Текст книги "Возлюбленная демона"

Автор книги: Джо Беверли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Она оглянулась на него и увидела, что его глаза открыты, наблюдают за ней. Безучастные глаза. Осторожные глаза. Подавив стон, она осознала, что не может позволить ему почувствовать хоть малейшее сожаление о том, что произошло. И никакого сожаления не было. Она просто не хотела большего в данный момент.

По крайней мере, не хотела ее большая часть.

Другая ее часть была бесстыдной шлюхой.

– Доброе утро, – мягко сказала она.

– Оно? Доброе?

– Оно обещает стать прекрасным днем. – Но она поняла, что они оказались перед необходимостью поговорить о сексе. А она не предполагала, что когда-нибудь будет говорить о нем. Мария потянулась к нему, чтобы коснуться его колючей от щетины щеки. – Боюсь, что этим утром ты обо мне довольно невысокого мнения.

Он внезапно напрягся, и она поняла, что нашла правильные слова. Он выдернул колючий подбородок из ее руки.

– Ты действительно наслаждалась этим?

– О, да. Но, – добавила она быстро, – сейчас я больше не смогу.

Слишком поздно она поняла, что «сейчас» обещало то, в чем она не была уверена, но она не могла отречься от своих слов.

– Мне тоже понравилось, – сказал он.

Она похлопала его по щеке в игривом упреке.

– Любите вы принимать вызов, лорд Вандеймен. Как глупо это звучит. Могу я назвать тебя Ваном?

– Конечно. Или, – добавил он, усмехаясь, – демоном. Ты называла меня так раз или два.

Она знала, что покраснела.

– Я сожалею.

– Не надо. Это одно из моих имен. Я бы предпочел, чтобы ты не называла меня Джорджем. – Но его веки уже опустились.

– Что так? – спросила она. – Лучше быть честной.

Он посмотрел на нее.

– Этого ты хотела все время? За что ты расплачиваешься?

– Нет! – Утешила она себя. – Нет. Я обещала.

Но это напомнило ей, почему она начала все это, и что он не знал правды. Она не хотела говорить ее сейчас, чтобы не испортить эту странно прекрасную ночь, но она должна. Должна, ради этой хрупкой связи между ними.

Она высвободила из-под него свои волосы, затем положила руку на его плечо.

– Ван, я должна кое-что тебе сказать. Я не хочу, но должна.

Она почувствовала напряженность, хотя ее глаза не могли обнаружить ее.

– Да?

– Я знаю, что твой отец потерял большую часть своих денег и застрелился…

Его брови приподнялись, но он ничего не сказал.

– Деньги были потеряны на инвестициях в производство резины.

– Ты действительно много знаешь. Откуда?

Это был более страшный вопрос, чем он подозревал. Она попыталась найти какие-то смягчающие слова, но их не было.

– Мой муж руководил той схемой.

Она оставила его, не пытаясь объясниться или извиниться, потому что не было никакого объяснения или оправдания, всматриваясь в его спокойные черты, приготовившись даже к насилию.

Он немного отодвинулся, освобождая себя от ее прикосновения, веки закрылись так, что она больше не могла читать в его глазах.

– И твое участие в этом?

– Ни капли! Я ничего об этом не знала до самой смерти Мориса. Я нашла все в его бумагах, его счетах…

Она заметила, как поднимается и опадает от дыхания его грудная клетка, и задалась вопросом, что еще она могла сказать, чтобы сдержать бедствие. Но потом он посмотрел на нее.

– Вот почему вы искали меня? Поэтому?

Ее охватила паника. Если бы она сказала ему, то он понял бы, что ничего ей не должен. Он бы уехал!

Пусть будет так.

Она облизала сухие губы.

– Когда я поняла, что сделал Морис, то поняла, что должна все исправить. Но из-за гордости я не хотела, чтобы все узнали, каким негодяем был мой муж. Я попыталась придумать хитрый план. С тревогой следила за твоими действиями, и даже думала найти кого-нибудь, кто сознательно проиграет тебе в карты целое состояние.

– Почему ты не сделала этого? – На его лице читалось облегчение, хотя он и был ошеломлен.

– Я не знала как. И все же, именно так я услышала о твоих катастрофических потерях. Это было так не похоже на тебя. Я слышала, что ты почти всегда побеждал. И поняла, что пришло время действовать. – Она снова потянулась, чтобы дотронуться до него, и он не отодвинулся. – Слава Богу, что я это сделала.

