Текст книги "Девять плюс смерть равняется десять"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 13

На потолке каюты Б-71 горел свет. С истинно французской бережливостью капитан Бенуа выбрал самую маленькую одноместную каюту на корабле. По форме она представляла собой продолговатый прямоугольник с дверью на узкой стороне и напоминала побеленную тюремную камеру. У левой стены располагалась койка, обращенная изголовьем к стене напротив двери, где помещались туалетный стол и умывальник. В правой стене находилась глубокая ниша с задраенным иллюминатором. Гардероб с зеркалом стоял справа от двери. Стул был только один.

Так как в маленьком помещении едва ли нашлось бы место для кого-нибудь вместе с Г.М., все прочие остались снаружи. Чем дольше Г.М. шарил по каюте, тем менее удовлетворенным он казался. На крючке висел шерстяной халат, под которым стояли шлепанцы. На стуле были аккуратно сложены спасательный жилет, противогаз и одеяло. Г.М. обследовал их и перенес внимание на туалетный стол.

На нем стояла придающая каюте покойного уютный домашний облик складная кожаная рамка с двумя фотографиями: французского военного с лихо закрученными усами и добродушной пожилой женщины – очевидно, родителей Бенуа. Расческа, щетка для волос и ножницы лежали рядком. Помимо них, на столе находились банки с ваксой для сапог и чистящим веществом для пуговиц мундира. Одежная и сапожная щетки висели на крючках возле умывальника, на полке которого лежали бритвенный прибор, зубная щетка и зубной порошок.

Г.М. открыл ящики туалетного стола, потом заглянул в нишу для иллюминатора. С трудом опустившись на колени, он достал из-под койки плоский дорожный сундук, в котором не было ничего, кроме чистого белья.

Задвинув сундук назад, Г.М. открыл дверцу гардероба. Здесь он обнаружил запасной мундир с тремя капитанскими полосами на эполетах, два штатских костюма, несколько галстуков, запасную пару сапог и две пары туфель. Поправив очки, Г.М. уставился на рукав мундира, затем пошарил на полке шкафа без каких-либо результатов. При этом он продолжал пожевывать мундштук пустой трубки, а выражение его лица становилось с каждой минутой все более недовольным.

– Что вы ищете? – спросил Макс, стоя у двери.

Г.М. сел на край койки. Третий помощник вернулся с экономом. Коммандер Мэттьюз дал им вполголоса какие-то указания, после чего извинился и ушел по своим делам. В отсутствие капитана третий помощник достаточно громко шепнул эконому:

– Этот тип похож на вареную сову.

– Я размышляю, черт бы вас побрал, – сердито произнес Г.М., открыв один глаз.

Поднявшись, он снова атаковал туалетный стол. Достав из верхнего ящика маленькую картонную коробку, лежащую на аккуратной стопке рубашек и носков, он вытряхнул на койку ее содержимое – пять резиновых печатей с деревянными ручками и штемпельную подушечку в оловянном футляре.

– Насколько я понимаю, – проворчал Г.М., сердито взмахнув одной из печатей в направлении третьего помощника и эконома, – вы, две ищейки, побывали здесь прошлой ночью. Вы приходили взять у капитана Бенуа отпечатки пальцев?

– Да, сэр, – ответил третий помощник, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

– А капитан Бенуа, как мне сказали, сидел здесь, забавляясь с печатями и штемпельной подушечкой?

– Да, сэр.

– Это те самые печати?

Третий помощник ловко протиснулся в каюту, подобрал пару печатей и повертел их в руках.

– Выглядят похоже. Я их не обследовал.

– Когда вы наконец втолковали капитану Бенуа, что вам нужны его отпечатки, он предложил вам взять образцы, прижав его большой палец к этой штемпельной подушечке. Но вы не дали ему это сделать и взяли отпечатки с помощью вашего чернильного валика. Это так?

– Да, сэр, – кивнул третий помощник.

