Текст книги "Мгла над Гретли"

Автор книги: Джон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Она пристально посмотрела на меня, кивнула головой, и на её лице вновь появилась улыбка. Мы продолжали танцевать.

– Я никогда не думал, что в промышленных городах Англии имеются такие рестораны, – сказал я.

– Вы правы, это лишь нам в Гретли так повезло.

– Кому он принадлежит?

– Разве вы ещё не встречали владельца. Вон там… Тот мужчина небольшого роста и есть хозяин “Трефовой дамы” – мистер Сэтл. Трудно поверить, правда?

– Да уж никогда бы не поверил.

Танцуя, мы приблизились к мужчине, на которого указывала Шила, и я захотел увериться, тот ли это человек.

– Вы имеете в виду именно этого человека, да?

– Да, это и есть он. Мистер Сэтл, – повторила Шила.

Мистер Сэтл заметил её и с улыбкой поклонился. Но как только он увидел меня, от его улыбки не осталось и следа. Его фамилия была не Сэтл, и я мог держать пари на весь остаток моего годовою заработка, что он, возможно, управляющий этого ресторана, но никак не владелец. Я его встречал раньше в Глазго, это было в то время, когда мисс Джесмонд приметила меня там, но тогда его звали Фенкрест, и он вряд ли мог заплатить даже за ножи и вилки такого шикарного ресторана, не говоря уже обо всём остальном. Он не знал о моих связях с Отделом, не знал, вероятно, даже о его существовании, но в Глазго он один или два раза встречал меня в обществе офицеров полиции и, должно быть, думал, что я имею какое-то отношение к этой службе. Во всяком случае, улыбка с его лица исчезла, а через пару секунд он и сам исчез из зала. Да, не говоря уже о жареных утках и напитках, “Трефовая дама”, по всей вероятности, была прелюбопытным местечком!

– Вы, кажется, всем довольны, – сказала Шила.

– Да, я рад, что пришёл сюда. Со стороны миссис Джесмонд было очень мило пригласить меня.

– Время от времени ей нравится устраивать вечеринки, а в промежутках между этими вечеринками мы редко видимся с ней. Разумеется, когда я говорю “мы”, я не имею в виду “военно-воздушные силы” и этих армейских молодчиков, которых она тут обхаживает. Бог знает когда и как они встречаются с ней.

– Вот что, Шила, некрасиво говорить такие вещи о хозяйке, – сказал я ей. – Я вижу, наша компания уже, кажется, разошлась. Что будем делать?

– Давайте попросим у Джо два виски с содовой, – предложила Шила. – Всё-таки он душка, правда?

– Думаю, я тоже сумею полюбить его, – сказал я, в то же время недоумевая, куда могли деться миссис Джесмонд и мистер Периго. У стойки их не было. Должно быть, где-то поблизости была гостиная.

Джо забавлял компанию анекдотами о начальнике ПВО и молодой вдовушке. Когда очередной анекдот был рассказан, я получил своё виски и с большим удовольствием заметил, что Шила увлечённо беседует с двумя военными. Я передал ей её виски, выпил залпом собственное и решительными шагами направился к двери, хотя не знал толком, что буду делать дальше. В коридоре напротив гостиной висела табличка: “Посторонним вход воспрещён”. Я быстро распахнул дверь, крикнул “Извините!” и захлопнул её. Я думал, это кабинет управляющего, и ожидал увидеть Фенкреста, но его там не оказалось. Зато в комнате находился другой – тот самый толстяк иностранец, которого я уже видел в варьете.

По левой стороне коридора был вход в безвкусно обставленную гостиную, где посетители, расположившись за маленькими столиками, пили вино и слушали радио. У входа я на секунду задержался: мистер Периго находится там в компании двух скучного вида дам и армейского офицера. Напротив входа, справа от коридора, я заметил лестницу, довольно узкую и плохо освещённую, по которой спускался Фенкрест, а ныне Сэтл. На этот раз ему было от меня не уйти.

– Привет, – сказал я, ухмыляясь

 А-а, здравствуйте! Мистер Ниланд, если не ошибаюсь?

– Он самый. А вас как теперь величать прикажете?

– Пройдёмте в мой кабинет, – поспешно пригласил он, – пропустим по рюмочке.

