Текст книги "Тайна куртизанки"
Автор книги: Джоанна Борн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Из-за своего роста он шел медленно, чтобы держаться рядом с ней.
– Тогда идите по Кентерберийской дороге. Я вам покажу.
Он почти не разговаривал, пока вел ее по городу, и наконец, указал, куда идти дальше. Кентерберийская дорога вела прямо в гору и выглядела совсем не легкой, как и множество дорог, по которым она ходила в своей жизни. Когда Анник обернулась, чтобы поблагодарить его, он уже шел назад. Даже не попрощался.
На него было приятно смотреть – сильный, загорелый, с мускулатурой от переноски незаконных грузов. Контрабандисты ведут здоровую жизнь, если, конечно, их за это не повесят.
– Несправедливо, – тихо заметила Анник.
С людьми, которых ей хотелось бы избежать – например, Леблана, – она сталкивается повсюду. А человек вроде Роберта Фордема, спасший ей жизнь, спустя час покинул ее.
Несомненно, в одном из этих каменных домов у него есть жена и трое маленьких детей с синевато-серыми глазами. Он сейчас торопится к ним. Поднимаясь по дороге, Анник развлекала себя, гадая, который из этих домов мог быть его и что жена могла приготовить ему на ужин.
Белые скалы над ней имели странный цвет, как будто их сделали из давнишнего снега. Море у нее за спиной было сегодня голубым, как теплые воды юга. Она уходила из Дувра, вспоминая скалы Италии и Франции, думая о римском историке Таците, писавшем об Англии, гадая, куда направится после того, как увидит Сулье и закончит свои дела в Лондоне. Конечно, она должна найти безопасное место и чем-то зарабатывать себе на жизнь, поскольку больше не сможет получать деньги, крадя секреты. Возможно, она станет кухаркой.
Море еще не исчезло из виду, когда Анник осознала, что ее преследуют.
Глава 18
Грей догнал Флетча на открытом подъеме Кентерберийской дороги, откуда море выглядело синей линией у горизонта. Флетч пристроился на задке телеги с овощами, укрывшись среди капустных листьев с карманной подзорной трубой. Богатое воображение у этого парня.
Грей сидел на лошади Флетча. Какой же он глава подразделения, если не может одолжить у подчиненного лошадь?..
Проехав мимо телеги, Грей изобразил ножницы: это означало, что Флетч свободен от слежки за Анник. Будучи миролюбивым человеком, он игнорировал ответный жест Флетча. В конце концов, тот получит обратно свою чертову лошадь.
Грей поймал момент, когда она заметила слежку. Настороженность в отдаленной фигуре, как неподвижность оленя, почуявшего опасность. Доля секунды, и она расслабилась. Поняла, кто он. И все это она сделала, даже не обернувшись. Дьявольский агент, эта Анник Вильерс.
Когда он поравнялся с ней, она спросила:
– Вы меня преследуете?
– Нет. Я просто рядом с вами. – Он спешился, ведя лошадь на поводу.
Грей был поражен ее видом. В скучном домотканом платье, с шалью, закрывавшей голову и плечи, она походила на серовато-коричневую перепелку. Она стала неприметной крестьянкой. Мужчина проехал бы мимо, не увидев даже намека на ее красоту.
– Это софистика. Не умничайте, Роберт Фордем. Зачем вы преследуете меня?
– Чтобы защитить вас. Пока вы не окажетесь в Лондоне.
– Беда в том, что я слишком много болтаю. – Она вздохнула и продолжала идти, не оборачиваясь. – Если б я держала рот закрытым, то не попадала бы в такие ситуации. Благодарю, но я не нуждаюсь в вашей защите, месье.
– Роберт.
– Роберт, – охотно согласилась она. Скоро она будет видеть в нем только Роберта. – Всю свою жизнь я играла в опасные игры, и никому пока не посчастливилось меня убить. Даже месье Леблану, который так упорен и решителен. Я хочу, чтоб вы оставили меня одну.
Ни за что на свете!..
– Нет.
– Нет? И это все? Если б я говорила так же мало, как вы, то избежала бы многих неприятностей.
Анник остановилась, тщательно выбрала и сорвала какой-то стебель в высокой траве у дороги, потом снова пошла вперед.
