Текст книги "Все новые сказки"

Автор книги: Джоди Линн Пиколт

Соавторы: Чак Паланик,Нил Гейман,Диана Уинн Джонс,Джоанн Харрис,Майкл Джон Муркок,Джеффри Дивер,Джозеф Хиллстром Кинг,Питер Страуб,Джеффри Форд,Майкл Маршалл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

В первый погожий день он составил себе список покупок и поехал в супермаркет. Вез тележку между полками, укладывал в нее яйца, бекон, макароны, банки с соусом; а когда прикидывал, какой сорт стирального порошка лучше, увидел ее.

Он ее не высматривал. Никого не высматривал. Думал только о стиральном порошке и кондиционерах для белья. Но поднял глаза от тележки – вот те на!

Она была красавица. Студентка была молоденькая и хорошенькая, ханыга Морни – шлюховатая и сговорчивая, а тут другое – подлинная красота. Возможно, фотомодель или актриса, но что-то ему подсказало: нет, не актриса, не модель.

Длинные черные волосы, длинные ноги, фигура одновременно атлетическая и женственная. Овальное лицо, горделивый нос, высокие скулы. Но он даже не на ее красоту среагировал – на что-то помимо красоты, на особенность, для которой не подобрать названия. И эта особенность заставила его позабыть о «Тайде» и «Дауни», да и обо всех покупках.

Она была в слаксах и расстегнутой полотняной рубашке с длинным рукавом поверх голубой футболки. Наряд отнюдь не соблазнительный, но то, как она одета, не имело значения. Он заметил, что она заглядывает в длинный список, а ее тележка пока почти пуста. Решил: время есть – как раз чтобы подвезти свою тележку к кассе и расплатиться наличными. Так лучше, чем просто бросить тележку в зале. А то еще запомнят.

Он расплатился, загрузил пакеты с продуктами назад в тележку и по пути к своему внедорожнику периодически оглядывался на вход в магазин. Покидал пакеты на заднее сиденье, сел за руль и нашел удобное место, чтобы ее дождаться.

Терпеливо сидел, не заглушая мотор. Не вел счет времени, еле замечал его бег; казалось, может дожидаться целую вечность, пока двери раздвинутся и женщина выйдет. Нетерпеливым не место на рыбалке, и, кстати, для рыбака ожидание, пассивное ожидание – неотъемлемая часть удовольствия. Если рыба клюет, едва крючок опустится в воду, если вытаскиваешь одну рыбину за другой, не испытываешь наслаждения! С тем же успехом можно ловить сетью. Вот-вот, или швырнуть гранату в ручей с форелью и собрать все, что всплывет.

А, вот и она.

– Я рыбак, – сказал он.

Это он сообщил ей потом. А сначала сказал: разрешите вам помочь. Подъехал сзади, когда она уже собиралась сложить покупки в багажник, выскочил и предложил помощь. Она улыбнулась и хотела было его поблагодарить, но не успела. В руке он держал фонарик – твердый резиновый корпус, три батарейки. Схватил ее за плечо, развернул и сильно ударил по затылку. Она завалилась набок, он подхватил ее, бережно опустил на асфальт.

Очень скоро она сидела на пассажирском сиденье его внедорожника, а ее продукты лежали в багажнике ее машины с захлопнутой крышкой. Она не шевелилась, и на миг он заподозрил, что переусердствовал. Проверил – пульс есть. Заклеил ей рот скотчем, обмотал скотчем запястья и ноги, пристегнул ее ремнем и увез с автостоянки магазина.

И так же терпеливо, как ждал, пока она выйдет из супермаркета, теперь ждал, пока придет в себя. «Я рыбак», – думал он в ожидании шанса произнести эти слова. Смотрел вперед, на шоссе, но иногда косился на нее. Никаких изменений: глаза закрыты, тело обмякшее.

Но вскоре после поворота на боковую дорогу, почуял: очнулась. Посмотрел на нее: без изменений, но что-то явно поменялось. Дал ей еще немного времени, чтобы вслушалась в тишину, а потом заговорил, сказал ей, что рыбак.

Никакой реакции. Но он был уверен: услышала.

– Я ловлю рыбу по принципу «поймал – отпустил», – сказал он. – Не все знают, что это такое. Понимаете, я люблю ловить рыбу. Мне это дает то, чего никакое другое занятие никогда не давало. Зовите это спортом или досугом, как больше нравится, но это мое, я всю жизнь этим занимаюсь.

Сказал и сам задумался. Всю жизнь? Ну да, почти что. Некоторые из детских воспоминаний, самые ранние – как он ловит рыбу бамбуковой удочкой на червей, которых накопал в саду. Некоторые из воспоминаний его взросления, самые прочные, – тоже о ловле, только другого рода.