Он привёл меня в ту самую комнату, в которую я заглядывал всего две минуты назад. Но толстяка иностранца там уже не оказалось, и я заметил в кабинете ещё одну дверь.

– Дело в том, мистер Ниланд, – начал Фенкрест со смущённым видом, – что во время нашей последней встречи у меня были неприятности с женой. Кстати, где мы с вами в последний раз виделись?

– В Глазго. И кроме того, у вас были неприятности с полицией.

– Там просто вышло недоразумение, – сказал он быстро, – но, как я вам уже говорил, у меня тогда произошёл конфликт с женой, и, когда я подыскал эту работу, то сменил имя в надежде, что она не найдёт меня здесь. Вот, собственно, и всё. Не хотите ли выпить, мистер Ниланд?

– Нет, спасибо. А почему вас принимают за владельца “Трефовой дамы”?

– А откуда вы знаете, что я не владелец?

– Но всё-таки кто же хозяин “Трефовой дамы”? – спросил я.

Он опасливо оглянулся, поёжился и почесал затылок. Было видно, что он чувствует себя чрезвычайно неловко. Я был рад этому.

– “Трефовая дама” принадлежит миссис Джесмонд, – пробормотал он. – Но только, пожалуйста, никому ни слова. Ведь вы, кажется, с ней сегодня обедали?

– Да. Отличный обед. А кто она такая?

– Я и сам не много о ней знаю. И это правда, мистер Ниланд. Поверьте. Насколько мне известно, она вдова. Раньше она роскошно жила на Ривьере, а в Англию вернулась незадолго до падения Франции. Должно быть, у неё уйма денег в Англии, потому что она приобрела “Трефовую даму” не из выгоды, а для своего удовольствия. Многие из тех, кто у неё служит, её старые знакомые. Например, повар, а также Джо.

– Она знала Джо, когда тот работал в “Борани”, а?

– Да, – ответил Фенкрест. – А после того как “Борани” был разрушен во время бомбардировки, Джо не знал, куда ему устроиться.

Это звучало весьма правдоподобно. Только не совпадали даты. Я случайно помнил, что ресторан “Борани” был разрушен в октябре 1940 года, а это значило, что Джо целый год прожил в Лондоне, прежде чем оказался здесь.

Раздался стук в дверь. Вошёл официант и вызвал Фенкреста. Как только они удалились, я бросился ко второй двери, через которую, вероятно, исчез иностранец. Она была не заперта и вела прямо на тёмную лестницу. Я закрыл дверь за собой, зажёг карманный фонарик и тихо пошёл вверх. Там я обнаружил ещё одну незапертую дверь, ведущую на маленькую площадку. Стоя на ней, можно было слышать голоса, доносившиеся из комнаты справа от меня. Я прижал ухо к двери, но мне не удалось разобрать ни слова.

На площадке было темным-темно. Лишь тусклый свет пробивался из-под двери, ведущей в главный коридор. Тут я услышал шорох: кто-то осторожно открывал эту дверь. Я отступил назад и прижался к стене так, чтобы свет из коридора не упал на меня. С того места, где я стоял, было видно, кто открывает дверь.

Это оказался мистер Периго. Едва я успел его разглядеть, как дверь за ним закрылась и снова стало темно. Так мы и стояли вдвоём на этой тёмной площадке. Я затаил дыхание. Я знал, что он делает. Он старался подслушать разговор в гостиной, стоя у двери в нескольких дюймах от меня. Разумеемся, это не могло продолжаться долго.

Неожиданно дверь распахнулась, и на площадку хлынул поток света. Забавная, должно быть, это была картина. Впереди стоял мистер Периго, а позади него – я, делая вид, что мы только что пришли вместе. В гостиной восседал жирный иностранец с маленьким кожаным чемоданом на коленях, а на пороге в непринуждённой позе сама миссис Джесмонд.Что и говорить, забавная получилась сценка!

– Прошу прощения, миссис Джесмонд, – начал я через плечо мистера Периго, – мы вас не побеспокоили? Мистер Сэтл сообщил нам, что вы здесь, но если вы заняты… Мы как раз…

– Мы как раз обсуждали с мистером Ниландом, – бодро перебил меня Периго, – следует ли вас беспокоить.

