Текст книги "Окно во вчерашний день"

Автор книги: Джоан Хол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Память ей, конечно же, не изменяла.

Карла коротко кивнула в подтверждение сказанного.

– Ты совершенно права, – отозвалась в свою очередь Алисия.

Хотя голос ее звучал твердо, в глазах промелькнуло нечто, напоминавшее тень сомнения.

– Что ты собираешься делать? – спросила Эндри, в голосе которой слышалось неподдельное участие. – Ты намерена и дальше встречаться с нйм?

Алисия ощутила странный трепет, охвативший тело.

– Я не знаю, – призналась она обреченно.

– Конечно, каждый может говорить только за себя, – пробормотала Карла. – Но будь я на твоем месте: поскорее сбежала бы подальше от греха, воплощенного в этом парне.

Убежать подальше от Шона Хэллорена? Этот вопрос преследовал Алисию на протяжении всего длинного, тихого, дня.

Она была одна дома. Карла и Эндри ушли, каждая по своим делам, вскоре после окончания разговора. После признаний, которыми они обменялись за столом, хотелось уединиться и побыть в одиночестве. Алисия решила остаться дома, намереваясь позаниматься.

Хотя день уже перевалил к вечеру, книга, лежавшая на ее коленях, все еще оставалась непрочитанной, а мысли рассеянно блуждали, возвращаясь всякий раз к Шону Хэллорену.

Простое упоминание его имени вызывало в ней волнующий отклик и воспоминания, возвращаться к которым было совсем не просто. Однако будучи глубоко поглощенной своими переживаниями, связанными с ним, она с удивлением обнаружила, что ее прошлое настойчиво вторгается в настоящее. Захлопнув книгу, Алисия оставила поле битвы при Брэндивайн, желая сразиться с собственными воспоминаниями, всплывавшими из темных глубин памяти.

Какой непозволительно юной и наивной она была в свои восемнадцать лет. Как ей хотелось любить и быть любимой. Всегда серьезная и занятая, настоящий «синий чулок», Алисия не обращала особого внимания на парней до самого выпускного класса школы. Она печально улыбнулась, вспомнив, какой испытала шок, узнав, что Дуглас Мэтлок, звезда бейсбольной команды местного колледжа, заинтересовался ею.

Теперь, с высоты опыта прошедших девяти лет, Алисия понимала: результат ухаживаний Дугласа мог быть безошибочно предсказан. Но тогда все казалось иным. Через неделю после знакомства она убедила себя будто влюблена в него, а через месяц стала его невестой.

Но между ролями невесты звезды бейсбольной команды и жены молодого человека, не отличавшегося особой зрелостью мыслей и поступков, оказалась огромная пропасть, в чем и убедилась Алисия, испытав при этом немало боли и разочарований.

Быть невестой казалось забавным. Белое платье с длинным шлейфом, венчание, восхищенные взгляды подруг, бросавших горсти риса к ногам элегантной пары, важно вышедшей из церкви. Но стать женой… Алисия вздрогнула, пронзенная болезненно острым воспоминанием о том, с какой настойчивой поспешностью неумелый муж приступил к исполнению своих супружеских обязанностей.

Насилие, совершенное над юным телом, было первым ударом в серии потрясений, которые за два года их совместной жизни постепенно лишили ее иллюзий относительно замужества. Осознание мучительной реальности впервые пришло к ней уже во время медового месяца, когда Алисия столкнулась с неизбежностью сосуществования с самовлюбленным героем провинциальной бейсбольной команды, с необходимостью делить с ним тесную квартирку, за которую платили его родители, с радостью выполнявшие любую прихоть своего чада. Переломным моментом стала незапланированная беременность, которая обрадовала ее, но привела в полное замешательство Дугласа, не чувствовавшего себя готовым взвалить на молодые плечи бремя ответственности за семью. Кроме того, он совершенно не понимал, на что они станут жить, если Алисия будет вынуждена оставить работу секретарши, которая составляла единственную статью их самостоятельного дохода.

Глубоко и болезненно переживая потерю иллюзий и очевидный крах брака, Алисия смогла доносить ребенка лишь до девятой недели. Потом, к нескрываемому удовлетворению мужа, у нее случился выкидыш.

