Текст книги "Вне подозрений"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5

Через двадцать минут Батлер, подняв воротник пальто, вышел из главного входа Центрального уголовного суда.

Он был усталым, раздраженным, но в то же время и торжествующим. Патрик Батлер высказал в адрес судьи Стоунмена, возможно, самые оскорбительные слова, какие когда-либо звучали в этих стенах, и ему было на это плевать.

В комнате, где его коллеги-адвокаты с помощью клерков вешали свои мантии в шкафы и складывали парики в кожаные коробки, никто не упоминал об этом инциденте. Они поздравляли Батлера с победой, причем некоторые – тоном более подходящим для похорон. Батлер улыбался в ответ. Конечно, его обращение к старому Стоуну не являлось неуважением к суду как к таковому, но все считали, что Стоун способен причинить ему крупные неприятности. Ну, пусть попробует!

Острые иглы оледеневшего снега хлестнули Батлеру в лицо, когда он вышел из здания. Улица под названием Олд-Бейли, спускавшаяся от Ньюгейт-стрит на севере к Флит-стрит на юге, сверкала при свете фонарей чернотой, как венецианский канал. Батлер спешил к своей машине, когда кто-то шагнул из тени дома.

– Мистер Батлер, – послышался голос Джойс Эллис.

Мысленно Батлер издал стон. Дело закончено! Он устал! Он…

– Я хочу поблагодарить вас, – сказала Джойс.

Посмотрев на нее, Батлер невольно был тронут. Поверх мешковатого костюма на ней был только клеенчатый плащ, раздуваемый ледяным ветром.

– Слушайте, вы же без пальто!

Джойс казалась удивленной.

– Без пальто?

– Черт возьми, у вас должно быть пальто! Нельзя ходить без пальто в такую погоду!

– Это не имеет значения, – отмахнулась Джойс, хотя ее глаза потеплели. – Мистер Батлер, вы обещали мне кое-что…

– Обещал, дорогая моя?

– Да. Я бы не стала вам напоминать, если бы это не было так важно для меня. Вы сказали, что если я буду давать показания так, как вы велели, то вы ответите мне после процесса на один вопрос. Пожалуйста, не уходите!

– Ну… тогда идите к моему автомобилю и устраивайтесь поудобнее.

– Нет! – Ее взгляд стал умоляющим. – Там мистер Денем. Он чудесный, но… я не хочу его слушать. Не могли бы мы пойти куда-нибудь и поговорить пять минут?

Батлер выругался – снова мысленно. Но добродушие одержало верх.

– Пошли, – согласился он.

На другой стороне улицы находилось небольшое кафе. До войны его кабинки со столиками, разделенные перегородками из полированного дуба, соперничали в диккенсовском уюте с гравюрами XVIII века, изображавшими старую Ньюгейтскую тюрьму.

Но когда Батлер открыл дверь, он увидел, что кафе стало грязным и неухоженным. Сзади горела единственная электрическая лампочка и кричал старый, полуслепой попугай, который, как говорили, походил на знаменитого судью, обучившего его латинским изречениям, а заодно и сквернословию.

Вдыхая запах сырости и засохших кофейных пятен, Батлер усадил свою спутницу за столик в кабинке и сел напротив. Один из недавних посетителей оставил скомканную газету, прислоненную к пустой, засиженной мухами сахарнице. Внимание Батлера привлек маленький заголовок:

ВОЛНА ОТРАВЛЕНИЙ

ИНТЕРВЬЮ С СУПЕРИНТЕНДЕНТОМ ХЭДЛИ

Попугай завопил снова. На фоне тусклого электрического света появился силуэт хозяина кафе, который вразвалку подошел к клиентам, с отвращением глядя на них.

– Два кофе, пожалуйста.

– Кофе нет, – буркнул хозяин, чьи глаза злорадно блеснули.

– Тогда чай.

Хозяин нехотя признал, что чай, вероятно, имеется, и заковылял прочь. Патрик Батлер посмотрел на Джойс.

– Ну, дорогая? – осведомился он так благодушно, как только мог.

Окинув ее беглым взглядом, Батлер признал про себя, что она хорошо перенесла напряжение судебного процесса. Ему припомнилась другая клиентка, чье лицо после суда стало старушечьим, а руки приобрели зеленовато-серый оттенок.

