Текст книги "С Барнаби Бракетом случилось ужасное"

Автор книги: Джон Бойн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Джон Бойн
С Барнаби Бракетом случилось ужасное

ДЖОН БОЙНродился в Ирландии в 1971 году. Для юных читателей он сочинил два романа – «Мальчик в полосатой пижаме» и еще один, который на русском языке пока не вышел. А кроме того, написал семь романов для взрослых. Его книжки перевели на сорок с лишним языков.

www . johnboyne . com

www . facebook . com / john . boyne 1

Посвящается Филипу Арда

Глава 1
Совершенно обычная семья

Это история про Барнаби Бракета, а чтобы понять Барнаби, нужно сперва понять его родителей. Эти два человека так боялись всех, кто на них не похож, что совершили ужасное дело – с кошмарными последствиями для всех, кого они любили.

Начнем с папы Барнаби – Элистера. Он считал себя совершенно обычным. Жил обычной жизнью в обычном доме, который стоял в обычном районе, где папа обычно занимался своими обычными делами. И жена у него была обычная, и двое их детей.

Элистера очень раздражали необычные субъекты – или же такие, кто выделывается на людях. Если он ехал в метро и рядом громко разговаривала компания подростков, он дожидался следующей станции, выскакивал из вагона и пересаживался в другой, пока двери не закрылись. Если ужинал в ресторане – в обычном, потому что в новые и причудливые, где меню читать трудно, а еда сбивает с толку, он не ходил, – так вот, в обычном ресторане он злился, когда официанты запевали «С днем рожденья тебя» какому-нибудь посетителю, жаждавшему внимания к своей персоне, и считал, что вечер у него испорчен.

Работал он стряпчим в фирме «Хлоппот и Нафигг», в великолепнейшем городе на свете – Сиднее, Австралия. Занимался он там завещаниями – работа довольно мрачная, но его она полностью устраивала. В конце концов, загодя писать завещание – совершенно обычное дело. В этом нет ничего необычного. Заходя к нему в кабинет, клиенты часто нервничали: оказывалось, что писать завещание бывает трудно и как-то расстраивает.

– Не расстраивайтесь, пожалуйста, – обычно говорил в таких случаях Элистер. – Умирать – дело совершенно обычное. Настанет день, и нам всем придется. Представьте, какой был бы ужас, если б нам пришлось жить вечно! Планета просто не выдержит лишней тяжести.

При этом нельзя сказать, что Элистера очень заботило, как пойдут дела у планеты, – ему было все равно. Это волнует только хиппи и этих, которые за «новый век».

Есть такие люди – особенно на Дальнем Востоке, – которые верят, что каждый из нас (и вы тоже) – это половинка пары, разлученной еще до рождения в нашей огромной и очень сложной вселенной. Всю жизнь, считают они, мы ищем себе такую отнятую душу, чтобы снова стать целыми. А пока этот день не настанет, нам как-то не по себе. Иногда целым становишься, встретив такого человека, кто на первый взгляд – полная твоя противоположность. Любитель искусства и поэзии, к примеру, может влюбиться в женщину, которая днями напролет возится в двигателях, и руки у нее по локоть в машинном масле. А даму, которая правильно питается и увлекается спортом, может привлечь мужчина, для которого нет ничего лучше, чем смотреть этот самый спорт по телевизору, сидя дома в уютном кресле с банкой пива в одной руке и бутербродом в другой. Всякое же, в конце концов, бывает. Однако Элистер Бракет всегда знал, что нипочем не станет делить свою жизнь с тем, кто не так обычен, как он, пусть даже это само по себе дело обычное.

Что приводит нас к маме Барнаби – Элинор.

