Текст книги "С Барнаби Бракетом случилось ужасное"

Автор книги: Джон Бойн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Хотя поначалу им было страшно, – сказала Элинор, подходя ближе к Барнаби, – со временем они стали понимать, что всему есть причина. Это, знаешь, очень даже возможно – уплыть в неведомый мир и найти там счастье. Может, даже больше счастья, чем тебе довелось узнать прежде.

Барнаби смотрел на море и ничего не отвечал. У него урчало в животе, и он хотел спросить у мамы, не купят ли они мороженого в фургончике на перекрестке в парке, – и тут неожиданно услышал треск, а за ним – тихое «шшшш». Так шипит змея, когда собирается напасть.

Треск раздался потому, что Элинор ножницами прорезала дырку в днище рюкзака с песком.

А шипел этот песок, который стал медленно высыпаться, и на земле начала расти пирамидка.

Барнаби смотрел под ноги и ничего не понимал. Потом перевел взгляд на маму – та качала головой, а глаза отводила.

– Прости меня, Барнаби, – сказала она. – Но это к лучшему. Там прекрасный мир. Ты можешь в нем стать таким же первым поселенцем. И где-нибудь ты найдешь счастье, я в этом уверена.

Барнаби тихо ахнул. Песок сыпался и сыпался – словно в песочном таймере для варки яиц. Капитан У. Э. Джонз подскочил к кучке, сунул в нее нос, а потом в панике поглядел на своего хозяина. Ноги мальчика начали отрываться от земли.

– Мам! – закричал Барнаби. – Мама! Помоги! Я поднимаюсь! Капитан У. Э. Джонз, помоги мне!

– Прости, Барнаби, – повторила Элинор, и голос у нее осекся. – Мне правда очень жалко.

Капитан У. Э. Джонз гавкнул и забегал кругами, затем подпрыгнул, стараясь зубами вцепиться хозяину в ногу и удержать его, но было слишком поздно – песок почти весь высыпался, а Барнаби взлетал все выше и выше.

– Мам! – крикнул он в последний раз, поднявшись чуть выше деревьев. – Помоги! Прости меня! Я постараюсь больше не улетать!

– Слишком поздно, Барнаби! – воскликнула Элинор и замахала ему на прощанье рукой. – Теперь сам следи за собой!

А через минуту он уже поднялся так высоко, что и слышать ее перестал. Его мама, собака и великолепный город Сидней исчезали где-то внизу, матрас его больше не останавливал, и Барнаби Бракет просто улетал все выше и выше, не зная, что будет с ним дальше.

Глава 7
Подлетая с северо-запада

Барнаби закрыл глаза – ему больше не хотелось смотреть, как внизу исчезает земля. Голова у него не кружилась, как у Стивена Хебдена, но все равно, чем выше он поднимался, тем страшнее ему становилось.

Когда же Барнаби наконец осмелился снова их открыть, он увидел – вокруг собралась стайка розовых какаду. Они смотрели на него как-то нетерпеливо. Им явно не нравилось, что в их воздушное пространство вторгся восьмилетний мальчик. Птицы немного его поклевали, потопорщили перья у него под самым носом, но полетели дальше совсем немного погодя, а Барнаби остался подниматься еще выше. Посмотрел налево и с радостью заметил в воздухе еще что-то – может, другое живое существо; оно летело издали и чуть выше, но неуклонно приближалось к нему. Барнаби смотрел и смотрел на него и вскоре рассмотрел: то было вовсе не живое существо, а корзина. К ней сверху крепился громадный воздушный шар, а под ним горел большой факел. Так вся эта конструкция и держалась в воздухе.

– Помогите! – закричал Барнаби, размахивая руками. Правда, от этого он стал подниматься еще быстрее. – Я здесь!