– Прошу прощения, – послышался заинтересованный голос Хупера, о котором все успели забыть. Он держался на заднем плане, то погружаясь в воспоминания о пережитом приключении, то с любопытством заглядывая в каюту. Резиновые печати его явно заинтриговали. Войдя в тесное помещение, Хупер подобрал их одну за другой и изучил с авторитетным видом эксперта.

– Мое производство, – объяснил он. – «Хуперс Брод-Мид, Бристоль».

После этого благоприятного вердикта Хупер открыл штемпельную подушечку, намереваясь прижать к ней одну из печатей, но остановился, трогая подушечку пальцем и поднеся ее к глазам. На его лице появилось удивленное выражение.

– Странно, – сказал он. – Должно быть, бедняга рехнулся! Среди его вещей не было бутылки чернил?

– Чернил? – встрепенулся Г.М.

– Да. Примерно полбутылки, – отозвался Хупер, разглядывая подушечку. – Держу пари, вы ничего в ней не заметили, не так ли?

– Нет. А что с ней такое?

Хупер усмехнулся:

– Зато я заметил. Подушечка абсолютно новая. И что, вы думаете, сделал этот бедный парень? Вылил на нее около полбутылки обычных чернил для письма вдобавок к тем, которые уже были в подушечке! Конечно, он ее испортил. Она стала мокрой и липкой, как клей. Странные вещи вытворяют некоторые люди.

С этим глубокомысленным замечанием Хупер положил подушечку на полку. Третий помощник, эконом и Макс посмотрели друг на друга.

– Но зачем он это сделал? – осведомился третий помощник.

– Меня не спрашивайте. – Хупер подул на пальцы и посмотрел на часы. – Ого! Почти половина десятого. Я наверняка пропустил концерт. Совсем забыл о нем. Но кто бы не забыл, увидев, как этот бедняга свалился за борт? Я вам еще нужен?

– Одну минутку, сынок, – сказал Г.М. Выражение его лица стало деревянным. – Вы получили какие-нибудь инструкции от капитана? – обратился он к эконому.

– Только выполнять ваши указания.

– Угу. Покойная миссис Зия-Бей оставляла запечатанный конверт в вашем офисе?

Эконом щелкнул пальцами:

– Почти забыл об этом. Да, сэр, оставляла. И старик… прошу прощения, капитан приказал мне вскрыть его. Вот он. – Гризуолд достал из кармана темно-желтый конверт. – Как видите, в нем ничего нет, кроме газетной нарезки.

Г.М. взял конверт, обследовал содержимое, взвесил его в руке и вернул эконому.

– Ладно. Скажите, сынок, вы умеете пугать людей?

Эконом сдвинул брови Джорджа Роуби, и его лицо приобрело зловещее выражение.

– Отлично. Тогда у меня есть для вас поручение. Я не собираюсь фигурировать в этом деле больше, чем необходимо, поэтому хочу, чтобы вы нашли эту девицу Четфорд. Покажите ей конверт и с помощью криков и угроз попытайтесь выяснить, что она в действительности делала в каюте Макса Мэттьюза прошлой ночью. Вам это не удастся, но вы начнете процесс деморализации, а я завершу его. Если увидите других пассажиров, можете расспросить их – но более тактично, – что они делали сегодня около девяти вечера. Поняли?

– Да.

– Тогда это все. Действуйте. А вы, – Г.М. повернулся к третьему помощнику, – оставайтесь здесь. И вы тоже, мистер… хмф…

– Хупер.

– Хупер. Вы тоже оставайтесь здесь, если у вас нет неотложных дел. А теперь мы можем устроиться поудобнее.

Пожевав еще некоторое время пустую трубку, Г.М. начал набивать ее табаком из непромокаемого кисета. Приподняв полы плаща, он чиркнул большой американской спичкой о зад своих брюк и зажег трубку, потом, довольно попыхивая, сел на полку и прислонился спиной к подушке, как выздоравливающий больной. Дым был на редкость зловонным, но Г.М. явно наслаждался запахом. Наконец он указал черенком трубки на Крукшенка:

– Вы и эконом говорили прошлой ночью с Бенуа по-французски. Скажите честно, сколько вы поняли?

