Текст книги "Тайные судьбы"

Автор книги: Джин Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Мы считаем, что так лучше, – разъяснил Питер, и хотя Тесс с готовностью с ним согласилась, втайне она придерживалась другого мнения. Может быть, Элизабет Хобарт смогла бы предотвратить свадьбу или хотя бы испортить всем настроение.

Тесс постаралась отогнать навязчивую мысль о мести. Ей стоило только напомнить себе, к чему эта месть уже однажды привела. Как от нее пострадала Чарли и что эта месть сделала с ней самой.

Тесс подошла к алтарю и постаралась сосредоточиться на цветах. Она решила, что будет вполне достаточно двух букетов белых цветов – белых орхидей для элегантности и белых гардений для аромата. Она быстро набросала эскиз букетов и поморщилась. Белые цветы. Как если бы Чарли была девственницей. Хотя Чарли никогда не касалась этого вопроса, Тесс не сомневалась, что жених и невеста активно занимаются любовью. Она покрепче сжала карандаш и постаралась не думать о том, как выглядит Питер без одежды, как блестит от пота его тело, как привлекателен он в своем молодом возбуждении. Она старалась не думать о том, как его руки бродят по телу Чарли, губы прижимаются к ее груди, как его напряженные бедра касаются бедер Чарли. Она старалась не думать об этом и не могла.

Тесс захлопнула альбом и вздохнула. Жизнь со своими непредсказуемыми поворотами – странная и удивительная штука. Интересно, обнимет ли ее еще когда-нибудь мужчина? Имеет ли это вообще какое-нибудь значение? У нее будет семья, ребенок, которого она полюбит и который ответит ей любовью. Он будет любить ее потому, что это она, Тесс. Разве это не лучше, чем любовь эгоистичного мужчины?

Тесс зажмурилась и приказала времени лететь как можно быстрее. Делл убедила Тесс подождать, когда Питер и Чарли поженятся, и только тогда раскрыть Марине свой план; а пока Тесс предполагала, что Делл занимается подготовкой бумаг для усыновления. Не было никакой нужды спешить, ребенок никуда не денется. Пять недель до свадьбы казались Тесс вечностью. Труднее всего было скрывать от Марины, что она хочет для нее сделать. Тесс воображала себе, как велика будет благодарность Марины, как она загладит свои прежние грехи этим замечательным и совершенно бескорыстным поступком. Наконец-то она покончит с той прежней недостойной, плохой Тесс и станет новой Тесс, настоящей Тесс, какой, впрочем, она всегда внутренне и была.

Тесс еще немного постояла в задумчивости, словно собираясь с силами, потом вышла из церкви и направилась вверх по дороге к своему новому жилищу на холме, к своему будущему. Только бы там не было Питера, который все эти дни обычно сидит на кухне за ее новым дубовым столом и не отрывает телячьих глаз от Чарли. Сегодня она этого просто не выдержит.

* * *

Питера не было, но Марина и Чарли были дома. Тесс вошла через заднюю дверь и тут же увидела, что Чарли обнимает Марину и что та плачет.

– Что случилось? – спросила Тесс, бросая альбом на кухонный прилавок, покрытый потертой клеенкой; она уже дала себе слово, что поменяет его на новый, как только все уедут. Пусть ее дом тесный и старый, но она превратит его в удобный, современный и даже шикарный. Такой, куда ее ребенку не стыдно будет приглашать друзей. У нее появится домашний очаг, а не холодное жилище, похожее на тот чопорный особняк на Ноб-Хилл, в котором выросла она сама.

– Ничего не случилось... Ничего, – шмыгнула носом Марина. Она взяла бумажную салфетку и вытерла слезы.

– Понятно, – заметила Тесс. – Я тоже всегда плачу, когда ничего не случилось.

– Марина плачет от счастья, – вставила слово Чарли.

– Почему? – нахмурилась Тесс.

– Потому что мне очень повезло, – пояснила Марина. – Очень повезло, что у меня такие друзья.

Тесс неуклюже обхватила Марину руками. Непривычным было проявление чувств со стороны принцессы. Тесс не знала, как реагировать.

– Нам тоже очень повезло, что ты наш друг, Марина, – сказала Чарли. – Мы с Питером сделаем все, чтобы ты никогда не пожалела о своем решении.