Воздушный шар подлетал с северо-запада все ближе, и вскоре стало ясно, что если Барнаби все верно рассчитает, то окажется прямо под ним в том миг, когда они встретятся в воздухе. Он замахал руками и задергал ногами, как глубоководный ныряльщик, который старается выплыть на поверхность океана. Потом немного притормозил, не отрывая глаз от шара.

Через несколько минут корзина оказалась почти что у него над головой, и Барнаби опять замахал руками и поднялся еще на несколько футов. И стукнулся головой о днище корзины.

– Уа, – сказал он.

– Кто там? – раздался изнутри корзины голос – женский, причем пожилой.

– Помогите мне, пожалуйста! – закричал Барнаби. – Вы можете втащить меня в корзину?

– Небеса обетованные! – произнес другой голос – тоже женский и такой же пожилой. – Да это маленький мальчик. Этел, притащи-ка мне рыболовный сачок.

Из корзины высунулся крепкий серебристый шест с обручем и сеткой на конце, зачерпнул Барнаби из воздуха, втащил и опрокинул на дно корзины. Барнаби тут же поплыл наверх, к огню.

– Прошу вас! – закричал он. – Привяжите меня к борту. Иначе я сгорю заживо.

– Царю небесный! – в один голос воскликнули две женщины, схватили его за руки и делали все, как он велел. Как только его надежно привязали, обе изумленно воззрились на него – и тут же его узнали.

– Я тебя знаю, – сказала первая женщина, которую звали Марджори. Морщинистым пальцем она чуть не ткнула его в самый нос. – Я тебя на прошлой неделе в новостях видела. Ты миллионный человек, который залез на Сиднейский мост.

– Вообще-то десятимиллионный, – поправил ее Барнаби.

– Кто он такой? – спросила Этел. У обеих женщин прически напоминали вороньи гнезда: волосам не давало разлетаться множество вязальных спиц и палочек для еды. – Кто, ты говоришь, он такой, Марджори?

– Сама помнишь, дорогая. Мы видели его по телевизору, когда только прилетели. Он со своими школьными друзьями залез на мост и поставил какой-то рекорд. Все ужасно радовались. А потом выяснилось, что он все время улетает. Очень странное это дело.

– Ах, тотмальчик, – сообразила Этел, вглядываясь в Барнаби. – Это и вправду ты?

– Да, то был я, – признался он.

– Но здесь ты что делаешь? Нам, знаешь, нечасто приходится мальчиков из воздуха вылавливать. Вообще-то с нами такое впервые.

– Это уже второй раз, Этел, – сказала Марджори. – Ты забыла человека-пушечное ядро над Барселоной.

– Ах да, конечно. Но тот как бы сам свалился к нам в корзину, нет? Нам не пришлось его ловить сачком.

Барнаби открыл было рот, но подумал, что маме неприятностей и без того хватит.

– Я вообще-то сам виноват, – сказал он. – Забыл мешки с песком, опомниться не успел – а уже лечу.

– Мешки с песком? – нахмурилась Этел.

– Они меня ногами на земле держат.

– Ну, от этого никогда никакой пользы не было.

– Мы все равно тут почти ничего не можем поделать, – сказала Марджори. – Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы тебя вернем в Сидней? Ты сейчас тут, и тут-то ты и останешься.

– Но мне нужно домой, – сказал Барнаби.

– Боюсь, не выйдет, даже если б мы этого хотели. Все дело в ветрах, понимаешь? Они нас обратно не сдуют. Придется лететь на восток. Еще повезло, что Земля круглая, а? А будь нынче у нас четырнадцатый век, она была бы плоская, и мы бы тогда сверзились с ее краешка.

Барнаби нахмурился, пытаясь как-то во всем разобраться. У него за спиной всего в нескольких милях – северные пригороды Сиднея, дом, в котором живут его мама и папа, брат, сестра и собака. Не придется ж ему облететь весь земной шар, чтобы снова их увидеть, правда?

