Текст книги "Огненный герцог (Хранители скрытых путей - 1)"

Автор книги: Джоэл Розенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Затем Данар дель Регинал, скорчившись, рухнул боком на траву, громко выпустив газы и издавая мерзкую вонь, которая лишила его смерть всякого подобия достоинства.

Бранден дель Бранден встал перед Торри с обнаженным клинком в руке. Губы у него побелели.

– Остановитесь, – произнес он, хотя Торри ничего не делал, просто стоял на месте. – Все кончено. Ториан дель Ториан... пролил первую кровь; поединок завершен.

Он отвернулся и кинул свой клинок слуге-вестри, который ловко поймал меч в воздухе и поспешно с ним удалился.

– Неплохо, юный убийца, – произнес Бранден с презрительной усмешкой.

Торри покачал головой:

– Я не собирался... Я хочу сказать, он пытался...

– Ну конечно, – откликнулся Бранден дель Бранден, не скрывая сарказма, – он пытался убить вас, а вы не нашли другого способа защитить себя от столь посредственного фехтовальщика, кроме как насадив его на клинок. Вы что, не могли просто кольнуть его в руку и защищаться, раз уж он повел себя против чести? Нет, это было бы слишком трудно для вас...

– Вы не понимаете, – проговорил Торри. – Он пытался убить меня, а я всего лишь хотел... – Юноша не смог продолжать. Бранден дель Бранден все равно не поверит, что Торри собирался отдать победу противнику. – Я просто спасал свою жизнь.

Бранден дель Бранден очевидным образом пытался вернуть себе самообладание.

– Понимаю, – сказал он уже спокойно. – Если мне когда-нибудь случится вызвать вас на поединок, Ториан дель Ториан-младший, это будет смертельный бой, а не до первой крови. – Его губы исказились в усмешке. – Не хотелось бы, чтобы вы затрудняли себя, играя со мной в кошки-мышки, прежде чем нанести мастерский смертельный удар. – Он повернулся к отцу и скованно поклонился. – Ториан дель Ториан-старший, примите мои поздравления: ваш сын отлично фехтует. Однако я не могу сказать, что остальные его навыки заслуживают похвалы...

Бранден дель Бранден обратился к охране:

– Они будут держать слово до зари. Позаботьтесь о том, чтобы заковать его до рассвета.

Херольф, вожак оборотней, откинул голову и рассмеялся.

Глава 14

Сильвертоун

Фрида – то бишь Фрейя – суетилась над огромной чугунной плиткой, когда Йен, еще совсем сонный, брел по утреннему холодку к двери, кутаясь в плащ.

– Что-то не так? – спокойно спросила хозяйка.

Харбард и Осия лежали на своих местах, укрывшись тонкими одеялами, хотя Йену не хотелось задумываться, в самом ли деле они спят или всего лишь отдыхают, лежа с закрытыми глазами. Кажется, Древние не храпели и не ворочались во сне.

Йен покачал головой.

– Мне просто надо в уборную, – объяснил он. Женщина улыбнулась.

– Это за...

– Я знаю. – Йен остановился на мгновение. – Вы не спали?

Его собеседница покачала головой.

– Я могу обходиться без сна, если понадобится, – спокойно сказала она, кинув взгляд на Осию и Харбарда. – Ночью мне надо было много чего сделать. Я укоротила для тебя кое-что из вещей Харбарда, да еще готовка... Но незачем стоять тут и слушать старушечью болтовню, раз тебе надо по нужде.

Йен закрыл за собой огромную дверь и вышел в бледно-серый свет: скоро заря.

Снаружи никаких следов давешнего происшествия, только земля изрыта возле избушки. Вокруг было тихо, возможно, даже чересчур, если не считать того, что время от времени один из воронов, примостившихся на карнизе, встряхивал перьями.

– Доброе утро, – сказал Йен.

– Спасибо, – ответил ворон, сидевший слева. Йен едва не потерял контроль над своим переполненным мочевым пузырем.

– И тебе доброго утра, Йен Сильверстоун, – продолжал ворон хриплым и довольно громким голосом. – Надеюсь, спалось хорошо. Возможно, тебе теперь не скоро выпадет шанс хорошо выспаться. А может, и никогда. – Ворон кинул на Йена свирепый взгляд – так, во всяком случае, показалось самому Йену, который не очень-то преуспел в чтении по птичьим физиономиям. Затем птица встрепенулась, взъерошила все перья и, прыгнув в воздух, исчезла в сумраке.

