Текст книги "Мой ненастоящий (СИ)"
Автор книги: Джина Шэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
19. Влад
Есть три неискоренимых зла во вселенной – упрямые бабы, взяточники и врачи, которые, мать его, даже платные, умудряются вытянуть все жилы своим молчанием.
Или это просто специфика у меня сейчас такая, что молчание от врача, изучающего поселившуюся у меня в черепушке глиому, нервирует особенно сильно?
Онколог так пристально смотрит на рентгенограммы и так долго молчит, что в результате я не выдерживаю.
– У вас что, поминутная оплата, Леонид Игоревич? Так давайте вы мне скажете уже хоть что-то, и я десять минут сам тут молча посижу. Я и так тут четвертый час обретаюсь. Можете уже дать мне заключение по обследованию.
Врач мрачно косится на меня и снова утыкается взглядом в снимки.
– Динамика роста опухоли незначительная, – наконец-то я получаю восхитительные новости, – возможно, учащенные кровотечения являются следствием неправильно выбранных препаратов для терапии.
– Хорошо, тогда выписывайте рецепт на другие препараты, – я стараюсь звучать терпеливо, хотя если честно – отчаянно хочу раздолбать что-нибудь об стену, – мне действительно уже давно пора по делам.
– Владислав Каримович, – доктор откладывает снимки в сторону, – я говорил вам о необходимости срочной операции по удалению опухоли. Вы приняли решение?
– Вы дали мне полгода, – напоминаю, – я должен закончить ряд дел, которые нельзя отложить на потом.
– Несколько месяцев, – возражает врач, – два-три – это уже много в вашем случае. Эта доля мозга сложная, сейчас еще можно обойтись без ущерба для функций организма, но совсем недалеко от опухоли располагается центр управления речью….
– Да, да, я помню, что если опухоль заденет эту область, после операции я могу стать идиотом, пускающим слюни, – я досадливо кривлюсь, – вы дали мне несколько месяцев, док. Я приведу дела в порядок, создам адекватные условия жизни для жены. И займусь этим вопросом.
Врач смотрит на меня как на блаженного.
Для них для всех здоровье – самое первое. Причем у каждого – по их личному профилю. У них в уме не укладывается, как это так, можно взять и рискнуть здоровьем и поставить себя под удар.
– Рецепт пишите, – напоминаю я, откидываясь на спинку кресла, – могу отдать три упаковки не подошедшего препарата на благотворительность. Стоит это дерьмо как половина тачки за пачку, а побочки, как я помню, строго индивидуальны. У вас есть нуждающиеся больные?
– Мы можем передать в бюджетную больницу.
– Только проследите за трансфером и за тем, чтобы получивший не заплатил за это ни копейки. А то знаю я нашу волшебную страну, где даже благотворительность умудряется быть платной. Я проверю.
Леонид Игоревич кивает, принимая мои условия.
Я прикрываю глаза.
Мой мозг пытается меня убить. По всей видимости, я слишком долго его эксплуатировал, вот он и решил отомстить мне весьма изощренным образом – завел в височной доле опухоль, которая совершенно не стеснялась там разрастаться.
Я не сразу обратил внимание на участившиеся мигрени, мой мозг обычно слишком перегружен текущими задачами, чтобы отвлекаться на такую ерунду. Я спохватился, только когда два месяца назад поднял на руки племянницу – восьмилетнюю девчоночку, и у меня, проводящего на силовых тренажерах времени зачастую больше, чем провожу в постели, закружилась голова. Будто я гребаная тургеневская барышня.
Комплексное обследование высветило мне опухоль. Трижды проклятый шарик темных нездоровых клеток, медленно, но верно разрастающийся вширь. Зашла речь об операции. И о её возможных последствиях.
Последствия были не очень-то радужными, честно скажем.
Даже в дороженной клинике солнечного Израиля, даже в руках нейрохирурга с потрясающей историей операций.
Тридцать процентов риска.
Слишком много, чтобы я сбрасывал их со счетов.
– Готово, – врач ставит внизу бланка с рецептом свою подпись и штампует рецепт личной печатью, – Владислав Каримович, насчет операции…
– Два месяца, я понял, – я киваю, останавливая в самом зародыше его очередную агитационную речь.
– Не говорите так, будто это линия дедлайна, – хмуро замечает Леонид Игоревич, – в вашей ситуации чем раньше будет проведена операция, тем меньше шансов на негативные последствия.
Меньше шансов.
Так витиевато звучит.
