Текст книги "Проект «Юпитер»"

Автор книги: Джо Холдеман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

* * *

Марти поразил нас – он вышел к завтраку не один, а с другом. Когда они вошли в столовую, мы как раз ели то, что удалось добыть из пищевых автоматов. Я сперва не узнал парня, пришедшего вместе с Марти. Но он улыбнулся – и я его вспомнил, по алмазной вставке в переднем зубе.

– Рядовой Бенио? – это был один из механиков группы охраны, которую сменили ребята из моей прежней группы.

– Он самый, сержант, – Бенио представился, поздоровался с Амелией за руку и налил себе чашечку кофе.

– Ну, в чем дело? Рассказывайте, – предложил я. —

Что, не получилось?

– А вот и нет, – Бенио снова улыбнулся. – Просто для этого понадобилось меньше двух недель.

– Да ну?!

– Да, двух недель не понадобилось, – подтвердил Марти. – Бенио гуманизирован, и все остальные – тоже.

– Просто не могу поверить.

– Стабилизатор из твоей группы, Канди, подключалась вместе с ними. Поэтому так и получилось! Вся процедура занимает только два дня, если подключаться с тем, кто уже прошел гуманизацию.

– Но тогда… Тогда почему Джефферсону понадобилось целых две недели?

Марти рассмеялся.

– В том-то и дело, что не понадобилось! Он стал одним из них уже через пару дней, но, поскольку он был первым, мы просто этого сразу не поняли – тем более что он и так был на девять десятых наш, еще до гуманизации. Все, включая самого Джефферсона, тогда сосредоточились не на нем, а на Инграме.

– Но когда стали обрабатывать парня вроде меня, – сказал Бенио, – который с самого начала ненавидел саму эту идею и, вообще-то, был человеком не особо приятным – черт возьми, да все сразу заметили, когда я изменился!

– А вы действительно изменились? – спросила Амелия. Бенио серьезно посмотрел на нее и кивнул. – И вам не жаль, что вы перестали быть таким, как раньше?

– Это трудно объяснить словами… Сейчас я такой, каким должен был быть. Я сейчас – больше я, чем был раньше, понимаете? – он беспомощно развел руками. – Я имею в виду вот что – я никогда в жизни, хоть даже за миллион лет, не понял бы, каков я на самом деле – хотя это всегда было внутри меня. Нужно было, чтобы другие мне это показали.

Амелия улыбнулась и покачала головой.

– Это похоже на обращение в новую веру.

– В каком-то смысле это так и есть, – сказал я. – С Элли это действительно так и было, – не стоило мне этого говорить. Амелия помрачнела. Я погладил ее по руке.

С минуту все молчали. Потом Амелия спросила:

– Ну, так что теперь у нас получается с графиком?

– Если бы мы знали это раньше, до того, как начать, сроки операции значительно сократились бы. И, конечно, по большому счету все теперь пройдет гораздо быстрее – когда мы начнем изменять мир. Но прямо сейчас у нас есть ограничивающий фактор – расписание хирургических операций. Мы планируем провести последнюю имплантацию где-то тридцать первого июля. Значит, к третьему августа у нас здесь все будут гуманизированы – от солдата до генерала.

– А что с военнопленными? – спросил я. – Сможет ли Мак-Лохлин гуманизировать их всех за два дня?

– Опять же, если б мы только знали… Он не подключается с ними больше чем по два часа подряд. Хорошо бы еще знать, сработает ли это сразу со многими тысячами людей?

– Откуда вам знать, так оно сработает или иначе? – спросила Амелия. – Две недели – если все они изначально обычные, нормальные люди, и два дня – если с ними постоянно подключен уже гуманизированный человек. Обо всех промежуточных вариантах вам ничего пока не известно.

– Да, верно, – Марти потер глаза и скривился. – А на эксперименты у нас нет времени. Какая же это замечательная наука – та, которой мы занимаемся… Однако, как уже было сказано в Доме Бартоломью, мы занимаемся не совсем наукой, – тут запищал его наручный комм. – Минуточку…

Марти включил наушник, выслушал, что ему сказали, и нахмурился.

