Текст книги "Проект «Юпитер»"

Автор книги: Джо Холдеман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– На самом деле я не очень-то хорошо себе это представляю. А кто бы на моем месте знал все наперед? Никто и никогда еще не задумывал ничего подобного.

– Ты должен быть осторожен, – сказала Элли. Ее слова прозвучали и обнадеживающе, и возмутительно – мы, дескать, и так прекрасно знаем, что у тебя на уме, и хотя считаем, что ты не прав, но готовы с этим примириться.

Марк Лобелл, выдающийся шахматист и убийца своей жены, который не подключался вместе со всеми, а оставался на дежурстве, чтобы отвечать на телефонные звонки, с громким топотом перебежал через маленький мостик и, чуть не поскользнувшись, затормозил возле круглого стола.

– Там мужик в форме, – сказал он, переводя дыхание, – приехал повидаться с сержантом Классом.

– Кто он такой? – спросил Джулиан.

– Врач. Полковник Замат Джефферсон.

* * *

Мендес, облаченный во внушающую почтение черную сутану, вышел вместе со мной встретить полковника Джефферсона. Когда мы вошли в скромную, нищенски обставленную прихожую, тот медленно поднялся и отложил в сторону «Литературный сборник», которому было вполовину меньше лет, чем самому полковнику.

– Отец Мендес, полковник Джефферсон, – представил я их друг другу. – Вам пришлось немало потрудиться, чтобы разыскать меня здесь.

– Не скажите. Сюда было довольно трудно добраться— это верно, но разыскал я вас очень быстро – компьютер проследил все ваши передвижения за несколько секунд.

– До Фарго.

– Я знал, что вы взяли велосипед. В аэропорту велосипеды напрокат выдают только в одном месте, а вы оставили им адрес, по которому направлялись.

– У вас везде связи…

– Не среди гражданских. Им я просто показал свое удостоверение и объяснил, что я ваш личный врач. И то, и другое соответствует действительности.

– Со мной все в порядке. Вы можете ехать обратно. Джефферсон рассмеялся.

– Как вы ошибаетесь! Причем по обоим пунктам. Может быть, присядем, побеседуем?

– Я проведу вас, – сказал Мендес. – Идите за мной.

– Куда? – насторожился полковник.

– В комнату, где мы сможем присесть и побеседовать, – они пристально посмотрели друг другу в глаза, полковник помедлил и кивнул.

Пройдя через две двери вдоль коридора, мы свернули в комнату без таблички. Там оказался роскошный стол красного дерева, окруженный пышными мягкими креслами, и автоматический бар с напитками.

– Выпьете чего-нибудь?

Мыс Джефферсоном попросили себе вина и воды, Мендес заказал яблочного сока. Пока мы рассаживались, бар выдал наши заказы.

Мендес сложил руки на животе и спросил:

– Итак, можем ли мы чем-нибудь помочь друг другу?

– У меня есть кое-какие вопросы, которые сержант Класс, возможно, сумеет разъяснить, – Джефферсон испытующе посмотрел на меня. – Я неожиданно получил повышение по службе – очередное звание и новое значение, в Форт Пауэл. Никому в бригаде ничего об этом не известно, приказ пришел непосредственно из Вашингтона, из какой-то «Группы перераспределения медицинского персонала».

– И что, это плохо? – спросил Мендес.

– Нет. Я вполне доволен. Меня никогда особенно не радовали эти дежурства в Техасе и Портобелло, а новое назначение сулит приличные перспективы служебного роста. Я как раз собирал вещи, готовился к переезду, и вот вчера, совершенно случайно, заглянул в свой рабочий календарь с назначенными встречами – и тут всплыло ваше имя, Джулиан. По графику я должен был подключиться вместе с вами и проверить, как действуют антидепрессанты.

– Они действуют нормально. Вы что, всегда пускаетесь в путешествия за тысячи миль, чтобы справиться о здоровье всех ваших бывших пациентов?