У меня есть вероятность от тридцати до сорока пяти процентов остаться овощем до конца моей жизни – честно и прямо.
По-прежнему не вдохновляюще.
Выйдя из клиники, сажусь в машину, но не покидаю парковки – жду новостей, перевожу дыхание. Голова гудит – и не понятно, что ей не нравится больше – нарастающая в висках мигрень или общее количество эмоций на сегодня. Их было слишком много.
Хочется курить, но после волшебных новостей о глиоме я завязал практически со всеми вредными привычками. Стал больше спать. Перешел на бескофеиновый кофе, строго настрого запретив ресторанной барристе открывать рот на тему, почему именно её кофе я выбираю. И конечно же, бросил курить. А после даже сподвиг на это Яра, хоть и не объясняя истинных моих причин. Оказалось кстати, что Вика забеременела, можно было спихнуть мое беспокойство на заботу о здоровье будущих племянников.
Нужно будет пнуть младшенького, чтобы тоже дотащил свою пятую точку до врача. Он их терпеть не может, но кажется, есть у этой фигни элемент генетической предрасположенности. И может, у Яра риски будут хотя бы процентов тринадцать, если выявить это дерьмо на ранней стадии.
Хорошо бы – вообще ничего не было. Кто знает, может, это последствия черепно-мозговой, что я поймал в период шальной юности, когда только-только оказался на поле боя с криминалом.
И снова, привет, Федор Иванович Сивый, это ведь его молодчики дали мне тогда по голове и скинули в канаву. Были бы умные – пристрелили б на месте, потому что, увы, я слишком живучая и злопамятная тварь, и никогда ничего не забываю. А Сивый – этот последний мой неуловимый дракон, самоуверенная мразь, постоянно выкручивающаяся из тисков. На той самоуверенности он и подохнет.
Просто потому что он в последние год-два нереально зарвался. С каждым мудаком это случается, нужно только дождаться.
Может, и будут более удачные возможности, но я разберусь с ним сейчас. Чтобы Цветочку свободно дышалось.
Телефон, брошенный мной на кресло, наконец-то вибрирует.
Не прошло и полгода, как ты все-таки закончил с моим поручением, Юрик.
Нужно ему будет потом намекнуть, что перерабатывать как я ему необязательно. А то тоже допрыгается.
Но потом. Перед операцией непосредственно. А сейчас – он мне нужен.
– Ну и что, как наши дела с моим драгоценным новоиспеченным тестем? – хмыкаю я, поднимая трубку. – Состоится ли наше с ним счастливое знакомство?
– Сомневаюсь, что оно будет для него счастливым, – откликается Городецкий, – вы были правы, Владислав Каримович, он действительно оказался женатым еще и по месту рождения. Двоеженец.
– Значит, права его наследования мы легко оспорим, – я киваю своим мыслям, – хорошо, присылай мне бумаги и бери себе обратный билет. Я составлю иск, отвезешь его Маргарите на подпись. И не пускай на неё слюни, уволю к чертовой матери.
– А вы? – удивленно переспрашивает Городецкий. Ну, да, было бы логичнее, если бы я этот иск передал своему Цветочку сам.
– Я сегодня ночую не дома, – завожу машину, разворачиваясь в сторону ближайшей приличной гостиницы.
Хочется вернуться, разумеется. Поговорить с ней еще раз хотя бы. Вот только я прекрасно знаю, что увижу – затравленные глаза загнанной в угол жертвы.
Я чуть не поимел её сегодня. На собственном столе. Целовал, лапал и чувствовал, что ни за что на свете не хочу останавливаться.
Вот только последнее, чем я хотел бы заняться в возможно последние два месяца своей жизни – брать женщину силой. И я опасаюсь, что сегодня – как только вернусь, снова захочу закончить начатое. Взять её и присвоить. Раз-другой-третий… Так, чтобы её ноги не держали.
Нет, лучше я сегодня побуду в тишине и выдам такой же бонус для Цветочка.
Цветочек…
Мне кажется – я ей пропах насквозь, хотя, разумеется – это бред, мы слишком мало времени были рядом. Это противоречит логике. Вот только почему так плотно въелся в ноздри запах кокосового, дурацкого геля для душа?
Девчонка. Тощее недоразумение с огромными глазами раненой лани. С кучей проблем, без гроша в кармане, даже образование – неоконченное. На кой я её взял, спрашивается?
Ведь я тогда еще не знал, что она – моя ниточка к Сивому. Её единственную забрал из офиса отчима, которого я же отправил за решетку. Даже сам ей перезвонил, чтобы не забыла прийти на собеседование.