Второй ворон низко каркнул.

– Не обращай на Мунина внимание, Йен Сильверстоун: он во всем видит только плохую сторону. Превосходный ворон, с быстрым клювом, если надо выклевывать вшей из моей шеи, но циник с незапамятных времен!.. Я Хугин* [Хугин и Мунин – в скандинавской мифологии вороны-вестники Одина], и я желаю тебе всего наилучшего. До встречи! – Ворон расправил широкие блестящие крылья, соскользнул с крыши и, забив крыльями, поднялся в темное небо.

"Класс, – подумал Йен. – Вчера меня пытался сожрать инеистый великан, а сегодня я едва не напустил в штаны, столкнувшись с местной версией Хекля и Джекля. И чего они все зовут меня "Йен Сильверстоун", будто я тефлоновый и ко мне даже собственное имя не прилипает?"

Йен направился в сортир, изо всех сил притворяясь, что дрожит он исключительно от холода. К тому времени как Йен вернулся, дальний лес из серого уже стал серо-зеленым, а Харбард – Йен понял, что не может думать о нем как об Одине, – вместе с Осией сидели за столом. Фрейя, разложив по мискам немаленькие порции дымящегося мяса и овощного пирога, разливала по кружкам горячий чай.

Йен сел на стул, на который указала ему Фрейя, и взялся за еду. Мясо Йен решил не спрашивать чье – было как следует приправлено и вполне себе мясистое, разве что излишне жестковато. Впрочем, кажется, никто, кроме Йена, не обращал на это внимания.

Харбард мрачно смотрел на стол.

– Лучше бы тебе поесть да побыстрее тронуться в путь, а, Орфиндель? Осия кивнул.

– Да, я тоже предпочел бы тронуться в путь. – Он размазывал по столу лужицу пролитого чая. – Я обещал Йену проводить его домой.

– Что? – Харбард скептически поглядел на Йена. – Конечно, парень заработал поместье в награду за то, что стащил тебя вниз, но ты сейчас не вправе раздавать поместья, да и время не то.

– Домой – это не здесь. Нам нужен Скрытый Путь. Обратно.

Харбард мгновение раздумывал.

– Нет.

– В смысле, ты не знаешь хода? Или знаешь, но не скажешь?

– В смысле, что ты не можешь идти один, Орфиндель. Ты слишком стар и слаб, тебе нужен защитник.

– Будь что будет, – ровно произнес Осия. – Я взял на себя обязательство вернуть его в безопасное место...

– Ты не давал обещания...

– Минуточку, – встрял Йен. – Он не обещал? А откуда вам знать?

От свирепого взгляда Харбарда по спине юноши пробежал холодок.

– Я не люблю, когда меня прерывают, Йен Сильверстоун. Больше так не делай.

– Муж, – нахмурилась Фрейя. – Мне бы не хотелось, чтобы ты разговаривал с нашим гостем в подобном тоне.

– Как пожелаешь, как пожелаешь. – Харбард поднял руки, словно сдаваясь. – Я закрою на это глаза – на сей раз.

– Ответь же мальчику, – спокойно продолжала Фрейя. – Он заслужил и более того.

–Я...

– Ответь мальчику. Харбард нахмурил брови.

– Ну ладно. Во-первых, я знаю, что он не давал обещания, поскольку обещания связывают его крепче, чем ты в состоянии себе представить – тогда не о чем было бы спорить. Во-вторых, он не знает точно, есть ли в здешних местах открытые входы, а он бы не стал обещать того, чего не может исполнить. – Харбард пожал плечами. – Но если ты цыпленок, а не мужчина, я доведу тебя до Скрытого Пути, через который ты вернешься назад. Здесь есть один, недалеко.

Йен вымученно улыбнулся.

– Что, на слабо берете?

– Как?

– Выходит, если я трус, то вы поможете мне вернуться домой? Если я трусливое цыплячье дерьмо, то вы вытащите меня из этой передряги? Да вы, похоже, думаете, вчера родился!