– Он темнит, – сказала Этел, нагнувшись к нему и глядя прямо в глаза. – Марджори, говорю тебе – он точно темнит. Все маленькие мальчики врут, это научный факт, да только этого раскусить легко. Я у него по глазам все вижу. Рассказывай правду, мальчик. Что ты по правде тут делаешь?

Барнаби хотел было заявить, что ни в чем не виноват, но что-то в этих двух дамах подсказывало ему: они его не оставят в покое, пока он во всем не признается. Поэтому он и решил все им рассказать – и ни одной некрасивой бородавки в этой истории от них не утаивать.

– Но это же безобразие, – произнесла Этел, когда он закончил.

– Скандал и ужас! – согласилась с ней Марджори. – Что это за мать, которая так поступает со своим ребенком?

– Ты очень хорошо знаешь, что это за матери, Марджори, – печально сказала Этел.

– Да и ты, Этел, – сказала Марджори равно грустным голосом.

– И, судя по всему, отец в этом тоже замешан.

– Абсолютный стыд и позор.

– И ты еще хочешь к ним вернуться? – спросила Этел, глядя на Барнаби так, словно не верила своим ушам. – Даже после того, как они сами тебя отправили в полет?

Барнаби немного поразмыслил. Прежде он как-то вообще не задумывался, хочет ли он вернуться домой, – просто это казалось самым очевидным решением. Ему же, в конце концов, всего восемь лет. Где ему еще жить, если не дома? Чем питаться? Как вообще быть?

– Не морочь себе этим голову, – сказала Этел, читая его мысли с той же легкостью, с какой раньше распознала обман. – Можешь лететь дальше с нами. Когда-нибудь бывал в Южной Америке?

– Нет, – покачал Барнаби головой. – Я нигде не был дальше Сиднея.

– Тогда тебя ждет настоящий подарок. Мы летим домой, в Бразилию. У нас там, понимаешь, кофейная ферма. На несколько месяцев мы взяли себе отпуск, но теперь пора возвращаться. Туда-то мы и направлялись, когда ты столкнулся с нашей корзиной. Лететь недолго. У нас замечательный воздушный шар, правда, Марджори?

– Чудесный, Этел. Лучше у нас никогда раньше не бывало.

– Без исключений.

– Совершенно без всяких исключений.

Барнаби с трудом поднялся на ноги, стараясь не отвязаться руками, и поглядел за борт. Земля под ними совсем исчезла, и он смотрел на компанию тонких белых облаков, мимо которых они пролетали.

– Что скажешь? – спросила Этел. – Готов к приключению?

– Ну, особого выбора у меня нет, так ведь? – ответил Барнаби.

– Превосходно! Тогда – вперед на всех парах!

– На всем пламени, моя милая Марджори.

– Разумеется, моя милая Этел.

Немного погодя в точности установили координаты, правильно свернули навигационные карты, дамы открыли корзинку с провизией и предложили Барнаби бутерброд, яблоко и фляжку апельсинового сока.

– А что в Южной Америке? – жуя, спросил он. – У вас там мужья живут?

– Мужья? – воскликнула Этел, с ужасом глядя на Марджори.

– Мужья?! – взревела Марджори, глядя на Этел так, словно кто-то пригрозил сесть ей на голову.

– У нас нет мужей, молодой человек, – объяснила Этел. – Гнусные вонючие существа. Только и умеют, что бездельничать, бестолочи. Пьют, играют на скачках, всегда находят причины не чинить покосившуюся полочку в кухне. А пока сидят и смотрят по телевизору спорт, исторгают из самых невыразимых частей своих кошмарных тел самые мерзкие звуки и самые отвратительные запахи.

– Спорт! – фыркнула Марджори и содрогнулась.

– Нет, мы решили отказаться от мужей много лет назад. И они нас никогда не интересовали, правда, Марджори?

– Даже малейшей склонности к ним не было, Этел.

