Текст книги "Проект «Юпитер»"

Автор книги: Джо Холдеман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Но до тех пор все, что мы от него узнали – это номер кабинета в Пентагоне, куда он должен был посылать свои отчеты. Ему поручили найти Амелию и привезти ее обратно – или убить ее и себя самого, если ситуация выйдет из-под контроля. О ней он знал не так уж много – только то, что она и еще один ученый открыли новое оружие, настолько мощное, что позволило бы нгуми выиграть войну, если бы попало в руки врагов.

Да, странно все-таки они это восприняли. Сами мы обычно употребляли метафору «нажать красную кнопку» – но, естественно, для того, чтобы проект «Юпитер» вступил в конечную, необходимую стадию, понадобится целая команда ученых, которые в строгой последовательности выполнят нужные действия.

Теоретически процесс, конечно, можно сделать автоматическим, но все равно понадобится тщательная предварительная настройка. Но когда процесс будет запущен, не останется уже никого, кто мог бы сделать его автоматическим.

Так, значит, кто-то из редакторской коллегии Астрофизического журнала работает на милитаристские структуры… Что ж, ничего удивительного. Но знать бы еще, действительно ли редколлегия отказала в публикации нашей статьи только под нажимом военных или они нашли какую-то неточность в расчетах?

Мне хотелось бы думать, что если бы они на самом деле сумели опровергнуть нашу теорию, то вряд ли военные стали бы охотиться за Амелией или, предположим, за Питером. Но военные могли решить, что в любом случае благоразумнее будет избавиться от них, так или иначе. Что поделаешь – война, как говорят они.

Кроме двоих подключенных, в конференц-зале было только четверо – я с Амелией, Мендес и Меган Орр, врач, которая осматривала Инграма и вводила ему антидот. Было еще только три часа утра, но спать никому не хотелось.

Марти отключился сам, потом вынул разъем из имплантата Инграма.

– Итак? – проронил он.

– Трудно так сразу все это переварить, – откликнулся Инграм и посмотрел на свои стянутые ремнями руки. – Мне бы гораздо лучше думалось, если бы вы меня развязали.

– Это не опасно? – спросил я у Марти.

– Оружие у тебя наготове?

Я показал пистолет с транквилизирующими зарядами.

– Более или менее.

– Я думаю, можно его развязать. При определенных обстоятельствах он мог бы доставить нам неприятности, но не в запертой комнате, под наблюдением вооруженного охранника.

– А я даже и не знаю… – сказала Амелия. – Может, лучше подождать, пока он не пройдет это просветляющее лечение? По-моему, это очень опасный субъект.

– Мы с ним управимся, – ответил Мендес.

– Важно договориться с ним прямо сейчас, пока он только теоретически ознакомился с сутью предстоящей процедуры, – сказал Марти. – На эмоциональном уровне это его пока нисколько не затронуло.

– Могу себе представить, – фыркнула Амелия. Марти отвязал Инграма и сел в кресло.

– Спасибо, – сказал Инграм, растирая запястья.

– Вот что я хотел бы узнать прежде всего…

То, что случилось потом, произошло так быстро, что я не смог бы даже связно описать это, не просмотрев запись наблюдательной видеокамеры, которая была в комнате.

Начав говорить, Инграм чуть передвинул свой стул, словно бы для того, чтобы поудобнее развернуться к Марти. На самом же деле он только убрал препятствие с дороги и обеспечил себе опору.

Одним молниеносным движением, достойным олимпийского чемпиона по гимнастике, Инграм выбросил тело вверх и по ходу дела ударил Марти в подбородок носком ботинка, потом перекувырнулся через стол, в ту сторону, где сидел я – пистолет был у меня руках, но я не успел толком прицелиться. Все-таки я выстрелил один раз – куда попало, наудачу, – прежде чем Инграм обеими ногами врезал мне в грудь, сломав при этом пару ребер. Я выронил пистолет, а Инграм подхватил его прямо в воздухе, потом без помощи рук, плечом вперед перекатился через стол, пружинисто, как танцовщик, приземлился на ноги и сразу же плавным, точным движением провел удар ногой мне в голову. Этим ударом он собирался вышибить мне мозги, но не все и не всегда получается так, как нам хочется.