Алисия была совершенно уверена: процесс становления ее как личности начался в тот момент, когда лежа прикованная невыносимыми телесными и духовными страданиями к больничной кровати, она выслушивала рассуждения мужа, убеждавшего: потеря ребенка – к лучшему. Выйдя из клиники, Алисия ушла и из жизни Дугласа Мэтлока.

Алисия не была склонна возлагать вину за неудавшийся брак только на бывшего мужа, понимая, что они оба были недостаточно зрелыми людьми, оказавшимися неспособными устроить свою жизнь должным образом. Дуглас зачастую проявлял себя совершенно по-детски. Так же порой поступала и она.

Осознание своих собственных недостатков стало первым шагом на пути взросления и становления. Взглянуть на себя объективно было необычайно трудно, но Алисия сделала это. Уже позже она поняла: осознание себя как личности, возможно, было самым сложным и болезненным поступком в жизни.

Разобравшись с главным, Алисия решила начать все заново. Она определила цели, главной из которых было продолжение образования и окончание колледжа. Ей приходилось много работать в течение трех долгих лет, бережливо откладывая каждый доллар, чтобы собрать сумму, необходимую для оплаты обучения.

Наученная горьким опытом своего замужества, Алисия еще долго сторонилась мужчин, избегая любых сближений и всегда выдерживая безопасную дистанцию. Но с течением лет настороженность уменьшилась. К тому времени она чувствовала себя уже гораздо уверенней. Ослабив напряженное внимание, Алисия стала позволять себе невинные формы дружеского сближения с коллегами и знакомыми. Но даже мысль о возможном сближении вызывала в ней активное сопротивление, смешанное с откровенным отвращением.

Так было до того момента, пока Шон Хэллорен не сбил ее с ног – в прямом и переносном смысле. Его образ вновь всплыл в сознании, задвигая все другие воспоминания назад в темный чулан подсознания, где им суждено было храниться, покрываясь пылью забвения.

«Как же теперь быть?» – думала она.

Жар охватил тело, и Алисия обессиленно откинулась на спинку кресла. Правильней было бы спросить: как относиться ей к собственному поведению прошлым вечером? Ее внезапный и страстный взрыв был совершенно нехарактерен для нее. Дуглас всегда упрекал жену в недостатке чувствительности. Но разве она, в свою очередь, не обвиняла его в том, что он не интересуется ничем, кроме секса и бейсбола?

Именно так. Нужно взглянуть правде в глаза. Когда Дуглас выражал свое разочарование по поводу ее холодности в любви, Алисия возвращала ему обвинения, называя его «сексуально озабоченным жеребцом». Будучи совершенно уверенной в правильности этого определения, она не испытывала никаких сомнений в том, что и Дуглас прав, находя ее недостаточно темпераментной. В течение последних девяти лет ничто не смогло пошатнуть уверенности Алисии в этом.

И тут появился Шон Хэллорен. Алисия начинала подозревать: реакция на Шона не просто меняет ее устоявшееся мнение о себе, но просто разбивает его вдребезги. Все это казалось крайне странным. Распознать в себе нераскрытый источник чувственности – это одно дело, а уметь с ним управляться – совсем другое. Алисия испытывала горячее желание повернуть все вспять и переписать эту историю жизни заново.

Понимая, что ей не удастся избавиться от чувств, внезапно проснувшихся, Алисия должна была решить, как попытаться справиться с ними, противостоя их разрушительному потоку. Быть может, последовать совету Карлы и прервать отношения, пока они не успели приобрести необратимый характер? Или, уступив желанию, вновь видеть Шона, перевести их знакомство в спокойное русло общения коллег, занимающихся сходными историческими проблемами?

Внутренний конфликт разгорался, так как Алисия не могла принять никакого определенного решения. Ее душу разрывали противоречивые желания. Половина, помнящая прошлые страдания, стремилась укрыться в раковине спасительного отчуждения, бежать прочь от соблазна, способного обернуться новой болью. Но другая – незнакомая, внезапно открывшаяся, неустрашимая половина души – мучительно жаждала безоглядно отдаться буре и натиску чувств, обрушившихся на нее «стремительным домкратом»…

Внезапная трель телефонного звонка избавила Алисию от необходимости принимать окончательное решение. Радуясь возможности отвлечься от мучительных мыслей, она вскочила и бросилась к настенному телефону, сняв трубку уже на втором звонке.