– Да, хорошо… Сейчас иду к вам. Да, – он покачал головой.

– Неприятности? – спросил я.

– Может быть – так, ерунда. А может – настоящая катастрофа. Наш повар пропал.

Я не сразу сообразил, в чем дело.

– Трумэн ушел в самоволку?

– Ну да. Вчера ночью он вышел мимо охранника, сразу после того, как ты… После того, как погибла Гаврила.

– Куда бы он мог отправиться?

– Да куда угодно! В любую точку земного шара. А может, просто сидит где-нибудь в нижнем городе. Ты подключался с ним, Бенио?

– Не-а. Зато Монес подключался, а я все время вместе с Монесом. Так что я немножко про него знаю. Но точно не так уж много, все из-за этих его головных болей.

– И что ты о нем думаешь, об этом Трумэне?

– Да обычный парень, – Бенио потер подбородок. – По-моему, он немного помешан на армии, по сравнению с другими. То есть ему вроде как нравится сама идея армии.

– Значит, наша идея ему вряд ли понравилась.

– Кто его знает? Наверное, не понравилась. Марти посмотрел на часы.

– Через двадцать минут я должен быть в операционной. Буду вставлять имплантаты до часу. Джулиан, ты не хочешь выследить Трумэна?

– Сделаю все, что смогу.

– Бенио, а ты подключись с Монесом и с другими, которые подключались с Трумэном. Мы должны выяснить, насколько много он знает.

– Да, конечно, – Бенио встал. – По-моему, он сейчас торчит где-нибудь в игорном доме.

Бенио вышел, мы посмотрели ему вслед.

– По крайней мере, он не знает, кто наш генерал.

– Только не Роузер, – сказал Марти. – Однако Трумэн мог узнать имя Гаврилиного шефа, Блайсделла, от кого-нибудь из Гвадалахары. Вот это я хотел бы выяснить, – он снова посмотрел на часы. – Примерно через часик позвоните Бенио, расспросите его. И проверьте все авиарейсы до Вашингтона.

– Сделаю, что смогу, Марти. Но если он выбрался из Портобелло… Черт, есть тысячи способов попасть в Вашингтон.

– Да, ты прав. Возможно, нам следует просто подождать новостей от Блайсделла.

Примерно так и получилось.

Блайсделл несколько минут разговаривал с Каревым. Вообще-то на полное изложение всех сведений, полученных от Трумэна при подключении, потребовалось бы несколько часов напряженной работы под гипнозом с записывающим устройством. Но Блайсделл уже знал, что несколько дней остались неучтенными – между тем днем, когда Гаврила подключалась в Гвадалахаре, и ее смертью – более чем в тысяче миль от Мексики. Что она такого узнала, что заставило ее отправиться в Портобелло?

Генерал Блайсделл оставался в своем кабинете до тех пор, пока не получил кодированное сообщение от сержанта-водителя о том, что задание выполнено. А потом сам поехал домой – эксцентричная привычка, которая иногда может оказаться полезной.

Он жил один в большом особняке на реке Потомак, меньше чем в получасе езды от Пентагона. В доме были только слуги-роботы, а охранялся он группой солдатиков. Старинный особняк восемнадцатого века, обшитый настоящим деревом, с потемневшими от времени деревянными полами, – этот дом соответствовал представлению генерала о самом себе как о человеке, судьба которого была предначертана с самого рождения, необычайного рождения. Именно такой человек должен был изменить ход мировой истории.

И сейчас его предназначение было в том, чтобы эту историю завершить.

Блайсделл налил в хрустальный бокал ежедневную порцию виски и сел разбирать почту. Как только он включил комм, вместо обычного меню сразу появилось сообщение о том, что его ждет письмо в конверте, пришедшее по почте.

Странно. Блайсделл велел слуге-роботу принести письмо. Письмо было одно, без обратного адреса, отправленное сегодня утром из Канзас-Сити. Любопытно, что, невзирая на некоторые особенные стороны их отношений, Блайсделл не узнал почерка Гаврилы на конверте.

