Текст книги "Майада. Дочь Ирака"

Автор книги: Джин П. Сэссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава девятая. Чириканье кабаджа

Приблизительно через час женщины-тени встревоженно подняли головы: дверь в камеру распахнулась и невидимая рука втолкнула Сафану. И хотя она вошла в камеру самостоятельно, это была уже не та Сафана, которую они видели утром. Она нетвердо сделала два или три шажка и схватилась за стену, чтобы не упасть. Платок у нее на голове сбился, полы абайи разлетелись. Страдания, выпавшие на ее долю сегодня, состарили юное лицо: упругие щеки обвисли, покрылись пятнами и раскраснелись. Она страшно сгорбилась, как будто во время допроса ей переломили позвоночник. Безумные, налитые кровью глаза оглядывали камеру.

Муна подбежала к ней, протягивая руки. Она обхватила ее за плечи и выкрикнула:

– Сафана! С тобой все в порядке?

На лице девушки отразилось недоумение; затем она, сильно сморщившись, тихо застонала, скорчилась и упала на пол. Муна крепко обняла ее и позвала на помощь сокамерниц. К ней подбежала доктор Саба, и две женщины-тени медленно отнесли Сафану к постели, которую они для нее подготовили.

Самара, нахмурившись, наблюдала за ними.

– Посмотрите на спину, – предложила она, кивнув головой. – Платье и абайя в крови. – Она показала на лежанку. – Положите ее на живот.

Женщины осторожно опустили Сафану. Оказавшись на полу, она осторожно сняла платье с плеч и закатала его до талии.

Сердце Майады разрывалось от жалости. Она хотела помочь, но когда Самара увидела, что Майада ерзает на одеяле и пытается встать, то приказала:

– Лежи спокойно.

Майада послушалась ее, но привстала, опершись на локти. Она смотрела на спину Сафаны. Начиная от шеи и заканчивая ягодицами, она представляла собой сплошную кровавую рану.

Ее жестоко избили плеткой.

Самара заботливо омывала раны Сафаны. Сначала она осторожно промокнула их сухой тряпкой, а затем, едва касаясь, протерла мокрой.

Сафана гримасничала от боли и тихо стонала:

– Ооооо… Ооооо…

Самара тоже побледнела. Она выглядела очень уставшей, но, нагнувшись к Сафане, прошептала ей слова утешения.

Женщины собрались вокруг Сафаны. Майада видела, что на их щеках блестят слезы.

Муна, которая работала с Сафаной в одном банке, тихо плакала, сжимая руку подруги по несчастью.

Раша сидела на коленях неподалеку от них и раскачивалась взад-вперед.

Доктор Саба наблюдала, как женщины ухаживают за Сафаной. Глубокие морщины около глаз и губ выдавали в ней пятидесятилетнюю женщину.

Майада посмотрела на Сару, и та, почувствовав это, открыла глаза. По сравнению с сокамерницами Сара казалась ребенком. Если бы Майаде разрешили освободить одну из пленниц, она бы выбрала Сару – в конце концов, она всего на несколько лет старше, чем ее драгоценная Фей.

Сара плакала, пока не выплакала все слезы боли, которая терзала ее тело, но физические мучения не закончились. Она слышала, как сокамерницы говорили о дыме, шедшем у нее изо рта, и теперь приглушенным голосом она сбивчиво объяснила:

– Вместо того чтобы пытать меня высоковольтными ударами, они уменьшили силу тока и подолгу прижимали электрошокер к телу. Вскоре я не могла даже закрыть глаза. Казалось, что они сильно разбухли и стали вылезать из глазниц. – Она всхлипнула. – Надзиратели поджаривали меня изнутри. И потому изо рта шел дым.

Самара подняла глаза и сказала:

– Дайте Саре воды. Сара, ты должна пить как можно больше. Твое нутро вылечит только холодная вода. И хватит думать о дыме.

Иман водрузила на нос очки с толстыми стеклами, налила стакан воды, медленно подошла к Саре и, огорченно нахмурив брови, заставила девушку выпить его до дна.