Элинор Буллингем выросла в Бикон-Хилле – в домике, смотревшем на северные пляжи Сиднея. У родителей она всегда была зеницей ока, потому что, спору нет, лучше нее в округе себя не вела ни одна девочка. Элинор никогда не переходила через дорогу, пока на светофоре не возникал зеленый человечек, даже если никаких машин вокруг. В автобусе всегда уступала место старичкам, даже если там было полно свободных мест. Она вообще росла до того воспитанной девочкой, что когда ее бабушка Элспет умерла и оставила ей в наследство свою коллекцию старинных носовых платков – сто штук, и на всех аккуратно вышиты ее инициалы ЭБ, – Элинор твердо решила, что когда-нибудь выйдет замуж только за человека, у которого фамилия тоже будет начинаться на букву Б, чтобы наследство не пропало зря.

Как и Элистер, она со временем стала стряпчим и занималась недвижимостью; если у нее спрашивали, она отвечала, что это до ужаса интересно.

На работу в фирму «Хлоппот и Нафигг» она устроилась почти через год после своего будущего мужа – и поначалу, осмотревшись в конторе, как-то разочаровалась: она увидела, до чего непрофессионально ведут себя многие молодые мужчины и женщины, которые там работали.

Очень мало кто держал свои рабочие столы хоть сколько-то в порядке. Все они были заставлены фотографиями родственников, домашних животных или того хуже – портретами знаменитостей. Мужчины громко разговаривали по телефону и рвали в клочки свои картонные стаканчики из-под кофе – от этого возникал некрасивый беспорядок, который потом кому-то приходилось убирать. А женщины, казалось, целыми днями только едят – они покупали яркие разноцветные пакетики сладостей у разносчика с тележкой, который ездил по конторе каждые несколько часов. Да, по нынешним меркам это было вполне обычное поведение, но все равно – не обычнообычное.

У Элинор уже началась вторая неделя на работе, и однажды она отправилась по лестнице наверх через два этажа – отнести коллеге в другой отдел документ огромной важности: он был нужен там незамедлительно, иначе весь мир перестанет вращаться. Открывая дверь, Элинор изо всех сил решила, что не станет обращать внимания на грязь и беспорядок, которые ее там наверняка поджидают, иначе пришлось бы расстаться с завтраком. Но, к своему удивлению, увидела в кабинете такое – или такого, – от чего – или кого – сердце у нее весьма неожиданно скакнуло; так младенец газели впервые удачно перепрыгивает ручей.

За угловым столом сидел весьма удалой молодой человек в костюме в узкую полоску и с безупречным пробором в прическе. Перед ним высилась ровная стопка бумаг, все разделены по темам цветными закладками. В отличие от животных, работавших вокруг, которых и к лотку-то не приучили толком, стол у него был аккуратен: ручки и карандаши собраны вместе в простом стаканчике для хранения, а документы разложены очень деловито. Он с ними работал, и рядом нигде было не видать ни единого портрета ребенка, собачки или знаменитости.

– Вон тот молодой человек? – спросила Элинор у девушки, сидевшей к ней ближе всех. Та совала в рот банановую булочку с орехами, а крошки падали на клавиатуру компьютера и навсегда терялись между клавишами. – Тот, что в углу? Как его зовут?

– Вы про Элистера? – переспросила девушка, зубами чистя обертку булочки с изнанки, чтобы не осталось ни мазка липкой ирисочной начинки. – Самого скучного человека во вселенной?

– Как его фамилия? – с надеждой спросила Элинор.

– Бракет. Паршивая, правда?

– Идеальная, – ответила Элинор.

Так они и поженились. Обычное дело – особенно после того, как вместе сходили в театр (три раза), в местное кафе-мороженое (дважды), в танцзал (только раз; им там не очень понравилось – слишком много трясутся, слишком громко играет этот противный рок-н-ролл) и на весь день съездили в луна-парк, где фотографировались и приятно беседовали, пока солнце не начало заходить, а гигантское лицо клоуна с огоньками не стало выглядеть жутче обычного.

Ровно через год после счастливого события Элистер и Элинор, ныне жившие в обычном доме в Киррибилли, на Нижнем Северном Берегу, произвели на свет своего первого ребенка – Генри. Он родился утром в понедельник, едва часы пробили девять, весил ровно семь фунтов, и роды прошли быстро; он вежливо улыбнулся врачу, который его принимал. Рожая, Элинор не кричала и не плакала – в отличие от тех вульгарных мамаш, чьи выходки что ни вечер отравляли телевизионный эфир. Вообще это деторождение прошло крайне учтиво, упорядоченно и воспитанно и никому не создало никаких неудобств.