– Ну, разумеется, что за разговоры, – улыбнулась миссис Джесмонд. – Заходите. А что касается вас, мистер Тиман, то я уверена, что вы можете немного задержаться. Хотя он в общем-то очень занятой человек.

– Я не могу задерживаться здесь долго, – сказал мистер Тиман. – Я должен поспеть на ночной манчестерский поезд.

В жизни своей не встречал человека менее похожего на ланкаширца, и всё-таки он говорил с акцентом, который можно приобрести, лишь прожив долгие годы в Ланкашире. Гостиная, а которую мы вошли, была столь же необыкновенной, как мистер Тиман и тот обед, который нам подавали внизу. Отличная мебель, а что до картин, так они были значительно лучше мебели. Если бы мистер Периго действительно занимался продажей картин, он должен был бы наброситься на эти полотна с жадностью голодного пса, увидевшего добрый кусок сырого мяса. На стенах висели одна из лучших уличных сценок Утрилло, два или три Дёрена и розовый Пикассо, стоивший, видимо, не меньше всей “Трефовой дамы” с её содержимым.

– Вы собрали великолепную коллекцию, – сказал я миссис Джесмонд.

– Да – с быстротой молнии подхватил Периго. – Я провёл перед этими полотнами часы с милостивого разрешения хозяйки, не правда ли?

Миссис Джесмонд подтвердила это кивком, и мистер Периго остался доволен собой, улыбнувшись так, словно знал, о чём я только что подумал. Мистер Тиман  поспешно схватил свой чемодан и заявил, что не может больше оставаться ни одной минуты. Миссис Джесмонд проводила его к дверям и вышла за ним в коридор.

– Даже лучше, что мы пришли вместе, – прошептал Периго, – не так ли? Кстати, я только что вас разыскивал.

– Мы беседовали с мистером Сэтлом.

– Понятно. На мой взгляд, этот Сэтл самая заурядная личность. Трудно поверить, что он обладает капиталом, достаточным для содержания такого ресторана.

– Да, я и сам удивляюсь, – ответил я и ухмыльнулся.

Миссис Джесмонд, наконец, вернулась с приветливой улыбкой. Нельзя было не восхищаться этой женщиной. Теперь-то уж она наверняка знала, что Сэтл не направлял нас в её гостиную, что мы вломились без спроса. Тем не менее она и глазом не повела.

– Рассаживайтесь, пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, – сказала она, направляясь к старинному креслу с высокой спинкой. – Как вам нравится война, мистер Ниланд?

Я сделал неопределённый жест.

– Ну, если на то пошло, она никому не по душе, – промямлил я.

– У мистера Ниланда есть манера, – мягко вставил Периго, – притвориться иной раз простачком.

Мне эта реплика не понравилась, но я продолжал в том же духе:

– Видите ли, я смотрю на это так. Я канадец и приехал сюда подработать. Пока я тут не обжился, мне лучше держать язык за зубами.

– Во всяком случае, здесь вы можете говорить обо всём открыто, – уверила меня миссис Джесмонд. – Не так ли, мистер Периго?

– Разумеется, – ответил тот, – но он-то об этом не знает. Что касается меня, то я не делаю секрета из своих взглядов. Разве лишь в присутствии таких ура-патриотов, как полковник Тарлингтон. Я думаю, что мир, в котором я живу и который люблю, вряд ли уцелеет, если мы будем продолжать эту войну. Даже если предположить, что мы сможем побить Гитлера – а пока совсем непохоже, что это так, – мы истощим себя в этой войне. И когда придёт так называемая победа, часть мира будет полностью под влиянием Америки, а другая – под влиянием Советской России. Безнадёжная перспектива, на мой взгляд. Поэтому – конечно, это строго между нами, мистер Ниланд, – я не вижу смысла в продолжении этой войны и думаю, что лучше бы нам договориться на разумных условиях с немцами. Не обязательно с самим Гитлером, но хотя бы с германским генеральным штабом.

– Я была того же мнения ещё прежде, чем Россия вступила в войну, – сказала миссис Джесмонд без тени улыбки. – А сейчас я просто уверена в этом.

– Уверены в чём? – спросил я.

