Текст книги "Стойкость (ЛП)"

Автор книги: Джиллиан Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава 21

Мы переместились на западную сторону поля к последней сотне рядов голубики, однако, работы хватает всем, потому что большинство людей решили сегодня остаться дома. Такое всегда происходит к концу сезона, но в этот раз прогулы связаны не с ленью, а с разносной речью мистера Вордвела. Хорошо, что он не работает собаколовом.

Теперь пустующее первое место Шэя занимает Банковски. Собирая ягоды, Нелл поёт «Мою дорогую Клементину», отчего мне становится спокойно и можно перестать думать о Шэе. Хотелось бы мне верить, что он здесь больше не появится, но вчера казалось, что ему наплевать на всех и каждого, а также на то, поймают его или нет. В мыслях всплывает мамин вопрос: «Всё закончилось?»

Я чуть ли не выпрыгиваю из кроссовок, когда во время обеда Джесси подходит ко мне. Проглатываю сухой кусок сэндвича под бешеный стук своего сердца. Мэгс и Нелл невзначай увлекаются своим обедом.

Он присаживается на корточки рядом со мной. От Джесси приятно пахнет испариной и природой.

– Получила мои сообщения? – Я убиваю ладонью слепня. – Как ты?

– В порядке, – утробным голосом отвечаю я, отрывая кусочек хлеба от сэндвича. – А ты?

Под его левым глазом расплылся фиолетовый синяк, белок покрыт лопнувшими сосудами, а на щеке красуется большая царапина, которая выглядит довольно неприятно.

– Бывало и похуже.

Сегодня я немного наблюдала за Джесси: работает он медленно и при этом закусывает щёку, как будто внутри его что-то беспокоит. Может быть, рёбра болят. Мейсон собирает ягоды рядом с ним. Наверное, всё это время он выслушивал разговоры Шэя и Джесси обо мне, когда одного из парней не было рядом. Он должен был знать, что когда-то случится непоправимое. Я снова бросаю взгляд на дорогу.

– Ты с ним говорила? – Джесси понимает, о чём я беспокоюсь. – Если он тебя достаёт – просто скажи мне.

– Ай, хватит. Вчера ты набросился на него ради себя, а не меня. – Нелл вздрагивает от тона моего голоса и подтягивает колени к себе, становясь меньше. – Шэй разбил мне лицо. Таким оно тебе уже не нравится, вот ты и ударил его. – Я медленно выдыхаю, а вокруг воцаряется потрясённое молчание. – Мне жаль, что Шэй причинил тебе боль. Но не ради меня ты в это ввязался. – Джесси продолжает смотреть мне лицо. – Я с ним сглупила. И мне жаль, правда. Я не знала, какие отношения были между вами на самом деле. Но если ты злишься из-за всего этого сбора... Ну, с Шэем покончено. Боб больше не пустит его на поле.

– Да. Но его так и не поймали.

Я сжимаю сэндвич, упакованный в фольгу, и быстро проглатываю остатки.

– Его не поймали, потому что никто ничего не предпринял.

Джесси застывает на месте, его губы побелели и не двигаются. Он сжимает ладонью колено, и я замечаю притёртую грязь на его большом пальце – такую только пемзой получится оттереть.

– Значит, так?

Я искоса смотрю на него.

– Видимо.

Он встаёт и на пару секунд кладёт ладонь на мою макушку. Затем его пальцы соскальзывают.

– Береги себя, Дарси.

– Несомненно, – слабо отвечаю я, когда он уходит.

К тому времени, как Либби и Нелл возвращаются домой из Бэнгора, наступают синеватые сумерки. Я наблюдаю из окна гостиной, как Нелл бежит через газон, прижимая к себе длинный чехол с платьем. Её лицо светится от счастья, а волосы подпрыгивают на плечах, когда она перепрыгивает через первую ступеньку и исчезает в трейлере.

Видимо, Нелл нашла его – то самое платье.

– Покажи. – Мэгс бросает на Нелл взгляд, падая на кровать. – Серьёзно? Ты нам даже не покажешь?

– Нет. Тогда испортится всё впечатление.

