Текст книги "Вне подозрений"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4

Сидя лицом к судье, Джойс Эллис уже чувствовала себя приговоренной к смерти.

Когда в тюрьме ожидаешь суда и тебе позволяют носить свою одежду, читать газеты и книги и даже принимать посетителей, легко не думать о том, что могут сказать против тебя. Особенно если защиту ведет Патрик Батлер.

Но неизбежный день наступил. И когда Джойс поднималась на скамью подсудимых по маленькой железной лестнице через люк, ее колени дрожали, и она боялась, что не сможет говорить, когда к ней будут обращаться.

Сначала ее зрение было затуманенным. Суд напоминал ей классную комнату, потому что никто не торопился и не повышал голос. Джойс чувствовала, что ей было бы легче, если бы люди кричали и суетились вокруг нее, как показывают в кино. Впереди и слева от нее находилась ложа жюри, а впереди и справа – скамьи барристеров, где, как она узнала впоследствии, сидели также несколько привилегированных зрителей на местах, отведенных для Лондонской земельной корпорации.

Первым человеком среди зрителей, на которого Джойс обратила внимание, был невероятно толстый мужчина в накидке, с разбойничьими усами и в очках на черной ленте. Он не был ей знаком. Но неподалеку от него она увидела Люсию Реншо – племянницу миссис Тейлор, которая нанесла безобидный визит своей тете незадолго до ее смерти.

«Что она здесь делает?» – почти в панике подумала Джойс.

В тот момент, как, впрочем, и ранее, она не испытывала ни симпатии, ни неприязни к Люсии. Но само ее присутствие, как и лицо, фигура и одежда, бросалось в глаза, как у актрисы на освещенной сцене.

Пухленькая Люсия, обращая на себя внимание поблескивающими золотистыми волосами, завитыми на затылке в маленькие локоны, куталась в норковое манто. Красоту светлой кожи и голубых глаз так искусно подчеркивала косметика, что она казалась абсолютно естественной.

Даже в нынешние убогие времена очередей за сигаретами и всеобщего разочарования Люсия наслаждалась жизнью. Подняв тонкие брови, она с ободряющей улыбкой посмотрела на Джойс.

«Не бойся, дорогая, – говорил этот взгляд. – Обвинение против тебя абсолютно нелепо!» После этого Люсия с искренним любопытством начала изучать зал суда, словно ребенок, пришедший на пантомиму.

«Невинное дитя!» – свирепо подумала Джойс, дочь священника.

Голос секретаря суда заставил ее вздрогнуть:

– Джойс Лесли Эллис, вы обвиняетесь в убийстве Милдред Хоффман Тейлор…

Потом поднялся ужасный маленький человечек в пенсне и начал извращать факты, приводя Джойс в бешенство. Его сменила Алиса Гриффитс, которая сначала вроде бы протянула Джойс руку помощи, но потом представила все в тошнотворном виде, как горькое лекарство.

Но ведь она невиновна!

Когда для перекрестного допроса поднялся Патрик Батлер, сердце Джойс, казалось, перестало биться. Он ни разу не взглянул в ее сторону – по крайней мере, когда она наблюдала за ним.

Батлер дружелюбно посмотрел на миссис Гриффитс, которая нервно улыбнулась в ответ, потом так же добродушно окинул взглядом присяжных. Его голос, полный здравого смысла, словно делал ультрарафинированные интонации мистера Лоуднеса напыщенными и бессодержательными.

– Ну, миссис Гриффитс, – начал он, – мы кое-что открыли, не так ли?

– Сэр?

– Дом в действительности не был «неприступен, как крепость», цитируя моего ученого друга.

– Не был, сэр!

Использовав в качестве тезиса хлопавшую ночью дверь и отсутствие ключа в ее замке, Батлер задавал яркие и колоритные вопросы с целью показать, что любой, имевший подходящий ключ, мог войти в дом.

– Я не хочу задерживать вас, миссис Гриффитс, – продолжал он тоном старого друга. – Но я рискну предположить, что слова обвиняемой «В чем дело? Она умерла?», возможно, звучали не совсем так, как вам послышалось.

– Именно так, сэр. Это чистая правда!

– Моя дорогая мадам, я нисколько не сомневаюсь в вашей правдивости! – Батлер казался шокированным. – Но вы говорили, что мисс Эллис выглядела «расстроенной»?