Он рухнул на спину. Это вновь разорвало их контакт, но она не возражала. Он уставился в потолок.

– Как бы я хотел, чтобы твой муж был жив, и его можно было убить, – сказал он почти лениво. – Но, знаешь, это не была полностью его вина. В нашей семье случилось слишком много смертей. Они сломали дух моего отца. В конце концов, он, вероятно, был рад оправданию уйти. Я должен был вырваться с войны, чтобы помочь ему.

Она рискнула, и легла около него, близко.

Он прижал ее к себе, и она почти растаяла от облегчения. Она рассказала ему, и это не разрушило их отношения.

– Ты выполнял свой долг, – сказала она.

– Разве не должен быть долг семье на первом месте?

– Если бы так и было, то больше не было бы войн.

– И это было бы здорово.

Она придвинулась еще ближе, положив на него руку.

– Говори о войне, если хочешь, Ван, но не мучай себя. Иногда встречаются драконы, и с ними нужно бороться. Несомненно, Святой Георгий оставил семью, чтобы сражаться.

– Святой Георгий. Все мы хотели быть Святым Георгием, убийцей дракона, таким образом, ни один из нас не мог им быть. А Кон закончил тем, что сделал татуировку дракона. Я никогда не понимал, почему.

– Дракон настолько хуже демона? – поддразнила она, проводя язычком по его гримасничающему дьяволу, затем дуя на него.

Он перевернул ее на спину, улыбаясь.

– Для нас так и было. Дракон был олицетворением всего худшего, от главного егеря до французов. Но он настоял.

– Это связывает его с титулом, который он недавно получил.

– Но он никогда не ожидал унаследовать его… – Он взял пригоршню ее волос. – Как красиво.

– Они мышино-коричневые.

– Совсем нет. Они заставляют меня думать о молодом олененке и тихой тайне лесов. Очень английские волосы. – На мгновение он зарылся в них лицом, затем снова посмотрел на нее. – Если мы соединимся снова, то это будет на моих условиях. Мягко.

– Тебе не нравится так, как было?

– Нравится. Но я хочу ласкать тебя нежно до достижения самого рая, моя леди.

– Это только на шесть недель! – Вышло более резко, более глупо, чем она имела в виду, но она хотела предупредить. Как себя, так и его. – На самом деле, как ты теперь знаешь, ты мне ничего не должен.

– Хочешь сказать, что я обязан тебе?

Она отчаянно покраснела.

– Нет. Но деньги твои. Теперь не нужно делать вид, что ты собираешься жениться на мне.

– Я держу свое слово. Я все еще ваш, так что повелевайте мной, моя леди.

Много непристойных предложений пронеслось в ее голове, но более здравомыслящие части ее тела запротестовали, и, так или иначе, она все еще должна помочь ему исцелиться. Все время это было ее главной целью, и теперь она знала, что должно произойти потом.

– Тогда мы навестим твой дом на несколько дней, – сказала она. – Только мы вдвоем.

Он уставился на нее.

– Почему?

– Почему бы и нет? Если бы я действительно была твоей невестой, то захотела бы этого.

– Но это всего лишь обман.

Она попыталась не показать, как эти откровенные слова уязвили ее.

– Почему нет? – снова спросила она.

– Он фактически необитаем уже год, да и прежде содержался не на слишком высоком уровне.

– Тогда пришло время оценить, что необходимо сделать.

Он откатился, чтобы снова лечь на спину, но на сей раз это был враждебный жест.

– Я знаю, что необходимо сделать.

У нее во рту пересохло, но она должна продолжать. Его энергичное сопротивление показало, что это важно.

– Скоро у тебя будут деньги, чтобы позаботиться о нем. Нужно начинать планировать.

Он повернулся, чтобы посмотреть на нее.

– Это приказ, о повелительница моего сердца?

Уязвленная, она хотела сказать «нет», позволить ему убежать, но она ответила:

– Да.

Он откатился на свою сторону кровати, потрясая ее своей красотой, потому что ее разум был не в этом месте. Каждая мышца, каждая кость была раздраженной.

Он повернулся.

– Разве ты не хотела бы вернуться в свою комнату?