– Алло, – произнесла она, с трудом переводя дыхание.

– Привет, – ответил Шон. – Почему ты так тяжело дышишь?

Глубокий, возбуждающий звук его голоса заставил колени Алисии предательски задрожать и подогнуться. Кроме того, мгновенно пересохло во рту.

– Потому что я бежала к телефону, – проговорила она, закатывая глаза в отчаянии от того, насколько сипло звучит собственный голос.

– Ты знала, что я позвоню?

Хотя Алисия догадывалась, что это обычная провокационная шутка Шона, нервная дрожь пробежала по спине. Пришлось признаться себе: она действителъно ждала его звонка. Это было единственной причиной ее стремительного броска к телефону.

Стряхнув внезапное, странное оцепенение, Алисия глубоко вздохнула и ответила:

– Как я могла знать?

– Но я внезапно почувствовал, как нечто заставляет меня позвонить тебе, – произнес Шон серьезным тоном, пробивающим ее насквозь.

Алисия облизнула сухие губы.

– Но почему? – спросила она почти шепотом.

– Я надеялся, ты объяснишь мне это.

– Я не понимаю, Шон.

Алисия начала откровенно дрожать.

– Я тоже.

Он немного помолчал.

– Я думал о тебе весь день, – признался он. – А ты думала обо мне?

– Да, – едва слышно выдохнула она.

– Алисия, – Шон произнес ее имя с влажным придыханием, – я хочу увидеть тебя, поговорить с тобой, быть рядом с тобой. Я знаю, для ужина еще слишком раннее время, но, быть может, ты позволишь мне прийти прямо сейчас.

Внезапно Алисия со всей определенностью поняла, что не сможет ему отказать. Никогда и, возможно, ни в чем.

У нее не осталось путей к отступлению. Она хотела видеть его. Должна была увидеться с ним. Ее ответ был предопределен, и Алисия произнесла единственное слово, решившее все:

– Да.

В тот момент, когда она повесила трубку, мучительные сомнения обрушились на нее неудержимой лавиной.

Делает ли она самую большую ошибку в своей жизни?

Не падает ли она прямо в объятия ловкому обольстителю?

Быть может, она просто сошла с ума?

Алисия кусала губы, пытаясь ответить на вопросы, проносившиеся в помутившемся сознании. Решительно встряхнув головой, она вызывающе выдвинула подбородок.

Неужели она собирается упустить единственную возможность узнать поближе самого привлекательного и интересного, если не сказать «сексуального», мужчину из тех, кого ей приходилось когда-либо встречать? Неужели откажется от этого замечательного знакомства, которое несомненно поможет ей лучше понять себя?

Нет, она не окажется настолько безумной. Выбор сделан, жребий брошен, мосты сожжены. Велика Америка, но отступать некуда. Позади – Вашингтон, округ Колумбия.

Послав к черту сомнения, Алисия вихрем пронеслась по своей комнате, прихватив по дороге одежду. Ощущая, как волнующее предвкушение встречи огнем разливается по венам, она бросилась в ванную. Быстро приняв душ и растеревшись мохнатым полотенцем, Алисия пробкой выскочила обратно.

Следующие пятнадцать минут она посвятила мучительному выбору белья. Едва Алисия успела натянуть кружевные трусики и бюстгальтер, как вновь зазвонил телефон.

Неужели это опять Шон? Мысль о том, что свидание может быть отменено, заставила Алисию облиться холодным потом. Она бросилась к телефону на кухне, не помня себя от волнения.

Но это была Эндри, предупреждавшая, что останется ужинать с подругой.

Положив трубку, Алисия спешно возвратилась в свою комнату. Сдерживая бешеное сердцебиение, она одела колготки, просторные брюки из верблюжьей шерсти и высокие коричневые сапоги. Едва Алисия натянула на себя рыжий просторный свитер, как телефон зазвонил вновь.