– Боюсь, что немного.

– Что, по-вашему, он пытался вам сказать?

Крукшенк заколебался.

– Зная, о чем идет речь, можно по нескольким словам понять остальное. Но в противном случае… Мне показалось, он говорил о какой-то женщине.

– Вот как?

– Да. Несколько раз Бенуа произнес слово «elle».[24]24
  Она (фр.).


[Закрыть] На какое-то мгновение я подумал, что он признается в убийстве. Я хотел расспросить его подробнее, но боялся обнаружить свое невежество перед Гризуолдом. А если слово «traître» означает то, что я думаю…

Г.М. прищурился:

– Оно означает «предатель». Вы уверены, что Бенуа его произнес? Ради бога, сынок, будьте внимательны. Может, он сказал «traite»?[25]25
  Переводной вексель (фр.).


[Закрыть] Или «traiteur»?[26]26
  Трактирщик (фр.).


[Закрыть]

– Мне трудно судить, но я почти уверен, что он назвал кого-то «traître». И еще одно, сэр, только не смейтесь надо мной. Гризуолд считает это предположение нелепым, но я так не думаю. Мне кажется, Бенуа мог быть сотрудником французской разведки.

Г.М. не выказывал намерений смеяться. Он выпустил большое кольцо дыма и с озабоченным видом наблюдал, как оно поднимается к потолку.

– Я тоже об этом подумывал, – признался он. – Но давайте послушаем ваше мнение, сынок. Вам не кажется, что сотрудник французской разведки должен был бы знать английский язык?

– Теперь я не так уверен, что он вовсе не понимал по-английски.

Трубка выскользнула изо рта Г.М.

– Почему вам так кажется?

– Понимаете, я вспомнил, как сказал Гризуолду: «Что этот парень делает с печатями?» Я всего лишь пробормотал это уголком рта…

– Угу. Ну?

– Но я мог бы поклясться по выражению глаз Бенуа, что он меня понял. Он протянул руку, словно собираясь подобрать печати, но передумал. Конечно, я ни в чем не уверен, но, если Бенуа почти не говорил по-английски, что он делал в Америке? Мне бы не хотелось расхаживать по Бродвею, спрашивая дорогу по-французски.

– Окажите мне услугу, сынок. Достаньте из-под койки этот сундук.

Третий помощник повиновался и, по указанию Г.М., перевернул сундук. На его нижней стороне, помимо ярлыков «Эдвардика», были наклейки отеля «Пенсильвания» в Нью-Йорке и отеля «Уиллард» в Вашингтоне.

– Вашингтон… – повторил Г.М., когда Крукшенк задвинул сундук назад. – У вас есть его паспорт, не так ли?

– Да, паспорта должны быть в офисе Гризуолда – их вряд ли уже вернули пассажирам, так что… – Третий помощник оборвал фразу. – А где мистер Хупер?

Производитель резиновых печатей исчез. Даже Макс, стоящий у двери, не заметил, как он уходил. Г.М. встал с полки и выпрямился.

– Надеюсь, он понимает приказы капитана. И не станет трепаться о своем невероятном приключении стюарду или стюардессе.

– Может, мне пойти за ним? – предложил третий помощник.

– Пожалуй. Вбейте ему в голову, что он должен помалкивать. Не дай бог, если на этом корыте начнется паника.

Когда Крукшенк покинул каюту, Г.М. приближался к последней стадии уныния. Он бродил по тесному помещению, рассеянно подбирая расческу, сухую кисточку для бритья и другие предметы и кладя их на место. Заметив, что Бенуа был воспитан в спартанской традиции тех, кто пользуется бритвами с прямыми лезвиями, он поднял бритву и открыл ее. Лезвие зловеще блеснуло при свете.

Макс Мэттьюз почувствовал тошноту.

– Вы думаете, что это было бы идеальным оружием для перерезания горла? – спросил он.

– Да.