– Вообще-то я не всегда ловил и отпускал, – сказал он. – В прежние времена я ведь как рассуждал: зачем тратить силы на ловлю рыбы только для того, чтобы отправить ее назад в воду? Мне так казалось: поймал – значит убил. А убил – так съешь. Железная логика, скажете нет?

Скажете нет? Но она ничего не скажет – как она скажет с заклеенным ртом? Но он увидел: она перестала изображать обморок. Теперь у нее глаза распахнуты, но он не мог понять, что они выражают.

– А потом как-то само получилось, – продолжал он, – я потерял к этому вкус. К убийству и вообще. Почти все люди умудряются забывать, что рыбалка – это убийство. Видно, они себе представляют, что рыба оказывается на воздухе, пробует его на вкус и услужливо, никого не отягощая, отдает концы. Разве что подергается немного, и точка. Но, знаете, все совсем не так. Без воды рыба может прожить дольше, чем вы думаете. Приходится бить ее багром. Дубинкой по голове. Смерть мгновенная и легкая, но нельзя отрицать: ты ее по-настоящему убиваешь.

Он продолжал, рассказывал, что, когда отпускаешь добычу, не нужно тратить силы на убийство. И от других неприятных хлопот ты избавлен: не надо потрошить, снимать чешую, выбрасывать внутренности.

Свернул с асфальта на проселок. На этой дороге он давно не бывал, но она осталась такой, какой он ее запомнил: пустынно, по обеим сторонам лес, ведет к его любимому месту. Он умолк: пусть подумает о том, что он сказал, пусть прикинет, как это понимать. И заговорил вновь лишь после того, как остановил машину за зарослями деревьев, так, чтобы с дороги было незаметно.

– Я должен сказать вам, – сказал он, отстегивая ремень, вытаскивая ее из машины, – что с принципом «поймал – отпустил» я получаю от жизни намного больше удовольствия. Все плюсы рыбалки и никаких минусов, понимаете?

Он уложил ее на землю. Вернулся к машине за монтировкой и разбил ей обе коленные чашечки, прежде чем освободить ноги, но скотч на запястьях и на губах не тронул. Срезал с нее ножом одежду. Потом разделся сам, аккуратно сложил свою одежду. Адам и Ева в саду, подумал он. Голые и не знающие стыда. «Наставник! Всю ночь мы трудились и ничего не поймали».

И повалился на нее.

Дома он загрузил одежду в стиральную машину, потом налил себе ванну. Но немного помедлил, прежде чем окунаться. К нему прилип ее запах. Лучше подышать этим запахом, пока вновь мысленно переживаешь произошедшее, с начала до конца, от первого взгляда на нее в супермаркете до звука сломанной ветки – так хрустнула ее шея.

Заодно он вспомнил, как впервые отклонился от принципа «поймал – отпустил». В тот раз он поступил не по наитию, а долго и упорно обдумывал план, и когда подвернулась подходящая девушка – молоденькая блондинка, типаж болельщицы, с курносым носиком и родинкой на щеке, – когда она подвернулась, он не оплошал.

Потом рассердился на себя. Неужели он скатывается назад, в прошлое? Нарушает кодекс, который сам для себя избрал? Но быстро заглушил в себе эти вопросы и на сей раз не испытывал ничего, кроме спокойного удовлетворения.

Он по-прежнему ловит и отпускает. И наверное, так будет всегда. Но, бог ты мой, это же не обязывает его стать вегетарианцем?

Конечно нет. Иногда следует утолить аппетит.

Джеффри Форд
Платье в горошек под полной луной [55]55
  «Платье в горошек под полной луной»( англ.«Polka Dots And Moonbeams») – название песни, относящейся к так называемым джазовым стандартам – неотъемлемой части джазового репертуара. Исполнялась в том числе Фрэнком Синатрой. Прим. перев.


[Закрыть]
Перевод Светланы Силаковой [56]56
  «Polka-dots and Moonbeams» by Jeffrey Ford. Copyright © 2010 by Jeffrey Ford.


[Закрыть]

Он заехал за ней в семь на кабриолете с опущенным верхом. То был изумрудно-зеленый «Плимут Бельведер» с косыми выступами на багажнике – то ли плавники, то ли футбольные ворота. Из окна своей квартиры на четвертом этаже она увидела, как он подрулил к тротуару у подъезда. Окликнула:

– Эй, Декс, где это ты раздобыл субмарину?

