Текст книги "Cosa Nostra история сицилийской мафии"

Автор книги: Джон Дикки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

На Сицилии приговор суда Болоньи был встречен скоординированными акциями протеста. По инициативе «демопсихолога» Джузеппе Питре был сформирован комитет «Рго Sicilia», выражавший «общественное возмущение» приговором Палиццоло, который рассматривался как вызов всему острову. Поддержку деятельности этого комитета выразили двести тысяч человек.

В периоды, когда политическая ситуация на общенациональном уровне складывалась не в пользу мафии, она и ее политики временно отступали, предъявляя такого рода претензии, и даже поднимали шум вокруг вопроса о независимости Сицилии. Эта тактика рассчитана на то, чтобы вызвать мощную волну сепаратистских настроений. Во время судебных разбирательств по делу об убийстве Нотарбартоло в прессе появилось несколько весьма предвзятых материалов. «Сицилия – раковая опухоль на ступне Италии», – объявил один из комментаторов. Годами некоторые ученые твердили, что южные итальянцы являются представителями отсталой расы, что у них странной формы черепа и врожденная склонность к преступлениям.

Но важнее было то, что «мученичество» Палиццоло способствовало возникновению мощной коалиции, в которую объединились консервативные политические и деловые круги, заинтересованные в существовании комитета «Рго Sicilia», который стал гораздо большим, нежели «официальное представительство» мафии или расширенный вариант лобби компании NGI. Скандал вокруг Палиццоло разгорелся как раз в тот момент, когда все более или менее значительные сицилийские политики– правого крыла уже утратили свое влияние в Риме. Теперь либеральное правительство заигрывало с социалистической партией. Комитет «Рго Sicilia» стал своего рода реакцией сицилийских консерваторов на собственную беспомощность. Эта влиятельная группа просуществовала недолго, но добилась того, что правительство услышало ее голос. Такого рода группировка могла стать важным элементом любой правящей коалиции. Отмена решений суда в Бот лонье вполне могла быть мирным предложением, направленным в адрес тех влиятельных сил, которые сплотились вокруг «Рго Sicilia».

Пятого сентября 1903 года во Флоренции началось повторное слушание дела. К этому времени прошло уже более десяти лет с момента убийства в поезде Термини-Палермо. Теперь на скамье подсудимых сидели только Фонтане и Палиццоло. (Тем, кто был оправдан в Болонье, в том числе и тормозному кондуктору, обвинений заново не предъявляли.) Тем не менее флорентийское судебное разбирательство продолжалось лишь на две недели меньше, чем процесс в Болонье, и во многом его напоминало.

Адвокаты Леопольдо Нотарбартоло вызвали в суд нового и весьма важного свидетеля. Маттео Филиппелло имел репутацию человека, который, действуя от имени мафиозного клана Виллабате, осуществлял связь между мафией и Палиццоло. В 1896 году он был ранен во время спора, разгоревшегося, по слухам, из-за разногласий при дележе оплаты за убийство Нотарбартоло. В Палермо ходили сплетни, что Филиппелло был одним из убийц барона.

Прежде чем Филиппелло согласился приехать на слушания, пришлось пригрозить арестом. По прибытии во Флоренцию он сразу же был арестован за то, что запугивал другого свидетеля й притворялся, что теряет рассудок. За день до того, как ему надлежало появиться в суде, его нашли повешенным на перилах пансиона, расположенного неподалеку от базилики Санта-Кроче, в котором он проживал. Следствие пришло к выводу, что это было самоубийство.

Однако к тому времени общественное мнение пресытилось подобными известиями и отнеслось к этому эпизоду скептически. Прошло почти четыре года с тех пор, как Леопольдо Нотарбартоло сделал в Милане свои ошеломляющие разоблачения. Вначале это дело стало причиной горячей дискуссии, предметом которой была мафия. В печати появилось несколько весьма ценных материалов о ее деятельности, в том числе и отчеты двух сицилийских инспекторов полиции. Однако на каждое полезное исследование, посвященное знаменитой преступной организации, приходилось две или три публикации, которые лишь сбивали с толку. Все еще раздавалось множество голосов (в том числе и голосов весьма авторитетных свидетелей), отрицавших факт существования мафии. Играло свою роль и чрезмерное чувство собственного достоинства сицилийцев – результат продолжавшегося веками угнетения островитян. Некоторые полагали, что мафия – всего лишь термин применяемый сицилийцами в отношении преступного мира, который можно обнаружить в любом городе Европы и Соединенных Штатов.