– Но мы ведь знаем, что Бенуа этого не делал.

– Безусловно, – согласился Г.М., описав в воздухе медленную и многозначительную дугу бритвой. – Мы знаем, что Бенуа этого не делал. Мы также знаем…

У двери послышался испуганный возглас. От неожиданности Г.М. едва не отрезал себе левый большой палец. Втянув голову в плечи, он сердито уставился на каютного стюарда – тихого пожилого мужчину, напоминавшего удалившегося на покой пастора.

– Вы звонили, сэр?

– Нет! – огрызнулся Г.М.

Во время последовавшей долгой паузы он снова взмахнул бритвой под аккомпанемент стука машин и скрипа переборок.

– Прошу прощения, сэр, – снова заговорил стюард. – Могу я задать вопрос?

– Валяйте.

– Правда ли то, что я слышал? Капитан Бенуа застрелился?

– Боюсь, что да. А в чем дело?

Стюард облизнул губы.

– Очень сожалею, но я, должно быть, сжег его предсмертную записку.

В гробовом молчании Г.М. закрыл бритву и положил ее на полку над умывальником.

– Она была в мусорной корзине! – оправдывался стюард. – Я убирал в каюте и стелил постель во время обеда. Она лежала там. – Он указал на корзину у стола. – Она не была разорвана, но что еще я мог сделать, кроме того, как выбросить ее, раз она находилась в корзине?

– Минутку, сынок. – Г.М. вынул изо рта потухшую трубку и спрятал ее в карман. – Что было в мусорной корзине?

– Записка, сэр. На судовом бланке, подписанная капитаном Бенуа.

– Вы нашли ее?

– Да, сэр, но не мог прочитать. Она была написана по-французски. Могу лишь сказать, что записка была адресована коммандеру Мэттьюзу. Сверху было написано большими буквами: «Мусью ле капитан „Эдвардик“…»

– И она лежала в мусорной кор… – Лицо Г.М. сохраняло деревянное выражение, хотя грудь бурно вздымалась.

Подойдя к двери, он нажал кнопку электрического вентилятора. Послышалось жужжание, и вентилятор начал делать мерные движения из стороны в сторону. В коробке с печатями Бенуа лежало несколько листов бумаги. Г.М. положил один из них на край стола. Сильный поток воздуха, создаваемый вентилятором, поднял бумагу в воздух. После минутного порхания она скользнула вниз, задела ободок мусорной корзины и упала на ковер.

– Понятно, – пробормотал стюард. Все стояли неподвижно, как манекены, глядя на бумагу. – Если бы та бумага упала на пол, у вас была бы предсмертная записка бедного джентльмена.

– Предсмертная записка! – презрительно фыркнул Г.М., но вовремя сдержался. – Где эта бумага сейчас, сынок?

– Боюсь, что в печке.

Где-то в коридоре послышался женский крик.

Выражение лица Г.М. нельзя было назвать приятным.

– Не знаю, что это было, – сказал он Максу, – но если бы я решил облачиться в мантию пророка, то мог бы сделать интересное предположение. Наш приятель Хупер рассказывает о своем приключении. Если он начал распространять панику среди экипажа… – Г.М. повернулся к стюарду: – Это все, сынок. Вы не виноваты. И вам незачем об этом помалкивать. Француз оставил записку и застрелился, а записку случайно уничтожили. Тут нет никакого секрета. Можете идти.

Некоторое время Г.М. и Макс прислушивались, но крик не повторился. Море начало волноваться, и качка усилилась. Яркие занавески иллюминатора натягивались, как флаги на ветру, и расслаблялись вновь. Каюта словно стучала зубами.

– Правда… – проворчал Г.М., указывая на мусорную корзину. – Может быть, вся правда, тщательно написанная предусмотрительным Бенуа и выхваченная у нас из-под носа, когда… Что за книгу читал Бенуа?

– «Унесенные ветром», – ответил Макс и засмеялся впервые с тех пор, как сел на корабль.