Лежа на полу, я видел не так уж много и услышал только, как Марти сказал: «Не сработало». Потом я потерял сознание.

Я пришел в себя, сидя в своем кресле. Доктор Меган Орр как раз выдергивала иголку шприца из моей руки. Человек, которого я узнал, но не смог сразу вспомнить его имя, то же самое делал с Амелией. Вспомнил я почти азу – это был Лобелл, Марк Лобелл, единственный из Двадцати, с которым я еще не подключался напрямую.

Казалось, мы вернулись на несколько минут назад во времени и можем снова попробовать сделать то, что не получилось. Каждый сидел на том же самом месте, что и раньше. Инграм снова был надежно прикручен к стулу. Но при каждом вдохе у меня сильно болело в груди, и я не знал, смогу ли сейчас разговаривать.

– Мег, – прохрипел я. – Доктор Орр! – она повернулась ко мне. – Можно будет зайти к вам, когда все это закончится? Кажется, у меня сломано ребро или даже два.

– Хотите, сейчас пойдем и посмотрим, что у вас там?

Я покачал головой. От этого движения в горле заболело еще сильнее.

– Нет, хочу послушать, что расскажет этот ублюдок. Марк стоял возле открытой двери.

– Мне нужно несколько минут, чтобы подготовиться.

– Хорошо, – Меган подошла к Инграму, единственному, кто был до сих пор без сознания, и остановилась у него за спиной.

– Там, за дверью – комната дежурного, туда поступают данные с наблюдательных камер, – пояснил Мендес. – Марк увидел, что тут у нас происходит, и мгновенно заполнил зал усыпляющим газом. Это необходимая предосторожность, когда имеешь дело с посторонними.

– Значит, вы действительно неспособны применять насилие? – спросила Амелия.

– Я способен, – ответил я. – Ничего, если я пну его несколько раз, пока он не пришел в себя?

– Вообще-то, мы можем защищаться. Но я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из нас на кого-нибудь напал, – Мендес кивнул в мою сторону. – Кстати, Джулиан заговорил об известном парадоксе – если бы он напал на этого человека, я мало чем мог бы ему помочь.

– А если бы напали на кого-нибудь из Двадцати? – спросил Марти.

– Ответ очевиден. Это была бы чистая самозащита – все равно, как если бы напали на меня самого.

– Можно мне продолжать? – спросила Меган. Мендес кивнул, и она ввела Инграму стимулятор.

Он быстро пришел в себя, непроизвольно дернулся, потом дернулся еще пару раз, проверяя крепость пут, и наконец затих.

– Что бы это ни было, действует оно забойно, – заметил он. Потом посмотрел на меня. – Знаешь, а ведь я должен был тебя убить!

– Вот говнюк! Ну не получилось – подумаешь! Не плачь, ты старался, как мог.

– Молись, чтобы никогда не узнать, на что я способен, когда стараюсь по-настоящему.

– Господа, господа, – вмешался Мендес, – мы все согласны с тем, что вы двое – самые опасные люди в этой комнате.

– А по большому счету, все остальные, кто есть в этом доме, – самые опасные люди во всем мире, – добавил Инграм. – А может быть, даже и во все времена.

– Мы примем во внимание вашу точку зрения, – заверил его Марти.

– Тогда примите во внимание и еще кое-что. Вы собираетесь устроить полное вырождение человеческой расы за какие-нибудь пару поколений. Вы чудовища. Вроде инопланетян, которые хотят уничтожить человечество.

Марти широко улыбнулся.

– Вы знаете, а это сравнение раньше как-то не приходило мне в голову. Но единственное, что мы хотим уничтожить – это способность человеческой расы к самоуничтожению.

– Если даже это сработает – в чем я далеко не уверен, – что хорошего в том, если мы превратимся в нечто иное, в каких-то нелюдей?

– Половину из нас и так нельзя назвать людьми в полном смысле этого слова, – спокойно возразил Марти.