– В том, что глупо продолжать войну. Тем более что мы воюем главным образом за большевиков. Выиграть мы ничего не выиграем, а проиграть можем многое.

Я взглянул на неё и подумал, что в первую весну этой войны, когда мы ещё не решались вступить в неё по-настоящему, в Париже, в апартаментах вроде этих, наверное, было немало женщин, похожих на миссис Джесмонд. Красивых женщин. Умных женщин. Образованных, утончённых, длинношеих, благоухающих, хитрых крыс. Миссис Джесмонд всё так же улыбалась мне. Затем она бросила быстрый взгляд на часы. Я понял намёк: вероятно, приближалось время свидания с одним из тех парней, что были там, внизу.

– Ну, мне пора, миссис Джесмонд, – сказал я, продолжая разыгрывать простачка. – Мне здесь очень понравилось. Если мне удастся получить работу в Гретли, надеюсь, вы позволите мне иногда бывать у вас.

– Не только позволю, но приказываю, – ответила она и выразительно пожала мне руку.

Мистер Периго ушёл вместе со мной.

– Боюсь, я слишком много болтал, – сказал он тихо, когда мы шли по коридору. – Миссис Джесмонд, и эта комната, и эти картины… Понимаете, они привели меня в возбуждение, у меня развязался язык. Но, разумеется, это бывает со мной, когда я среди друзей. Если бы мои слова стали известны обывателям Гретли, у меня обязательно были бы крупные неприятности. Впрочем, я уверен, что вы меня не поставите в трудное положение.

– За кого мы меня принимаете? Я сам привык говорить всё напрямик и считаю, что другие имеют на это такое же право, последняя фраза прозвучала просто по-идиотски.

Он пожал мне руку, и мы пошли по главной улице.

– Надеюсь, – сказал он, – мы снова скоро увидимся.

– Вы сейчас домой?

– Да, я изрядно утомился, а завтра утром мне нужно быть на заводе Белтон-Смита. У меня отличное рекомендательное письмо к ним. Поэтому хочу пораньше лечь, чтобы выспаться.

Мистер Периго показал мне остановку, и я поспел как раз в ту минуту, когда автобус отправлялся. Мне было над чем подумать по дороге домой.

4

На следующий день я отправился на завод Белтон-Смита. Робсон, генеральный директор, на имя которого Хичэм написал мне рекомендательное письмо, ещё не приходил. Пришлось долго ждать, прежде чем мне удалось увидеть молодого человека по имени Пирсон. Моим делом он нисколько не интересовался, и, право, трудно его в этом винить, но он мог бы по крайней мере не выказывать своего полного равнодушия столь явно. Выражение его лица ясно свидетельствовало о том, что у меня нет ни малейшего шанса получить у них работу. Тем не менее мне было крайне необходимо попасть на территорию завода.

– Не могу ли я хотя бы осмотреть завод?

– Лично я не возражаю, – ответил он, – но сейчас с этим стало очень строго. Слишком всё засекретили, но если вам уж так хочется, то можете осмотреть центральный ангар. Это даст вам некоторое представление о размахе работ.

Вскоре появился гид. Ему было лет за пятьдесят. Он носил очки в железной оправе и халат, от которого разило бензином и авиационной краской. У него был усталый вид. Вы можете увидеть сотни таких людей на любом предприятии.

– Вы, видно, нездешний, – обратился он ко мне, когда мы вышли из конторы.

– Нет, – ответил я настороженно. – Я только что приехал из Лондона. А вообще-то я канадец.

– Неужели? – спросил он, не поворачивая ко мне головы. – Всю жизнь мечтал побывать в Канаде. И ещё в Южной Америке.

– Я несколько лет работал в Южной Америке, – сказал я ему. – В Чили и в Перу. Прекрасная страна, если ты молод и здоров.

– Что касается меня, то я, как видите, не молод и, уж во всяком случае, не здоров. Сердце пошаливает.

Мы уже прошли полпути от конторы к замаскированным ангарам. Справа находилось громадное поле, на котором испытывались новые самолёты. Гид остановился и тронул меня за руку. Здесь мы были совершенно одни.

– Ну, сердце там или не сердце, – сказал он, доставая пачку сигарет, – а курить хочется.

