Текст книги "Ночной бродяга"
Автор книги: Джин Гарду
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Ночной бродяга
Часть первая
Джин Гарду
© Джин Гарду, 2014
© Андрей Гордиенко, иллюстрации, 2014
© Кахабер Магалашвили, иллюстрации, 2014
РедакторОльга Войтенко
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
1
Имя, данное мне при рождении, – Рокамадур. Я не шучу! И не знаю, кого из предков винить за это. Своим призванием, оглядываясь на пройденный путь, могу назвать – реставрацию подушек. Я снова не шучу и могу с уверенностью сказать, что это выходит у меня лучше всего. Откуда этот поток клиентов я не знаю, но они неизменно возвращаются и приводят новых, вот уже долгие годы.
Мне тридцать лет. Я перспективный и амбициозный реставратор подушек, я поддерживаю силы человеческой привязанности и это, сказать по правде, не легкий труд.
Наткнуться на мой трейлер вы могли на улицах… и со вторника по пятницу с 09:00 до 16:00. Основной обязанностью назовем «усердное ожидание». «Этап подготовки» состоит из двух фаз: 1) перманентное созерцание картины Ренуара «Бал в Мулен де ла Галетт» (разворот из старой газеты). 2) прочтение всевозможных книг, а так же просмотр кино и сериалов. Этот, важнейший из этапов, непреложен и бесконечен!
«Этап предвкушения» состоит из одной фазы: я жду клиентов и, в это время, размышляю о своей жизни. Все идет своим чередом – моя жизнь насыщенна всякого рода раздумьями и никак не действиями. Зачем? Мой мир до меня построили родители, а до этого их родители… А я чертовски хорош в созерцании и обдумывании! Будущее пускай строят другие, у меня же есть уйма времени и тонны информации, которую нужно поглотить, переварить и высрать. Но я никак не «прожигатель жизни»! Прошу не путать!
«Этап действий» также состоит из одной фазы: берем подушку, потрошим ее и наполняем перьями. Все. Закончено.
Когда «пациента» укладывают на мой стол, зяблого, иссохшего и засаленного, я, первым делом, вспарываю живот «пером» – так называется нож, который, еще в детстве, я украл у миссис Доре, которая жила в нашем доме. Далее я использую насос, чтобы уставшие и потрепанные перья отправить вслед за ангелами, в урну. В эти моменты перед моими глазами оказывается картина Отца (он художник) : гигантский триптих, натянутый на старую оконную раму, состоящую из двух разворотов – «Демон, вырывающий перья из крыла Ангела». Где-то глубоко-глубоко, в царстве мертвых, возле бездонной урны для перьев, край которой сверженный Ангел задевает своим крылом, в сладостном раздумье сидит Демон. Крылатый сложен пополам на его колене, как непослушный мальчишка на колене отца. Острые, черные, длинные когти беса, держат перышко, острием повернутое к его козлиной бороде. Он запечатлен в момент гурманского предвкушения – в его распоряжении вечность.
После, я вытряхиваю засосанные перья из картриджа в насосе, наполняю его новыми перьями и вставляю обратно. Я наполняю подушку наполовину и откладываю в сторону. На швейной машинке, почти до конца, сшиваю края подушки и вновь включаю насос, в этот раз, заполняя пространство полностью. И последний штрих – заштопываю наполненную подушку. Нить использую белую, так как большинство подушек создавались белыми и только со временем пожелтели. Я думаю: если перья новые, так почему бы и нить не использовать белую?! Белый – цвет чистоты.
