Текст книги "Побег"

Автор книги: Джин Дюпро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Как оказалось, он был прав. Когда рабочий день закончился и Дун снимал в раздевалке свои сапоги и плащ, он заметил старика, которого видел у генератора, и тут же подошел к нему.

– Не могли бы вы объяснить мне, как это работает?

Старик покачал головой и вздохнул.

– Насколько я знаю, его приводит в движе ние река.

– Но как именно? Электрик пожал плечами:

– Да кто его знает? Наше дело маленькое – просто не дать ему остановиться. Если какая– то деталь ломается, мы должны ее заменить, а если перестает двигаться, мы ее смазыва ем. – Он устало вытер рукой лоб, оставив на нем черный мазутный след. – Я работаю на генераторе уже двадцать лет. До сих пор мы заставляли старую тарахтелку пыхтеть и дальше, но в этом году… Не знаю, не знаю. Машина, кажется, готова развалиться в любую минуту. – Старик криво ухмыльнулся. – Правда, поговаривают, что у нас вот-вот закончатся электрические лампочки, а уж тогда будет совершенно не важно, работает генератор или нет.

Нет ламп, нет электричества, нет времени – катастрофа прямо на пороге! Вот о чем думал Дун, когда наткнулся на толпу зевак у ратуши и увидел Лину на крыше. Он понятия не имел, почему она там оказалась, но совсем не удивился. Это было так похоже на нее – появляться в самых неожиданных местах. А теперь она еще и вестник – то есть может пробраться куда угодно. Но как она может быть такой легкомысленной, когда все кругом просто разваливается на глазах?

Дун жил с отцом в трехкомнатной квартире над отцовской лавкой на Грингейт-сквер. Отец торговал мелочовкой – гвоздями, булавками, скрепками, пружинками, крышками для консервных банок, дверными ручками, кусками проволоки, осколками стекла, деревянными чурбаками и другим мелким скарбом, который вдруг мог кому-нибудь понадобиться.

Все это добро уже давно распространилось из лавки в квартиру. В гостиных Эмбера на видном месте обычно выставляли что-нибудь красивое: скажем, изящный чайник или миску с несколькими помидорами и кабачками. Но у Дуна с отцом гостиная была забита ведрами, коробками и корзинами, полными скобяного товара, который отец заказал на складе, но еще не пустил в продажу. Все эти шпильки и чурбаки вечно вываливались из коробок на пол. В этой квартире очень легко было споткнуться и не стоило ходить босиком.

Обычно Дун заходил в лавку, чтобы поболтать с отцом, но сейчас он отправился прямиком к себе наверх. У него не было никакой охоты болтать. Он сбросил с дивана две корзины с каким-то барахлом – кажется, это были каблуки для башмаков – и повалился ничком на подушки.

Какой же он идиот! Как он мог рассчитывать на то, что с первого взгляда поймет, как работает генератор, если этот старик проработал там всю жизнь, а знает не намного больше, чем Дун?

А просто не надо считать себя умнее других! С какой стати он вбил себе в голову, что сможет разобраться в электричестве и спасет город? Ну да, он очень хотел этого, он не раз представлял себе в честолюбивых мечтах торжественную церемонию на Хакен-сквер, на которой горожане будут благодарить его за спасение Эмбера. Весь город собрался, мэр произносит пламенную речь в честь Дуна, а его отец сидит в первом ряду и так и сияет.

Отец всегда говорил ему: «Ты хороший мальчик, ты умный мальчик. Когда-нибудь ты совершишь великие дела, вот попомни мои слова». Пока что Дун не совершил ничего особенного, но страстно желал сделать что-нибудь по-настоящему важное для города. И пусть его наградят, и чтобы отец это видел. Сама награда не имела значения: ну, какая-нибудь грамота или, может, нашивка, которую можно будет носить на куртке.