– Вы поняли, что я имел в виду.

– А много ему известно о том, почему это надо сделать так спешно? – поинтересовался я.

– Только в общих чертах, без подробностей, – ответил Марти.

– Вы, наверное, толкуете об этом «абсолютном оружии», какое бы оно там ни было? Мы привыкли уживаться с «абсолютным оружием» аж с тысяча девятьсот сорок пятого года, – ухмыльнулся Инграм.

– Даже раньше, – вставил Мендес. – Аэропланы, танки, нервно-паралитический газ тоже когда-то считали абсолютным оружием. Но эта штука чуточку более опасна. И чуть более абсолютна.

– И это вы ее придумали! – воскликнул Инграм, глядя на Амелию со странным, благоговейным выражением на лице. – Но все другие люди, все эти «Двадцать» – они тоже знают о ней.

– Не знаю, как много им известно, – ответила Амелия. – Я с ними не подключалась.

– А вот вы подключитесь, и очень скоро, – пообещал ему Мендес. – Вот тогда вы сами все узнаете и все поймете.

– Это преступление – принуждать кого-то подключаться против его воли!

– Да, преступление. Но похищение человека и введение ему наркотиков – тоже преступления, которые вряд ли порадуют федеральные власти. Ах да, кроме того, мы еще связали вас и допрашивали.

– Вы можете меня развязать. Я уже понял, что физическим сопротивлением ничего не добьюсь.

– Не думаю, – сказал Марти. – Вы слишком быстро двигаетесь и вообще – слишком хороши в своей профессии.

– Я не буду отвечать ни на какие вопросы, если меня не развяжут!

– А я думаю – будете, так или иначе. Меган, у вас все готово?

Доктор Орр взяла шприц-пистолет и повернула рычажок на два деления. Механизм сухо щелкнул.

– Только скажи, Марти, – Мег улыбнулась и сказал Инграму: – Тазлит F-3.

– Это же запрещенное вещество!

– Боже ж ты мой! Ну подумаешь – наши трупы откопают и вздернут еще разок.

– Это не смешно, – голос Инграма заметно дрогнул.

– Он, наверное, в курсе насчет побочного действия, – сказала Меган. – Оно остается надолго. Слишком дорогая плата за то, чтобы похудеть, правда?

– Хорошо, я буду говорить.

– Он соврет, – предупредил я.

– Возможно, – согласился Марти. – Но мы узнаем об этом, когда подключимся с ним в следующий раз. Вот вы говорили, что мы – самые опасные люди во всем мире. Что мы собираемся привести человеческую расу к вымиранию. Вы не могли бы объясниться немного подробнее?

– Так будет, если вы преуспеете – в чем я сильно сомневаюсь. Вы обработаете множество людей, большую часть военной верхушки – а потом придут нгуми или кто-нибудь еще и поработят нас. Вот и все – коней эксперимента.

– Мы собираемся «обработать» и нгуми тоже.

– Не многих и недостаточно быстро. Их руководство слишком разрозненно. Если вы переделаете всех Д° единого латиноамериканских нгуми, сюда приедут африканские и сожрут их с потрохами.

«Какой расистский образ мыслей!» – подумал я, но решил придержать это мнение при своей каннибальской натуре.

– Но если нам все-таки удастся то, что мы задумали…Вы что же, считаете, что будет только хуже? – спросил Мендес.

– Ну конечно же! Проиграв войну, можно собраться с силами и снова вступить в бой. А потеряв способность сражаться…

– Но ведь сражаться будет не с кем! – заметил Мендес.

– Ерунда какая! Такие штуки годятся не для каждого. У вас рассчитано, что у одной десятой процента это не сработает – значит, они вооружатся и возьмут верх над остальными. А вы преподнесете им на блюдечке ключи от города и будете выполнять все, что они прикажут.

– Все не так просто, – сказал Мендес. – Мы можем защитить себя, никого при этом не убивая.

– Что? Точно так же, как вы защитились от меня? Траванете всех газом и посвязываете?