– Так вы, значит, давно уже дружите? – спросил Барнаби.

– О да, – ответила Марджори. – Нам обеим тогда чуть за двадцать было, а это больше сорока лет назад. В голове не укладывается. Мы познакомились, когда обе пришли в один драмкружок, в Шропшире. Только глянули друг на друга – и тут же поняли, что нам суждено быть…

– Друзьями, – перебила ее Этел, мягко похлопав Марджори по руке и улыбнувшись. – Лучшими на свете друзьями.

–  Ближайшимина свете друзьями, – согласилась с ней Марджори.

– Именно, – с глубоким удовлетворением кивнула Этел. – В этом же нет ничего такого, правда?

– Нет, конечно, – сказал Барнаби. – У меня однажды был очень хороший друг по имени Лиэм Макгонагалл. Он мне жизнь спас, когда у нас школа сгорела дотла. Ну, школа – это она так называлась, на самом деле она была скорей как тюрьма.

– Это тыее сжег? – спросила Марджори, вновь наклонившись к нему, и потыкала ему в бок палочкой для еды.

– Нет, – ответил Барнаби. – Я б такого ни за что не сделал.

– А всякие проказы с нашей горелкой тебе в голову не придут?

– Да не жег я ее! – возмутился Барнаби. – Она б сама все равно сгорела.

– А то я подумала, что мама тебя, может, из-за этого выгнала.

– Она меня выгнала, потому что сказала – я не такой, как все.

Обе дамы впервые затихли. Посмотрели на Барнаби, потом друг на друга, потом – снова на мальчика.

– А знаешь, – сказала Этел уже спокойнее и тише, – сорок лет назад моя мама тоже сказала мне, что я не обычная девочка, и вышвырнула меня из дома. Я больше никогда ее не видела. Она не снимала трубку, когда я звонила, не отвечала на письма. Просто ужас.

– А мне примерно то же самое сказал папа, – добавила Марджори. – И навсегда захлопнул дверь у меня перед самым носом.

– Но я не понимаю, – произнес Барнаби. – По-моему, вы совершенно обычные. Вы ничем не отличаетесь от других старушек, которые живут на нашей улице.

– На старость ты поменьше напирай, сопляк, не то за борт выкинем, – сказала Марджори и сердито посмотрела на него, но потом не выдержала – заразительно расхохоталась, да так, будто ее всю щекотали.

– Не надо, Марджори, – сказала Этел, но и она тоже хихикала. – А то бедный мальчик решит, что мы это всерьез.

– Ой, чепуха! – отмахнулась Марджори. – Я с тысяча девятьсот восемьдесят второго года несерьезная. Я не стану кидать тебя за борт, юноша. Не волнуйся.

– Спасибо, – с облегчением промолвил Барнаби.

– В общем, суть вот в чем: если ты считаешь обычным не то, что считает обычным кто-то другой, это не значит, будто с тобой что-то не так.

– Истинная правда, Марджори. – Этел энергично закивала. – Если б я слушала маму, когда она говорила, что со мной что-то не так, жить бы мне сейчас было очень одиноко.

– А слушай я своего папашу, мне было б очень скверно.

– Да и кому вообще хочется быть как все? – воскликнула Этел, всплеснув руками. – Мне-то уж точно нет.

– Но будь я обычным, родители бы меня не выгнали, – сказал Барнаби. – Я по-прежнему жил бы дома с Генри, Мелани и Капитаном У. Э. Джонзом.

– Они кто – кошки?

– Генри – мой старший брат, – пояснил Барнаби. – А Мелани – моя старшая сестра.

– А Капитан У. Э. Джонз?

– Это мой пес.

– Порода?

– Неопределенная.

– Происхождение?

– Неведомое.

Ни Этел, ни Марджори на это, похоже, нечего было сказать – обе покачали головами и продолжали рулить своим воздушным шаром курсом на Южную Америку.