И на кой-то черт женился. Вот прям так, экстренно. Будто мало мне веселья в последнее время. Ведь всегда же обходился временными любовницами. Жениться на ком-то? Брать на себя столько излишних проблем? На кой мне это?
А тут – как с цепи сорвался.
Сорвался.
На губах по-прежнему вкус моей Маргаритки. Вкус её слабости и страха, в основном, но когда я её целовал – было плевать, между прочим. Чувствовал только одно – как нестерпимо я её хочу и насколько не способен потерпеть хоть еще одну лишнюю минуту.
И снова против плана.
Я был уверен, что она просто согласится на договорной брак. Бывшей эскортнице такое предложение должно было показаться сказочным. Ведь это просто прекрасно – иметь перед собой надежную крепкую стену, что защитит от слухов и проблем.
Всего-то и нужно было – выполнять мои требования.
Не согласилась. Сбежала. Пыталась ерепениться. Выводила из себя чем дальше – тем больше.
Я уже закрыл глаза на то, кем ты была раньше. Даже не озвучиваю. Что тебе еще надо? Или ты наивно предполагаешь, что я не в курсе, на ком женился?
Кажется, именно это моя Маргаритка и предполагает. Она ведь завязала, порвала с прошлым, обрубила почти все концы, как я мог догадаться, да?
Смешно.
Я не собирался с ней спать.
Это помешало бы моей работе в эти два месяца, я категорически не хотел отвлекаться от Сивого.
Все уже было спланировано по нотам, от завещания до контракта с клиникой на эвтаназию, если операция пройдет не успешно – никто даже не увидит меня не способным связать предложение из трех слов.
И пусть Маргаритка меня ненавидит, так гораздо проще – не будет оплакивать, будет жить свободнее. Родит отцу внука – генетического материала я в заморозку отправил достаточно для ЭКО, на пятерых детей хватит. Можно вообще всю жизнь не связываться с мужиками, если её от них настолько тошнит.
А наследства – моего и отцовского – ей должно хватить на очень обеспеченную долгую жизнь.
Казалось бы, что еще надо? Всего пару месяцев не прикасаться к своей жене. Многие и по году с женами не спят, и ничего, выживают как-то. И я ведь уже не один месяц справлялся со внутренним неандертальцем, что бил об пол дубиной и рычал, требуя затащить Цветочек в постель хотя бы раз.
Вот только сейчас неандерталец будто совершенно съехал с катушек.
Она – теперь моя. Моя жена.
И этот факт оказывает на меня совершенно неожиданный эффект.
Её близость. Её нежелание покориться…
Я хочу её больше, чем раньше. Потому что в глубине души с чего-то взял, что имею на неё права.
Вот только прав нет. Она не согласилась на договорной брак, мне пришлось добиваться от неё согласия угрозами. Она отчаянно не желает озвучивать мне количество денег, необходимых для её разрешения проблем. Странно для бывшей эскортницы.
Еще более странно для бывшей эскортницы – так цепенеть от мужской близости. Теряться, паниковать, бояться. Она – не девственница, это я прекрасно знаю. Другое дело, что в моих руках сегодня её била сильнейшая дрожь, практически истерическая.
Одно из двух – или я настолько ей противен, что со мной она не допускает даже мысли.
Или…
Или я знаю о ней не все. Но знаю, у кого можно раздобыть подробностей. Жду не дождусь этой встречи!
20. Маргаритка
Я просыпаюсь от будильника. Рабочий будильник поднимает меня в шесть утра, и не волнует. Выходные кончились, сегодня – понедельник.
Выходные.
Только выходные.
С момента помолвки прошло жалких несколько дней, а мою жизнь уже умело искромсали в клочья острые ножницы Владислава Ветрова.
И я понятия не имею, как с этим справляться.
Желудок подводит – кое-кто вчера с перепугу даже не осмелился вылезти из комнаты, опасаясь возвращения озабоченного босса.
Нет, ну…
С голоду умереть в мои планы точно не входит.
Вот только и кухню в квартире Ветрова найти оказывается не так-то просто.
Я все еще отчаянно боюсь напороться на Владислава Каримовича.
Кошмар сегодняшней ночи – проснуться под тяжестью мужского тела. Увидеть в его глазах только голод и ярость. Не смочь остановить…
Кожа снова становится липкой.
От неприятных мыслей приходится отстраняться принудительно.
Этого не было.
Я в порядке.
Не в безопасности, но в порядке.