– Нет, конечно. Но я чисто случайно, просто из любопытства решил просмотреть ваше личное дело – и что, вы думаете, я там обнаружил? Оказалось, что из вашего личного дела непостижимым образом куда-то исчезли все записи о попытке самоубийства! И, кроме того, вы, оказывается, тоже получили новое назначение. Причем приказ подписан тем же самым генералом из Вашингтона, который подписывал мое назначение! Но вы не имеете никакого отношения к «Группе перераспределения медицинского персонала». Наоборот, вас направляют на тренировочные курсы по подготовке командного состава армии. Солдата, который пытался совершить самоубийство из-за того, что кого-то убил. Довольно любопытная подробность, вы не находите? Поэтому я и решил отследить вас и нашел вас здесь. В доме престарелых для бывших солдат, которые не такие уж и престарелые, а некоторые из них вовсе никакие и не солдаты.

– Значит, вам так сильно хочется лишиться своих новых полковничьих нашивок и вернуться обратно в Техас? И в Портобелло? – спросил Мендес.

– Мне этого вовсе не хочется! Я сильно рискую, рассказывая вам об этом – я добывал информацию не по легальным служебным каналам. И мне совсем не хочется рубить сук, на котором я сижу, – Джефферсон указал на меня. – Но здесь мой пациент, и здесь некая тайна, которую я хотел бы разгадать.

– С пациентом все о'кей, – сказал я. – А тайна эта такая, про которую вам лучше бы никогда и не знать.

Повисла долгая, напряженная тишина.

– Я рассказал друзьям, куда поехал.

– Мы не собираемся убивать или запугивать вас, – сказал Мендес. – Но мы никак не можем позволить вам кому-нибудь об этом рассказать. Именно поэтому Джулиан не согласится подключаться с вами.

– У меня высокий доступ к секретным материалам.

– Я знаю, – Мендес наклонился к Джефферсону и тихо сказал: – Имя вашей бывшей жены Евдора, у вас двое детей – Паш, который сейчас находится в лечебной школе в Огайо, и Роджер, он работает в Ново-Орлеанской танцевальной компании. Вы родились пятого марта тысяча девятьсот девяностого года, а группа крови у вас первая, с отрицательным резусом. Хотите, я назову кличку вашей собаки?

– Этим вы меня не запугаете!

– Я всего лишь пытаюсь найти с вами общий язык.

– Но вы ведь даже не военный! И никто здесь не служит в армии, кроме сержанта Класса.

– Уже по одному этому вы могли бы кое-что понять, вас высокий доступ к секретной информации, и тем не менее вы не знаете, кто я такой на самом деле.

Полковник покачал головой, откинулся на спинку кресла и отпил немного вина.

– У вас было время, чтобы узнать обо мне все, что вы знаете. Но я никак не могу решить, кто же вы – суперсекретный агент или самый лучший притворщик из всех, кого я когда-либо встречал?

– Если бы я собирался вам угрожать, я начал бы прямо сейчас. Но вы знаете, что я не собираюсь этого делать, иначе вы не сказали бы того, что только что сказали.

– И вы решили пригрозить мне тем, что не станете меня запугивать?

Мендес рассмеялся.

– Согласиться, чтобы познать – да, должен признаться, что мне знакомы методы психиатров.

– Но вас нет в каталоге Американской медицинской ассоциации.

– Нет.

– Методы священников и психиатров действительно в чем-то схожи. Но я почему-то уверен, что и в регистрационных каталогах католической церкви вашей фамилии тоже нет.

– Отследить это немного труднее. И для нашего дальнейшего сотрудничества было бы лучше, если бы вы не стали этого проверять.

– Я вовсе не намерен с вами сотрудничать. Не вижу для этого никаких причин – если только вы не собираетесь пристрелить меня или засадить в тюрьму.

– Чтобы упрятать вас в тюрьму, понадобилось бы слишком много бумажной волокиты, – сказал Мендес. – Джулиан, похоже, вам все-таки придется с ним подключиться. Что вы об этом думаете?

Я вспомнил ощущение от приобщения к коллективному сознанию Двадцати.

– Он честно соблюдает конфиденциальность в плане врачебной этики.

– Спасибо.

– Тогда, если вы выйдете из комнаты, мы сможем пообщаться как врач и пациент. Но тут кроется ловушка.

– Это правда, – согласился Мендес. Он тоже вспомнил о сеансе совместного подключения. – Вы, доктор Джефферсон, можете не захотеть, чтобы с вами это проделывали.