Иман уже исполнилось сорок четыре года. Она была замужней женщиной, одной из старших в камере 52. Она казалась немного полной, у нее была очень бледная кожа. Иман попала в Баладият, потому что пыталась помочь жителям своего района. Она не вступала в партию «Баас», но ее выбрали членом народного совета. Она с энтузиазмом согласилась занять этот пост, потому что ей хотелось помочь людям, живущим по соседству. Но Иман была необразованной и наивной. Она не понимала, что жалобы на разбросанный мусор могут привести к серьезным проблемам. Ее арестовали за «мелочную» критику правительства.

Вафаэ, которую из-за цвета волос прозвали «Томат» (их цвет напоминал нечто среднее между спелым помидором и золотой пшеницей), расхаживала взад и вперед между Самарой и туалетом, опорожняя маленькое ведро и наполняя его чистой водой. Эту женщину арестовали за то, что ее брат бежал в Сирию.

Анвар, высокая женщина с сильными руками, была очень привлекательна – светлые волосы, светло-карие глаза, точеный нос и тонкие губы. Она наклонилась над Самарой и, скривив рот, высказывала свои мысли о том, как остановить кровотечение Сафаны. Майада не знала ее историю, потому что Анвар была молчалива и редко жаловалась на свои несчастья. Она слышала, что сокамерница училась гуманитарным наукам, а затем преподавала социологию. Кроме того, Майада припоминала, что у Анвар есть сестра-инвалид.

Анвар была единственной женщиной в камере 52, которая действительно совершила преступление. Ей нужно было съездить по работе в Йемен и провести семинар в местном институте. Ей не хватило денег, чтобы заплатить за паспорт, и она взяла паспорт сестры – внешне они были очень похожи. Один из родственников захотел выслужиться перед тайной полицией и донес о подлоге. Анвар сказали, что ее ожидает долгое тюремное заключение. Больше всего она переживала из-за того, что сестре-инвалиду приходится в одиночку заботиться о своей семье.

Хайат и Азия, две пленницы камеры 52, стояли рядом, взявшись за руки. Семь месяцев назад их арестовали за то, что пропали две коробки напольного кафеля. Их схватили в офисе компании, которая поставляла строительные материалы и построила большинство дворцов Саддама. Хайат и Азию обвинили в краже. Хайат подписала документ, в котором говорилось, что эти материалы были выданы со склада, а Азия своей подписью заверила, что коробки погрузили в машину.

Хайат было тридцать два года, она жила с братом и его пятью детьми. Она не могла говорить спокойно и все время расхаживала по камере и плакала. Ее глаза испуганно перебегали из одного угла камеры к другому. Этим она напоминала попавшего в силки кролика. Как-то Хайат призналась, что боится выходить на свободу: брат рассердился из-за того, что арест бросил тень на всю семью, и пообещал ее избить.

Азии исполнилось сорок два года. Она была счастлива в браке и родила мужу трех мальчиков. Азия постоянно переживала из-за детей. Она плакала ночью и днем, поясняя, что лица трех сыновей всегда у нее перед глазами. Из-за бесконечных слез у нее под глазами появились фиолетовые пятна.

Майада, которую переполняла тоска о детях, ломала руки, думая о том, увидит ли она еще когда-нибудь Фей и Али или не выдержит пыток, как несчастная Джамила? Майада не боялась умереть от старости, но ей было страшно при мысли о том, что смерть придет к ней сегодня или завтра. Сначала она должна поставить детей на ноги. Они еще такие маленькие и нуждаются в матери!

Она мечтала ощутить прикосновение детской ручки, почувствовать свежий запах волос, прикоснуться к гладкой коже щек. Майада вытерла слезу и повернулась на бок, к стене. Но она не могла уснуть, потому что в камере 52 всегда горел свет и не смолкали голоса.

Майада провела в Баладият меньше недели, но ей казалось, она прожила здесь много лет. Дни и ночи тянулись бесконечно, и она все время вспоминала о прошлой жизни: тогда ей постоянно не хватало времени, чтобы выполнить все дела. А здесь, в тюрьме, ей нечем было наполнить долгие часы. Время превратилось в ее врага, ночи и дни сливались воедино.