Харбард широко улыбнулся. Йен впервые видел его улыбку. У Харбарда не хватало резца, но все остальные зубы, ровные и белые, были на месте.

– Это смотря откуда глядеть, детка.

Йен почувствовал, что ему нравится Харбард, хотя полагаться на него не стоит. Было в Осии нечто такое, что внушало доверие; Харбард этим свойством не обладал.

Вот в чем дело. Йен понимал, что путешествие в компании Осии может оказаться опасным, но знал, что старик его не предаст. А Харбард с легкостью оставит тело Йена гнить в безымянной могиле и больше о нем не вспомнит.

– Я лучше пойду с Осией.

– Надо полагать, мне следует считать себя польщенным. – Осия смерил Йена спокойным взглядом. – Ты перевезешь нас через реку? – спросил он, поворачиваясь к Харбарду.

Тот кивнул:

– Устроим.

И пристально посмотрел на Фрейю, которая покачала головой.

На мгновение лицо Харбарда потемнело, но поскольку Фрейя встретила его грозный взгляд во всеоружии, то всего лишь на мгновение.

– Нечестно просить об этом, – сказала она.

– Тогда не проси, жена, – откликнулся тот. – Но если ты не станешь, так я сам попрошу. Фрейя фыркнула.

– И будет ли твоя просьба иметь вес? Ты бросил мальчику хорошо если пару слов, ты вышел и убил Хлада не из-за мальчика, а потому что великан имел глупость угрожать твоему дому, и ты считаешь, будто это дает тебе право просить...

– Я есмь такой, какой я есмь.

Осия улыбнулся.

– Думаю, молодой человек, тебе не стоит бросать на ветер подобные фразы. – Он встал и отодвинул стул от стола. Не слишком ли много ты на себя берешь?

На мгновение лицо Харбарда снова потемнело, однако момент гнева быстро прошел.

– Поступай как знаешь, жена. Я ни о чем не стану просить.

Осия подошел к двери, снял со стены свой плащ. Фрейя села рядом с Йеном и посмотрела ему прямо в глаза.

– Я ни о чем не прошу, – произнесла она и подняла ладонь, предвосхищая ворчание Харбарда. – Только хочу сказать тебе, что если Брисингамену случится вновь попасть в мои руки, я буду хранить его лучше, чем раньше. Ее улыбка успокаивала, но не ослепляла, не затуманивала разум, не влекла за собой болезненной эрекции. – Клянусь.

Осия уже накинул плащ, повесил через плечо колчан и как раз поднимал на спину рюкзак.

– Все меняется, – сказал он.

Фрейя обернулась к нему с легкой улыбкой на губах.

– Я все еще есмь та, кто я есмь, Орфиндель... Или Арвиндель, или Аурвиндель, или Орендель, или Осия, или как там тебя на самом деле зовут.

– Ты всегда была и останешься Фрейей, – ответил Осия. – Было время, когда я отправился и разыскал бы Для тебя ожерелье. – Он улыбнулся.

– Было время, когда ты отдал его мне.

Так! Слово сказано. Осия не просто Орфиндель, эльф или Древний, или как там они себя называют. Он – Строитель.

Йена передернуло. Дядюшка Торри, дорожный спутник Йена – Строитель?

Обреченный Строитель?

Почему бы и нет? Он ведь уже завтракал с Одином и Фрейей; почему бы не путешествовать в компании того, кто построил, скажем так, все, что есть на свете значительного, прародителя цвергов и...

– И ты позволила сломать ожерелье и разделить его камни, – негромко произнес Осия, прерывая ход мыслей Йена. – Чего бы ты, как я подозреваю, сейчас делать не стала; на божества плодородия стоит полагаться, когда они уходят в отставку, пусть при этом способностей к внушению у них поубавилось.

Фрейя сделала к нему шаг и остановилась, скрестив руки на груди.

– Ты полагаешь, я не могу... уговорить его или даже тебя? Это вызов?

Она улыбнулась одними губами, не глазами. Осия пожал плечами.

– Вряд ли это имеет значение. Я полагаю, тебе известно, что цель и средство в этом деле тесно связаны, и ты не станешь соблазнять меня или Йена, чтобы получить Брисингамен – поскольку знаешь, что тогда на тебя легло бы проклятие, как если бы ты, скажем, убивала ради золота Отра*. [Имеется в виду проклятый золотой клад, отданный богами-асами в качестве выкупа за убийство Отра-выдры его родичам.]