Нелл макает спонж в зелёный консилер.

– Хотя бы скажи, какого оно цвета.

– Оно – то самое! Больше вам ничего не нужно знать.

Нелл касается моих плеч и приподнимает мне подбородок – мы отражаемся в зеркальце Мэгс. Лёгкими движениями она прикасается спонжем к моему лбу и носу, затем с помощью кисти растушёвывает консилер под глазами – так она поймёт, сможет ли скрыть под макияжем мои синяки в день конкурса. Посмотрев на меня, можно подумать, что я упала лицом в тарелку с фисташковым пудингом.

– Ты же разбираешься, да? – Я наблюдаю за Нелл в зеркале, когда она разглаживает пальцами мою кожу. – Не обижайся, просто выглядит... как...

– Зелёный консилер хорошо убирает красноту. Миссис Хартвел же сказала тебе, что он поможет? – Прикосновения её пальцев настолько нежны, что напоминают крылья бабочек, порхающих над моим лицом.

– Тепло моей кожи поможет хорошенько растушевать его. А твои пальцы – лучшее средство для нанесения любого макияжа.

– Держись, Школа Косметологии Паулины, – бормочет Мэгс с улыбкой, листая один из своих ежегодников.

– Затем мы наносим тональный крем.

Нелл покрывает моё лицо толстым слоем тональника – так я никогда не делала, зато теперь не виден зелёный консилер. Я выпрямляю спину, не отрывая взгляда от зеркала.

Мэгс перелистывает страницу и фыркает.

– Я извиняюсь, но какой же он придурок.

Она остановилась на развороте с непостановочными фотографиями. Её большой палец указывает на фотку Кеньона, которого запечатлели вполоборота за партой в классе: на нём надета кепка-гансовка и толстовка, глаза прикрыты тяжёлыми веками – здесь он больше похож на Кэт, чем на себя.

– Он не придурок, – заступаюсь я. – Просто... – Даже не знаю, остались ли мы с ним друзьями, но я всё равно продолжаю заступаться за него. – Он испугался, поэтому и облажался.

– Держа у себя машину целый год? Это больше, чем облажался. Как он мог не догадаться, что это худшее, что он мог сделать? Ему ещё повезёт, если его в тюрьму не посадят.

Нелл отходит от меня.

– Готово.

Выгляжу я почти нормально. Если приглядеться очень близко, то можно заметить, что с моим лицом что-то не так. Однако в субботу я буду далеко на сцене, и зрители ничего не заподозрят.

– Ого, огромное спасибо, Нелли. Так намного лучше!

Она улыбается и пожимает плечами, собирая свои принадлежности, как будто для неё это пустяки.

– Я что-то понимаю в макияже.

– Ты многое понимаешь. Не грузись, – произносит Мэгс, откладывая ежегодник на стопку книг, покоящихся на прикроватной тумбочке.

Мои мысли заняты Кеньоном: я вспоминаю, как его кулак ударил по груше, челюсти сжались, а взгляд напрягся, стоило мне спросить, знала ли Рианона о его чувствах. «Этого бы не произошло», – ответил он без капли сочувствия к себе, уверенный в таком исходе.

– Думаешь, он обманул меня? – Нелл бросает на меня взгляд и сразу же опускает его на упаковку с кистями. – Он целый год всех обманывал.

– Ему всего-то нужно было рассказать родителям, – бросает Мэгс. – Они бы сгладили ситуацию, как и тогда, когда его поймали с травкой в школе. Все знают, что богаче их никого нет.

– Дай ноутбук, – говорю я. Мэгс вскидывает брови и застывает на месте. – Пожалуйста, Ваше Величество. Дай мне ноутбук.

Я отправляю Кеньону простое сообщение: «Ты врёшь?».

Утром я сплю дольше обычного и просыпаюсь от стука ноги Мэгс в мою дверь. Уже некогда проверять, ответил ли мне Кеньон. Но, по крайней мере, я задела его. Ведь он понимает, что я что-то подозреваю.