Одни сутки были похожи на другие. Вечером женщин пытали или они с ужасом слушали, как пытают других. Они просыпались на восходе и молились. Затем по очереди ходили в туалет и стояли под душем. Потом приносили завтрак, состоявший из безвкусных бобов и заплесневелого хлеба. Если день был удачный и никого не вызывали в пыточную, женщины плакали, молились или вспоминали о дорогих, самых важных людях. После дневной молитвы женщинам давали грязный водянистый рис. Иногда приносили теплый хлеб, который пах болотом – его специально пекли из испорченной муки. И они снова разговаривали, молились, ожидали пыток, ухаживали за теми, кого пытали. После вечерней молитвы им давали ужин – опять бобы и хлеб. А потом они с ужасом ждали ночи, когда тюрьма сотрясалась от страшных криков.

Из всех женщин-теней только Самара все время чем-то занималась, придерживаясь строгого распорядка дня. Если она не лежала без сил после пыток, то мылась, складывала свои вещи или ухаживала за сокамерницами. Самара так заботилась о чистоте, что каждый день стирала одежду или абайю. Другие не обращали внимания на пятна рвоты на платье или застрявшую между зубами пищу, но только не она. Утром, перед душем, Самара раздевалась и стирала одежду. Искупавшись, она надевала мокрое платье и быстро расхаживала по крошечной камере, уверяя улыбающихся женщин-теней, что благодаря движению одежда высыхает так же быстро, как при сильном ветре.

Майада целыми днями хандрила, раздумывала о детях, разглядывала лица сокамерниц или с ужасом смотрела на дверь, ожидая, что она откроется. Других женщин-теней вызывали на допросы и пытки, но о Майаде Аль-Аскари в Баладият, кажется, забыли. Ее не водили пытать или допрашивать. Очевидно, никто не интересовался ее делом.

Майада испугалась, что умрет в тюрьме. Ведь никто не знает, где она находится. Она была на грани депрессии. Теперь она постоянно думала о смерти, которая больше не казалась ей чем-то далеким. После двухнедельного ожидания Майада пришла в отчаяние и начала подражать Азии и Хайат: скрещивала руки, нервно расхаживала по маленькой камере и плакала дни и ночи напролет.

Самара по характеру была доброй, мягкой женщиной. Она всегда давала хорошие советы и пыталась развеселить Майаду.

– Послушай, я хочу, чтобы ты мне верила, – говорила она ей. – Никому в Баладият не удается неделями избегать пыток. Тюремщики узнали, что если они будут с тобой плохо обращаться, их ждут неприятности. Однажды тебя освободят, – она щелкнула пальцами, – вот так!

Майада искоса посмотрела на Самару и, увидев, что она уверенно смотрит на нее, всей душой желая подбодрить, виновато улыбнулась и вновь залилась слезами.

Самара обняла ее и сказала:

– Ты не должна попусту растрачивать силы; необходимо бороться за жизнь. Нужно держать себя в руках.

Но Майада лишилась мужества и уверенности.

И вдруг во вторник утром все изменилось.

Майада спокойно лежала на нарах, разглядывая потолок. Она перевела глаза на крошечное зарешеченное окошко в верхней части стены, ожидая, когда взойдет солнце и прольет в камеру благодатные лучи.

Вдруг ей показалось, что она услышала щебет кабаджа – птички, похожей на куропатку.

В старинной иракской сказке говорится, что если ты слышишь, как поет кабадж, то скоро уедешь оттуда, где находишься.

Сердце Майады забилось быстрее. Она села и, с трудом осознавая, где сон, а где явь, огляделась по сторонам, чтобы понять, слышит ли еще кто-нибудь чириканье. Она почти месяц просидела в этой мерзкой камере и сегодня в первый раз услышала пение птицы.

Кабадж продолжал чирикать. Легкое дуновение ветерка доносило до камеры рулады птички.

Услышав пение, проснулись и другие женщины. Казалось, птичий щебет струится в открытое окно, словно послание от Бога. Счастливая песнь кружилась по камере, наполняя сердца женщин надеждой. Каждая из женщин молилась о том, чтобы кабадж пел для нее.

Самара подхватила мелодию, напевая старинную иракскую песню, которая напоминала щебет кабаджа. Он заливался трелями, и Самара вскочила с нар:

– Послушайте, как он настойчив! Кабадж сидит прямо у окна. Скоро кто-то уйдет из Баладият. – Самара с горящими глазами обернулась вокруг своей оси, внезапно остановилась, простерла правую руку и, указав на Майаду, сказала:

– И этот кто-то – наша Майада.

