Текст книги "Все новые сказки"
Автор книги: Джоди Линн Пиколт
Соавторы: Чак Паланик,Нил Гейман,Диана Уинн Джонс,Джоанн Харрис,Майкл Джон Муркок,Джеффри Дивер,Джозеф Хиллстром Кинг,Питер Страуб,Джеффри Форд,Майкл Маршалл
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)
– Положите ее у своих ног, прямо у ног, и можете уходить, – велел Декс.
Мондриан положил коробку на песок, но остался стоять над ней по стойке «смирно».
– Чего вы ждете? – спросил Декс.
Мондриан молчал, но Аделина шепнула:
– Он хочет чаевые.
Декс дважды выстрелил в купол зонтика.
– Сдачи не надо, – сказал он.
Мондриан поклонился:
– Благодарю вас, сэр, вы очень щедры.
Когда метрдотель уехал, Аделина пошла за посылкой. Декс ждал ее на пледе. Аделина уселась, положила коробку себе на колени – куб восемь на восемь на восемь дюймов, обернутый в серебристую бумагу и перевязанный красным бантом, точно подарок на день рождения.
– А если это бомба? – поинтересовался Декс.
Аделина на миг оцепенела. Но тут же выпалила:
– Какая разница!
Разорвала обертку. Провела своими длинными ногтями по швам между картонными клапанами. Потянула, вскрывая коробку, опустила руку внутрь и достала шприц Киллхеффера. Снова пошарила в коробке.
– Тут всего один.
– Теперь его замысел понятен, – прокомментировал Декс.
Аделина взглянула сквозь шприц на луну. Зеленая жидкость в стеклянном сосуде засияла.
– Красиво, – вздохнула Аделина.
– Давай, сделай себе укол, – сказал Декс.
– Нет, давай ты, – и она протянула шприц ему.
Он потянулся было за шприцом и замер. Пальцы прикоснулись к металлическому поршню и отдернулись.
– Это же ты попала в Киллхеффера.
– А ведь, наверное, снадобье даже не сработает, – сказала она и бережно положила шприц на плед между ними. Погладила шприц. Отвела руку.
– Сыграем в кости, – предложил Декс, проводя своим розовым пальцем по игле. – Кто выиграет, тот и уколется.
Аделина долго молчала, затем кивнула в знак согласия.
– Но сначала потанцуем напоследок. На случай, если сработает.
Декс встал, прошел к машине, сделал радио погромче.
– Нам повезло, – сказал он, когда над пустыней поплыли первые звуки «Платья в горошек под полной луной».
Декс вразвалочку, пританцовывая, вернулся к Аделине. Она разгладила платье, поправила корсет. Обхватила Декса руками, уткнулась подбородком в его плечо. Он взял ее за талию. Они медленно, устало закружились под музыку.
– Значит, сыграем в кости? – прошептала она.
– Обязательно.
После еще трех медленных поворотов Аделина сказала:
– Думаешь, я забыла, что у тебя есть шулерские кости?
Декс, запрокинув голову, засмеялся, и, словно в ответ, сразу начался звездопад. Огненные шары, бороздя ночь, увлекали за собой яркие ленты. Сначала – пригоршня, затем – сотня. Все больше и больше звезд спрыгивали со своих мест в созвездиях, срывались вниз. Далеко на западе первые звезды ударились о землю. Отдаленный грохот, огненные гейзеры – ни дать ни взять фейерверк. Звезды все падали, одни – вдали, другие – совсем близко, а Декс с Аделиной целовались посреди всемирного пожара.
– Приезжай за мной в семь, – прошептала она ему на ухо, обняла еще крепче.
– Приеду, детка, – пообещал он. – Приеду.
С меткостью пули, бьющей в переносицу, на них упал один из миллиона гремящих небесных вестников. Пылающая сфера величиной с «Ледяной сад». Взрыв обратил все в прах, а «Бельведер» подбросило в воздух и перевернуло, словно серебряный доллар.
Чак Паланик
Лузер
Перевод Марины Тогобецкой [64]64
«The Loser» by Chuck Palahniuk. Copyright © 2010 by Chuck Palahniuk.
[Закрыть]
Шоу ничуть не изменилось – оно совершенно такое же, как в детстве, когда ты валялся дома с высокой температурой и целый день пялился в телик. Это вам не «Давай договоримся». Или «Колесо фортуны». Или «Монти-холл», или шоу с Пэт Саяк. Громкий властный голос называет публике твое имя, говорит: «Спускайтесь, вы – следующий», – и если угадаешь стоимость пачки хлопьев «Райс-Э-Роуни», отправишься на недельку в Париж.