– Тебе нужно отдохнуть, – сказала Этел немного погодя. – До Бразилии еще далековато. Ты встанешь к штурвалу, Марджори, или лучше мне?

А Барнаби Бракет, желая доказать, что он послушный мальчик, свернулся в уголке корзины, закрыл глаза и через минуту-другую уже крепко спал.

Глава 8
Кофейная ферма

Проснувшись, Барнаби с удивлением понял, что лежит на удобной кровати, укрытый теплым одеялом, под головой у него – две мягкие подушки, а поверх всего он обмотан садовым шлангом, чтобы не улетел к потолку. На потолке же вращался вентилятор с четырьмя лопастями, так что Барнаби запросто мог бы превратиться в фарш. Он осторожно сел на кровати, покрепче взялся за простыни и выглянул в окно.

Перед ним расстилалось огромное хозяйство: рядами тянулись высокие зеленые растения, между их стеблей бродило человек десять, а то и больше, каждый – в синем рабочем комбинезоне и широкополой шляпе, чтобы солнце не било в глаза. Они осматривали стебли, что-то кричали друг другу и странно размахивали руками. Какие-то листики нюхали, и некоторые им явно нравились, а вот насчет других они сомневались. На каждой лозе росли горсти красных ягод, и кто-нибудь из рабочих время от времени срывал ягодку и кидал себе в рот, а потом задумчиво жевал, наморщив лоб: какова на вкус? После чего сплевывал на землю.

Барнаби поверить не мог, что он все проспал – и приземление, и дорогу до фермы. Как-то неуютно ему стало. Где он вообще? Но тут дверь распахнулась и в комнату ворвались две дамы.

– Он проснулся, Этел, – сказала Марджори.

– Самое время. Сколько он вообще спал?

– Почти тридцать шесть часов.

– Я столько спал? – От изумления Барнаби широко раскрыл глаза. – Вы уверены?

– Вполне, – ответила Этел. – И никак было тебя не добудиться, хотя грохнулись мы при посадке будь здоров. Оттуда у тебя и шишка на лбу, кстати, если интересно.

Барнаби поднял руку и потрогал – над правым глазом действительно болело.

– Уа, – сказал он.

– Если в небе летать, то тут много сил нужно, не удивительно, что ты так утомился, – сказала Марджори. – Приземлившись, мы решили тебя принести сюда, пока не решишь, что тебе делать дальше. Мы тебя в старую комнату Винсенте поселили. Когда он у нас появился, был немногим старше тебя, и ему всегда тут очень нравилось. Он говорил, что у него никогда не было кровати удобней.

– Ну, правду говоря, он больше ни на какихкроватях-то и не спал, – сказала Этел. – Так что сравнивать ему было особо не с чем.

– А Винсенте – это кто?

– Мальчик, за которым мы когда-то приглядывали, только он теперь живет в Америке, – ответила Марджори. – Чудесный молодой человек. С ним здесь было так здорово. Мы ужасно по нему скучаем. Ну, в общем, чем бы ты хотел сегодня заняться?

– Я хочу домой, – сказал Барнаби.

– Это само собой. Только Австралия очень далеко, вот в чем вся штука. До нее из Бразилии добраться непросто.

– Но мы изучили вопрос, – сказала Марджори и торжествующе улыбнулась. – И выяснилось, что можно долететь до Сиднея прямиком из Рио-де-Жанейро. Посадка будет только в Гонконге, но это всего несколько часов.

– Хотя путешествие все равно долгое, – добавила Этел. – Ты уверен, что выдержишь?

– Придется, – ответил Барнаби. Ему понравился этот план – помимо воздушного шара полетать еще и на самолете. – А аэропорт отсюда далеко?

– Несколько сотен миль. Придется ехать на поезде. Из Сан-Паулу – это где мы сейчас – до Нью-Йорка ходит экспресс «Фонсека», но в Рио по пути он останавливается. Ты же все равно не торопишься, правда?