– Что именно?

– Операцию на мозге, – сказал Мендес.

– Мы можем сообщить вам, чем мы здесь занимаемся, – продолжил я. – Но нам придется сделать так чтобы вы никому больше не могли рассказать об этом.

– А, подчистка памяти! – догадался Джефферсон.

– Может оказаться, что этого недостаточно, – заметил Мендес. – Нам придется уничтожить не только ваши воспоминания об этой поездке и обо всем, что с ней ассоциируется, но также и воспоминания о том, как вы лечили Джулиана, и о людях, которые его знают. А это слишком большой объем памяти.

– Что нам следовало бы сделать, – сказал я, – так это вытащить ваш имплантат и пережечь все нервные связи от него. Согласитесь ли вы на такое, только ради того, чтобы узнать нашу тайну?

– Имплантат необходим для моей профессии, – возразил Джефферсон. – Я привык к нему и буду чувствовать себя неполноценным без имплантата. Ради разгадки всех тайн Вселенной я, может быть, и решился бы на такое. Но ради тайны Дома Святого Бартоломью – нет, это уж слишком.

В дверь постучали, и Мендес разрешил войти. Это был Марк Лобелл, он нес, прижав к груди, небольшой пюпитр.

– Можно поговорить с вами, отец Мендес?

Когда Мендес вышел, Джефферсон подался вперед, пристально глядя мне в глаза.

– Джулиан, вы находитесь здесь по собственному желанию? – спросил он. – Вас никто не принуждает?

– Никто.

– Мысли о самоубийстве?

– Я и думать об этом забыл, – тут я соврал – я по-прежнему не выкинул этого из головы, но мне очень уж хотелось посмотреть, чем тут все закончится. А если Вселенная навернется ко всем чертям, то я так или иначе погибну вместе с ней.

Я вдруг подумал, что, наверное, именно так и должен был бы отвечать человек, снова задумавший совершить самоубийство. По-видимому, эти мысли как-то отразились у меня на лице, потому что Джефферсон сказал:

– Я вижу, вас что-то угнетает.

– А вы хоть помните, когда в последний раз видели человека, которого совершенно ничего не волнует?

Тут вернулся Мендес с папкой под мышкой. Он вошел, и дверной замок защелкнулся у него за спиной.

– Вот что интересно, – проговорил Мендес, заказав в автоматическом баре чашку кофе и усаживаясь за стол, – оказывается, вы, доктор Джефферсон, взяли отпуск на целый месяц.

– Естественно. Я же переезжаю.

– А те люди, которые ожидают вашего возвращения, – они рассчитывают, что вы обернетесь за день-другой?

– Примерно так.

– И кто же, интересно, эти люди? Вы не женаты, живете один.

– Мои друзья. Коллеги по работе.

– Понятно, – Мендес протянул папку Джефферсону.

Джефферсон посмотрел на верхний листок, потом на следующий.

– Вы не можете этого сделать! Как вы можете это сделать?!

Я не мог прочитать, что там было написано на этих листках, но это явно были какие-то бланки служебных приказов.

– Очевидно, все же могу. А что касается того, как я сделаю, – Мендес пожал плечами. – Вера способна передвигать горы.

– Что это? Я временно переведен сюда для исполнения служебных обязанностей, на три недели. Отпуск отменен. Что за чертовщина здесь творится?!

– Мы должны были принять решение, пока вы еще находитесь здесь, в здании. Так что поздравляю вас, доктор Джефферсон, и приглашаю присоединиться к нашему небольшому проекту.

– Я отказываюсь от приглашения! – Джефферсон оттолкнул папку и встал. – Выпустите меня отсюда!

– Если бы у нас была возможность нормально поговорить, вы могли бы либо уйти, либо остаться – по собственному желанию, – Мендес открыл панель на столе и достал из встроенного ящичка два разъема – красный и зеленый. – Односторонняя связь.

– Ни-ка-кой связи! Вы не можете заставить меня подключаться с вами!

– В общем-то, вы правы, – Мендес многозначительно посмотрел на меня. – Я совершенно не способен на что-нибудь подобное.