Это такоешоу. В нем не бывает ценных призов типа хороших шмоток, или дисков, или пива. Здесь, как правило, разыгрывается какой-нибудь пылесос или стиральная машина – что-то такое, что, возможно, обрадовало бы тебя, будь ты домохозяйкой или горничной.
Называется «Неделя ажиотажа». По традиции все члены сообщества «Зета Дельта» садятся в большой автобус и едут на телестудию участвовать в съемках. Согласно правилам, все они одеты в одинаковые красные майки с черной шелкографией: греческими буквами «Зета», «Дельта» и «Омега».
Но для начала ты должен принять марку или полмарки с «Хелло, Китти» и ждать прихода. Она выглядит как обычная бумажка с изображением «Хелло, Китти», только на самом деле это блоттер кислоты. И ты кладешь ее на язык, рассасываешь и глотаешь.
Все, что нужно делать, – это сидеть всем «зета дельтам» вместе, чтобы образовать среди зрителей красное пятно, и кричать и вопить, чтобы камеры вас засняли. Это вам не «Гамма-схвати-за-ляжку». И не «Лямбда-насилует-на-свидании». «Зета Дельта» – это круто, «зета дельтами» хотят быть все.
Как подействует кислота – ты распсихуешься и убьешь себя или сожрешь кого-то заживо – никого это не волнует.
Так тут принято.
С тех самых пор когда ты смотрел это шоу больным ребенком, среди участников, которых призывал властный голос, чтобы сыграть в игру, непременно были красивый морской пехотинец в униформе с блестящими пуговицами. И чья-то бабушка в футболке. И иммигрант с таким чудовищным акцентом, что ты не понимал половины того, что он говорил. И пузатый физик-ядерщик с оттопыренным ручками карманом рубашки.
Здесь все так же, как было в твоем детстве, только теперь – все «зета дельты» орут на тебя. Так орут, что глаз не видно. Только красные майки и огромные раззявленные рты. И все эти руки сталкивают тебя с места и выпихивают в проход. А властный голос произносит твое имя, велит спуститься.
Ты – следующий.
У тебя во рту «Хелло Китти» – на вкус как розовый бабл-гам. Это «Хелло Китти» – не какая-нибудь подделка с клубничным или шоколадным ароматизатором, которую чей-то брат бодяжит по ночам в здании Научного центра, где работает уборщиком. Бумажка застревает у тебя в глотке, а тебе не хотелось бы опозориться и выглядеть смешным на глазах у зала, тем более – в записи, которая останется навсегда.
Все смотрят, как ты плетешься по проходу в своей красной майке. Камеры дают крупный план. Все хлопают именно так, как всегда на твоей памяти. И эти мерцающие огни Лас-Вегаса, придающие значительность тому, что происходит на сцене. Наверное, это нечто новое, правда, виденное несметное число раз, и ты на автомате занимаешь свободный столик рядом с тем, за которым стоит морской пехотинец.
Ведущий шоу, не Алекс Требек [65]65
Алекс Требек(р. 1940) – голливудский киноактер и популярный телеведущий.
[Закрыть], машет рукой, и сцена приходит в движение. Вроде бы не землетрясение, но целая стена вдруг трогается с места с помощью невидимых колесиков, а огни все мигают, очень быстро, всполохами, даже быстрее, чем о том успеваешь сказать. Большая черная стена отодвигается, и из-за нее выступает высоченная манекенщица, сверкая миллионами-триллионами блесток на облегающем платье и помахивая длинной костлявой рукой, чтобы указать тебе на стол с восемью стульями, из тех, что можно увидеть в любой гостиной на День благодарения, с жареной индейкой, бататом и прочими яствами. У нее модельная талия шириной с чью-то шею, а каждая сиська размером с твою голову. Огни, как в Лас-Вегасе, все вспыхивают вокруг. Властный голос рассказывает, кто и из какого дерева сделал этот стол. Называет примерную розничную стоимость.
А ведущий уже демонстрирует участникам небольшую коробочку. Как фокусник, он показывает всем, что в ней: это хлеб в своем естественном, изначальном виде, в том, какой он принимает до того, как стать бутербродом или французским тостом. Обычный хлеб, какой твоя мама берет на ферме или где он там растет.