Он предложил мне сигарету и вынул зажигалку. Стоило мне взглянуть на неё, как я понял, что тут-то и начинается всё, ради чего я приехал в Гретли.

– Не работает, – сказал он, даже не взглянув на меня. – Нет ли у вас огонька?

Я вынул свою собственную зажигалку, и мы прикурили.

 Я бы подарил её вам, – заметил я, отчётливо выговаривая слова, – но это подарок друга.

– Не беспокойтесь, – ответил он, – я завтра же починю свою.

Всё было ясно. Мы удовлетворённо взглянули друг на друга.

– Я здесь специально для того, чтобы встретиться с вами, – объяснил я ему.

– Вы избрали неплохой путь, – ответил он. – Конечно, мне многих приходится водить по заводу, но я сразу догадался, кто вы. Поэтому я и заговорил сначала о Канаде и Южной Америке. Мне сообщили кое-какие данные о вас. Давайте пойдём дальше. За нами могут следить.

– Здесь поговорить нам не удастся? – спросил я.

– Что вы, что вы!

– И всё же нам необходимо переговорить как можно скорее.

– Послушайте, Ниланд, я снимаю комнатушку на Раглан-стрит, 15. Та улица, что идёт от верхней Маркет-стрит. Не заблудитесь? Отлично.

– Удалось напасть на след? – спросил я.

– Да, я тут времени не терял. Хотя здесь нелегко работать: весь день привязан к заводу. Ну, а у вас есть что-нибудь?

– Кое-какие наблюдения, но толку от них не много. Вечером всё расскажу. В половине десятого.

Спустя четверть часа я выходил с территории завода. Мне очень понравился этот низкорослый человек – Олни. Бо́льшую часть вечера я провёл у себя в комнате, пытаясь соединить в одно целое разрозненные сведения, которыми уже располагал. Я понимал, что некоторые из них совершенно бесполезны, пока не сравнишь их с наблюдениями человека, прожившего в Гретли некоторое время. Я с большим нетерпением ждал встречи с Олни: помимо всего, очень хотелось снова стать самим собой, два–три часа потолковать спокойно и открыто о нашей работе.

Дверь мне открыла маленькая, похожая на мышку женщина, выглядевшая очень испуганной до тех пор, пока я не объяснил ей, что у меня свидание с её квартирантом мистером Олни.

– К мистеру Олни вверх по лестнице и направо, – пояснила она робко, – но он ещё не вернулся. Можете подняться и подождать его, – продолжала она. – Он прислал записку, в которой просил проводить вас наверх, если он запоздает.

– Да, – отвечал я, – он знал, что я приду.

– Но он почему-то ничего не сказал мне о женщине…

– Какой женщине?

– Видите ли, – тут она понизила голос, – наверху его ожидает женщина. Доктор… Не расслышала её фамилии.

Это было досадно, если только она тоже не была из Отдела.

– Неважно, – ответил я. – Я поднимусь в комнату и подожду его там.

Внезапное появление имеет свои преимущества. Быстро и тихо я поднялся по лестнице и стремительно вошёл в комнату Олни. В самый этот миг женщина скомкала в кулаке листок бумаги и спрятала в карман мехового пальто. Она сделала это инстинктивно. И всё-таки это была любопытная деталь. Она была сильно напугана моим появлением.

– Простите, – начал я, – но я опаздывал на свидание с мистером Олни.

– Он ещё не пришёл, – ответила она, всё ещё не избавившись от испуга. – Я как раз поджидаю его тут.

Это была женщина лет тридцати пяти, с тонким и довольно суровым лицом, с выразительными зеленовато-карими глазами. Но в этих умных глазах я прочёл неуверенность и страх.

– У меня не более как минутный разговор с мистером Олни, – начала она.

– Не беспокойтесь, я могу подождать, пока вы закончите своё дело.

– Вы говорите, что опаздывали?

– Да, – сказал я. – Мы договорились встретиться в полдесятого. Хотите сигарету?

– Спасибо, я не курю.

На этом разговор иссяк. Я закурил сигарету и оглядел комнату. Время от времени я поглядывал на свою соседку.

– Разрешите представиться, – наконец начал я. – Меня зовут Ниланд. Я канадец и только что приехал в ваш город. В поисках работы. Инженер. Я встретился сегодня с мистером Олни на заводе.