– Я хочу вам кое-что объяснить, мистер Фордем. Несмотря на глубокую благодарность за мою спасенную жизнь, спать с вами я не буду.
Он уже испытал эту разительную прямоту, когда держал ее пленницей во Франции.
– Я вас и не прошу. Вы всегда так резки? – Она пожала плечами:
– Это все английский язык. Он не столь изящен, как французский. Кроме того, я почти не говорила на нем с тех пор, как была ребенком. Только читала. Я обязана это сказать. Я не лягу с вами, Роберт. Вы теряете время… если, конечно, вы не получаете удовольствие, причиняя кому-то боль или принуждая.
– Я не причиняю боль женщинам. – Ложь. Он уже один раз ударил Анник. – Я не собираюсь прикасаться к вам.
– Тогда я не понимаю, зачем вы тут.
– Вас хотят убить три человека.
– Их намного больше, Роберт. – Она думала об этом, жуя стебель и проницательно глядя на него. – Я верю, что вы говорите искренне. Но у меня большой опыт в этом. – Она вынула изо рта стебель и крутила его между пальцами. – Вы, конечно, высокий, сильный, храбрый, отличный боец. Но те люди, которые гонятся за мной, преступны и злы. Им нужно во что бы то ни стало убрать меня, и вы пострадаете. Я этого не хочу.
Глупая женщина беспокоится о рослом грубом мужчине, вместо того чтобы заботиться о себе.
– Причинить мне вред не так-то легко. Можно, я подвезу вас? Хардинг… – он понятия не имел, как Флетч называет свою лошадь, Хардингом звали его учителя латыни в Харроу, – будет счастлив вас отвезти.
– Вы не слышали, что я говорю?.. Англия даже более странное место, чем я думала. Я не верю, что английские мужчины бросают свои дела, чтобы ехать в Лондон с некоей женщиной, которую встретили в переулке. Это неразумно.
Сложное дело лгать Анник.
– Вы напоминаете мне одного человека, которого я знал… Женщину. – Грей надеялся, что его неуверенность в голосе выглядит как старые воспоминания. – Не в Англии. Она была француженкой. Я плохо с ней обращался и не могу вернуться, чтобы это исправить. – Близко к правде. То, что он сделал Анник, разъедало его, как кислота. Может, в его голосе было сожаление. – Уже слишком поздно.
– «Но это было давно и в другой стране, и в любом случае женщина умерла», – процитировала Анник и снова бросила на него проницательный взгляд. – Интересно, почему вы так странно изучали меня там, в городе?
– Вы похожи на нее.
– Я не хочу быть на кого-то похожей. У меня достаточно собственных неприятностей… чтоб их увеличивал двойник.
Видимо, это было неубедительно. Грей ждал, заставляя себя смотреть на лошадь, на землю. Когда мужчины лгут, они любят заглядывать тебе в глаза.
– Я делала ошибки, – сказала она после долгого молчания, – которые преследуют меня по ночам, которые я не могу вычеркнуть из памяти. Вы спасли мне жизнь. И все равно я не могу поверить…
– Завтра я собирался ехать домой. В Сомерсет. – Рациональную, логичную Анник убедит лишь целесообразная причина. – Мне все равно придется ехать через Лондон. Я был бы рад компании.
На этом Грей заставил себя остановиться. Как говорил Хокер: когда лжешь, не приукрашивай.
– Значит, не такая уж большая разница уехать на день раньше. Может, вам это кажется судьбой, что я появилась у вас под носом. Я лично не склонна этому верить, но знаю многих людей, которые верят.
Как было бы здорово, если бы она приняла это на веру, хотя бы раз. И поверила бы ему. И привела его к планам Альбиона. И тем самым облегчила бы жизнь им обоим.
Наконец она кивнула:
– Я поеду с вами в Лондон, если вы должны сделать именно это, чтобы очистить себя от прошлого. В конце концов, я вам обязана. Но, Роберт, вы поступили бы разумнее, вернувшись на свой корабль и к вашей семье, забыв ту женщину, которая давно уже заключила мир с Господом.
– Если я доставлю вас в Лондон живой и здоровой, этого будет достаточно. Что я и сделаю.
Она, конечно, слышала уверенность в его словах и не испугалась. Хорошо. Ему до смерти надоело пугать ее.
– Тогда мы едем до Лондона вместе. Я буду вам благодарна за компанию.