Решив на этот раз не отвечать, она несколько минут гипнотизировала его взглядом. Наконец ее терпение истощилось. Несколько стремительных шагов – и Алисия схватила трубку. Но это опять был не Шон. Карла звонила, чтобы сообщить о своем намерении провести вечер в компании знакомых.

Бросив трубку, Алисия отправилась в спальню. Борясь с учащенным дыханием, она внимательно наложила легкий тонирующий макияж на пылающие щеки. Потом занялась прической, пытаясь уложить пышную копну своих каштановых волос. В этот момент в дверь позвонили.

Почти не дыша, взволнованная и растерянная, Алисия замерла, сжимая в руке щетку для волос. Вторая трель звонка привела ее в чувство. Засунув щетку в ящик платяного шкафа, Алисия бросилась из спальни к дверям. Когда звонок зашелся в третий раз, она уже боролась с замком.

Все сомнения и метания, мучившие ее в течение этого долгого дня, мгновенно исчезли, когда она открыла дверь и заглянула в бездонные голубые глаза Шона.

Глава 4

В устах Шона слово «привет» прозвучало вздохом облегчения.

– Привет, – неуверенно ответила Алисия. Ее голос заметно дрожал, выдавая волнение.

– Проходи.

Не сводя с него глаз, Алисия отступила назад, потянув за собой открытую дверь.

– Сейчас я надену пальто.

Шон ступил через порог, остановившись на коврике перед дверью.

– Я подожду здесь, – сказал он. – Не хочу оставлять после себя мокрые следы.

Его внимание к такой мелочи, как талый снег на ботинках, тронуло Алисию. Со странной теплотой она вспомнила, как сама совершенно рассеянно и бездумно притащилась в комнату в мокрых сапогах.

– Ты похож на человека, приученного к домашнему порядку заботливой мамой, – улыбнулась Алисия, обернувшись.

Она подошла к стенному шкафу достать пальто.

– Скорее, отцом, – поправил Шон. – Моя мать не уделяла дому особого внимания, – затем намеренно меняя тему, предложил: – Если ты принесешь пальто сюда, я помогу надеть его.

Алисия улыбнулась.

– В этом нет необходимости, – ответила она, влезая в рукава и застегивая пуговицы.

Ее пальцы едва заметно дрожали. Замечание Шона о своей семье показалось Алисии странным. Но вникать в детали сейчас было недосуг. Отложив это в ближний угол своей памяти, Алисия решила при случае расспросить о подробностях.

Взглянув на Шона вопросительно, она сказала:

– Сегодня холодно? Стоит надевать шарф, перчатки и шапочку?

Шон оценивающе осмотрел ее и отрицательно покачал головой.

– Не так уж и холодно. Возьми только перчатки, все остальное ни к чему, – и улыбнулся, берясь за дверную ручку. – Кроме того, я не заглушил двигатель машины. Надеюсь, мы не замерзнем.

Алисия кивнула и ступила за порог. После заточения, на которое она добровольно обрекла себя сегодня, предвечерняя свежесть показалась ей бодрящей. Румянец, сиявший на щеках, вспыхнул еще ярче. Заботливо поддерживая под руку, Шон подвел ее к кадиллаку, припаркованному у тротуара. Алисия сосредоточенно ступала по мокрому и грязному снегу, изрезанному следами от колес проехавших прежде машин. У края тротуара громоздились сырые сугробы, наваленные муниципальными снегоуборщиками.

В салоне кадиллака было тепло и уютно. Интерьер оказался еще роскошнее, чем представляла Алисия. Мягкое сидение с готовностью приняло ее в свои кожаные объятия. Она почувствовала себя удивительно защищенной от всех неприятностей внешнего мира: холодного, влажного снега, сырого ветра и разочарований прошлого.

Шон вел машину, внимательно следя за дорогой. Алисия повернулась на сидении и взглянула на него.

– Мне казалось, все рестораны должны быть закрыты, – сказала она, побуждаемая желанием говорить о чем угодно, лишь бы не молчать.

Не отрывая взгляда от дороги, Шон сдержанно усмехнулся.

– Большинство из них действительно закрыты, – проговорил он тоном человека, которого отрывают от дела. – Мне пришлось обзвонить около дюжины.