Джойс, хоть и не могла унять дрожь в руках, не выглядела ни постаревшей, ни безобразной. Большие серые глаза под черными ресницами неотступно следовали за Батлером. Тающие снежинки поблескивали в растрепанных черных волосах. Чувственный рот будоражил воображение адвоката, хотя он благоразумно старался его игнорировать.

– На самом деле вы не верите, что я невиновна? – внезапно спросила Джойс.

Батлер выглядел шокированным.

– Ну-ну! – укоризненно произнес он. – Вы не доверяете британскому правосудию?

– Я…

– Присяжные вас оправдали. Они поверили вам. Вы свободная женщина – свободная как ветер. Что еще вы хотите?

– Хотеть чего-то еще было бы неблагодарностью, не так ли? Я только…

Подали чай, и разговор прервался. На стол поставили две белые кружки с мутным варевом, похожим на помои. Тем временем Батлер потихоньку достал под столом бумажник, вытащил из него пятьдесят или шестьдесят фунтов и стиснул их в кулаке.

– Скажите, дорогая моя, – заговорил он, – каковы ваши планы на будущее?

– Не знаю. Я пока об этом не думала.

– Но вам понадобятся деньги. Конечно, наследство миссис Тейлор…

– Боюсь, я не смогу им воспользоваться. Мне станет мерещиться ее лицо, когда я буду тратить каждое пенни.

– Подобные чувства делают вам честь. Так что, если вы примете это… – его сжатый кулак скользнул через стол, – от друга, который с наилучшими намерениями…

Джойс неожиданно потеряла контроль над своими рефлексами. Ее локоть опрокинул белую кружку, и мутная жидкость потекла со стола на пол. Девушка смотрела на нее с ужасом, как будто совершила преступление.

– Я очень сожалею. Но, пожалуйста, не предлагайте мне деньги.

– Но, дорогая моя, это всего лишь…

– Прекратите! – крикнула Джойс, выйдя из себя.

– Прекратить что?

– Прекратите изображать ирландский акцент. Он присущ вам не больше, чем кокни[8]8
  Кокни – простонародное лондонское наречие.


[Закрыть] или ланкаширский. В суде вы не решались его использовать.

– Nolle prosequi.[9]9
  Не желаем обвинять (лат.) – фраза, с которой обвинитель обращается к суду до вынесения вердикта, сообщая об отказе от обвинения.


[Закрыть] Так-перетак! – крикнул попугай и стал точить клюв о прутья клетки.

Патрик Батлер чувствовал, как кровь приливает к голове. Небрежным искушающим движением он сунул деньги в скомканную газету рядом с рукой девушки.

– Я наблюдала за вами в суде, – продолжала Джойс. – Иногда я думала, что вы мне верите, а потом… Не знаю. Конечно, вы великолепный адвокат, но вы к тому же актер на романтических ролях. Вы постоянно играете.

Теперь у Батлера звенело в ушах.

– Вам это не кажется немного неблагодарным? – спросил он.

– Кажется, – ответила Джойс со слезами на глазах. – Но когда мы впервые встретились в тюрьме, вы сказали, что верите мне.

– Естественно!

– Потом вы говорили… что если мы хотим сохранить главную правду, то часто вынуждены лгать о мелочах. А позже возник вопрос о двери, хлопающей ночью…

– Я ни разу не слышал о двери, – честно признался Батлер, – пока Алиса Гриффитс не сказала об этом в суде.

– Но, мистер Батлер, никакая дверь ночью не хлопала! Это был один из больших ставней наверху. Я поднялась и закрепила его. А после первого дня процесса вы велели мне подтвердить это на свидетельском месте.

Озадаченный взгляд Джойс тщетно изучал лицо собеседника.

– Алиса и Билл Гриффитс – честные люди, – настаивала она. – Почему они лгали?

– Вы должны радоваться, что они это сделали, мисс Эллис. Это спасло вашу хорошенькую шейку.

– Значит, вы не верите в мою невиновность? И никогда не верили?

– Скажу вам то, что говорил Чарли Денему, – с беспощадной откровенностью отозвался Батлер. – Вы виновны, как сам дьявол. Почему бы не быть благоразумной и не признать это?

Казалось, он ударил ее по лицу. Последовала долгая пауза.

– Понятно, – пробормотала Джойс и облизнула пересохшие губы.

Медленно, поскольку у нее дрожали колени, она соскользнула со скамьи, встала снаружи кабинки, не глядя на Батлера, застегнула клеенчатый плащ, отошла на два шага и внезапно повернулась.