Он дважды прочел коротенькое послание, а затем сжег его. Стентон Роузер – самый опасный человек в Америке? Весьма маловероятно, и все же – какое совпадение! У них с Роузером на эту субботу была назначена игра в гольф в клубе Бетезда. Наверное, гольф – очень опасная игра.

Блайсделл отложил на время просмотр остальной почты и переключил компьютер в рабочий режим.

– Добрый вечер, генерал, – раздался в динамиках хорошо отмодулированный бесполый голос.

– Отбери мне все проекты с грифом «секретно» и выше, начатые за последний месяц – нет, за последние восемь недель – Отделом по вопросам Личного Состава и Техники. За исключением тех, которые не имеют отношения к генералу Стентону Роузеру.

В списке оказалось всего три проекта. Блайсделл даже удивился – как мало из сделанного Роузером попало в каталог! Один из этих «проектов» представлял собой список разнообразнейших акций, из двухсот сорока восьми пунктов. Его Блайсделл отложил на потом и занялся остальными двумя, тем более что они были отмечены грифом «сверхсверхсекретно».

Казалось бы, между этими двумя проектами не было ничего общего, за исключением того, что начаты они были в один и тот же день, и – ага! – оба проводились на территории Панамы. Один проект – эксперимент по умиротворению военнопленных, содержащихся в лагере в Зоне Канала. Другой – исследование состояния персонала в Форт Хоуэлле, Портобелло.

Ну почему Гаврила не написала подробнее? Черт бы побрал эту женскую склонность к театральным эффектам!

Когда она отправилась в Панаму? Впрочем, выяснить это довольно просто.

– Покажи мне все счета на оплату авиабилетов, поступившие в АПИОЗ за последние два дня.

Интересно… Гаврила купила один билет до Портобелло, на выдуманное женское имя, и один билет до Зоны Канала, на мужское имя. Так куда же она полетела на самом деле? Запрос в компанию «Аэромексико» ничего не дал: на обоих рейсах выкупленные Гаврилой места были заняты.

Так, тогда надо посмотреть – в каком обличье Гаврила выступала в Гвадалахаре, в мужском или женском? Компьютер сообщил, что за последние две недели ни одно из этих двух имен ни разу не упоминалось в городских статистических сводках. На основании этого можно предположить, что, выслеживая ту женщину-профессора, Гаврила не утруждала себя неудобствами переодевания в мужчину. А следовательно, она, скорее всего, переоделась мужчиной перед тем, как сесть в самолет – чтобы ее не опознали.

Но почему – Панама? Почему – Зона Канала? И при чем тут этот тихий, как мышка, старина Стентон? И почему, черт возьми, Гаврила просто не вернулась в Штаты после того, как об этой проклятой теории Бланкеншипа и Хардинг насчет проекта «Юпитер» уже раструбили во всех новостях?

Ну, по крайней мере, ответ на последний вопрос он знал. Гаврила так редко смотрела новости, что, наверное, не знала даже, как зовут нынешнего президента. Как будто в наши дни у страны – настоящий президент!

Возможно, конечно, что перелет в Зону Канала был всего лишь уловкой. Оттуда совсем близко до Портобелло – лететь считанные минуты. Но вот только почему она решила добираться туда окружным путем?

Разгадка кроется в Роузере. Это Роузер прикрывает профессора Хардинг, пряча ее на одной из этих двух баз. – Дай мне список смертей американских военнослужащих в Панаме, в небоевой обстановке, за последние двадцать четыре часа.

Прекрасно! Двое убитых в Форт Хоуэлле. Один мужчина, рядовой – погиб при исполнении служебных обязанностей; и неопознанная женщина – убийство. Подробности обоих случаев изложены в базе данных Отдела по вопросам Личного Состава и Техники – что ж, неудивительно.

Генерал Блайсделл запросил подробности о погибшем при исполнении обязанностей рядовом и узнал, что тот был убит, когда стоял на карауле возле центрального административного здания. Это наверняка работа Гаврилы.