Тесс прислонилась к старому прилавку. Внезапно она почувствовала себя лишней. Всякий раз, когда имена Чарли и Питера упоминались вместе, она чувствовала себя лишней и чужой.

– А все-таки, о чем Марина не должна сожалеть?

Чарли улыбнулась:

– Мы хотели сообщить тебе эту счастливую новость после свадьбы.

– Какую счастливую новость? – спросила Тесс.

Она вдруг почувствовала легкую тошноту. Какую счастливую новость? Уж не собираются ли Чарли и Питер остаться в Нортгемптоне? Это будет самым ужасным для нее.

– Ты сама скажешь ей, Марина? Или я?

– Я скажу ей. – Щеки Марины были в потеках черной туши с ресниц, но губы ее улыбались. – Тесс, Чарли собирается совершить замечательный поступок.

Тесс вопросительно подняла брови и посмотрела на Чарли.

– Не я одна, – добавила Чарли. – Питер тоже.

– Питер тоже. Чарли и Питер, – подтвердила Марина.

Тесс переминалась с ноги на ногу. Тошнота подступила к горлу.

– Чарли и Питер, – продолжала Марина, – решили усыновить моего ребенка.

Медленно, очень медленно комната закружилась перед глазами Тесс. Она ухватилась за прилавок, колени подогнулись; она попыталась вздохнуть, но что-то сдавило ей грудь.

– Что... что ты сказала? – еле слышно спросила она.

– Разве это не замечательно? – продолжала Марина. – Моего ребенка воспитают близкие мне люди. Он вырастет в замечательной семье, у него будут любящие родители. У него будет прекрасная жизнь, жизнь свободного человека.

– Но... – начала было Тесс и смолкла; у нее не было причин протестовать. Она подошла к окну и посмотрела на небольшой задний двор. Она собиралась устроить там качели... Горку, чтобы с нее съезжать...

– Нет, – сказала она, – ты не можешь этого сделать.

– Что? – спросила Марина.

– Не можешь. Ты не можешь отдать ребенка Питеру и Чарли.

– О чем ты говоришь? – удивилась Марина.

Тесс резко повернулась к ним.

– Ты не можешь так поступить. Элизабет Хобарт никогда не примет этого ребенка.

– Элизабет Хобарт никогда не узнает, чей это ребенок, – твердо произнесла Чарли.

Тесс привалилась к прилавку, острый край больно врезался в спину.

– Она будет думать, что это наш ребенок. Она никогда не отвергнет ребенка Питера.

– А если кто-нибудь ей скажет?

Мысли Тесс мчались, обгоняя друг друга. А что, если она решится? Что, если она скажет? Тэсс вспомнила Вилли Бенсона, свой тогдашний поступок и почувствовала, что ее сейчас стошнит.

– Кто ей может сказать? – спросила Марина. – Только мы трое и знаем. Еще Николас и Делл.

– И мои родители, – добавила Чарли. – Питер хотел, чтобы они знали и не думали, что мы были вынуждены прикрыть грех браком.

Тесс нервно сжимала руки, во рту пересохло, словно туда набился песок.

– И все же никогда не знаешь...

– Элизабет Хобарт не узнает, – настаивала Чарли. – А если и узнает, это ничего не изменит. Мы с Питером уже будем обвенчаны.

– А мой ребенок будет по закону принадлежать им, – добавила Марина.

«Значит, – подумала Тесс, – даже если я скажу Элизабет Хобарт, все равно ничего не выйдет».

Тесс отвернулась, пытаясь сдержать ненужные слезы. Чарли и Марина не должны видеть ее плачущей. Конечно, она не может быть подходящей матерью для ребенка Марины. Особенно в сравнении с Питером и Чарли.

– А ты... – начала она и остановилась в поисках слов, которые уже ничего не изменят. – Ты будешь видеть своего ребенка? Будешь следить, как он растет?

– Нет, – твердо сказала Марина. – Мы не станем поддерживать никаких отношений. Ребенок будет принадлежать одной Чарли.

«Ребенок будет принадлежать одной Чарли». Какая она глупая, как могла она надеяться получить ребенка Марины. Как могла она надеяться, что счастье ей улыбнется. Она потеряла Питера, который, по правде говоря, никогда ей и не принадлежал; она потеряла родителей и вот теперь она потеряла ребенка Марины. Это несправедливо. Как все в жизни несправедливо.