Вот именно: ты можешь получить эти стол и стулья, а также все, что на столе, если угадаешь цену хлеба.
«Зета дельты» наклоняются друг к другу, совещаясь, они сейчас похожи на один огромный красный рот посреди зрительного зала. Они даже не смотрят на тебя, а их волосы словно образуют в этом красном рту отвратительную мохнатую сердцевину. Кажется, проходит вечность, прежде чем у тебя раздается звонок и кто-то из «зета дельт» называет ставку.
А хлеб все это время ждет там, в своей коробке. У него поджаристая коричневая корка. Властный голос сообщает, что он содержит десять незаменимых витаминов и минералов.
Старик, ведущий шоу, смотрит на тебя так, будто никогда прежде не видел телефона. Спрашивает: «Итак, ваша ставка?».
И ты отвечаешь: «Восемь баксов».
Старушка делает такое лицо, будто ее сейчас хватит инфаркт. Из рукава клетчатой ковбойки выглядывает белый рваный носовой платок, словно она – плюшевый медведь, которого кто-то слишком сильно любил, а теперь выкинул на помойку, и из прорех у него вылезает набивка.
Этот ублюдок морской пехотинец, чтобы перебить твою ставку, говорит: «Девять долларов!»
А ядерный физик, чтобы перебить его ставку, объявляет: «Десять. Десять долларов».
Видно, вопрос был с подвохом, потому что старушка говорит: «Один доллар девяносто девять центов», – и тут же громко играет музыка, а огни все бешено мигают. Ведущий ведет бабулю наверх, туда, где победителей ждут призы, там она, заливаясь слезами, играет в призовую игру, кидает теннисный мячик – и выигрывает диван и бильярдный стол. Ее старческое лицо выглядит таким же мятым и рваным, как платок, торчащий из рукава ковбойки.
Властный голос вызывает на ее место другую бабулю, и шоу продолжается.
В следующем раунде тебе нужно угадать цену картошки – большой упаковки настоящих цельных картофелин, еще не ставших едой. Таких, какими их добывают шахтеры – или кто там выкапывает картошку – в Ирландии, Айдахо или еще в каком месте. Они даже не очищены.
Если угадаешь правильно, получишь большие часы в деревянной коробке наподобие гроба Дракулы, стоящего на одном ребре, только с церковными колоколами внутри, звонящими каждый час. Мама по телефону называет их дедушкиными часами.Ты показываешь их ей по видео, и она говорит, что это дешевка.
Ты на сцене под камерами и софитами, все «зета дельты» тебе трезвонят, а ты прижимаешь телефон к груди и говоришь: «Моя мама спрашивает, нет ли у вас чего-нибудь поприличнее?»
Ты показываешь своей маме картошку, и она спрашивает, где ее покупали: в супермаркете или эконом-магазине.
Ты набираешь быстрым вызовом отца, и он спрашивает, нужно ли платить подоходный налог.
Должно быть, это все из-за «Хелло Китти», но часы выглядят жутковато – они как будто смотрят на тебя, и смотрят недобро. Будто поднимается скрытое веко тайных глаз, будто показываются зубы, и ты слышишь, как миллионы-триллионы гигантских живых тараканов ползают в этой деревянной коробке. Кожа супермоделей словно восковая, а сами они, глядя в никуда, улыбаются механической улыбкой.
Ты называешь цену, подсказанную тебе мамой. Пехотинец ставит на доллар больше. Ядерный физик поднимает ставку еще на доллар.
Ты выигрываешь.
В этом, только в этом раунде.
И все эти картофелины открывают свои маленькие глазки, чтобы на тебя посмотреть.
И теперь тебе надо угадать цену цельного коровьего молока в пакете, в каком молоко появляется в кухонном холодильнике. Ты должен угадать цену упаковки хлопьев для завтрака, которые обычно стоят в кухонном шкафчике. А потом – огромного соляного камня, такого, как достают из океана, только в круглой коробке; в нем соли больше, чем кто-либо сможет съесть за всю жизнь. Ее достаточно, чтобы обрамить миллионы-триллионы коктейлей «Маргарита».
«Зета дельты» эсэмэсят как сумасшедшие. Папка с входящими переполняется.
Потом идут яйца – как на Пасху, только белые и уложенные в специальную картонную коробку. Непочатая дюжина. Минималистичные яйца, чисто-белые… такие белые, что ты мог бы смотреть на них вечно, но тебе нужно срочно угадать цену большой бутылки как бы шампуня, только это не шампунь, а что-то гадкое, масло для жарки незнамо чего. А после масла ты должен назвать правильную цену чего-то замороженного.