– Я уверен, что со временем мы сумеем выработать подходящую стратегию самозащиты. В конце концов среди нас будет достаточно таких опытных военных, как вы, например.

– Вот ты – настоящий солдат, – обратился Инграм ко мне. – Как ты мог ввязаться в эту глупость?

– Я не просил, чтобы из меня делали солдата. И я не могу представить большей глупости, чем та война, в которой мы все увязли.

Инграм покачал головой.

– Ну да, конечно, они ведь тебя уже обработали… Так что твое мнение не в счет.

– На самом деле он поддерживает нас совершенно сознательно, – возразил Марти. – Он не прошел процесса «обработки», как вы это называете. И я тоже не прошел.

– Значит, вы еще большие дураки, чем я думал. Раз вы сошли с дистанции, отказались от борьбы – какие же вы после этого люди?

– Дух соревнования нам не чужд, – прервал его Мендес. – Даже в физическом плане. Элли и Меган например, играют в гандбол. Большинству из нас подвижные виды спорта недоступны из-за возраста, но мы соревнуемся мысленно – причем так, как вы себе даже представить не можете.

– Я подключался. И знаю, о чем вы – молниеносные шахматы на трехмерной доске и все такое… Но даже вы должны понимать, что мы говорим о совершенно разных вещах.

– Вот именно, это – далеко не то же самое. Вы, конечно, подключались, но не настолько долго, чтобы хотя бы понять правила, по которым играем мы.

– Я говорю о ставках в игре, а не о правилах! Война – ужасная и жестокая штука, но такова сама жизнь. Все остальные игры – это всего лишь игры. А война – это по-настоящему.

– Вы пещерный неандерталец, Инграм, – сказал я. – Вам бы в самый раз завернуться в шкуры, схватить каменный топор и пойти вышибать людям мозги.

– Я нормальный человек! А вот ты кто такой? По-моему, просто жалкий трус и предатель!

Не стану отпираться – он меня таки достал. Мне жутко захотелось остаться с ним наедине и измолотить его так, чтобы живого места не осталось. Не сомневаюсь, что ему тоже хотелось именно этого – уверен, этот чертяка исхитрился бы захватить мою ногу одними зубами и вставить ее мне в задницу, так, чтобы пятка высунулась изо рта.

– Прошу прощения, – сказал Марти и щелкнул пальцем по правому наушнику – он принимал какое-то сообщение. Спустя несколько секунд Марти покачал головой. – Его начальство сидит слишком высоко. Я не сумел выяснить, когда они ожидают его возвращения.

– Если я не вернусь через два…

– Заткнись! – Марти кивнул Мег. – Отруби его. Чем раньше мы его подключим, тем лучше.

– Вам вовсе не обязательно меня усыплять!

– Нам надо перейти в другое крыло здания. А я скорее соглашусь тебя нести, чем еще раз тебе поверю.

Меган переключила шприц-пистолет на другое лекарство и быстро всадила Инграму порцию снотворного. Он несколько секунд растерянно таращил глаза, потом как-то сразу обмяк. Марти потянулся было, чтобы развязать его, но Мег предостерегла:

– Выжди полминуты. Может, он притворяется.

– Разве это не то же вещество, что здесь? – спросил я, показывая свой пистолет.

– Нет, он и так уже получил приличную дозу такого транквилизатора, для одного дня этого многовато. То, что я ему ввела, действует не так быстро, зато и отрицательных последствий от него меньше, – Меган взяла Инграма за ухо и сильно крутнула. Тот никак не отреагировал. – Все, порядок!

Марти отвязал ему левую руку – и рука вяло дернулась к горлу Марти, но на полпути обмякла и упала. Губы Инграма болезненно изогнулись, а глаза он так и не открыл.

– Крепкий парень! – Марти подождал еще немного, потом отвязал правую руку и ноги.

Я хотел было помочь нести его, но не смог – в груди Резко заболело.

– А ты сиди на месте, – распорядилась Меган. – Не бери в руки даже карандаша, пока я не приду и не посмотрю, что там с твоими ребрами.

Все взялись за бесчувственного Инграма и поволокли его отсюда, оставив нас с Амелией одних.