Комм тихо пискнул, и в уголке экрана появилось изображение Карева – человека, который допрашивал лейтенанта Трумэна. Генерал дотронулся до картинки, и на экран выплыл подробный доклад в сотню тысяч слов гипертекста. Блайсделл вздохнул и плеснул себе вторую порцию виски, в кофе.

* * *

В Здании 31 стало немного тесновато. Наши друзья в Гвадалахаре были слишком уязвимы, слишком беззащитны. А кто знал, сколько еще сумасшедших убийц, вроде Гаврилы, под командой у этого чертова Блайсделла? Так что для нашего административного эксперимента внезапно понадобилось присутствие пары десятков гражданских консультантов – всех членов клуба «Ночного особого» и Двадцати. Альварес остался в Гвадалахаре, при нанофоре, а все остальные убрались оттуда в течение двадцати четырех часов.

Мне эта идея не казалась особенно удачной – в конце концов Гаврила убила здесь почти столько же людей, сколько в Гвадалахаре. Но сейчас охранники охраняли нас уже по-настоящему, вместо одного солдатика в патрулировании теперь было трое.

Благодаря этому мы смогли ускорить процесс гуманизации. Пока что мы подключали всех Двадцатерых сразу, по защищенной телефонной линии, соединяющей Здание 31 непосредственно с клиникой в Гвадалахаре. Теперь же, когда все Двадцать оказались здесь, в Здании, можно было подключать их по очереди, по четверо за раз.

Я не так сильно жаждал снова увидеть Двадцатерых, как всех остальных – моих старых друзей, которые, как теперь я сам, не имели возможности проникать в чужое сознание. Все, кто мог подключаться, были полностью поглощены этим грандиозным проектом, в котором нам с Амелией достались роли неуклюжих помощников, неквалифицированных подсобных рабочих. Хорошо, когда рядом будут другие люди с обычными, не такими вселенскими проблемами. Люди, у которых найдется время, чтобы помочь мне разобраться с моими собственными заурядными проблемами. Например, такими: я во второй раз совершил убийство. И не важно, что эта женщина более чем заслуживала смерти и сама навлекла ее на себя. Все равно, это мой палец нажал на курок, и в моей голове запечатлелись неизгладимые воспоминания о ее последних минутах.

Мне не хотелось говорить об этом с Амелией. По крайней мере, не сейчас. А может быть, я еще долго не смогу говорить с ней об этом.

Мы с Ризой сидели ночью на лужайке и старались разглядеть на небе звезды, скрытые туманной дымкой и сиянием огней близкого города.

– Это не должно бы волновать тебя сильнее, чем смерть того мальчишки, – сказал Риза. – Если кого и следовало убить, так это ее.

– Вот черт, – я откупорил вторую бутылку пива. – Понимаешь, на подсознательном уровне абсолютно все равно, кем были те, кого ты убил, и что они натворили. У мальчишки просто вспыхнуло красное пятно на груди – и он упад мертвым. А Гаврила… Я разметал по всему коридору ее мозги и потроха, и эти ее гребаные руки…

– И ты все время об этом думаешь.

– Ничего не могу с собой поделать. – Пиво было до сих пор прохладное. – Всякий раз, когда у меня заурчит в животе или кольнет где-то внутри, я словно наяву вижу, как эту стерву разносит в клочья моими зарядами. Как будто это происходит со мной.

– Вроде бы ты никогда раньше такого не видел!

– Я никогда раньше такого не делал. Это две большие разницы.

Было очень тихо. Слышался только легкий шорох – Риза водил пальцем по кромке винного стакана.

– Так ты что, снова собираешься это сделать?

Я чуть не спросил: «Что снова сделать?», но Риза знал меня лучше меня самого.

– Вообще-то, вряд ли. Но кто знает? Пока ты не умер от какой-нибудь другой причины, у тебя всегда остается возможность убить себя.

– Нет уж, спасибо! Лично мне такие мысли никогда не приходили в голову.

– Но тебе ведь когда-нибудь нужно было, чтобы тебя утешили?

– Ну да, было дело, – Риза лизнул палец и снова провел им по стакану – с тем же результатом. – Эй, это что, обычный стакан военного образца? Ребята, не понимаю – как вы собираетесь побеждать, если у вас нет даже приличных стаканов?