Глава 14

Двумя ночами позже они вошли в зону действия субмарин. В понедельник утром погода была жуткая. Шквалы постепенно перешли в постоянный северо-восточный ветер с дождем и снегом. Спасательные шлюпки пришлось дополнительно укрепить и плотно закрыть брезентом, иначе их бы снесли или разбили тридцатифутовые волны. Вращающийся стул скрипел под Гризуолдом, подсчитывающим ущерб в виде разбитой фаянсовой посуды. Пассажиров снова в той или иной степени поразила морская болезнь, поэтому в понедельник вечером только Латроп и Макс приплелись в ресторан. Во вторник вечером он был пуст.

К утру среды буря унялась, и стало возможным ходить по коридорам не теряя равновесия. Было пасмурно и холодно. Над свинцовым морем слышались пронзительные крики чаек. Около восьми их обогнал другой лайнер, следующий в том же направлении и казавшийся серым и безликим, словно корабль-призрак. Мигающие сигналы с капитанского мостика сообщили азбукой Морзе, что это «Андалусия» – один из самых роскошных лайнеров компании «Уайт плэнит». Стюарды, стоящие у перил с биноклями, разглядели на корме шестидюймовое орудие. На «Эдвардике» не было оружия, за исключением капитанского револьвера и винтовки 22-го калибра, принадлежащей второму механику.

В течение этих двух ужасных дней из головы Макса Мэттьюза вылетели все мысли – даже об убийстве. Он сомневался, что кто-либо еще думал об этом. Его размышления во время шторма были элементарными, как у больной собаки.

Лежа на койке среди подушек, Макс то и дело погружался в дремоту. Он вспоминал каждую упущенную возможность, каждое неправильное суждение, даже каждую лишнюю порцию выпивки. Корабль-призрак с сотнями затемненных кают стал его вселенной. Лишь иногда он думал о Вэлери Четфорд.

Впоследствии Макс не мог вспомнить, когда впервые начал подозревать ее.

Ему казалось, что это началось со случайного замечания Джерома Кенуорти в понедельник утром, когда погода уже портилась, и перед тем, как Кенуорти (подобно почти всем остальным) поспешил уединиться в своей каюте. Макс, Кенуорти, доктор Арчер и Латроп пытались играть в шаффл-борд[27]27
  Шаффл-борд – игра, участники которой толкают длинным кием деревянные или пластмассовые диски к участкам на полу или палубе, отмеченным цифрами.


[Закрыть] на шлюпочной палубе. Кенуорти процитировал слова Вэлери, что следует воздавать дьяволу должное – Гитлер обладает блестящим умом, поэтому трудно порицать немцев за то, что они обожают его.

Конечно, крошечный эпизод ровным счетом ничего не значил. Макс забыл о нем до первых приступов морской болезни в ночь с понедельника на вторник. С помощью недавних замечаний сэра Генри Мерривейла его подсознание начало работать, и он живо представил себе Вэлери Четфорд марширующей в толпе женщин с повязкой со свастикой на руке.

Проснулся Макс в жару, ибо в следующем сне ему привиделись Вэлери без повязки и без чего бы то ни было и он сам, пытающийся обнять ее.

Ум подсказывал Максу, что это эхо разговора в офисе эконома, когда они обсуждали легенды о людях, совершающих убийства в голом виде. Но смутные проявления инстинктов говорили, что девушка сильно привлекает его, поэтому он старается внушить себе, будто она ему антипатична. Образ Вэлери со свастикой преследовал его весь вторник.

В среду утром, когда море начало успокаиваться, Макс встал с койки, с удивлением обнаружив, что чувствует себя совсем недурно, если не считать ощущения пустоты и слабости. Он даже пел в ванной. После завтрака оптимизма убавилось, хотя он предусмотрительно ограничился тостом и кофе.