Единственный глаз Харбарда зажегся огнем. Он вскочил на ноги, и из его груди вырвалось рычание.

– Что бы ты сказал мне, Древний Бог? – спросил Осия. – Сказал бы, что тогда был молод и свиреп? Сказал бы, что твой род всегда ответственно использовал его власть? – Осия печально покачал головой. – Не думаю. И полагаю, ты согласишься.

Харбард медленно кивнул.

С мечом на поясе, Осия поднял свой лук, все еще не натянутый.

– Йен, поторопимся в путь. Харбард, не будешь ли ты так добр перевезти нас через реку? Пожалуйста...

– Хорошо.

Фрейя подала Йену туго набитый кожаный мешок.

– Здесь смена одежды для каждого, еда в дорогу и подарочек, – сказала она. – Как было обещано. Харбард мгновение поразмыслил.

– Еще кое-что, – заметил он. – Твое благословение пареньку.

Фрейя покачала головой.

– Мое благословение? Оно и так с ним. – Богиня прикоснулась к своим губам, а затем ко лбу Йена. – И всегда будет.

В загоне находились лишь ворот, корыто с подозрительного вида водой, остатки сена и зерна в большом ларе по соседству. Загон имел форму подковы, один рукав кончался в нескольких футах от реки, другой карабкался вверх по склону, упираясь в темный зев пещеры.

Харбард сначала свалил тюк сена с правого-плеча и мешок зерна с левого – Йен испугался, что мешок вот-вот треснет по швам, – затем вложил в рот два пальца и свистнул.

Издалека донесся стук копыт, и из пещеры появились Два коня. Они неторопливо бежали вприпрыжку, но приближались быстрее, чем казалось возможным, с точки зрения Йена.

Только один из них был не вполне конь. У лошадей не бывает с каждой стороны по четыре ноги, которые движутся в плавном ритме и сокращают расстояние до цели с такой скоростью, с какой не может бежать ни один конь.

– Слейпнир... – произнес Харбард, когда зверюга остановилась у забора и, мощно фыркнув, подняла облако пыли не меньше того, которое тянулось вслед за ней.

Это было огромное животное, ростом с першерона или клайдсдейла, только еще длиннее. Нестриженая и нечесаная грива напоминала Йену бороду старика, а крапчато-серая шкура не отличались ни элегантностью, ни гладкостью.

Ноздри размером с кулак расширились еще сильнее, и животное ударило копытом. Глаза, свирепо глядевшие на Йена, светились разумом, хотя и не добротой.

– Но как... как загон это удерживает?

– Его, – кротко поправил Осия своего спутника, показав на коня большим пальцем. – Его.

– Ну, его...

Улыбка Харбарда кротостью не отличалась.

– Загон не для того, чтобы его удерживать, а для того, чтобы держать подальше всех прочих. Чтобы их не съели. – Он протянул коню на ладони изрядный кусок сырого мяса. Под шелковистой кожей быстро напряглись мышцы-канаты, мясо исчезло, и Слейпнир, повернувшись в мгновение ока, поскакал обратно к пещере и пропал в ней. Йен поднял руку, чтобы защитить глаза от облака пыли.

– Он остается со мной, – спокойно и задумчиво произнес Харбард раньше Йен никогда не слышал у него такого голоса, – по тем же самым причинам, что и Фрейя: по своей и по моей воле.

Он махнул рукой второму коню.

– Сильвертоп...

Этот конь был черен как смоль, как ночь, черный без единого пятнышка или даже отлива – за исключением яркой белой звездочки на лбу, которую как бы продолжала длинная нестриженая грива. Большой, но не такой огромный, как Слейпнир, и всего-навсего с четырьмя ногами, хотя каждая из них выглядела толще и крепче, чем полагается.

И точно так же в его взгляде, светившемся разумом, не было и следа теплоты или снисходительности.