В детстве, в моем «Мире прошлого», Отец, как-то раз, взял меня с собой к реставратору подушек на улице…. К единственному и неповторимому мастеру своего дела, к которому я, вскоре, прилип в качестве ноющего и любознательного подмастерья. Правды ради стоит сказать, что идея Графу (так друзья звали моего родителя) не принадлежала – это все секс с одной из любовниц. У нее было розовое тело, розовая одежда, розовые зрачки, розовая аура… Розовый – цвет желаний. Отец уже тогда, мне было лет семь, был весьма откровенен в общении со мной, и потому, отключив к черту стариковскую моралистическую опеку, выдал: «Она любит кувыркаться на подушках. Мы их порядком износили…» Тогда я понятия не имел, что значит «кувыркаться» и не придал этому никакого значения. Также, до сих пор взять в толк не могу, почему нельзя было купить новые?! Мы жили скромно… в особняке под названием «Фира». Так или иначе, изношенные подушки помогли мне найти цель жизни. Детство – окрашено в розовый цвет.
Я внимательно следил за каждым движением Мастера и находил его род деятельности весьма и весьма интригующим. Мне, уж точно, была не по нраву мысль стать космонавтом или врачом. Потому, в следующий раз, когда пришло время забирать подушки назад, я принес Мастеру подушку для иголок. Она была сделана грубо и безвкусно и, ожидаемо, получила негативный отзыв: «молодой человек, нет в вашем изделии души!» Тогда я все воспринимал очень прямолинейно и уже на следующий день сшил куклу, ведь что еще, если не кукла, может обладать душой? Она ведь похожа на человека! Со второй попытки прокатило и я был допущен к таинствам дела.
Сейчас расскажу… Тогда, я закончил шить куклу. Уже не первую, но не хочу говорить – «очередную», и не последнюю. Тогда, род этих взаимоотношений можно было назвать «Полузабытый роман» : минус патетики, больше чувственности (еще одно вот такое пошлое словечко). Хотя, в действительности, лучший эпитет – «убийство». Убийство прошлого… Мой странный способ прощаться. Кто-то рыдает на плече, кто-то пишет письма, кто-то оскверняет любовь дружбой, ну а я – шью куклы и оставляю их у двери в знак расставания. Казнить меня, нельзя помиловать!
Окно выходило в укрытый маленький дворик, такие, как бывают в Лондоне, или во Львове, в Праге, колодцеобразный дворик: казалось, будто окно – это дверь лифта, медленно ползущего чуть-чуть, и еще немного, но неизменно вниз, и я вот-вот поравняюсь взглядом, бездумно устремленным в красный мерцающий огонёк сигнализации, с ночным бродягой у моего парадного. Но этот «лифт» недвижен, а потому я застыл «посреди»… Луна сверлит макушку, ноги топчут пол, я прикован к синему огоньку, а бродяга продолжает путь и покидает дворик. Домохозяйки называют это «релаксацией»… ну а мне, всего-то нравится красный и синий цвета огоньков от сигнализации в моем колодцеобразном дворике.
Я расскажу обо всем случившемся оттуда – из «Мира релаксации», в своей спокойной манере, потому что, мой читатель, больше не осталось поводов для волнения, хотя, черт возьми, рассказ, конечно, будет субъективным.
Я был безмятежен и решителен: наступил тот самый день. Кукла завершена, а значит, пришло время прощаться с подругой сердца, с подругой детства, подругой в постели, с подругой жизни… «Дамой сердца», если угодно. Я решил подарить куклу Клем и потому закрыл свой трейлер на неопределенный срок, чтобы не отвлекаться на работу. Так и написал на двери: «Прошу простить, временно не работаю – занят очень важным делом!» Но отвлекло меня другое: тем самым утром в дверь моей квартирки постучали… я ударил со своей стороны, выбивая ритм утренней пульсации в висках, и в ответ опять послышался нетерпеливый звонкий стук. Я открыл.
Глуповатая улыбка обнажила 25—26—27—28—29—30—31—32. Ровно 32! – белоснежных, коммерчески-убедительных зуба.
– Мы собираем денежки! – она говорит с улыбкой.
– И зовут тебя… «Мне нужны денежки» – я говорю.