– Да, сэр.

– Однако вы видели ее почти за три четверти часа до того, верно? Когда она открыла вам заднюю дверь? Тогда она тоже выглядела расстроенной?

– Ну… нет, сэр.

– Тем не менее, если она действительно отравила миссис Тейлор, то должна была выглядеть такой же расстроенной и при вашей первой встрече. Но она так не выглядела?

– Если подумать, нет, сэр.

– Вот именно! Далее вы сказали, что Эмма – миссис Перкинс – позвонила в звонок, вызывая мисс Эллис. Будет ли правильным предположить, что она звонила громко и долго?

– Да, сэр. Около минуты.

– Было ли в привычке миссис Тейлор звонить так рано своей секретарше-компаньонке?

– Нет, сэр. Мадам звонила ей не раньше десяти.

– То есть на час с четвертью позже, чем в то утро. Теперь я прошу вас представить себя на месте мисс Эллис, ладно?

Несмотря на серьезный вид, Батлер искренне наслаждался происходящим, даже не думая о дрожащей девушке на скамье подсудимых.

– Давайте предположим, – продолжал он, – что вы дремлете в кровати, как мисс Эллис. Внезапно звонок начинает трезвонить громко и долго, причем более чем на час раньше обычного времени. Не были бы вы, мягко выражаясь, немного удивлены?

– Конечно, была бы!

– И расстроены, миссис Гриффитс? В смысле раздосадованы?

– Была бы, сэр.

Батлер склонился вперед:

– Возможно, миссис Гриффитс, вы слышали следующие слова обвиняемой: «В чем теперь дело? Она что, умерла?» И эти слова выражали вполне естественную досаду?

По залу словно пробежала конвульсивная дрожь. Миссис Гриффитс, открыв рот и выпучив глаза, как будто заглядывала в прошлое.

– Да! – ответила она наконец.

– Значит, подумав, вы можете сказать, что слова и поведение обвиняемой были именно таковы?

– Могу и говорю!

– И наконец, миссис Гриффитс, по поводу этой злополучной истории с банкой сурьмы на столике у кровати. – Слегка повернув голову, Батлер бросил сочувственный взгляд на мистера Теодора Лоуднеса. – Вы говорили, что, войдя в спальню покойной, сначала решили, что она умерла от удара?

– Да, сэр. Я ни о чем другом и не думала.

– Вы не подозревали, что миссис Тейлор умерла от яда?

– Нет-нет!

– А банка на столике не вызвала у вас подозрений?

– Нет, сэр. Я едва ее заметила.

– То-то и оно! – просиял адвокат. – Едва заметили! – Он снова стал серьезным. – Следовательно, было бы неправдой сказать, что вы наблюдали за происходящим с банкой?

Свидетельница еще сильнее выпучила глаза:

– Ну, я…

– Позвольте задать вопрос по-иному. Предположение, что вы наблюдали за банкой, сами того не сознавая, противоречило бы нашим показаниям?

Миссис Гриффитс казалась все более растерянной.

– Простите, если я не вполне ясно выражаюсь, – успокоил ее Батлер. – Вы следили за банкой или нет?

– Нет, сэр!

– В котором часу мисс Эллис вошла в комнату покойной?

– Думаю, приблизительно без четверти девять.

– Отлично! А в котором часу прибыла полиция?

– Гораздо позже. Может, через час. Инспектор прибыл после доктора Бирса.

– И все это время вы не следили за банкой. Можете вы поклясться, миссис Гриффитс, что обвиняемая ни разу – повторяю, ни разу! – не прикасалась к банке с сурьмой?

На лице Алисы Гриффитс отразился испуг. Она огляделась вокруг, словно ища помощи, но видела только каменные лица, за исключением благожелательной физиономии Патрика Батлера.

– Можете вы в этом поклясться, миссис Гриффитс?

– Нет, сэр, я в этом не уверена.

– Благодарю вас. Это все.

И он сел.

Мистер Лоуднес, потерявший самообладание и покрасневший, как пион, вскочил для продолжения допроса, но миссис Гриффитс упрямо придерживалась прежних показаний. Ее сменил на свидетельском месте Уильям Гриффитс – кучер, садовник и мастер на все руки, – который подтвердил слова жены о хлопавшей двери и дал дополнительные показания о сурьме из конюшни. Кухарка Эмма Перкинс после еще более долгого и искусного перекрестного допроса Патриком Батлером заколебалась и признала, что Джойс могла брать в руки банку с ядом.