– Ну, не ужасно тороплюсь, наверное, – сказал Барнаби.

– Хорошо. Потому что мы проверили, и на самолет билетов нет до конца недели. Можешь пожить пока у нас, если хочешь.

Барнаби кивнул. Дамы настолько добры, что предлагают ему не только билет в Австралию, но и бесплатные стол с постелью. Уж спасибо-то сказать он может.

– Хорошо, значит, договорились. Живешь тут до субботы, а потом – домой. Может, и прощальный банкет тебе устроим. А тем временем – наслаждайся. Ты что-нибудь знаешь о Бразилии?

– Вообще ничего, – ответил Барнаби и покачал головой. – Мы Южную Америку по географии еще не проходили.

– Я всегда полагала, – сказала Марджори, кивая философски, – что молодым людям следует как можно больше интересоваться заграницей. На тот случай, если их вдруг выгонят из дома.

– Или они сбегут, – добавила Этел.

– Или улетят, – сказала Марджори, улыбнувшись ей, и Этел расхохоталась. Обе они затем подпрыгнули и стукнулись раскрытыми ладошками в воздухе. Барнаби никогда не видел, чтоб пожилые дамы так себя вели. – Мы, конечно, о Бразилии тоже ничего не знали, когда только приехали, – добавила Марджори. – Но едва наша родня решила, что не желает иметь с нами ничего общего, нам захотелось уехать от них как можно дальше.

– А кофе нам обеим нравится, – сказала Этел.

– Кофе мы любим, – поправила ее Марджори.

– Поэтому мы решили, что нам здорово будет устроить свою кофейную ферму.

– Здесь, в Бразилии.

– На вот этой самой плантации.

– И мы тут уже… ой, сколько мы тут уже, Этел?

– Почти сорок лет.

– Неужели так долго?

– Да, представь себе.

– А поверить трудно, правда?

– В общем, мы здесь очень счастливы, – сказала Этел, и старушки улыбнулись друг другу и обнялись.

Барнаби заметил, что они все время держатся за руки – тоже чудное поведение, – но они, похоже, даже не замечали. Он не помнил, когда у него мама и папа последний раз держались за руки. Вообще-то Элистер всегда утверждал, что показывать телячьи нежности на людях – это просто лишний раз обращать на себя внимание, больше ничего.

– Ох, – сказала Марджори, промакивая глаза платочком. – Мне что-то в глаз попало, Этел?

– Дай-ка посмотрю, милая. Да, что-то есть. Секундочку. Постой спокойно.

– Ой, только ты осторожнее… Знаешь же, как я не люблю, если мне глаза трогают.

– Не будь такой гусыней. Ну вот, больше ничего нет. Лучше?

– Гораздо лучше, спасибо тебе большое. Ты меня просто спасла. Так, Барнаби, должно быть, ты проголодался. Не желаешь ли позавтракать?

Немного погодя Барнаби уже сидел на кухне, а перед ним лежало невероятное количество еды. Яйца, приготовленные всеми мыслимыми способами, колбаски, ленты бекона и горы картофельных оладий, миски с чили и перцами, горы жареных грибов и лука на тарелках. В центре стола располагались кувшины с апельсиновым соком и ледяной водой. Барнаби ел – на него накинули противомоскитную сетку, внизу ее прибили к полу, а сверху прорезали дырку для головы, – а сам рассматривал работников фермы, которые входили и выходили по своим делам. Двух старушек они приветствовали, похоже, с восторгом – обнимались и целовались с ними.

– Ох, Тьяго, сейчас же слезь с меня, гадость ты эдакая, – воскликнула Этел, хихикая: то здоровенный толстый дядька с тяжелыми черными усами обхватил ее руками и прижал к себе изо всех сил. Рубашка у него была расстегнута до пупа – зрелище малоприятное.