– Мы научились как-то обходиться и этими.

– Так ты принимаешь лекарства?

– Антидепрессанты? Принимаю. Нет, я не собираюсь снова этого делать.

Я только сейчас сообразил, что за весь день ни разу не подумал о самоубийстве – пока Риза не затронул эту тему.

– Должно же все измениться к лучшему.

Я упал на землю, расплескав свое пиво. Потом Риза услышал звук выстрелов из автомата и упал рядом со мной.

Агентство Перспективных Исследований Оборонного Значения не имело в своем распоряжении ни одной боевой группы. Но Блайсделл все-таки был генералом армии, и одним из его тайных единоверцев был Филипп Крамер, вице-президент Соединенных Штатов.

Влияние Крамера в Совете Национальной Безопасности, особенно в свете полного отсутствия контроля со стороны самого безответственного президента со времен Эндрю Джонсона, позволило ему в законном порядке разрешить Блайсделлу две совершенно возмутительные акции. Первая – временная военная оккупация Лаборатории по контролю за силовыми установками в Пасадене. Цель акции – не допустить, чтобы кто-нибудь нажал на кнопку, прекращающую проект «Юпитер». А вторая – военная «экспедиция» под руководством лично Блайсделла в Панаму, страну, с которой Соединенные Штаты официально войны не вели. Пока сенаторы и чиновники возмущались и сыпали пустыми угрозами по поводу этих двух вопиюще противозаконных акций, солдаты, назначенные в экспедиционные отряды, уже собрались, снарядились и отправились исполнять приказание.

Акция в Лаборатории проекта «Юпитер» прошла до смешного легко. Солдаты выставили из Лаборатории троих членов-корреспондентов Академии наук, повыгоняли из помещения всех подсобных рабочих, закрыли здание и расставили вокруг охрану. Законники возрадовались, так же, как антимилитаристское меньшинство, поддерживающее нынешнего президента. Некоторые ученые все же полагали, что эта радость несколько преждевременна. Если солдаты останутся в Лаборатории на пару недель, конституционными мерами их уже оттуда не выдворишь.

Нападение на действующую военную базу прошло не так гладко. Бригадный генерал отдал приказ оказать вооруженное сопротивление, но всего через несколько секунд погиб, а его заместителем сразу назначили генерала Блайсделла. Была послана группа охотников и убийц с группой поддержки, коротким прыжком из Колона в Портобелло, предположительно для того, чтобы подавить мятеж предателей – американских же военнослужащих. Из соображений безопасности им, конечно же, запретили заранее связываться с базой в Портобелло и сообщили только, что мятежники расположились в центральном административном здании. Боевые группы должны были захватить Здание 31 и ждать дальнейших указаний.

Дежурный майор отослал обратно запрос – почему, если мятеж настолько локализован, не поручить операцию боевым группам с самой базы Портобелло? Ответа он не получил, поскольку бригадный генерал к тому времени уже погиб, так что майор решил, что мятежники, возможно, захватили всю базу. Взглянув на карту, он обнаружил, что Здание 31 находится довольно близко от воды, и принял решение провести «атаку амфибий». Солдатики должны были войти в воду на пустынном участке побережья к северу от базы и пройти несколько миль под водой.

Двигаясь под водой на таком близком расстоянии от берега, атакующие группы не получали прикрытия со стороны подводных лодок – на этот недостаток плана майор сам указал в окончательном рапорте об операции.

* * *

Я не мог поверить тому, что видел: солдатики стреляли в солдатиков. Две боевые машины вышли из воды и зашагали по пляжу, открыв огонь по двум солдатикам охраны. Третий охранный солдатик патрулировал противоположную сторону здания, готовый в любую минуту присоединиться к остальным.