Ты прикрываешься рукой, чтобы нижний софит не слепил глаза, но «зета дельт» все равно не видно в ярком свете прожекторов. Ты слышишь только, как они выкрикивают: пятьдесят тысяч долларов… миллион… десять тысяч. Словно невменяемые бессмысленно вопят первое, что им приходит на ум.
Словно телестудия – это джунгли, а люди – обезьяны, что живут в этих джунглях и орут своими пронзительными обезьяньими голосами.
Зубы у тебя во рту скрежещут с такой силой, что ты чувствуешь вкус горячего металла – это плавятся твои серебряные пломбы. Твоя майка с логотипом «Зета Дельты» становится темно-красной – пот стекает из подмышек прямо по рукам. Вкус расплавленного серебра и розового бабл-гама. У тебя будто сердце останавливается, только днем, и ты должен напоминать себе, что надо вдохнуть… еще раз… и еще… пока супермодели, расхаживающие на высоких блестящих каблуках, соблазняют аудиторию микроволновой печкой и беговой дорожкой, а ты продолжаешь на них пялиться, чтобы понять, действительно ли они так хороши, как выглядят.
Тебя заставляют крутить эту штуковину, барабан, и он вертится вокруг своей оси. Тебе нужно соединить картинки, чтобы они идеально подошли друг к другу. Ты должен угадать, какая банка тушеных бобов стоит больше другой, – и ты чувствуешь себя подопытной крысой. И вся эта суматоха ради чего-то такого, на чем удобно сидеть, когда стрижешь свою лужайку.
Благодаря маме, называющей цены, ты выигрываешь какую-то фигню, которую можно поставить в комнату, покрытую не требующим ухода грязеотталкивающим, начисто протертым пластиком. Ты выигрываешь одну из хреновин, на которых люди могут кататься в отпуске всю свою жизнь, наполненную исключительно целомудренными развлечениями и семейными ценностями. Ты выигрываешь нечто, расписанное вручную по мотивам недавно прогремевшего блокбастера.
Ощущения те же, как когда ты болел с высокой температурой, и твое маленькое детское сердечко бешено колотилось, и дух захватывало от одной мысли, что кто-то сейчас заберет домой электронный орган. Как бы плохо ты себя ни чувствовал, ты всегда смотрел это шоу, пока температура не спадала. От этих мигающих огоньков, от этой мебели для загородной жизни тебе словно становилось легче. Это шоу непостижимым образом исцеляло тебя.
Проходит вечность, а ты все выигрываешь на пути к Заключительному, Витринному Раунду.
Теперь остались только ты и старушка, чья-то бабушка, жившая во времена войны и атомных бомбардировок, возможно, видевшая, как застрелили Кеннеди и Авраама Линкольна. Теперь она скачет вверх-вниз в своих теннисных туфлях, хлопает в свои древние ладоши, окруженная супермоделями и мигающими огнями, пока властный голос обещает ей внедорожник, широкоэкранный телевизор и меховое манто в пол.
И наверное, все дело в кислоте, но у тебя в голове ничего не сходится.
Выходит, если ты живешь убогой жизнью и знаешь, сколько стоят смеси быстрого приготовления и сырые сосиски, в качестве награды ты получишь неделю проживания в лондонском отеле или перелет в Рим? Рим, типа, в Италии. Выходит, ты заполняешь голову миллионами-триллионами тонн ненужного мусора, и за это дылда-супермодель вручает тебе снегоход?
Если цель этого шоу – узнать, насколько ты умен, им стоит спросить, сколько калорий в луково-сырном бублике. Вперед, пусть спросят, сколько стоит минута разговора по мобильнику в разное время дня. Пусть спросят, сколько придется заплатить за превышение скорости в тридцать миль. Пускай поинтересуются, сколько придется выложить за путешествие на весенние каникулы в Кабо [66]66
Кабо – Республика Кабо-Верде, государство, расположенное на одноименных островах в Атлантическом океане в 620 км от западного побережья Африки.
[Закрыть]. И ты можешь назвать цену лучших мест на концерт «Пэник» [67]67
«Пэник» – музыкальная группа (Германия; 2002); речь идет о воссоединенииГермании.
[Закрыть]по случаю годовщины воссоединения – до последнего пенни.
