щелочки:

– Знаете, ваша оценка Харриса сильно отличается от той, к какой склоняемся мы.

Джонстон нахмурился:

– После вранья, с которым Натан выступил по радио, ваши слова меня не удивляют.

Хэкнер устроился поудобнее.

– Почему Натана отправили в изолятор?

Джонстон смутился:

– Думаю, он плохо себя вел.

– А другие ребята тоже считают, что он плохо себя вел?

Джонстон усмехнулся:

– Сержант Хэкнер, мы в нашем заведении часто используем эвфемизмы, чтобы наша работа казалась менее… скажем, грубой, чем она есть на самом деле. Мы работаем в тюрьме. Здесь плохое поведение – понятие относительное. Я не спрашиваю ребят о том, как себя ведут их приятели. Во-первых, верить им нельзя, а во-вторых, выведать у них что-то – дело практически невозможное.