Так получилось, что нас с Ризой никто не заметил. Я потряс Ризу за плечо, привлекая его внимание – он был полностью поглощен пиротехническими эффектами небывалого поединка – и прошептал: – Не поднимайся! Следуй за мной! Мы ползком добрались до линии кустарников, потом побежали, пригнувшись, к главному входу в здание. Нас заметил охранник-«бутс», стороживший ворота, и дал предупредительный выстрел в воздух – почти не целясь; пули просвистели у нас над головами. Я выкрикнул сегодняшний пароль: «Наконечник!», и, очевидно, пароль сработал. Он вообще не должен был смотреть в нашем направлении, но мне придется отчитать его по этому поводу как-нибудь в другой раз.

Мы проскочили через узкую дверь вместе, как двое актеров в дешевой комедии, и наткнулись на солдатика с поломанной сенсорной системой – того самого, которого повредила Гаврила. Мы не стали отсылать его в ремонт, чтобы не пришлось отвечать на ненужные вопросы, тем более что оставшихся четырех солдатиков нам и так вполне хватало. Хватало – пока мы не оказались в самом центре боевых действий. Кто-то крикнул:

– Пароль! Я ответил:

– Наконечник! – а Риза поспешил добавить:

– Наконечник стрелы! – признаться, про эту часть я как-то позабыл. Впрочем, не так уж сильно я и ошибся. Женщина, которая пряталась за конторкой на проходной и служила ослепленному солдатику вместо глаз, махнула нам рукой, чтобы проходили.

Мы присели за конторкой, рядом с ней. Женщина была в гражданской одежде.

– Я – сержант Класс. Кто сейчас в смене?

– Господи, да я толком и не знаю. Наверное, Сьюттон. Это она велела мне идти сюда и смотреть вместо этой штуки, – с тыльной стороны здания раздалось два взрыва. – Вы в курсе, что там такое творится?

– На нас напали свои – вот и все, что я знаю. Или разве что у нгуми наконец тоже появились солдатики.

Что бы там ни случилось, я понимал, что нападающим надо действовать быстро. Если бы даже на базе вообще не было других солдатиков, в любую минуту нам на выручку должны были подоспеть летуны.

Женщина, как видно, подумала то же самое.

– Где же летуны? Они должны бы уже вступить в бой.

Так и должно было быть – летуны дежурили непрерывно, боевая смена постоянно была в подключении. Могло ли случиться, что их как-то перехватили? Или отдали им приказ не вмешиваться?

В Здании 31 не было ничего похожего на командный пульт, поскольку отсюда никогда не руководили сражениями непосредственно. Сержант сказала нам, что лейтенант Сьюттон, скорее всего, сейчас в столовой – и мы поспешили туда. Столовая располагалась в цокольном этаже, окон в ней не было – но если атакующие солдатики примутся взрывать здание, здесь будет ничуть не безопаснее, чем в каком-то другом месте.

Сьюттон сидела за столом вместе с полковником Лиманом и лейтенантом Фаном, которые были в подключении. Марти и генерал Пэйджел, тоже подключенные, сидели за другим столом вместе со старшим группы охраны, сержантом Джилпатриком, который явно очень волновался. Еще в столовой толпилось с пару дюжин «бутсов» и не подключенных механиков. У всех было оружие. Они чего-то ждали. Я заметил Амелию в группе одетых в гражданское людей, спрятавшихся под тяжелым металлическим раздаточным столом, и махнул ей рукой.

Пэйджел отсоединил разъем и передал его Джилпатрику, который подключился вместо него.

– Что происходит, сэр? – спросил я.

Как ни странно, он меня узнал.

– Нам известно не так уж много, сержант Класс. Мы знаем только, что это солдаты Альянса, но связаться с ними мы не можем. Такое впечатление, будто они свалились на нас с Марса. И у нас нет связи ни с батальонным, ни с бригадным командованием. Доктор Ларрин, Марти, пытается дотянуться до их командования – так, как он делал это раньше, через Вашингтон. У нас наготове десять механиков, в подключении, но не через «скорлупки».

– Значит, они в принципе могут управлять солдатиками, но не способны на какие-то радикальные действия?

– Они способны ходить вокруг, применять простейшие виды оружия. Возможно, все, что они могут сделать – это заставить солдатиков куда-нибудь стать или лечь. Но не атаковать. Связь с летунами и «морячками» тоже прервана – скорее всего, обрезаны все связи от нашего здания, – генерал показал на соседний стол. – Лейтенант Фан пытается прорваться через блокировку.