Кажется, ей осталось только одно: постараться скрыть от них свой смехотворный неосуществимый план. Только одна Делл узнает о ее поражении. Но Тесс доверяла Делл. Делл была ее другом.

Свадьба была очаровательной. Марина сидела в первом ряду, положив руки на живот, и наблюдала, как Чарли и Питер, будущие родители ее ребенка, который скоро появится на свет, клялись в вечной любви. Марина пообещала себе, что больше не станет плакать, ведь она выбрала наилучший путь и для ребенка, и для себя, и для Новокии. Но прежде всего она думала о ребенке. Он вырастет без оков принудительных обязанностей и тяжкого бремени королевского титула. Когда Чарли и Питер обменивались поцелуем перед алтарем, Тесс стояла рядом, устремив взгляд на цветы и никуда больше. Марина сочувствовала Тесс, у которой все всегда почему-то не получалось. Тесс, Марина это знала, вообразила себе, что любит Питера. «Пусть так, – думала Марина, – я ведь тоже люблю ребенка, который у меня внутри. Но случается, нам приходится расставаться с тем, чем мы больше всего дорожим». И она вспомнила об Эдварде Джеймсе, человеке, давшем ей настоящую любовь. Интересно, если бы не обстоятельства, было ли у них будущее? Если бы она не была принцессой, а он не был женат? Она погладила живот. Новая жизнь, подаренная ей любовью Эдварда Джеймса, ответила энергичным толчком. Марина улыбнулась.

После церемонии они вернулись в дом Тесс. Делл уже несколько дней занималась готовкой, словно ожидался прием человек на двести. Но Марина не была голодна. Сейчас у нее были другие планы.

– Николас, я хочу прогуляться, – еще в церкви предупредила его Марина. – Вам не надо меня сопровождать.

Она отодвинула тарелку с недоеденным картофельным салатом и суфле из шпината и с трудом поднялась на ноги. В семь с половиной месяцев было все труднее вставать со стула, просидев на нем хотя бы несколько минут.

Николас посмотрел на стенные часы.

– Уже одиннадцатый час, принцесса. Немного поздно для прогулки.

– Я вам уже сказала, что меня не надо сопровождать.

Николас тоже встал.

– Я попрощаюсь с Чарли и Питером. Я не могу разрешить вам гулять одной в столь поздний час.

Марина надела короткий рыжий парик, который она держала на случай такого выхода. Не то чтобы кто-то ее искал или догадывался, что принцесса по-прежнему в Нортгемптоне, тем не менее предосторожность не помешает.

Они вышли на Раунд-Хилл-роуд и двинулись вниз по улице. Марина вела, и Николас не задавал вопросов.

Она взглянула на название улицы – Парадайз-лейн – и повернула направо. Марина была здесь всего один раз, вечером следующего дня после их с Эдвардом возвращения из Вермонта. Теперь Марина хотела побывать здесь снова. Бросить один долгий последний взгляд. После чего в ее душе окончательно воцарится покой.

Белый дом с зелеными ставнями на окнах стоял без огней. Но Марина другого и не ожидала. Эдвард с женой уже давно благополучно уехал на лето в Лондон. И все-таки ей хотелось взглянуть. Почувствовать тепло его домашнего очага, прикоснуться к его жизни.

Она остановилась и посмотрела на дом.

– Какой уютный и красивый, – сказала она Николасу, любуясь цветочными ящиками под окнами, полными красной герани.

– Такой же, как все остальные на этой улице, – отозвался Николас. – Пожалуй, даже поменьше, чем другие.

Марина кивнула. Ей хотелось заглянуть в окна на первом этаже, но жалюзи были опущены. Множество раз она так же опускала их на том окне в своей комнате, что выходило на Грин-стрит, чтобы дать знать сначала Виктору, а потом Николасу, что у нее все в порядке и она легла спать. За исключением, конечно, той памятной ночи, которую она, обманув бдительность Николаса, благополучно провела не в общежитии, а в объятиях Эдварда Джеймса.