Поразительно, что на процессе в Болонье даже адвокаты Леопольдо Нотарбартоло придерживались именно такого мнения. Они доказывали, что в Западной Сицилии существуют изолированные друг от друга преступные кланы, у которых иногда бывает один и тот же покровитель. «Что такое современная мафия? Является ли она, как считают некоторые, организацией со своими главарями и их помощниками? Нет. Подобная организация существует лишь в грезах эксцентричного шефа полиции». Такие утверждения имели весомые основания. Было бы крайне неразумно связывать шансы на успешный для обвинения исход судебного разбирательства по делу об убийстве Нотарбартоло с неудачными попытками Санджорджи начать судебное преследование мафии в целом. Однако в ходе дебатов подобные утверждения оказывали на публику большее, чем ожидалось, воздействие.

Таким образом, несмотря на то что разбирательства в Милане и Болонье пролили свет на деятельность мафии, она как и прежде оставалась чем-то неясным и бесформенным. Мафия должна была сдать свои позиции. Пойдя на это, она избежала чреватого разнообразными неприятными для себя последствиями общественного негодования, причиной которого стал бы оправдательный приговор.

Адвокаты обвиняемых извлекли пользу из генеральной репетиции в Болонье и во Флоренции действовали гораздо успешнее. Дон Раффаэле отказался от слезливой риторики прежних выступлений и принял позу смиренного инвалида, которому необходима помощь карабинера для того, чтобы стоя давать свидетельские показания.

На сей раз обвинению не удалось достичь тех результатов, которых оно добилось в Болонье. Теперь не возникало прежнего ощущения, что противоречия и запутанность показаний свидетелей защиты доказывают виновность обвиняемых.

Двадцать третьего июля 1904 года большинством в два голоса присяжные оправдали обвиняемых ввиду недостаточности улик. Во время оглашения вердикта Палиццоло упал в обморок.

Несмотря на удивительно быстрое улучшение здоровья, которое восстановилось в течение недели после окончания суда, дон Раффаэле снова упал в обморок, когда 1 августа, уже будучи на свободе, он сорвался с мостков гавани Палермо. Чтобы устроить его триумфальное возвращение с материка, комитет «Рго Sicilia» нанял пароход компании NGI.

В тот день ликование сторонников Палиццоло достигло предела. Газета Флорио «Д'Ога» писала, что флорентийские присяжные избавили город от кошмара. Сторонники Палиццоло прикрепили к лацканам его портреты. Чтобы позволить возвращающемуся герою принять участие в празднике Мадонны дель Кармине, праздник перенесли на более позднее время. Когда Палиццоло пришел в себя, он обнаружил, что его сопровождает домой веселая толпа, что его дом украшен горящими лампочками, из которых сложена фраза: «Viva Ра-lizzolo!» Когда он вышел на балкон, оркестр грянул гимн, сочиненный в честь его победы. Один подхалим оставил письменное свидетельство своего радостного настроения.

«После 56 месяцев ужасного мученичества, вернувшийся с триумфом Раффаэле Палиццоло купался в ослепительном сиянии ореола Страданий и Мужества. Его Страдания и Мужество были освящены возвышенным самоотречением, которое он проявлял в течение пяти лет ни с чем не сравнимой пытки. Чтобы скоротать безрадостные часы заключения он, питая любовь к поруганной Сицилии, сплетал покрытые шипами бутоны Страдания и Мужества в гирлянды жестокой боли».

Сторонники мафии редко отличались сдержанностью. Многие сицилийцы испытывали чувство досады, причем даже те из них, которые считали, что собранные против дона Раффаэле улики были недостаточно убедительны для того, чтобы признать его виновным.