– Дай-ка я взгляну, – сказала Амелия и начала расстегивать мне пуговицы на рубашке. У края реберной дуги налилось темно-красное пятно, которое уже начинало становиться синюшным. Амелия не стала до него дотрагиваться. – Он же мог тебя убить!

– И тебя тоже. Каково это – знать, что тебя разыскивают, что ты нужна им живой или мертвой?

– Отвратительное чувство. А ведь он наверняка не один такой.

– Я должен был это предвидеть, – сказал я. – Я должен был догадаться, в каком направлении заработают мозги военных – в конце концов я же сам был частью военной машины!

Амелия нежно погладила меня по руке.

– А нас волновало только то, как воспримут статью другие ученые… Теперь даже немного смешно, правда? Если бы я задумалась о реакции окружающих вообще, я бы сказала, что люди просто признают нашу правоту и будут благодарны нам за то, что мы вовремя обратили внимание на эту проблему.

– Наверное, большинство людей так бы и сделали, даже военные. Только вот не та служба первой прознала о нашем открытии…

– Шпионы чертовы! – Амелия скривилась. – Домашние стукачи, почитывающие журнальчики…

– Теперь, когда мы знаем, что они существуют, само их существование кажется нам естественным и неизбежным. И подумать только: все, что им нужно, это завести машину, которая регулярно просматривает на наличие ключевых слов и словосочетаний все новые публикации и статьи, поданные на разбор редколлегий в области физических наук и инженерных технологий. Если попадается что-нибудь, чему можно найти военное применение, они отслеживают такую статью и запрещают публикацию.

– А авторов убивают?

– Скорее всего, призывают на военную службу. Позволяют им выполнять ту же работу, но уже в военной форме В нашем случае – то есть в твоем случае – они решились на такие крайние меры потому, что оружие получалось слишком уж мощным. Настолько мощным, что его даже нельзя использовать.

– Выходит, они просто набрали нужный номер, позвонили кому надо и отдали приказ одному – убить меня а кому-то еще – убить Питера? – Амелия подозвала автоматический бар и заказала себе вина.

– Насколько я понял то, что Марти вытянул из этого Инграма, у него был первоначальный приказ забрать тебя и отвезти обратно. Может быть, Питер сейчас сидит в комнатке вроде этой, где-нибудь в Вашингтоне, накачанный по самые некуда тазлитом F-3, и рассказывает им все, чего они еще не знали.

– В таком случае они должны были узнать и о тебе. Не возникнут ли из-за этого новые проблемы? Я боюсь, вдруг ты теперь не сможешь просочиться в Портобелло в качестве шпиона?

Автомат выдал вино, мы с Амелией попробовали его, глядя друг на друга и думая об одном и том же: я буду в безопасности только в том случае, если Питер Умер до того, как рассказал им обо мне.

Вернулись Марти с Мендесом и сели возле нас. Марти потер лоб ладонями.

– Нам придется все делать быстро. Похоже, мы Должны начинать прямо сейчас. На каком этапе цикла находится твоя боевая группа?

– Они в подключении уже два дня. В солдатиках – один день, – я поразмыслил. – Скорее всего, они сейчас сидят в Портобелло, тренируются. Упражняются в Педровилле, привыкают к новому командиру группы.

– Хорошо. Первое, что я должен сделать, – это посмотреть, сможет ли мой приятель-генерал продлить им курс тренировок… Скажем, дней пять или шесть будет в самый раз. Эта телефонная линия точно никак не прослушивается? – спросил Марти.

– Она абсолютно надежна, – заверил его Мендес – Иначе мы все уже давно маршировали бы в униформах или сидели в учреждении вполне определенного сорта Кстати, и ты вместе с нами.

– Тогда получается, что у нас примерно две недели времени. Должно хватить. Так, за два или три дня я сделаю модификацию памяти Джулиану. И приготовлю для него приказ ожидать боевую группу в тридцать первом корпусе – попросту говоря, в генеральном штабе.