– Я преклонялась перед вами и всегда буду преклоняться. Но когда-нибудь – может быть, очень скоро – вы придете ко мне и скажете, что были не правы. – Ее голос стал пронзительным. – И, ради бога, не говорите, что вы никогда не ошибаетесь!

Джойс побежала к выходу.

Стеклянная дверь хлопнула. Попугай закричал снова. Сквозняк сбросил газету на скамью напротив Батлера. Банкноты упали на заляпанный кофе пол. Какое-то время Батлер не притрагивался к ним.

Черт бы побрал всех женщин, устраивающих сцены! Хотя Батлер и ощущал угрызения совести, он не мог понять Джойс. Отхлебнув мерзкий тепловатый чай, Батлер поставил чашку и собрал многострадальные купюры. Подняв голову, он увидел, что рядом с кабинкой стоит Чарлз Денем.

– Только не начинай! – огрызнулся Батлер.

– Не начинать что?

– Откуда я знаю? Ничего.

– Поздравляю с вердиктом. – Денем сел напротив.

– Незачем поздравлять. Я же говорил тебе, что так и будет.

Несмотря на спокойный голос, темные глаза Денема блестели, будто в зале суда, а ноздри раздувались.

– В суде я начал тебе рассказывать, что появились новые доказательства. Прошлой ночью, когда Джойс еще не освободили, кое-что произошло.

– Вот как? Что именно?

– Ты сказал, что не знаешь Люсию Реншо, которая вчера была на суде. А ты знаешь ее мужа, Дика Реншо?

– Никогда о нем не слышал. А я должен его знать?

– Мистер Реншо прошлой ночью был отравлен большой дозой сурьмы и умер в страшных мучениях около трех часов ночи. Вероятно, его отравил тот, кто убил миссис Тейлор.

Старый попугай закричал, суетясь в своей клетке. Патрик Батлер, который успел достать серебряный портсигар и щелкнуть зажигалкой, застыл, уставясь на Денема. Потом он погасил огонь.

– Тот, кто убил… Слушай, Чарли, Реншо тоже твои клиенты?

– Да, как и покойная миссис Тейлор.

– И Реншо тоже отравили! Полиция кого-то подозревает?

– Да. Саму Люсию Реншо. Должен признаться, – Денем отвел глаза, – что улики против нее достаточно веские. Вероятно, Люсию арестуют.

Батлер стукнул кулаком по столу.

– Господи! – воскликнул он в экстазе. – Ты имеешь в виду, что я могу снова пойти в суд и пнуть полицию в зад? В более или менее сходном деле об отравлении?

– Не торопись, Пэт! Неужели ты не понимаешь, в чем тут суть?

Денем улыбнулся. После оправдания Джойс Эллис он совсем не походил на того изможденного и затравленного молодого человека, каким был последние недели, вновь став приятным, спокойным и ненавязчивым. И все же, несмотря на улыбку, в нем ощущалась напряженность – пусть не такая, как прежде.

– Джойс, безусловно, не отравляла Дика Реншо, – мрачно указал он. – И красотка Люсия, по-моему, тоже. Мы угодили в куда худшую неразбериху, чем думали. Посмотри сюда!

Денем подобрал скомканную газету, разгладил ее на столе и ткнул пальцем в маленький заголовок:

ВОЛНА ОТРАВЛЕНИЙ

ИНТЕРВЬЮ С СУПЕРИНТЕНДЕНТОМ ХЭДЛИ

– Не трать время на чтение, – посоветовал Денем. – У меня имеется секретная информация, которая не напечатана здесь. Я получил ее от доктора Фелла.

– От доктора Фелла?

– Полагаю, ты слышал о докторе Гидеоне Фелле? Он присутствовал на процессе. Если бы ты хотя бы раз повернулся и посмотрел назад, то увидел бы его.

Батлер отложил портсигар и зажигалку.

– Не потрудишься объяснить, о чем ты говоришь?

– За последние три месяца, – Денем постучал по газете, – произошли девять нераскрытых отравлений со смертельным исходом. Все в разных районах страны.

– Преступления, имитирующие друг друга, мой мальчик! Такое часто случается.