Как и родители, Генри был очень послушным ребенком – сосал бутылочку, когда давали, ел все, а если пачкал подгузник, сам приходил в полный ужас. Рос он тоже с обычной скоростью: к двум годам научился разговаривать, а еще через год уже понимал все буквы азбуки. В четыре года воспитательница в его детском садике сказала Элистеру и Элинор, что ей нечего им сообщить об их сыне – ни плохого, ни хорошего. Он со всех сторон совершенно обычен; в награду родители по пути домой в тот день купили мальчику мороженое. Ванильное, само собой.

Их второе дитя – Мелани – родилось три года спустя во вторник. Как и брат, девочка не создавала никаких хлопот ни для нянечек, ни для воспитателей, и к ее четвертому дню рождения, когда родители уже предвкушали появление следующего ребенка, она обычно читала у себя в комнате или играла в куклы. В общем, никак не отличалась от всех остальных детей, что жили на их улице.

Никаких сомнений: семейство Бракет просто-напросто было самой обычной семьей в Новом Южном Уэльсе, если не во всей Австралии.

А потом у них родился третий ребенок.

Барнаби Бракет явился в этот мир в пятницу – в полночь, что для Элинор уже было скверно: ей очень не хотелось задерживать врача и медсестру, пусть лягут спать вовремя.

– Примите мои извинения, – сказала она, обильно потея, отчего ей тоже было неловко. Рожая Генри и Мелани, она не потела ни секунды, а только мягко сияла, словно перегорающая сороковаттная лампочка.

– Все в порядке, миссис Бракет, – ответил ей доктор Сноу. – Дети рождаются когда рождаются. Этим мы никак не можем управлять.

– Но все равно невежливо, – сказала Элинор и очень громко заорала: то Барнаби решил, что настает его миг. – Ох, батюшки, – добавила она, покраснев лицом от всех этих трудов.

– Волноваться вам совершенно не из-за чего, – стоял на своем доктор, изготовившись ловить скользкого младенца; так регбист снова выходит на поле – одной ногой крепко упирается в траву позади, другая впереди и полусогнута, руки подставлены ловить мяч, который ему кинут.

Элинор опять завопила, потом откинулась назад, удивленно пытаясь отдышаться. Все тело ей давило изнутри, и она не знала, сколько еще этого напряжения она сможет выдержать.

– Тужьтесь, миссис Бракет! – велел доктор Сноу, и Элинор заорала в третий раз, заставляя себя поднатужиться изо всех сил.

Меж тем медсестра положила ей на голову холодный компресс. Но Элинор это никак не утешило – она громко взвыла, а потом произнесла слово, которого никогда в жизни не произносила и считала крайне оскорбительным, если кто-то употреблял его на работе. Короткое слово. Один слог. Но оно, похоже, выражало все, что она чувствовала в этот самый миг.

– Вот так так! – бодро вскричал доктор Сноу. – Идет, идет! Раз, два, три – и поднатужимся посильней, а? Раз…

Элинор сделала вдох.

– Два…

Элинор ахнула.

– Три!

И тут же – прекрасное облегчение и детский плач. Элинор вся обмякла и застонала: хорошо, что эта пытка закончилась.

– Ох и ничего себе… – мгновение спустя произнес доктор Сноу, и Элинор удивленно оторвала голову от подушки.

– Что случилось? – спросила она.

– Необычайнейшая штука, – ответил доктор.

Элинор села, хотя у нее все болело, чтобы получше рассмотреть младенца, вызвавшего такую необычную реакцию.