– Должно быть, это остроумно… – она замешкалась, – но, верно – меня зовут Клаудия.
Это имя кажется чересчур мелодичным для человеческого слуха. Не так ли? Как можно так обозвать свою принцессу? Ирония в ее словах… ах, эта ирония в словах… не могу сказать, что ее слова, интонация, улыбка были вестниками скорых перемен, отнюдь, ее визит не сказал мне ровным счетом ничего. Уже очень давно я не говорил с людьми. Однако в этот день, все должно было перемениться, ведь я, спустя два года, решился подарить куклу Клем.
– Я собираю денежки в помощь Казино, – она продолжает.
– Да, да, конечно, – я отвлеченно киваю.
– У нас там можно выиграть шляпку. Мы там на шляпки играем!
– Ну как же иначе, – улыбаюсь.
– Владелец казино Эдван Дедье, очень беспокойный тип. Мы его называем «Ошпаренный». Мы в казино живем. Много людей там живет. Мы не хотим играть на деньги – мы играем на шляпки!
На устах пляшет слово «проза». Что за черт?
– Ага, я все понял: денежки – шляпки – казино – люди. Все понятно, конечно.
– Вот ты придешь в Казино и сможешь выиграть! – она продолжает, – Многие выигрывали. Придешь, и поставишь ценнейшее в своей жизни. Придешь, и выиграешь шляпку. Я эти шляпки шью для тех, кто выиграл. Всем нравятся мои шляпки!
– Нисколько в этом не сомневаюсь.
– Мне нужны денежки! Я хочу шить шляпки. Денежки пойдут на шляпки.
Проза, проза, проза… «Мир прозы», как-то так…
– Идем в казино. Бери денежки и идем в казино! – сверлит своим писклявым голоском, причиняя невыносимую боль.
– Да, конечно, конечно.
Побойся бога, Клаудия! На дворе сказочный рассвет! К чему этот визг?!
Я спустился взглядом к ее ножкам. Клаудия, хочу заметить, у тебя потрясающий за… Ваши чресла весьма обольстительны, мисс Клаудия! И пока я рассматривал ее фигуру, в памяти всплыли стройные ножки учительницы английского языка старших классов, доводящие меня до неистовства. Эти ножки научили меня всего паре слов, но дали представление об «истинной красоте». Теперь картины Тулуз Лотрека 22
Граф Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа (1864—1901) – французский художник-постимпрессионист из графского рода Тулуз-Лотреков, мастер графики и рекламного плаката.
[Закрыть] – это ножки англичанки, сонеты Данте – это ножки англичанки, короче, вся красота мира – это ножки англичанки. Но только той – молодой англичанки, а не той, которую я встретил недавно в таксопарке, эта больше смахивала на поношенную обувь молоденькой англичанки. Глядя как угасла ее красота, мне захотелось навсегда проститься с образом этой старухи и встречаться с ней молоденькой только в памяти. Я сшил ей куклу и передал ее через таксиста, который по вторникам и субботам подвозил старую англичанку к дочке, живущей в пяти кварталах от таксопарка. У дочки тоже стройные ножки. Жить без этой красоты невозможно! Мы с моим Другом часто любовались ножками англичанки, и даже тогда, когда я жил с Клем в Белой комнате. Это он, Друг, научил меня сарказму в том виде, в котором его запоминают люди на операционном столе.