Несколько дней она находилась в таком подавленном настроении, что ни с кем не разговаривала, и ей не хотелось вторить веселью Самары. Но она любила отзывчивую шиитку и боялась ее обидеть.

– Спасибо, Самара, что подбадриваешь меня. Ты такая добрая! Но про меня просто забыли. Я умру здесь. Это предопределено. Как только я узнала, что буду сидеть в камере 52, то сразу поняла, что это мое последнее пристанище. Эта камера станет мне могилой.

Самара посмотрела на Майаду. На ее милом личике была написана твердая уверенность:

– Я уже несколько дней предчувствовала это, и кабадж подтвердил мою уверенность, – заявила Самара. – Скоро ты отправишься домой. Майада, тебе нужно запомнить наши телефоны, адреса и имена членов семьи. Сейчас. Сегодня. У нас нет ни единого шанса, если одну из нас не освободят. Это произойдет с тобой, и когда ты окажешься на воле, ты нам поможешь.

Майада была слишком подавлена. Она надвинула на лоб платок, чтобы прикрыть глаза от слепящего света лампы. Она была слишком несчастна, чтобы поверить в полные надежд предсказания Самары. Ей было известно, что ее никогда не выпустят из камеры 52.

А кабадж продолжал петь, не замолкая ни на секунду.

После утренней молитвы Самара отвела Майаду в сторону и тихо, но настойчиво произнесла:

– Майада, позволь мне сказать это еще раз. Я сердцем чую, что скоро ты покинешь Баладият. – У Самары всегда был наготове план. – И теперь тебе придется превратиться в попугая. Ты должна запомнить множество имен и номеров. Повтори этот номер: 882-6410.

Майада молча слушала. Кабадж все еще пел, и у нее появилась слабая надежда. Впервые она задумалась о том, что Самара, возможно, права и ее все таки освободят. И потому она покорно повторила:

– 882-6410.

– Значит, так. Позвони по этому номеру и скажи следующее: Самара гниет в Амин Аль-Амма [главное здание тайной полиции]. Ей нужна помощь. Продайте все, что сможете, и дайте взятку охраннику. Это единственный способ. – Самара с блестящими глазами продумывала варианты. – Мои родственники захотят убедиться, что ты звонишь по моему поручению. Вот пароль: как поживает муж Сальмы?

– 882-6410. Самара в Амин Аль-Амма. Ей нужна помощь. Продайте все, что сможете, и дайте взятку охраннику. Это единственный способ. Пароль: как поживает муж Сальмы? – повторила Майада, словно ученый попугай.

– Самара, птица все еще поет! – воскликнула Азия.

Обе женщины замолчали и прислушались. Да, кабадж и правда пел. Это продолжалось уже около часа.

В этот момент дверь в камеру открылась, и охранник необычайно спокойно сказал:

– Майада! Собирайся. Сейчас ты предстанешь перед судьей.

Самара радостно взвизгнула и подскочила к нему.

– А кто ее будет судить? Майаду выпустят на свободу?

– Не твое дело.

Майада подбежала к умывальнику, чтобы привести себя в порядок.

Самара последовала за ней, радостно приговаривая:

– Если судья пришел сюда, чтобы увидеться с тобой, тебя освободят.

Майада начинала верить, что произойдет чудо.

Она собиралась несколько минут, и в это время женщины-тени, преисполнившись надежды, подходили к ней, чтобы назвать телефонный номер, прошептать имена и адреса.

– На тот случай, если ты сразу окажешься на свободе и больше не вернешься в камеру, – объяснила доктор Саба, которая задрала Майаде подол и тщательно записала полусломанной ручкой телефонный номер на нижней юбке.

– Майада! Пойдем! – прокричал охранник.

Майада побежала к нему. Имена, номера и адреса звенели у нее в ушах.

Выйдя из камеры, Майада заметила, что в коридоре ее ждет офицер. Это был уродливый, высокий, грузный мужчина с желтоватой кожей. Когда он открыл рот, чтобы заговорить, Майада заметила, что зубы у него такие же желтые, как лицо.