Марина подняла взгляд на второй этаж. Ей хотелось знать, за каким из окон его спальня с супружеской кроватью, где он уже шестнадцать лет обменивается с женой привычными мыслями и ласками. Ей хотелось знать, вспоминает ли о ней Эдвард и как бы он поступил, если бы она сказала ему о ребенке.

Теперь он уже никогда не узнает. Она не нарушит обещания, данного Чарли и Питеру, не поддерживать с ними никаких отношений и не пытаться увидеть своего ребенка. Нелегко будет выполнить это обещание. Чарли была хорошим другом, лучше у Марины никогда не было. И вот теперь Марина лишалась не только ребенка, но и друга. И все равно это самое правильное решение для всех, и в первую очередь для ребенка, который вырастет на свободе и не будет знать других родителей, кроме Чарли и Питера, и другого имени, кроме Хобарт.

– А теперь идем обратно, – сказала она Николасу. – Я немного устала.

Марина молча навсегда попрощалась с Эдвардом Джеймсом, отцом ребенка Чарли и Питера, с человеком, который так искренне любил ее.

Боли начались в середине ночи спустя полтора месяца. Марина проснулась на узкой кровати в комнате под самой крышей в доме Тесс. Постель под ней была мокрой. Марина ухватилась за спинку кровати и громко позвала Тесс.

Через секунду Тесс уже была в комнате и, бросив на Марину встревоженный взгляд, побежала к лестнице.

– Куда ты? – закричала Марина.

– К телефону. Надо позвонить в мастерскую Николасу.

Тесс скатилась вниз по лестнице.

– Господи, – причитала она по пути так громко, что Марина слышала каждое слово. – Не припомню, какой там чертов номер... Я ведь не звоню сама себе... И зачем только я поставила там отдельный телефон...

Марина откинулась назад и с силой зажмурилась.

Но Тесс уже вернулась.

– Николас побежал за Делл, – сообщила она Марине.

Марина вскрикнула. Тесс растерянно оглядела комнату. Затем подала Марине руку.

– Ребенок скоро родится, – объявила Тесс.

– Откуда ты знаешь? – закричала Марина. – Откуда, черт возьми, ты знаешь?..

Новая схватка заставила ее замолчать. Она впилась ногтями в руку Тесс. Тесс стерпела.

Марина почти не помнила дальнейшего хода событий. Пот выступил у нее на лбу, и ей хотелось его стереть. Ей хотелось спать. Она смотрела на низкий покатый потолок, и ей хотелось умереть. Снова схватки.

– Дыши, – командовала Тесс. – Дыши, как тебя учила Делл. Давай.

Словно в тумане, Марина видела Тесс, показывающую ей, как дышать. Марина хотела вздохнуть, но ей помешал новый приступ боли.

– Дыши! – кричала Тесс.

Марина начала дышать. Боли немного стихли.

– Где Чарли? Кто-нибудь предупредил Чарли?

Тесс сжала ее руку.

– Николас этим займется.

– Чарли должна быть здесь.

– Она будет.

– Хорошо, что они вернулись из поездки на Кейп-Код. Хорошо, что у них был такой прекрасный медовый месяц...

Боли возвратились.

– Заткнись и дыши, – посоветовала Тесс.

Делл вбежала в комнату с полотенцами и кувшином с водой.

– Может, перенесем ее вниз? – спросила Тесс.

Марина почувствовала, как с нее сняли простыню. Кто-то раздвинул ей ноги, согнув их в коленях.

– Лучше ее не трогать, – ответил голос Делл и потом скомандовал: – Дыши, Марина.

– А я что делаю? Где Чарли?

– Скоро приедет.

Это был голос Николаса.

– Господи, Николас, – задохнулась Марина. – Вам надо присутствовать?

– Да. Это моя обязанность.

– Боже мой, – пробормотала Марина и отвернулась. – По крайней мере этот ребенок не будет подвергаться подобному унижению.

– Какое там еще унижение, этот ребенок вообще может не родиться, если ты не будешь тужиться.

Марина напрягалась снова и снова, и ей казалось, что вот-вот лопнут сосуды у нее в голове и все усталые мускулы на животе.

– Тужься, – приказывала ей Делл.

– Иди ты знаешь куда, – стонала Марина.

– Давай тужься! – кричала Делл. – Или я...