– И что? – спросила Алисия, с удивлением рассматривая выражение сосредоточенного внимания, не сходившее с его лица.

– Безуспешно, – кратко ответил Шон.

– И куда же мы едем? – Алисия нахмурилась.

Шон бросил на нее короткий взгляд.

– Знаю, куда, – сказал он.

Алисия растерянно улыбнулась.

– Ты скажешь мне, или это секрет?

Шон промолчал, так как колебался, не решаясь ответить определенно. Его руки крепче стиснули руль.

– Ресторан в моем мотеле открыт. Мы едем туда.

– В твоем мотеле? – переспросила она. Удивление лишило ее голос обычной мелодичности. Вопрос прозвучал резко и категорично. Шон пожал плечами.

– В мотеле, где живу, – пояснил он кратко. – Многие профессора предлагали мне свои гостевые комнаты, но я предпочитаю независимость. Номер в мотеле – все, что мне нужно.

– Понимаю, – протянула Алисия.

Ее охватило чувство разочарования. Она слабо улыбнулась и, вперив невидящий взгляд в пейзаж, мелькавший за ветровым стеклом, откинулась на спинку сидения.

Ей было совершенно понятно, почему он предпочитает номера в мотелях, дававших ему чувство независимости. Шон был не только знаменитым историком, плодовитым автором популярных книг, но и холостяком, которым, несомненно, интересовались многие женщины. Наверняка ему не приходилось затрачивать чрезмерные усилия, чтобы привлечь к себе внимание. И он, разумеется, пользовался расположением, на которое может рассчитывать мужчина, обладающий подобными достоинствами.

Алисия ощутила, как спазм боли и ревности охватывает ее стонущую душу. Конечно, Шон абсолютно свободен и вправе остановить свой выбор на любой красотке, которая пожелает разделить с ним независимость, предоставляемую номером в мотеле. Но почему он выбрал именно ее? Этот вопрос мучил Алисию не меньше, чем ревность к воображаемым соперницам.

Ответ на него был, конечно же, совершенно очевидным. Прошлым вечером ее реакция могла показаться слишком активной и откровенной. Алисия стиснула зубы, чтобы не закричать от отчаяния, подступавшего к горлу. Она никогда еще не была легкодоступной, ни для одного мужчины!

– Алисия, ты ничего не понимаешь, – кратко бросил Шон, не отрываясь от дороги. – Или понимаешь неправильно.

Мягкий голос Шона заставил встряхнуться. Вынырнув из пучины мучительных страданий, Алисия вновь обнаружила себя рядом с ним. Тело было напряжено, зубы стиснуты, ладони судорожно переплетены. Ледяное оцепенение сковало чувства.

– Не понимаю? – слабо откликнулась она. В ее голосе слышались завывания вьюги. В широко открытых глазах стояла полярная ночь.

– Черт побери, Алисия! – взорвался Шон, вцепившись в руль и нажимая на тормоз перед перекрестком, заваленным тающим снегом. – Ты не даешь мне ничего объяснить.

Его настойчивый голос притягивал внимание, проникая в самые отдаленные уголки души, охваченной разгорающимся пожаром досады и отчаяния. Алисия вызывающе подняла голову и повернулась к нему, взглянув прямо в глаза.

– Зеленый свет, – сказала она с холодным самообладанием, скрывавшим внутренний трепет.

Шон бросил рассеянный взгляд на светофор и резко тронул с места.

Последние яркие лучи заходящего солнца проникали сквозь стекла кадиллака, бросая на лицо Шона отсвет бронзовой непроницаемости. Оттолкнувшись от этой ассоциации, профессиональная память Алисии услужливо предложила ей образ бронзовой римской монеты, на аверсе которой был нанесен профиль Юлия Цезаря, а на реверсе – Брута.

– Ты не права, – проговорил он ровным голосом. Заходящее солнце вспыхнуло в его глазах.

– Не права?

Алисия рассматривала его прекрасно очерченный профиль, надеясь на то, что это правда, но опасаясь обмануться.

– В чем я ошиблась?

– Я не собирался приглашать тебя на ужин в мотель только для того, чтобы на десерт затянуть тебя в постель.

Его голос прозвучал резко и убедительно.

