Текст книги "Cosa Nostra история сицилийской мафии"

Автор книги: Джон Дикки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Санджорджи прекрасно знал, кто такие Уитейкеры. Эта семья принадлежала к наиболее влиятельной династии английских бизнесменов, обосновавшихся на Сицилии. (Британская колония в Палермо возникла и укрепилась еще во времена наполеоновских войн, когда Королевские вооруженные силы оккупировали остров.) Как и их друзья из семейства Флорио, Уитейкеры получали доходы от продажи марсалы. В 1901 году их, как и семейство Флорио, пригласили в Лондон на церемонию похорон королевы Виктории. Помимо прочего, разросшееся семейство Уитейкеров в значительной степени было проводником английского образа жизни, которому на их примере обучалось высшее общество Палермо. Именно они познакомили сицилийцев с обычаем проводить приемы в садах. На заднем дворе виллы ставился шатер, где гостям подавали необычные кушанья. Уитейкеры основали благотворительное общество помощи брошенным младенцам, общество по защите животных, а также открыли в Палермо футбольный и крикетный клубы. Эффи Уитейкер, мать маленькой Одри, была весьма эксцентричной особой. Она ездила по Палермо в карете, а на плече у нее сидел попугай. Птица клевала лежавшие в серебряной коробке семечки подсолнуха, а для того, чтобы убирать птичий помет, имелась специальная серебряная лопаточка. Другой страстью Эффи был лаун-теннис. В саду Уитейкеров имелось три корта, которые назывались, соответственно, Инферно (преисподняя), Пургаторио (чистилище) и Парадизо (рай). Общественное положение гостя во многом определялось тем, каким кортом ему или ей разрешалось воспользоваться. Во время игры попугай Эффи летал над игроками. Во время одного из матчей юный Винченцо, брат Игнацио Флорио, явно не разделявший сентиментального отношения англичан к животным, застрелил эту изнеженную птицу, сидевшую в тот момент на дереве.

Похищение Одри Уитейкер было далеко не первым конфликтом семейства Уитейкеров с мафией. Уитейкеры не были связаны с этой преступной организацией столь тесно, как Флорио. В молодости брат Джосса Джозеф «Пип» Уитейкер получил целый ряд писем с изображением черепа и скрещенных костей. Авторы этих писем требовали от него денег. Наставники Пипа из Харроу¹ наверняка одобрили бы его манеру блефовать. «Я прекрасно знал, кто является главой местной мафии, – вспоминал он, – и потому отправил ему послание, в котором уведомил, что в случае моей смерти эти письма с указанием его имени будут доставлены в полицейский участок. После этого у меня не возникало никаких осложнений». Спустя несколько лет, когда невестка Джосса прогуливалась по саду семейной виллы, чья-то высунувшаяся из-под ограды грубая рука схватила ее за ногу. На этот раз реакция семьи была более взвешенной. Уитейкеры решили, что, если этот инцидент является угрозой, его лучше не предавать огласке. К тому времени часть семейной собственности уже находилась под «опекой» мафиози.

После того как похитили его дочь, Джосс Уитейкер тоже решил молчать. Он сразу же выплатил требуемую сумму и наотрез отказывался признавать факт похищения. Спустя несколько дней малютка Одри вернулась домой. Загадочные источники Санджорджи не только открыли тайну похищения Одри Уитейкер, но и сообщили о том, что огромный выкуп привел к разногласиям внутри мафиозной группировки Оливуцца. Двое ее членов, кучеры Винченцо Ло Порто и Джузеппе Карузо, остались недовольны полученной долей. Они решили пойти на рискованный шаг, sfregio. Как поясняет Санджорджи, слово sfregioявляется чрезвычайно употребительным в мафиозной терминологии и имеет два тесно связанных друг с другом значения. Во-первых, sfregio– это обезображивающая рана, а во-вторых, что более важно, публичное оскорбление, в результате которого человек теряет лицо. Поскольку мафия стремится к безраздельному владению конкретной территорией, самым страшным sfregioявляется ущерб, нанесенный собственности, «охраняемой» другими мафиози. Как выразился Санджорджи, «одним из канонов мафии является признание сфер деятельности ее членов. Отрицание права исключительности на закрепленной территории представляет собой личное оскорбление».