Ее так и подмывало схватить свои вещи и удрать, но это было еще одно из проклятых сражений с демоном. Она поднялась со своей стороны кровати, совершенно голая. Не пытаясь прикрыться, но радуясь завесе из волос, она спросила:

– Как быстро ты сможешь подготовиться к поездке?

– За мгновение, при необходимости. Как мы будем путешествовать? Верхом?

Она вздрогнула от этой простой мысли и поняла, что он сказал это сознательно.

– Каррикл [21]  [21]Каррикл (curricle) – модный, спортивный, очень легкий, двухколесный экипаж, запряженный парой лошадей.
  Наиболее популярен в начале XIX. Легкий и скоростной, к тому же, как нельзя лучше подходящий для того, чтобы продемонстрировать свое умение обращаться с вожжами, он быстро вошел в моду в качестве городского экипажа для молодого джентльмена.


[Закрыть]?

– У меня его нет.

– У меня есть. Можешь ездить, если хочешь.

– Я не знаю как. – При виде ее удивления он добавил. – Это не то, чем можно заниматься в армии в военное время. Я могу ехать двенадцать часов кряду, если необходимо.

Она задалась вопросом, только ли ее похотливая сторона уловила в этих словах двусмысленность и ухватилась за нее, тогда как большая ее часть отпрянула. Она отвернулась, нужно отыскать одежду, даже если она действительно потеряет достоинство. Ее туфли. Корсет. Платье… Где же сорочка?

Все еще в постели. Она обернулась, и увидела, что он нашел ее. И бросил ей. Мария поняла, что оказалась перед необходимостью прикрыться, и понадеялась, что горничная не заметит потери. Она снова посмотрела на него. Он был слегка возбужден.

Мария натянула платье на голое тело и плотно затянула шнурки под грудью. Без корсета ей пришлось сначала приподнять их, и она с тревогой взглянула на него.

Гнев сменился намеком на улыбку.

– Над чем ты смеешься?

– Ты красива, даже если тебе не восемнадцать. И это приходит даром. А мне нравится заставлять тебя превращаться из лилии в розовую от румянца розу. Поездка займет четыре – пять часов. Ты сможешь управлять экипажем так долго?

Ее удивило, что он спросил вместо того, чтобы утверждать. Согревая ее.

– Вероятно, нет. Мы будем путешествовать на почтовых.

– Где мы остановимся?

Даже смягчившись, он совершал эту поездку только из-за ее беспокойства, отстраняясь, но будучи послушным ее приказам. Но она не сдастся.

– Должна быть какая-то гостиница.

– «Пилигрим», там меня знают. Мы собираемся пожениться, но поездка без компаньонки это все еще немного шокирующе.

– Только чуть-чуть. Я не утонченная юная мисс, и у нас будут отдельные комнаты. Я закажу почтовую карету и быстрый завтрак, и мы отправимся через час.

С этим она и вышла, подкрадываясь назад к своей комнате и чувствуя себя непослушным ребенком. Нет, порочной женщиной.

Она была порочной, раз позволила всему зайти настолько далеко, хотя у этих отношений не могло быть продолжения, но, по крайней мере, она сказала ему правду. Она почувствовала себя легче, более счастливой, очищенной от обмана и грехов.

Как награду, она украдет для себя две оставшиеся недели прежде, чем сказать прощай навсегда.

Глава 8

Они умчались из Лондона, пока не разгорелся настоящий рассвет, вдвоем. Мария объявила, что они не нуждаются в своих личных слугах. Ей очень хотелось побыть с ним наедине, и не по чувственным причинам. Она жаждала узнать его лучше.

– Ты на самом деле так и не объяснил, как присоединился к армии, – сказала она, когда они проехали через заставу Кембервелл [22]  [22]Кембервелл (Camberwell) – район на юге Лондона, часть Сауторка.


[Закрыть]. – Разве твои родители не возражали?

– Немного. Думаю, в конце концов, они признали во мне сумасшедшего.

– Ты не безумен.

Он улыбнулся.

– Я подпитываюсь возбуждением, как вампир питается кровью, – повторил он, немедленно делая ее горячей и жаждущей. Вспышка в его глазах послужила предупреждением, но это было его неотъемлемой частью, и она обрадовалась.

– Я не могу исцелить тебя, – сказала она спокойно.

– А я не хочу быть исцелившимся. Думаю, что ты сама в некотором роде безумна.

О нет. Она не собиралась говорить о сексе средь бела дня.