Но теперь он на годы завязнет в грязи этих бесконечных туннелей, будет латать трубы, которые тут же начнут снова протекать и ломаться. Абсолютно бессмысленно и гораздо скучнее, чем работать вестником! Эта мысль внезапно привела его в ярость. Он резко сел на диване, нащупал каблук в корзине, стоявшей у его ног, и изо всех сил запустил его в дверь.

И в ту же секунду дверь отворилась. Дун услышал глухой удар, изумленный возглас и увидел в дверном проеме худое, усталое, удивленное лицо отца.

Злость Дуна мгновенно улетучилась. Он вскочил:

– Ой, папа, прости, я попал в тебя! Прости меня, пожалуйста!

Отец Дуна потер левое ухо. Это был высокий человек, лысый, как очищенная картофелина, с высоким лбом и упрямым подбородком. У него были добрые глаза, сейчас слегка озадаченные.

– Прямо в ухо засветил, – сказал он. – Что это было?

– Я вдруг ужасно разозлился, – виновато пробормотал Дун, – и швырнул этот каблук.

– Ясно, – сказал отец, смахнул с кресла на пол несколько крышек для бутылок и сел. – Я так понимаю, что это как-то связано с твоим первым рабочим днем.

– Да, – сказал Дун. Отец кивнул.

– Почему бы тебе не рассказать мне об этом?

И Дун начал рассказывать. Когда он умолк, отец несколько раз провел рукой по лысой голове, словно приглаживал несуществующие волосы, и вздохнул.

– Ну, – сказал он, – звучит неприятно, должен признать. В особенности насчет гене ратора – это плохие новости. Но ты ведь по лучил назначение в Трубы, а вовсе не на гене ратор, не так ли? То, что ты получил, ты уже получил. Что ты сможешь сделать с тем, что получил, – это уже совсем другой вопрос. Ты сам-то как считаешь?

– Да я в принципе согласен, – сказал Дун. – Но что же мне делать?

– Не знаю, – сказал отец. – Но ты думай. Ты же умный парень. Самое главное – внимательно наблюдать. Наблюдай за всем, что происходит, примечай то, чего не видят другие. Тогда ты будешь знать то, чего никто больше не знает, а это ведь всегда полезно. – Отец снял куртку и повесил ее на гвоздь, торчащий из стены. – Как гусеница? – спросил он.

– Еще не видел ее, – ответил Дун. Мальчик пошел в свою комнату и вернулся с маленькой деревянной коробкой, накрытой старым шарфом. Он поставил коробочку на стол, снял шарф, и они с отцом склонились над ней и заглянули внутрь.

На дне коробки лежала пара увядших капустных листьев. На одном из них сидела гусеница примерно в два с половиной сантиметра длиной. За несколько дней до окончания школы Дун нашел гусеницу на нижней стороне капустного листа, когда резал салат к ужину. Гусеница была нежно-зеленого цвета, вся словно бархатная, с миниатюрными ножками-щетинками.

Дун всегда обожал насекомых. Он наблюдал за ними и записывал свои наблюдения в тетрадку, на обложке которой вывел: «Ползучие и летучие твари». Каждая страница тетради была разделена пополам вертикальной чертой. Слева были рисунки. Карандашом, заточенным как игла, Дун зарисовывал крылья бабочек с ветвящимися прожилками, лапки пауков, усеянные крошечными щетинками и вооруженные острыми коготками, жуков с их усиками и блестящей броней.

На правой половине страницы он вел дневник своих наблюдений. Он отмечал, что ест насекомое, где оно спит, где откладывает яйца и – если это удавалось установить – сколько оно живет.

Наблюдать за существами, которые умели быстро двигаться, – например за бабочками или пауками, – было непросто. Тут приходилось ограничиваться лишь отрывочными сведениями. А если он ловил их и сажал в коробку, то они беспомощно ползали там несколько дней, а потом умирали.

Но эта гусеница – совсем другое дело. Она, казалось, превосходно чувствовала себя в коробочке, которую Дун смастерил для нее. Пока она делала только два дела: либо ела, либо спала. Во всяком случае, это выглядело как сон – Дун не был уверен, что гусеница закрывает глаза. Да и есть ли у нее вообще глаза?