Она повернулась лицом к северу, определяя расстояние.
Наконец он видит настоящую Анник Вильерс, Какой она была все годы, пройдя всю Европу в разношерстном хвосте армии, в одежде мальчика, питаясь тем, что сумела добыть.
– Англия мне нравится. Я здесь всего несколько часов, а уже встретила троих людей, пытавшихся меня убить, и одного, купившего мне еду. Плохо ли, хорошо ли, но эта страна не игнорирует меня.
Глава 19
Гостиница «Зеленый попугай», Дувр, Англия
– Я перережу ей глотку.
Лицо Анри представляло собой отвратительную выставку синяков. Рука, лежавшая на столе, была обмотана белой тряпкой.
– Осел! Думаешь, у англичан нет ушей? – Леблан быстро огляделся. Рыбаки ели жаренную с луком рыбу. За столом в углу женщина пила джин. Никто их не слушал. – Ты скоро получишь такую возможность.
– Но сначала я разделаюсь с ним. Выпущу ему кишки, как у макрели, и оставлю валяться в крови.
– Как ты уже сделал раньше?
– Никто ведь не доложил, что английский шпион в Дувре, Откуда мне было знать.
– Перестань! Скулишь, как собака.
Леблан сгорбился над разбавленным водой ромом. Его рука адски болела. Он был в Англии, в грязных доках, в опасности. Каждую минуту его могли остановить и допросить тупые британские власти. Анник сбежала от него. И виноват в этом только Анри.
– Она идет к Сулье, в Лондон, рассказывать ему обо мне ложь. Она с самого начала шла к нему. Я в этом уверен.
– Но бумаг у нее ведь нет. Мы вполне могли остаться во Франции, если вы хотите получить бумаги. – Анри, конечно, думал, что он умнее всех.
– Забудь про бумаги. Самое важное, чтобы она умерла. Она не должна попасть к Сулье.
– Мы на его территории. Когда он услышит, что мы сделали…
– Она мой агент и подчиняется мне. Я волен сделать что угодно с беглецом, который отправился в Англию без моего приказа. – Леблан одним глотком осушил стакан. Чего бы он не отдал за час наедине с этой стервой! Всего час… – Я послал Фуше сообщение, что она делает. Когда меня поддержит начальник тайной полиции, я не дам за Сулье и гроша. Тьфу! Кто может такое пить?
– Тут есть бренди. – Анри поискал взглядом официантку.
– Все это свиные помои. Ром, джин, пиво, бренди – лошадиная моча в этой вонючей стране. Возьмешь шестерых и поедешь вдоль побережья на восток. Других пошлешь на запад. Она сидит у огня в какой-нибудь рыбацкой хижине, думая, что перехитрила меня.
– Зачем ей прятаться в какой-то маленькой деревне, где все лорды, шпионы и болтуны? Она пойдет в Лондон. К Сулье. Когда он узнает, что мы в Англии…
– Хватит! – Леблан грохнул о стол пустым стаканом.
Один рыбак, потом и другие метнули взгляд в их сторону. Шлюха в углу, поспешно бросив монету возле кружки, вышла. Даже хозяин гостиницы смотрел на них с подозрением. Стиснув зубы, Леблан сдержал ярость. Он не мог приказать, чтоб этих подонков выволокли на улицу и хорошенько избили. Он, Жак Леблан, друг Фуше, здесь никто. Все… все… в руинах. Он потерял всякий шанс на планы Альбиона. Эта шлюха Анник побежит к Сулье жаловаться. Ему следовало убить их с Вобаном еще в той гостинице, в Брюгге.
Анри не умолкал:
– Я только говорю, что мы должны следить за дорогой в Лондон…
– Я не дурак, Бреваль. Я лично буду следить за почтовой гостиницей и увижу, если она сядет в дилижанс. А ты обыскивай побережье. О бумагах не беспокойся.
Планы Альбиона потеряны. И деньги, которые должны были принадлежать ему, навсегда потеряны. Сама его жизнь под угрозой. Анник заплатит за все свои многочисленные грехи.
В любую минуту она может узнать о смерти Вобана, она не должна попасть к Сулье.
– Убейте ее, как только появится. Без всяких церемоний.
– Сулье любит ее. Он будет в ярости.
– Если она труп, любовь Сулье уже не имеет значения.