– Я сказал «за последние три месяца». Большинство имело место до смерти миссис Тейлор. – Чарлз Денем склонился вперед, сдвинув брови. – Ни в одном из этих случаев – ни в одном, Пэт! – полиция не смогла отследить приобретение яда кем-либо из подозреваемых. Понимаешь, что это означает?

Батлер присвистнул. Покупка яда, не важно, в каком обличье или под какой фальшивой подписью в аптечной регистрационной книге, – фактор, почти неизбежно изобличающий убийцу.

– Брось это, мальчик мой! – фыркнул Батлер, немного раздраженный тем, что Чарли так быстро стал самим собой. – Насчет происхождения яда в деле миссис Тейлор нет никаких сомнений.

– Сомневаюсь, – промолвил Денем.

– То есть?

– Скажи, Пэт, ты не заметил ничего странного на сегодняшнем процессе?

– Этот человек спрашивает меня, – с сарказмом обратился Батлер к пустому кафе, – не заметил ли я чего-нибудь странного! Еще как заметил, Чарли! Чертов судья Стоунмен…

– Нет-нет, не судья. Я имею в виду свидетелей. Особенно этого врача.

– Доктора Бирса?

– Да. – Чарли нервно провел рукой по лицу. – Он пытался сообщить нам что-то, но ему не позволили правила свидетельских показаний. Помнишь, как он сказал, что в доме была нездоровая атмосфера для столь неискушенной девушки, как Джойс? – Внезапно его тон изменился. – Кстати, где Джойс? Мне казалось, я видел, как она входила сюда с тобой.

– Так и было.

– Я ждал в твоей машине, надеясь…

– Мисс Эллис не хотела видеть тебя, Чарли. Она сама мне так сказала.

– Ну… – Денем с трудом изобразил улыбку. – В конце концов, нет причин, по которым она должна была хотеть меня видеть. – Он сделал паузу. – Конечно, у тебя есть ее адрес?

– Боюсь, что нет. И если ты понял мой намек, Чарли, то будешь держаться подальше от этой женщины. Разве только ты хочешь получить порцию мышьяка в пиве.

– Ты так же умен в своей глупости, как глуп в своем уме! – проворчал Денем после очередной паузы.

– Не скажешь, какое это имеет отношение к зловещему отравлению девяти человек? – сдержанно осведомился Батлер. – И к возможному обвинению Люсии Реншо в убийстве мужа? У нее был какой-нибудь мотив?

Денем колебался.

– Вообще-то они не слишком ладили…

– Это не доказательство, Чарли, а всего лишь один из вариантов брака. Почему полиция ее подозревает?

– Потому что только Люсия, по-видимому, могла это сделать. И все же…

– Что именно ты хочешь от меня?

– Конечно, я могу официально поручить тебе вести защиту. Мы не знаем, когда прыгнет кошка, то есть полиция. Но сейчас только пять часов. Не можешь ли ты съездить в Хампстед и поговорить с ней до обеда?

– Могу, Чарли, – заверил его Батлер. – И я сделаю большее. Дай мне пять минут на разговор с этой леди, и я скажу тебе, виновна она или нет.

Денем схватился руками за голову:

– Я у тебя в неоплатном долгу, Пэт! Но после сегодняшней победы ты сорвался с цепи. Не вообразил ли ты себя Господом всемогущим?

– Вовсе нет! – Батлер выглядел шокированным. – Просто, – вежливо объяснил он, подобрав шляпу, я никогда не ошибаюсь.

Глава 6

Дом покойного Ричарда Реншо и его жены, именуемый «Домом аббата», находился на Кэннон-роуд в Хампстеде.

Поднявшись на Хэверсток-Хилл и Розлин-Хилл, лимузин свернул направо у светофора напротив станции метро «Хампстед» и поехал по Хай-стрит в сторону Раундпонд. Сделав еще несколько поворотов, машина углубилась в тихую Кэннон-роуд.

Выпрыгнув из машины, Патрик Батлер испытал первый шок.

– Господи, Чарли! Это же… – Он не договорил.

Под сине-черным небом, откуда перестал падать мокрый снег, в сорока футах от коричневой ограды стоял дом.

Другие дома на Кэннон-роуд выглядели всего лишь смутными силуэтами с тусклыми желтоватыми огнями. Но это уродливое, хотя и не слишком большое сооружение благодаря оштукатуренному фасаду походило на серо-белое пятно и бросалось в глаза, так как было построено в стиле так называемой викторианской готики. По обеим сторонам арочной парадной двери находились два высоких стрельчатых окна, одно над другим. Вдоль края крыши тянулся зубчатый парапет с миниатюрной декоративной башенкой в углу.