– Зато я способен, – заявил я и вынул из кармана армейский нож. Нажал на кнопку – и пламенеющее лезвие с легким шорохом выскользнуло из ложи.

– Вы что, угрожаете мне оружием? Сержант!

– Нет, что вы, полковник! Как можно? – я поднес лезвие к своему горлу и посмотрел на часы. – Если вы через тридцать секунд не подключитесь, то своими глазами увидите, как я перережу себе глотку.

Джефферсон с трудом сглотнул.

– Вы блефуете.

– Нет. Ничего подобного, – моя рука чуть дрогнула. – Наверное, вам и раньше случалось терять своих пациентов?

– Да что же такого важного вы тут можете скрывать?!

– Подключитесь – и узнаете, – я не смотрел на него. – У вас осталось пятнадцать секунд.

– Вы же знаете, он это сделает, – сказал Мендес. – Я подключался с ним. И его смерть будет на вашей совести.

Джефферсон тряхнул головой и вернулся к столу.

– Я прямо не знаю, что и делать. Но вы, похоже, поймали меня в ловушку, – он сел и подсоединил разъем к своему имплантату.

Я отключил нож, лезвие померкло и убралось в рукоять. Все-таки на этот раз я действительно блефовал.

Наблюдать за людьми в подключении ничуть не интереснее, чем наблюдать за спящими. В комнате не было ничего почитать, зато здесь нашелся небольшой ноутбук, так что я сел писать письмо Амелии – решил вкратце рассказать ей, что у нас тут произошло. Примерно через десять минут Мендес и Джефферсон начали согласно кивать головами, так что я по быстрому закончил письмо, запечатал его и отослал.

Джефферсон отключил разъем и закрыл лицо руками. Мендес тоже отключился и пристально посмотрел на Джефферсона.

– Я рассказал вам так много, что, наверное, вам трудно сразу все воспринять, – сказал Мендес. – Но я просто не знал, когда следует остановиться.

– Вы поступили правильно, – глухо проронил Джефферсон. – Хорошо, что я узнал все сразу, – он откинулся в кресле и тяжело вздохнул. – Мне обязательно нужно будет подключиться теперь со всеми Двадцатью.

– Так вы на нашей стороне? – спросил я.

– Стороны… Не думаю, что у вас есть хоть какой-нибудь шанс. Но все же… Я хотел бы быть частью всего этого. Я с вами.

– Он даже более достоин доверия, чем вы, Джулиан, – сказал Мендес.

– Достойный доверия, но не такой убежденный, как я?

– Джулиан, – вздохнул Джефферсон, – при всем моем уважении к вам, несмотря на то что вы много лет проработали механиком, несмотря на все страдания, которые вы пережили из-за того, чему были свидетелем… и из-за того, что убили того мальчика… может статься, что я гораздо больше вашего знаю о войне и о тех ужасах, которые она несет. Хотя, конечно, эти знания и получены как бы через вторые руки – в подключении, – Джефферсон отер ладонью пот с лица. – Но я четырнадцать лет служил в армии и все эти годы только и делал, что старался сложить обратно разбитые солдатские жизни. После всего этого я сделался, наверное, самым подходящим новобранцем в вашу мирную армию.

Честно говоря, я не сильно этому удивился. Пациент обычно не слишком много улавливает по обратной связи от своего врача – это похоже на одностороннюю связь с несколькими строго контролируемыми мыслями и ощущениями, которые идут в обратном направлении. Но все равно я знал, как сильно Джефферсон ненавидит человекоубийство и то, что убийство делает с самими убийцами.

Амелия отключила свою машину на целый день и раскладывала бумаги, готовясь уйти домой. Она уже предвкушала, как примет ванну и ляжет вздремнуть, когда в дверь ее кабинета постучал невысокий, стриженный наголо мужчина.

– Профессор Хардинг, можно вас на минуточку?

– Чем могу быть полезна?

– Я рассчитываю на ваше содействие, – он протянул Амелии обычный незаклеенный конверт. – Меня зовут Гарольд Инграм, майор Гарольд Инграм. Я поверенный отдела технологического обеспечения армии.

Амелия вскрыла конверт, там было три исписанных листа хорошей бумаги.

– Вы не могли бы объяснить мне попросту, человеческим языком, чего вам от меня нужно?