Глава 20
При свете тонкого месяца Грей чистил Хардинга. Он тщательно вел щеткой от гривы к холке, крестцу и хвосту. Анник подумала, что жеребцу это нравится, он выглядел самодовольным.
– Вы неравнодушны к этой лошади. За целый день она ничего особенного не сделала, прошла немного по дороге.
– Я люблю заботиться о животных.
По мнению Анник, жизнь среди рыбы и контрабандного бренди не оставляла времени на заботу о домашнем скоте.
– Хардинг что, из вашей конюшни? Таких разводит ваш брат, обожающий лошадей?
– Спенс? Нет, Хардинг не из тех. Я позаимствовал его в Дувре, хотя Спенсу он бы понравился. Если б я привел лошадь домой, он бы попытался выиграть ее у меня в карты. И вероятно, смошенничал бы, раз дело семейное.
– Наверное, хорошо иметь братьев и сестер. Я часто так думала.
Четыре дня Грей рассказывал ей свою историю, как будто всю жизнь дожидался возможности рассказать ее неряшливой французской шпионке, идущей по пыльным дорогам Кента. Теперь она знала о доме в Сомерсете, где он вырос, где живут его родители, старший брат Спенс и младшая сестра.
Анник представляла себе огромный фермерский дом с лошадьми в конюшне, с цыплятами, которыми гордилась его мать, каждый имел свое имя и родословную, восходящую к Константинополю, и все не похожи на других. Теперь она знала, что у Роберта есть собственный дом, Тайдингз, которым управляет тетушка. Второй брат его служит в армии, и есть еще три замужние сестры, которые моложе его и живут отдельно.
Она с радостью и грустью будет это вспоминать, когда они расстанутся.
Привал они устроили в стороне от дороги. Анник переворачивала угли заостренной веткой. Она разводила такие искусные, невидимые костры уже тысячу раз. Мало дыма, и никаких искр в темноте: ничто не выдаст место их ночлега.
Роберт закончил баловать Хардинга и сел рядом с ней.
– Красивая мелодия. Что это?
– Что? О, я даже не сознавала, что напеваю. Это детская песенка. Дайте вспомнить… По-английски будет примерно так: «Пусть сточные канавы наполнятся кровью аристократов. Дайте нам вымыть руки в их кишках. Пусть тот, кто противится мнению народа, умрет, словно крыса». Ну и так далее.
– Боже мой!..
– Вот именно. Хотя мелодия красивая. Жаль, что голос у меня, как у вороны. Мы, дети, пели ее, прыгая через веревочку. Мне было шесть лет, когда мы взяли Бастилию, мы все без исключения были кровожадными. Как странно, что все мальчики, с кем я играла, теперь в армии или мертвы.
– Интересное время.
– Париж в те дни был центром вращения истории. Мечты были реальны, как уличные камни. Тысяча возможностей. То, чего вы, англичане, не понимаете. Мы, французы, не остановимся, пока весь мир не будет завоеван для революции. Наполеон оседлал эти мечты и направляет их к собственным целям.
– Думаете, мир не сохранится?
Анник знала, что нет. В планах Альбиона указана дата вторжения. Она знала каждую дорогу, по которой будут маршировать отряды Великой армии. Треть из них будет убивать и заниматься мародерством на этой дороге. Огонь костра уютно потрескивал, а она уже видела горящие дома.
– Страсть Наполеона – завоевывать, а не править. Мира не будет. Пока мы сидим здесь, он снова готовится к войне.
– Может, он выберет для вторжения какую-нибудь другую страну, где и воды кругом не так много, и флот поменьше.
– И климат получше. – Сегодня, как и вчера, их поливав дождь. Ей не нравилось постоянно быть мокрой.
– Один из римских писателей что-то говорил насчет дождей в Англии. Искажена дождем… что-то вроде этого.
Ее удивило, что Роберт Фордем, контрабандист и сын мелкого землевладельца из Сомерсета, так образован. Но возможно, он много читал, находясь в море.
– Это Тацит. Он сказал, что небо в этой стране искажено облаками и частым дождем, но сильных холодов не бывает. Думаю, положение не слишком изменилось за последнюю тысячу лет. Дожди здесь остались.