– Но где же он? – спросила она, потому что на руках доктор Сноу его отнюдь не держал, да и в ногах кровати младенца не было. И тут же заметила, что ни доктор, ни медсестра на нее уже не смотрят, а уставились, разинув рты, на потолок. Младенец – еесобственный младенец – прижимался там к белым прямоугольным плиткам и смотрел на них сверху вниз с нахальной улыбкой.

– Там, – изумленно ответил доктор Сноу, и это была правда. Ребенок действительно был там. Поскольку Барнаби Бракет, третий ребенок самой обычной семьи, что только жила в Южном полушарии, едва родившись, уже доказал, что он какой угодно, только не обычный. Он отказался повиноваться самому основному правилу на свете.

Закону всемирного тяготения.

Глава 2
Матрас на потолке

Барнаби выписали из роддома через три дня и привезли домой знакомиться с Генри и Мелани.

– Ваш брат немного отличается от всех нас, – сказал им Элистер за завтраком в то утро. Он очень тщательно выбирал слова. – Я уверен, что это временно, однако все равно тревожит. Только не надо на него таращиться, хорошо? Если он решит, что вы обращаете на него внимание, он и потом не прекратит своих глупостей.

Дети удивленно переглянулись: о чем это папа вообще говорит?

– У него две головы? – спросил Генри, протянув руку за джемом. По утрам ему нравилось мазать джемом тосты. А вот по вечерам – нет: на ужин он предпочитал клубничное варенье.

– Нет, конечно же, двух голов у него нет, – раздраженно ответил Элистер. – У кого на свете вообще бывает две головы?

– У двуглавого чудища морского, – сказал Генри, недавно читавший книжку про двуглавое морское чудище по имени Орко, которое бесчинствовало в Индийском океане.

– Могу тебя заверить, что твой брат – никакое не морское двуглавое чудище, – сказал Элистер.

– А хвостик у него есть? – спросила Мелани, собрав пустые миски и аккуратно складывая их в мойку. Семейный пес – Капитан У. Э. Джонз, [1]1
  Пса назвали в честь английского летчика Первой мировой войны и автора приключенческих книг для детей Уильяма Эрла Джонза (1893–1968). – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть]животное неопределенной породы и неведомого происхождения – при слове «хвостик» задрал голову и принялся гоняться по всей кухне за своим; он кружил и кружил, пока не упал и не остался лежать на полу, тяжело дыша, в полном восторге от самого себя.

– С какой это стати у младенца должен быть хвостик? – вздохнув поглубже, спросил Элистер. – Честное слово, дети, у вас воображение разыгралось. Даже не знаю, где вы это все берете. Ни у вашей мамы, ни у меня никакого воображения нету, и мы вас совершенно точно воспитывали без него.

– А мне бы хотелось хвостик, – задумчиво произнес Генри.

– А я бы хотела стать двуглавым чудищем морским, – сказала Мелани.

– Ну так у тебя его нет, – рявкнул Элистер, сердито посмотрев на сына. – И ты не оно, – добавил он, ткнув пальцем в дочь. – Поэтому давайте-ка вы опять станете обычными детьми и приведете здесь все в порядок, чтобы комар носа не подточил, договорились? Мы ждем гостя, не забывайте.

– Ну он уж точно никакой не гость, – нахмурился Генри. – Он наш младший братик.

– Да, разумеется, – сказал Элистер после крохотной паузы.

Прошло чуть больше часа, и в такси к дому подъехала Элинор. В руках она держала беспокойного Барнаби.

– Шустрый какой у вас детка, – сказал таксист, выключая двигатель, но Элинор не ответила. Ей не нравилось заводить разговоры с чужими людьми – особенно с теми, кто работает в сфере услуг. В щель между передними сиденьями завалилась ее сумочка, и только она потянулась ее достать, младенец вспорхнул у нее с коленей, проплыл по воздуху и ударился головой о потолок такси.

– Уа, – булькнул Барнаби Бракет.

– Вы бы покрепче парня держали, – заметил таксист, глядя на пассажиров как человек, все повидавший в жизни. – Неровен час удерет, если не побережетесь.