Именно Ло Порто и Карузо украли произведения искусства, находившиеся на вилле Флорио. Это ограбление и было sfregio, дабы опорочить руководителей клана Оливуццы. Нагоняй, который Игнацио младший устроил Франческо Ното, вызвал у всех тревогу. Вновь цитирую Санджорджи: «Эти два кучера достигли поставленной цели, которая заключалась в том, чтобы унизить своего босса и его помощника».

Впрочем, братья Ното отреагировали на sfregioс удивительным спокойствием. Во-первых, они сделали все, чтобы восстановить свою репутацию, которую потеряли в глазах Игнацио Флорио. Они пообещали двум похитителям большую часть денег, полученных за возвращение Одри Уитейкер, и даже вознаграждение за возврат награбленного на вилле Флорио. Таким образом, спустя всего несколько дней проснувшихся Флорио ожидал еще один, но на сей раз более приятный сюрприз: пропавшие вещи, все до единой, были возвращены и лежали на тех самых местах, откуда их похитили.

После возвращения имущества Флорио садовник и охранник взялись за Ло Порто и Карузо. Убийство любого «человека чести» – событие, вызывающее обеспокоенность всей преступной организации. Но в данном случае были затронуты интересы семейства Флорио, «кормившего» мафию, поэтому требовались решительные меры. После того как братья Ното тайно сообщили главарям других группировок о поведении Л о Порто и Карузо, состоялось слушание дела, в котором принимали участие главари восьми мафиозных cosche. Собрание проходило на территории клана Фальде, а не на территории Оливуцца, что лишний раз говорило о причастности к решению этого вопроса всей организации. Братья Ното явно рассчитывали на большее, нежели просто обвинительный приговор. По мнению Санджорджи, они желали общего одобрения смертной казни, – и добились того, что хотели. Чтобы избежать подозрений и как следует спланировать убийства, мафии потребовалось несколько месяцев.

Исполнение приговора назначили на 24 октября 1897 года. В тот день обоих кучеров заманили на плантацию Лаганья под предлогом того, что там якобы состоится очередное ограбление. На плантации их поджидали убийцы – по одному от каждого мафиозного клана. Сначала в Ло Порто и Карузо выстрелили те, кто привел кучеров в Лаганью. Другие мафиози, дождавшись, когда приговоренные поднимутся на ноги, прикончили их. Изрешеченные пулями тела сбросили в подземелье, а сверху кинули четвертый и последний труп – тело молодого мафиозо, казненного на этой же плантации за кражу имущества своего босса. За неделю до убийства кучеров он был убит несколькими выстрелами в голову, когда сел за стол, будучи уверен в том, что сейчас начнется карточная игра.

Санджорджи предстояло не только рассказать о групповых расправах и вымогательстве и объяснить, при каких обстоятельствах четверо пропавших мужчин расстались с жизнью, но и доказать это на суде и представить подтверждение существования организации, которую он именовал «тайным братством». Ему не хватало свидетелей. Однако вскоре найтись еще два свидетеля; что примечательно, ими снова оказались женщины.

Когда жены казненных кучеров обнаружили, что стали вдовами, мафиози рассказали им вымышленную историю о героической гибели мужей, которых якобы убили люди из соперничавшей шайки за то, что они отказались участвовать в похищении брата Игнацио Флорио – подростка Винченцо, подстрелившего попугая. Другими словами, вдовам сказали, что их мужья погибли потому, что оставались верными слугами семьи Флорио, а не потому, что они обокрали их виллу.