Офицер отпустил охранника и повернулся к Майаде:

– Как поживаете, Ум Али?

– Разве мы раньше встречались? – спросила Майада.

Он ничего не ответил, но быстро прошептал:

– Меня зовут Мамун. Ваш случай заинтересовал меня. Вчера я видел Фей и Али. Завтра Салам вернется из Хиллы, чтобы присматривать за ними. Вас отведут к судье, который знаком с вашей семьей. Ему поступил приказ закрыть дело. Когда вас отпустят на свободу, не уезжайте из дома, пока я не приду навестить Али. – Подобный визит означал, что им выказано уважение. Али был еще подростком, но считался главой семьи Майады.

Она подняла руку и поправила платок на голове, пригладила платье. Ей предстояла самая важная встреча в ее жизни, а она одета в грязную одежду, от нее плохо пахнет. Она пожалела, что не следила за собой так же тщательно, как Самара. Как неудобно! Она предстанет перед судьей грязной и вонючей…

Пройдя по короткому тюремному коридору, Майада и ее невзрачный спутник повернули налево и оказались у двери из красного дерева. Таблички на ней не было.

Мамун, взмахнув рукой, приказал Майаде подождать.

Он постучал, вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Вскоре дверь открылась, оттуда появился Мамун и скомандовал:

– Заходите.

Майада сделала шаг в комнату. За деревянным столом сидел солидный мужчина. Он показался Майаде смутно знакомым.

– Меня зовут Муаяд аль-Джаддир, я судья, – представился он.

Майада сразу поняла, что этот человек – племянник Адиба аль-Джаддира, министра информации Ирака середины 1960-х годов.

– Как поживает ваша мать Сальва? – вежливо спросил судья.

На лице Майады промелькнула улыбка.

– Насколько мне известно, до моего ареста она поживала просто прекрасно. Не знаю, как она чувствует себя сейчас. Но спасибо, что спросили.

– Мой дядя Аль-Джаддир был близким другом ваших родителей. Он называл себя духовным сыном Сати аль-Хусри.

Она едва заметно кивнула. Теперь она испытывала больше уверенности в том, что этот человек пришел, чтобы помочь ей.

Судья Джаддир зашелестел бумагами, поднял ручку и стал подписывать документы. Он взглянул на нее и сказал:

– Майада, произошла ошибка. Я хочу, чтобы вы вышли отсюда и обо всем забыли. Вы должны стереть эти дни из памяти.

Ее тело содрогнулось при воспоминании о боли, которую она испытала за последний месяц, но она прикусила язык, чтобы не ответить судье, что никогда не забудет Баладият и тысячи ни в чем не повинных иракцев, которые мучаются в застенках. Вместо этого она поинтересовалась:

– А вы знаете, почему меня арестовали?

– Да, знаю. Один из ваших сотрудников напечатал листовки, призывающие свергнуть правительство. Однако этот случай доказывает, что в Ираке есть справедливость. Лучше просто забыть о том, что случилось.

– Значит, сегодня меня выпустят на свободу?

– Мы постараемся, чтобы это произошло как можно скорее. Пока возвращайтесь в камеру. Надеюсь, вас будет утешать мысль о том, что скоро вас освободят. – Судья положил ручку и мягко добавил: – Знаете, я приходил к вам домой в 1980 году вместе с Абу Али. – Он имел в виду Фадиля аль-Баррака, старшего сына которого звали Али.

Майада еще раз кивнула. Теперь она смутно припоминала их визит. Она поняла, почему судья назвал доктора Фадиля «Абу Али» – ведь Саддам обвинил его в шпионаже. Ни один здравомыслящий человек в Ираке не признается в том, что был знаком с человеком, которого обвинили в государственной измене и приговорили к смерти.

– Спасибо. До свиданья, – сказала Майада и вышла за деревянную дверь.

Мамун поджидал ее.

– Погодите, – велел он, еще раз зашел в кабинет и быстро вернулся с папкой, в которой лежало дело Майады. Офицер наклонился к ней. И хотя он вел себя очень любезно, его лицо по-прежнему пугало Майаду.