– И никогда не считал тебя легкодоступной женщиной, – выпалил он, смягчив тон.

– Очень приятно, – сказала Алисия, замечая, предательскую дрожь в голосе. – Боюсь, что…

Она замолчала. Горячие слезы навернулись на глаза. Пытаясь сдержать рыдания, подступившие к горлу, Алисия часто заморгала и отвернулась к окну, заметив сквозь пелену слез, что они подъезжают к мотелю, выглядевшему просто роскошно. Это был один из самых дорогих мотелей, расположенных в пригороде.

– Ты живешь здесь? – спросила она, сглотнув слезы.

Шон кивнул. Он молчал все время, пока парковал машину на стоянке, выбирая место среди сугробов. Мягко затормозив, он обернулся к ней.

– Хочешь, я отвезу тебя обратно домой?

– Нет, – тихо сказала Алисия, глядя прямо перед собой.

– В таком случае, не могла бы ты заставить себя взглянуть в мою сторону?

В его просьбе прозвучала скрытая мольба. Алисия не могла противиться его мягкому голосу, вновь ставшему близким и знакомым. Она взглянула в его глубокие глаза, наполненные голубым сиянием и сдерживаемым желанием.

– Не буду обманывать тебя, Алисия, – проговорил он тихо. – Я хочу любить тебя. Весь день я мучился желанием заниматься любовью с тобой.

– Шон! – воскликнула она, задыхаясь.

Дрожь возбуждения пронзила тело Алисии, хотя рассудок все еще протестовал, не желая смириться.

– Не понимаю, почему ты так удивлена и шокирована.

Он криво усмехнулся, словно посмеиваясь над собой.

– Мне казалось, что мое желание было вполне очевидным уже вчера вечером.

Слова Шона заставили ее память коварно изогнуться и выбросить на поверхность воспоминания о тугой готовности его тела, которое она чувствовала так близко от себя. Жаркая волна, не имевшая ничего общего с реальной теплотой салона кадиллака, накрыла Алисию с головой. Невыносимый жар только усилился, когда Шон протянул руку и коснулся ее щеки кончиками пальцев.

– Ты очень красивая, – пробормотал он. – Когда ты краснеешь, ты становишься потрясающе красивой.

Рука Шона коснулась ее волос. Пальцы захватили шелковистую прядь. Он наклонил голову и заглянул ей в глаза, все еще затуманенные слезами. Алисия моргнула.

– Если глаза – действительно зеркало души, внутри ты наверняка еще красивее, – протянул он.

Свежий поток слез заставил Алисию зажмуриться.

– Не плачь, – прошептал Шон. – Клянусь, я пригласил тебя только для ужина и беседы.

– Но ты сказал… – начала она, но тут же прервалась, захлебнувшись слезами, стоявшими в горле.

Шон молча склонился над ней и припал к ее губам.

– Я не отказываюсь ни от одного слова, – проговорил он, с явным нежеланием отрываясь от нее. Шон глубоко вздохнул и повторил:

– Я хочу заниматься любовью с тобой, – затем решительно тряхнул головой. – Впрочем, «хочу» – это не то слово. Я не могу объяснить происходящее. Ни одно слово не может описать моих чувств. И это – неслабое признание для человека, который всю свою жизнь сражался с демонами фальшивых смыслов.

Он пожал плечами.

– И тогда я сказал себе: послушай, парень. Почему бы тебе просто не позвонить ей. Ведь тоска по ее ногам измордует тебя быстрее, чем все демоны, вместе взятые.

Шон замолчал. Крайняя степень возбуждения отразилась на его лице.

– Это было как удар бейсбольной битой в пах, – признался он.

Алисия в ужасе отшатнулась.

– Ты играл в бейсбол? – воскликнула она сдавленным голосом.

Шон отрицательно покачал головой.

– Только в бридж. Не больше того.

Он повел литыми плечами.

– Я просто пытаюсь найти слова, – пояснил он.

Алисия вздохнула с облегчением.

Шон взглянул в ее широко распахнутые глаза.

– Я почувствовал, что должен позвонить тебе, быть с тобой, войти в тебя, раствориться в тебе. Иначе я сойду с ума и буду скитаться тенью отца Гамлета с вечной эрекцией в джинсах и слезными жалобами, которые не примет даже Верховный суд.