Спустя несколько недель этот обман был раскрыт матерью Игнацио, грозной баронессой Джованной д'Ондес Триго-на. Двадцать девятого ноября 1897 года, вскоре после того как запах разложившейся плоти выдал местонахождение сброшенных в колодец трупов, баронесса покинула виллу Флорио в Оливуцце и поехала в женский монастырь, на который много жертвовала. На пути ей встретилась вдова Винченцо Ло Порто, которая принялась умолять баронессу о помощи. Но ее надежды рухнули, когда баронесса изрекла: «Не отнимайте у меня время. Ваш муж был вором, который вместе с Карузо ограбил мой дом».

Когда обе вдовы решились обратиться в полицию, Санджорджи получил прямое доказательство того, что баронесса знает всю подоплеку этого ограбления. Она считала, что Ло Порто получил по заслугам и явно была осведомлена лучше, чем вдовы убитых мафиози и чем полиция, обнаружившая тела, но не слишком далеко продвинувшаяся в расследовании. Напрашивался следующий вывод: всем членам семейства Флорио осторожно намекнули, что двое воришек плохо кончили, пострадав за свою возмутительную дерзость. Поскольку порядок был восстановлен частным образом, никому из Флорио не пришло в голову сообщить об этом в полицию. Более того, их причастность к убийствам могла оказаться даже более явной. Санджорджи не знал, о чем говорил Игнацио младший со своим садовником-мафиози в то утро, когда ему сообщили о краже. Есть все основания предположить, что в ходе этого разговора Игнацио обронил некий намек, предопределивший судьбу воров.

При изложении, как всегда обстоятельном и подробном, этой истории Санджорджи пользуется заявлениями, которые сделали обе вдовы. Он также указывает, что было бы полезно для расследования допросить баронессу Флорио. Долг повелевал ему сделать это, но нетрудно представить себе исполненную горькой иронии улыбку на лице Санджорджи, когда он пишет:

«Синьора Флорио является благочестивой и знатной дамой. Трудно сказать, чем она обладает в большей мере: огромным богатством, которое находится в ее полном распоряжении, или общеизвестными достоинствами своей необычайно благородной души. Поэтому, если бы ее пригласили дать показания под присягой, вполне вероятно, что она либо отказалась бы прийти, либо сумела бы скрыть от правосудия факт своей встречи со вдовой Л о Порто».

У Санджорджи не было ни единого шанса удовлетворить свое желание: власть, которой обладали Флорио, ставила их выше закона. С другой стороны, и без баронессы Санджорджи располагал тремя свидетелями, которых готовили к даче показаний. Эти три женщины понесли по вине мафии тяжкие утраты, но увы – показания ни одной из них не могли стать решающим доводом в пользу раскрытия сути мафии.

Санджорджи составлял свой доклад на протяжении 1898 года и продолжал заниматься этим в первые месяцы 1899 года. Он постоянно сталкивался с противодействием мафии. Брат одного из кучеров, убитых за ограбление виллы Флорио, был вынужден покончить жизнь самоубийством, поскольку его подозревали в сотрудничестве с властями. Страну пришлось покинуть одному из осведомителей Санджорджи, который, по всей вероятности, был главным источником информации о трупах в колодце. Санджорджи обеспечил этому человеку безопасный выезд, а полиция снабдила его паспортом. Но все оказалось тщетно: наемный убийца настиг этого человека в Новом Орлеане и отравил его. Санджорджи признавался, что у него были сомнения относительно того, сумеет ли он довести свое расследование до суда. Он жаловался, что судья, который вел это дело, – человек, «крайне подверженный чужому влиянию и малодушный». Между тем мафия снова и снова давала знать, что она продолжает свою войну. По-прежнему совершались убийства и исчезали люди. Из преступного мира приходили вести о переговорах, о создании новых альянсов и о нарушениях перемирий.