– О, все очень просто. Статья, которую вы в соавторстве со своими коллегами направили в Астрофизический журнал, как выяснилось, содержит материалы, касающиеся новых разработок в области военных технологий.

– Погодите, как это? Наша статья не прошла редколлегию и не была опубликована. Откуда в вашем отделе о ней узнали?

– Честно говоря, я и сам не знаю. Я не занимаюсь такими вопросами.

Амелия внимательно прочитала все три листа.

– Приостановить и прекратить? Запрет цензуры?

– Да. Это означает, что нам нужны все ваши записи, относящиеся к этому исследованию, и еще вы должны поклясться, что уничтожите все имеющиеся копии и не станете продолжать работу над проектом без нашего разрешения.

Амелия посмотрела на Инграма, потом – на бумаги.

– Это что, шутка такая?

– Уверяю вас, это отнюдь не шутка.

– Майор… но ведь то, что мы исследовали – это же не какая-нибудь пушка. Это же абстракция.

– Мне ничего об этом не известно.

– Но каким же образом, ради всего святого, вы собираетесь запретить мне о чем-нибудь думать?

– Это уже не мое дело. Мне нужны только ваши записи и обещание.

– А вы получили их от моего соавтора? Я ведь на самом деле всего лишь помощница, меня попросили только проверить кое-какие данные, касающиеся практической физики.

– Насколько я понимаю, о вашем соавторе уже позаботились.

Амелия села и разложила перед собой все три листа.

– Вы пока можете идти. Я должна изучить это как следует и посоветоваться с руководителем моего отделения.

– С вашим руководством все уже согласовано.

– Не могу поверить! Профессор Хайес?

– Нет. Документы подписаны Дж. Мак-Дональдом Романом.

– Макро? Но ведь он не имеет к этому никакого отношения!

– Он нанимает и убирает с работы таких людей, как вы. И он готов выставить вас со службы, если вы не подпишете нужные бумаги, – коротышка-майор почти не двигался и даже не моргал. Такая уж у него была работа.

– Я должна поговорить с доктором Хайесом. Я должна знать, что думает по этому поводу мой непосредственный начальник.

– Лучше всего будет, если вы просто подпишете эти документы, – медленно, со значением произнес Инграм. – А завтра я вернусь за вашими записями.

– В моих записях чего только нет – от полной бессмыслицы до настоящих откровений, – сказала Амелия. – И что, по-вашему, скажет об этом мой соавтор?

– Понятия не имею. Этим занимается Карибское отделение.

– Он пропал. На Карибах. Вам не кажется, что сотрудники вашего Карибского отделения просто убили его?

– Что?

– Ах, простите. Наша армия не убивает мирных людей, – Амелия встала. – Вы можете идти, а если хотите – оставайтесь. Я хочу скопировать эти листы.

– Будет лучше, если вы не станете снимать с них копии.

– Будет настоящим безумием, если я этого не сделаю Он остался в ее кабинете – наверное, для того, чтобы чего-нибудь повынюхивать. Амелия прошла в комнату с копировальной установкой, потом спустилась на лифте на первый этаж. Сложила листы и сунула их в сумочку и заскочила в первое же свободное такси, которое ехало по улице.

– В аэропорт! – скомандовала она и перебрала в уме все имеющиеся возможности. А их было не так уж много.

Все полеты в округ Колумбия и обратно оплачивались из счета, специально открытого для нее Питером, так что у Амелии было достаточно денег на счету, чтобы купить билет до Северной Дакоты. Но разумно ли будет оставлять такой след, указывая прямо на Джулиана? Ему можно будет просто позвонить из аэропорта, с общественного телефона-автомата.

Стоп, сперва надо все как следует обдумать. Она не может просто сесть на самолет и улизнуть в Северную Дакоту. Ее фамилия попадет в списки пассажиров, и, когда она долетит до Северной Дакоты, ее уже будут ждать у трапа.

– Изменить направление! – сказала она. – На железнодорожную станцию! – механический голос такси на всякий случай переспросил о новом заказе, потом машина развернулась на сто восемьдесят градусов и поехала в другую сторону.