– Что ты? Лишишь меня ребенка, как лишила Виктора?

Слова возникли из ничего, Марина и не представляла, что все еще помнит о Викторе.

– Я не лишала тебя Виктора, – вскипела Делл. – Но если не очнешься и не станешь тужиться, я расскажу ему, какая ты избалованная дурочка. Правда, для него это не новость.

– Что? – взвизгнула Марина и попыталась сесть. – Что ты знаешь о Викторе?

Еще одна схватка, и Марина снова задохнулась. Она почувствовала, что Делл раздвигает ей ноги.

– Я знаю только, что должна хранить его тайны, – ответила Делл, – как буду хранить и твои тоже. А теперь тужься.

И Марина тужилась, пока у нее не потемнело в глазах, а рука Тесс в ее руке уже перестала быть живой и теплой рукой, а стала неким бесчувственным предметом.

И вдруг до слуха Марины донесся слабый крик.

– Марина! – позвал тут же голос Чарли.

– Ты как раз вовремя, – сказала Делл.

Марина открыла глаза. Делл передавала Чарли завернутый в полотенце сверток.

– Это девочка, – объявила Делл.

Марина снова закрыла глаза и упала обратно на подушку. «Девочка, – подумала она. – Девочка. Маленькая принцесса. Здоровая, благополучная, свободная маленькая принцесса».

Часть III
1980—1994

Глава 15

Склонившись над обтянутой белым атласом колыбелью, Чарли наблюдала за спокойным сном Дженни. Фарфоровая музыкальная шкатулка на комоде играла мелодичную колыбельную. Чарли протянула руку и пригладила шелковистые черные волосики младенца.

– Ты такая удивительно красивая, – шепнула она. – Такая красивая и счастливая девочка.

Она поцеловала нежный, бархатный лобик, теплый, розовый, пахнущий ароматным детским мылом.

С улыбкой Чарли напевала мелодию музыкальной шкатулки и покачивала колыбель. Красивая и счастливая. Чарли окинула взглядом детскую, сказку из кружев, атласа и самых разнообразных нарядных фарфоровых кукол, а среди них одна тряпичная: улыбающаяся рыжая кукла, подаренная Делл. Питер не ограничивал расходов Чарли на отделку детской, соседствовавшей с их спальней и гостиной. Теперь, через полтора месяца после их переезда в особняк Хобартов, отделка детской была завершена. Чарли постаралась доказать, что, несмотря на свое низкое происхождение, она обладает утонченным вкусом и детская не нарушит гармонии великолепного особняка. Она очень скоро обнаружила, что утонченный вкус легко приобрести, если ты не ограничена в средствах.

И все же Чарли не терпелось похвастаться детской перед Питером, который завтра возвращается из деловой поездки в Гонконг, где он пробыл почти целый месяц. Чарли подозревала, что Элизабет Хобарт намеренно услала туда сына.

На лице Дженни появилось что-то похожее на счастливую улыбку, и Чарли, поцеловав кончики своих пальцев, приложила их к щечке дочери.

Дверь детской отворилась. Элизабет Хобарт ступила на пушистый белый ковер и окинула комнату недружелюбным взглядом.

С тех пор как Чарли и Питер поселились в доме, она почти не видела свекровь. Чарли занималась своими делами и вообще старалась не попадаться на глаза Элизабет, считая это наилучшим выходом из положения. Она чувствовала себя гостьей в роскошном особняке, который назывался ее домом.

Элизабет остановила взгляд на Дженни, и Чарли невольно, словно защищая, прикрыла ребенка рукой.

– Мне надо с вами поговорить, – сказала Элизабет. – Я буду у себя в кабинете.

С этими словами она повернулась и вышла из детской.

Чарли запретила себе плакать. Она не понимала, в чем состояла ее вина. Может быть, она потратила слишком много денег на отделку детской? Может быть, она купила не те гардины? Может быть, не следовало выбирать белый цвет? Чарли спрашивала себя, почему она, двадцатидвухлетняя замужняя женщина, мать, по-детски робеет, страшась выговора.

– Закройте дверь, – приказала Элизабет, когда Чарли вошла в кабинет.