– Сильвертоп, – пробормотал Осия, сделав шаг вперед и протягивая руку к морде животного. Ноздри у того раздулись, как у Слейпнира, и мгновение Йену казалось, что конь укусит Осию, но Сильвертоп терпеливо вынес прикосновение. – Давненько не виделись... – Осия повернулся Харбарду. Я-то полагал, что Сильвертоп погиб. Ведь Сурт?..* [В скандинавской мифологии Сурт – огненный великан, враг богов.]

– Фрейя думала, что Сурт погубил Сильвертопа, – кивнул Харбард. – И я держался того же мнения. Брагги был в этом уверен. Но несколько лет назад Сильвертоп объявился здесь, и я не стал его отсылать. Фрейя иногда на нем ездит, когда они оба в настроении.

– И ты?

Харбард покачал головой:

– Нет. – Он достал откуда-то сморщенное яблоко и сунул его Йену. Подай коню на открытой ладони. Смотри не сжимай яблоко пальцами: Сильвертоп не станет нарочно тебя кусать, однако яблоко съесть захочет.

Йен поступил, как велено. Конь, засопев, быстро наклонил голову и сцапал яблоко. Йен остался цел и невредим, только потрясен.

– А ведь мог бы и пальцы мне оттяпать, – заметил он. Харбард рассмеялся.

– Он мог бы откусить тебе всю руку до плеча, если бы захотел. Это же Сильвертоп, которого лучшая кобыла конунга Олафа родила от самого Слейпнира: наполовину конь, наполовину ас, наполовину колдун.

Не много ли половин, подумал Йен, но промолчал: с Харбардом лучше не шутить.

– Сильвертоп, не составишь ли нам компанию? – спросил Осия. – Мы направляемся в один из Древних Городов, и, возможно, пока не все сказано и сделано, нам пригодится твоя быстрота.

Йен не сидел верхом с детства, хотя, конечно, ехать лучше, чем идти.

– По очереди поедем?

Осия оглянулся на Йена, словно не слыша его слов.

– Сильвертоп может нести любой груз, если надо. Но мы поедем на нем только в случае необходимости, а не ради того, чтобы поберечь наши ноги. Он повернулся обратно к коню. – Если тебе угодно, Сильвертоп.

Йен не удивился, когда конь кивнул, шумно взмахнув гривой; Йен бы не очень удивился, если бы он заговорил. Сильвертоп отошел, развернулся и, пустившись в галоп, подскакал к забору и легко перескочил его – похоже, конь мог бы прыгнуть в три раза выше и раз в пять дальше, – затем рысцой подбежал к Харбарду, который нежно похлопал его по морде.

– Двинулись, – сказал Харбард, – мне еще надо запрячь Слейпнира в ворот. Рассвело давно, а паром стоит без дела. – Он посмотрел Йену в глаза. – Счастливо тебе, Йен Сильверстоун. Слушайся Орфинделя, его мудрость настолько велика...

– Насколько он может себе позволить, – с широкой улыбкой докончил Осия, взваливая рюкзак на плечи.

Глава 15

Огненный Герцог

Карин Рельке Торсен давно, как она считала, разучилась паниковать. Не то чтобы она от рождения была к этому склонна...

Это передавалось с кровью. Когда отцу отрезало комбайном два пальца, он как ни в чем не бывало пошел в дом и, прихватив телефон на длинном проводе, направился в ванную, чтобы позвонить доку Шерву оттуда и не капать зря кровью на пол.

Мать однажды утром обнаружила в курятнике двух чужаков: одного, как до сих пор выражалась мать, черномазого, а второго, ни слова не знавшего по-английски, – и просто пригласила их к завтраку. Она не стала подымать шум, спокойно разбудила отца и, пока чужаки мылись, снесла вниз старый армейский пистолет 45-го калибра, убедилась, что магазин полон и патрон в патроннике, и спрятала оружие в ящичек, где хранилось столовое серебро, недалеко от отцовского стула. Отцу, разумеется, не понадобилось стрелять в чужаков; вместо этого он взял Ториана с Осией в батраки.

Однажды ночью, когда Карин училась в старших классах, Свен Хансен дал ей понять на заднем сиденье старого "шевроле", что на сей раз не собирается довольствоваться поцелуями и тисканьем, и Карин, оставив попытки высвободить свои запястья из хватки огромных сильных рук, откинулась на спинку и спокойно, хладнокровно объяснила Свену, что если он сейчас не остановится, у него будут проблемы. Свен остановился, и Карин так и не понадобилось выяснять на опыте, получится ли у нее откусить ему член; тем дело и кончилось, и они со Свеном даже до известной степени подружились когда он женился на Сэнди.