Они должны спросить тебя цену на «Лонг-Айленд айс ти» [68]68
« Лонг-Айленд айс ти – популярный коктейль на основе водки, джина, текилы и рома; один из самых крепких коктейлей.
[Закрыть]. Цену аборта Марсии Сандерс. Попросить назвать цену лечения от герпеса, которое ты вынужден пройти, но хочешь скрыть это от знакомых. Спросить цену на твой учебник по «Истории европейского искусства», который стоит, мать его, триста баксов.
Пусть спросят, как ударила по твоему карману «Хелло Китти».
Ковбойская бабуля делает ставку на своей витрине. Как обычно, цифры ставки загораются на маленьком табло впереди стойки, за которой она стоит.
«Зета дельты» вопят. Твой телефон бешено трезвонит.
В твою витрину супермодель закатывает пятьсот фунтов сырых говяжьих стейков. Стейки умещаются на барбекюшнице. Барбекюшница – в скоростной лодке, та в прицепном трейлере, трейлер – в массивном малолитражном пикапе, а пикап – в гараже нового дома в Остине. Остин, типа, в Техасе.
Тем временем «зета дельты» встают. Вскакивают на сиденья, аплодируют, размахивают руками, скандируя не твое имя, а: «Зе-та Дельт! Зе-та Дельт! Зе-та Дельт!» – так громко, чтобы слышали все и чтобы запись вышла качественной.
Должно быть, все дело в кислоте, но ты чувствуешь, что соревнуешься со старым ничтожеством, которое видишь впервые в жизни, ради абсолютного дерьма, которое тебе на фиг не нужно.
Должно быть, все дело в кислоте, но – здесь и сейчас – ты посылаешь на хуй экономическую специализацию. На хуй «Основы бухгалтерии, 301».
Что-то, застряв в твоей глотке, заставляет тебя заткнуться.
И ты ставишь миллион, триллион, газиллион долларов – и девяносто девять центов. Нарочно, случайно – какая разница.
Наступает тишина – абсолютная тишина. Только, может быть, слышно, как включаются и выключаются все эти миллионы-триллионы огоньков – включаются и выключатся, и снова включаются и выключаются…
Проходит еще одна вечность. Ведущий вдруг оказывается у твоего локтя и шипит тебе прямо в ухо: «Так нельзя! Ты должен играть, чтобы выиграть!»
Вблизи его лицо кажется разбитым на миллион-триллион зазубренных кусочков, склеенных между собой розовым гримом. Как Шалтай-Болтай [69]69
Шалтай-Болтай – популярный персонаж многих классических английских детских стихотворений; в книге Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье» имеет обличье человекоподобного яйца с галстуком.
[Закрыть]или пазл. Его морщины словно боевые шрамы от игры в одно и то же шоу, которое никогда не закончится. Седые волосы, как всегда, разделены на пробор.
Властный голос спрашивает – этот большой, глубокий голос, гремящий из ниоткуда, голос какого-то гиганта, которого ты не видишь и не можешь видеть – он требовательно спрашивает, не мог бы ты повторить свою ставку.
Может, ты и не знаешь, чего хочешь в жизни.
Но зато точно знаешь, что НЕ дедушкины часы.
Миллион, триллион… говоришь ты. Это слишком большое число – оно не влезает на светящееся табло впереди твоей стойки. В нем больше нулей, чем огней у этого прекрасного переливающегося шоу.
И должно быть, это все из-за «Хелло Китти», но из твоих глаз вдруг выплескиваются слезы, и ты плачешь, потому что впервые с раннего детства не знаешь, что будет дальше. Слезы заливают твою красную майку, превращая красное в черное, и греческие буквы теряют смысл – их просто не видно.
Кто-то из «зета дельт», в абсолютной тишине, кричит: «Ты урод!»
На экране твоего телефона появляется текстовое сообщение: «Мудак!»
Это от мамы.
Ковбойская бабуля плачет, она победила. Ты всхлипываешь, потому что… сам не знаешь почему.