– Вашим документам необходимо дать ход, – заявил он. – Охранник отведет вас в камеру 52. Я приду, когда настанет время отпустить вас домой.

Майаде не терпелось узнать, когда она вновь увидит своих детей, и она рискнула еще раз спросить:

– Когда же это случится?

Мамун нетерпеливо скривил лицо. Нависнув над ней, он рявкнул, выкатив грудь:

– Я уже говорил: когда документы будут готовы. Сегодня, завтра, через день. Возвращайтесь в камеру и ждите. – Офицер щелкнул пальцами, подзывая охранника, а сам ушел.

Когда Майада семенила к камере 52, она едва верила в то, что случилось с ней сегодня. Сначала запел кабадж, затем она встретилась с судьей. Она едва поспевала за быстро шагающим охранником, потому что ей не терпелось поделиться с Самарой и другими женщинами-тенями хорошей новостью.

Как только она вошла в камеру, кабадж перестал петь.

Женщины взглянули на зарешеченное окошко. Они были поражены.

Рула, которую арестовали за то, что она читала Коран на работе и часто молилась, сказала:

– Бог прислал кабаджа, чтобы напомнить нам о своей власти.

Несколько женщин кивнули в знак согласия.

Самара, широко улыбнувшись, сделала шаг вперед, раскрыв объятия:

– Мы больше не можем пребывать в неизвестности! Скажи нам!

– Самара была права, – объявила Майада. – Кабадж прислал весточку от Бога. Меня отпускают на свободу!

Самара несколько раз повернулась на цыпочках, словно искусная балерина.

В камере раздались приглушенные возгласы женщин-теней. Они обнимались и плакали. В суматохе очки Иман соскользнули у нее с носа. Секунду она судорожно искала их на полу и, к счастью, нашла невредимыми.

– Без них я ослепну, – с улыбкой сказала Иман, водружая на нос тяжелые очки.

Даже Сафана и Сара, хотя они еще не пришли в себя после пыток, сели на нарах и, улыбаясь, поздравили Майаду.

– Ты позвонишь моей матери? – прошептала Сара.

– Да, Сара, обязательно, – улыбаясь, ответила Майада.

Самара так обрадовалась, что запрыгала по камере.

– Она позвонит всем нашим матерям! – Самара схватила Майаду за руку. – Рассказывай! Рассказывай! Когда тебя отпустят?

– Судья ничего не сказал. Когда я была в кабинете, он подписал документы, но офицер заявил, что им нужно дать ход.

– Чудесно! – нараспев произнесла Самара. – Значит, пройдет не больше десяти дней.

Майада нахмурилась, услышав ее слова.

– Десять дней? Я думала, меня освободят сегодня или завтра. Я не смогу вынести еще десять дней.

Самара обхватила лицо Майады маленькими ладошками.

– Всего десять дней! – Она кивнула на женщин-теней. – Каждая из нас отдала бы руку или ногу, – слабо улыбнулась она, – а может, и руку, и ногу за то, чтобы нас выпустили отсюда через десять дней.

– Ты так обрадовалась, как будто тебе отдали все богатства Ирака, – со счастливой улыбкой заметила Майада.

Ни одна из женщин-теней не завидовала удаче Майады. Никто не злился на нее за то, что она покидает тюрьму, тогда как им предстояло провести здесь немало времени.

Майаде стало стыдно перед этими самоотверженными женщинами за свою черствость. Она огляделась по сторонам, и у нее болезненно сжалось сердце. Ей отчаянно хотелось выйти за дверь тюрьмы, чтобы соединиться с Фей и Али, но она с болью думала о сокамерницах.

Наверное, Самара умела читать мысли. Она сказала:

– Майада, ты ни в чем не виновата. Мы рады, что ты уходишь, хотя будем скучать по тебе. Ты поможешь нам выбраться отсюда.

Женщины-тени, кроме Сары и Сафаны, собрались вокруг Майады.

Муна озвучила то, о чем думала каждая из них:

– Майада, не забывай нас, когда выйдешь отсюда. Поклянись Аллахом, что когда-нибудь ты расскажешь миру о том, что происходило в этой камере.

Майада обняла Муну и пообещала:

– Клянусь Аллахом, что однажды люди узнают наши истории, Муна.