Его глаза потемнели и сузились.

– Я никогда не чувствовал ничего подобного. Ни к одной женщине. И вот это случилось.

Пальцы Шона перебирали ее волосами, а улыбка заставляла сердце биться в ритме безумного рок-н-ролла. Уставившись на него с потерянным выражением, Алисия ощутила, что роковая неизбежность входит в ее жизнь. В памяти вспыхнула утренняя сцена за столом, и слабое эхо собственного голоса, путавшегося в объяснениях, прозвучало в ушах невнятным отголоском прежних сомнений.

Нервная дрожь вновь пробежала по спине. Алисия поняла, выслушав признание Шона, что и сама чувствует нечто подобное. Ощущение было не из приятных. Она не могла осознать, почему испытывает эту мучительную тягу к нему, но и сопротивляться ей не находила сил. Это пугало. Глаза Алисии предательски выдавали замешательство.

– Милая, не смотри на меня так, – попросил Шон, отводя ее волосы от лица.

Прикосновение широкой ладони заставило Алисию снова содрогнуться. Обескураженный и удрученный ее реакцией, Шон быстро отдернул руку.

– Я не хотел испугать тебя, – проговорил он, заглядывая ей в глаза. – Даю тебе слово: я не собираюсь тащить тебя в постель.

Он прокашлялся, деликатно прикрывшись ладонью, приводившей Алисию в трепет.

– Говоря откровенно, мне хотелось бы увидеть тебя там, – признался он. – Ты нужна мне. Я хочу тебя везде: в сабвэе, на пляже Ки-Уэст, на матче между «Райдерс» и «Рэйнджерс».

– Ты ходишь на бейсбол? – воскликнула Алисия в ужасе.

Шон отрицательно покачал головой.

– Нет, я просто пытаюсь найти слова, – пояснил он. Алисия высморкалась, утеревшись носовым платком. Шон смотрел на нее, не отрываясь.

– Мне хотелось бы, чтобы ты хотела этого так же, как хочу я, – проговорил он. – Верь мне, малышка. Я не сделаю ничего такого, о чем ты смогла бы пожалеть.

Осторожно, словно боясь вновь испугать ее, он открыл дверь кадиллака и обернулся к ней.

– Я обещаю тебе, – сказал он серьезно, – что не стану на тебя давить, ни в каких смыслах.

Произнеся эти слова, Шон нерешительно протянул ей свою руку.

– Ты поужинаешь со мной, Алисия? – спросил он, заглядывая ей в глаза с немой с мольбой. – Я прошу тебя…

Ощущения разочарования и растерянности все еще не оставляли Алисию. И вновь ответ оказался неожиданным для нее самой.

– Да, – сказала она и спрятала смятый носовой платок в рукав.

– О-о, – простонал Шон. – Ты великолепна!

Он помог ей выйти. Увязая в мокром снегу, они сделали две дюжины шагов, отделявших их от мотеля и неизвестного будущего этого вечера.

Ресторанный зал был забит. Предупредительный метрдотель с седой бородой Уолта Уитмена провел их к столику на двоих в дальнем углу зала, рядом с большим окном, выходящим на тихий задний двор.

– Я рад, что у меня хватило ума заказать этот столик перед тем, как заехать за тобой, – пробормотал он, когда они устроились в своем интимном углу.

Шон обвел зал привычным взглядом завсегдатая.

– Снегопад не причинил вреда успешному течению здешнего бизнеса, – сказал он.

– Ты заказал именно этот столик? – спросила Алисия.

– Да, – улыбнулся Шон. – Тебе нравится?

– Здесь красиво, – кивнула она.

Алисия перевела взгляд к окну, за которым сквозь замерзшие стекла просматривались деревья, облепленные пушистым снегом, и земля, напоминавшая черно-белый шоколадный бисквит.

Шон пожал плечами.

– Это ты красива, – сказал он.

Ее волосы порывисто разлетелись, когда она обернулась к нему.

– Спасибо, – Алисия улыбнулась. В голосе слышалась нота удивления, в глазах вспыхнула стыдливая радость. – Ты тоже красивый.

Шон усмехнулся.