До того как чистить лошадь, Грей снял черный свитер, расстегнул на груди рубашку и закатал рукава. Он был загорелым, как все люди, работающие в море, с грубой от ветра и соленой воды кожей, В желтом свете костра он выглядел темной массивной скалой, непреклонным и очень красивым.
Раньше она могла бы восхищаться им, тогда ей еще присуща была своего рода наивность. Время, проведенное с Греем, сделало ее умнее и намного безрассуднее. Она не заставила себя отвернуться и смотреть на что-нибудь другое, менее волнующее. Она становилась слабовольной.
Костер разгорелся, скоро угли от него можно будет использовать для приготовления еды.
– Неправильно, что мы, французы, должны вторгаться сюда. – Она взглянула на Роберта. – Вы улыбаетесь, но для француза это не так очевидно. Вам, англичанам, станет лучше без ваших глупых немецких князьков, проматывающих народные деньги. Вы должны иметь республику и всеобщее голосование.
– И Наполеон принесет нам это? – спросил Роберт.
– С этого начнется. – Ее жизнь была бы проще, если б она меньше думала. – Наполеон что-то здесь улучшит. Но дорогой ценой. Когда он высадится на этот зеленый остров, то сожжет все красивые фермерские дома, мимо которых мы сегодня проходили.
– Вы не можете остановить это, Анник.
Она могла. От нее зависит, сгорят ли те дома вместе с пухлыми фермершами и босоногими детьми. Это стало ее решением, когда шесть месяцев назад Вобан отдал ей в руки планы Альбиона. Выдав их англичанам, она станет предательницей, и за это ее ждет смерть. А Вобана тут же вытащат из его постели, обесчестят и пошлют на гильотину. Франция подвергнется большой опасности, зато дети в том белом фермерском доме будут живы.
А может, и нет. Откуда ей знать?.. Возможно, другие такие же невинные дети умрут вместо них. Вмешательство в судьбы государств – страшное дело.
Год назад она поехала бы в Лондон, отдала бы все в руки Судье и выполняла бы приказы. Сейчас она уже не ребенок, и ее ответ не мог быть простым. Она перевернула на бок оранжевый уголек, сосредоточив на нем внимание. В конце концов, ей не обязательно принимать решение сегодня.
Роберт изучал содержимое корзинки, приобретенное час назад в белом фермерском доме. Под красным цветастым полотенцем лежали замечательные продукты – сосиски, хлеб и маленькие коричневые яйца.
– Я бы не осмелилась просить еду. Знаете, вы очень смелый.
– Не побоялся ужасного кентского фермера в его берлоге? – Он расстелил между ними полотенце. – Они не так опасны.
– Он мог спустить на вас собак. Я их не люблю.
– Приму к сведению.
Волосы на его груди, куда падал свет костра, были золотистыми. Она представила, как это будет, если до конца расстегнуть и снять с него рубашку. Волосы на ощупь будут как мех, а кожа жесткой. Когда она находилась под действием наркотиков, Грей для тепла завернул ее в свою кожаную куртку. Если она прижмется щекой к Роберту, он ей напомнит ту кожу. Твердые мускулы, как у Грея. И руки его будут, как у Грея. Такие же загрубевшие от работы руки он положит ей на грудь…
Анник закрыла глаза. Она не могла сказать, кого сейчас хочет больше – Грея или Роберта? Возможно, она сходит с ума.
– Вот хлеб. Сосиски. – Роберт положил хлеб на красное полотенце, сосиски насадил на раздвоенную ветку. – Не хочу больше ограничивать себя ягодами и кислыми яблоками. Это не жизнь для мужчины.
– Хорошо. Но вы заплатили фермеру. А я не могу покупать такую еду. Имея всего три фунта…
– И шесть пенсов. Да, вы уже говорили. У меня денег значительно больше…
– Поздравляю. Но я не могу взять еду и не заплатить свою часть.
– Моральные терзания?..
– Они повсюду, если ищешь. Но возможно, я глупа.
– Похоже на то. И яйца. – Они лежали на дне корзины в соломенном гнездышке, сделанном женой фермера. – Был человек, который мог сказать, от какой курицы яйцо. В Дельфах.
Он пытается ее отвлечь. Напрасно.