– Она у меня уже пять дней, – сказал Дун отцу. – Она стала в два раза больше, чем была, когда я поймал ее. Она съела двадцать пять квадратных сантиметров капусты.

– Ты все это записал? Дун кивнул.

– Может быть, в Трубах ты найдешь много новых интересных букашек, – сказал отец.

– Может быть, – сказал Дун, но про себя подумал: «Нет, этого недостаточно. Я не могу корпеть в Трубах, латая утечки, ловя жуков и притворяясь, что никакой опасности нет. Мне нужно найти там что-то важное, то, что поможет спасти город. Я должен это сделать. Просто обязан».

ГЛАВА 4
Потери и разочарования

Неделя шла за неделей. Однажды вечером, прибежав с работы, Лина увидела, что бабушка сбросила на пол все диванные подушки, распорола обивку и вытаскивает из дивана куски ваты.

– Что ты делаешь? – удивилась Лина. Бабушка подняла глаза. Клочья набивки пристали к ее платью и запутались в волосах.

– Оно потерялось, – сказала она. – Я думаю, оно может быть здесь.

– Что потерялось, бабушка?

– Не могу вспомнить, – сказала старуха. – Но что-то очень важное.

– Но, бабушка, зачем ты ломаешь диван? На чем же мы будем сидеть?

Вместо ответа старуха еще больше надорвала обивку и вытащила огромный клок ваты.

– Ничего страшного, – сказала она. – Я потом все это починю.

– Давай лучше сейчас починим, – сказала Лина. – Сомневаюсь, что в диване можно найти что-нибудь очень важное.

– Откуда ты знаешь? – мрачно спросила бабушка.

Она уселась на изодранный диван, поджав под себя ноги. Вид у нее был утомленный.

Лина присела на корточки и стала собирать разбросанную по всей комнате вату.

– Где малышка? – спросила она.

– Малышка? – переспросила бабушка, непонимающе глядя на Лину.

– Ты что, забыла про ребенка?

– Ах да… Она… Я думаю, она в лавке.

– Одна?! – закричала Лина, вскочила и бросилась вниз по лестнице.

Поппи сидела на полу магазина. Она размотала большой желтый клубок и безнадежно запуталась в нитках. Увидев Лину, девочка горько заплакала.

Лина взяла малышку на руки, распутала нитки и постаралась успокоить ребенка, хотя у нее у самой дрожали пальцы от пережитого волнения. Выходит, оставлять Поппи с бабушкой теперь опасно. Счастье, что ребенок не свалился с лестницы и не расшибся. Бабушка уже давно страдала рассеянностью, но все же до сих пор не забывала о Поппи.

Когда они поднялись наверх, бабушка стояла на коленях на полу, собирая белые комки набивки и снова запихивая их в дыру, которую проделала в диване.

– Его здесь нет, – сказала она грустно.

– Чего нет?

– Того, что потерялось тогда, очень давно, – сказала бабушка. – Мой отец рассказывал мне об этом.

Лина вздохнула. Бабушка все больше и больше погружалась в прошлое. Она легко могла бы объяснить любому правила игры в камушки, в которые играла, когда ей было восемь лет, или подробно рассказать о празднике песни, в котором участвовала, когда ей исполнилось двенадцать. И уж конечно, бабушка прекрасно помнила, с кем плясала на ежегодном конкурсе танца на Кловинг-сквер, – ей как раз исполнилось шестнадцать. Но что было позавчера, она была не в состоянии запомнить.

– Они слышали его слова, он говорил об этом перед смертью, – сказала она вдруг.

– Кто слышал? Чьи слова?

– Моего деда. Седьмого мэра Эмбера.

– И о чем же он говорил?

– Ах, – сказала бабушка рассеянно. – В этом-то и загадка. Он сказал, что не может до этого добраться. «Теперь это потеряно навсегда», – сказал он.