25 октября 1899 года Санджорджи получил шанс. На месте преступления был взят с поличным «человек чести». Жертва нападения уцелела; к удивлению Санджорджи этой жертвой оказался не кто иной, как, повторяя слова шефа полиции, бывший «главарь региональной организации и один из верховных руководителей мафии». Сухопарого мужчину лет пятидесяти звали Франческо Сиино. Он был главарем клана Маласпина и успешно занимался торговлей лимонами. До недавних пор он занимал место на самой вершине мафиозной пирамиды, о которой полиции стало известно благодаря сведениям из тайных источников.

Санджорджи немедленно ухватился за этот шанс, снова поставив себе целью оказать давление на тот участок, который он считал наиболее слабым, – на женщин. Надежно спрятав Сиино, он распустил слух, что раненый главарь вот-вот умрет. Затем он устроил очную ставку между женой Сиино и арестованным за нападение на Сиино «человеком чести». Будучи не в состоянии сдерживать чувства, женщина кричала: «Infame Infame» (Это оскорбительное слово, которым мафиози обычно называют предателей, переводится как «бесчестный подонок».) Выяснилось, что на счету Сиино и его сообщников целая серия убийств. Вскоре Франческо Сиино узнал о том, что его жена разговаривала с шефом полиции Санджорджи, и тоже перестал запираться и поведал о тех, кого он называл «компанией друзей». Теперь у Санджорджи был pentito, необходимый для того, чтобы выстроить обвинение.

Допросы перебежчика постепенно позволили Санджорджи понять сущность междоусобной войны мафии, взглянуть на нее изнутри. Санджорджи осознал, что эта война представляет собой не просто хаотическую перестрелку между отдельными бандами, а является результатом разброда в организации. При этом, даже во время войны, мафия соблюдает свои правила, говорит на своем языке, ведет свою дипломатию и даже пользуется собственным историческим опытом.

К тому времени, как полиция выяснила, что Франческо Сиино занимал пост «главаря региональной организации и является одним из верховных руководителей мафии», власть уже ускользала из его рук. Теперь власть над мафией, всегда зависевшая от денег и влияния, находилась в руках альянса, который составили главы семейств Пассо Ди Ригано, Пиана деи Колли и Перпиньяно. Верховным же главой союза был дон Антонио Джамонна, тот самый «неразговорчивый, напыщенный и подозрительный» мафиозо, который добился многого в 60-е годы XIX века, под покровительством барона Николо Турризи Колонны. В 70-е годы он подвергался судебным преследованиям в связи с делом доктора Гаспаре Галати. В 1898 году Джаммона владел большим домом на улице Каваллаччи, в том же пригороде Пассо Ди Ригано, где семьдесят восемь лет тому назад он появился на свет. Его сын был капо, руководивший повседневной деятельностью в этом районе, а сам старик, как отмечает Санджорджи, все еще оставался «мозговым центром» мафии: «Обладая огромным опытом, накопленным за долгие годы пребывания в среде преступного мира, он своими советами направлял деятельность мафии. Он давал указания, как совершать преступления и выстраивать защиту, в особенности подыскивать алиби». Тот факт, что Джаммона по-прежнему сохранял свое влияние, свидетельствовал о том, что мафиози успешно переросли статус неорганизованных головорезов. К тому времени «тайное братство» вот уже четыре десятилетия являлось неотъемлемой частью общественной жизни Палермо.