Раз, два, три, четыре, пять, шесть… я забываю обо всем и следую порядку. Передо мной эта девка… Клаудия! Точно, ее зовут Клаудия! Она терпеливо ждала пока я приду в себя. Я открыл глаза и молча вернулся в квартиру. На подоконнике в спальне лежала кукла, неподвижно молча – она молчаливая такая! И глаза вишневого цвета. Ее зовут Клем. Мы познакомились в «Фире», у нас за пазухой целая история. Удар был сильным! – глаза мне шепчут. Чертовски верно: я вышел из Белой комнаты, обернулся и увидел в ее чертах куклу из мешковины, с неестественно длинными трехпалыми руками и разноцветными плетеными косичками, связанными серым платком. Она должна быть одета в пончо из бело-голубой ткани в клетку. Она приехала из Австралии, а в глазах ОГРОМНЫХ РАЗМЕРОВ НАДПИСЬ – «ФРАНЦИЯ». Глаза пуговичные, вишневого цвета. Она танцовщица, она ждет чуда от Франции. Но никто не узнает выдуманную историю этой куклы, она создавалась для одной цели – сказать свое имя и проститься. Куклу зовут Клем.
Я взял с собой ее и деньги, целую ясельную группу денег, и вышел к Клаудии.
Мы втроем идем в Казино. Кукла, как обычно, молчит, а Клаудия без умолку рассказывает об этом «сказочном» казино и его владельце Эдване Дедье. Об этом «Ошпаренном». А я шагаю прямо, уверенно чувствуя почву под ногами. Я не сказал Кукле, что подарю ее Клем: спустя столько лет, я разорву с ней, с Клем, всякого рода связь и память о нашей жизни вдвоем, и память о той ночи, когда все поменялось… – все отдам кукле. Я начиню ее вязаную головку тревогой, больным разумом и заботой о делах сердечных… Сейчас – «Мир прозы» и мы втроем идем в казино… Я, конечно, не знал тогда, сколько кукол поселится в моей голове, скольких подарю… Тогда глуповатая улыбка Клаудии не предвещала ничего плохого.
Погода была ясная. По дороге нам встретился весь цвет босховского бестиария, словно в последней сцене «In Bruges» 33
«В Брюгге», также известный как «Залечь на дно в Брюгге» – фильм Мартина Макдонаха 2008 года.
[Закрыть]: неслыханных размеров головы, хоботы, копыта, уши, зубы, губы, хвосты, горбы и прочее, прочее, прочее… а еще, «вампиры», «оборотни» и всякая другая живность, находящаяся в разных порочных связях… я никак не мог прогнать эти «сумеречные» образы из головы потому, что мое воображение всячески угнетали и дразнили их портретами с экранов, билбордов, обложек журналов. Бледными вампирскими рожами, они облепили здания, которые своей длинной, уродливой тенью съедали наши шаги, подталкивая поскорее забежать внутрь. В одном из таких домов, с омерзительной десятиметровой рожей, скрывающей дивный фасад здания, жила Клем. Еще два года назад, когда бледнолицый своим портретом не закрывал нам вид на ботанический сад, я жил вместе с ней в этом доме, в той самой Белой комнате…
Мы пробились сквозь толпу единорогов к ее парадному, я попросил Клаудию подождать и взбежал на последний этаж, чтобы подарить свою подругу последнему «убежищу», – своей Клем.
Внутри было пусто – она ушла. Наверное, гуляет в саду.
Я смотрел в окно парадного вниз: на игуанодонов, на утконосов, на разнообразную живность, что толпилась у входа, где Клаудия терпеливо ждала меня, отбиваясь от навязчивых животных-людей-животных. Так мы с Клем отбивались от разъярённых мужчин не «облегченной» судьбы, в туалете кафе «Эсквайр», в котором висела табличка «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Поскольку мы были единственные не «титулованные» посетители кафе, за «прелюбодеяние» в общественном месте – нас хотели повесить. Этот «ублюдочный феодализм» я попытался оспорить, впопыхах натягивая на себя штаны, а Клем оглушительно хохотала. Я заявил «дворянам» о своем несогласии с денежной компенсацией военному долгу, предложил вступить в наши ряды и уединиться в других кабинках, но штурм продолжился. Я истерически смеялся, когда эти толстосумы пытались меня догнать и указать мне мое место. Их дамы гневно глазели на нас, а мы со смехом перечисляли все основные события, связанные с родом Йорк 44
Йорки, Йоркская династия – королевская династия, ветвь Плантагенетов, пришедшая к власти в Англии в ходе войны Алой и Белой розы и правившая с 1461 по 1485 год.