– Это из рассказа Монтеня. Там говорится: «Он никогда не ошибался. Имея множество кур, он мог сказать, какая из них его снесла». Не думаю, что это правда. Впрочем, я не так хорошо знаю кур. Но Монтень не поможет мне узнать, что делать с этой едой, хотя он, конечно, очень умный. Я уже приняла от вас мидии. А я не привыкла, чтобы меня кормили незнакомцы.
– Думаете, я пытаюсь вас соблазнить вареными яйцами? – Роберт выбрал одно и протянул ей, держа его тремя пальцами.
– Не будьте дураком! – Она вдруг очень разозлилась. Хотя взяла у него яйцо, и его пальцы даже не коснулись ее руки. – Вы абсолютно не пытаетесь меня соблазнить.
– Нет. – Он дружелюбно улыбался и совсем её не хотел. Что было очень досадно. – Дорогая Анник, если б вы остановились тут с вашими цыганами, вы бы прокрались ночью в курятник того милого фермерского дома, чтобы украсть несколько яиц?
В ответ на его рассказ о жизни в Сомерсете она рассказала ему эту часть своей жизни.
– Цыгане их не едят. Знаете, как можно отличить вареное яйцо от сырого, когда жонглируешь ими? Цыплята, должно быть, нервничают.
Анник несколько раз подбросила и поймала яйцо. По дороге она уже показывала Роберту свое жонглирование. Она думала, что это произвело на него впечатление.
– Тогда притворитесь, что украли еду у меня. Это успокоит ваши моральные терзания.
– Вы приводите неубедительный довод. – Она разбила яйцо о край корзинки и бросила скорлупу в огонь.
– Украдите у меня еще и хлеб. Очень хороший костер. Научились у цыган?
– Вряд ли я вообще разводила костер у цыган. Женщины не любят, когда дети ворошат их костры, портя еду пеплом. А этой хитрости… – Анник обвела веткой сделанное в земле углубление, которое сохраняло огонь и делало его невидимым в темноте. – Этому я научилась у одного солдата в Тироле. Насколько мне известно, он до сих пор в армии, выжил. Но я не думаю, что он был хорош в бою. Просто умел его избегать, что в высшей степени необычно для человека в форме. Он мне говорил, что не любит убивать людей.
– А вы кого-нибудь убивали, когда были в армии? – Роберт перевел взгляд с жарящихся сосисок на нее. Выражение лица, как часто бывало, непроницаемое.
– Знаете, я не думаю, что вообще кого-либо убила, только оперировала. Правда, кое-кто, на кого я была зла, мог, в конце концов, умереть, потому что я ударила его ножом. Хотя этого трудно избежать. В нашей жизни происходит слишком много убийств.
– Должен с вами согласиться.
– Убийство – глупый ответ, неблагоразумный. Так сказал мне отец перед тем, как его повесили. Я убедилась, что это правда.
– Вы никогда не убивали? – Он пристально изучал ее.
– Насколько я знаю, нет. И все же я скажу вам о себе нечто такое, что меня не красит, Роберт. Тот человек, который первым бросился на меня… Я порезала ему сухожилие большого пальца. Эту рану не излечишь. Он уже не сможет ничего держать в правой руке и вообще пользоваться ею. Никогда в жизни. Я не такой уж хороший человек.
– Возможно, его следующая жертва поспорила бы с вами. Опять ваши моральные головоломки. Возьмите сосиску, пока я над этим подумаю.
Роберт протянул ей сосиску на конце ветки, чтобы она могла снять ее хлебом. Ближе он к ней не подходил. Он не говорил о жене, но, вероятно, она у него была, и он хранил ей верность. Счастливая женщина, его жена.
За дни совместного путешествия Анник изучила Роберта Фордема. Знала каждую морщинку на его лбу, едва заметный шрам на левой руке, видимо, от небрежного обращения с рыболовным крючком. Знала, как он двигается, как играют мышцы на его шее, когда он оборачивался, чтобы оглядеть дорогу за их спиной.
Это был подарок, который сохранила для нее память. Она уже не забудет Роберта Фордема.
– Завтра мы приедем в Лондон, – сказала она.
– До полудня, если не задержимся. Вы собираетесь провести ночь под мостом?
– Там или в переулке. Я недолго сплю. Мое дело займет всего несколько дней. Потом я исчезну, город недобр к одиноким женщинам, не имеющим денег.
– Я покажу вам одно безопасное место рядом с Ковент-Гарденом.