Он сдвинул на затылок шляпу-«Хомбург» [57]57
  Шляпа-«Хомбург» – мужская шляпа из фетра с высоко загнутыми полями и лентой по тулье; производство шляп такого фасона началось в Бад-Хомбурге на шляпной фабрике Филиппа Мёккеля.


[Закрыть], запрокинул голову.

– Свистать всех наверх, детка! – почти пропел, похлопывая по белому кожаному сиденью.

– Дай мне одну минутку! – крикнула она, засмеялась, послала ему воздушный поцелуй. Ступая по синим лоскутным половикам, прошла из гостиной в маленькую ванную с покрытым плесенью потолком и растрескавшейся штукатуркой. Придвинулась к зеркалу проверить макияж. Румяна и помада нанесены толстым слоем – можно было бы все дыры в стенах заделать. Тени для век – голубые, оттенок «павлин», подводка для глаз цвета индиго. Она проворно поправила корсет прямо через платье, огладила ткань, отошла на шаг, чтобы полюбоваться собой в полный рост. Вечернее платье – черное, в мелкий белый горошек, открытые плечи. Повернувшись к зеркалу в профиль, набрала в грудь воздуху. Выдохнула, вскричав: «Ох ты господи!» Проходя мимо кухонной ниши, схватила с обшарпанного стола серебряную фляжку и сунула в сумочку.

Ее каблуки гремят по деревянным ступенькам. Спустившись на один пролет, она оступилась и чуть не упала. Но вот она внизу, толкает дверь, выходит на улицу. Солнце клонится к закату, дует первый ветерок – кажется, духота длилась целую вечность. Декс ждет у бордюра, предупредительно распахивает дверцу. Сдвинув шляпу набок, слегка кланяется:

– Чудесно выглядите, ваше величество.

Она подошла, чмокнула его в щеку.

Улицы были пусты, на тротуарах – ни души, и, если не замечать, что в окнах высоких обветшавших зданий кое-где брезжил тусклый желтый свет, город казался обезлюдевшим. На Крафт-стрит Декс повернул налево и вскоре выехал за окраину.

– Аделина, до чего же долгая разлука, – сорвалось с его губ.

– Тсс, милый, – повелительно произнесла она. – Давай не будем об этом думать. Лучше расскажи, куда ты поведешь меня сегодня.

– Туда, где мы сможем далеко зайти.

Она шутливо стукнула его по плечу.

– Хочу коктейль!

– Конечно, детка, конечно. Я вот что придумал: пойдем в «Ледяной сад», подрыгаемся под музыку, пропустим по маленькой, а после полуночи рванем в пустыню смотреть звездопад.

– Молоток! – кивнула она и включила радио. «Every Time We Say Goodbye» [58]58
  « Every Time We Say Goodbye»( англ.«Каждый раз, когда прощаемся») – популярная песня Коула Портера; относится к категории джазовых стандартов.


[Закрыть]в обработке для саксофона – теплой, как тлеющие угли, – вырвалась из динамика, обвила шеи Декса и Аделины, как шарф, но ее мгновенно унес, посвистывая, ветер.

Автомобиль плыл сквозь густеющие сумерки. Она закурила сама, дала прикурить Дексу. Фары озарили армадилла [59]59
  Армадилл – приземистое неуклюжее южноамериканское млекопитающее отряда неполнозубых; его тело покрыто панцирем из роговых щитков; питается мелкими позвоночными, насекомыми и моллюсками.


[Закрыть], перебегающего дорогу в пятидесяти ярдах перед машиной. Запах шалфея пытался перебить орхидейный аромат духов Аделины. Декс, зажав сигарету в зубах, положил свободную руку на ее колено. Она накрыла его руку своей, их пальцы переплелись. И вот совсем стемнело, асфальт сменился грунтовой дорогой, над далекими холмами, превратившимися в причудливый силуэт, медленно, точно воздушный пузырь в банке меда, взошла луна; этакий космический торт со взбитыми сливками, круглое лицо, заглядывающее в вырез платья Аделины. Она, улыбаясь, откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза. Открыла всего через секунду, но оказалось, они уже у цели, едут по длинной аллее араукарий к кольцевой дорожке вокруг сияющего огнями «Ледяного сада». Декс затормозил, остановился у входа. Рыжий веснушчатый парнишка в ливрее шагнул к автомобилю.

– Мистер Декс, – сказал он, – давненько мы вас не видели.

– Возьми фотокамеру и запечатлей этот момент для вечности, Джим-Джим, – откликнулся Декс и подбросил в воздух серебряный доллар. Парень поймал монету, опустил в карман жилетки и только потом открыл дверцу со стороны Аделины.

– Как жизнь молодая, Джим? – спросила она.