Поводом к началу междоусобной войны, которая то вспыхивая, то затихая, продолжалась в период с 1897 по 1899 годы, была полицейская облава на фальшивомонетчиков клана Фальде, та самая облава, в содействии которой в конце 1896 года обвиняли Джузеппу ди Сано. Именно дон Антонино Джаммона пытался смягчить удар, полученный в результате утраты фабрики. В январе 1897 года состоялось совещание главарей восьми cosche: Пиана деи Колли, Акуасанты, Фальде, Маласпины, Удиторе, Пассо Ди Ригано, Перпиньяно и Оли-вуццы. Как и прежде председательское место занял Фран-ческо Сиино. Поскольку утрата фабрики привела к снижению доходов, атмосфера была жаркой. Джаммона чувствовал слабость Сиино и решил воспользоваться ситуацией в своих целях. Понимая, что его авторитет поставлен под сомнение, Сиино поднялся и произнес следующую фразу: «Что ж, если меня больше не уважают, пусть каждая семья решает и действует по собственному усмотрению!» Заседание продолжили, но лишь для того, чтобы определить сферы влияния каждой группировки. Вскоре после этого совещания семейство

Джаммона принялось устраивать набеги на район, находившийся под «покровительством» Сиино. Однако Сиино не поддавался на провокации. Обе стороны прекрасно знали, какому риску подвергнутся в том случае, если их сочтут зачинщиками конфликта.

Развитие противостояния ускорило появление одного молодого сумасброда, племянника Франческо Сиино и помощника главаря группировки Удиторе. Как сообщает Санджорджи, Филиппо Сиино был «весьма горячим, самонадеянным и дерзким молодым человеком». Он стал посылать старику Джаммоне письма с угрозами. В ответ на эти угрозы около сорока мафиози высших рангов собрались на сходку в строении, где у дона Антонино стоял пресс для давки маслин. Не делая никаких конкретных заявлений, старый босс тем не менее ясно дал понять, кто является автором подметных писем. Один из собравшихся предложил Франческо Сиино без лишнего шума унять своего племянника.

Вместо этого семейство Сиино срезало несколько опунций на плантациях Джаммоны. Сами по себе эти мясистые, плодоносящие кактусы не представляли интереса, но тот факт, что их срезали, был явным sfregio. Ответные действия семейства Джаммона носили ограниченный характер: они уничтожили растения на участке, который находился под охраной молодого Сиино. Тот не пожелал утихомириться и снова нанес ущерб собственности Джаммоны.

Дону Антонино предстояло решить тактическую задачу. Молодой Филиппо Сиино не обладал собственностью. Санджорджи поясняет, что формально повторный налет, в результате которого вновь пострадал бы участок под защитой молодого Сиино, наверняка истолковали как sfregioвладельцу участка, а не его охраннику. А Джаммона стремился вовсе не к этому, ведь оскорбление, нанесенное землевладельцу, могло доставить неприятности всей организации. Поэтому Джаммона решил нанести удар по складу, расположенному на земле, которую арендовал бывший верховный руководитель мафии Франческо Сиино. Конфликт обострялся. После того как горячий Филиппо Сиино в третий раз уничтожил посадки, семейство Джаммона решило, что пришло время начать войну.

С самого начала семья Сиино оказалась в незавидном положении. Когда люди Джаммоны вытеснили их из лимонных рощ, где они занимали места надсмотрщиков, Сиино потеряли не только доходные места, но и участки земли в районе Конка Д'Оро. Решающий момент противостояния наступил на закате 8 июня 1898 года, когда четыре посланца Джаммоны выследили и застрелили на улице Филиппо Сиино. Сведения о передвижениях намеченной жертвы они получали от источника в стане Сиино.

Помимо этих сведений Санджорджи узнал и о невинных жертвах противостояния. Эти данные подтверждали (если такое подтверждение еще кому-то требовалось), что мафиози убивают не только своих. Однажды убийцам, которых нанял Джаммона, было поручено выследить одного особенно ловкого человека Сиино. Случилось так, что они вышли на его брата и застрелили невиновного. Когда они уходили по заранее разработанному маршруту, их заметил семнадцатилетний пастух Сальваторе ди Стефано. Спустя месяц люди Джамонны хладнокровно вернулись, чтобы убрать пастуха, который мог дать против них показания. Сальваторе, разувшись и закатав брюки, поливал растения. Решившись на импровизацию, убийцы утопили его в колодце, на край которого поставили обувь, чтобы создать видимость несчастного случая. Именно к такому выводу и пришла полиция, прибывшая на место преступления.