[Закрыть] в «Войне Роз» 55
Война Алой и Белой розы – гражданская война 1455—85г. Много знати погибло в борьбе за власть между сторонниками двух ветвей династии Палантагенетов – Ланкастеров и Йорков. Война завершилась победой Генриха Тюдора из дома Ланкастеров, основавшего династию, правившую Англией 117 лет.
[Закрыть]: смерть Ричарда, побег Эдуарда в Бургундию и т. д. Готов поспорить, что такого экскурса в историю Англии они не ожидали, но, надеюсь, что таки «облегчились», не тая на нас зла.
Я словил себя на том, что вслух рассказываю эту историю Кукле. Она по-прежнему бредила Францией, выпучив свои вишневые глаза.
– Дождешься ее? – спрашиваю. – Скажешь ей, что я буду в Казино, попытаюсь выиграть для нее шляпку. Скажешь ей, что это «Мир прозы»…
Я был уверен, что Кукла все в точности передаст Клем, и мы с Клаудией сможем продолжить путь меж стада бегемотов к сказочному, а может и несуществующему, Казино, где чокнутые играют на шляпки.
2
Мы идем по мостовой, ноги вязнут в камне, а она болтает о шляпках на омерзительно повышенных тонах.
– Могу сшить пару шляпок для Ваших кукол! Могу сшить! Назовите цвет. Головы у них стандартного размера? – спрашивает.
– Взаимоисключающего, – отвечаю.
На секунду она застыла в недоумении и в чертах ее лица вырисовалась мордашка милого пони. В какой-то момент я, даже, задумался над тем, что ответ прозвучал слишком грубо, и мне хотелось сосредоточиться на этой мысли, понять: почему я так отреагировал и почему Клаудия выглядит как пони. Я задумался над тем, почему в «казино» играют на шляпки и требуют денег, и почему их требуют именно от меня, и зачем я иду туда? Но в тот день, в тот самый день, любое размышление приводило меня к «Миру прошлого». Я иду в казино, потому что мне нужно идти – это движение вперед. Беги, Рока, беги! Только что, ты нашкодничал, подлец! Что за игры с куклами? Будь мужиком и позвони Клем…
Мой внутренний монолог прервал тот тип! Он увел их, увел всех, – всю ясельную группу. Он перетянул на свою сторону горизонт, как канат, и все деньги ушли к нему. Когда я опомнился, силуэт убегающего вора начал расплываться в закате. Клаудия?! Клаудия и не заметила ничего, все продолжала трепаться о Казино, о шляпках, о деньгах на шляпки.
– Услышь меня! – кричу – Деньги на шляпки ноги делают! – она замолкла.
Для меня погоня – это погружение в сон: нарастающая тревога перед силой воображения с каждым вдохом открывает взгляду новый мир, пародию на «Чудо» в том понимании, в котором мы привыкли видеть свое детство. Я бью сердце об асфальт, как баскетбольный мяч, – надежда расщепляется на миллионы беспокойств – я ускоряю шаг – мне нечего терять, этот гад забрал все, – всю ясельную группу, все мои деньги – я тяну руку – не достает всего пару сантиметров, позади кричит Клаудия – небо вспыхивает красным – я кричу от боли, от падения – вся ясельная группа обступает меня – зажав деньги в кулак, он бьет меня по лицу и испаряется – я тянусь за баскетбольным мячом, взлетевшим до небесного купола – я делаю усилие над собой, я продлеваю шаг на миллиметр – и вступаю в новый мир – я настигаю вора у порога в… – Клаудия кричит позади: «Это Казино!» – вор падает без сознания – я держу его за волосы – я бью его головой об косяк гигантской двери – я бью его с безумным усердием – я бью его за Клем, за Друга, за Брата, за Отца… – двери открываются и целая толпа каких-то хиппи, втаскивает бездыханное тело внутрь – я не отпускаю…
Боязливые люди отвели меня подальше, вглубь зала. Клаудия наконец-то входит внутрь и безмятежно подходит к телу вора, тот валяется – ни шороха… я думаю, она психически не здорова… его кожа морщится от засохшей крови, на голове воспаляется открытая рана, он почти не дышит. Она разжимает кулак вора и берет все мои деньги, вся ясельная группа чешит за ней. Огромная толпа пялится на меня. Честно говоря, наплевать на это! Вор лежит неподвижно, а меня, по-прежнему, держат за руки и все трусливо молчат.