Но теперь его мысли вернулись к убийству. Два дня «Эдвардик» был мертвым кораблем, но теперь он ожил, и вместе с ним ожили подозрения Макса насчет Вэлери Четфорд – не обязательно в убийстве, но, безусловно, в каких-то сомнительных делах. Конечно, нельзя заподозрить девушку только потому, что она приснилась вам со свастикой на рукаве. Но имелись и несомненные факты. К примеру, ее заявление эконому, что она является кузиной Кенуорти и находилась с ним в его каюте от без четверти десять до десяти в среду вечером, было явной ложью, хотя сам Кенуорти это подтвердил.

Девушка была первой, кого Макс увидел, поднявшись на палубу незадолго до полудня. Он обнаружил ее на корме палубы «А», где на крышках люков были навалены мешки с песком и стояло несколько шезлонгов. На ней было светло-коричневое пальто с поднятым воротником; ветер трепал ее вьющиеся волосы. Она стояла спиной к нему, глядя на белый зигзаг кильватера.

– Доброе утро, – поздоровался Макс и, повинуясь идиотскому импульсу, добавил: – Хайль Гитлер!

Слова четко прозвучали в холодном утреннем воздухе. Пару секунд Вэлери не шевелилась, потом повернулась.

– Доброе утро, – ответила она сквозь сжатые губы. – Это ваше представление о шутке?

Макс уже жалел о своих словах. Выглядело так, будто он сам вел изменнические речи.

– Похоже, – заметил Макс, – при каждой нашей встрече вы намерены спрашивать меня о том, как я понимаю шутки.

– Если бы мы не встретились… – многозначительным тоном начала Вэлери.

Ее привлекательность было трудно отрицать, хотя ее здорово подпортила морская болезнь. Под глазами темнели тени, а поза, несмотря на попытки казаться высокомерной, выдавала внутреннее напряжение.

– Вам не кажется, что теперь, когда вы обзавелись кузеном, вы можете позволить себе расслабиться?

– Вы намекаете, что Джером не мой кузен?

– По крайней мере, вы не были в его каюте от без четверти десять до десяти вечера в среду.

– Откуда вы знаете, где я тогда была, мистер Мэттьюз? Вы не видели меня до двух часов ночи.

Макс осознал, что это чистая правда.

– Вы сказали мне…

– О нет, мистер Мэттьюз! Я не могла ничего вам сказать, так как тогда вас не видела. И вы не опровергли мое заявление капитану и эконому.

Как и всякий мужчина, Макс иногда испытывал желание перекинуть слишком бойкую на язык особу женского пола через колено и отхлестать ее ремнем. Но еще никогда это чувство не было таким сильным, как теперь. Больше всего его бесила мысль, что Вэлери, возможно, делает тайну из ничего. Она одерживала победу, но испортила впечатление, спросив:

– Почему вы произнесли «Хайль Гитлер»?!

– Вы, кажется, считаете, что он достоин приветствий.

– Я не думаю ничего подобного, мистер Мэттьюз. Но мне кажется глупым недооценивать противника и считать его всего лишь забавным маленьким человечком с усами.

– Согласен. Но сомневаюсь, что кто-нибудь во Франции или в Англии его недооценивает.

– И, – покраснев, добавила Вэлери, – если немцы начнут воевать по-настоящему, мы быстро почувствуем, что это не так.

Макс оставался невозмутимым.

– Как вам будет угодно. Мы, так сказать, на английской территории, и вы можете говорить что хотите и когда хотите. Почему бы вам не кричать «Хайль Гитлер!»? Или не влезть на мачту и не запеть «Хорста Весселя»? На борту судна с боеприпасами это вызвало бы большой энтузиазм.

Вэлери сердито уставилась на него.

– Сейчас я скажу то, что хочу! – крикнула она. – Я скажу, что вы…

Их прервал спокойный, тягучий голос Латропа. Двери и два иллюминатора курительной, выходящие на корму, были открыты. Голова Латропа появилась в одном из иллюминаторов.