– Это же дом миссис Тейлор! – воскликнул Батлер, в голове у которого ожили неприятные воспоминания. – Те же самые деревья у окон с каждой стороны!

– Почему бы и нет? – отозвался Денем.

– О чем ты?

– Оба дома, – объяснил Денем, – построены отцом миссис Тейлор в середине 1860-х годов. Один в Бэлеме, который тогда был в моде. Один в этом районе, который в моде и теперь. На задней двери этого дома также грирсоновский замок.

Ветки, колыхаемые ветром, царапали оконные стекла. Внутри, по крайней мере, оба дома не были обставлены одинаково. Батлер с облегчением увидел это, когда молодая служанка открыла дверь.

Но атмосфера истерии, пахнувшая на них, была такой же ощутимой, как признаки беспорядка. Восемнадцатилетнюю служанку Китти Оуэн можно было бы назвать хорошенькой, не будь она такой тощей. Китти в ужасе отпрянула, но Денем поспешно назвал их имена.

– Простите, сэр. – Служанка судорожно глотнула. – Я думала, вы тоже из полиции. Но я не уверена, что вы сможете повидать мадам. У нее истерика.

– Миссис Реншо пригласила нас, – улыбнулся Батлер.

По какой-то причине Китти вздрогнула и испуганно уставилась на Батлера.

– Пойду посмотрю, – с трудом вымолвила она. – Пожалуйста, подождите здесь.

Дверь, на которую указала девушка, вела в викторианскую гостиную, богато обставленную довоенной мебелью и антиквариатом. Лампы с абажурами освещали обюссонский[10]10
  От французского города Обюссон, центра коврового производства.


[Закрыть] ковер.

В центре комнаты, словно только что прекратив шагать, стоял доктор Артур Эванс Бирс.

– Батлер! – воскликнул доктор Бирс, когда вошедшие представились. – Конечно, мы встречались в суде. Я подумал, что вы какой-то родственник… хотя в парике и мантии вы выглядели совсем по-другому.

Вблизи он подтвердил впечатление солидности и надежности, к которым теперь примешивалось разочарование врача общей практики, видящего, как государственная медицина подрывает его инициативу. Лысый, узкий и веснушчатый череп походил на шекспировский, а рукопожатие было крепким.

– Вы… э-э… не встречались до суда? – спросил Денем.

– Нет, – ответил Батлер. – Я и так знал, что могу услышать от этого свидетеля.

– Вы спасли жизнь мисс Эллис, – заявил доктор. – Я горжусь знакомством с вами, сэр.

– А я – знакомством с вами, доктор, – отозвался Батлер, выпрямляясь с учтивостью XVIII столетия. – Вы лечащий врач миссис Реншо?

– Едва ли, – сухо произнес доктор Бирс. – Думаю, миссис Реншо получает медицинские консультации на Харли-стрит[11]11
  Харли-стрит – улица в Лондоне, где находятся приемные частных врачей.


[Закрыть] или Девоншир-Плейс. – Его карие глаза под рыжеватыми бровями стали настороженными. – Но она звонила сегодня явно в истерическом состоянии и просила приехать как друга.

– А как сейчас миссис Реншо?

– Не знаю. Она не хочет меня видеть. Думаю, мне лучше уйти.

– Скажите, доктор, вы считаете и этот дом «нездоровым»?

– Прошу прощения?

– Мой юный друг, – Батлер отозвался о Чарли Денеме, как будто тому было четырнадцать лет, – напомнил мне о ваших показаниях. Вы утверждали, что в доме миссис Тейлор нездоровая атмосфера. Можете ли вы сказать то же самое об этом доме?

– Сэр, я…

В этот момент в комнату вбежала горничная Китти.

– Только один из вас может подняться наверх, – сообщила она. – Мистер Батлер.

Батлер колебался, поскольку доктор Бирс собирался заговорить, но в итоге последовал за Китти.

Она проводила его по главному коридору в просторный задний холл, откуда деревянная лестница поднималась – сначала вдоль левой стены, потом вдоль задней – к галерее с балюстрадой, где находились двери спален. Здесь было темно из-за экономии электричества, и Батлер несколько раз спотыкался. Китти постучала в дверь задней спальни, справа от лестницы, и открыла ее.