Свекровь сидела за письменным столом спиной к двери. Чарли не видела необходимости закрывать дверь, в доме не было никого, кроме них двоих и прислуги. Но Элизабет Хобарт приказала, и Чарли послушно выполнила приказание.

Элизабет повернулась к Чарли.

– Сколько вы хотите? – спросила она.

– Простите? – переспросила Чарли, нервно поправляя волосы.

– Сколько вы хотите получить, чтобы покончить с этим лживым браком и вернуть свободу моему сыну?

У Чарли застучало в висках. Она заметила, что перед столом стоит стул с высокой спинкой, словно для подсудимого. Чарли раздумывала, садиться ей или ждать приглашения. И решила, что лучше остаться стоять.

– Я... – заикаясь начала она. – Мне не нужны никакие деньги.

Элизабет хмыкнула.

– Дорогая, конечно же, вы хотите получить деньги. Ведь вы именно за этим сюда пробрались?

Она открыла ящик стола и вытащила оттуда продолговатую чековую книжку в кожаной обложке, затем взяла серебряную ручку из серебряной чернильницы и начала заполнять чек.

У Чарли подгибались колени, и она с трудом держалась на ногах.

– Думаю, ста тысяч долларов будет более чем достаточно.

Элизабет вырвала чек из книжки и помахала им в воздухе.

Чарли подошла к стулу с высокой спинкой и села.

– Мне не нужны деньги, – повторила она и подумала, знает ли Питер о затее матери. – И я не собираюсь разводиться с Питером.

Элизабет швырнула чек на стол и откинулась на спинку кресла.

– Если вы хотите торговаться, то я на это не пойду, – объявила она. – Сто тысяч и ни цента больше. Решайте.

– Мне... мне не нужны деньги, – вновь повторила Чарли. – И я не расстанусь с Питером.

– Думаю, вам лучше всего уехать уже сегодня, – с улыбкой произнесла Элизабет. – До возвращения моего сына из Гонконга.

– Почему вы выбрали именно этот момент, миссис Хобарт? Почему вы ждали, когда будет готова детская?

– Я хотела посмотреть, как далеко вы можете зайти, если дать вам в руки деньги. Должна признаться, вы меня приятно удивили. Вы с умом распорядились деньгами. Можно только сожалеть, что ребенок не воспользуется детской. Откройте мне секрет, дорогая, кто настоящий отец ребенка?

– Питер – отец Дженни, – сказала Чарли без особой убежденности.

– Вы очень ошибаетесь, если думаете, что обманете меня, – прищурилась Элизабет. – Девочка даже отдаленно не похожа на Хобартов. У нее слишком темные глаза, слишком темные волосы.

Чарли отвела взгляд от свекрови и принялась разглядывать шкафы с рядами книг в кожаных переплетах, которые, как она подозревала, Элизабет никогда в жизни не читала. Элизабет некогда было читать, все ее время уходило на то, чтобы делать деньги. Делать деньги и еще отравлять людям жизнь. Чарли подумала о Дженни. Подумала о Марине, которая дала ей так много и ничего не потребовала взамен.

– Миссис Хобарт, – сказала Чарли, и ее голос зазвучал увереннее. – Я знаю, что вы меня не любите. Я знаю, что вы хотите изгнать отсюда меня и Дженни. Но я также знаю, что наше место здесь. Мы теперь члены вашей семьи, такие же как вы и Питер. – Чарли остановилась, чтобы перевести дух. – Что касается внешности Дженни, то нравится вам это или не нравится, но я из ирландской семьи, а многие ирландцы, как вам известно, темноволосые.

Чарли взглянула на Элизабет. Свекровь еле сдерживала бешенство.

– Я могу доказать, что Питер не является отцом ребенка.

Мысли Чарли заметались. «Думай о Марине», – напомнила она себе.

– Вы ничего не можете доказать.

– Для этого достаточно простейшего анализа крови.

– Только в том случае, если у вас будет анализ крови Дженни.

– Я его сделаю.

– А я вам не позволю. Я не разрешу вам прикоснуться к моему ребенку.

– Всегда есть возможность, дорогая.

Чарли встала.

– Мне кажется, вам лучше сначала переговорить с Питером. Он знает, что Дженни его дочь. Вы забываете, что ему тоже придется делать анализ крови.

Элизабет готова была уничтожить Чарли взглядом.