– Тридцать долларов, не так ли? – уточнила Элинор, протягивая ему двадцатку и десятку, а сама поняла: так и есть, удрать он может. Если она не будет осторожна.

Элинор зашла домой, и дети бросились к ней здороваться, а в возбуждении своем чуть не сбили ее с ног.

– Он же такой маленький, – удивленно сказал Генри. (По крайней мере, в этом отношении Барнаби был совершенно обычен.)

– И пахнет вкусно, – сказала Мелани, хорошенько его обнюхав. – Как смесь мороженого с кленовым сиропом. Как его вообще зовут?

– Можно, мы будем звать его Джим Хокинс? [2]2
  Главный герой и рассказчик в приключенческом романе шотландского писателя Роберта Льюиса Стивенсона (1850–1894) «Остров сокровищ» (1883).


[Закрыть] – спросил Генри, который донельзя полюбил книжки с приключениями.

– Или Петер-козопас? [3]3
  Герой детской повести «Хайди» (1880) швейцарской писательницы Йоханны Шпири (1827–1901).


[Закрыть] – спросила Мелани, всегда шедшая по стопам старшего брата.

– Его зовут Барнаби, – ответил Элистер. Он тоже вышел к дверям и теперь целовал жену в щеку. – В честь вашего дедушки. И дедушки вашего дедушки.

– Можно подержать? – спросила Мелани и вытянула руки к младенцу.

– Пока не стоит, – ответила Элинор.

– А мнеможно? – спросил Генри, у которого руки были длиннее, чем у сестры, и он был на три года старше.

– Барнаби никто держать не будет, – отрезала Элинор. – Никто, кроме вашего папы и меня. Во всяком случае – пока.

– Я бы и сейчас держать его не стал, если ты не против, – сказал Элистер, глядя на своего сына так, словно тот сбежал из зоопарка и его следует туда вернуть, пока он не испортил им мягкую мебель.

– Ты ведь тоже за него отвечаешь, – резко сказала Элинор. – Не думай, будто я стану одна заботиться об этом… этом…

– Ребенке? – подсказала Мелани.

– Да, полагаю, это слово ничем не хуже других. Не думай, что я стану заботиться об этом ребенке одна, Элистер.

– Я, разумеется, рад буду помочь, – сказал тот, отводя взгляд. – Но ты ж его мать.

– А ты – отец.

– Но он же к тебе, похоже, привык. Погляди на него.

Элистер и Элинор посмотрели в лицо Барнаби, и тот им улыбнулся, радостно замахал ручками и ножками, однако родители в ответ ему улыбаться не стали. Генри и Мелани удивленно переглянулись. Они не привыкли к тому, что их родители так грубо разговаривают друг с другом. Дети достали подарок, который купили днем раньше на те деньги, которые вместе откладывали.

– Это для Барнаби, – сказала Мелани, протягивая сверток маме. – Добро пожаловать в нашу семью. – В руках у нее была маленькая шкатулка, завернутая в праздничную бумагу, и сердце Элинор чуть-чуть дрогнуло: они так рады маленькому братику. Она протянула за подарком руку, но взять не успела: Барнаби опять плавно полетел вверх. С него на пол соскользнуло одеяльце, а сам он долетел до потолка – тот располагался гораздо выше, чем в кабине такси. И был гораздо жестче для головы.

– Уа, – вякнул Барнаби Бракет, растянувшись на нем всем телом. Он смотрел на свою семью сверху, и лицо у него теперь было решительно недовольное.

– Ох, Элистер! – воскликнула Элинор, в отчаянии всплеснув руками. А Генри и Мелани ничего не сказали – они просто вытаращились, разинув рты, с немалым изумлением на лицах.

Появился Капитан У. Э. Джонз – он зевал, потому что его разбудили. Посмотрел на ту семью, которая его кормила, купала и держала в неволе, а потом перевел взгляд туда, куда смотрели дети, и увидел на потолке Барнаби. Его хвост тут же яростно завилял, а сам он загавкал. «Гав! – гавкал он. – Гав! Гав! Гав!»