Последний день на работе – пожалуй, самый красивый день лета. Жарко, но сухо, голубое небо покрыто объёмными кучевыми облаками, которые приобретают очертания животных. К обеду нас здесь уже не будет – все это прекрасно понимают, поэтому ведут себя расслабленно, смеются и переговариваются друг с другом через ряды голубики. Я собираю ягоды рядом с сёстрами, но мы почти не болтаем, а только наслаждаемся теплом солнца и пытаемся заработать последние доллары.

Когда собран последний урожай, Мистер Вордвел сигналит три раза, и все работники направляются к штабу, выстраиваясь вокруг него. Миссис Вордвел поднимается с кресла.

– Как вы знаете, мы поощряем лучшего работника в конце сезона. В этом году произошло кое-что новое. Раньше этим человек не становилась девушка. Тереза Банковски, подойди и забери свой чек.

Я наблюдаю за угрюмой веснушчатой женщиной, выходящей из толпы. Это та самая женщина, чья семья потеряла всё во время пожара. Когда она – стройная, но жилистая – обменивается рукопожатием с миссис Вордвел, у неё на предплечье проступают сухожилия. Выражение её лица остаётся прежним, когда в её руке оказывается чек на семьсот долларов (как будто это чек из магазина). Вдруг в толпе я встречаюсь взглядом с Джесси. Мы долго смотрим друг на друга, и никто из нас не хочет первым отводить взгляд.

– Итак, в этом году мы собрали хороший урожай. – Миссис Вордвел усаживается в кресло, потирая ногу через мокасин. – Последние выписки будут отправлены по почте.

– А теперь проваливайте, – шепчет Мэгс. Я инстинктивно улыбаюсь, наблюдая, как Джесси уходит с Мейсоном. Мейсон, с тобой мы встретимся в школе в понедельник. Джесси, понятия не имею, когда мы встретимся с тобой.

Местные направляются к припаркованным машинам, готовясь поехать домой. Мигранты идут к своим баракам. С завтрашнего дня они отправятся на поиски другого заработка: сбор картофеля в северных штатах, работа на нелегальной стройке или в общепите. Интересно, приедут ли они в следующем году. Я бы на их месте не приезжала.

Мы спускаемся к машине Мэгс, и до нас долетает визг. Банковски раскручивает сынишку вокруг себя, удерживая его за руки, а он, смотря в небо, хохочет как безумный.

Без людей поле действительно выглядит как пустошь. На нём не осталось ничего, кроме грузовика с последними ящиками урожая, нескольких пикапов и туалетов – только так понятно, что мы здесь были. Я останавливаюсь, щурясь от солнечного света, и смотрю, как машина Джесси выезжает на шоссе, а длинный поток автомобилей остальных работников спешит обратно в город.

Мэгс останавливается, опустив руку на дверцу.

– Что-то забыла?

Я снимаю шляпу, бросаю её в машину и залезаю следом.

– Ничего.

Глава 22

Я мгновенно узнаю внедорожник, подъезжающий к нашему дому ближе к вечеру. Мы играем в карты на крыльце. Я встаю, опираясь плечом на деревянную подпору, когда из машины своей матери вылезает Кеньон. Недолго же из его организма травка выходила.

Он окидывает наш дом быстрым взглядом. Кеньон никогда здесь не был, а дом сейчас не в самом лучшем виде: облупленный, а свежая жёлтая краска нанесена только до второго этажа. Он ступает на лестницу.

– Привет. – Кеньон замечает мои синяки, но не спрашивает про них: в Сасаноа быстро расходятся слухи, так что он точно слышал всю историю.

Я киваю. Нелл приняла позу кошки, готовой к прыжку, и пристально рассматривает парня, попеременно перебирая пальцами старую вязаную афганку (когда-то её связала Либби, теперь же мы накидываем её на спинку стула). Сидя на полу, Мэгс безэмоционально смотрит на Кеньона поверх карт, – своим коронным трюком она может заставить человека чувствовать себя лишним. Кеньон осматривает обстановку: стол с картами, мелочью и упаковкой сырных палочек – и обращается ко мне:

– Можем поговорить?

Мама ещё на работе, но я веду его к себе в комнату, чтобы нас никто не слышал. У меня, в принципе, чисто, но приходится быстро закинуть грязное бельё под кровать. Кеньон подходит к окну и выглядывает на дорогу.