– Только что изменилась к лучшему, – Джим шлепнул рукой по жилетному карману.

Декс обогнул автомобиль, взял спутницу под руку, и они, минуя огромные пальмы в кадках, вышли через небольшой тоннель на просторный внутренний двор прямоугольной формы. Над головами – небосвод, стенами служит роскошный сад из дивных хрустальных растений, между которыми клубятся отражения и блики – полное ощущение снежной бури. У края высокого дугообразного портика Декс с Аделиной замешкались, разглядывая толпу и музыкантов. Столики, танцпол, у дальней сцены играет оркестр – сегодня выступают «Набоб и недотепы». Над океаном макушек, держа в одной руке хромированный тромбон, в другой – микрофон, Набоб исполнял приджазованную версию «Дрожащих коленок и мокрых трусов».

Из толпы вынырнул господин в белом смокинге и красной феске. Маленький толстячок с усами, которые казались нарисованными. Пятидесятилетний младенец, загримированный под взрослого. Декс снял «Хомбург», приветственно протянул руку:

– О, Мондриан.

Метрдотель слегка поклонился и почти прокричал сквозь гул ресторана:

– Видеть здесь вас обоих – для нас большая честь.

Аделина тоже пожала ему руку.

– Сегодня вечером вы совершенно бесподобны, – сказал Мондриан.

– Столик на двоих, – сказал Декс, помахав перед носом метрдотеля новенькой двадцатидолларовой купюрой. – Поближе к танцполу.

Толстячок снова поклонился и, распрямляясь, выдернул купюру из пальцев Декса.

– Следуйте за мной, друзья! – Он развернулся и начал медленно пробираться сквозь лабиринт столиков и людскую толчею.

Аделина приветственно махала тем, кто окликал ее по имени; если же кто-то обращался к Дексу, тот подмигивал, пальцем целился в их сторону и нажимал невидимый спусковой крючок. Мондриан отыскал им столик в первом ряду прямо у сцены. Предупредительно пододвинул Аделине стул, а когда она уселась, еще поклонился.

– Два «Сладких джина», – сказал Декс, и метрдотель моментально испарился.

Аделина достала из сумочки две сигареты, прикурила от свечки в середине стола. Декс перегнулся к ней. Она вставила сигарету ему в рот. Закурила сама, глубоко затянулась.

– Каково снова вернуться в строй? – спросил Декс.

Широко улыбнувшись, она выдохнула струю дыма:

– Все точно так, как надо. По крайней мере, в первые час-два на воле. Об остальном я пока не вспоминаю.

– Отлично, – сказал он, снял шляпу и положил на пустой стул рядом с собой.

Тут музыка смолкла, сменилась болтовней и смехом посетителей, звоном бокалов и вилок. Набоб спрыгнул со сцены и, ударившись пятками об пол, сделал кувырок. Распрямился рядом с их столиком:

– Привет, Декстер.

– Ну что, курилка, все пашешь? Хиты лабаешь? – Декс, засмеявшись, пожал руку лидеру джаз-оркестра.

– Бобби, разве ты меня не поцелуешь? – протянула Аделина.

– Откладываю поцелуй на будущее, чтобы был слаще, – сказал он и, опустившись на колени, приник своими губами к ее губам. Поцелуй затянулся. Декс перекинул ногу через столик и лягнул музыканта в зад. Все засмеялись. Набоб обошел столик и уселся.

Скрестив на груди изящные длинные руки, тромбонист подался вперед, задумчиво покачал своей остроконечной головой:

– Вы сегодня ради звезд приехали?

– Спрашиваешь! – откликнулась Аделина.

– Расскажи-ка мне новости, – попросил Декс.

– Да так, знаешь ли, все по-прежнему. Киллхеффер ждет не дождется, когда ты вернешься.

Официантка принесла две порции «Сладкого джина». Коктейль состоял из жидкого розового мороженого и фирменного джина «Ледяного сада» – зубодробительного самопального напитка. Если взглянуть на просвет, видны крохотные воздушные пузыри, облепившие сочные красные вишни на дне бокала. Декс сунул девушке пятерку. Она улыбнулась и упорхнула.

– Киллхеффера к чертям собачьим, – Декс чокнулся с Аделиной.

– Приходит почти каждый вечер. Сидит в уголочке, щелкает костяшками счетов, записывает цифры в книгу, – сказал Набоб.

– У Киллхеффера шарики за ролики заехали, – вставила Аделина.