– И ресторан красивый, – сказал он. Алисия кивнула и рассмеялась.

– И вид за окном красивый, – продолжал Шон, расплываясь в улыбке кретина. Алисия засмеялась громче.

– Я говорю словно идиот, – пожаловался Шон, улыбаясь во весь рот.

– Нет, – воскликнула Алисия и отрицательно качнула головой, – ничего подобного, – при этом ее волосы колыхнулись роскошной волной, а сама она импульсивно перегнувшись через стол схватила его руку. – Ты говоришь так для того, чтобы я не чувствовала себя идиоткой?

Их пальцы сплелись, вызвав сладкую дрожь во всем теле.

Шон обезоруживающе улыбнулся.

– Наверное, для этого, – сказал он, пожав плечами. – Я боялся, не станет ли тебе неловко после того, что наговорил в машине.

– Мне было неловко, – призналась она, чувствуя, как его прикосновение приводит ее в эротическое напряжение.

– А сейчас? – спросил Шон, проводя кончиками пальцев по тыльной стороне ладони Алисии.

– Сейчас я чувствую себя прекрасно и готова к ужину, – проговорила она и добавила мягким тоном: – И к обещанной беседе.

– Ты получишь все сразу, – пообещал Шон и повернулся к появившемуся официанту.

Хотя ужин был великолепен, самым главным «блюдом» стала их беседа.

– Ты никогда не был женат? – деликатно поинтересовалась Алисия, прихлебывая суп.

Шон отрицательно покачал головой и отправил в рот устрицу.

– А сколько длилось твое замужество? – спросил он, поедая моллюска с нескрываемым удовольствием.

– Целых два года, – ответила Алисия, напрягаясь.

– Ого, – протянул Шон неопределенно. Пристально взглянув на нее, он целиком отдался своим устрицам.

После перемены блюд беседа потекла живее.

– Что случилось с твоим браком? – вежливо спросил Шон, отрезая сочный кусок белого мяса омара.

– Распался.

Алисия пожала плечами, разделывая лосося.

– Признаюсь, я и сам об этом догадался, – сухо сказал Шон, заливая острым соусом запеченные томаты. – Почему?

Он проницательно взглянул на нее.

– Что было не так?

– Все, – ответила Алисия.

Она посыпала солью салат из петрушки и томатов. Шон продолжал рассматривать ее, ожидая более исчерпывающего ответа.

– Мы оба были слишком молоды для того, чтобы нести ответственность за наш союз, – сказала она откровенно.

– Ты не могла бы рассказать об этом подробнее? – спросил он, втыкая вилку в салат. – Если тебе не больно говорить об этом.

Алисия улыбнулась, дожевывая дольку томата.

– Нет, мне не больно говорить об этом. Но что ты хочешь знать?

– Все.

Шон спокойно опустил кусок омара в горячий соус. С удивлением Алисия обнаружила, что, начав говорить, она уже не может остановиться.

– Дуглас был неплохим парнем, – нерешительно начала она. – Но с его недостатками трудно было мириться. Я пыталась заниматься этим все два года, пока мы были женаты. И все это время он оставался алкоголиком, наркоманом и бабником. Ничто не могло его изменить, даже моя любовь.

Шон взглянул на нее с интересом.

– Ты любила его?

– Теперь уже не знаю, – призналась Алисия. – Когда его выперли из бейсбольной команды, он целыми днями пропадал в барах, надираясь с такими же бездельниками, как сам. Потом звонил мне, сообщая, что не вернется ночевать. Его видели с женщинами.

Она пожала плечами.

– Его не волновало, как я к нему отношусь. Выпивка, наркотики, поножовщина и грязные шлюхи из Вест-Сайда – все это составляло его жизнь.

Активно орудуя вилкой, Алисия продолжала.

– Он бросил колледж. Его духовные запросы полностью исчерпывались пластинками Майлза Дэвиса, журналом «Даун бит» и скабрезными романами Чарльза Буковски. Немудрено, что плохо кончил. Вскоре после нашего развода он загремел за решетку.

Шон слушал ее, не перебивая. Прервавшись, Алисия с удивлением обнаружила, что съела все, так ничего и нераспробовав толком.