Но ликование продолжалось недолго. В ноябре «мученик Болоньи» с треском провалился на выборах в парламент. Несмотря на триумф, он слишком себя скомпрометировал и лишился поддержки могущественных друзей. Лежа в постели, Палиццоло как и прежде устраивал аудиенции просителям, ведь он все еще оставался членом местного парламента, но безвозвратно ушли в прошлое времена, когда вокруг него собиралась самая многочисленная на Сицилии армия клиентов.

Незадолго до триумфального возвращения Палиццоло в Палермо вернулся Леопольдо Нотарбартоло. Без лишнего шума он прибыл на почтовом пароходе. Его встречала лишь маленькая группа друзей. Сняв шляпы, они молча его приветствовали. Когда он вновь увиделся со своей сестрой, на глаза у обоих навернулись слезы. Попытка продолжить борьбу отца с Палиццоло обошлась дорого. Чтобы оплатить судебные издержки, пришлось продать поместье Мендолилла.

К счастью, в течение всех последующих лет Леопольдо, будучи морским офицером, находился далеко от острова. Хотя он сделал карьеру на флоте и получил звание адмирала, его имя оказалось забыто. В тот день, когда был оправдан Палиццоло, он решил не терять веры в прогресс и не впадать в уныние, безропотно соглашаясь с тем, что окружающий мир есть зло и хаос. Леопольдо счел, что единственным способом продолжения борьбы за справедливость, которой он посвятил лучшие годы своей жизни, будет написанная им биография отца. Во время длительных плаваний он располагал массой времени для того, чтобы написать биографию, в которой постоянно преуменьшал собственную роль в драматических событиях 1893–1904 годов. Его отец несомненно одобрил бы скромность своего сына. В 1947 году, после продолжительной и тяжелой болезни, Леопольдо умер в ставшей для него второй родиной Флоренции. Он не оставил после себя детей. Спустя два года его жена опубликовала написанную им биографию.

После судебного процесса Джузеппе Фонтана также покинул Сицилию. Взяв с собой четырех маленьких дочерей, он эмигрировал в Нью-Йорк, чтобы заняться вымогательствами и убийствами на осваиваемых мафией новых территориях.

Дон Раффаэле, Палиццоло принимал своих клиентов в собственном доме – Палаццо Виллароза на виа Руджерио Сеттимо в Палермо. Они приходили с цветами и подарками, а он встречал их в постели, с наброшенным на плечи одеялом. Одни пытались устроиться на работу от городского совета, другие, магистраты и полицейские чиновники, жаждали перевода, новой должности или повышения оклада. Третьи нуждались в разрешениях на ношение оружия или в защите от преследований полиции. Городские чиновники претендовали на теплые места в комитетах и комиссиях, школьники и студенты университета приходили извиняться за упущения в учебе.

Дон Раффаэле не отличался высокомерием и внимательно выслушивал каждого просителя; затевал беседу, расспрашивал о здоровье родственников, выказывал сочувствие и обещал поддержку. Аудиенции продолжались и когда он вставал с постели, умывался, совершал ежедневный обряд завивания кончиков усов, облачался в длинный и чуть тесноватый двубортный сюртук, который итальянцы называют «редингот» (от английского ridingcoat).

Днем Палиццоло занимался своими делами и оказывал благодеяния. Он был землевладельцем, арендодателем, членом местного совета и совета области, состоял в правлениях фонда призрения и банка Палермо. Кроме того, он надзирал за фондом здравоохранения торгового флота и возглавлял администрацию дома для умалишенных. Как и подобало члену парламента, он неуклонно поддерживал линию правительства – какая бы партия ни находилась у кормила власти.

Утренние приемы в доме Палиццоло, продолжавшиеся на протяжении сорока лет, отличались своеобразной изысканностью. Однако в подобного рода покровительстве, в этих отношениях патрона с клиентами не было ничего сугубо мафиозного или сугубо сицилийского. Те же отношения (если не сказать механизмы) можно и по сей день наблюдать в действии в различных уголках Италии, не говоря уже о других странах мира. Принцип «ты – мне, я – тебе» продолжает применяться на практике: политики и государственные чиновники используют общественные ресурсы – рабочие места, контракты, лицензии, пенсии, гранты – по собственному усмотрению, распределяя эти привилегии среди собственной клиентуры.