– Понятно, – улыбнулась она. – Сколько вам лет? Вы женаты? Чем увлекаетесь?

– С удовольствием удовлетворю ваше любопытство. Мне сорок три. Вдовец, Любимые занятия – рыбная ловля, книги по истории, описания путешествий, картины и не слишком трудная музыка. Вот, пожалуй, и всё.

– Я доктор Бауэрнштерн. У меня практика в Гретли, – сообщила она.

И мы опять замолчали.

– Вряд ли стоит ждать мистера Олни дальше, – сказала она, даже не взглянув на меня.

– Может быть, ему передать что-нибудь, – предложил я. – Я всё-таки собираюсь его дождаться.

– Дело в том… – тут она запнулась, всё так же глядя в сторону. Потом она взглянула на меня в упор своими живыми испуганными глазами. Так, как часто смотрят люди, прежде чем рассказать вам явную небылицу. – Мистер Олни – один из моих пациентов. Вчера я выписала ему рецепт, который можно заменить на лучший, поэтому я и заглянула сюда по пути домой. Вот и всё.

Тут я решил закинуть удочку.

– Вероятно, та бумага, которую вы спрятали в карман при моём появлении, и была тем самым рецептом.

Она и до этого была бледна, но после моих слов побелела как бумага. Впрочем, это продолжалось недолго. Уже через секунду она сделала вид, что оскорблена.

– Когда вы ворвались сюда, – сказала она голосом, который звучал будто издалека, – я как раз читала письмо. И вполне попятно, вы меня испугали…

– Я знаю, но я ведь извинился. И вообще я сожалею, что интересовался вещами, которые меня не касаются. Боюсь, что я был недостаточно вежлив и слишком любопытен.

– Да, – подтвердила она, перед тем как уйти. – Я заметила, что вы очень любопытны. И вовсе не потому, что вы задавали вопросы. У вас беспокойный, нескромный и очень печальный взгляд. И поделом вам. Прощайте.

Прежде чем я нашёлся что ответить, она захлопнула за собой дверь.

Около четверти одиннадцатого я услышал звонок в прихожей и голоса.

Кто-то пришёл. Я осторожно выглянул и увидел полицейского. Я сразу же узнал его. Это был тот самый болван сержант с массивным подбородком, которому я так не понравился на заводе Чатэрза. Он поднимался по лестнице.

Я имел в своём распоряжении не более двух секунд. Было только два выхода: или остаться, в таком случае я не смог бы избежать разговора с ним, или бежать. Если он застанет меня здесь, это покажется ему подозрительным, и тогда полиция не спустит с меня глаз.

Итак, мне оставалось только бежать. Я бросился к окну, занавешенному тяжёлыми шторами, нырнул между ними, открыл створку, ухватился за подоконник, выпрыгнул и тут же услышал крик сержанта наверху. На улице тоже раздавались голоса. Я вскочил на ноги. Свет, падавший из окна, помог мне быстро найти калитку. Я вышел из неё, повернул направо и бросился вниз по переулку. Я был уверен, – что сержант последует за мной в окно. Тут я услышал приближающиеся ко мне навстречу шаги. Было скользко, и я понимал, что от полиции мне не уйти. Я юркнул в первую же подворотню, пробежал по тропинке и через незапертую дверь чёрного хода проник в тёмную комнатушку. Наверное, это была маленькая кухонька.Я не знал, что творится на улице, но было ясно, что выходить в переулок для меня опасно. Лучше остаться здесь возможно дольше или же попытаться улизнуть через парадный вход. Тут только я заметил, что оставил пальто и шляпу в комнате Олни. Навряд ли теперь удастся заполучить их обратно. Разве только в полицейском участке. Конечно, найти меня по этим предметам невозможно: на них не было даже фирменных ярлыков. Два года работы в Отделе кое-чему меня научили. Тем не менее всё это было досадно, и я ругал себя за то, что не предусмотрел такого поворота дела.

К счастью, электрический фонарик я носил во внутреннем кармане пиджака. С его помощью я выбрался из этой грязной кухни, пахнущей крысами и помоями. Дом, в котором я оказался, был как две капли воды похож на дом Олни. Такая же прихожая, лестница… Когда я пробирался вперёд, послышались голоса из-за ближайшей двери. Я прислушался и через минуту без труда узнал один из них. Это был голос комика Джимбола. Он, вероятно, отдыхал после спектакля.