К тому времени, когда произошло убийство пастуха, Франческо Сиино уже нашел убежище в Ливорно, в провинции Тоскана, где у него были партнеры по торговле цитрусовыми. Там он присоединился к трем уцелевшим племянникам, которые лишились своей работы в лимонных рощах Сицилии. Фундамент власти семейного клана Сиино разрушался на глазах. Между тем убийства продолжались, полиция конфисковала лицензии на ношение оружия у всех наиболее заметных мафиозных кланов, включая представителей семейств Джаммона и Сиино. В ответ мафия стала искать заступников среди политических деятелей и представителей высшего общества. Целый ряд общественных деятелей – парламентарии (в том числе и дон Раффаэле Палиццоло), деловые люди и даже одна принцесса – буквально выстроился в очередь, чтобы дать положительные рекомендации, необходимые для возвращения лицензии на ношение оружия. Сами Джаммона воспользовались поддержкой старого друга семьи, сына барона Николо Турризи Колонны. Что касается Сиино, они тщетно пытались найти того, кто замолвил бы о них словечко. Среди симпатизировавших мафии буржуазных кругов Палермо прошел слух, что члены семьи Сиино исключены из «общества чести». В итоге Сиино оказались предоставлены судьбе.

Санджорджи сообщает, что в декабре 1898 года вернувшийся в Палермо Франческо Сиино собрал своих людей для того, чтобы разъяснить им сложившуюся ситуацию. «Мы посчитали своих и посчитали чужих. Всего нас сто семьдесят, включая cagnolazzi («бешеные псы» – так называли молодых хулиганов, которым только предстояло вступить в ряды общества). Их – пятьсот, У них больше денег. И у них есть связи, которыми мы не располагаем. Значит, мы должны заключить мир». На следующей сходке главарей, состоявшейся в мясной лавке на улице Стабиле, перемирие состоялось. После этого Сиино вновь уехал в Ливорно, а за ним последовала и вся его семья, уничтоженная как в военном, так и в политическом смысле. Клану Джаммона оставалось лишь подавить последние очаги сопротивления. Держись Сиино подальше от Палермо, он никогда не стал бы тем свидетелем, в котором столь отчаянно нуждался Санджорджи. Но следующей осенью его вынудили совершить последний визит в Палермо. Того времени, в течение которого Сиино оставался в городе, хватило клану Джаммона на попытку лишить его жизни. Франческо Сиино оказался для Санджорджи настоящей находкой. Наконец пришло время, когда шеф полиции мог отложить в сторону бумаги и приступить к арестам.

В ночь с 27 на 28 апреля 1900 года Санджорджи приказал устроить облаву на мафиози, список которых приведен в его докладе. Чтобы предотвратить утечку информации, полицейским и карабинерам, принимавшим участие в операции, сообщили о задании в последнюю минуту. Были немедленно арестованы тридцать три подозреваемых. В последующие месяцы такая же участь ожидала и многих других. В октябре 1900 года префект Палермо докладывал, что Санджорджи настолько снизил активность мафии, что теперь она «затихла и бездействует».

Будучи опытным борцом с мафией, Санджорджи прекрасно понимал, насколько сложно добиться ощутимых результатов. Шеф полиции также понимал, что, если он хочет получить шанс на успех, ему обязательно понадобится политическая поддержка, и потому разослал свой доклад не только судебным властям Палермо, но и правительству в лице генерала Луиджи Пеллу. Он лично удостоверился в том, что Пеллу через префекта Палермо получил копию доклада. Еще в ноябре 1898 года Санджорджи написал сопроводительное письмо, которое адресовал префекту, но которое на самом деле предназначалось премьер-министру.