Раздался еще один взрыв, настолько мощный, что задребезжали тарелки на кухне.

– Вы рассчитываете, что кто-то в конце концов обратит внимание на то, что здесь творится?

– Ну, все на базе знают, что Здание 31 закрыто для каких-то сверхсекретных учений. Могут решить, что весь этот шум – часть эксперимента, особые тренировочные упражнения.

– Пока они нас на самом деле не уничтожат, – сказал я.

– Если бы они действительно собирались разрушить здание, они могли бы сделать это в первые же секунды атаки.

Сержант Джилпатрик отключился.

– Твою мать! Простите, сэр. – По лестнице загрохотали тяжелые подошвы. – Мы – пушечное мясо. Четыре солдатика против десяти – у нас все равно не было никаких шансов.

– Не было? – спросил я.

Тут отключился Марти.

– Они сделали всех четверых. Они уже внутри здания.

В двери столовой вломился блестящий черный солдатик, со всех сторон ощетинившийся оружием. Он мог бы перестрелять нас всех за считанные секунды. Я не шевельнул ни единым мускулом, только веко непроизвольно дернулось.

Низкое контральто солдатика загремело так, что все вздрогнули:

– Если вы будете четко исполнять приказания, никто не причинит вам вреда! Все, у кого есть оружие, пусть положат его на пол! Потом все пусть отойдут к противоположной от меня стене, держа руки на виду!

Я поднял руки вверх и попятился в дальней стене.

Генерал вскочил с места слишком поспешно, и тотчас же стволы автоматов и лазерных пушек солдатика нацелились на него.

– Я – бригадный генерал Пэйджел, я здесь старший по званию…

– Да. Ваша личность идентифицирована.

– Вы знаете, что вас отдадут за такое под трибунал? И вы проведете остаток дней…'

– Сэр, прошу прощения, но у меня строгий приказ не обращать внимание на чины любого, кто находится в этом здании. Этот приказ я получил от бригадного генерала, который, как я понимаю, сам скоро сюда прибудет. И я очень прошу вас оставить препирательства и обсудить все с ним лично.

– Значит ли это, что вы застрелите меня, если я не подниму руки и не подойду к той стене?

– Нет, сэр. Я заполню комнату рвотным газом и не буду никого убивать, если никто не будет хвататься за оружие.

Джилпатрик смертельно побледнел.

– Сэр…

– Все нормально, Джил. Я сам должен был это попробовать, – генерал спокойно пошел к дальней стене, держа руки в карманах.

В комнату вошло еще два солдатика, приведя с собой пару дюжин людей с других этажей. Снаружи послышался негромкий стрекот грузового вертолета и сопровождавшего его летуна. Оба приземлились на крыше здания, и снова стало тихо.

– Это ваш генерал? – спросил Пэйджел.

– Не знаю, сэр, – минуту спустя в комнату ввалилась толпа «бутсов» – десять, а потом еще двенадцать. Они были одеты в камуфляжные костюмы с черными масками поверх лица, без каких-либо знаков различия и нашивок с названием подразделения. Тут было от чего заволноваться. Солдаты в камуфляже оставили свое оружие в коридоре и стали собирать то, что было сложено на полу.

Один из них откинул с лица маску и снял камуфляжный комбинезон. Это был почти совсем облысевший пожилой человек с несколькими редкими прядями седых волос на лбу. Он казался довольно добродушным, несмотря на генеральский мундир.

Лысый генерал подошел к генералу Пэйджелу, они откозыряли друг другу.

– Я желаю говорить с доктором Марти Ларрином!

– А вы, наверное, генерал Блайсделл? – спросил Марти.

Тот подошел к Марти и улыбнулся.

– Нам с вами непременно надо переговорить.

– Да, конечно. Может быть, нам удастся обратить в свою веру еще одного человека?

Блайсделл обвел взглядом собравшихся и заметил меня.

– А вы – тот чернокожий физик. Убийца. – Я кивнул. Тогда Блайсделл указал на Амелию. – А вот и доктор Хардинг! Вы все должны пойти со мной.