– Таким образом, твои родители отпустили тебя.

Его улыбка подтвердила ее отступление.

– Купив мне патент в полку по моему выбору. И помахав рукой на прощание. – Улыбка исчезла. – И я более или менее забыл о них.

Он откинулся назад в свой угол и уставился в пустоту.

– Все было настолько захватывающе, настолько ново. Новые друзья, новые места, новые проблемы. Когда все прекратило быть новым, приятным, оно поглотило меня целиком. Я всегда предполагал, что они останутся дома, застывшие, как восковые фигуры, когда я буду готов вернуться.

Мария осторожно вдохнула, тщательно обдумывая слова.

– Ты никогда не возвращался домой?

– Ни разу за последние пять лет. Я мог. Я должен был суметь…

– Твоя семья все понимала, я уверена. Они, должно быть, гордились тобой. И потом, их духи оберегали тебя от опасностей.

Он резко обернулся.

– Ерунда. Хорошие мужчины с обожающими их семьями гибли постоянно.

Стыд окатил ее от осознания того, что она сказала такую пустую банальность, но все, о чем она могла подумать, чтобы сказать, было иным.

– Должно быть, они хотели, чтобы ты был счастлив.

– Я пытаюсь жить, и жить хорошо.

Это все равно, что пытаться прочитать иностранный текст в подлиннике.

– Почему это настолько трудно, Ван? Разве ты не хочешь жить хорошо?

– Я заслуживаю этого? По каким-то причинам ты рассматриваешь меня как кого-то стоящего и заслуживающего спасения. А я в этом не уверен. – Он отвернулся, чтобы взглянуть в окно, и Мария поняла, что он хотел, чтобы его оставили в покое.

Пока она предоставит ему покой. Она чувствовала себя так, будто в замкнутом пространстве приоткрыла клетку с мятежным демоном. Она вспомнила, как вечность назад чувствовала себя несовершенной и неподготовленной. В те времена она понятия не имела об истинных проблемах. Но в те времена ее это не заботило так, как заботит теперь.

После первой смены лошадей она нарушила тишину.

– Расскажи мне о том, как ставят татуировку.

Его брови приподнялись, но он ответил.

– Это больно.

– Я предполагала, что так и должно быть. Потребовалось много времени?

– Для наших – да.

– Ты когда-нибудь жалел о том, что запечатлел дьявола на груди?

Это должен был быть легкий вопрос, но он сказал:

– Интересно, не стал ли он зовом для мрачного рока.

– Это невозможно!

– Удивительно, но возможно.

– У рисунков твоих друзей была подобная таинственная сила?

– Хоук был всегда хищником, но стал им еще больше. Кон… Странно, что он выбрал дракона. Я никогда не был уверен в том, что это значит для него.

– Любовь к жертвенным девственницам? – предложила она.

Он от души расхохотался, глаза засияли.

– Понятия не имею. Мы слишком долго не общались.

Она рискнула прощупать почву.

– Я сделала вывод, что он вернулся домой после Ватерлоо. Почему вы не виделись?

Смех умер, он пожал плечами.

– Я вернулся домой в январе, а он охотился в центральных графствах. Когда я посетил Стейнингс, его не было рядом.

– Можно было написать, назначить встречу.

– Возможно, но я не хотел вовлекать его в свои неприятности.

Это заставляло ее сердце болеть, но то, что он говорил о таких вещах, обнадеживало. Возможно, физическое перемещение домой переместит и его ум. Принимала ли их страстная ночь в этом участие? Она хотела бы так думать.

За прошедшие часы они поболтали о детстве и семьях – но только самых солнечных моментах – и о самых легких мгновениях их взрослой жизни. Ясно, что детство его было счастливым, семья любимой, и что одной из самых больших проблем, начиная с возвращения в Англию, скорее всего, стало одиночество.

После четвертой смены лошадей она предложила остановиться перекусить, но он осмотрелся, почти как собака, нюхающая воздух, и сказал:

– Нет. Уже немного осталось.

Она отмечала мильные столбы с указанием расстояния до Брайтона, забыв, что его дом не в городе. Они находились на расстоянии в шесть миль и должны были приблизиться к Стейнингсу.

Он поговорил с форейторами, давая инструкции, и недалеко от гостиницы они свернули на проселочную дорогу. Она прочитала указатель. Мэйфилд, Баркхолм и Хоук-ин-зе-Вэйл.