Здравомыслящая Самара посмотрела на Муну, потом на Майаду.

– Это, конечно, прекрасно, что люди узнают, но сейчас самое важное – чтобы Майада позвонила нашим семьям, – сказала она. – Теперь мы точно знаем, что она скоро нас покинет, и потому нам немедленно нужно приступить к заучиванию, – заявила она и с улыбкой посмотрела на Майаду. – Ты наш единственный шанс.

Майада продолжала надеяться, что ее освободят раньше, чем предсказывает Самара, и потому она решила как можно быстрее запомнить номера телефонов.

– Да, Самара, ты права. Давай начнем сегодня вечером.

– Главное, чтобы ты позвонила нашим родственникам и сказала, где именно нас держат. Это первый ключ к освобождению, Объясни, что они смогут помочь нам, только если дадут взятку. Возможно, им придется продать землю или машину. Почти все охранники берут взятки.

Но, Майада, ты должна говорить быстро. Ты же знаешь, что телефоны в Ираке прослушиваются. Сообщи то, что нужно, и повесь трубку. Не жди, когда тебе зададут вопрос, и не отвечай на него. Никогда, ни в коем случае, не называй своего имени. Если тебе захочется утешить наших родных, вспомни, что твоя доброта приведет к тому, что их тоже арестуют.

Самара все продумала.

– Сегодня ты заучишь как можно больше имен и номеров телефонов. Остальные – завтра. Я буду проверять тебя каждый день, пока ты не уйдешь. Мы хотим, чтобы ты запомнила все номера, – настойчиво повторила Майада.

Это была необычная ночь. Женщины отвели Майаду в самый дальний угол, чтобы охранник в коридоре не подслушал странные бормотания, которые доносились из камеры 52.

Первой была Алия. Ее прекрасное лицо светилось от радостного ожидания. Тюрьма разлучила ее с маленькой дочкой. Она не видела Сузан больше года. Узнав о скором освобождении Майады, она представила счастливое воссоединение с любимой дочерью.

Следующей была Раша. Она, нахмурившись, как обычно, злым шепотом назвала адрес и телефон.

Майада решительно настроилась запомнить каждый номер, каждое слово. Женщины подбадривали ее. Майада знала, что Алия и Раша провели в тюрьме почти три года, и конца заточению не видать.

Добрая доктор Саба озабоченно проверила нижнюю юбку Майады, чтобы убедиться, что на ней можно разглядеть номер, который она записала. Она попросила Майаду не стирать ее (хотя это было совершенно лишнее), пока не позвонит ее семье.

Иман нервно повертела очки в руке и четко, медленно назвала свой адрес и телефон.

Вафаэ, перебирая самодельные четки, несколько раз повторила информацию, пока Самара не попросила ее уступить очередь сокамернице.

Следующей была Иман – красивая девушка двадцати восьми лет от роду; она была похожа на Элизабет Тейлор – белоснежная кожа, черные как уголь волосы и глаза глубокого сапфирового оттенка. Иман была такой миниатюрной, что казалась подростком. Она сообщила координаты, а затем рассказала Майаде историю ареста:

– Я не собиралась нарушать законы Ирака, но мои мучители утверждают, что я критиковала Саддама Хусейна, – объяснила Иман. Майада знала, что негативные высказывания о президенте караются страшной казнью: Иман могут отрезать язык. Она молилась о том, чтобы помощь родственников не запоздала.

Май – смуглая женщина тридцати пяти лет с короткими темными волосами, красивыми раскосыми глазами и тонкими чертами лица, сказала, что ее преступление состояло в том, что она «привечала коммунистов», хотя, насколько было известно Майаде, ее сокамерница ни разу не видела ни одного коммуниста. Май долго сидела с ней, потому что боялась, что Майада забудет ее номер: 521-8429.

После полуночи ей стало сложнее запоминать информацию. Самара пообещала женщинам, что они продолжат завтра.

Когда Майада ложилась спать, то, как ни странно, чувствовала себя очень подавленной, – хотя днем произошло такое счастливое событие! Ее мучила ужасная мысль о том, что в тюрьмах Саддама ни в чем нельзя быть уверенной. А что, если чиновники пересмотрят решение об освобождении? Она будет сомневаться в том, что получит обещанную свободу, пока не уйдет из Баладият.