– Что – это?

– Он не сказал.

Лина сдалась. Все это, разумеется, не имело никакого значения. Может, умирающий старик вдруг вспомнил о потерянном левом носке или о старой расческе. Но эта история почему-то пустила в бабушкиной памяти глубокие корни.

На следующее утро перед работой Лина забежала к соседке, миссис Эвелин Мердо. Соседка была худа как щепка и держалась прямо, словно аршин проглотила. Она всегда говорила сухо, отрывисто, редко улыбалась, но при этом была добрейшим существом. Еще несколько лет назад миссис Мердо держала магазин, где всегда можно было купить бумагу и карандаши. Но ни бумаги, ни карандашей давно уже было не достать, и магазин пришлось закрыть. Теперь миссис Мердо весь день сидела у окна на втором этаже, разглядывая прохожих своими наблюдательными глазами. Лина рассказала соседке, до какой степени забывчива стала бабушка.

– Вы не могли бы заходить к ней время от времени и поглядывать, все ли там в порядке?

– Конечно, я сделаю это, – твердо сказала миссис Мердо и дважды кивнула, подчеркивая, что на нее можно положиться.

Лина отправилась на работу в приподнятом настроении.

В тот день сообщение Лине продиктовал Арбин Суинн, хозяин овощного магазина на Кэллай-стрит. Доставить послание следовало в оранжерею, для мисс Клэри Лейн. Это была близкая подруга Лины, и девочка была рада лишний раз ее повидать, но радость эта смешивалась с печалью: в теплицах до последних своих дней работал отец Лины, и она до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что больше не увидит его там.

Пять теплиц оранжереи были единственным источником свежих продуктов для Эмбера. Теплицы находились за Грингейт-сквер, на самой окраине города. Дальше уже ничего не было, только горы гниющего мусора, высокие зловонные холмы, освещенные несколькими прожекторами на высоких мачтах.

В старые времена никому, кроме мусорщиков, свозивших туда отходы, не пришло бы в голову приблизиться к этим вонючим грудам. Разве что ребятишки, невзирая на строгий запрет родителей, время от времени прибегали сюда играть: взбирались на мусорную гору и с воплями скатывались вниз. Лина и Лиззи, когда были маленькие, тоже такое проделывали. Иногда они находили в мусоре какую-нибудь случайную драгоценность – пустую жестянку, старую шляпу или треснутую тарелку.

Но всему этому конец: теперь мусор стерегли стражи, не разрешавшие никому рыться в нем. Совсем недавно была официально учреждена новая профессия – просеиватель мусора. Изо дня в день команда просеивателей методично сортировала кучи отбросов в поисках хоть чего-то полезного. Иногда они находили ножку от стула, которая могла пригодиться при ремонте оконных рам, или кривой гвоздь, способный еще послужить крючком для одежды. Даже отвратительные грязные тряпки можно было отмыть и латать ими дыры в занавесках или матрасных чехлах. Раньше Лина об этом как-то не задумывалась, но теперь все чаще задавала себе вопрос: а зачем они нужны, эти просеиватели? Уж не потому ли они появились, что в Эмбере и в самом деле абсолютно всего не хватает?

За мусорной свалкой совсем ничего не было – только обширные Неведомые области, и мрак простирался во все стороны бесконечно.

Повернув на Диггери-стрит, Лина увидела в конце улицы длинные приземистые теплицы. Они были похожи на огромные железные бочки, разрезанные вдоль и уложенные на землю. Ее сердце забилось сильнее. Ведь оранжерея в каком-то смысле была ее родным домом.

Лина прекрасно знала, где искать Клэри, и сразу направилась к теплице номер один. Она заглянула в маленький сарайчик для инструментов рядом со входом в теплицу, но там никого не было. Вдоль стен одиноко стояли грабли и лопаты. Она вошла в теплицу, и на нее повеяло теплым, мягким запахом земли и растений. Как же она любит это место! По привычке она подняла глаза вверх, словно надеясь увидеть отца: вот он стоит там под потолком на вечной своей стремянке, настраивая систему орошения, разбирая сломавшийся датчик температуры или просто меняя осветительную трубку.