– Ах, мисс Этел! – Он улыбнулся так, что кончики бровей у него опустились, а кончики усов задрались и чуть не встретились с бровями. – Без вас тут было все наперекосяк. Не смейте нас бросать. – Он погрозил пальцем и продолжил – полушутя, полувсерьез: – Как вы уехали, начались неприятности.

– Ты прекрасно знаешь, что нам с Марджори иногда нужен отдых, – сказала Этел. – Мы с ума сойдем, если не полетаем в отпуске на воздушном шаре. Но да, я слышала, что здесь было, и я на тебя, Тьяго, очень сержусь. Очень и очень. С твоей стороны я ожидала больше доброты и понимания.

Барнаби нахмурился. Так не сердятся, тем паче – очень и очень. Этел говорила не раздраженно – может, чуточку разочарованно.

– Ах, – произнес Тьяго, качая головой и отворачиваясь. Лицо у него вдруг стало горестным, словно ему больно. – Не будем больше об этом. Но я вижу, вы домой привезли небольшой сюрприз. – Он подошел к Барнаби и оглядел его с ног до головы. – Это кто?

– Это Барнаби Бракет, – ответила Марджори. – Он у нас поживет до конца недели. Ему нужно домой, в Австралию.

– Он сидит в сетке.

– Да, потому что он летает, – объяснила старушка. – Бедный малыш не способен ноги на земле удержать дольше пары секунд.

Тьяго пожевал губы, подумал, а затем всплеснул руками, точно говоря: ну чего на свете не бывает, а?

– Тебе нравится собирать кофейные бобы, Барнаби? – спросил он.

– Я никогда не собирал.

– А футбол ты любишь?

– Да, но только смотреть. Если попробую играть в него – улечу.

– Гм-м. Ну так а что тебе тогда нравится делать?

Барнаби задумался.

– Мне нравится читать, – сказал он. – Я книги люблю.

– Ох, батюшки, – как-то пристыженно сказала Марджори. – А у нас в доме книг-то, по-моему, и нету. Во всяком случае – на английском. Все на португальском. Ты умеешь читать по-португальски?

– Нет, – покачал головой Барнаби.

– Тогда, боюсь, у нас для тебя ничего не найдется.

Едва она это произнесла, в кухню вошла девушка лет восемнадцати – с корзиной, до краев полной белья. И остановилась как вкопанная, увидев четырех человек. Но тут случилось неслыханное. Тьяго яростно уставился на нее, потом протянул руку через весь стол, схватил пустую тарелку Барнаби и швырнул ее на пол. Тарелка раскололась на десяток черепков, а Тьяго выскочил на улицу.

– Ну, это было вовсе не обязательно, – сказала Марджори, качая головой, и пошла за веником и совком на длинной ручке.

– Бедняжка, – сказала Этел, подходя к девушке и обнимая ее. – Но белье тебе носить все-таки не надо. Тем более в таком состоянии. – Она взяла у девушки корзину и поставила на кухонную стойку. – Барнаби, – повернулась она к мальчику. – Это Пальмира, она живет с нами с детства. Тьяго – тот господин, который только что выбежал отсюда, – ее отец. Он сейчас немного не в духе, как ты, вероятно, заметил.

Барнаби не знал толком, что и сказать, – он никогда раньше не наблюдал столь причудливого поведения, – но поймал себя на том, что не может оторвать глаз от Пальмиры. Таких красивых лиц он раньше никогда не видел.

– Не волнуйся, дорогая, – сказала Марджори, похлопав девушку по плечу. – Он образумится. Ему просто нужно время.

Девушка покачала головой, и лицо у нее при этом было очень грустным. Потом взяла корзину с бельем и вновь вышла из кухни. Барнаби проводил ее глазами. В животе у него как-то странно заболело – так с ним раньше не было никогда. Впервые в жизни он почувствовал, будто взлетает к потолку, хотя обеими ногами прочно стоял на земле.