– Но ведь мы пока не уверены, стоит ли его туда отправлять, – вмешалась Амелия. – Если люди, которые послали Инграма за мной, поймали Питера и заставили его говорить – значит, они знают, что Джулиан помогал нам с расчетами. И как только он в следующий раз появится на дежурстве – они сразу же его схватят!

Я сжал ее руку.

– По-моему, я должен пойти на этот риск. А ты, Марти, постарайся сделать так, чтобы никто не мог узнать от меня об этом месте.

Марти кивнул, погруженный в свои мысли.

– Подчистить тебе память – в этом нет ничего сложного… Но тут мы попадаем в замкнутый круг… Понимаешь, чтобы отправить тебя обратно в Портобелло, нам придется убрать у тебя воспоминания о том, как ты работал над Проблемой. Но вдруг они схватят тебя – из-за Питера – и обнаружат дырку в воспоминаниях? Тогда они будут знать, что память-то тебе подчищали…

– А нельзя как-нибудь связать это с попыткой самоубийства? – спросил я. – Ведь Джефферсон действительно предлагал мне подчистить эти воспоминания. Ты смог бы сделать так, чтобы казалось, что все произошло как раз из-за этого?

– Возможно… Может, и смогу… А почему, собственно, я? – Марти плеснул немного вина в пластиковый стаканчик. – Предложил Мендесу, тот отказался. – Как жаль, что в этом процессе нельзя ничего добавить… Я могу убрать воспоминания, но не могу наложить другие, ложные, – Марти выпил вина. – Впрочем, кое-что мы все-таки можем сделать – ведь Джефферсон на нашей стороне. Будет нетрудно представить дело так, что он якобы стер слишком много – таким образом мы уберем ту самую неделю работы в Вашингтоне.

– Ваша затея кажется мне все более и более ненадежной, – сказала Амелия. – Я, конечно, почти ничего не знаю о подключении, но если эти силы – кто бы они ни были – доберутся до тебя, или Марти, или Мендеса, ведь тогда все, что вы задумали, наверняка провалится, разве нет?

– Все, что нам надо, – это таблетки, которыми я травился, – успокоил я ее. – А потом мы немного поговорим о самоубийствах.

– Я не смог бы просить кого-нибудь это сделать. И не знаю, смог бы я сам решиться на такое, – сказал Марти.

– Даже ради спасения Вселенной? – я хотел произнести это иронично, но никакой иронии не получилось.

Марти чуть побледнел.

– Ты прав, конечно. И я должен был предусмотреть это как одну из возможностей. Для всех нас. Тут заговорил Мендес:

– Все вовсе не так трагично, как вам кажется. Но мы предусмотрели самую очевидную возможность выиграть время – мы можем переехать отсюда. Две сотни миль на север – и мы окажемся в нейтральной стране. Эти ублюдки дважды подумают, прежде чем посылать наемных убийц за канадскую границу.

– Даже не знаю, – откликнулся Марти. – Канадскому правительству нет никакого резона нас защищать. Какое-нибудь агентство может выступить с требованием о выдаче преступников, и нас уже на следующий день отправят в Вашингтон, в наручниках.

– Мексика! Там бы таких проблем не возникло, – сказал я. – В Канаде плохо то, что тамошние службы недостаточно коррумпированы. Заберите с собой в Мексику нанофор – и вы получите любую защиту, какая потребуется.

– А ведь верно! – согласился Марти. – Кроме того в Мексике полно клиник, где можно вживлять имплантаты и делать операции по подчистке памяти.

– Но как вы предполагаете переправить туда нанофор? – спросил Мендес. – Он же весит больше тонны, не говоря уже обо всех канистрах, ящиках и мешках с расходными материалами, которые нужны для его работы.

– А пусть он сделает самоходную установку, – предложил я.

– Вряд ли это сработает. Наш нанофор может делать предметы размером не больше семидесяти девяти сантиметров в поперечнике. Теоретически мы можем, конечно, собрать вездеход из таких частей, но ведь их будет не одна сотня. И чтобы сложить их вместе, нам понадобится целая металлоремонтная мастерская и специалисты-механики.