Больше фейерверков не было, пока обвинитель перед перерывом не вызвал доктора Артура Эванса Бирса.

– Мое имя Артур Эванс Бирс, – гласят его показания в отпечатанном протоколе, который вы можете прочитать сегодня. – Я живу в Бэлеме, в доме номер 134 на Дьюкс-авеню. Я врач общей практики и совмещаю эту работу с должностью полицейского врача округа К столичной полиции.

Как правило, медики, подобно полицейским, являются аккуратными и осторожными свидетелями. Но доктор Бирс, несмотря на осторожность, явно был готов высказывать свое мнение по любому поводу.

Худой, костлявый мужчина лет под сорок, доктор Бирс обладал лысой веснушчатой макушкой, похожей на купол и окруженной редеющими волосами. Она словно доминировала над длинным носом, рыжеватыми бровями, карими глазами и прямым ртом. Опершись руками на перила свидетельского места, расположенного под углом между ложей присяжных и креслом судьи, доктор Бирс буквально излучал компетентность.

– В субботу 23 февраля, приблизительно без пяти девять утра, меня вызвали телефонным звонком в дом миссис Тейлор, именуемый «Приоратом», сообщив, что она мертва.

Мистер Теодор Лоуднес сделал гипнотический жест, взмахнув черным рукавом:

– Новость удивила вас, доктор Бирс?

– Очень удивила.

– Как я понимаю, вы несколько лет были ее личным врачом?

– Точнее, пять лет.

– Пять лет. Она страдала каким-либо органическим заболеванием?

– Нет. По моему мнению, она могла бы отправиться пешком в Китай, неся в руке чемодан. Но ее психическое состояние внушало опасения.

Мистер Лоуднес нахмурился:

– Что вы имеете в виду?

– В возрасте семидесяти лет миссис Тейлор имела обыкновение красить волосы, румянить лицо и спрашивать меня, знаю ли я какое-нибудь омолаживающее лекарство, которое сделало бы ее привлекательной для мужчин.

– Всего лишь безобидный грешок?

Доктор Бирс поднял брови, отчего куполообразная веснушчатая макушка покрылась морщинами.

– Это зависит от точки зрения.

– Если бы кто-нибудь вручил ей банку с этикеткой соли Немо, думаете, она приняла бы дозу?

– Думаю, она приняла бы что угодно, если бы это вручил ей тот, кому она доверяла.

– «Кому она доверяла». Понятно. Можете сказать нам, были ли теплыми ее отношения с подсудимой или нет?

– На мой взгляд, слишком теплыми. В доме была нездоровая атмосфера. Она не казалась мне полезной для человека… – Доктор Бирс бросил взгляд на Джойс, – с малым житейским опытом.

– Вы имеете в виду обвиняемую?

– Да.

– Как медик, доктор, – сухо осведомился мистер Лоуднес, – вы сталкивались с жестокими преступлениями, совершенными людьми с малым житейским опытом?

– Сталкивался – в книгах.

– Я имею в виду реальность. Разве вы не слышали о Мари Лафарж, Констанс Кент или Мари Морель?

– Боюсь, эти дамы жили до меня.

– Я говорю вам это, сэр, как об историческом факте!

– Тогда я принимаю это… как исторический факт.

– Когда вы прибыли в «Приорат», вызванный телефонным звонком, что вы сделали и к каким пришли выводам?

– Я обследовал покойную, – доктор Бирс крепче стиснул перила, – и пришел к выводу, что смерть наступила вследствие большой дозы какого-то яда раздражающего действия – вероятно, сурьмы.

– В котором часу наступила смерть?

– Опять же по моему мнению, между десятью вечера и полуночью. Точнее ответить не могу.

– Что вы сделали потом?

– Я позвонил в полицию, сообщив, что не могу выписать свидетельство о смерти. Позднее я получил указание коронера произвести вскрытие. Удалив некоторые органы, я передал их аналитику министерства внутренних дел.

– Вы обследовали банку из-под соли Немо и стакан на столике у кровати?

Доктор Бирс ответил утвердительно. Банка содержала чистую сурьму, а стакан – одну десятую грана сурьмы, растворенную в остатках воды. Здесь мистер Лоуднес зачитал третьему свидетелю заключение сэра Фредерика Престона, аналитика из министерства, который обнаружил тридцать два грана этого яда в теле покойной.