– Да? – послышался изнутри женский голос.

Люсия Реншо в белом кружевном пеньюаре сидела в кресле возле портативного электронагревателя. Она поднялась с робким и ошеломленным видом.

Циничный холостяк Патрик Батлер получил удар в сердце.

Он смутно сознавал, что стоит в спальне с высоким потолком и старомодными ставнями на больших окнах и что на столике между двумя кроватями горит лампа. Сзади и чуть слева виднелись белые плитки современной ванной.

Что касается остального…

– Мистер Батлер? – тихо спросила Люсия Реншо.

Недавно она горько плакала, но об этом свидетельствовали только маленькие красноватые прожилки на белках умоляющих голубых глаз. Пышные золотистые волосы, разделенные пробором, падали на плечи.

Люсия была довольно высокой, хотя Батлеру она казалась среднего роста или даже маленькой. Ему приходили на ум такие определения, как «здоровая» или «цветущая», которые обычно вызывали у него смех. Розоватая кожа женщины контрастировала с белой тканью пеньюара, а плотное кружево не могло полностью скрыть тот факт, что в спешке она надела под него только бюстгальтер и панталоны. На ногах были розовые атласные туфельки.

– Мистер Батлер? – неуверенно повторила Люсия.

Приходится признать, что Патрик Батлер, словно школьник, с трудом контролировал свой голос.

– Да, миссис Реншо.

– Они все против меня, – сказала Люсия. – Все меня ненавидят. Вы поможете мне?

– Я сделаю большее. Я вас спасу.

Благодаря старомодной галантности, скрывавшейся под внешним высокомерием, Батлер не видел ничего мелодраматичного в этих словах и в том, что за ними последовало. Люсия импульсивно протянула руку, и он с серьезным видом запечатлел на ней поцелуй. «Господи!» – подумал Батлер.

– Я знала, что вы это сделаете, – промолвила Люсия. – Когда я слышала вас вчера в суде… Суд! – Она вздрогнула. – Пожалуйста, садитесь.

– Благодарю вас.

Люсия указала на свободное кресло с противоположной стороны электронагревателя и села с изяществом, невероятным в этот неуклюжий век, откинув назад золотистые волосы и глубоко вздохнув. Розовая кожа вновь мелькнула и скрылась в пенном кружеве белого пеньюара.

– Мне нравятся красивые вещи, – продолжала она. – Я наслаждаюсь жизнью! Я никогда не выхожу из себя и не бываю грубой с людьми, даже в нынешние времена. А теперь…

– Ваш муж мертв. Я сожалею…

– Я тоже сожалею, но только из-за воспоминаний. – Люсия отвернулась и закрыла глаза. – Вчера вечером я просила Дика дать мне развод. Вот почему я находилась в этой комнате, когда он умер.

Батлер не понимал причины своего удивления.

– Ваш муж умер в этой комнате?

– Да. Я… – Люсия заколебалась и обвела комнату глазами полными слез, потом слегка отпрянула, словно испугавшись угрозы. – Я не должна сидеть здесь, верно? Но я была так расстроена и испугана, что просто не знала, где нахожусь. Может быть, нам перейти в другое место?

– Конечно нет! – Слова «дорогая моя» застряли у Батлера в горле. – Ваше поведение вполне естественно, миссис Реншо.

– Вы так думаете?

– Разумеется. Но, чтобы помочь вам, я должен услышать, что произошло. Вы говорите, что просили вашего мужа дать вам развод?

– Да.

– А что вы имели в виду, добавив: «Вот почему я находилась в этой комнате, когда он умер»?

– Я имела в виду, легла спать в этой комнате. – Люсия опустила взгляд. – Мы уже больше года занимаем разные спальни. Но прошлой ночью я решила спать здесь.

– Хотя намеревались просить его…

– О, не по той причине, о которой вы думаете!

– Я вовсе не думал…

Оба, смутившись, умолкли. Конечно, Батлер сказал неправду. Внезапно возненавидев покойного Ричарда Реншо, он не удержался от вопроса:

– Что собой представлял ваш муж?

– Это очень интересно. Он походил на вас.

– На меня?

– Не внешне. Дик был очень смуглым и черноволосым, а вы светлокожий, и у вас русые волосы. Но его голос, осанка и некоторые жесты…

Черт бы побрал этого типа! Батлеру, сознававшему, что его мозги не в лучшем состоянии, хватило ума ограничиться просьбой:

– Пожалуйста, расскажите о происшедшем.