Она справилась. Как велось у них в роду. Это дело техники. Изучаешь ситуацию, рассматриваешь наличествующие возможности и поступаешь в соответствии с ними. Кричать, вопить и рвать себе волосы на голове имеет смысл только тогда, когда вы пришли к выводу, что это наилучший выход из положения. Пока Карин не случалось принимать такого решения. Всегда находился другой выход.

Прожив два года в Макалестере, Карин поняла, что хочет остаться в Хардвуде, где она знает всех и каждого, и не переезжать в большой город, как поступали многие другие. Хардвуд подходил ей тютелька в тютельку; она любила посидеть с Сэнди Хансен, болтая о чем-нибудь или ни о чем, любила заказывать по каталогу рисунки для вышивки с Минни Хансен. Она любила побеседовать со старым Томом Норвальдом, когда шла на почту отправить посылку, а на обратном пути зайти в лавку за фунтом бекона, нарезанным тонкими, как бумага, лепестками, как резал только Вики Теглунд.

Она хотела остаться в Хардвуде, но не хотела вести пустую жизнь, как слишком многие в городе. Еще она любила Ториана и хотела его. Даже когда Карин забеременела – наконец, поскольку согласовывать менструальные циклы с каникулами и свиданиями с Торианом оказалось труднее, чем ей думалось, она просто-напросто заявила Ториану, что собирается, пока не родила, окончить колледж, а затем вернуться домой и растить ребенка. А Ториан может либо жениться на ней и предоставить ей вести денежные дела семьи, либо вытащить из своей потайной заначки достаточное количество золотых монет, чтобы Карин могла содержать и себя, и ребенка. В обоих случаях проблемы не предвиделось.

Конечно, Ториан предпочел жениться, на что Карин и рассчитывала.

И Осия ничего не сказал, только понимающе улыбнулся, на что так же рассчитывала Карин.

Пара фунтов золотых слитков домашнего производства обернулись толстой пачкой купюр, которую Карин превратила сначала в несколько акций, а затем в изрядное количество акций. А вскоре, когда коммерческие операции Карин стали приносить солидный доход, они купили старый дом Халворенов и зажили идеальной, с точки зрения Карин, жизнью. Оперировать акциями и опционами оказалось не очень-то трудно – при условии, что вы не слишком жадны, не боитесь работы и не закрываете глаза на свои ошибки. Карин не была жадной; работа ее не пугала; не ошибается только тот, кто ничего не делает.

В конце концов, все это приносило Карин радость. Все без исключения. Растить ребенка было удовольствием, словно, бегая туда-сюда, ухаживаешь за садом прямо на ходу. Сад и огород, в свою очередь, всегда приносят положительные эмоции – если знаешь, что не останешься без еды, даже оставшись без урожая. Домашнее хозяйство тоже не в тягость, поскольку обязанности делятся на троих взрослых, в доме водятся деньги и нет нужды скупиться и экономить на мелочах. Мать собирала обмылки, чтобы сварить из них еще один кусок мыла, а Карин просто их выкидывала.

Она опасалась, что ради такого образа жизни Хардвуд придется покинуть, но город пришелся ей впору.

И потом, у нее был Ториан. Удивительно уживчивый, поразительно энергичный в постели даже после стольких лет брака – и постоянно озадаченный и озадачивающий, когда речь шла о жизни во второй половине двадцатого века. Он удивлял тем, чего желал и чего не желал, тем, что мог сделать, и тем, чего не мог. Наедине с женой он был откровенен до грубости, пока речь не заходила о его собственном прошлом; он просто не считал нужным общаться на эту тему, и Карин пришлось оставить расспросы. Ториан, если его попросить, мог с успехом неделю заменять Карин на кухне, без звука заправлял за собой постель и стирал, но ни под каким соусом не соглашался заниматься уборкой полов где бы то ни было в доме, разве что в амбаре. За исключением тех немногих случаев, когда Торри делал нечто по-настоящему опасное, например, играл, едва начав ходить, с выдвижным ящиком, где хранились ножи, Ториан не поднимал на ребенка руку, однако добился того, чтобы сын научился не только спортивному, но и боевому фехтованию.