– Это большая доза сурьмы, доктор Бирс?

– Очень большая.

– Симптомы проявляются внезапно или постепенно?

– Внезапно, спустя пятнадцать-двадцать минут.

– Теперь прошу вас подумать как следует, доктор, – продолжал обвинитель, подчеркивая каждое слово. – Хотя симптомы были внезапными, могла покойная дотянуться до шнура звонка рядом с ней?

– Безусловно, могла.

– Благодарю вас. У меня больше нет вопросов.

Джойс Эллис поднесла руку к горлу. Когда поднялся защитник, зал сразу почувствовал приближение кульминации. Батлер внимательно разглядывал свидетеля.

– Не могли бы вы описать нам эти симптомы, доктор? – заговорил он.

Доктор Бирс кивнул:

– В большинстве случаев я бы ожидал металлический привкус во рту, тошноту и непрекращающуюся рвоту…

– Так! – Слово прозвучало как выстрел. – Могу я спросить, покойную рвало?

– Нет.

– Вполне согласен с вами, доктор! Не назовете ли вы нам причины, по которым сделали такой вывод?

– Это первый активный симптом, ощущаемый пациентом. – Доктор Бирс тщательно подбирал слова. – Сильная и неконтролируемая рвота. Я никогда не слышал и не читал о случаях рвоты, не оставляющей следов. Кроме того, органы пищеварения показывали…

– Понятно. Как это отражается на других симптомах?

– Иногда, – ответил доктор Бирс с невеселой профессиональной улыбкой, – это выявляет разницу между выздоровлением и смертью. Все симптомы резко интенсифицируются.

– Какие именно?

– Боли во рту и горле, тяжесть в голове, судороги конечностей, спазмы желудка…

– Спазмы! – подхватил Батлер. – Я вполне согласен с вами, что миссис Тейлор могла дотянуться до звонка, если он находился под рукой. Но предположим, шнур висел за спинкой кровати?

– Прошу прощения?

– Доктор, вы слышали показания свидетельниц Алисы Гриффитс и Эммы Перкинс?

Вопрос был чисто риторическим. Свидетелям в Центральном уголовном суде, за исключением полицейских офицеров, никогда не позволяли слушать других свидетелей. Покуда Батлер объяснял, что сообщили Алиса и Эмма, куполообразный череп доктора Бирса, казалось, поднимался все выше, увеличивая его рост.

– Вы понимаете ситуацию, доктор Бирс?

– Да.

– Чтобы дотянуться до шнура, покойной пришлось бы встать на пол или совершить активные манипуляции на кровати, как мы только что слышали. Вы считаете это возможным при описанных вами спазмах?

– Нет, не считаю.

– Вы бы назвали это абсолютно невозможным?

– Я бы назвал это настолько маловероятным, что практически это равнозначно невозможному.

Батлер повысил голос:

– Следовательно, миссис Тейлор не звонила в звонок, потому что не могла до него дотянуться?

Он сел, не дожидаясь ответа.

Выражаясь фигурально, в зале можно было слышать грохот, издаваемый рассыпающимся на куски делом Короны. Для зрителей и, весьма вероятно, для присяжных перекрестный допрос Батлером Алисы и Эммы уже нанес обвинению удары левой и правой рукой в челюсть. Допрос врача, похоже, завершил матч.

Краем глаза Джойс наблюдала за поведением красотки Люсии во время перекрестного допроса. Люсия приподнялась, прижимая рукой манто к груди, и уставилась на доктора Бирса, как будто осуществляя телепатическую связь.

Джойс не упускала из виду и мистера Чарлза Денема. Мистер Денем, который так достойно вел себя по отношению к ней, сидел за столом солиситоров. Его лицо было бледным, а пальцы теребили горлышко бутылки с водой. Услышав последний вопрос Батлера доктору Бирсу, Денем закрыл глаза, словно молясь.

С этого момента, в течение всего заседания во второй половине дня и большую часть следующего дня, защита, казалось, неуклонно продвигалась к цели.

Со свидетелями-полицейскими Батлер был беспощаден. Хотя он изображал колоссальное уважение к судье и присяжным. К полиции у него, как обычно, не было ни капли жалости. Его изощренные атаки сбивали с толку даже такого опытного офицера, как окружной детектив-инспектор Уэйлс.