– А почему бы вам не украсть готовый вездеход? — предложила Амелия. – В армии полно вездеходов. Ваш прикормленный генерал может подделывать официальные документы, продвигать людей по службе и давать им новые назначения. Он наверняка смог бы устроить так, чтобы подходящий вездеход направили туда, куда нам нужно.

– Боюсь, перемещать физические объекты несколько труднее, чем изменять информацию, – сказал Марти. – Но в любом случае стоит попробовать. Кто-нибудь из вас умеет водить вездеход?

Мы переглянулись.

– Четверо из Двадцати умеют водить машину, – заявил Мендес. – Сам я никогда не управлял вездеходом, но думаю, разница не большая.

– Мэгги Камерон был когда-то водителем, – вспомнил я то, что узнал о Двадцати, когда подключался с ними. – Он водил машины в Мексике. Рикки учился водить в армии и может водить армейские вездеходы.

Марти встал. Двигался он как-то замедленно.

– Эмилио, дайте мне ваш телефон, который не прослушивается. Посмотрим, что может сделать наш генерал.

Легонько скрипнула дверь, и в комнату тихо вошла Юнити Хэн.

– Вам надо это знать. Когда мы подключились с ним в полном контакте, мы обнаружили… Этот человек, Питер… Он мертв. Его убили – из-за того, что он знал.

Амелия прикусила губу и посмотрела на меня. По ее щеке скатилась одна-единственная слезинка.

– Доктор Хардинг… – Юнити не сразу решилась сказать. – Вас тоже должны были убить. Как только Инграм убедился бы, что все ваши записи уничтожены.

Марти покачал головой.

– Это не похоже на отдел технологических исследований.

– Это даже не военная разведка, – уточнила Юнити. – Инграм – член ячейки светопреставленцев. Их тысячи, их полным-полно во всех правительственных структурах.

– Господи боже мой! – вырвалось у меня. – И теперь они знают, что их пророчество истинно…

Как стало известно от Инграма, он лично знал только еще троих других членов секты «Молота Господня». Двое из них работали в отделе технологических исследований – один штатский, секретарь в чикагском отделении, к которому был приписан и сам Инграм, второй – его товарищ, офицер, который ездил на остров Сент-Томас и убил там Питера Бланкеншипа. Третьего он знал только под тайным именем Иезекиль. Этот Иезекиль появлялся только раз или два за год и приносил приказы. Именно он уверил Инграма, что последователей «Молота Господня» множество тысяч и они проникли повсюду в правительственные и коммерческие структуры, главным образом в армию и полицию.

Инграм убил уже четверых мужчин и двух женщин, все, кроме одного, были на военной службе (этот один был мужем женщины-ученого, которую Инграм пришел убивать). Все убийства он совершал далеко от Чикаго, и большинство преступлений остались нераскрытыми, прошли как смерти от естественных причин. В одном случае он изнасиловал жертву, а потом изуродовал ее тело определенным образом, как ему велели, так что ее смерть отнесли на счет маньяка – серийного убийцы.

Убивая, Инграм не испытывал ни малейших угрызений совести. Эти люди были для него опасными грешниками, которых он отправлял куда следовало – в ад. Но ему очень понравилось уродовать тела жертв – это придавало ощущениям необычайную остроту, – и Инграм надеялся, что Иезекиль снова поручит ему такое задание.

Имплантат ему вживили три года назад. Его собратья-светопреставленцы не одобряли этого, и сам он тоже не одобрял гедонистических удовольствий, для которых люди обычно использовали подключение. Сам Инграм подключался только во время коллективных молитв и иногда – при совершении ритуальных убийств, которые он тоже воспринимал как особое мистическое действо.

Один из тех, кого он убил, был отставным механиком, «стабилизатором» вроде Канди. Джулиан почему-то вспомнил вдруг о подонках, которые зверски изнасиловали Арли и бросили умирать. И о том светопреставление с ножом, который встретился ему возле магазина. Кто они были – просто сумасшедшие, или все это являлось частью продуманного плана? А может быть, и то, и другое сразу?