Патронаж, протекционизм и коррупция отнюдь не являются отличительными чертами мафии. На самом деле мафия вряд ли возникла бы, не попытайся (не важно, каким образом) современное государство установить на Сицилии закон и порядок. Другими словами, мафия не сама по себе выросла из царившей на острове вседозволенности. В мире найдется немало мест, где процветает политическая коррупция, но далеко не везде это привело к появлению преступных сообществ, подобных мафии. А наличие «патронажного фактора» в политике вовсе не означает, что можно не принимать во внимание такие основополагающие феномены, как экономика, демократия и внешняя политика. Палиццоло безусловно состоял в тесном контакте с мафией, но могущество последней невозможно оценить, пренебрегая фактором политического покровительства, ярким представителем которого являлся дон Раффаэле.

Патронаж – дело не дешевое. До 1882 года стоимость услуг была относительно низкой: лишь около 2 процентов населения – все взрослые мужчины, владевшие собственностью, – имели право принимать участие в политических процессах на территории Италии. Электорат любого избирательного округа вполне мог состоять из нескольких сотен человек; в подобных обстоятельствах пятьдесят голосов, принадлежавших Антонино Джаммоне, играли принципиальную роль. В 1882 году ситуация изменилась – право голоса приобрела уже четверть взрослого мужского населения страны. Приближалась эра массовой политики. Выборы внезапно сделались дорогим удовольствием. Перед политиками и перед мафиози открывались новые возможности – сопряженные с новыми рисками.

Дон Раффаэле Палиццоло сориентировался в новых обстоятельствах и посвятил жизнь оказанию благодеяний. Список последних изобилует в том числе и сомнительными делами: дон Раффаэле мошенничал с государственными средствами, покровительствовал бандитам, не гнушался прибегать к их услугам, выступал на суде в защиту мафиози. Сердцем его владений был палермский пригород Виллабате, а сами владения простирались далеко на юго-восток, захватывая Каккамо, Термини Имерези и Чефалу. Он был покровителем coscaиз Виллабате, почетным гостем на пирушках мафиози, тем человеком, который помогал им превратить город в перевалочный пункт контрабанды домашнего скота, каковой перегоняли из внутренних областей острова на побережье. Кроме того, дон Раффаэле обладал достаточной поддержкой в самом Палермо и его окрестностях, чтобы в 1890-х годах трижды избираться в итальянский парламент.

Разрешения на ношение оружия – показательный пример того, каким образом люди наподобие Палиццоло вступали в контакты с мафией. Эти разрешения возможно было получить только при поручительстве уважаемого гражданина – например, политика. Разумеется, мафия не могла упустить такую возможность. И чем ближе становились очередные выборы, тем более регулярными делались контакты. По приказу министра внутренних дел префект полиции отзывал все выданные ранее разрешения, дабы политическое противостояние не обернулось кровопролитием; таков был предлог, на деле же разрешения отбирались, чтобы оказать влияние на результаты выборов. Возвращение лицензий проводилось лишь на основании предъявляемых кандидатами рекомендательных писем федерального правительства, и политики обменивали подобные письма на взносы в избирательный фонд, голоса или иные услуги.

Могущественным союзником дона Раффаэле и ему подобных была раздробленность итальянской политической системы. В истории Италии практически невозможно отыскать сколько-нибудь продолжительный период времени, на протяжении которого страну не раздирали бы противоречия многочисленных клик и политических групп. При жизни дона Раффаэле эта раздробленность проявлялась как на самом верху, так и в национальных ассамблеях и городских советах провинциальных городов. Искусно лавируя между группами выразителей различных интересов, «стратегические меньшинства», к которым, в частности, принадлежали политики от мафии, имели все шансы оказывать прямое влияние на ситуацию в стране.

Сложись обстоятельства иначе, Италия в конце девятнадцатого столетия не сумела бы породить таких типов, как дон Раффаэле, – им не хватило бы политического мужества, чтобы выступить на национальную арену. Поддержка сицилийских парламентариев обеспечивала очередному коалиционному правительству от силы несколько месяцев пребывания у власти. Однако в 1890-х годах страну охватил кризис настолько серьезный, что стало казаться – о единой Италии можно забыть. Политическая анархия поставила на грань катастрофы и мафию – впервые со времени ее возникновения.