– Вы спрашивали Алису Гриффитс и Эмму Перкинс о положении звонка?

– Нет, сэр. Но…

– Вы просто сочли само собой разумеющимся, что звонок всегда находился в таком положении, в каком вы впервые его увидели?

– Позвольте объяснить, сэр. Мне кажется, покойная могла воспользоваться шнуром, где бы тот ни находился.

– Значит, вы подвергаете сомнению свидетельство медика?

– Доктор Бирс всего лишь выразил свое мнение.

– В таком случае вы сомневаетесь во мнении собственного свидетеля? Вы руководствовались исключительно предположениями?

– В каком-то смысле да.

– В каком-то смысле, – повторил Батлер и сел.

Парад свидетелей казался бесконечным. На следующий день, 10 марта, Батлер начал и завершил защиту. Он вызвал свидетелем Джойс Эллис, которая, несмотря на жесткий перекрестный допрос мистером Лоуднесом, произвела хорошее впечатление. Адвокат, предъявив ключ, который, по его словам, был от задней двери его дома, продемонстрировал, что он подошел бы и к задней двери «Приората». Допрашивая других свидетелей, Батлер доказал, что замок в задней двери был изделием фирмы «Грирсон», а такие замки установлены в девяти из десяти домов в Лондоне, построенных в 50-х и 60-х годах прошлого века. Заключительная речь защитника была поистине блистательной. Мистер Лоуднес мог лишь барахтаться в его кильватере.

Это выглядело триумфом. Джойс начала надеяться на благополучный исход, но…

Весь эффект был безжалостно сведен на нет резюме судьи Стоунмена.

– Да, – признавался впоследствии судья немногим друзьям, – я чувствовал, что девушка невиновна. Но инстинкт, даже при наличии опыта, не является доказательством. Многие фейерверки мистера Батлера… – при этом достопочтенный судья попытался изобразить сардоническую усмешку ртом, полным фальшивых зубов, – имели лишь косвенное отношение к делу. Мой долг был указать на это жюри.

Хладнокровно и безжалостно судья произнес резюме в пользу обвинения.

– Боже! – шептал Чарли Денем за солиситорским столом.

Речь продолжалась час десять минут. Джойс, пытавшейся держать себя в руках, этот час казался вечностью. Лишь немногие из присутствующих в зале могли отвлечься от негромкого голоса судьи, его стариковских глаз, отрывавшихся от записей и вновь опускавшихся к ним, и длинных пауз, во время которых его сморщенное лицо, казалось, парило в вакууме.

Не произнеся ни слова, которое давало бы повод для апелляции, судья Стоунмен дал понять, что Алиса Гриффитс, Уильям Гриффитс и Эмма Перкинс лгали, намеренно или нет.

– Я вновь напоминаю вам, господа присяжные, что судить о фактах должны вы, а не я. С другой стороны, вам будет нелегко поверить, что…

И так далее и тому подобное.

Джойс отметила, что Люсия Реншо весь день отсутствовала в зале. Пристав, подойдя на цыпочках к столу солиситоров, что-то прошептал на ухо Чарлзу Денему. Чарли вздрогнул, огляделся вокруг и, поколебавшись, выбрался из зала. Патрик Батлер сидел неподвижно, опустив голову, стиснув ее ладонями и опершись локтями на стол.

Один раз он попытался встать, но помощник, вцепившись в его мантию, пробормотал несколько слов, из которых Джойс могла разобрать только «неуважение к суду».

– Теперь, господа присяжные, вам следует удалиться, чтобы обдумать вердикт. Мистер старшина, если вам понадобятся какие-либо предметы, представленные на процессе в качестве вещественных доказательств, пожалуйста, дайте мне знать.

Присяжные с тем же чопорным и непроницаемым видом, который они старательно сохраняли во время суда, были выведены из зала. Одна из надзирательниц прикоснулась к руке Джойс.

– Пойдем вниз, голубушка, – произнесла она с сочувствием, разбивающим последнюю надежду.

Итак, без четверти четыре, когда мокрый снег облеплял стеклянный купол, а жюри отсутствовало тридцать пять минут, Патрик Батлер неподвижно сидел в одиночестве в первом ряду адвокатских мест в почти опустевшем зале суда, уставясь на наручные часы, лежащие перед ним на столе.