– Странный субъект, – подтвердил Набоб. – Однажды, когда в ресторане было затишье, – а когда вас нет, мои драгоценные, тут почти всегда затишье, – он угостил меня рюмкой и растолковал, что все на свете состоит из чисел. Сказал: когда падают звезды, это значит, что все делится само на себя. А потом выдул кольцо дыма – он, как всегда, курил сигару. И говорит: «Вот так оно делится», – и показывает на дырку в колечке.

– Ты понял, что он хотел сказать? – спросила Аделина.

Набоб со смехом помотал головой:

– Джим-Джим – и тот умнее говорит.

– Если сегодня я увижу здесь его глупую ухмылку, все – начищу рожу, как пить дать, – сказал Декс.

Аделина улыбнулась, затянувшись сигаретой:

– Так забавляются мальчики. Я-то думала, ты пришел потанцевать и выпить.

– И не ошиблась, детка, не ошиблась, – сказал Декс. Допил коктейль, ухватил зубами черенок вишни. Отнял от губ бокал, демонстрируя, что вишня свешивается изо рта. Аделина перегнулась через стол, обняла Декса одной рукой за плечи, впилась губами в вишню. Медленно размяла языком, пока соприкосновение губ не превратилось в долгий поцелуй.

– Вы просто артистка, мисс Аделина, – сказал Набоб.

Декс заказал всем еще по порции «Сладкого джина». Они немного поговорили о старых добрых временах; туманные воспоминания о солнце в зените и голубых небесах.

– Перерыв окончен, – сказал Набоб, торопливо допивая коктейль. – Ведите себя хорошо.

– Сыграй «Имя и телефон»! – крикнула Аделина ему вслед. Набоб разбежался, подпрыгнул, сделал кульбит и приземлился на колени перед микрофонной стойкой. Неторопливо поднялся, как поднимается по оконной решетке лиана.

Декс с Аделиной зааплодировали. Остальные посетители, увидев, что артист вернулся, устроили овацию. Набоб – худой, грациозный – немножко потанцевал сам с собой и схватил микрофон. «Недотепы» заняли свои места, вскинули инструменты.

– Мондриан, голубчик. Прикрути вентиль – свет слишком яркий, – попросил Набоб, и его голос раскатился эхом в саду и донесся до пустыни.

Через секунду огоньки свечей в центре каждого столика потускнели примерно вдвое.

– О-о-о… – выдохнул Набоб. Толпа зааплодировала.

– Еще чуточку! – крикнул Набоб метрдотелю.

Мондриан повиновался. Над тусклой янтарной мглой «Сада» разнеслись свист и шиканье. Баритон-саксофон взял первую ноту – низкую, очень низкую, она катилась по полу, точно перекати-поле, занесенное ветром из пустыни. Вступили струнные, потом флейта-пикколо вывела замысловатую трель, хромированный тромбон Набоба издал три ноты – словно спустился по трем ступеням. Набоб отвел от губ мундштук, защелкал пальцами в ритме музыки и запел:

 
Листаю книгу, ищу твое имя и телефон,
Листаю книгу, ищу твое имя и телефон,
И сердце мое пылает со всех сторон.
 
 
Боль и надежда – мучительные тиски,
Боль и надежда – мучительные тиски.
Когда твои ноги надавят мне на виски…
 

Когда Набоб приступил ко второму куплету, Декс встал и протянул руку Аделине. Повел ее сквозь сумрак к людскому морю на танцполе. Декс и Аделина вцепились друг в дружку, словно утопающие, их ноги сплелись, губы слились. Так они медленно кружились впотьмах, дрейфуя под музыку по непреодолимому течению, возникавшему в толчее.

Но вот песня закончилась.

– Пойду напудрю нос, – сказала Аделина.

Свет снова разгорелся. Они отправились к огромному зданию, где размещались игорные залы и салоны разнообразных услад «Ледяного сада». Трехэтажное, в стиле венецианского палаццо, здание-монстр, построенное из мрака. В глазах монстра отражался лунный свет. У входа, под портиком, Декс дал Аделине двадцать долларов и сказал:

– Встретимся за нашим столиком.

– Знаю, – тихонько вымолвила она и поцеловала его в щеку.

– Как ты, нормально?

– Все по-старому, – вздохнула она.

Ему следовало бы рассмеяться, но он лишь тихо улыбнулся. Они разошлись. Огибая танцпол, Декс перехватил взгляд Набоба, а тот, не прекращая петь, скосил глаза, указал подбородком на столик. Киллхеффер, легок на помине. Одет в смокинг, улыбается своей «тысячезубой», как сам ее называет, улыбкой, курит сигару «Wrath Majestic» [60]60
  «Wrath Majestic» – вымышленная торговая марка; Wrath (англ.) – «гнев» (в том числе «гнев Божий»), Majestic (англ.) —«величественный». Прим. перев.