– Хоук-ин-зе-Вэйл? – предположила она.

– Это самая близкая деревня, да. Произносится как Хоукинвэйл.

– Как имя твоего друга.

– Почти. Его семья живет здесь со времен основания деревни.

Он выглянул из окна, но на этот раз не потому, что хотел избежать беседы. Она поняла, что он искал признаки дома. Они достигли вершины холма, и он указал налево через холмистую местность, на белый дом на склоне.

– Это Стейнингс.

Она расслабилась. Возможно, он должен был просто приехать сюда, чтобы принять свой дом и свою цель. Возможно, помог и их разговор в пути, и ночь страсти. Почему бы ни произошло чудо, она ощутила, что он, наконец-то действительно вернулся домой.

Ее лицо внезапно заныло от непролитых слез, но она заставила себя казаться счастливой. Скоро ее задание закончится, и она сможет продолжать жить с легкой совестью.

– Когда мы туда доберемся? – спросила она.

– Через час, вероятно. Это близко, но мы далеки от хороших дорог.

– Очаровательный дом.

Здание исчезло за деревьями, и он повернулся к ней.

– Выстроен моим голландским предком, приехавшим с Вильгельмом Оранским [23]  [23]Вильге́льм III, принц Оранский, или Виллем ван Оранье-Нассау (нидерл. Willem Hendrik, Prins van Oranje; 14 ноября 1650, Гаага – 8 марта 1702, Лондон) – правитель Нидерландов (статхаудер) с 28 июня 1672 года, король Англии (под именем Вильгельм III) с 13 февраля 1689 года и король Шотландии (под именем Вильгельм II) с 11 апреля 1689 года.


[Закрыть]и женившимся на англичанке. Потом переделан в палладианском стиле моим дедушкой. – Он коротко улыбнулся. – В округе мы nouveau riche [24]   [24]Богатый выскочка, новый богач (фр.)


[Закрыть].

– А имя Хоукинвилла было в Книге Судного дня, я полагаю.

– Боже, да.

– И лорда Уайверна?

– Титулу всего пара сотен лет, и он принадлежит девонским Сомерфордам, не суссекским. Но Сомерфорды живут здесь уже примерно пять сотен лет или около этого. Типично английское аристократическое происхождение. Саксы, норманны, датчане и немного всех остальных, прибывших за последнюю тысячу лет. Как Данпот-Ффайф.

– Верно.

Они обменялись улыбкой, может быть, самой честной из всех.

В конце концов, кучер замедлил ход, чтобы повернуть в деревню.

– Хоукинвэйл, – сказал он с мягким удовлетворением.

Деревня лежала в тихой долине, с рядом расположенных вдоль реки домов. У каждого находился узкий сад, спускающийся к воде. Этот стиль означал, что поселение действительно древнее, относящееся ко временам, когда реки были намного важнее, чем дороги.

Большая церковь на холме, возвышавшаяся над деревенской зеленью, имела квадратную англосаксонскую башню, означавшую, что ей, по крайней мере, восемьсот лет. С других сторон, словно кривые руки, лежали более новые здания, так, что всю деревню окружала зелень.

Несомненно, она была готова принять вернувшегося сына.

Они остановились на современной стороне деревни, перед оштукатуренным «Пилигримом» и вышли из кареты.

– Это Нью [25]  [25]Новый (англ.)


[Закрыть]Хоук, – сказал Ван, оглядываясь. – Вниз у реки Олд [26]  [26]Старый (англ.)


[Закрыть]Хоук.

– Где живет майор Хоукинвилл?

– Везде, куда кладет свою шляпу. Но дом его отца находится в Олд Хоук, конечно. Окруженное стеной место с башней внутри.

Более старая часть деревни была такой большой, что ее взгляд оставил ее без внимания. Теперь она увидела окруженное стеной скопление зданий, возвращающих в дни постройки древней церкви.

– Древнее, но не солидное, – вспомнила она. – Оно действительно выстояло против норманнов? – в восхищении спросила она.

– Стена не настолько старая, но башня, вероятно, видела Вильгельма Завоевателя, проходившего мимо. Это захватывающее старое место, но там стало невозможно жить комфортабельно.