Не так уж много людей путешествует на дальние расстояния поездом. Обычно это те, кто опасается полетов или по своему характеру склонны все делать самым неудобным способом. А еще поездом путешествуют те, кто хочет уехать куда-то, не оставляя нигде своих паспортных данных. Билеты на поезд приобретаются в кассовых автоматах по тем же анонимным кредитным карточкам, которыми оплачиваются и поездки в такси. Бюрократы моралисты не раз выступали за то, чтобы заменить эти карточки именными пластиковыми кредитками, как было в старые добрые времена, но избирателям совсем не хотелось бы, чтобы правительство всегда знало, куда они ездят, когда и с кем. А кроме того, безличные транспортные кредитки гораздо проще накапливать или на что-нибудь обменивать.

Амелия успела очень удачно – она попала на шестичасовый экспресс до Далласа, который тронулся с места, как только она вошла в салон.

Она достала из кармана в спинке сиденья панель дорожного монитора и вызвала на экран карту. Если набрать названия двух городов, на экране появляется время отправления и прибытия поезда в эти точки. Амелия быстро набросала список: если ехать от Далласа до Оклахомы, потом до Канзасе-Сити, до Омахи, а потом – до Побережья, она доберется туда примерно за восемь часов.

– Удираешь от кого-то, милочка? – спросила пожилая женщина с седыми волосами, собранными в прическу с помощью коротких шпилек. – От какого-нибудь мужчины, наверное?

– Да, вы угадали, – ответила Амелия. – Редкостный ублюдок!

Пожилая дама кивнула и поджала губы.

– Надо бы тебе запастись нормальной едой, когда мы будем в Далласе. Не стоило рассчитывать только на ту гадость, которую они тут подают в вагоне-ресторане.

– Спасибо вам за совет. Обязательно так и сделаю, – старушка вернулась к чтению своей мыльной оперы, а Амелия взялась пролистывать журнал Американской Железнодорожной компании «Узри Америку своими глазами!». Нельзя сказать, чтобы Амелии так уж сильно хотелось ее «узреть».

За полчаса до Далласа она попробовала немного вздремнуть. Потом распрощалась с утыканной шпильками старушкой и влилась в толпу выходящих пассажиров. До поезда в Канзас-Сити оставалось еще больше часа, так что Амелия успела купить себе другую одежду – ковбойскую рубашку и свободные черные спортивные штаны, – а также несколько сандвичей в отдельных упаковках и бутылку вина. Потом она позвонила Джулиану в Северную Дакоту по номеру, который он ей оставил.

– Редколлегия переменила свое мнение? – спросил Джулиан.

– Нет, все гораздо интереснее, – и она рассказала ему о Гарольде Инграме и подозрительных бумагах, которые тот принес.

– А от Питера по-прежнему никаких известий?

– Никаких. Но Инграм знал, что Питер на Карибах. Поэтому я и решила, что надо бежать.

– Что ж, армейские меня тоже выследили. Погоди секундочку, – он отошел от экрана, потом вернулся. – Нет, это была личная инициатива доктора Джефферсона, никто не знает, что он сюда поехал. Он с радостью присоединился к нам, – на мониторе видеофона было видно, как Джулиан сел. – А этот Инграм хоть раз упоминал мое имя?

– Нет, и в этих бумагах твоей фамилии тоже нет.

– Ну что ж, это скорее всего просто вопрос времени. Если даже они не сообразят, что я имею какое-то отношение к проблеме, все равно всем известно, что мы живем вместе. И еще они скоро узнают, что я механик. Они, наверное, будут здесь уже через несколько часов. Ты можешь переменить маршрут, поехать куда-нибудь в другое место?

– Могу, – Амелия глянула на свой список. – Последняя пересадка у меня в Омахе. Я буду там около полуночи, в одиннадцать сорок шесть по местному времени.

– Хорошо. Я смогу доехать туда к этому времени.

– А что потом?

– Пока не знаю. Я посоветуюсь с Двадцатью.

– С какими «двадцатью»?

– Это те ребята, про которых рассказывал Марти. Потом все объясню.

Амелия пошла к кассовому автомату и после недолгих колебаний купила прямой билет до самой Омахи. Если за ней следят – ни к чему давать им возможность отследить, куда она отправится дальше.