– Ш-ш! Ради бога, не забывайте, где вы находитесь! – Голова исчезла, а ее обладатель вышел на палубу. – Только что выпил полпинты шампанского, – продолжал он, сунув руки в карманы пальто, полы которого вместе с его седыми волосами развевал ветер. – То, что мы сорок лет назад называли «мальчиком». Нет ничего лучшего для набитого камнями желудка. – Латроп подмигнул Вэлери. – Мой вам профессиональный совет: не кричите здесь «Хайль Гитлер!», иначе, несмотря на свободу слова, вас выпорют линем. И я скажу вам, в чем ваша беда, молодая леди. Вы слишком серьезны.

– Все самое лучшее в жизни серьезно, – отозвалась Вэлери.

– Зависит от того, как на это смотреть. Очевидно, вы имеете в виду, что все самое серьезное в жизни – лучшее. Но это тоже неверно, молодая леди. Вам нужно расслабиться. Давайте поднимемся на шлюпочную палубу и сыграем в теннис или шаффл-борд.

– Я не желаю играть в шаффл-борд с… с этой гремучей змеей!

– Вы имеете в виду этого парня? – без особого удивления осведомился Латроп, ткнув большим пальцем в сторону Макса. – С ним все в порядке, хотя у него нет алиби. Ладно, пошли.

– Полагаю, вы скажете, что выпивка не является серьезной вещью, – усмехнулась Вэлери.

– Очевидно, мисс Четфорд собирается прочитать нам проповедь об умеренности, – заметил Макс. – И, говоря об алиби…

Вэлери густо покраснела. Неприятную паузу нарушил Латроп:

– Я собираюсь помирить вас двоих, даже если это станет последним поступком в моей жизни. – Он схватил обоих за руки. – Вам нужны физические упражнения. Не спорьте! Пошли со мной.

На шлюпочной палубе ветер дул в полную силу, брызгая в глаза соленой влагой и заставляя сильнее ощущать качку. На обширном свободном пространстве кормы в сторону от закамуфлированных бомбардировщиков находились две сетки для палубного тенниса и участок для шаффл-борда. Вдоль правого и левого борта тянулись скамейки. На краю одной из них в одиночестве сидел сэр Генри Мерривейл. Его ноги в огромных башмаках были широко расставлены, а твидовая шляпа сдвинута за уши. В шести футах от него на деревянной подставке торчал колышек, на который он пытался набросить метательные кольца. Полностью поглощенный этим занятием, Г.М. что-то злобно бормотал, попутно комментируя каждый бросок и не обращая ни на кого внимания, словно находился на другой планете.

– Если парень понимает по-английски, то почему скрывает это?.. Взял слишком вправо… Потом ремень для правки бритв… Слишком высоко… И эти чертовы чернила… Опять промазал…

– Г.М.!

– И зачем так много печатей?.. Проклятое корыто все еще качается… Если бы только была хорошая причина…

Подойдя ближе, Макс пронзительно свистнул. Пробудившись от грез, Г.М. сердито уставился на него.

– Так это вы? Наконец поднялись с койки и ходите.

– Полагаю, вы не страдали от морской болезни?

– Я? – Г.М. презрительно фыркнул. – В жизни ею не страдал. Это все ваше воображение, сынок. Возьмем, к примеру, меня. Когда я огибал мыс Гаттерас…

– Да-да. Вы заняты?

– Просто сижу и думаю, – отозвался Г.М., почесывая нос. – Призрачный убийца, оставляющий призрачные отпечатки пальцев, требует размышлений.

– Вы едва ли знакомы с мисс Четфорд и мистером Латропом. Или уже успели познакомиться?

Латроп с нескрываемым почтением пожал руку Г.М., что явно порадовало старика. Вэлери оставалась холодной и колючей. Поднявшись и отвесив ей поклон, Г.М. собрал с палубы кольца и вернулся к скамейке.

– Мы в Штатах много о вас слышали, сэр Генри, – сказал Латроп. – Жаль, я не знал, что вы у нас находились. Ребята в мэрии оказали бы вам восторженный прием.

– Не сомневаюсь, – виновато произнес Г.М. – Это одна из причин, по которой я старался не показываться в публичных местах. Я люблю Америку – это самая гостеприимная страна в мире. Настолько гостеприимная, что, когда я провожу там две недели, меня приходится вносить на корабль, отравленного алкоголем. А я уже старик и не могу пить много.