Ей очень хотелось остаться с ним в этом безопасном месте. Анник съела кусочек сосиски.
– В ней есть все специи. Иногда я нахожу английскую кухню интересной. Роберт… – Она была рада, что темно. Некоторые слова можно сказать лишь в темноте. – Завтра утром, когда мы будем в Лондоне, я пойду своей дорогой, а вы поедете в Сомерсет.
– Нет, вы этого не сделаете. – Анник вздохнула:
– Полагаю, вы знаете, что я вас хочу?
– Да.
– Так я и думала, потому что не очень умело это скрывала. Я даже не сразу поняла, что со мной случилось. Наверное, все произошло из-за того, что вы спасли мне жизнь. А также из-за человека, который был со мной во Франции. Я вам не говорила о нем.
– Не говорили.
Она медленно ела, стараясь найти правильные слова:
– Он стал чем-то вроде безумия, поразившего меня. Тогда я была одинокой, без друзей и в большой опасности. Думаю, причина в этом. Несмотря на все обстоятельства, я полюбила его. И люблю до сих пор. Но я обнаружила, что могу хотеть других мужчин. Это неловко и унизительно. В душе у меня полное смятение. Вы не должны обращать внимание на то, что делает мое глупое тело.
– Не буду.
Анник подождала немного, затем продолжила:
– Я никогда раньше не хотела мужчин. Ни одного. Это серьезный моральный недостаток—хотеть двух мужчин. Не знала, что я женщина такого сорта.
– Нет. – Кратко, сухо, без сентиментальности. – Вы ничего такого не сделали. Забудьте.
Контрабандист смотрит на обстоятельства просто.
– Интересная философия и, вероятно, правильная. Вы должны оставить меня, Роберт. Вы исполните свой долг совести, когда я перейду Лондонский мост. Иначе я вряд ли сумею устоять.
– Я не собираюсь к вам прикасаться. И я достаточно силен, чтобы отбиться, если вы забудетесь.
Анник не засмеялась, потому что это бы только поощрило его.
– Если я проживу очень долго, лет до ста, тогда я, возможно, пойму отношения мужчин и женщин. Пока что я знаю одно. Не важно, прикасаемся мы друг к другу или не прикасаемся. Нам этого уже недостаточно. Завтра мы все закончим. Полагаю, для вас тоже нехорошо быть в таком положении.
– «Мужчины умирают время от времени, и черви едят…»
– «Но не ради любви». Я теперь меньше уверена в этом, чем две недели назад, когда моя жизнь была несравнимо проще. Я не думаю, что умираю. Но с ума сойти могу.
– Я рискну. – Он не смеялся над ней, хотя в глазах таилась насмешка. – Я надежно устрою вас в Лондоне. Мы уже столько прошли вместе!.. Что значит еще один день?
Он постарался, чтобы это выглядело разумным. Знал ли он, как ему легко убедить ее в чем угодно?
– Порой мне очень не хватает матери. – Она без труда говорила ему правду. Явный признак, насколько он был для нее опасен. – Прошло шесть… нет, пять недель с ее смерти. А я продолжаю думать: я расскажу ей это или я спрошу у нее то. И потом вспоминаю, что никогда больше не увижу ее. Маман знала о мужчинах все. Она была очень мудрой. Она бы сказала мне, чтоб я вообще ни часу не оставалась с вами.
– Я не собираюсь вас обижать, Анник.
Она не могла удержаться от смеха, хотя жевала сосиску.
– То же самое говорил мне он. Человек во Франции, который был недобр ко мне и кого я до известной степени любила. Знаете, вы немного похожи на него.
– Правда?
– У вас фигуры похожи. Он даже больше, чем вы, и очень сильный. Хотя вы тоже сильный, конечно. Но вы разные по характеру. В нем совершенно нет мягкости. Впрочем, таким и должен быть человек его положения. И он старше вас.
– Старше? – Роберт изумленно смотрел на нее.
– Он главный в своей работе. Должно быть, он лет на восемь – десять старше вас. Он чрезвычайно решительный, хотя вы тоже, но он совсем не так приятен. Еще он не пахнет рыбой. Это из-за вашего свитера, красивого, искусно связанного, только нуждающегося в стирке…
Пуля свистнула мимо. Задев ее волосы, как муха.