– Я получил твоё сообщение. – Он тянется рукой к сухим лютикам и рассеянно перебирает их пальцами. – Так, значит, я лжец?

– Да, мне кажется, что ты несёшь полную чушь.

Когда он оборачивается, вид у него затравленный.

– Только не разболтай.

– Почему это? – Я делаю серьёзное лицо. – Ты меня подставил. Почему бы мне не сделать то же самое? Почему бы мне не пойти к копам? – Я блефую, надеясь, что он этого не поймёт.

– Дарси, я серьёзно. Просто забудь.

– Да что такое, Кеньон? Правда. Ты должен сказать мне правду.

Он едва слышно чертыхается. Кеньон выглядит ещё тоще, чем обычно: футболка с изображением Боба Марли и широкие джинсы так и свисают с него. Острая линия его челюсти выглядит довольно деликатно, а падающие солнечные лучи делают его тонкую белую щетину почти прозрачной.

– Ты же знаешь. Она попросила меня взять её машину.

– Ты сказал, что взял её на время.

Мне приходится прислушаться, чтобы услышать его:

– Ей нужно было уехать.

Я медленно сажусь на кровать, сложив руки на коленях. Кажется, что моя комната застыла в полуденной тишине, как та панно-витрина, которую мы делали в начальных классах: крошечная кровать, крошечный письменный стол и маленькие человечки. Что бы я ни чувствовала, это точно не облегчение – это чувство давит на меня, ослабляя мои силы и голос. Когда я решаюсь заговорить, голос превращается в шёпот:

– Зачем?

– Я не знаю. Я не знаю зачем. Она не могла мне сказать. Просто не могла, а не потому, что не хотела, понимаешь? Будто ей было тяжело. – Он пожимает плечами и вздыхает. – В прошлом году она была сама не своя. Мы много раз обсуждали с ней эту тему, но на той вечеринке она разрыдалась. Сказала, что больше не может здесь быть.

Я пытаюсь представить энергичную, и до ужаса умную пятнадцатилетку, некогда знакомую мне. Нет, не получается и я трясу головой.

– Из-за родителей, или что?

– Типа того. Она сказала, что они не будут скучать по ней, потому что слишком увязли в своей драме. Ну и в том году голубику она собирала, только чтобы заработать деньги на жизнь. Она хотела избавиться от машины, потому что копы могли объявить её в розыск и легко поймать. Я пообещал Рианоне спрятать её, пока она не исчезнет.

– Она специально сожгла свою сумку.

– Она хотела подстроить всё таким образом, чтобы её сочли мертвой. Так её пытались бы найти где-то поблизости. Да и мне кажется, что она не хотела брать с собой ничего из прежней жизни: всё, что её окружало и создавало её образ. Даже удостоверение личности – ничего. – Он опускает глаза. – Я даже не думал, что может случиться со мной, если у меня найдут машину, пока не протрезвел.

Я складываю руки на груди.

– Она не потрудилась сказать тебе, куда направляется? Как собиралась добираться?

Кеньон медленно качает головой.

– Она пообещала написать мне, но так и не написала. – Он встречается со мной взглядом. Я вижу перед собой парня, которому вырвали сердце. – Даже не знаю, всё ли с ней в порядке.

Я пытаюсь сдержаться, правда. Кажется, что целую минуту я сижу, задержав дыхание.

– Что ж, просто прекрасно. Она ничего тебе не сказала, чтобы ты не смог разрушить её грандиозно тупой план, и теперь ты под колпаком. Причем ты её продолжаешь любить. Господи, Кеньон, ей нужно вернуться и врезать тебе по яйцам, чтобы ты, наконец, осознал, что ей было пофиг на тебя? Ты ей никогда не нравился, она тебя использовала. А теперь ты сядешь из-за неё за решётку.

Он замирает на месте – его взгляд неподвижен, а рот перекошен.

– Ты никому не расскажешь.

– Почему? Я для неё была собачьим дерьмом. А теперь мне ещё и её секретики хранить?

– Она была права. Ты будешь вечно обижаться. – Я впиваюсь в него взглядом. – Она рассказала мне о том, что ты вытворяла с тем парнем на парковке. Как он лишил тебя девственности, – его губы подёргиваются, – а потом ты обвинила во всём её.

– Потому что она была виновата. Это была её идея. Только потом она стала распускать слухи, что я шлюха. Об этом она тебе рассказала?

– Да. – Я не сразу осознаю, что он мне ответил. – Она поняла, что не была готова, поэтому и остановилась. А ты бы хотела, чтобы она всё равно накинулась на него?

– Нет. – Я сутулюсь под всплывающими в голове тёмными и мерзкими воспоминания и осознанием, какой же ужасной они меня делают. – Если бы она не трепалась... – хрипло продолжаю я, – она могла бы и не поступать так. И мы бы остались друзьями.

– Она стала поливать тебя грязью до того, как ты бы смогла сделать то же самое. Типичные десятиклассницы. Она считала себя виноватой в том, что ты пожертвовала что-то особенное. Типа, если бы она не устроила тот вечер, то может ты... – он пережёвывает слова, – не спала бы так часто с парнями.

Я готова сказать всего лишь два слова ему и Рианоне, и это не «Счастливого Рождества».

– Так она пыталась всё исправить, выставив меня посмешищем?

– Она не говорила, что это был разумный ход.

Я опускаю голову на руки, запускаю ногти в волосы, впиваюсь в кожу головы, пока не становится больно.

– Ты же знаешь где она, да? Она тебе сказала.

Он качает головой.

– Она только упомянула друга, который за ней приедет. Уже после вечеринки. Не знаю кто. – Он выдыхает. – Но тем летом она говорила о суициде.

Кажется, что у меня выбили почву из-под ног. Наступает тишина. В этом нет никакого смысла. Хитро улыбающаяся Рианона которая знает, как одеться, выйдя за рамки, со своей сумкой-почтальонкой и кедами, а также зависнуть с наркошами, куря травку и предлагая потрахаться под трибунами. Даже не могу себе это представить. Но опять же, я её плохо знала.

– Тебе нужно сообщить в полицию. – Он застывает на месте, не отвечая мне. – Не глупи, Кеньон. Копы думают, что именно ты что-то с ней сделал.

Он подходит к двери и выглядывает в коридор, наблюдая за пылинками, летающими в солнечном свете.

– Дарси, нужно её отпустить.

Половицы лестницы скрипят, когда он спускается вниз.

Когда утром я открываю глаза, на моей кровати покоится солнечный свет, приняв вид четырёх квадратов оконной рамы. Я прислушиваюсь к маме и Либби, передвигающимся по первому этажу и звуку смывания туалета.

Фестиваль начнётся в половину одиннадцатого утра, а добираться нам придётся целый час. На ярмарочной площади разожгут грили, в местах, где разместят домашний скот, повесят мотивационные плакаты, призывающие молодёжь работать на благо сельского хозяйства, пересчитают деньги в кассах. Осталось всего девять часов до того, как мы с Нелл войдём в шатёр на сегодняшнюю коронацию.

Я делаю глубокий вдох, натягиваю на голову простынь и соскальзываю вниз по матрацу, как будто проваливаясь в воды карьера.

Из кухни доносится пение Нелл.

– Поверить не могу, что она пойдёт в таком виде.

Несколько часов спустя голос Либби врывается в мою комнату сквозь открытую дверь. Я подворачиваю колготки телесного цвета и натягиваю их на ноги.

– Я-то даже не удивлена, что ты ей позволишь. Если она решит уйти голышом, то ты и тут не возразишь, – шипит она. – Боже, она выглядит так, будто её избил сутенёр. – Мама фыркает и что-то ворчит в ответ.

– По-твоему, это смешно?

– Ты смешная.

– Подожди, вот увидишь – все будут говорить то же самое. Сара, она будет на сцене перед целым городом. Люди о таком не забывают. И репутация будет идти впереди неё. Разве ты этого хочешь?

Я застегиваю лифчик без бретелек. Нелл накрасила меня час назад и пошла собираться. Из зеркала на меня смотрит слегка непропорциональное лицо. В этот момент лестница Ханта ударяется о фасад дома, и он начинает красить кистью новый участок на обшивочных досках.