Сегодня, он, возможно будет лучше держать себя в руках?
Кухня наконец-то находится, и там я застаю домработницу. Ранние они однако пташки.
У девушки не по-служебному распущены волосы, в кухне пахнет кофе, и на самом минимуме работает музыка. Нож быстро-быстро постукивает по доске.
На мои шаги девушка оборачивается, неприязненно кривится. Да, судя по всему, ожидали тут не меня…
Та самая, что облила меня презрением вчера.
– Доброе утро.
Я говорю достаточно разборчиво и достаточно четко, но домработница меня игнорирует, продолжая методично нарезать зелень и что-то демонстративно мурлыкать себе под нос.
Значит, мои легкие шаги ты услышала, а голос нет?
Ладно! Как контактировать с наглыми сотрудницами Ветрова и ставить их на место, я худо-бедно знаю. Достаю из кармана телефон, ставлю телефон на прозвон, после двух гудков произношу, чуть-чуть понижая голос:
– Владислав Каримович?
Волшебные слова, которые прочищают чакры и слуховые проходы разом.
Просто чудодейственные. Девушка подскакивает как заяц, разворачивается ко мне лицом, метая молнии из глаз.
Его боялась не только я. И этот страх я умела обращать в свою пользу.
– Отбой тревоги, со слухом у нас все хорошо, – я позволяю себе холодную улыбку, – учти, дорогая, следующий раз блефом не будет. Можешь считать это выстрелом в воздух.
– Чего изволите, госпожа? – с сарказмом и все тем же вчерашним презрением цедит девушка, глядя на меня с искренним недовольством.
Я окидываю её оценивающим взглядом.
– Для начала – ключи от квартиры, кредитку и визитку с контактами персонала, оставленные тебе вчера Владиславом Каримовичем, – произношу безразлично.
Моя противница кривит губы – слегка разочарованно, кажется, и швыряет на стол передо мной объемный черный конверт. Объемный за счет того, что в него же запихнули и ключи.
Я на всякий случай заглядываю в конверт.
– Здесь нет кредитки.
Еще один жест в духе «на, подавись», и кусок черного пластика летит по столешнице. Мне без надобности деньги Ветрова, но оставлять его кредитку у какой-то очень странной девицы я не собираюсь.
Она отправится в шоп-тур, а потом Ветров же предъявит мне распечатку трат и потребует возвращать отдачей «супружеского долга»? Вот уж фигушки.
– Как тебя зовут? – разобравшись с вещами, я вновь обращаю свое внимание на домработницу.
Она отвечает не сразу, будто прикидывается заторможенной.
– Яна.
– Приятно познакомиться.
Язвительное фырканье ставит под сомнение мою вежливость. Ладно, плевать на неё, пусть с ней Ветров сам разбирается. Я от неё нужное взяла, с открыванием холодильника сама справлюсь.
– Завтрак через полтора часа.
Моя очередь играть в «я тебя не слышу». Разница только в том, что домработница Ветрову на его жену жаловаться не будет. Ну, если она, конечно, только домработница. Что-то уровень борзоты у неё вообще не соответствует занимаемой должности. Может, она у Ветрова была первой женой и попала в опалу, а теперь надеется его вернуть?
Холодильник у Ветрова под стать его эго – просто огромный. В этой морозилке можно хранить расчлененных трех человек одновременно.
Творог в холодильнике находится, и даже джем. Отлично! Владислав Каримович, надеюсь вы не обеднеете.
Кофемашину я тоже для себя включу.
Яна наблюдает за мной ненавидящим взглядом. Очень напоминает кота, который внезапно обнаружил шерудящего в его квартире котенка. Шерсть дыбом, глаза горят, а лапой дать страшно – от хозяина прилетит.
– Я позавтракаю у себя, – роняю я на прощанье, выгребаясь из кухни.
Интересно, когда Ветров встает? Или он как исчадие ада – вообще никогда не спит?
– Ты его не заслуживаешь, – впечатывается мне в спину.
Вот это заявления, однако! Почему-то у меня даже нет вариантов, кого это «его» Яна имеет в виду.
Я не стала возвращаться в кухню и переругиваться с домработницей.
Боюсь, невозможно будет объяснить Яне, что далеко не я выбрала Ветрова, и быть достойной его, честно говоря, и не хотела. Да и зачем? Детей мне с ней не крестить, лишь бы не вздумала мне плевать в кофе.
Впрочем, я как истинный параноик была согласна кофе себе наливать самостоятельно.
И можно у себя дома.