Она проснулась со щеками, мокрыми от слез. Ей приснился кошмар, в котором мужчина с кинжалом уводил ее от детей.

Утро подарило еще один сюрприз. Когда женщины закончили читать молитву, дверь в камеру 52 с грохотом открылась, и охранник рявкнул:

– Майада! Выходи!

Она так поразилась, что не могла двинуться с места.

– Майада! Тебя освобождают! – заорал он снова.

Самара, вспомнив, что Майада затвердила не все телефоны, быстро придумала отговорку, чтобы на несколько минут задержать ее в камере.

– Она сказала, что должна воспользоваться туалетом. Подождите ее, пожалуйста.

Охранник с отвращением посмотрел на женщин и захлопнул дверь.

– Пять минут! Не больше!

Самара быстро оттащила Майаду в дальний угол камеры и сказала:

– Повтори все номера, которые ты запомнила. Скорее! А я пока соберу остальные. – Самара запаниковала. – У тебя мозги Аль-Аскари, смотри, чтобы они нас не подвели!

Майада прекрасно помнила истории большинства женщин, и потому ей не нужно было запоминать названия городов или районов, где они жили. Она просила их называть только основные имена и телефоны. Самара построила сокамерниц в очередь, а Майада, вспомнив о Саре, которая не могла встать с постели, подбежала к ней и легонько дотронулась до плеча:

– Сара, скажи, как мне связаться с твоей матерью? Быстро!

Девушка медленно подняла голову.

– Да-да, Майада. Пожалуйста, передай ей, что я здесь. Передай, чтобы она спасла меня. Позвони по номеру 422-9182. Она держит ключи под желтым горшком рядом с кактусом. Так она поймет, что это я тебя прислала.

Сара так ослабела, что едва сидела.

– Уверена, твоя мама даст кому-нибудь взятку, – успокаивала ее Майада. – Она вытащит тебя отсюда.

На миловидном лице девушке показалась улыбка.

– Да. Мама мне поможет. Она продаст землю и заплатит, чтобы меня выпустили. Она так и сделает, как только узнает, где я нахожусь. – И Сара опять обмякла на постели. – Передай, что я буду ждать. Буду ждать.

Тем временем Самара упросила женщин-теней встать в очередь.

– Майада! Иди же!

Майада быстро подошла к ним.

Рула стояла в очереди первой. Она нагнулась и крепко обняла Майаду.

Простодушной Руле исполнилось двадцать пять лет, она не была замужем. Ее обвинили в том, что она – исламская экстремистка. Она судорожно оправдывалась, объясняя Майаде, что коллеги донесли на нее, потому что она часто читала Коран и молилась в офисе в положенное время.

Майада пообещала Руле, что сделает все, что сможет.

Амани – замужняя женщина тридцати двух лет; смуглая кожа, румяные щеки, светло-каштановые волосы. Так же как Раша, Амани оказалась в тюрьме, потому что потеряла свой паспорт.

Следующей была Анвар. Она долго благодарила Майаду.

Хайат и Азия стояли рядом, и их глаза горели надеждой.

Майада старалась запомнить множество номеров за несколько минут. У нее упало сердце, когда она осознала, что никогда их не запомнит.

– Возьми у доктора Сабы ручку, – попросила она Самару. – Я запишу остальные на нижней юбке.

Самара быстро принесла ручку, но она почти не писала. В ней не осталось чернил.

В дверь опять замолотили.

Охранник, стоящий в дверном проеме, – не тот, который должен был проводить Майаду, – злобно рявкнул:

– Самара! На выход!

Ее вызывали в пыточную. Все женщины-тени вздрогнули от ужаса, и по камере разнесся слабый стон.

У двери появился другой охранник – тот, который раньше приходил за Майадой.

– Майада! Пошли! Тебя освобождают! – крикнул он.

Последние секунды, которые Майада провела с женщинами-тенями камеры 52, быстро пролетели. Самара встретилась глазами с Майадой, и ее прекрасное лицо помрачнело. Они с искренней любовью смотрели друг на друга. Самара раскрыла объятия и притянула к себе Майаду. Они расцеловались, и Майада прошептала: