Текст книги "Спасенные"

Автор книги: Джим Горант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

6

Вислоухая коричневая собака лежала на поляне, чтобы тяжелая цепь не так сильно давила на шею. Несколько дней назад люди увели некоторых собак с собой. Среди них была и маленькая рыжая собачка, привязанная по соседству. Никто из этих собак не вернулся назад. Ее изогнутое ухо застыло в немом вопросе. Коричневая собака подняла голову и принюхалась. Никаких следов рыжей собачки и остальных. Солнце еще не достигло зенита, но уже нещадно пекло. Собака тяжело дышала и зевала.

В нескольких милях от нее Билл Бринкман тоже страдал от жары. Температура поднялась до восьмидесяти градусов, а влажность составляла 86 процентов. Бринкман изнемогал в длинных брюках и пуленепробиваемом жилете. Обычно такая погода бывает в округе Сарри летом, но для 25 апреля это был рекорд. Прошло девять дней с ареста Дейвона Бодди и два дня со «смотрин» в «Бэд-Ньюз», окончившихся насилием и убийствами.

Бринкман не испытывал особого желания арестовать Майкла Вика. Ходили слухи, да и донесения информаторов указывали на то, что Вик давно балуется наркотиками. В управлении на него уже заведено досье, однако им никак не удавалось собрать достаточно материалов для возбуждения дела. Судя по компании, с которой он общался, Вика это нисколько не волновало. Помимо Тейлора, Писа и Филлипа, по крайней мере двое из которых привлекались к ответственности за употребление наркотиков, Вик водил знакомство с С. Дж. Римоном, племянником его старого школьного друга, которого три раза задерживали за нелегальное хранение оружия. Младший брат Вика, Маркус, был осужден за преступления, совершенные несовершеннолетними, признан виновным в нарушении правил дорожного движения и хранении марихуаны в 2004 году. В 2006 году его обвинили в хулиганском поведении, а с 2002 по 2006 год семь раз штрафовали за опасную езду, включая два случая управления автомобилем без водительских прав. В 2008 году он был обвинен за сексуальные домогательства в отношении несовершеннолетней и развратное поведение, а позднее в том же году осужден за езду в нетрезвом виде, бегство от полицейского и езду по встречной полосе. Ему дали исправительный срок, который он нарушил, не пройдя тест на употребление марихуаны. Маркус был приговорен к тридцатидневному тюремному заключению.

В том же ряду стоял арест двух человек в Вирджинии в 2004 году за торговлю марихуаной. Они ехали на грузовике, зарегистрированном на имя Майкла Вика. В 2007 году и сам Вик был задержан в международном аэропорту Майами, когда полицейские обнаружили у него бутылку с водой, пахнущую марихуаной и имевшую двойное дно. Майкл заявил, что прятал в бутылку драгоценности, наркотиков у него не обнаружили и отпустили.

Вокруг Вика и его компании ощущалась некая криминальная аура. Бринкман состоял в Комиссии по борьбе с наркотиками штата Вирджиния. Его коллеги по комиссии из Хамптона, прекрасно осведомленные о подозрениях относительно Вика, немедленно сообщили Бринкману о том, что адрес футбольной звезды всплыл по время ареста наркоторговца. Теперь Бринкман имел достаточно фактов и вероятную причину для получения ордера на обыск и начала расследования.

Поскольку дом Вика был расположен за пределами Хамптона, где произошел арест Бодди, в его деле были задействованы различные органы правопорядка. Среди них значился полицейский спецназ штата, полиция Вирджинии, полиция Хамптона и полицейское управление округа Сарри, представленное Бринкманом и, в соответствии с правилами, офицером по контролю за обращением с животными Джеймсом Смитом.

Со Смитом Бринкману повезло. Еще занимаясь делом Бенни Батса, он знал, что Батс связан с наркоторговлей и организаторами подпольных собачьих боев. Ему сообщали, что Батс работал на Вика, вероятно, в качестве инструктора его собак. В первую очередь Бринкмана интересовали наркотики, но, если откроется что-то связанное с боями собак, по долгу службы он займется и этим.

Первыми в девственно-белую дверь дома Вика постучали спецназовцы. Бринкман и остальные полицейские расположились по периметру, чтобы оказать необходимую поддержку и не дать никому скрыться. Когда спецназовцы просигналили, что в доме никого нет, в него зашел Бринкман и другие полицейские. Дом был обставлен не бедно, но без экстравагантности. Это был обычный большой дом в обычном пригороде, один из многих, выросших во время строительного бума. Чистотой он похвастаться не мог. Ковры на полу грязные и обшарпанные. На самой большой стене хозяйской спальни красуется криво повешенный плакат «Атланта Фалконс». Нашлось в доме и кое-что «интересное»: немного марихуаны, кальян для ее курения, машинка для свертывания сигарет, полуавтоматический пистолет 45-го калибра, пистолет 24-го калибра, патроны к ним и несколько пистолетов с глушителем.

На улице полицейские наткнулись на старика. Когда Бринкман подошел к нему, на заднем дворе залаяли собаки. Старика звали Брауни[5]5
  Имя и некоторые личные подробности были изменены.


[Закрыть], и он работал у Вика дворником. Он очень любил собак и не мог видеть то, что здесь происходило. В 2004 или 2005 году он сообщал о том, что творится в питомнике «Бэд-Ньюз» в полицию Вирджинии-Бич, а затем и в полицию штата, однако по неизвестным ему причинам никаких мер принято не было. В свою очередь, он неоднократно говорил Вику и остальным, что «когда-нибудь они заплатят за то, как обращались с собаками». Сейчас ему представилась возможность воплотить свои слова в дела, и он ею воспользовался. Старик повел полицейских за черный забор, за деревья, открывая им тайны Мунлайт-роуд, 1915.

❖

Стоя посреди участка, полицейские осматривали то, что было вокруг: черные сараи сзади, клетки справа, загоны слева. Потревоженные собаки лаяли и прыгали на ограждение, словно пришло время кормежки. Всего здесь находилось около тридцати пяти собак, примерно двадцать из них породы питбуль. Кроме питбулей, была видна свора охотничьих биглей, несколько ротвейлеров и несколько канарских догов, массивных сельских собак родом с Канарских островов, издавна использовавшихся в собачьих боях. На многих питбулях можно было различить шрамы, но в целом вид у них был здоровый. Собаки отличались худобой, но не выглядели заморенными голодом, что типично для бойцовых собак – легче откормить собаку перед схваткой, чем снизить ей вес.

Сараи были заперты, но у Брауни имелся с собой ключ, и он вошел внутрь вместе с полицейскими. Похоже, они имеют дело с собачьими боями, и Бринкман послал Смита в магистрат за вторым ордером для разрешения на обыск уже по этому обвинению. Как только Смит ушел, Брауни начал свой рассказ. Собак было больше. Он повел полицейских вниз по тропе на поляну. Они остановились, увидев собак, прикованных цепями к автомобильным осям, лающих и бросающихся вперед с такой силой, что ошейники врезались им в шеи. Брауни шел по тропинке вниз между деревьев. Еще одна поляна, еще собаки.

Эти собаки, жившие практически в лесу и разъединенные друг с другом, выглядели почти дикими. Они были худыми, но не истощенными. Когда к ним подошли полицейские, собаки бросились навстречу людям, лая и виляя хвостами, словно хотели, чтобы их приласкали. Однако стоило людям подойти поближе, собаки поджали хвосты и ретировались. Некоторые полицейские, привыкшие к животным, подошли, чтобы дотронуться до собак руками, однако многие псы, увидев протянутые к ним руки, втянули головы и прижались к земле, словно ожидая удара.

Им предстояло вывезти вдвое больше собак, чем они увидели сначала. Полицейские запросили контейнеры для перевозки собак в соседних полицейских участках. Когда Смит вернулся со вторым ордером, был уже десятый час вечера. Бринкман с коллегами начал обыск. В доме они обнаружили черную папку на трех кольцах, в которую были подшиты контракты и документы, относящиеся к породным линиям собак.

Полицейские начали размышлять, куда девать всех собак. Приют для животных округа Сарри мог принять не более четырнадцати животных. Таким образом, им предстояло найти места для остальных в других приютах, организовать транспорт, достать небольшие ящики для перевозки собак, а также позаботиться о том, чтобы в приютах нашлось достаточно места и еды для такого количества свалившихся им на голову животных, которые могли оказаться и агрессивными.

Непонятно было, кто заплатит за еду и лечение собак. Возможно, если затраты окажутся слишком большими, собак быстренько перепишут в качестве вещественного доказательства, а затем усыпят. Полицейские из управления по контролю за обращением с животными занялись собаками. У многих были открытые раны, и все они были голодны.

Там, на поляне, коричневая собака не знала, как относиться к происходящему. К беде ли, к добру, но что-то менялось. Эти люди выглядели по-другому, пахли по-другому и говорили по-другому, чем те, кого она знала. Она бегала туда-обратно, наблюдая за тем, как люди приходили и уходили. Они выходили из-за деревьев, шли мимо клеток. И мимо сараев. Мимо мест, о которых она имела лишь смутное представление, но хоть какое-то. Они шли мимо дома и грузовиков с мигающими фарами в мир, о котором она ничего не знала, но с которым ей предстояло скоро встретиться.

❖

Пока одни полицейские занимались собаками, Бринкман с другими подошел к сараям. Хотя он прошелся по ним еще раньше, сейчас предстояло произвести тщательный осмотр.

Они открыли первый сарай, небольшую постройку слева. Дверь со скрипом отворилась, сарай осветили. В нем находились приспособления для натаскивания собак: ремни для вейт-пуллинга, беговая дорожка, три тренажера, подъемный блок, какой-то шест с петлей. Бринкман присмотрелся. Он узнал кое-какие из этих предметов. Он конфисковал их у Бенни Батса семь лет назад.

Второй сарай поражал безукоризненной чистотой. Он был стерильным настолько, насколько может быть стерильным импровизированный лазарет в лесной глуши. Вдоль стены тянулись полки со шприцами и медикаментами, а на полу стояли клетки из нержавейки. Здесь были различные лекарства, обезболивающие, бинты, шины. Третий сарай представлял собой нечто вроде послеоперационной палаты, уставленный рядами клеток, в которых собаки находились во время лечения после боев или после родов. В одной из клеток, высунув язык, лежала недавно родившая сука, однако щенков нигде не было видно.

Полицейские направились к самому большому, двухэтажному, сараю. У стены была свалена огромная гора пакетов собачьего корма «Блэк Голд Премиум». Их количество впечатляло – компания покупала по восемьдесят мешков за один раз в Клубе Сэма. На каждом мешке под названием стояли слова «Корм для активной деятельности». Рядом виднелись ведерки с белковым порошком, гемоглобином и другими веществами, повышающими активность. К балке были подвешены весы, рядом лежали палки, чтобы держать рот собаки открытым, и стояло специальное приспособление для фиксирования суки во время вязки. Около сарая один из полицейских наткнулся на частично сожженный ковер, лежащий в большой бочке, а внутри стояли свернутые в рулоны куски коврового покрытия.

Брауни подвел их к свисавшему сверху канату. Они потянули за канат, и вниз опустилась лестница. Полицейские начали взбираться наверх. Для собак лестница была слишком крутой, но их могли заносить на второй этаж на руках. На чердаке они увидели пустую комнату. Один из полицейских обнаружил выключатель и повернул его. Комнату залил яркий свет. Когда глаза привыкли к освещению, у присутствующих появилось ощущение, что они попали в другой, сюрреалистический мир, в комнате воцарилось гнетущее молчание.

Вдоль одной стены стояли пустые молочные пакеты, а в углу свалены пустые деревянные поддоны. В комнате также был кондиционер, радиоприемник и несколько стульев. Позднее они поймут, что стены ринга были съемными и в перерывах между боями хранились отдельно, для конспирации. Как эти стены монтировались, догадаться не составляло труда. На полу угадывались контуры квадрата примерно шестнадцать на шестнадцать футов. Почти повсюду – на полу и стенах – виднелись темные пятна и небольшие бесцветные дуги. Что это – было понятно без всякого лабораторного анализа. Это были пятна крови.

Пока продолжался осмотр, один из полицейских увидел на подоконнике белый блестящий предмет. Они подошли поближе и содрогнулись – перед ними лежал собачий зуб.

7

Фургон слегка накреняется, затем несколько раз подпрыгивает на кочках, проезжая по двору на подъездную дорожку. Наконец кабину наполняет звук шуршащих о дорожное покрытие шин. Собаки в фургоне смотрят на качающуюся поверхность под ними и лают. Одни растопыривают лапы, чтобы сохранить равновесие, другие ложатся на пол клетки. Одну-двух собак охватывает ужас.

Коричневую собаку волнует и пугает покачивание фургона. Само состояние движения нервирует и лишает ее уверенности. Она родилась на этой земле и всю жизнь провела на этой поляне. Здесь ей знакомы все запахи, и каждый день не сулит ничего неизвестного. Звук появляющегося из-за деревьев внедорожника. Небо над головой и лай соседей. Здесь ей знакомы все дуновения воздуха.

А сейчас она заперта в ограниченном пространстве, наполненном незнакомыми запахами. Лишь запах других собак немного успокаивает. Их лай усиливают металлические стенки фургона, он режет уши. Какое облегчение, когда лай, наконец, стихает – собаки свыкаются с движением.

Они направляются в приют для животных округа Сассекс, где проведут то время, пока будет решаться их судьба. Девятнадцать из пятидесяти одного питбуля Вика примет Сассекс, остальных распределят по другим приютам: тринадцать в округ Сарри, десять в Чесапик, пять в Саффолк, три в Вирджиния-Бич, одного в Хоупуэлл.

Тридцать пять миль от Мунлайт-роуд до округа Сассекс кажутся коричневой собаке вечностью, но вот, наконец, фургон сворачивает на гравийную дорогу. Стук гравия о шины вызывает еще один взрыв лая, но он длится недолго. Дорога приводит к стоянке, заполненной школьными автобусами и старыми полицейскими машинами. По одну сторону лежит поле, по другую роща. Здание приюта новое, обшитое желтым алюминиевым сайдингом с белой отделкой. Оно окружено восьмифутовым забором с колючей проволокой поверху.

Клетки выгружают из фургона и вносят в здание. Коричневая собака переступает лапами, ожидая, когда придет очередь ее клетки. Она мечется в тесной клетке и боязливо принюхивается. Она тявкает.

Наконец к ней подходит человек и берется за клетку. Клетка приходит в движение, и собаку охватывает ужас. Она поджимает хвост и припадает к земле. Клетку поднимают, и собака оказывается в воздухе. Над ней деревья, облака и синее вечернее небо. Воздух пахнет щебенкой, бензином, а еще нагретой пылью и деревьями, растущими вокруг. Собака в последний раз втягивает носом воздух и поворачивается к двери, темнеющей сбоку здания, которое ей видно сквозь прутья клетки. Если бы она знала, как нескоро из него выйдет, то в тот миг постаралась бы увидеть что-нибудь еще.

❖

Наутро коричневая собака проснулась в конуре площадью четыре на шесть футов, сделанной из шлакоблоков. К дверце прикреплена бумажка, на которой среди прочего значилось ее имя – Сассекс 2602.

Здание приюта построено совсем недавно, и собаки Вика стали его первыми обитателями. Загоны для собак расположены в два уровня и три ряда. Коричневая собака узнает знакомых собак по соседству, но не всех. Ей хочется подойти к одной из них, суке почти такого же окраса, но немного крупнее, чем она сама. Однако приблизиться к той, другой, собаке она не может. Она вообще не может ни к чему приблизиться.

Четыре небольших окошка пропускают внутрь немного естественного света, который, впрочем, забивает желтоватое искусственное освещение, отражающееся от светлых стен. Вентиляторы под потолком еле двигаются. Сводчатая алюминиевая крыша и голые стены отражают шум, который разносится по помещению, словно по пустой бочке.

Жужжание кондиционеров, охлаждающих помещение, становится слышным, лишь когда стихает собачий лай. Но он ни на минуту не стихает. Собаки лают не переставая с той самой минуты, когда они здесь оказались. Когда их вынимают из переносных клеток, они лают потому, что лишились маленькой безопасной территории. Когда их ведут в конуру, они лают оттого, что вновь оказались в плену. Они лают оттого, что вокруг суета. Они лают на полицейских, которые вносят и уносят клетки. Они лают потому, что голодны и испытывают жажду. Наевшись и напившись, они начинают лаять с удвоенной энергией.

Когда суета вокруг затихает, они лают на соседей, которые находятся в непривычной близи, однако по-прежнему недосягаемы. Они лают, когда за окном и в помещении темнеет. Они лают потому, что на цементном полу холодно, а спать на подстилках – металлических или пластиковых каркасах, покрытых материей, – они не умеют. Они лают, осознав, что выбора у них нет. Они лают и лают.

Ночью на какое-то время все успокаиваются, и наступает тишина, которую вскоре нарушает лай какого-нибудь пса, который, проснувшись, не может понять, где находится, куда делись знакомые запахи, луна и звезды над головой.

Утром, когда помещение наполняется светом, собаки вновь лают. Все вокруг странное и незнакомое. Они скребутся и смотрят сквозь решетку. Что же теперь будет? Кто к ним придет? Покормят ли их? Новизна и неопределенность нервирует их, и они лают.

Коричневая собака испытывает те же чувства и временами присоединяется к общему хору. Она нюхает твердый и холодный пол, который пахнет миллионом разных вещей – краской, мылом, людьми. Ей нужно справить нужду, но она не знает где. Она привыкла делать это на мягкой земле, найдя подходящее место и потом забросав следы землей.

На поляне, привязанная к автомобильной оси, она обычно выбирала для этой цели несколько мест. Как можно дальше от конуры. Здесь таких мест не было. Инстинкт, выработанный тысячелетиями и ставший второй натурой, не позволяет ей делать это там, где она ест и спит. Она мечется по клетке, принюхиваясь и высматривая выход. Она смотрит на окна, откуда падает свет, чувствует едва уловимые запахи улицы, идущие от вентиляторов, и тихо скулит. Она ждет. Она надеется, что ее выведут на улицу.

Многие собаки уже подняли лапы, чтобы пометить свое пространство, придать ему свой запах, заявить себя его хозяевами. Результат «вылился» в лужи на полу. И не только лужи, что вызвало новые приступы лая. Теперь они лают, оттого, что вынуждены ходить и сидеть среди собственных луж и куч.

Коричневая собака не может, больше терпеть. Отойдя в дальний угол, она облегчается. Затем она отходит в противоположный угол и, покрутившись, укладывается. Лай вокруг накрывает ее.

❖

С улицы доносится звук шагов по гравию. Коричневая собака вскакивает. Остальные собаки тоже. Они лают на звуки и лают на тишину. Слышен поворот ключа во входной двери. В коридоре раздаются шаги, но никто к ним не входит. Входные двери открываются и закрываются. Собаки лают и мечутся. Некоторые встают на задние лапы, опираясь передними о решетку.

Наконец дверь распахивается. В помещение входит человек, собаки лают, виляют хвостами, дрожат от нетерпения. Человек скрывается, но через секунду вновь появляется, таща за собой шланг. Он надевает на шланг насадку и начинает поливать помещение водой. Он идет по рядам и смывает то, что есть на полу в каждом отсеке, в дренажную канаву и дальше, на улицу. Некоторые собаки стараются укусить струю воды, другие прячутся, а есть и такие, которые явно не знают, как себя вести. Но каждая лает.

У них снова чистые клетки, но все в них мокрое. Пол мокрый, и подстилки тоже мокрые. Собаки стоят, стараясь не наступать в воду. Тем временем человек обходит клетки, наливает каждой собаке свежую воду и кладет в миску еду. Коричневая собака ест. Все собаки едят, и в течение нескольких минут в наступившей тишине слышно только их чавканье.

Когда они наедаются, человека уже нет и дверь опять закрыта. После еды собаки немного успокаиваются – ложатся или садятся в загонах. Некоторые мечутся. Хорошо, когда на шее нет тяжелой цепи, но нет ни птиц, ни бабочек, за которыми можно гоняться. Нет ни травки пожевать, ни камушков погрызть. Нет круга в пыли, по которому можно бесконечно бегать.

Коричневая собака, Сассекс 2602, сидит, а ее ухо торчит, словно вопросительный знак. Человек приходил и принес еды, но вернется ли он и когда? А что дальше? Эта комната станет их последним пристанищем? Ее обуревает страх и неуверенность, к которым присоединяется скука. Коричневая собака начинает лаять. Они все лают.