[Закрыть]и пялится в небо.

Добравшись до своего столика, Декс сел напротив Киллхеффера. Тот, все еще глядя вверх, сказал:

– «Сладкий джин». Я взял на себя смелость.

И верно, три полных бокала. Декс взял один.

– Сегодня звезды изнывают от любопытства, – сказал Киллхеффер, отвлекшись от небес.

– А я вот не изнываю, прости, – сказал Декс. – Ну, профессор, что заготовлено на сей раз? Русская рулетка? Снимите колоду трижды и возьмите последнюю карту? Метатель ножей с завязанными глазами?

– Ты смакуешь воспоминания о моих просчетах, – сказал Киллхеффер. – Но капля камень точит. Только повторяя попытки, можно взять верх над временем.

– Все тот же бред сивой кобылы. С меня хватит.

– Не спеши, выслушай. Имею тебе кое-что сказать – я нашел способ. Я его вычислил. Насколько сильно ты мечтаешь отсюда вырваться, а?

– Вырваться? – переспросил Декс. – Я даже не знаю, врывался ли я сюда. Ну-ка, попробуй еще раз доказать мне, что ты – не сатана.

– Я скромный профессор судеб и обстоятельств. Ученый с непомерно развитым воображением.

– Тогда зачем тебе эта полоумная улыбка? Все твои фортели? Твоя сигара пахнет не табаком, а океаном, если память меня не обманывает.

– Я всегда был душой компании и ценил хорошие сигары. А улыбка в тысячу зубов – салонный фокус с умножением.

– Прах тебя побери… Как же я от всего этого устал, – пробурчал Декс.

Киллхеффер достал из кармана шприц для подкожных вливаний. Выложил на стол:

– Вот решение проблемы.

Огромный стеклянный шприц, наполненный жидкостью нефритового оттенка.

Декс присмотрелся, встряхнул головой. На его глаза навернулись слезы.

– Издеваешься? Тоже мне, решение! Туфта и липа!

– Тебе придется поверить мне на слово, – возразил Киллхеффер, не переставая улыбаться.

– Ты, похоже, не заметил, что мы опять здесь. Ну ладно. Что за снадобье? Яд? Сироп от кашля? Дурь?

– Амнистия по моему личному рецепту. Концентрированная свобода воли. Я назвал это средство «Смех в темноте» [61]61
  «Смех в темноте»( англ.«Laughter in the Dark») – возможно, отсылка к названию романа Владимира Набокова (вар. на рус. яз. называется «Камера обскура»). Прим. перев.


[Закрыть], – сказал профессор, горделиво приглаживая свои блестящие черные волосы.

Декс невольно улыбнулся:

– Да ты не только псих, но и вредина. Ну ладно, валяй. Какую сделку ты мне теперь предложишь?

– В этот самый момент Мондриан находится на третьем этаже. Отделение «Пекло», четвертый номер. Он поджидает одну мою сообщницу, которая посулила ему нетривиальное наслаждение, но, увы, не сдержит слова. Вместо нее придешь ты. Я хочу, чтобы он умер.

Киллхеффер торопливо потушил сигару и щелкнул пальцами, подзывая проходившую мимо продавщицу сигарет. Девушка остановилась перед Дексом, приподняла крышку своего лотка. Сигарет там не было – только какой-то предмет, прикрытый носовым платком.

– Ты все предусмотрел, – Декс взял пистолет, встал, сунул за пояс. – А как насчет гонорара?

– Лекарство будет доставлено еще до рассвета, – сказал профессор. – Спеши. Мондриан скоро смекнет, что зря теряет время, которое мог бы потратить на выцыганивание чаевых.

– Чем он тебе не угодил? – спросил Декс и взял со стула шляпу.

– Он – бесконечный цикл, – сказал Киллхеффер. – Самая настоящая игра с нулевой суммой [62]62
  «Игра с нулевой суммой» – политологическая теория, согласно которой, если выигрыш одного «игрока» равен проигрышу другого, сумма выигрыша в целом равна нулю (то есть проигрывают оба). Прим. перев.


[Закрыть].

В начале длинного темного коридора на третьем этаже Декса остановил ночной портье – лысый здоровяк с дробовиком-обрезом в левой руке.

– Что новенького, Джимини? – спросил Декс.

– Вы, очевидно, Декс. Нужна комната?

Декс кивнул.

– Десять долларов. Но для вас как старого знакомого – десять долларов, – сказал Джимини и захохотал.

– Ты меня балуешь, – сказал Декс, и в его руке появилась десятка. – Дама подойдет с минуты на минуту.