Чуть погодя – хотя и не совсем сразу, как этого можно было ожидать, – Элистер залез на стул достать сына. Теперь за него отвечал он, потому что Элинор отправилась в постель с чашкой горячего молока и головной болью. С неохотой он дал Барнаби бутылочку, затем сменил ему подгузник, но едва подсунул ему под попу свежий, как Барнаби решил сходить по-маленькому еще разок – и в воздух идеальной аркой взметнулась золотая струйка. Наконец Элистер уложил ребенка в колыбельку, а сверху пристегнул ремешками от рюкзака Генри, чтобы младенец не взлетел снова. В конце концов Барнаби уснул, и ему, вероятно, снилось что-то смешное.

– Мелани, следи за своим братом, – сказал Элистер, усаживая девочку с ним рядом. – Генри, пойдем, пожалуйста, со мной.

Отец с сыном прошли через сад к соседу и постучали в дверь.

– Чего надо, Бракет? – спросил угрюмый старик мистер Коуди, извлекая из передних зубов крошку табака. Затем он щелчком отправил ее на землю им прямо под ноги.

– Позаимствовать у вас фургон, – объяснил Элистер. – И трейлер с ним вместе. Всего на часок-другой, больше не нужно. И мы, разумеется, заплатим за бензин.

Им разрешили, и Элистер с Генри поехали по мосту через Сиднейскую гавань в город, а там добрались до универсального магазина на Маркет-стрит, где и купили три огромных матраса. Каждый был рассчитан на двуспальную кровать. Еще они приобрели коробку двенадцатидюймовых гвоздей и молоток. Вернувшись домой, они затащили матрасы в гостиную, где Мелани сидела ровно там же, где ее оставили, и не спускала глаз со своего младшего брата.

– Как он? – спросил Элистер. – Без хлопот?

– Без, – кивнула Мелани. – Спал все время.

– Хорошо. Теперь отнеси его на кухню, будь умницей. А мне тут надо кое-что сделать.

Из сарая во дворе Элистер принес две стремянки и поставил их в разных концах гостиной, после чего на одну влез сам, держа матрас за левый край, а на другую стремянку залез Генри – он держал матрас за правый.

– Теперь держи ровно, – сказал сыну Элистер.

Из нагрудного кармана он достал первый длинный гвоздь и молотком приколотил угол матраса к потолку. Гвоздь вошел довольно легко – туго было лишь пробивать половицы комнаты этажом выше. Но все равно времени это заняло немного.

– А сейчас другой угол, – сказал Элистер, передвинув стремянку и приколотив на место следующую часть матраса.

Так он трудился около часа и всего израсходовал двадцать четыре гвоздя. А когда закончил, ранее белый потолок превратился в плисовую цветочную поляну средней жесткости «Беллиссимо» из магазина «Дэйвид Джоунз».

– Что скажешь? – спросил сверху Элистер у сына, рассчитывая на одобрение.

– Необычно, – ответил Генри, чуть подумав.

– Не поспоришь, – согласился его отец.

От всего этого грохота Барнаби уже проснулся и неразборчиво забулькал из колыбельки, а Мелани принялась щекотать ему ручки, шейку и вообще всячески ему досаждать. У Элинор голова болеть тоже не перестала, и она спустилась разузнать, что это за адский грохот тут стоит. Увидев, что ее муж сделал с потолком гостиной, она уставилась на него, на миг лишившись дара речи. Неужели все в этом доме окончательно спятили?

– Что это за?.. – спросила она, с трудом подыскивая слова, но Элистер ей просто улыбнулся и вынес в центр комнаты колыбель. Затем расстегнул ремешки, и младенец снова взлетел кверху. Только теперь головой он не ударился и не сказал «Уа». Посадка на потолок прошла намного мягче, и он, похоже, остался этим очень доволен – так и лежал снизу на матрасе, играл с пальчиками на руках, изучал пальчики на ногах.

– Получилось, – сказал довольный Элистер, повернувшись к жене. Он рассчитывал, что она будет довольна тем, что он сделал, но Элинор – женщина совершенно обычная – пришла в ужас.