Я взглядом ищу Клаудию – она исчезла. Я даю себе слово: НИКОГДА, НИКОГДА, не шить ей куклу, теперь мы связаны с ней навеки. Я купился на человеческий взгляд. На рожу милого пони в ее чертах, на глупость про шляпки и казино… Клаудия взяла куш! Я, самый богатый реставратор подушек в истории – и меня обокрали. Здравствуй, самый богатый реставратор подушек!
Синий огонек бьет по глазам, сквозь пелену слез я вижу надписи на стене, – очень много надписей, я вижу одинокие столы, держащие, как Атланты, горы шляпок, я вижу множество лестниц на второй этаж, расставленных с такой небрежностью архитектора, с какой дети переставляют фигурки на шахматной доске. И свет в зале исходит снизу, из под ног… Эти люди здесь живут? Вид у них такой сопливый…
Но в момент моего созерцания, вспыхнул встречный взгляд. Я понял происходящее не сразу…. Судорожно заглядывал в глаза окружающим, смотрел на отзывчивость, на понимание, но видел лишь огоньки, – синие и красные: программа релаксации. Синий мигает со счетом раз-два, красный вспыхивает только на три… раз… два… три… среди огоньков блеснули глаза, я замечаю этот огонек, потому что грелся им три года к ряду. Столь знакомые и горячо любимые… за доверие, за желание распрощаться, за оставшуюся у меня еще надежду на всяк в нее входящего. Она держала мою подругу у сердца, а та молила меня: «Отпусти! Отпусти во Францию!», а я в ответ прошептал: «Отпустил».
Клем протянула мне куклу… Клем. Последнее ребро в моем животе. Клементина Доре. Клем протягивает Клем. Я бессилен, страх сжирает меня при этих звуках, будто чума, я слышу букву «К» и это значит Клем. Та, что бросила меня на обочине два года тому назад, которую я не видел и не знал все эти два года, – протягивает куклу. Будто контрибуция, выплата, признание отсутствия… Клем сшила куклу, два года тому назад, и попрощалась в моей манере со мной самим. Клем протягивает Рокамадура Рокамадуру. Я должен был сшить куклу ей в ответ. Даже спустя два года она должна вразумить, что и я простился с ней.
Клем протягивает куклу, сквозь толпу хиппи, с видом: «только ты и знаешь, солнце, только ты, я вся весьма себе сопливая… весьма и весьма». И Я СОПЛИВЫЙ! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ВСЕМ СЕРДЦЕМ, СОЛНЦЕ! Не делай этого! Я вцепился в куклу со всем пылом, на который был способен, мне хотелось прижать ее к себе как человека, которого я больше никогда не увижу, но тепло которого будет согревать меня всю жизнь. Не Клем… она назвала куклу моим именем… куклу, – хотел обнять куклу! Но вместо этого, я с силой швырнул ее в бездыханного вора у меня под ногами.
Толпа ринулась к телу. Я пошел прочь. Клем! Прочь! Голос Клаудии слился с шумом рулетки. Я понял, наконец, что это и есть то Казино, по пути в которое я многое вспомнил, со многим распрощался, с той, которая идет прочь, как и я, в разные, непохожие «прочь»…