– Отделение «Пекло», пятый номер, – сказал исполин, и эхо повторило его слова в коридоре. – Отделай ее хорошенько.

– Не сумлевайся, – ухмыльнулся Декс. Отойдя немного, он замедлил шаг, оглянулся: все нормально, Джемини вернулся на пост, снова уселся лицом к лестнице, спиной к коридору. Полумрак, лишь теплятся газовые рожки на стенах, расположенные друг против друга у каждой шестой двери. Вот и комната номер четыре. Дверь слегка приоткрыта, но внутри темно. Декс выхватил пистолет, приготовился.

Проскользнул в комнату, тихо прикрыл за собой дверь. В высокое арочное окно светила луна, но Декс не сразу различил перед собой что-либо, кроме мрака. Постепенно проступили контуры стульев, журнального столика, трюмо, а в дальнем углу – кровати. И силуэт человека, сидящего на краю: грузный, на голове, конечно, феска.

– Это ты, мой цветок пустыни? – раздался голос Мондриана.

Декс одним прыжком пересек комнату. Оказавшись перед силуэтом и прикинув, где находится левый висок, Декс взвел курок большим пальцем, указательным нащупал спусковой крючок. Но выстрелить не успел: Мондриан, казавшийся таким неуклюжим, набросился на него со сверхчеловеческой силой. Страшно изумившись, что кроткий толстячок додумался напасть первым, Декс сам не заметил, как упал на спину, зацепившись каблуком за ковер. Пистолет улетел куда-то в темноту. Декс попытался встать, но метрдотель рухнул на него, тяжелый, как девять мешков с песком, и ухватил рукой за горло. Декс принялся молотить лицо Мондриана кулаками, но даже не сшиб с него феску. Оба покатились по ковру. В лунном свете Декс увидел, как над ним сверкнул нож. Но сделать уже ничего не мог: противник, навалившись коленями, придавил его руки к полу. Теперь не увернуться. Декс затаил дыхание, готовясь к боли. Вдруг загорелся свет, грохнул выстрел, и противник свалился с Декса.

Декс вскочил, обернулся… Аделина. Она стояла в дверях. Дуло пистолета еще дымилось. На лестничной клетке Джемини засвистел в свисток, поднимая по тревоге всех амбалов «Ледяного сада».

– Отличный выстрел, детка, – сказал Декс. – Выруби свет, закрой дверь.

Она прикрыла дверь, но к выключателю не притронулась.

– Глянь-ка, – сказала Дексу, указывая стволом на пол за его спиной. Оглянувшись, он увидел тысячезубую улыбку Киллхеффера. К голове профессора была примотана резинкой феска – ах, вот отчего на так прочно держалась. Во лбу зиял третий глаз, пробитый пулей.

– Гаденыш, – сказал Декс. Подобрал с пола шляпу, порылся в карманах Киллхеффера. Ничего, кроме чехла для сигар, а в нем – одна «Wrath Majestic». Декс сунул чехол во внутренний карман пиджака.

– Идут, – сказала Аделина. Щелкнула выключателем. Из коридора доносился топот, голоса. – Прочесывают все номера по порядку.

– Проложим себе путь залпами, – сказал Декс.

Аделина встала рядом. Шепнула на ухо:

– Не дури, уйдем по пожарной лестнице.

Декс двинулся к окну. Аделина сбросила туфли.

Загадка, но факт: Мондриан догадался вызвать машину. Когда Декс и Аделина, запыхавшись, в разодранной одежде, выбежали на площадку перед «Ледяным садом», их уже дожидался «Бельведер». Мотор работает, верх опущен, Джим-Джим держит дверцу распахнутой.

– Чудесные туфли, – сказал парнишка, показав на босые ноги Аделины.

– Последний крик моды, Джим.

Декс бегом обогнул автомобиль. Перед ним распахнул дверцу… Мондриан. Заняв свое место за рулем, Декс сказал:

– Не обижайся на сегодняшнее. – И помахал в воздухе чаевыми. Точнее, компенсацией за злодейское покушение. Мондриан, слегка поклонившись, схватил купюру.

– Всегда к вашим услугам, – сказал метрдотель. – Счастливого пути, – и захлопнул дверцу.

Декс достал из кармана серебряный доллар, нажал на газ, швырнул монету через плечо. Джим-Джим поймал ее на лету. И прежде чем монета опустилась в карман жилетки, единственным напоминанием о «Бельведере» стали два красных огонька между араукарий.

– Ноги отваливаются, – сказала Аделина, когда они пулей вылетели из ворот «Ледяного сада» на шоссе, пересекающее пустыню.

– Ты настоящий снайпер.