– Выглядит смехотворно! – воскликнула она.

– Но это же ненадолго, – сказал Элистер. – До тех пор, пока он не угомонится, вот и все.

– А если он никогда не угомонится? Мы же не можем оставить его там насовсем.

– Поверь мне, рано или поздно ему надоест эдак парить в воздухе, – стоял на своем Элистер. Он пытался смотреть на вещи оптимистично, хотя никакой особой надежды при этом не чувствовал. – Подожди, сама увидишь. Но до тех пор нельзя давать ему биться головой всякий раз, когда он будет от нас упархивать. Он себе мозги повредит.

Элинор на это ничего не ответила – она предалась унынию. Легла на диван и стала смотреть вверх на сына, зависшего в одиннадцати футах у нее над головой. Что же она такого натворила, за что ей это ужасное несчастье? В конце концов, она совершенно обычная женщина. Таким не полагаются летучие младенцы.

Тем временем Элистер и Генри занимались своим делом и дальше. Второй матрас они прикрепили к потолку в кухне – прямо над тем местом, где будет стоять колыбелька Барнаби, а третий – в их с Элинор спальне, где он будет спать по ночам у себя в кроватке.

– Готово, – сообщил Элистер, спустившись в гостиную. Элинор по-прежнему лежала на диване, а Мелани сидела рядом на полу и в семнадцатый раз читала «Хайди». – Где Барнаби?

Мелани показала пальцем наверх, но не произнесла ни слова: она не отрывалась от книжки. Сейчас говорил Козопас Петер, и ей не хотелось упустить ни единого слога. Мальчик этот был мудр не по годам.

– Ах да, – сказал Элистер и нахмурился: что же ему делать дальше? – Считаешь, стоит оставлять его там на весь день?

Мелани читала дальше, пока не дошла до конца особенно длинного абзаца, после чего взяла закладку. Аккуратно поместила ее между страницами 104 и 105, а книжку отложила на подушку рядом с Элинор. Затем посмотрела папе в глаза.

– Ты спрашиваешь меня, стоит ли нам оставлять Барнаби на потолке нашей гостиной на весь день, – уточнила она бесстрастно.

– Да, верно, – подтвердил Элистер, не в силах встречаться с дочерью взглядом.

– Барнаби, – повторила та. – Которому всего несколько дней. Ты хочешь знать, считаю ли я, что его стоит оставлять наверху.

Повисла долгая пауза.

– Мне не нравится твой тон, – произнес в конечном итоге Элистер. Говорил он тихо и как-то стыдливо.

– Ответ на твой вопрос – нет. Нет, я не считаю, что его стоит оставлять там вот так.

– Ну что ж, – сказал Элистер, берясь за стул, чтобы забрать мальчика с потолка. – Так бы сразу и сказала.

Тут в дверь к ним позвонили. Пришел сосед мистер Коуди – он так и не дождался ключей от своего фургона и потому запросто явился за ними, нимало при этом не смущаясь. Элистер сунул Барнаби обратно в колыбельку, но забыл про ремешки, и через секунду мальчик снова оказался на потолке и удобно лежал на матрасе.

Мистер Коуди, проживший долгую жизнь – он воевал в двух мировых войнах, жал руку самому Руалу Далу [4]4
  Руал Дал (1916–1990) – английский военный летчик и писатель, известный своими повестями и рассказами для детей.


[Закрыть]и за семь десятилетий вообще много чего повидал (кое-что из этого он понял, а кое-чего и нет), – поднял голову и склонил ее набок. Одной рукой почесал подбородок и медленно провел языком по губам – сперва по верхней, затем по нижней. Наконец, качая головой, повернулся к Элинор.

– Вот это вот у вас – необычно, – произнес он, и тут Элинор залилась слезами и убежала наверх, где рухнула на кровать, вознамерившись не открывать глаз, чтобы не видеть этого чудовищного кошмара – третьего цветастого матраса, прибитого к потолку.