Значит, бабушка выиграла снегоход и меховое манто. А еще скоростную лодку и говяжьи стейки. Стол, стулья и диван. Все призы с обеих витрин, потому что твоя ставка была чересчур высока. Она прыгает от радости, сияя своими фальшивыми белоснежными зубами. Ведущий заставляет всех аплодировать, но «зета дельты» не хлопают. Семья бабули забирается на сцену – дети, внуки и правнуки – они топчутся вокруг, трогают блестящие спортивные машины, супермоделей, все, до чего достанут. Бабуля осыпает потрескавшееся розовое лицо ведущего поцелуями, оставляя на нем следы красной помады. Она говорит «Спасибо. Спасибо. Спасибо», – без конца, как заведенная, до того самого момента, когда ее старческие выцветшие глаза вдруг закатываются вверх и внутрь, а руки хватают ковбойку в том месте, где должно быть сердце…
Диана Уэйн Джонс
Дневник Саманты
Перевод Марии Мельниченко [70]70
«Samantha’s Diary» by Diana Wynne Jones. Copyright © 2010 by Diana Wynne Jones.
[Закрыть]
Записан на BSQ SpeekEasi серия 2/89887BQ.
Найден в мусорном баке на Риджент-стрит в Лондоне.
25 декабря 2233
Устала ужасно. Сегодня наконец отдыхаю. Вчера поздно вечером вернулась из Парижа с маминой вечеринки. Сестра беременна и поехать не смогла (к тому же она живет в Швеции), а матери хотелось, чтобы хоть однаиз дочерей познакомилась с новым отчимом. Правда, познакомиться все равно не удалось. Мать без конца подтаскивала ко мне всяких холостяков, докладывая, насколько каждый безумно богат. Кажется, она мечтает, чтобы я пошла по ее стопам и сделала своей профессией брак по расчету. Нет уж, спасибо, я и сама прилично зарабатываю на подиуме – меня все устраивает. К тому же я только что рассталась с Лайамом и хочу отдохнуть от мужчин. Среди женихов из матушкиной коллекции попались настоящие жемчужины: философ-француз, который постоянно ходил за мной, повторяя «La vide ce n’est pas le nul», «Пустота не есть ничто», а еще на меня вешались косоглазый режиссер-колумбиец и шизанутый миллионер, черт знает откуда, с диамантовыми зубами. Кроме этих были и другие. Вдобавок я возвышалась над толпой, как небоскреб, потому что неосмотрительно надела новые «Стильтскины» – а в них и не спрячешься. В конце концов мне надоели их приставания, и я ушла. Как раз успела на полуночный экспресс до Лондона, который оказался не таким уж быстрым. Было поздно, куча народу. Я всю дорогу стояла.
Ноги сегодня болят ужасно.
Короче, я сказала Домоботу, что МЕНЯ НЕТ, кто бы ни спрашивал, и надеюсь провести день в тишине. Трудно представить, что когда-то на Рождество все собирались за столом, дарили друг другу подарки. Брр… Сейчас это самый спокойный день в году. Я сижу в своей белоснежной гостиной – кстати, тоже плод маминой матримониальной деятельности. Эту славную квартирку мне подарил мой предпоследний отчим… ой, нет, предпредпоследний. Все время забываю.
Вот черт! В дверь позвонили и Домобот открыл! Я точно помню, что велела никому не открывать. Я говорила, что подарки теперь все равно не дарят? Видимо, ошиблась. Домобот приковылял в гостиную. Кроме всего прочего у него на плоской макушке лежало нечто вроде дерева.Что за дерево, не знаю. Ни листьев, ни записки. Совершенно непонятно, кто его прислал. Но зато на ветке сплетенная из прутьев клетка с крупной коричневой птицей. Я ее выпустила, а эта тупица меня клюнула. И что ей не понравилось? Она сразу ринулась под диван, по пути обгадив ковер. Вообще, я думала, на Рождество положено ставить вечнозеленые деревья. А это, лысое, я велела Домоботу вынести в патио. Он приткнул его у бассейна, и теперь оно стоит там, голое и некрасивое. Птица совсем голодная – пыталась клевать ковер. Я полезла в Интернет выяснить, как она называется. Через полчаса мучений наконец увидела похожую картинку. Куропатка! Между прочим, популярная дичь. Это что же получается: я должна ее съесть? Нет, я в курсе, что в прежние времена на Рождество ели птиц, но… Фу-у! Снова полезла в Интернет – искать, где купить еду для куропаток. «Дорогой клиент, вынуждены сообщить, что доставка наших товаров возобновится 27 декабря с началом периода распродаж. С этой даты мы будем рады предложить вам полный ассортимент элитного птичьего корма по сниженным ценам». Ну да! А сейчас-то мне что делать?
О! Супер! Домобот нашел выход – принес миску с консервированной кукурузой. Я сунула ее под диван, и птица затихла.
Интересно, а деревья надо кормить?
26 декабря 2233
С ума сойти! Только что доставили еще однодерево с еще однойкуропаткой в клетке. На этот раз я со всех ног бросилась к двери. Я надеялась сдать обратно все эти деревья и птиц или, по крайней мере, узнать, кто их посылает. Но курьер сунул мне в руки клетку с парой миленьких белых голубков и ушел. Точнее, уехал – на фургоне без опознавательных надписей. Я, конечно, накинулась на Домобота за то, что тот открыл, но что толку? У него в запасе всего шестьдесят предложений. Повторял, как попугай: «Мадам, вам посылка», – пока я не выключила звук.
Куропатки затеяли драку под диваном.
Клетку с голубями я вынесла во дворик и открыла. Но что-то они не торопятся улетать. Кажется, они тоже поселятся у меня. Зато они едят овсянку. Куропатки отказываются. А кукуруза в банках уже закончилась.
Все. Сдаюсь. Буду весь вечер смотреть старые фильмы.
Звонил Лайам. Я спросила, не он ли та сволочь, которая прислала мне четырех птиц и два дерева. Он спросил:
– Чего?! Ты о чем? Я только хотел узнать, у тебя ли мои часы?
Я повесила трубку. Уф-ф…
27 декабря 2233
Сегодня начинаются распродажи! Я, правда, припозднилась, и все из-за этой дурацкой птичьей еды. Когда я связалась с «Птичьими лакомствами», оказалось, что минимальная доставка – двадцатикилограммовый мешок. И куда я дену столько птичьего корма? Я выключила компьютер и пошла в ближайший магазин. Он был закрыт. Прежде чем я обнаружила один работающий магазин, пришлось дойти аж до Карнаби-стрит, а потом тащиться обратно с десятью банками кукурузы. Я обещала Сабрине и Карле выпить с ними кофе в «Хэрродс» [71]71
«Хэрродс» —самый известный универмаг Лондона; считается одним из крупнейших и наиболее фешенебельных универмагов мира; его площадь составляет 90 тысяч м² и включает 330 отделов; персонал магазина – более пяти тысяч человек.
[Закрыть], но, когда я туда добралась, они уже ушли.
Кошмарный день! К тому же я не нашла на распродажах ни одной нужной вещи.
Когда, измученная, вернулась домой (от прогулок в «Стильтскинах» ноги адски болели), я увидела посреди гостиной очередное дерево с куропаткой, и еще двух голубей, и здоровую клетку с тремя новыми птицами. Пришлось немало повозиться, прежде чем я смогла определить, что это за птицы. В итоге я вспомнила про книжку с картинками, которую подарил отчим номер два, когда я была совсем маленькой. Рядом с буквой «К» была нарисована птица, похожая на этих новеньких. Только та была кругленькая, коричневая и добрая на вид. А эти! Может, они и куры, но морды у них злобные, ужасные пятнистые перья и болтающиеся красные наросты на головах – смахивают на марсиан! Когда я пришла, они с упоением выдирали друг у друга перья. Ужасные рябые перышки летали по всей комнате. Я наорала на Домобота и заставила его выволочь куриц-монстров во двор, где я их поспешно выпустила. Они принялись носиться с громким кудахтаньем, клевать куропаток, растения в горшках и три мои дерева. Им явно хотелось есть. Я вздохнула и опять позвонила в «Птичьи лакомства». Снова проблемы. «Вам корм для каких птиц?» – спросили меня. «Кур, – сказала я. – И голубей. И куропаток». Только что принесли три двадцатикилограммовых мешка. Надписи на них разные, но сам корм подозрительно одинаковый на вид. Я знаю, о чем говорю, потому что открыла все три мешка и разбросала корм по дворику и еще в комнате, потому что вынуждена была спасать куропаток. Вывод: все птицы едят любой из кормов. Ужасно вымоталась, позвонила Карле и Сабрине. От Сабрины никакого толку. Она только что нашла розовые «Стильтскины» за полцены и думать может только об одном: брать или нет.
– Брось монетку, – посоветовала я.
Карла, по крайней мере, прониклась.
– Спаси меня! – сказала я. – Какой-то безумный поклонник без конца шлет мне птиц.
– Ты уверена, что это не очередная шутка Лайама? – спросила Карла.
В этом что-то есть. Наверняка он позвонил будто бы узнать про часы, а сам хотел убедиться, что я дома.