Что ж, теперь ясен смысл этого странного требования. Безумные истории Осии, которые всегда начинались так, как если бы они были сказками, обернулись правдой. Ториан и впрямь оказался чем-то вроде профессионального поединщика, и он попал в беду, освободив Осию – и похитив эти самые золотые монеты с незнакомым лицом на аверсе. А теперь все они попали в беду.

Да, Карин было страшно: нападение Сынов напугало ее сильнее всего, что она испытала в своей жизни, но Ториан появился прежде, чем Сыны успели утащить ее, и даже с ножом у горла он все уладил.

Ее Ториан всегда справлялся с неприятностями.

Карин Торсен откинулась назад и улыбнулась мужу, который сидел в экипаже и наискосок от нее. Ехавший с ними охранник не хотел, чтобы супруги размещались друг против друга, и был достаточно умен, чтобы не садиться рядом с Торианом, поскольку тот, даже скованный, добрался бы до солдата. Но со скрученными спереди запястьями, со скованными лодыжками, привязанными к толстой латунной скобе в полу экипажа, он не мог лягаться; тонкая проволока, обвивавшая шею, тоже была прикручена к скобе над его головой. Если бы пленник попытался встать с сиденья, он бы сам себя удушил.

Ториан ободряюще улыбнулся в ответ.

Экипаж повернул, и за окном снова не стало видно дороги. Карин показалось, что они висят в воздухе над уступом.

Однако на сей раз за поворотом открылся Город.

Было похоже на то, что Фалиас высечен из верхней части горного кряжа ремесленником-исполином, который просто взял и срезал все ненужное. Шпили и башенки возносились высоко, но не выше, чем вздымался бы неровный горный хребет. Стены с пробитыми в них окнами смотрелись вырезанными в склоне уступами: их опоясывали валы и балюстрады или окружали небольшие, отлого понижавшиеся дворики, которые служили крышами нижним этажам.

Карин ожидала увидеть нечто строгое унылого серого цвета, однако Город сиял зеленью и золотом. Отдельные Дворики скрывались в тени огромных деревьев или хитроумно устроенных садов; дворики нижних уровней были просто огородами или золотящимися пшеничными полями, которые, несмотря на высокогорье и террасообразный вид, напомнили Карин поля вокруг Хардвуда.

Впереди и вверху показались врата из толстых дубовых брусьев: нефритово-зеленая патина покрывала их латунные части. Проход за воротами был вырублен в самой горе.

Ториан улыбнулся жене.

– Это нечто, не правда ли? – произнес он на берсмале и сразу перешел на английский: – Если мне представится возможность, я сбегу один, а потом вернусь за тобой, не отчаивайся, – проговорил он, подняв связанные запястья с таким видом, будто указывал на что-то за окном.

– Вам надлежит молчать, – произнес страж на берсмале. – Успеете наговориться с Его Пылкостью.

Охранник был человек немаленький, крупнее Ториана, и носил черно-алую форму Дома. Однако его единственным оружием была короткая дубинка с рукояткой, обмотанной кожей. Кто бы ни был здесь главным, Бранден дель Бранден или Херольф, он знал, что делает.

"Только дайте моему Ториану меч, – подумала Карин, – и он вам покажет".

Но нет, это неправда. Ториан – человек, а не природный катаклизм. Он прибьет этого громилу на ходу и проложит себе дорогу через дюжину – а то и больше – таких же. Но сейчас их больше дюжины, и у них луки...

Карин сделала над собой усилие, чтобы не выпрямиться.

– Делай, что должен, – сказала она.

Бранден дель Бранден уже вылез из своего экипажа и шел к воротам. Сбоку в косяк была вделана латунная дощечка, неуместно яркая и сияющая. Длинный дверной молоток покоился в стенной выемке. Бранден взял его и, осторожно взмахнув им раз, другой, третий, сильно ударил в дощечку.

Бум-м-м-м... Казалось, звук отдается эхом внутри горы. Бум-м-м-м...

Из-за зубцов надвратного парапета змеился дымок, донося до Карин запах, напомнивший ей, как это ни глупо, картофель фри. Она пожала плечами.