«Мне в особенности необходимо Ваше уважаемое всеми и справедливое вмешательство и Ваше влияние на судебные власти. Мне также необходима Ваша поддержка в делах, связанных с правительством. К сожалению, главари мафии находятся под покровительством сенаторов, членов парламента и прочих влиятельных фигур, которые их защищают и которых, в свою очередь, защищают сами мафиози».

Чтобы защититься от людей, подобных Санджорджи, мафия создала систему круговой поруки. Эта система охватывала все слои общества, начиная с богачей Флорио и заканчивая женщинами, которые жили неподалеку от Джардино Инглезе и которые бойкотировали лавку Джузеппы ди Сано. Чтобы успешно бороться с этой системой, Санджорджи требовалась поддержка решительно настроенного правительства. Однако, к сожалению для Санджорджи и для Сицилии, возникшие было политические возможности нанести решительный удар по мафии исчезли в тот самый миг, когда после месяцев напряженной работы стали появляться первые ее результаты.

Летом 1900 года, вскоре после организованной Санджорджи облавы, кризис конца 1890-х, который привел к власти в Риме генерала Пеллу, подошел к своему драматическому финалу. В июле 1900 года король Италии поплатился за продажность и бессмысленную жестокость правительства и погиб от пули анархиста, застрелившего его возле королевского дворца в Монце. К тому времени экономика страны была на подъеме, кризис заканчивался. За месяц до гибели короля было сформировано более либеральное правительство. Тогда же генерал Пеллу ушел в отставку, и шеф полиции Палермо остался без поддержки в Риме.

Санджорджи почувствовал противодействие, первым признаком которого стали упреки в том, что расследование продвигается слишком медленно. Главный прокурор города оказался весьма привередливым. Формально именно ему Санджорджи направлял материалы своего доклада. Однако после каждого нового ареста прокуратура, чтобы обновить доказательную базу, возвращала дело судье, с которым работал Санджорджи. Лишь в мае 1901 года, то есть спустя год после первых арестов, началось судебное разбирательство на основании материалов, подготовленных Санджорджи. Из сотен членов мафии лишь восемьдесят девять оказались на скамье подсудимых. Они обвинялись в принадлежности к преступному сообществу, организовавшему убийства четырех пропавших. Главный прокурор счел улики недостаточно серьезными для того, чтобы привлечь к суду других мафиози. Самым заметным из тех, кого отпустили, был дон Антонино Джаммона. Самый старый из всех известных главарей мафии снова оказался на свободе. Его оставили в покое, позволив тихо доживать свои дни.

Санджорджи никогда не жаловался на главного прокурора, неаполитанца по имени Винченцо Козенца. И все же, отправляя копии доклада правительству в Риме, он, по всей вероятности, надеялся на поддержку, которая поможет ему противостоять Козенце. Санджорджи вряд ли удивился бы, доведись ему узнать, что за месяц до начала судебного разбирательства и спустя почти два с половиной года с того момента, как он отправил первый фрагмент своего доклада Козенце, тот сделал новому министру внутренних дел следующее письменное заявление: «В ходе исполнения своих служебных обязанностей я так и не заметил каких-либо признаков существования мафии». Должно быть, у Санджорджи имелись подозрения относительно того, что главный прокурор Козенца является ключевым компонентом той системы, которую мафия создала для защиты от правосудия. Возможно, доказательством успешной деятельности Козенцы является то, что о нем до сих пор имеется чрезвычайно мало сведений. И если шефа полиции Санджорджи можно назвать незаметным героем борьбы с мафией, то главного прокурора Козенцу, по всей вероятности, можно назвать незаметным злодеем.