– А почему ты не сказала своему Домоботу, чтобы не принимал всяких зверюшек? – спросила Карла.
– Да говорила я, говорила! – закричала я. – Но чертова жестянка не слушается!
– Перепрограммируй его, – посоветовала Карла. – Может, в нем что-то засбоило.
«Либо Лайам его перепрограммировал», – подумала я.
Целый час просидела с инструкцией, нажимала на кнопки и в результате так озверела, что позвонила Лайаму. Попала на автоответчик. Ну разумеется! Оставила гневное послание, но он, видимо, все равно не разберет, о чем речь, потому что Домобот собирал перья и непрерывно выл, как всегда бывает, когда он чем-то давится. Зато мне полегчало.
28 декабря 2233
Провела чудесное утро на распродажах, вернулась домой с шестью мешками «выгодных покупок» и обнаружила, что к моему зверинцу добавились четыре попугая. Плюс еще одна куропатка (и дерево), два голубя и три курицы-монстра. Все попытки перепрограммировать Домобота не увенчались успехом – он просто на них не реагирует. Мой дворик теперь похож на лес, густо загаженный птицами. Голуби сидят на деревьях, куры бегают внизу. В комнатах четыре куропатки и четыре палки с кольцами для попугаев. Видимо, предполагается, что они будут на них сидеть, но, естественно, они этого не делают. Красный попугай облюбовал себе мою спальню. Зеленый носится по всей квартире и громко ругается, а разноцветная парочка сидит где угодно, только не на палках с кольцами. Палки я убрала в шкаф, потому что Домобот зависает каждый раз, когда на них натыкается. Потом заказала еще двадцатикилограммовый мешок «Птичьих лакомств» (для попугаев). Этот корм отличается от прочих. Попугаи его едят – преимущественно из блюдец на кухонном столе. Я брожу среди всего этого хаоса и время от времени дебильно хихикаю. Я привыкаю. Я сдаюсь.
Нет! Ни за что!
Кто-то же научил этих мерзких попугаев орать: «Саманта, я люблю тебя!» Они постоянно это и делают.
В своей умопомрачительно красивой одежде и «Стильтскинах» я ворвалась к Лайаму. Выглядел он ужасно. Мало того что в пижаме, небритый, нечесаный, так еще и нетрезв, как мне показалось. В квартире бардак. Я это сразу заметила, потому что как только он открыл дверь, я, с порога начав на него орать, шагнула внутрь, а он только пятился от меня задом. По правде говоря, его пижама вообще меня выбесила, потому что я подумала: у него тут женщина. Но он был один. Просто валялся. Он сказал:
– Перестань орать и объясни наконец, в чем дело.
И я объяснила. Он засмеялся, а я взорвалась:
– Это тыбез конца посылаешь мне птиц!!
Тут я внезапно разревелась – сама не знаю почему.
Как ни странно, Лайам повел себя как душка.
– Погоди, Сэмми, ты знаешь, сколько стоят попугаи? – спросил он.
Я не знала. Он назвал цену. Нехилую!
– И сразу скажу, чтобы ты не думала, откуда мне это известно: месяц назад я писал о них статью – тогда и узнал. Ясно? И откуда, по-твоему, у меня деньги на четырех попугаев? К тому же я понятия не имею, где продаются куры, не говоря уже о куропатках. Так что, сама понимаешь, это не я, а кто-то другой. Какой-то богатенький шутник, который вдобавок способен перепрограммировать твоего Домобота, чтобы тот тебя не слушал и принимал птиц. Перебери всех знакомых богатеев, выбери самого подозрительного и иди ори на него. На меня орать нечего.
Я сдалась.
– Значит, я зря притащилась в такую даль? – спросила я. – Ноги болят ужасно.
– Это потому что ты носишь эти жуткие туфли.
– К твоему сведению, это не жуткие туфли, а «Стильтскины» из последней коллекции. Я за них несколько тысяч отдала.
Он рассмеялся – чем опять меня выбесил – и сказал:
– Тогда вызови такси.
Пока я ждала такси, Лайам обнял меня за плечи – ненавязчиво, как будто забыл, что мы уже не вместе, – и сказал:
– Бедняжка Сэмми. Я тут подумал: а что это за деревья?
– Откуда я знаю? У них же нет листьев.
– Да, проблемка, – согласился Лайам. – Ну ладно, ты, главное, скажи, если в следующий раз твой ухажер пришлет тебе что-то ценное, договорились?