Освещение в оранжерее было не таким, как на улицах города. От длинных трубок, протянутых вдоль свода, исходил резкий белый свет. Зелень листьев казалась в этом свете такой яркой, что резала глаза. Когда-то Лина бывала здесь часто. Она часами бродила по посыпанным гравием дорожкам между овощными грядками, нюхала листья, погружала пальцы во влажную землю и училась различать растения по виду и запаху.

Она рассматривала стручки фасоли и гороха с их кудрявыми усиками, темно-зеленый шпинат, кокетливую бахрому латука и твердые нежного оттенка кочаны капусты. Некоторые из них были просто огромные – с голову младенца. Но больше всего она любила растереть пальцами листик помидора и вдыхать его едкий мучнистый запах.

Длинная прямая дорожка вела через теплицу. На ней Лина и нашла Клэри, склонившуюся над грядкой моркови. Лина подбежала к ней, и Клэри улыбнулась, отряхнула с пальцев землю и выпрямилась.

Клэри была высокой крепкой девушкой, с большими натруженными руками, квадратным подбородком и широкими плечами. Ее каштановые волосы были подстрижены в короткое каре. На первый взгляд она казалась грубоватой и неприветливой, но в действительности все было наоборот. «Ей просто с растениями легче, чем с людьми», – говаривал отец Лины.

Клэри была очень сильной и очень застенчивой – такие люди обычно много знают, но мало говорят. Лине она всегда нравилась. Даже когда Лина была совсем маленькой, Клэри умела найти ей какое-нибудь интересное занятие – выдергивать молодую морковку или обирать жуков с капустных листьев. А после смерти родителей Лина пользовалась любой возможностью, чтобы прийти поболтать с Клэри или просто молча поработать рядом с ней. Работа с растениями гнала прочь грустные мысли.

– Фу-ты ну-ты! – сказала Клэри, широко улыбаясь и вытирая руки о свои невероятно грязные рабочие штаны. – Так мы, значит, теперь вестники?

– А ты думала! – гордо ответила Лина. – И я здесь, если хочешь знать, по работе. У меня для тебя сообщение, – добавила она официальным тоном, – от Арбина Суинна: «Пожалуйста, добавьте к моему заказу еще две корзины картофеля и две корзины капусты».

Клэри нахмурилась.

– Я не могу этого сделать, – сказала она. – То есть капусту я добавлю, но картофеля – разве что маленький пакет.

– Почему? – спросила Лина.

– Ну, у нас тут кое-какие проблемы с картошкой.

– Что случилось? – спросила Лина.

У Клэри была привычка отвечать на любой вопрос максимально лаконично. Приходилось задавать вопрос несколько раз, прежде чем она убеждалась, что вы правда хотите знать, а не спрашиваете просто из вежливости. Тогда она начинала объяснять, и сразу становилось понятно, как много она знает и как сильно любит свою работу.

– Я покажу тебе, – сказала Клэри и под вела Лину к грядке. Зеленые листья карто феля были сплошь покрыты черными пят нами. – Какая-то новая болезнь. Никогда раньше такого не видела. Когда выкапыва ешь клубни, они внутри не твердые, а почти жидкие и очень плохо пахнут. Я собираюсь выкопать и выбросить все, что есть на этой грядке. А незараженных грядок осталось очень мало.

Ни одна трапеза в Эмбере не обходилась без картошки – вареной, печеной, пюре. Раньше ели и жареную – пока в городе не кончилось масло.

– Я не переживу, если у нас больше не будет картошки, – простонала Лина.

– Я тоже, – вздохнула Клэри.

Они присели на краешек картофельной грядки и немного поболтали: о Лининой бабушке и о Поппи, о новых ульях, с которыми у Клэри масса хлопот, и о сломанной системе орошения.

– Она не работает с того самого дня… – Клэри запнулась и искоса взглянула на Лину. – Ну, в общем, давно, – закончила она смущенно.

Но Лина мысленно договорила за нее: «…С того самого дня, как умер твой отец». Лина встала.

– Мне надо бежать. Арбин Суинн ждет ответа на свое сообщение.

– Буду рада снова тебя увидеть, – сказала Клэри. – Можешь приходить, когда бы ты ни… То есть я хотела сказать, приходи в любое время.

Лина поблагодарила подругу и направилась к выходу из теплицы, но, едва миновав двери, услышала где-то впереди торопливые шаги и какие-то странные звуки – всхлипывание и затем стоны, постепенно срывающиеся на крик, все громче и громче. Лина попятилась назад в спасительный уют оранжереи.

– Клэри, – окликнула она, – что это? Ты слышишь?

Клэри выглянула из-за своих кустов, прислушалась и нахмурилась.

– Кажется, это… это один из них. – Она прислушалась. – Ага, так и есть.

Ее сильная рука на мгновение сжала плечо Лины.

– Ты давай беги, – сказала она. – А я тут разберусь сама.

– А кто это?

– Не важно. Ты иди.

Но Лина и не подумала уходить. Как только Клэри вышла из теплицы, Лина проскользнула в кладовку с инструментами. Сквозь щели в двери все было отлично видно.

Топот приближался. Из-за мусорных куч появился человек, он бежал, размахивая руками и задыхаясь. Казалось, бегущий вот-вот упадет – он едва переставлял ноги. И действительно, подбежав поближе, он споткнулся о поливочный шланг и упал – рухнул на землю бесформенной грудой, словно все его кости вдруг стали жидкими.

Клэри наклонилась над человеком и что-то сказала ему, но так тихо, что Лина ничего не смогла разобрать. Человек тяжело дышал. Когда он повернулся и с трудом сел, Лина увидела, что все его лицо было исцарапано, а глаза широко раскрыты, словно он смотрел на что-то ужасное. Он всхлипывал и икал. Лина узнала его – Сэдж Мэррол, складской клерк. Обычно это был очень тихий человек, с вечным выражением тревоги на худом лице.

Клэри помогла ему подняться на ноги. Сэдж тяжело оперся на нее, и оба медленно двинулись в сторону оранжереи. Когда они проходили мимо убежища Лины, она разобрала, что говорит Сэдж. Он бормотал очень быстро, слабым, дрожащим голосом, с трудом переводя дыхание.

– Я думал, я смогу. Сказал себе: «Шаг за шагом – и все… Шаг за шагом»… Я знал, что будет темно. Кто ж этого не знает? Но я думал, что темнота не может… Не может убить!.. Я думал, так и пойду… – Он споткнулся, и они с Клэри чуть не упали.

– Осторожно! – сказала Клэри, пытаясь одной рукой поддержать Сэджа, а другой – открыть дверь теплицы.

Лина, не колеблясь, выскочила из кладовой и распахнула дверь. Клэри кинула на нее недовольный взгляд, однако ничего не сказала.

Сэдж продолжал бормотать:

– Но чем дальше я шел, тем темнее стано вилось. Нельзя же идти в кромешной тьме, правда? Перед тобой будто стена. Я оглянул ся на огни города, а потом сказал себе: «Не оглядывайся, иди вперед». Но я все время спотыкался и падал… Там одни острые камни да трещины, я все руки изодрал… – Он поднял руку сплошь в ссадинах, из которых сочилась кровь.

Они довели его до кабинета Клэри и усадили на стул. Сэдж не умолкал ни на секунду.

– Я правда старался быть храбрым. Я шел вперед, но вдруг подумал: тут же может случиться все, что угодно! А что, если прямо передо мной сейчас пропасть в километр глубиной? А если на меня сейчас кто-нибудь нападет в темноте? Все слышали эти истории… про крыс размером с мусорные баки… И я побежал обратно… Побежал…

– Ладно, не думай об этом, – сказала Клэри. – Сейчас ты в безопасности. Лина, налей ему воды.

Лина нашла эмалированную кружку и наполнила ее из-под крана в углу кабинета. Сэдж взял кружку трясущимися руками и выпил до дна. Зубы его стучали о железо.

– Что ты там искал? – спросила Лина. Она знала, что бы она стала искать, если бы отправилась далеко за пределы города. Она представляла себе это тысячу раз.

Складской клерк уставился на нее. Казалось, он озадачен вопросом. Наконец он ответил:

– Я искал что-нибудь, что могло бы спасти нас.

– Спасти? Что, например?

– Не знаю. Ну, что-то вроде лестницы, которая куда-то ведет… Или, может быть, какой-то склад, полный… Ну не знаю, полный всяких полезных вещей.

– Но ты ничего не нашел? Ничего не видел? – уточнила Лина.

– Ничего! Ничего! Там вообще ничего нет! – Бормотание Сэджа сорвалось на крик, а взгляд опять стал диким. – А если и есть, нам туда не добраться. Никогда! Без света это невозможно. – Он тяжело вздохнул, несколько минут смотрел в пол, а потом встал. – Ну ладно, кажется, я в порядке. Пойду, пожалуй.

Нетвердыми шагами он побрел к выходу и исчез за дверью.

– Вот так, – сказала Клэри. – Жаль, что это случилось, когда ты была здесь. Я просто боялась, что ты испугаешься, поэтому и про сила тебя уйти.

Но Лина не боялась, она просто сгорала от любопытства. Ей не раз приходилось слышать рассказы о смельчаках, которые пытались выйти в Неведомые области. Она и сама частенько подумывала об этом – в сущности, она могла бы сейчас быть на месте Сэджа.

Лина не раз в деталях представляла себе, как пробирается через кромешную тьму, как упирается в какую-то стену, как находит в ней дверь в туннель, а в конце туннеля видит город – сияющий в ярком свете город своей мечты. Лишь бы хватило смелости уйти в темноту и не остановиться на полпути.

Если бы только можно было каким-то образом взять с собой свет! Но в Эмбере не знали переносных источников освещения. Уличные фонари были укреплены на столбах или на карнизах зданий; светильники в домах включались в розетки, и их нельзя было унести дальше чем на длину шнура. Время от времени кто-нибудь из горожан пытался изобрести светильник, который можно было бы носить с собой, но все эти попытки потерпели неудачу. Один умник ухитрился поджечь деревянную палочку, сунув ее в духовку своей электроплиты. Потом он побежал с этим факелом через весь город, надеясь, что света хватит на долгое путешествие в Неведомые области. Но он даже не успел добраться до мусорной свалки, как огонь погас. Другие пытались повторить эту попытку: одна женщина, жившая на Дэдлок-стрит, на окраине города, смогла с горящей палкой в руке пересечь мусорные горы и углубиться довольно далеко в темноту. Но сухое дерево горело слишком быстро, и вскоре пламя обожгло ей пальцы и вынудило бросить факел. Все, кто хотел проникнуть в Неведомые области, возвращались через несколько часов, потерпев неудачу.

Лина и Клэри стояли у открытой двери теплицы и смотрели, как Сэдж ковыляет в сторону города. Когда он приблизился к мусорным холмам, двое стражей, которые сидели на корточках под мачтой освещения, лениво поднялись, подошли к нему и после короткого разговора взяли его под руки и повели куда-то.

– Ты только посмотри, – сказала Клэри. – Эти парни просто спят и видят, как бы причинить кому-нибудь неприятности.

– Но ведь Сэдж не нарушил никакого закона, – сказала Лина.

– Да какая разница! Им же нужно как-нибудь развлечься. А напугать этого бедолагу – чем не развлечение?

Сэдж, стиснутый бугаями охранниками, выглядел совсем маленьким и щуплым. Он еле переставлял ноги. Один из стражей грозил Сэджу пальцем и громко отчитывал его. Лина слышала сердитый голос охранника.

– Бедняга, – сказала Клэри со вздохом. – В этом году это уже четвертый.

Они помолчали.

– Как ты думаешь, Клэри, что там на самом деле, в этих Неведомых областях? – спросила Лина.

Ее подруга долго молчала. Свет из теплицы нарисовал на сырой земле длинные тонкие тени девушек. Наконец Клэри ответила:

– Не знаю. Думаю, ничего.

– Значит, наш Эмбер действительно единственный остров света в мире мрака? Книга говорит правду?

Клэри снова вздохнула.

– Не знаю, – повторила она, внимательно глядя на Лину.

У нее грустные глаза, подумала Лина. И очень красивые, темно-карие, почти такого же цвета, как земля на ее ухоженных грядках.

Клэри сунула руку в карман и что-то вытащила оттуда.

– Смотри, – сказала она Лине. На ее ладо ни лежала большая белая фасолина. – Что-то внутри нее знает, как превратиться в куст фа соли. Откуда, как ты думаешь?

Лина не сводила глаз с твердой блестящей фасолины.

– Она знает, потому что в ней есть жизнь, – продолжала Клэри. – Но откуда берется жизнь? Что такое жизнь?

Лина чувствовала, что этот разговор очень важен для Клэри: ее глаза горели, щеки порозовели.

– К примеру, возьми лампу. Когда ты включаешь ее, она тоже по-своему оживает. Она загорается. Это потому, что провод сое диняет ее с генератором, а тот рождает элек тричество, только не спрашивай меня как. Но ведь эта фасолина ни к чему не подключена. И мы с тобой тоже не подключены ни к каким розеткам. То, что заставляет живые существа жить, находится внутри них.

Ее темные брови сосредоточенно сошлись на переносице.

– Я хочу сказать, что в нашей жизни много такого, чего мы не можем объяснить. Нам говорят, что наш город построили создатели. Пусть так, но кто создал самих создателей? Кто создал нас? Я думаю, что ответы на эти вопросы надо искать за пределами Эмбера.

– В Неведомых областях?

– Может быть. А может, и нет. Я не знаю. – Клэри нетерпеливо вытерла руки о свои грязные штаны, словно давая понять, что ей пора вернуться к работе.

– Клэри, – торопливо заговорила Лина, – я вот что хочу тебе сказать. – Ее сердце колотилось: она никогда еще ни с кем не говорила об этом. – Я часто вижу в мечтах другой город.

Лина замолчала и внимательно посмотрела на Клэри – не смеется ли над ней подруга? Но Клэри оставалась серьезной, и Лина продолжала:

– Он не похож на Эмбер: он весь белый и сияет светом. Здания очень высокие и все словно искрятся. Всюду очень светло – не только в домах, но и на улице, и даже небо светлое, представляешь? Я знаю, что это всего лишь мое воображение, но я так отчетливо это вижу, будто город и в самом деле существует. Я просто уверена, что он существует.

– Ну, не знаю, – хмыкнула Клэри. – А где же он мог бы находиться?

– Понятия не имею. И как туда попасть, тоже не представляю. Мне кажется, что где-то – может, в Неведомых областях? – должна быть какая-то дверь, через которую можно выйти из Эмбера. А за дверью есть что-то вроде туннеля.

Клэри только пожала плечами.

– Ладно, – сказала она. – Мне пора идти работать. А ты возьми вот это. – Она протя нула Лине фасолину, потом взяла с полки небольшой цветочный горшочек и насыпала в него земли. – Посади туда фасолину и каждый день поливай. С виду это просто белый камушек, но внутри него дремлет жизнь. Может, где-то здесь и таится разгадка, как ты думаешь? Суметь бы только ее разгадать.

Лина взяла горшочек.

– Спасибо, – сказала она.

Она хотела на прощание обнять Клэри, но побоялась смутить ее. Вместо этого она только коротко кивнула и пустилась бежать обратно в город.