– Вот, что я ещё хочу сказать. – Мне приходится напрячь слух. – Вчера я видела, как из дома выходил парень. Ты тогда была на работе.

Я чувствую мамино сомнение.

– Джесси Бушар?

– Я не знаю. У Нелл нет таких друзей. – Так она называет его отбросом.

Я натягиваю через голову платье цвета морской пены с вкраплениями серебра. Я представляю, как мама приняла услышанное, оставив разговор со мной на потом.

– Они могут приводить друзей. На мальчиков ограничений нет.

– А может, стоило бы?

Я распыляю лак на волосы и накручиваю локон на плойку, которая едва не обжигает мне голову. Либби недовольно фырчит.

– Пойду гляну, что там у Нелли.

Нашей двери повезёт, если она не слетит с петель после всех испытаний, которым подвергла её Либби этим летом.

Я спускаюсь на первый этаж в невысоких серебристых туфлях Нелл. Мэгс стоит, облокотившись об кухонную дверь, и ест яблоко – всем своим видом она пытается доказать, что нисколько меня не ждала. Она пробегает по мне взглядом с головы до ног.

– Неплохо.

Я пожимаю плечами, осматривая платье. Моё сердце бешено бьётся, будто ненормальный ребёнок, бьющий изо всех сил по цимбалам.

– Не слишком вычурно с кудрями?

– Не-а. Стой. – Она подходит ко мне и поправляет локон – я была уверена, что она это сделает. – Вот. Вот теперь хорошо выглядишь, дурында.

– Подожди.

Мама выходит из кухни, держа в руках маленькую белую коробку. Моё сердцебиение вмиг подскакивает, ведь мама никогда не была такой невозмутимой: спокойная улыбка, а вокруг глаз возникли морщинки.

В коробке лежит букетик на руку от Вивера, составленный из розы и качима. Я не могу подобрать ни одного подходящего слова, пока мама надевает его на моё запястье.

– Мы купили вам с Нелл белые корсажи, потому что она так и не призналась в цвете платья. – Мама, отступает и вздыхает, глядя на меня. – Знай, что мы будем рядом. – Она поднимает мой подбородок большим и указательным пальцами – прямо как в детстве – и легко целует мой лоб. – Люблю тебя.

Я ненадолго закрываю глаза, мама уходит за камерой, а Мэгс придерживает мне заднюю дверь, чтобы я могла выйти и встретить Нелл.

Мы ждём во дворе: я ёрзаю под накидкой, поворачиваясь из стороны в сторону, пока мои каблуки впиваются в торфяную землю. Наконец, из трейлера выходит Либби. Она слегка всхлипывает.

Нелл выступает из-за её спины, и мы теряем дар речи. Корсаж идеально подходит к её платью из девственно белой органзы с одной воздушной лямкой. Лиф платья плотно облегает тело, а юбка представляет собой объёмное облако из рюша, которое закрывает её туфли с открытым мыском. Я никогда не видела, чтобы Нелл делала такую прическу: волосы убраны на одну сторону и удерживаются гребешком с фианитами, который сочетается с серёжками. Макияж Нелл очень яркий: смоки-айс и тёмно-красная блестящая помада. Она напоминает актрису из старых голливудских фильмов. И я никогда не встречала эту женщину – она определённо не похожа на мою сестру Нелл.

– Что же, – раздаётся сзади меня чей-то голос. Я поворачиваюсь и вижу Ханта, стоящего бок о бок с мамой. Он не сводит глаз с Нелл, пытаясь выразить мысль, но так и не находит нужные слова, и просто снимает с головы старую кепку.

Кажется, что открыли дамбу: мы уверяем Нелл в том, какая она красавица, совсем не похожая на себя, а Либби продолжает плакать и улыбаться. Нелл обращается ко мне:

– Говорила же, что нашла то самое, – и проводит рукой по платью.

– Правда, – всего лишь произношу я в ответ.

Нас фотографируют тысячу раз: то вместе, то поодиночке – русалку и старлетку.