Высокий веселый человек шагнул из главных дверей, чтобы поприветствовать их. Казалось, он сияет от счастья видеть Вана. Ван, улыбаясь, представил его как Смизерса, владельца гостиницы.

Исцеление происходило, она была уверена.

Мистер Смизерс щедро потчевал ее историями о юных Джорджах, провожая ее в ее комнату. Она оказалась такой же современной, как и у нее дома. Горничная принесла воду, и она освежилась. Когда Мария спустилась, то направилась к отдельной гостиной, куда Ван заказал обед.

Она была довольна, но будет так же счастлива отправиться прямо к нему домой. Закончить эту исцеляющую поездку. Ван еще не появился, так что пока она рассматривала из окна зелень, наблюдая движущихся людей, иногда останавливающихся, чтобы поболтать. Возникло ощущение хорошего места.

Она услышала смех и вернулась к двери комнаты, чтобы посмотреть. Ван стоял в середине группы мужчин всех возрастов и характеров, вокруг толпилось несколько служанок. Ясно, что все они рады вновь видеть его дома, и непринужденно с ним общаются. Он выглядел более расслабленным, чем когда-либо.

И моложе. Намного моложе.

Он дома.

Она сделала свою работу.

Все, что осталось – это освободить его.

После обеда они наняли гостиничную двуколку и поехали в Стейнингс-Парк. Хотя она была уверена, что он может управлять двуколкой, он настоял, чтобы она правила сама.

Запущенность скоро стала очевидной. Дорога ухудшилась, живая изгородь не обрезана, канавы по обеим сторонам дороги казались забитыми. Все эти вещи не могли обойтись без присмотра кого-то ответственного.

– Разве ты здесь совсем не был? – спросила она.

– Однажды. Не было ничего, что я бы мог сделать.

Она могла бы продолжить, но позволила ему уйти от разговора.

Когда они прибыли к стенам имения, железные ворота стояли открытыми, дом привратника был покинут. Видя небольшой перекос, она заподозрила, что закрыть ворота без грандиозной борьбы не получится.

– Это не нынешняя проблема, – сказал он, как будто она сделала замечание. – Мой отец чувствовал, что закрыть ворота будет неудобно, как будто местным жителям здесь не рады.

– Мне нравится это.

– Он был очень приятным человеком. Очень щедрым и доверчивым.

И Морис этим воспользовался. Слава Богу, Ван не ставил ей это в вину.

Сорняки пучками прорастали на длинной дороге, свидетельствуя не только о пренебрежении, но и о том, что по этой дороге мало кто ездил. Кучер довез их прямо до прямоугольного дома с изгибающимися с обеих сторон крыльями в палладианском стиле.

Окна были грязными, и печальная атмосфера пренебрежения нависла над этим местом, но не было никаких признаков серьезного разрушения. Он направил ее к другой стороне дома, к отдельному конному двору сзади. Человек средних лет с апатичным видом вышел, чтобы взять лошадь.

Ван поприветствовал мужчину как Ламли, но, казалось, без особой радости. Вероятно, несколько работников, остающихся в доме, нуждались в заработной плате и устали от пренебрежения.

Ван помог ей спуститься.

– Давай отправимся на экскурсию, хотя, даже в лучшие времена Стейнингс не был драгоценностью. Предполагаю, что некоторые архитекторы были лучше остальных.

Когда они совершали прогулку по дому, она увидела, что он имел в виду. В некоторых местах пропорции были не совсем правильными, а некоторые двери неудобно расположены. Но все равно это оказался приятный дом, и призраки более счастливых времен задержались на картинах, развешанных на стенах, и расставленной в определенном порядке, покрытой тканью, мебели.

Она взглянула на единственный превосходный портрет его голландского предка.

– Ты никогда не думал о продаже всего этого?

– Все или ничего.

Победа или смерть, даже в финансовых вопросах. С одной стороны, это злило, но она не могла сдержать свое восхищение.

Они оказались в небольшой гостиной, где покрывала сняли и накрыли к чаю. Она села, чтобы разлить его.

– Я не вижу, что здесь предстоит сделать что-то большее, чем убраться.

Он беспокойно прошелся по комнате.

– Крыша немного течет. Необходимо расшить швы кирпичной кладки [27]  [27]Расшивка швов кирпичной кладки представляет собой отделку поверхности не оштукатуренных стен.


[Закрыть]. Возможна сухая гниль в одной из частей подвала. Неочевидные вещи, но если ими пренебрегать, то однажды это место рухнет на чьи-то уши.

Она передала ему чашку.

– Девять тысяч покроют все это?

– О да. И содержание слуг, и так далее.

Он выглядел слишком агрессивным, чтобы расспрашивать его о делах, но он должен был сосредоточиться на них.

– А поместье? Оно приносит доход?

Судя по взгляду, он подумал, что ее слова тоже агрессивны, но ответил.

– Немного. Трудные времена, война закончилась, но мы сумеем обойтись небольшим количеством денег. Дренаж, ограждение, мергелевание [28]  [28]Способ известкования почвы мергелем (известково-глинистая сланцеватая порода с мелоподобной, плотной или землистой, иногда с оолитовой структурой).


[Закрыть]. Всё, что пугает арендаторов. Я должен был быть здесь, помогать, не так ли? Должен был продать эти проклятые картины и вложить деньги.

Она пила чай маленькими глотками, нарочито спокойная.

– Почему ты не сделал этого?

Она подумала, что он не собирается отвечать, но затем он сказал:

– Теперь я не уверен. – Он оглядел комнату, как будто она олицетворяла весь дом. – Я не мог вести себя здесь как ворон, выклевывающий глаза мертвеца…

Он остановился, и она не смогла найти слов, чтобы разрушить эту тишину.

Он внезапно поставил свою чашку и блюдце и сказал:

– Пойдем наверх. Есть кое-что, что я хочу показать тебе.

Они прошлись по всем парадным комнатам, но она поднялась и пошла с ним по широкой лестнице и короткому коридору. Он открыл дверь и предложил ей войти. Она вошла и с любопытством осмотрела комнату, вероятно, бывшую хозяйской спальней, покрытой белыми тканями.

Потом она увидела выражение его лица.

– Нет, Ван.

Это произошло инстинктивно, и не совсем серьезно, но она знала, что должна.

Он подошел ближе, коснувшись горячими пальцами ее лица.

– Почему нет?

Ее гадкое тело уже пульсировало от волнения, но она знала, что должна сделать то, что лучше для него. Он одержал легкую победу как нечто простое.

– Слуги…

– Вероятно, не придут сюда без приказа. – Он развязал ленты ее шляпки и отбросил ее, потом чепец, потом добрался до шпилек.

Она резко вырвалась из его рук и отступила, схватившись за свои распущенные волосы.

– Нет!

Он просто стоял, как истинное искушение в своей жажде и красоте.

– Почему нет?

Она изо всех сил пыталась воткнуть освобожденные шпильки обратно, восстановить порядок.

– Мы приехали сюда не для этого.

– Мы и не за чаем приехали. Но чай у нас был.

– Вот что это для тебя? Как чай? – Бессмысленно, но она бросила эти слова как оружие.

– Я не очень люблю чай. – Теперь он пришел в чувство. – Это одна из игр, которые тебе нравятся, или ты действительно не хочешь?

Она почувствовала себя пристыженной, запутавшейся и неуверенной, и захотела успокоить его единственным способом, который, казалось, работал…

– Выходи за меня замуж, Мария.

Шокированная его словами, она отступила еще на шаг, качая головой.

– Нет, Ван. Нет. Это никогда не было частью соглашения.

Он замер.

– Так. Для тебя это просто развлечение.

– Нет!

– Тогда что? Почему нет? Я ошибаюсь в ощущении, что между нами есть что-то особенное?

Она опустила руки и почувствовала, как тяжелый пучок волос рассыпался по спине.

– Не ошибаешься, но все равно это неправильно. Я на восемь лет старше тебя.

– Хорошо, – сказал он, – тогда ты не будешь возражать, если я женюсь на Натали?

Она уставилась на него. В конечном счете, ей удалось выдавить:

– Если она захочет…

– Она на девять лет моложе меня.

Она могла бы дать ему пощечину.

– Это не то же самое! – Потом она собралась с духом, чтобы сказать слова, которые всегда причиняли ей боль. – Что еще более важно, я бесплодна.

Она увидела, что это поразило его, потрясло.

– Ты действительно уверена?

– Конечно, я уверена. – Она поймала упавшие волосы, свернула их и закрепила на месте. – Я никогда не выказывала никаких признаков беременности. – Она выпустила смертельную стрелу. – И это не из-за Мориса. Натали – его дочь.