В 1892 году обанкротились две ведущие кредитные организации. Позднее, в том же году выяснилось, что Вапса Rотапа, один из немногих банков, обладавших правом печатать деньги, активно занимался подделкой денежных знаков: были обнаружены многочисленные банкноты с одинаковыми серийными номерами. Деньги же поступали ведущим политикам страны, которые использовали эти средства для финансирования собственных избирательных кампаний. Слабость лиры привела к массовому вывозу металлических денег: серебро и даже бронза сделались такой редкостью, что общества взаимопомощи и ассоциации лавочников в Северной Италии стали выпускать собственные заменители денег. Экономика находилась в полном упадке, поэтому события в банковской сфере грозили обернуться коллапсом финансовой системы. В январе 1894 года на Сицилии было объявлено чрезвычайное положение, поскольку на острове начались кровопролитные столкновения между батраками, рабочими и землевладельцами. В том же году была официально запрещена деятельность Социалистической партии.

При премьер-министре Франческо Криспи, выходце, с Сицилии, правительство отреагировало на нарастающий кризис наихудшим из возможных способов – организовало колониальную экспедицию в Эфиопию. Итог был неизбежным. В марте 1896 года в битве при Адове итальянский экспедиционный корпус численностью в 17 500 человек (итальянцы и местные аскари) был наголову разгромлен лучше вооруженной и лучше подготовленной эфиопской армией численностью в 120 000 человек. Это было самое громкое поражение из тех, которые довелось потерпеть европейским колонизаторам. Пятьдесят процентов состава экспедиционного корпуса погибли, были ранены или угодили в плен и подверглись ритуальному кастрированию.

Страна продолжала идти от кризиса к кризису. В мае 1898 года военное положение было введено даже в Милане, экономической столице Италии, и солдаты расстреляли минимум восемьдесят горожан. По подозрению в том, что бунтовщики укрываются в стенах монастыря капуцинов, по монастырю открыли артиллерийский огонь. Когда дым развеялся, в развалинах монастыря нашли лишь нескольких монахов вкупе с нищими, дожидавшимися своего бесплатного супа.

Через месяц после событий в Милане новым премьер-министром был назначен человек с армейским опытом – генерал Луиджи Пеллу, служивший королю с юношеских лет. Сегодня о генерале принято отзываться нелестно, поскольку его пребывание у власти совпало с попыткой проведения в стране реформ авторитарного толка; эти реформы предусматривали ограничение свободы слова, запрещение профсоюзов в государственных учреждениях и возможность ареста подозреваемых без санкции суда. Тем не менее Пеллу по меркам своего времени вовсе не был отпетым реакционером. Он возглавил правительство, рассчитывая положить конец политическим смутам в молодом государстве и привести Италию к примирению и спокойной жизни. Одним из пунктов его программы было уничтожение коррупции на Сицилии. Для осуществления этого пункта в августе 1898 года генерал Пеллу назначил нового шефа полиции Палермо, наделив последнего инструкциями относительно борьбы с мафией. В 1900 году шеф полиции дал следующее описание политических сторонников дона Раффаэле Палиццоло:

«Они – мафиози, люди с криминальным прошлым, представляющие непрестанную угрозу общественной безопасности, поскольку замешаны в многочисленных преступлениях против жизни и собственности. Никто из них не скупится на угрозы, не стесняется применять силу и прочие осуждаемые законом методы, дабы заручиться голосами избирателей для своего кандидата… Они прибегают к тем же самым средствам, какими пользуется мафия, назначая своих смотрителей на фруктовые плантации и требуя дани с богатых землевладельцев».

Палиццоло заслуживал бы упоминания на страницах этой книги только потому, что он являлся ярчайшим представителем нового поколения мафиозных политиков. Вдобавок он оказался участником крупнейшего антимафиозного судебного процесса той поры: благодаря дону Раффаэле мафия впервые за двадцать пять лет очутилась в заголовках общенациональных газет. Куда менее, чем Палиццоло, известен его противник, сыгравший, однако, не меньшую роль в истории мафии, – шеф полиции Палермо, назначенный генералом Пеллу. Его звали Эрманно Санджорджи, и с истории этого полицейского лишь недавно стряхнули архивную пыль.