Я постучал и вошёл. Да, это был он. Ещё со следами грима на своём испитом лице, но по-домашнему – без воротничка и галстука. Кроме него, за столом сидела толстушка, одна из танцовщиц и молодой человек. Они, видимо, только что кончили трапезу и сейчас, покуривая сигареты, допивали пиво. В комнате было тепло и стоял такой запах, словно здесь не переставая пили, ели и курили без перерыва в течение последних двадцати лет.

– Мистер Джимбол? – спросил я, поспешно прикрывая за собою дверь.

– Да, это я, – отвечал он без всякого удивления.

– Извините, что я зашёл к вам так запросто, – начал я.

– Ничего, ничего, дружище, – ответил он весело. Вероятно, на отдыхе, после спектаклей, ему даже удовольствие доставляло увидеть новое лицо. – Знакомьтесь. Миссис Джимбол. А это моя дочь со своим мужем. Оба заняты в спектаклях. Ведь вы видели наше представление?

– Да, прошлым вечером, – ответил я с воодушевлением. – Мне ужасно понравилось. Поэтому-то я и зашёл к вам. Меня зовут Робинсон. Я навещал друзей неподалёку отсюда, и они сказали, что вы остановились в этом доме. Я хотел вам задать несколько вопросов. Я позвонил, но никто не вышел, а поскольку на улице холодно и к тому же я слышал ваши голоса, то решил подняться. Надеюсь, вы не возражаете?

Я адресовал свою речь миссис Джимбол очень вежливым тоном, и она была польщена моими словами.

– Пустое. Не стоит извинений, – ответила она. – Очень рада встретиться с вами, мистер Робинсон.

– Значит, говорите, озябли, старина? – спросил Гэс, вставая и отодвигая от стола свой стул. – Видать, придётся снова накрывать на стол, мать. Лори, Додд, а ну-ка помогите матери. Так, говорите, вам понравилось представление, мистер Робинсон?

– Да, очень. Как оно могло не понравиться!

– Да уж понятное дело, – заявил Гэс. – Меня здесь в Гретли любят. Это надо прямо признать.

– За ваше здоровье, мистер Джимбол! – воскликнул я, поднимая стакан пива.

– Спасибо, дружище. Так говорите, вы хотели задать мне какие-то вопросы?

– По сути, дело пустяковое, – сказал я извиняющимся тоном. – Но меня очень заинтересовал один номер программы, и я думал, что вы сможете рассказать мне о нём. Дело в том, что у одного моего друга, канадца французского происхождения, была сестра, знаменитая гимнастка. Мне известно, что несколько лет назад она уехала сюда поступать в водевильную труппу. Так вот. Вчера, когда я увидел мадемуазель Фифин, я подумал: не она ли сестра моего приятеля?

– Ясно, – промолвил Гэс. – Вы не поверите, мы только что говорили о ней.

– На мой взгляд, ничего в этом нет удивительного.

– Мы почти всегда говорим о ней, – сказала Додд.

– А ты помолчи! Или… ступай-ка ты спать, – оборвал её Лори. – Как звали сестру вашего приятеля?

– Элен Мальвуа, – ответил я сразу, вспомнив имя старой девы, которую я когда-то встречал в Квебеке.

– Нет, это не она, – заявил Гэс серьёзным и важным тоном, видимо, наслаждаясь значительностью собственной персоны. – Мне случайно известно, что настоящее имя Фифин – Сюзанна Шиндлер. Да, Сюзанна Шиндлер, – повторил он снова. – Она родом из Страсбурга. Это мне достоверно известно.

– В таком случае она не та, кого я ищу, – ответил я. – И тем не менее ваша акробатка удивительно похожа на сестру моего канадского приятеля. Та тоже была великолепной артисткой.

– Да, артистка она превосходная, – сказал Гэс, между тем как трое остальных обменялись понимающими взглядами. – Хорошо обдумывает свои номера и подаёт их с большим мастерством. В то же время, знаете ли, очень странная особа. Очень странная!

– Странная? Да она ненормальная! – закричала Додд. Вы только вспомните, как она до смерти напугала двух бедных хористок, когда они случайно вошли к ней в уборную в Сандерланде.

– Я всегда это говорила, – вставила миссис Джимбол, казавшаяся на взгляд не очень интересной собеседницей. – Не правда ли, Гэс? Я же их предупреждала, что от неё хлопот не оберёшься. Я не имею в виду попойки или там мужчин…

– Насчёт мужчин я не очень уверен, – заметил Лори, – хотя, судя по тем нескольким, которых я видел с ней, у неё довольно странный вкус.

– Какие там мужчины! – решительно вмешалась Додд. – Спросите Розу или Филлис. Они вам расскажут.

– А ну хватит! – отрезал Гэс. – А то ещё мистер Робинсон плохо подумает о нашей труппе. Нет, она очень странная артистка. Потому что я их немало перевидел на своём веку. Начнём с того, что она не заводит друзей. Можно работать с ней месяцами и не обмолвиться и с словечком. Разве что она пожалуется на реквизит.

– Быть может, оттого, что она не очень-то владеет английским, – предположил я.

– Уж эти мне иностранки! – бросила миссис Гэс с отвращением. – Пальцем бы до них не дотронулась. Право! Такие грязнухи!

 Минутку, – остановил её Лори, – уж Фифин никак нельзя назвать грязнухой.

– С виду они, может быть, и не грязны, но души у них чёрные, – отрубила миссис Гэс.

– Ты, мать, сама не знаешь, о чём толкуешь, – сказал Гэс, шлёпнув её по необъятному бедру. – А сейчас все замолчите и дайте мне вставить хоть слово. Конечно, всё это хорошо, да я встречал таких, что и двух слов не скажут, а заговорят тебя до смерти. Нет в ней дружелюбия, вот что я скажу. Не компанейский она человек, да и работой она не очень-то интересуется. Вы не подумайте, мистер Робинсон, что я жалуюсь. Она имеет большой успех у публики. Да вы и сами вчера видели. И всё-таки верьте не верьте, а она может куда лучше…

– Как так? – совершенно искренне удивился я.

– Ну, представление вам знакомо. Она заставляет публику считать свои трюки. Разумеется, это неплохо придумано. Так вот. Каждый вечер я стою за кулисами и слышу, как они считают. И вот стал я подмечать… Видите ли, она могла бы повторять свои трюки большее количество раз, если бы работала в полную силу. Иной вечер она повторяет трюк всего четыре–пять раз. А я уверен, что ей не представляет труда сделать его раз пятнадцать–двадцать. И главное, так идёт из представления в представление. Вы меня понимаете, мистер Робинсон?

С серьёзным видом я ответил, что понимаю.

Тут нас ожидал сюрприз со стороны Додд.

– А я знаю, почему она каждый раз меняет число трюков, – начала она.

 И вовсе не каждый раз, – заявил Лори. – Иногда один и тот же счёт держится несколько представлений подряд. Я знаю, потому что нарочно следил за счётом.

– Выходит, ты пялил глаза на её толстые ноги? – хмуро спросила Додд. – Она меняет счёт, потому что верит в приметы. Она однажды сама сказала нам с Филлис. Ужасно суеверная. Всё время сидит в своей уборной и гадает на картах. И только себе, а нам ни за что не погадает. Ненормальная, и всё тут! И давайте перестанем о ней говорить.

– С чего бы это? – воскликнула миссис Гэс, посмотрев на дочь сердито. – Тебе не интересно, так, может, другим интересно.

– А какие мужчины её навещают? – спросил я.

– Я помню двух–трёх. Ничего особенного. Насколько помнится, все пожилые. Самые обычные люди.

– Те, которых я с ней видел, – вступил в разговор Лори, – не похожи на ухажёров. Вы понимаете, о чём я говорю? Я видел их пару раз в ресторанах. Они даже за руки не держались.

– Не все похожи на тебя, – уколола его Додд, которая была одной из тех жён, что считают своим долгом то и дело унижать своих мужей на людях.

– Ты знаешь, что я имею в виду! – сердито закричал Лори. – Я имел в виду, что это совсем не похоже на ухаживание. Больше смахивает на бизнес, хотя одному богу известно, что это может быть за бизнес.