Выходя, он хлопнул по плечу одного из солдатиков и, улыбаясь, произнес:

– Иди с нами, будешь меня охранять. Давайте пройдем в кабинет доктора Хардинг.

– У меня здесь нет кабинета, – сказала Амелия. – Только жилая комната, – Амелия изо всех сил старалась не смотреть на меня. – Комната номер 241.

Там у меня было припрятано оружие. Неужели Амелия думает, что я сумею обхитрить солдатика? «Прошу прощения, генерал, позвольте мне открыть вот этот ящичек – и увидите, что я оттуда достану!» И – оп-ля! Джулиан поджарен.

Но, возможно, это был единственный наш шанс до него добраться.

Солдатик был слишком громоздким, чтобы мы вместе с ним могли поместиться даже в грузовом лифте, поэтому мы пошли наверх по лестнице. Блайсделл вел нас, быстро шагая впереди. Марти даже немного запыхался.

Генерал явно не ожидал, что в комнате 241 не окажется ни классных досок, ни стеллажей с пробирками. Ему пришлось утешиться имбирным пивом из холодильника.

– Полагаю, вы сгораете от любопытства по поводу моего плана?

– Не особенно, – сказал Марти. – Все равно это только ваша фантазия. Невозможно предотвратить неизбежное.

Блайсделл рассмеялся – смех был нормальный, веселый, совсем не похожий на зловещий хохот безумца.

– Я захватил Лабораторию проекта «Юпитер»!

– И флаг вам в руки.

– Это правда. Указ президента. С нынешней ночи в Лаборатории нет ни единого ученого. Только верные мне солдаты.

– Все из «Молота Господня»? – поинтересовался я.

– Все, кто ими командует! – отчеканил Блайсделл. – А остальные – просто прикрытие, чтобы удерживать скопище безбожников подальше от Лаборатории.

– А с виду вы совсем нормальный человек, – процедила сквозь зубы Амелия. – Почему вы так хотите, чтобы весь этот прекрасный мир исчез?

– Вы ведь на самом деле не считаете меня нормальным, доктор Хардинг, – но вы ошибаетесь. Вы, безбожники, закоснели в своих башнях из слоновой кости. Вы не имеете ни малейшего представления о том, что предчувствуют настоящие люди, истинно верующие. Вы не знаете, как все это правильно.

– Убийство всего живого? – спросил я.

– А вы! Вы гораздо хуже ее. Это не смерть, это – возрождение. Господь бог использовал вас, ученых, как свои инструменты. Посредством вас он расчистит место и начнет все заново.

Вот как, оказывается, думают сумасшедшие.

– Вы безумцы, – сказал я. Солдатик повернул голову ко мне.

– Джулиан! – позвал он знакомым низким голосом. – Это Клод.

Движения солдатика были немного неуверенными, из чего я заключил, что механик, управляющий машиной, находится не в «скорлупке» одушевления, а подключился к солдатику через обычный разъем.

– Что происходит? – забеспокоился Блайсделл.

– Сработал алгоритм переключения, – пояснил Марти. – Ваши люди больше не имеют доступа к солдатикам. Солдатики теперь наши.

– Я знаю, такое невозможно, – сказал генерал. – Предохранители…

Марти рассмеялся.

– Это уж точно! Предохранители против переключения контроля и вправду очень сложные и надежные. Кому это знать, как не мне? Я ведь сам их проектировал и вставлял в систему.

Блайсделл повернулся к солдатику и скомандовал:

– Солдат! Выйди из комнаты!

– Не уходи, Клод, – сказал Марти. – Ты можешь нам пригодиться.

Солдатик остался на месте, только чуть качнулся.

– Это прямое неподчинение приказу генерала! – заявил Блайсделл.

– Я знаю, кто вы такой, сэр, – сказал Клод. Блайсделл на удивление быстро метнулся к двери и даже успел выскочить в коридор. Но солдатик перехватил его – поймал за руку, повалил на пол и втащил обратно в комнату.

Блайсделл медленно поднялся и отряхнулся.