Снова пришлось рискнуть: на двух телефонах остались важные сведения. Амелия выждала, пока поезд не подали на посадку, и за пару минут до отправления позвонила себе домой и перекачала копию статьи в Астрофизический журнал на свой карманный ноутбук. А потом велела домашнему автосекретарю разослать копии статьи по всем номерам с пометками «физ» и «астр», которые есть в ее телефонной книге. Таких людей было около полусотни, и каждый так или иначе был связан с проектом «Юпитер». Прочитает ли кто-нибудь из них двадцать страниц текста, состоящего в основном из математических псевдооперантных вычислений и не имеющего каких-либо пометок и комментариев?

Амелия вынуждена была признаться, что сама она только взглянула бы на первую строчку и бросила бы послание в мусорную корзину.

То, что Амелия могла почитать в поезде, было далеко не таким заумным, но и не таким уж интересным – поскольку она не хотела вводить свой идентификационный код, то не могла получить доступ к библиотекам. В поезде был собственный электронный журнал, подборка открыток «США сегодня» и еще несколько других журналов для путешественников, заполненных в основном всякими приложениями и рекламой. Амелия долго сидела, просто глядя в окно, на убегающие вдаль совершенно непривлекательные картины американских промышленных городов. Островки сельскохозяйственных районов, которые встречались между городами, выглядели гораздо приятнее, и Амелия потихоньку задремала Когда поезд подъезжал к Омахе, автоматическое кресло разбудило Амелию. Но на перроне ее встречал совсем не Джулиан.

На платформе с самодовольным видом стоял не кто иной, как Гарольд Инграм.

– Наша страна на военном положении, профессор Хардинг. Правительство вездесуще, как вы сами убедились.

– Вы что, прослушиваете все общественные телефоны?

– В этом нет необходимости. Но на всех вокзалах и автостанциях есть скрытые видеокамеры. И если вас разыскивают федеральные службы, камеры проследят, куда вы направились.

– Я не совершила никакого преступления.

– Когда я сказал «разыскивают», я вовсе не имел в виду, что вас разыскивают как преступницу. Просто вы нужны правительству. Вот оно вас и разыскало. А теперь пройдемте со мной.

Амелия осмотрелась по сторонам. Бежать не имело смысла – на вокзале дежурили роботы-охранники и по меньшей мере один полицейский человек.

Но зато Амелия заметила Джулиана в военной форме, который стоял под прикрытием колонны. Джулиан прикоснулся пальцем к губам, подавая знак молчать.

– Я пойду с вами, – сказала Амелия. – Но против своей воли, и знайте, я обязательно подам на вас в суд.

– Я очень на это рассчитываю, – откликнулся майор, ведя ее к выходу из вокзала. Они прошли мимо Джулиана, тот вышел из-за колонны и тихонько пристроился позади них.

Выйдя с территории вокзала, они направились к первому из стоявших возле станции такси.

– И куда дальше?

– На первый рейс до Хьюстона! – майор открыл дверцу и не очень-то вежливо затолкал Амелию в машину.

– Майор Инграм? – раздался голос Джулиана. Наполовину забравшись в такси, майор обернулся.

– Что вам надо, сержант?

– Ваш полет отменяется, – в руке у Джулиана был маленький черный пистолет. Он выстрелил почти неслышно, и, как только Инграм обмяк, Джулиан подхватил его и сделал вид, что помогает сесть в машину. Потом Джулиан тоже сел в такси, расплатился карточкой из бумажника Инграма, после этого сунул его себе в карман и назвал адрес: – Гранд-стрит, 1236. Окружной дорогой, пожалуйста.

– Здорово, что ты пришел, – сказала Амелия, стараясь говорить спокойно. – У нас есть знакомые в Омахе?

– У нас есть знакомые, которые ждут нас на Гранд-стрит.

Такси зигзагом виляло по городу, а Джулиан смотрел назад, проверяя, не следят ли за ними. Машин на улицах было немного, так что заметить слежку, если бы она была, не составило бы труда.

Когда такси свернуло на Гранд-стрит, Джулиан повернулся вперед.

– Черный «Линкольн» у следующего перекрестка. Остановись возле него, мы там выйдем.