На следующее утро я на час подключился с этим ублюдком – пятьдесят девять минут из этого часа были явно лишними. По сравнению с этим мерзавцем Сковилл показался бы невинным ягненком.

Мне надо было немного проветриться. Мы с Амелией взяли купальные костюмы, сели на велосипеды и поехали на пляж. Двое парней в мужской раздевалке как-то странно на меня посмотрели. Наверное, им встречалось здесь не так уж много чернокожих. А возможно, велосипедистов.

Мы поплавали совсем немного – вода была слишком соленая, с противным металлическим привкусом и на удивление холодная. Она почему-то до странности напоминала копченый окорок. Мы вышли на берег, обтерлись, дрожа от холода, и пошли немного прогуляться по этому странному пляжу.

Белый, чистый песок, конечно же, был привозным. Мы проезжали на велосипедах по настоящей поверхности кратера, которая походила на спекшееся темно-янтарное стекло. Песок скользил под ногами и скрипел при каждом шаге.

Все здесь казалось странным и непривычным по сравнению с пляжами в Техасе, где мы обычно отдыхали – на острове Падре и в Матагорде. Здесь не было ни морских птиц, ни ракушек, ни крабов. Только большая круглая воронка, наполненная крепким раствором соли. Озеро, сотворенное каким-то глуповатым богом, как сказала Амелия.

– Мне кажется, я знаю, где он мог бы найти пару тысяч сторонников, – сказал я.

– Мне он приснился, – призналась Амелия. – Мне снилось, что он добрался до меня и разделался со мной так же, как с той женщиной, про которую ты рассказывал.

Я замялся.

– Хочешь, давай поговорим об этом? – Он вспорол той женщине живот – от паха до пупка, а потом сделал еще один крестообразный разрез посредине живота – для полноты картины, после того, как перерезал ей горло.

Амелия отмахнулась.

– Реальность гораздо страшнее любого сна. Если воспринимать все так, как этот Инграм.

– Да, – мы уже обсуждали возможность того, что их на самом деле всего несколько человек – может быть, всего только четверо заговорщиков-сектантов, склонных к самообману. Но у Инграма был слишком уж широкий доступ к самым разным ресурсам – к информации, деньгам, рационным картам, а также к оружию типа «АК-101». Марти собирался сегодня утром обсудить это со своим приятелем-генералом.

– Страшнее всего то, что они в совсем ином положении, чем мы. Мы можем выловить и допросить хоть тысячу таких, как Инграм, и не найти того, кто управляет всей их кодлой. А если они подключатся с кем-нибудь из вас, то сразу обо всем узнают.

Я кивнул.

– Значит, нам придется действовать быстро.

– Время, время… Если они отследили его или Джефферсона до этого места, нам конец, – Амелия остановилась. – Давай сядем здесь. Просто сядем и спокойно посидим несколько минут. Может быть, это наша последняя возможность побыть наедине.

Она села, скрестив ноги в позе лотоса. Я сел рядом с ней хоть и не так изящно. Мы взялись за руки и стали смотреть на утренний туман, клубящийся над безжизненными серыми водами.

* * *

Марти пересказал своему другу-генералу все, что мы узнали от Инграма о «Молоте Господнем». Тот заявил, что все это больше похоже на фантастический роман, но обещал осторожно разведать обстановку.

Еще генерал раздобыл для них два списанных транспорта, которые прибыли на место этим же утром: тяжелый вездеход с платформой и школьный автобус. Их сразу же перекрасили из подозрительного армейского защитного цвета в церковный пепельно-голубой и надписали на бортах обеих машин «Дом Святого Бартоломью».

Переноска нанофора была тем еще развлечением. Команда, которая когда-то устанавливала его здесь, имела в своем распоряжении два транспортера, автопогрузчик и лебедку для того, чтобы разместить нанофор в фундаменте здания. Они заказали машине подобия тех самых устройств, потом кое-как погрузили нанофор на транспортеры и, расширив проемы трех дверей, с трудом перетащили его в гараж. Работали не покладая рук. Все это было сделано за один день. А ночью нанофор с помощью лебедок погрузили на платформу вездехода.