– Кроме того, – продолжал Латроп, – едва ли можно было ожидать встретить вас так далеко от дома в такое время.

– Хмф, – буркнул Г.М. и метнул кольцо.

– А потом, если я правильно помню, газеты писали, что вас собираются сделать пэром и ввести в палату лордов.

– Это ложь! – рявкнул Г.М. – Не верьте ни единому слову! Они уже пытались это сделать и все еще выжидают момента, чтобы схватить меня и запихнуть в палату лордов. Но я одурачил их дважды и могу одурачить снова. – Он бросил еще одно кольцо, которое приземлилось в нескольких футах от колышка. – Полагаю, эконом сообщил вам, что мы решили собраться здесь и обсудить убийство?

Г.М. кивнул в сторону трапа, по которому поднимались еще бледные Хупер и доктор Арчер; за ними следовали третий помощник и эконом. Хотя еще ни слова не было сказано, Макс сразу ощутил изменение атмосферы. Эконом пребывал явно не в своей тарелке, несмотря на лихо сдвинутую набок шапку.

– Доброе утро, – поздоровался Гризуолд. – Все здесь?

– Не совсем, сынок, – отозвался Г.М. – Где капитан?

Последовала небольшая пауза.

– Капитан не сможет быть с нами сегодня утром, – осторожно ответил Гризуолд. – Э-э… возможно, весь день.

Г.М. застыл с поднятым кольцом, сверля маленькими проницательными глазками лицо эконома. Его скамейка качалась вместе с кораблем на фоне свинцового моря, усеянного белыми барашками. Ветер нещадно продувал палубу. Г.М. метнул очередное кольцо и вновь промазал. Он не стал развивать тему, но все понимали, что это означает. Окинув палубу взглядом, Макс понял, почему она выглядит по-другому. Количество дозорных у поручней было удвоено. Они вошли в опасную зону.

– Так вы хотели поиграть в шаффл-борд? – осведомилась Вэлери, повернувшись к Латропу. – Вы знали, что здесь состоится еще одно заседание инквизиции!

Г.М. знаком остановил ее и обратился к эконому:

– Вы поместили восемь карточек с отпечатками пальцев в надежное место?

– Они заперты в моем сейфе. Сам Гудини не смог бы до них добраться. Остальные карточки я не запер, так как у всего экипажа есть алиби на субботний вечер. Так что нам от них мало толку.

Г.М. тщательно прицелился перед очередным броском; уголки его рта были опущены.

– Скажите-ка, сынок, – обратился он к третьему помощнику, закрыв один глаз и измеряя другим расстояние до колышка, покуда палуба поднималась и опускалась у них под ногами. – Предположим, мы схватим убийцу или кого-то, кто замешан в преступлении. Что вы с ним сделаете? Запрете в арестантской?

Крукшенк невесело усмехнулся:

– Нет, сэр. Такое бывает только в книгах. Меня уже спрашивали об этом. Арестантскую используют, только если кто-нибудь из команды напьется в порту. Она не для пассажиров.

– Ну так что вы сделаете с подозреваемым в убийстве? – настаивал Г.М.

Третий помощник пожал плечами:

– Вероятно, капитан поместит его в свою каюту до передачи властям в порту.

– Поместит под охраной?

– Скорее всего, запрет. В конце концов, бежать ему некуда. С этого корабля только один выход, когда нельзя раздобыть шлюпку, – прямо за борт.

– Угу. Как произошло с Бенуа, – согласился Г.М.

Он снова прицелился. На сей раз кольцо приземлилось в двух футах от цели. Лицо Г.М. разгладилось, став абсолютно спокойным, но Максу это нравилось еще меньше. Глубоко вздохнув, Г.М. посмотрел на Вэлери Четфорд.

– Тогда заприте там эту девушку, – сказал он. – Я отвечаю за передачу ее властям по прибытии.