В мае 1901 года наконец начался суд, которого так долго добивался Санджорджи. На процессе присутствовали огромные толпы народа и ход судебного разбирательства широко освещался в прессе. Все жители Палермо увидели, какую работу проделал шеф полиции. Главным свидетелем обвинения выступал бывший «верховный босс» Франческо Сиино. Невозможно утверждать со всей определенностью, но, судя по всему, Сиино интуитивно почувствовал изменение политического климата и понял, в каком направлении будет развиваться судебное разбирательство. Он решил пойти на мировую со своими бывшими коллегами. Находившиеся в огороженном решеткой месте для обвиняемых мафиози, затаив дыхание, ловили каждое произнесенное им слово. Он утверждал, что никогда не рассказывал шефу полиции Санджорджи о существовании преступного сообщества.

Затем дали показания другие свидетели. Человек, владевший земельным участком, расположенным по соседству с плантациями Джаммоны, утверждал, что «они всегда проявляли щедрость в отношении тех, кто с ними имел дело. Любой скажет вам о них только хорошее». Вызванный для дачи свидетельских показаний Джосс Уитейкер отрицал факт похищения своей малолетней дочери. Игнацио Флорио младший даже не соблаговолил появиться в суде. Он прислал письменное заявление, в котором отрицал, что когда-либо беседовал с братьями Ното об ограблении своей виллы. Кто-то из работников, обслуживающих семейство Флорио, заявил, что охранник (и помощник главаря мафии) Пьетро Ното является «благородным человеком», который заслуженно пользуется уважением со стороны семейства Флорио и что ему даже несколько раз доверяли перевозку драгоценностей Франки Флорио стоимостью восемьсот тысяч лир.

Но по крайней мере один свидетель не подвел Санджорджи. Несмотря на все угрозы, Джузеппа ди Сано, которой пришлось ночью спасаться бегством из своей лавки, вновь проявила мужество и рассказала об убийстве своей дочери. Такое же мужество проявили и вдовы двух кучеров.

Десятки адвокатов состязались друг с другом в красноречии, когда им было предоставлено заключительное слово. Указывая на то, что уголовные дела против огромного количества мафиози рассыпались на стадии следствия, они пытались убедить всех в том, что обвинение вообще не располагает убедительными доказательствами. Какое же это преступное сообщество, вопрошали они, если его члены постоянно вовлечены в кровавые междоусобицы? Один защитник доказывал, что слово «мафия» происходит от арабского «ма-аф», что означает «преувеличенное отношение к собственной исключительности». Это отношение, говорил он, является пережитком эпохи Средневековья, когда все сицилийцы в большей или меньшей степени обладали подобным самомнением.

Судебные заседания регулярно прерывались похожими на волчий вой воплями одного из обвиняемых, который таким способом заявлял о своей невменяемости.

В июне 1901 года лишь тридцать два мафиози, в число которых вошли братья Ното, сын Антонино Джаммоны и Томмазо д'Алео, были признаны виновными в организации преступного сообщества. Большинство из них тотчас освободили, поскольку суд принял во внимание срок, который они провели в заключении, пока велось следствие. Столь мизерную победу Санджорджи воспринял как поражение. Отвечая на вопросы, связанные с этим делом, он, изменив своим привычкам, не скрывал горечи: «Иначе и быть не могло, если люди, которые вечером осуждают мафию, утром начинают ее защищать».

Казалось бы, столь плачевные результаты подготовленного Санджорджи процесса, должны были заставить политиков предпринять решительные усилия, направленные на дальнейшую борьбу с мафией и системой ее защиты. Но итальянская политическая жизнь еще только возвращалась в спокойное русло после потрясений 1890-х годов. Для находившихся в Риме политиков борьба с мафией вновь стала нежелательным препятствием, которое мешало выполнению главной задачи правительства – заключению неустойчивых соглашений между фракциями. В итоге перемирия заключались везде, где это было возможно. Если политик был родом из Западной Сицилии – и особенно если он имел тесные контакты с теми, кто лоббировал в парламенте интересы судоходной компании Флорио, – бессмысленно было задавать такому человеку вопросы о «компании друзей».