– Чистое везение, – отозвалась она, перекричав ветер.

– Приятно будет вспомнить.

– Дело сделано, – сказала Аделина, – но что он изобрел на сей раз?

– «Смех в темноте», – сказал Декс и резко вывернул руль вправо.

Аделина повалилась на него, он обнял ее за плечи. Автомобиль съехал с шоссе и помчался по лунной дорожке, сминая перекати-поле, волоча за собой шлейф пыли. Аделина включила радио. Воркующий голос. Дет Уоледер. «Я помню тебя» [63]63
  «I Remember You»( англ.«Я помню тебя»; 1941) – популярная американская песня, относится к категории джазовых стандартов. Прим. перев.


[Закрыть].

Они расстелили плед и улеглись под мерцающими звездами. Дул легкий ветерок. Тут и там, словно часовые, маячили во тьме кактусы. Поодаль, из радио в «Бельведере» звучала скрипка. Аделина сделала глоток из своей серебряной фляжки. Передала ее Дексу. Тот отшвырнул выкуренную сигару. Приложился к фляжке. Скривился:

– Что за пойло?

– Амнистия по моему собственному рецепту, – сказала она.

– Фразочка Киллхеффера. Ты с ним виделась сегодня вечером?

Она кивнула, приникла щекой к его груди.

– В женском туалете. Он был в соседней кабинке. Меня поджидал.

– Проворный, собака, – сказал Декс. – Когда я вернулся за наш столик, он там уже посиживал как ни в чем не бывало.

– Он шепнул из-за переборки, что поручает мне убить Мондриана. Я отвечаю, что никого убивать не стану. А он – я, мол, нашел решение задачи и готов уступить в обмен на эту услугу. А я: «Сначала покажи». И тут дверь моей кабинки распахивается, в дверях – он. Я чуть не завопила благим матом. Не знала, куда деваться. Ужас-ужас-ужас! Он же меня застал сидящей на унитазе. Улыбнулся своей кретинской улыбкой и расстегнул ширинку.

Декс приподнялся на локте:

– Я его убью.

– Момент упущен, – сказала Аделина. – Он покопался у себя в трусах и достал здоровенный шприц, наполненный зеленым соком. И сказал: «Видишь кончик этой иглы? Считай, это точка в финале твоей бесконечной истории. Хочешь отсюда выйти?» Мне хотелось только одного – отвязаться от него поскорее. В общем, я кивнула. Он вручил мне пистолет и сказан, что Мондриан в отделении «Пекло», в четвертом номере.

Повисло долгое молчание.

– Но в итоге ты решила укокошить Мондриана? – уточнил Декс.

– Да, получается, решила. А что еще делать, когда мы ходим в «Ледяной сад» и каждый раз попадаемся на удочку Киллхеффера? А если Мондриан вообще не человек, а манекен? Чучело из папье-маше. Вопрос исчерпан. Конечно, он вежливый, но за шанс вырваться отсюда я готова его замочить.

– Я буду по тебе скучать, – сказал Декс.

– Разве я тебя брошу здесь одного?! Я хотела добыть шприц для тебя.

– И даже не думала сама им воспользоваться? Детка, я глубоко тронут.

– Ну-у, возможно, желание закрадывалось… Я же сообразила: если шприц сработает, ты никогда уже за мной не заедешь, и каждый раз мне придется безвылазно сидеть в постылой грязной квартире и смотреть на тараканьи бега.

– Я тоже был готов ради тебя пристрелить Мондриана, – отозвался Декс. – Я же вижу, как тебе все это осточертело.

– И ты ни разу не подумал, что своя рубашка ближе к телу?

Декс привстал, указал рукой во тьму. Огоньки фар.

– Надо быть во всеоружии.

Он встал, помог ей подняться. Аделина отыскала свое нижнее белье, разбросанное по земле. Оделась.

– Как ты думаешь, кто это? – спросила, нагнав Декса у машины.

Он передал ей пистолет:

– Громилы из «Ледяного сада».

Когда чужой автомобиль замер в нескольких футах от расстеленного пледа, Декс, стоя у «Бельведера», включил фары. Оказалось, это старый-престарый драндулет. Этакая закрытая карета, только с рулем и без лошадей. Дверца распахнулась, вышел Мондриан. В руках он держал раскрытый зонтик и маленькую коробку. Сделав три робких шага вперед, позвал:

– Мистер Декстер!

– Что, Мондриан, дождь ожидается? – заметил Декс.

– Звезды, сэр. Звезды.

Аделина, сидевшая на корточках за «Бельведером», засмеялась.

– Посылка для леди и джентльмена, – объявил Мондриан.