– Если меня оштрафуют за парковку в неположенном месте, ответственность будет лежать на вас, майор Инграм, – сообщило такси.

– Ясное дело, – такси остановилось возле большого черного лимузина с тонированными стеклами и номерами священнослужителя Северной Дакоты. Джулиан вышел из такси и перетащил Инграма на заднее сидение «Линкольна». Со стороны это выглядело так, будто солдат помогает пьяному вдрызг офицеру.

Амелия последовала за ними. На переднем сиденье находились двое: водитель – довольно мрачного вида седой мужчина в белом воротничке священника и Mapти Ларрин.

– Марта!

– Спешу на помощь. Это тот самый парень, что притащил тебе те бумаги? – Амелия кивнула. Когда машина тронулась с места, Марти протянул руку к Джулиану. – Дай мне взглянуть на его документы.

Джулиан вынул из кармана приличных размеров бумажник.

– Блейз, познакомься, это отец Мендес, из ордена францисканцев и Рейфордской тюрьмы строгого режима, – Марти раскрыл бумажник и принялся исследовать его содержимое, подсвечивая себе маленьким фонариком, который отыскался на приборной доске автомобиля.

– Насколько я понимаю, вы – доктор Хардинг, – Мендес приподнял руку в приветственном жесте, другой рукой ведя машину – лимузин был на ручном управлении. Впереди послышался звон колоколов, и на следующем перекрестке Мендес повернул, остановил машину и сказал: – Мы приехали.

– Вот это да! – воскликнул Марти и включил освещение салона. – Проверьте его карманы, нет ли там копий его приказов, – он достал из бумажника фотографию мужчины с немецкой овчаркой. – Хорошая собачка. А семейных фотографий нет.

– Обручального кольца у него тоже нет, – заметила Амелия. – Это важно?

– Обычное дело. У него есть имплантат?

Амелия ощупала затылок Инграма, пока Джулиан проверял содержимое его карманов.

– Парик, – она приподняла край парика. Парик сдвинулся с противным резким скрипом. – Имплантат есть.

– Прекрасно. Что там в карманах?

– Приказов нет. Билеты на самолет – на него и троих спутников, «два заключенных и охрана».

– Куда и на какое время?

– Открытый билет на Вашингтон. Класс допуска – два ноля.

– Это очень много или очень мало? – поинтересовалась Амелия.

– Самый высший допуск. Я думаю, ты будешь не единственным нашим шпионом, Джулиан. Нам не помешает иметь своего человека в Вашингтоне.

– Ты имеешь в виду этого парня? – удивился Джулиан.

– Да, после того, как он пару недель проведет в подключении с Двадцатью. Как раз и проверим эффективность нашей методики.

Они еще не знали тогда, какой суровой окажется эта проверка.

* * *

Мы не брали с собой ни наручников, ни чего-нибудь в этом духе, так что когда Инграм на полпути до Дома Святого Бартоломью начал приходить в себя, я просто вкатил ему еще один транквилизирующий заряд. Обыскивая его карманы, я нашел «АК-101», маленький автоматический пистолет российского производства, любимое оружие наемных убийц во всем мире – в машинке не содержалось никаких нежелательных металлических Деталей. Так что мне совсем не хотелось находиться с ним рядом на заднем сиденье и вести беседы, несмотря на то что его пистолет был надежно спрятан в застегнутой кобуре. Этот парень наверняка знал кучу способов укокошить меня не то что голыми руками – одним носом.

Оказалось, что мои опасения были вовсе не напрасными. Когда мы доставили его в Дом Бартоломью, хорошенько привязали к стулу, ввели антидот, а потом Марта подключился с ним в одностороннем порядке – мы узнали, что этот парень был спецагентом военной разведки, временно прикомандированным к отделу Технологического обеспечения. Но, кроме этого, нам мало что удалось из него выудить – разве что воспоминания детства и юности, да еще энциклопедические познания в области нанесения всяческих увечий. Причем его не подвергали операции по селективной блокаде или замене памяти – той операции, которая понадобится мне самому, чтобы можно было внедрить меня в качестве шпиона. У Инграма была просто очень мощная гипнотическая установка – но она не слишком долго продержится после того, как Инграм подключится в двустороннем порядке с Двадцатью.