– Питер не пойдет против моей воли.

– Только не на этот раз, миссис Хобарт.

Чарли почувствовала облегчение. Она не могла поверить, что способна быть такой бесстрашной. Она не представляла, какое это приносит удовлетворение.

– Думаешь, ты очень умная, верно? – Элизабет схватила чек и разорвала его пополам. – Мы еще увидим, кто из нас умнее, дорогая. А теперь убирайся отсюда. У меня есть дела поважнее.

Облегчение сменилось растерянностью, и Чарли вышла из кабинета, раздумывая, как долго ей удастся продержаться на поверхности, прежде чем ее засосет безжалостный водоворот неблагоприятных обстоятельств.

– Думаешь, она знает? – спрашивала Чарли Питера, когда он на следующий день вернулся из Гонконга.

Питер покачал головой. Отвернул одеяло и лег в постель.

– Она не может знать.

– Нет, может. А что, если она проверит больницы? Если узнает, что я никогда не была беременна?

– Она считает, что не я отец Дженни, но она не подозревает, что и ты не ее мать.

Чарли устроилась рядом с Питером на широкой двуспальной кровати и накрыла ноги периной.

– Наверное, отец был прав. Такие вещи никогда хорошо не кончаются.

Питер снял очки и положил их на ночной столик.

– Думаю, мама никогда больше не вернется к этой теме.

– Но она выглядела очень решительной.

– Она хотела взять тебя на пушку, но из этого ничего не вышло. Если она заметит, что ты боишься, она будет чувствовать себя победительницей. Мать любит держать людей в напряжении.

Чарли гладила волосы у него на груди.

– Похоже, ты это знаешь по собственному опыту.

Питер повернулся на бок, чтобы Чарли не видела его лица.

– У отца была любовница. – Он рассмеялся. – Думаю, его можно понять. Во всяком случае, мать об этом узнала и превратила его жизнь в ад. Она сказала ему, что, если он не бросит любовницу, она отнимет у него все его состояние. Он расстался с любовницей, но мать постепенно, по частям отобрала все прямо у него из-под носа. Я считаю, именно это его и убило.

– Ты был мальчиком, когда он умер. Откуда ты знаешь?

– Прислуга любит сплетничать.

Чарли начала растирать ему плечи, массировать спину. Постепенно Питер расслабился.

– Может, нам следует обо всем ей рассказать? Может, ей лучше знать правду?

– Ни в коем случае. Если мать узнает, что Дженни дочь Марины, разразится международный скандал. Она способна оповестить об этом весь свет. Она отравит Марине жизнь.

– Ты забываешь, что официально Дженни не является дочерью Марины. Она наша с тобой дочь. Мы удочерили ее по закону. Что, если мы скажем твоей матери только это и не больше? Скажем, что удочерили Дженни, но скроем, кто ее мать?

– Ей покажется подозрительным, что новобрачные немедленно удочерили ребенка, а не попробовали сначала завести своего собственного.

– Давай скажем ей, что я не могу иметь детей.

Питер повернулся к Чарли и посмотрел на нее. Чарли увидела боль в его глазах.

– Я с тобой не согласен. Ты забываешь, что мы хотим иметь детей. Разве не правда, что мы с тобой мечтаем о собственных детях?

– Да, конечно, Питер. Я совсем запуталась и не знаю, что говорю.

– Так что давай действовать. – Он просунул руку под ее ночную рубашку. – Давай не откладывать это в долгий ящик. Как только ты забеременеешь, все забудется. Она примирится с Дженни и с нами тоже. Особенно если у нее будет внук, которому она передаст текстильную компанию «Хобарт».

Чарли обняла и поцеловала Питера долгим поцелуем, отвечая на его ласки.

– Блестящая идея, мистер Хобарт, – шепнула она.

– А пока, – тоже шепотом заметил Питер, – постарайся все-таки завоевать симпатии матери.

Чарли вздрогнула.

– Нет, Питер, из этого точно ничего не выйдет.

– А ты попробуй. Ты умная, красивая, привлекательная. Если ты перестанешь бегать от матери, а покажешь себя с лучшей стороны, я уверен, она полюбит тебя так же, как я.

– Я не знаю, с чего начать.

– А ты хорошенько подумай.