Тридцать пять минут!

Согласно древнему юридическому правилу, чем дольше отсутствует жюри, тем более вероятен благоприятный для обвиняемого вердикт. Но Батлер не верил этому или не хотел верить. Он рассчитывал на быстрое оправдание, гром аплодисментов и всегда вызываемую ими приятную дрожь удовлетворения.

Было немыслимо, снова уверял себя Батлер, чтобы он проиграл дело. О Джойс он не думал вовсе. Проигрыш глубоко бы ранил его гордость, он мог бы взорваться и наделать глупостей. Ненависть к судье Стоунмену пылала в его душе ярким пламенем.

Вдалеке снова послышался шорох вращающейся двери, ведущей в коридор. Чарлз Денем, цокая каблуками по лакированному полу, направился к адвокатским скамьям.

Чтобы унять дрожь в руках, Патрик Батлер схватил желтый карандаш и стал им поигрывать.

– Где ты был? – осведомился он.

– Отходил к телефону, – странным тоном ответил Денем. – Это может немного сбить с тебя спесь.

Пальцы Батлера стиснули карандаш. Слово «спесь» резануло его, как бритва. Он искренне верил, что в нем нет ни унции спеси.

– О чем ты, Чарли?

– Твой автомобиль здесь? – спросил Денем.

– Да. Припаркован в ярдах тридцати от парадного входа на Олд-Бейли. – Батлер имел в виду улицу, а не здание. – При чем тут автомобиль?

– Скажу тебе позже. – Темные глаза Денема были неподвижны. – Ты проиграл дело.

– Хочешь пари, Чарли?

– Ты сфабриковал защиту, – настаивал Денем, – и старик Стоун это понял.

Пальцы Батлера сломали карандаш надвое.

– Тебя может заинтересовать, – сдержанно отозвался он, – что, за исключением двух пунктов, моя защита была честной, как…

– Не беспокойся, – прервал солиситор. – Учитывая то, что я только что услышал, у нас будут основания для успешной апелляции.

– Я никогда не подаю апелляцию, – заявил Батлер. – Никогда в ней не нуждался.

– Помоги тебе Бог, Пэт.

– Спасибо! – огрызнулся Батлер. – Предпочитаю рассчитывать на себя. Что за таинственные новости?

– Ты видел сегодняшние газеты? Или обратил вчера внимание на Люсию Реншо?

– Кто такая Люсия Реншо?.. О, ты имеешь в виду племянницу миссис Тейлор? Что с ней такое?

– Вчера она сидела на одном из мест корпорации позади тебя. А сегодня утром…

В зале внезапно наметилось оживление. Люди на зрительской галерее поднялись с мест. Секретарь суда прошел по помосту за креслом судьи и постучал в почти невидимую дверь в стенной панели. Дверь, ведущую в личную комнату судьи, открыл его клерк.

– Увидимся позже, – сказал Денем. – Жюри возвращается.

Зрители на галерее лихорадочно облизывали губы. Шаги присяжных приближались так долго, словно им следовало пройти полмили, чтобы собраться и сесть. Судья Стоунмен с отстраненным, как у йога, видом опустился в высокое кресло. Обвиняемая в полуобморочном состоянии застыла на скамье подсудимых лицом к судье.

Когда старшина присяжных поднялся, секретарь суда уже стоял.

– Члены жюри, вынесли ли вы вердикт?

– Да.

– Считаете вы обвиняемую Джойс Лесли Эллис виновной или невиновной в убийстве?

– Невиновной.

Вспышка аплодисментов, быстро стихших, смешалась со шлепками хлопьев мокрого снега по крыше. Патрик Батлер опустил голову, выдохнул со звуком, похожим на рыдание. Джойс Эллис покачнулась и чуть не упала.

– Это ваш единогласный вердикт?

– Да.

Судья Стоунмен сделал легкий жест.

– Пусть ее освободят из-под стражи, – сказал он.

Пристав зачитал список свидетелей, вызываемых завтра по очередному делу – еще одной трагедии. Судья поднялся. Остальные тоже. И тогда это произошло – неожиданно, как взрыв гранаты.

Патрик Батлер, королевский адвокат, не мог больше сдерживаться. Когда судья повернулся к двери своей личной комнаты, он словно преобразился. Его голос, полный торжества и презрения, прогремел на весь зал:

– Как вам это нравится, старая вы свинья?