На самом деле нельзя. Если следовать моему плану до конца – нужно принять тот факт, что в данный момент я – жена Владислава Ветрова. Считаюсь ею. Этим можно пользоваться.
Как и тем, что он меня хочет.
В конце концов, гораздо проще было бы согласиться на близость добровольно, чем ждать, пока он потеряет терпение и все-таки возьмет меня силком.
Боже, как же тошнит от этой мысли.
Дело было даже не в том, что он был неприятен или что-то еще.
От моего босса у меня всегда перехватывало дыхание. И не только из-за внутреннего трепета.
Была б его воля – бабы в его постели бы не переводились. Но его куда больше заводили чужие тайны. Он даже расследовал интересные дела самостоятельно, потому что для него охота за разгадками была как наркотик.
Высоченный, брутально-мужественный – от насмешливого прищура ярко-синих глаз у особенно свободных дамочек дымилось бельишко.
И это я знала, хотя он передо мной даже не раздевался. А под дорогими рубашками вообще-то читался хороший телесный рельеф.
Я не приглядывалась. Босс – всегда только босс. Он ко мне не подкатывал, вообще никак, и за это я, честно говоря, его все это время обожала. Потому и терпела все его выходки. Потому что критичной для меня черты он не переходил.
Ну, до последнего времени.
В общем и целом, дело было не в мужчине.
Дело было во мне.
Вроде два года прошло. Говорят, время лечит. Сколько времени нужно, чтобы забыть, как лила на кожу практически кипяток и не чувствовала боли? Зажили разбитые губы. И другие места, на которых оставались следы… Даже самые больные, те, которым не повезло больше всех.
А страх из души так никуда и не исчез.
Страх снова оказаться сломанной, корчащейся от боли, смывающей кровь с собственных бедер.
Страх, что любимый скажет, что ты должна сказать ему спасибо, ведь осталась жива…
Страх о том, что хоть когда-нибудь все узнают, что тогда было. И как…
Я не хотела. Совершенно не хотела. Просто – Сеня умолял меня помочь ему с оплатой долгов. Просто сопроводить одного его знакомого на вечеринку, изобразить его красивую любовницу…
Я не хотела. Но он так просил. Умолял…
Слабовольная влюбленная дура – я никогда не могла ему отказать.
Вечеринок «для отдачи долгов» понадобилось несколько. Меня рядили на них как куклу, учили ходить сексапильно и глупо улыбаться, чтоб казаться проще. Клиента не интересовали мои мозги, только ноги и пятая точка.
А потом оказалось, что клиент заплатил не только за «сопровождение». Я была возмущена. Ударила его. Убежала. Недалеко убежала, до парковки – там рыдала на груди у Сени, оскорбленная до глубины души. Он успокаивал меня, шептал, что разберется, дал таблеточку. Сказал – успокоительную, оказалось – наркотик.
Когда я очнулась – я поняла, что клиенту меня вернули. А еще, что клиент на меня «обиделся» и привел с собой друга.
Сеня забрал меня позже. Много позже.
Вот так вот я и узнала, что мой парень – сутенер и аферист. Это если не углубляться во все остальное.
Я сбежала сразу же, как только осталась одна. Без документов, без паспорта – вылезла из запертой квартиры по пожарной лестнице. Пряталась у тети-Раиной знакомой, написала заявление на Сеню. Он перестал меня искать, но ответил мне опустошенной кредиткой и взятым на мой паспорт кредитом в фирме микрозайма. От последних мне еще удалось отбиться.
А через месяц я узнала, что тот раз «с клиентом» Сеня еще и снимал. Тот эпизод, где меня еще не отпустило. И эту запись он продал вместе с личными фотками Сивому. Сдав, что я буду платить.
Я и платила. Не в силах даже близко принять, какой именно я выглядела «после таблеточки».
А мужчин с тех пор избегала. Слишком много страха поднималось при малейшем прикосновении.
Меня будто покрывал толстенный слой грязи. И до сих пор я никак не могла отмыться от этого гадкого чувства. Это ведь я связалась с Сеней и позволила ему столько…
И где гарантии, что с кем-то другим будет хоть как-то иначе? В конечно счете – все они одинаковы. Все они будут видеть во мне только жертву. С чьим мнением и желанием считаться не нужно.
Вот и Ветров… Из той же поры. И я для него – пустое место.
Один только вопрос, что вчера помешало ему закончить то, что он начал в своем кабинете?
И где он сейчас вообще?
О, это уже, кажется, второй вопрос…