Внезапная бледность сделала его синие глаза еще более искрящимися. Он резко наклонился, чтобы поднять шпильки, которые выпали из ее волос, и когда поднялся, был абсолютно спокоен. – Что, если меня это не заботит?

– Должно заботить. Это твой долг.

– Мария, я люблю тебя.

Она покачала головой.

– Нет. Ты не можешь.

Он подошел ближе, держа в протянутой, такой красивой и искалеченной руке, шпильки.

– Я думал так же. Что не могу любить. Думал, что мертв, за исключением того, что в груди продолжало неудобно биться сердце. А потом, в тот день, ты ворвалась в мою комнату и привела меня в чувство.

Она взяла шпильки, пытаясь не показать, как одно лишь прикосновение пальцев к его теплой ладони заставляет ее дрожать.

– Я не сожалею об этом, но буду, если ты будешь упорствовать.

Его щеки раскраснелись, но он не отводил взгляд.

– Ты отрицаешь этот огонь между нами? Ты можешь сказать, что это ничего не значит, что это только мои чувства?

Он вложил клинок в ее руку, и все, что она должна была сделать – это использовать его, предать свою любовь, согласиться, что произошедшее ничего не значило…

Она попробовала, но кощунственная ложь застряла у нее в горле. Ее губы шевельнулись, но не раздалось ни звука, и только небеса знают, что он прочитал в ее лице.

Она резко отвернулась к зеркалу, вонзая шпильки в волосы, набираясь храбрости, чтобы оторвать его от себя, освободить.

И услышала, как закрылась дверь, а, обернувшись, поняла, что он ушел.

Ван спускался вниз в том состоянии дурноты и головокружения, которое всегда охватывало его после сражения, когда он понимал, что снова каким-то чудом остался жив и невредим. Но это сражение только началось.

Она не сказала, что только в нем горит огонь.

Было это преднамеренным безумием – полагать, что она ухватилась за ложь, а не мучительную правду? Все, что он знал, это то, что вот оно, самое решающее сражение демона Вандеймена, и он будет бороться, бороться до конца.

Он стоял в тихом, немного заплесневелом зале, вновь перебирая мечты, возникшие здесь у него этим днем.

Он начал с мечты о недавно покрашенном зале, лепном карнизе, восстановленном вон в том углу, паркетном полу, ароматном и блестящем от воска. Потом мысленно поместил цветы в вазу на столе и сухие духи [29]  [29]Ароматическая смесь из сухих цветочных лепестков


[Закрыть]в китайский фарфоровый сосуд. Потом смех, доносящийся сверху, и дети, сбегающие вниз и дальше, в сад, чтобы, как триумвират, исследовать, быть Робином Гудом в лесах и пиратами на реке…

Видение разрушилось, и он глубоко вздохнул.

Да, его идиллия включала и детей, и позволить этой части картины уйти это больно, но дети не так важны как Мария. Так или иначе, они могли привести детей в их жизнь, у нее же появилась Натали. Небеса знают, в мире нет нехватки в сиротах.

Натали. Дядя Чарльз и тетя Луиза умышленно зло сплетничали о Натали, так что это не стало сюрпризом. Он не увидел другой связи.

Он горел жаждой действия, заряжен на дикую битву, но где здесь враг?

Он подошел к фарфоровому сосуду с сухими лепестками, которые так любила его мать, и снял крышку, чтобы обнаружить внутри потемневшие лепестки, несомненно, помещенные туда ее собственными руками. Сосуд был закрыт очень долго, и их слабый аромат шелохнулся, как призрак прошедших лет.

Слезы пронзили, и он поднял голову, сглатывая, сражаясь, пока опасность не прошла мимо. Будет еще лето, и будут дети, пусть и не его по крови. Может быть, будет и Мария.

Должна быть.

Не в первый раз он возглавляет безнадежное мероприятие.

Он услышал звук и повернулся, чтобы видеть, как она спускается вниз по лестнице, в перчатках и в шляпке, собранная, но было что-то подавленное в ее глазах. Он бы предпочел отрезать себе руку, а не причинять ей боль, но не мог позволить ей сбежать без борьбы.

Он столкнулся с ней на нижней площадке лестницы, преграждая путь.

Он увидел, как она вздрогнула, но смело встретила его взгляд.

– Мы должны возвратиться в Лондон. Можно сделать это засветло.