Люсия откинулась на спинку кресла. Румянец на ее лице поблек.

– Дик находился в деловой поездке. Вернувшись домой вчера, я обнаружила телеграмму, сообщающую, что он прибывает поездом на Юстонский вокзал в одиннадцать вечера. Поэтому я… приняла решение. Я велела Китти – горничной – проветрить постели в этой комнате, наполнить водой графин и все приготовить.

Слушая, Батлер исподтишка окидывал комнату взглядом.

Поверх постелей на обеих кроватях аккуратно лежали желтые покрывала. Между кроватями, но выше их висело большое распятие из слоновой кости. Это удивило Батлера, хотя он снова не понимал почему. Изделие явно было древним и резко выделялось на фоне коричневых стенных панелей.

Под ним, рядом с лампой на столике, поблескивал стеклянный графин с водой. Это был обычный круглый графин с узким горлышком, на которое был надет стакан; графин был наполнен только на пятую часть. Присмотревшись, можно было заметить на нем следы серого порошка, используемого полицией для проявления отпечатков пальцев.

Домашнее убийство под костяным распятием…

Батлер вновь перенес внимание на Люсию.

– Конечно, – продолжала она, – Китти не начала убирать комнату до одиннадцати. Я уже разделась в своей спальне дальше по коридору, поэтому следила за ее работой. Я посоветовала ей сменить постели, а не проветривать их. Китти так и сделала. Потом она взяла этот графин… – Люсия кивнула в сторону графина и умолкла.

– Продолжайте! – поторопил ее Батлер.

– Китти отнесла графин в ванную. Я наблюдала за ней – умывальник хорошо виден, если стоишь в дверях. Она вылила из графина остававшуюся в нем воду, ополоснула его пару раз и наполнила свежей водой из крана.

– А потом?

– Китти поставила графин на столик, где он стоит сейчас, со стаканом на горлышке. Я сказала ей, что она может идти спать, но с каждой секундой волновалась все сильнее.

– Почему?

– Из-за Дика! – Голубые глаза расширились. – Все время, пока он отсутствовал, я набиралась смелости, чтобы попросить о разводе…

– Почему вы хотели развестись?

Люсия уставилась на огонь.

– Я не возражала против его измен… – Она сделала паузу. – Нет, это неправда. Мы всегда притворяемся умудренными опытом. Я очень возражала, но не потому, что была… влюблена в него. Просто это было чудовищным унижением…

Батлер смотрел на пол. Он догадывался или думал, что догадывается, чего стоило ей сказать это.

– Без четверти двенадцать я услышала, как подъехало такси. Я сидела там. – Она указала на кровать слева. – Понимаете, мне нужно было его дождаться! Если с мужчиной начинаешь говорить о том, что ему не нравится, он просто отвечает: «Мне сейчас не до того, поговорим об этом позже». И оставляешь все как есть – по крайней мере, я так делала, – если не соберешься с духом. Вот почему я была в его комнате.

– Сколько времени отсутствовал ваш муж?

– Больше трех недель. Он намеревался уехать всего на несколько дней, но ему разрешили вновь открыть одну из его старых фабрик, и он задержался, чтобы понаблюдать за процедурой. Как бы то ни было, вчера Дик вернулся. Я слышала, как сердито хлопнула входная дверь…

Мысленно Батлер тоже услышал этот звук и тяжелые шаги Дика Реншо, поднимающегося по не покрытой ковром лестнице.

– Дик открыл дверь, – продолжала Люсия. – Он стоял с чемоданом в руке, в сдвинутой на затылок шляпе и очень странно смотрел на меня. Я сидела на кровати с вязаньем – Китти принесла мне вязальную корзину, когда первый раз пришла в комнату. «Привет, – сказал Дик. – Это что, примирение?» Я ответила, что нет, и начала говорить о разводе. Лицо Дика стало каменным. Он начал молча распаковывать чемодан и раскладывать вещи, а я продолжала говорить. Потом Дик так же молча разделся и надел пижаму. К этому моменту я стала бояться. Конечно, я договорилась с мисс Кэннон на тот случай, если он…

– Минутку! – прервал Батлер. В его голове, точно детская считалка, плясали слова: «Мисс Кэннон с Кэннон-роу». – На случай если он – что?