Но в глубине души Чарли не верила, что когда-нибудь Элизабет Хобарт примирится с ней и с Дженни.

Целых два года Чарли безуспешно пыталась забеременеть. Гинеколог объяснил, что у нее загиб матки, это уменьшало ее шансы иметь ребенка, но не лишало надежды.

– Расслабьтесь, – советовал ей врач.

– Расслабься, – твердила ей мать после того, как Чарли все ей рассказала. – У меня тоже загиб матки. И шестеро детей.

Но Чарли не могла расслабиться. Каждое утро она просыпалась с надеждой, что новый день принесет перемены и что ее жизнь станет такой, какой она виделась ей в мечтах. Каждый вечер Чарли молилась, чтобы завтра Элизабет Хобарт смягчилась и сказала ей хотя бы одно доброе слово. Но Чарли напрасно ожидала добрых слов, она их так и не услышала и в конце концов пришла к выводу, что ей все-таки следует благодарить судьбу: как и предсказывал Питер, Элизабет не пошла дальше обвинений. Если холодный взгляд и равнодушие были оружием, с помощью которого Элизабет пыталась запугать невестку, то Чарли готова была терпеть эту пытку. Питер и Дженни стоили такой жертвы.

Пока Питер проводил почти все время в конторе или путешествовал по всему свету, Чарли заботилась о Дженни. Она восхищалась тем, как стремительно росла дочь, какими крепкими и быстрыми стали ее ножки, какой доброй и доверчивой сделалась ее улыбка, какими нежными и ласковыми были ее объятия. Когда Дженни исполнился год, она начала ходить. А очень скоро после этого начала говорить. «Мама» было самым первым ее словом.

Восторг Чарли омрачался лишь тем, что Дженни действительно была совсем не похожа на ту женщину, которую называла мамой, и на своего отца Питера. Чарли грезила о том дне, когда на свет появится их собственное дитя, их плоть и кровь, плод их взаимной любви, а не их любви к Марине.

Однажды, холодным осенним утром 1982 года, Чарли медленно прогуливалась с Дженни, держа ее за руку и приноравливаясь к неровным коротеньким детским шажкам. Они гуляли по парку вокруг особняка и, как всегда, зашли на конюшню. «Лошадка» было любимым словом маленькой Дженни.

Из всех времен года Чарли особо выделяла осень, с ее пожелтевшей душистой сухой листвой, напоминающей ей о чудесных днях в колледже, о веселье и трогательной дружбе, которые она делила с Мариной и Тесс. Она погрузилась в воспоминания о подругах, об их долгих беседах и ужинах с холодной пиццей и не заметила, как их догнал Питер.

– Как сегодня поживают мои прекрасные дамы? – спросил он и поцеловал в щеку сначала Чарли, а потом Дженни.

– Лошадка, – немедленно отозвалась Дженни.

Питер рассмеялся и повернулся к Чарли.

– Мне придется уехать на несколько дней, – сказал он.

– Как, опять?

Казалось, Питер больше отсутствовал, чем присутствовал, словно Элизабет намеренно старалась их разлучить и лишить нормальной спокойной жизни, словно ее целью было постоянно держать их в напряжении.

– Что поделаешь, любимая. Работа есть работа.

Чарли поправила бархатную шапочку на голове Дженни.

– Чем больше ты отсутствуешь, тем меньше у меня шансов забеременеть.

– Ты помнишь, что сказал доктор. Тебе следует расслабиться.

– Как я могу расслабиться, если ты оставляешь меня здесь одну.

– Ты здесь не одна.

Чарли не стала напоминать Питеру, что, за исключением Дженни, она здесь все равно что одна. Уже не раз Чарли спрашивала себя, а не допустила ли она ошибку, не уступив Элизабет тогда, два года назад. Взяв Дженни за руку, Чарли двинулась дальше.

– Я вернусь в конце недели! – крикнул ей вслед Питер.

Чарли кивнула, но не могла заставить себя обернуться и посмотреть ему вслед. Как не могла и посмотреть вперед, на череду предстоящих пустых дней без Питера, пустых дней в особняке Хобартов, где она была не больше чем пленницей.

Она услышала, как Питер бегом догоняет их.

– А почему бы тебе не навестить своих в Питсбурге?