Над парапетом возникло чье-то лицо. Человек что-то невнятно сказал Брандену дель Брандену, который ответил словом и жестом.

Ворота разошлись, бесшумно повернувшись на невидимых петлях, и процессия проследовала внутрь.

Они оказались во дворе – за недостатком более подходящего слова размером с футбольное поле: здесь воняло лошадиной мочой и навозом. Однако Карин нашла эти запахи успокоительными.

Понятно, откуда пахнет лошадями: прорезанная в горе высокая арка служила входом в конюшни, а узкий проход, вдоль которого поверху тянулись зубчатые парапеты и в который с трудом прошли бы трое в ряд, вел в сам город. Солдаты за парапетами сильно усложнили бы задачу армии вторжения, даже если это был бы единственный рубеж обороны.

Все здесь казалось знакомым, хотя Карин не могла вспомнить, где она видела это или где прочла. Откуда она знает, что проход несколько раз повернет, а затем, расширившись, плавно изогнется, и что и повороты, и изгиб готовят немало сюрпризов захватчику?

Карин покачала головой. Ладно, пустяки.

Во дворе их ожидали солдаты в уже знакомой черно-алой форме Дома Пламени, каждый из которых щеголял парой нарукавных повязок, украшенных изображением пламени, которые Карин тоже уже где-то видела, но никак не могла вспомнить, где именно.

За окном экипажа возникло чье-то лицо.

– Ториан дель Ториан, клянусь бородой моей матери! – открывая дверь экипажа, громыхнул здоровенный толстяк. Его белозубая улыбка казалась прогалиной в окладистой чернильно-черной бороде, весьма нуждавшейся в стрижке.

– Хо, Ивар дель Хивал! – откликнулся Ториан. – Как поживаешь?

– Не жалуюсь! – ответил Ивар. Улыбка его сделалась еще шире. Жаловаться небезопасно. Я вижу, с тобой тоже все неплохо – разве что в поясе ты стал потолще, чем я помню.

– Может статься.

– Хотя чья бы корова мычала, а моя бы помалкивала. – И Ивар дель Хивал похлопал себя по обширному брюшку. – Ты не молод, но запястье у тебя по-прежнему быстрое, да?

Ториан пожал плечами.

– Тоже может быть. Поглядим.

И он улыбнулся. Карин никогда прежде не видела, чтобы ее муж так улыбался – дружески, но с оттенком угрозы.

– Наверняка! – Ивар предложил руку Карин, и та, по кивку Ториана, приняла ее. – Вы будете жена моего старого друга? – спросил он, открывая шире дверь экипажа.

Карин кивнула, спускаясь на землю. Торри и Мэгги уже вышли из своего экипажа; Бранден дель Бранден с небольшим отрядом конвоировал их к следующим воротам.

– Я Карин Торсен, – представилась она. – А вы, значит, его добрый друг Ивар дель Хивал?

У толстяка оказалась крепкая, мозолистая ладонь фехтовальщика, но руку Карин он сжимал очень осторожно.

– Я польщен. – Ториан сверкнул глазами, и Ивар дель Хивал выпустил руку Карин. – Так, значит, он говорил обо мне?

Вообще-то нет. Но какой смысл признаваться в этом здесь и сейчас?

– Конечно же.

Ивар дель Хивал провел пальцами по бороде.

– Что ж, тогда, надо думать, мы с вами отлично поладим. Могу ли я претендовать на честь сопровождать вас к Его Пылкости? Герцог предвкушает встречу с вами. – Он оглядел одежду Карин. – После того, конечно, как мы позаботимся о том, чтобы вы могли умыться и переодеться; Его Пылкость не терпит отступления от установленных формальностей.

– Вы говорите так, будто мы здесь в гостях, – произнесла Карин. – Как будто нас не похитили и не приволокли сюда под угрозой смерти.

Ивар дель Хивал на мгновение прикусил нижнюю губу, размышляя.

– Да, в самом деле. – Он положил ладонь Карин на свое предплечье и похлопал по ней. – Не доверяйтесь моим словам; я человек очаровательный, но ненадежный.

– Почему-то я так не думаю, – заметила Карин. – Подозреваю, что ваша надежность легко перещеголяет ваше очарование. А я нахожу вас очаровательным.