– Ну, ударит меня или еще что-нибудь, – ответила Люсия, подняв тонкие брови на лице с настолько искусно наложенным макияжем, что он не был заметен вовсе. По-видимому, она не находила это заявление необычным и не замечала гнева собеседника.

– Я… э-э… понятно. Кто такая мисс Кэннон?

– О, Агнес Кэннон со мной с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Она была моей гувернанткой. Не знаю, как бы вы ее назвали – чем-то вроде постоянной принадлежности. Она должна была войти сюда и пригрозить вызвать полицию, если Дик прибегнет к насилию.

– А он прибег?

– Хуже. – Люсия содрогнулась. – Дик просто сидел на краю своей кровати в пижаме и шлепанцах и смотрел на меня. В какой-то момент я подумала, что он собирается… воспользоваться супружескими правами. Но потом он отвел взгляд и поднял со столика графин.

Люсия сделала паузу, прижав руку к груди.

– Я должна объяснить, что у Дика была одна постоянная привычка. Однажды он сказал мне, что поступал так со школьных лет. Каждую ночь, перед сном, Дик пил воду из графина. Стаканом он не пользовался – просто наклонял графин и пил чуть ли не до дна.

После этого – я имею в виду прошлой ночью – Дик откинул покрывало, но не лег, а сел и сказал мне: «Если у тебя нет доказательства моей измены – а у тебя их нет, – забудь о разводе. Ты знаешь, что случалось с твоими частными детективами, когда ты подсылала их». Он продолжал говорить негромко, но об ужасных вещах.

Но минут через десять-пятнадцать его лицо внезапно сделалось странным, как будто у него пересохло во рту; он едва шевелил языком. Дик встал и пошел в ванную, пробормотав, что должен почистить зубы. В ванной его начало сильно тошнить. Я вскочила с кровати и крикнула: «Что случилось?» Но он не ответил, вскоре вышел, пошатываясь, и свалился на свою кровать. Глаза у него остекленели. Дик повернулся на бок и сказал – не мне, а просто так, в воздух: «Сын мой, лорд Рэндал, где ты был?»

Последовало молчание.

Слова старинной баллады – одной из самых жутких в Англии – висели в воздухе, как будто все зло минувшего катило здесь свои неощутимые волны.

– Потом, – снова заговорила Люсия, – Дик посмотрел на меня и сказал… то, что я не хочу повторять.

– Боюсь, это необходимо. Что он сказал?

– «Ты отравила меня, сука». После этого он перевернулся лицом вниз, а потом начал корчиться…

Повествование явно оказалось слишком тяжелым для Люсии Реншо. Вскочив на ноги, она положила руку на край старого камина из черного мрамора и устремила взгляд на электронагреватель. Несмотря на слишком очевидную зрелость, подчеркиваемую белым пеньюаром, слова ее звучали неестественно, как если бы слетели с губ маленькой девочки. Когда она снова повернулась к Батлеру, ее лицо напоминало личико обиженного ребенка.

– Я пыталась вызвать врача. – Люсия говорила, словно протестуя. – Я позвала мисс Кэннон, и мы стали звонить. Наш доктор был у пациента. Мы старались вспомнить имена других врачей поблизости, но не могли. Тогда мы начали звонить друзьям.

– А вам не пришло в голову набрать 999 и вызвать скорую помощь?

Люсия устало пожала плечами:

– Нет. В такие минуты невероятно глупеешь. Мы смогли вызвать врача только почти в три часа ночи. До того времени мы бегали по дому – мисс Кэннон, Китти и я, – и входная дверь была открыта. Поэтому вошел полисмен. – В ее глазах мелькнул ужас. – Доктор сразу поднялся сюда, но было слишком поздно. Бедного Дика сотрясали такие конвульсии, что мисс Кэннон сказала врачу: «Вы не можете его успокоить? Я не в состоянии это выносить!» Но прежде чем доктор открыл саквояж, Дик издал стон… и перестал дышать. Я не сознавала, насколько все это скверно, пока полисмен не достал карандаш и блокнот. Они все против меня! – снова крикнула она. – Меня все ненавидят!

– Только не я, – внушительным тоном заявил Батлер, поднимаясь с кресла.

– Это правда, мистер Батлер?

– Конечно. – Однако само сочувствие к ней делало его мозг атрофированным. – Это была сурьма, не так ли?