Текст книги "Райский остров"
Автор книги: Джилл Барнет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 31
Команда женщин проиграла со счетом 27:3, им не помогло даже то, что они объявили Опровержение членом команды. Коза притрусила к полю и паслась около позиции Хэнка. Казалось, она всерьез собиралась рассчитаться с ним за то, что он был невежлив с дамами. Так и произошло. Минут пятнадцать спустя коза выбила его с базы дважды, как раз когда он стоял, приготовившись к бегу. Тем не менее трогательное (и весьма чувствительное для пятой точки Хэнка) участие козы ничего не изменило. Хотя Маргарет бегала как ветер, никто не мог превзойти Хэнка в точности удара. Когда он брал биту, его мяч летел выше кокосовых пальм.
Но игра закончилась, и они пошли к пляжу, чтобы искупаться и освежиться. Маргарет взяла Аннабель на руки. Лидия и Теодор побежали наперегонки, кто первый добежит до воды. Мадди летал в поднебесье вместе с чайками и смешно их передразнивал. Дети смеялись и показывали на него друг другу. На самом деле джинн выполнял серьезное поручение Маргарет: следил за акулами.
Хэнк же старался не обращать внимания на то, что кто-то там летает, окутанный пурпурным дымом. Маргарет повернулась к Хэнку.
– Я никогда не видела, чтобы так били по мячу, как ты.
Он засмеялся:
– Раз я не мог бегать, мне необходимо было научиться подавать и бить.
– Но ты ни разу не промазал.
Он повел плечами и посмотрел вдаль.
– Во время моего третьего сезона в Национальной лиге я выбил 492 очка.
– Это много?
Хэнк рассмеялся.
– Мне следует всегда перед тобой хвастаться, дорогая. Да, достаточно неплохо. Не думаю, что мой рекорд кто-нибудь побил. Когда я уезжал из Штатов, он держался, но, может быть, за последние годы...
Теодор подбежал к ним, упал коленями на песок и, задыхаясь, спросил:
– Можно, я сплаваю на отмель? Я уже очень хорошо умею.
Маргарет побледнела, вспомнив, что только вчера она застрелила акулу.
– Нет! – закричала она резко. – Это слишком опасно. С тобой все, что угодно, может случиться.
– Ты имеешь в виду акулу? – невинно спросил мальчик.
– Да, – ответила она, сильно нервничая.
– Но ты же убила ее. Почему бы мне не попробовать? Ну пожалуйста.
Хэнк взял Теодора за плечо.
– Ты хочешь знать почему?
– Да.
– Потому, что у тебя рыжие волосы.
Теодор заморгал, нахмурился, задумался, потянул себя за волосы, посмотрел на огненно-рыжую прядь. Хэнк с серьезнейшей миной посмотрел на него и спросил:
– Ну что, какого цвета?
– Рыжего.
– Правильно.
– С такими волосами нельзя плыть к отмели?
Хэнк покачал головой. Теодор посмотрел на море, на буруны над отмелью, опять насупил брови, видимо, пытался что-то понять. Потом, смирившись, глубоко вздохнул.
– Ладно.
Теодор еще переминался какое-то время на месте, потом побежал обратно на мелководье.
Маргарет смотрела на Хэнка, не в силах прийти в себя от изумления. Однако она сказала очень спокойно:
– Но это же бессмысленно.
– Проклятие, если я что-то и понял в психологии детей, Смитти, так это то, что они думают по-своему. Совершенно не обязательно, чтобы мы с тобой что-то понимали. Главное, чтобы они сами видели в этом смысл.
К ним подошла Лидия. Они с Маргарет взяли Аннабель за ручки с двух сторон и пошли с ней в воду. Несколько минут, пока они плескались, Хэнк о чем-то раздумывал, глядя на океан. Маргарет вдруг обернулась – он по-прежнему стоял, пристально вглядываясь в прошлое. Она отдала Аннабель Лидии, а сама решила, что должна обязательно вытащить его оттуда, вернуть в настоящее.
Она стала подкрадываться к нему сначала медленно, потом перешла на шаг и, наконец, побежала прямо на него.
– Эй, Хэнк!
Он обернулся.
– Имеешь право сказать последние слова. – И она толкнула его прямо в волны.
Маргарет засмеялась, дети расхохотались, когда он упал плашмя на воду в бурунах пены. Она перестала хихикать, увидев у Хэнка то же выражение, которое она замечала у козы перед тем, как та бросалась в бой. Маргарет побежала, и правильно сделала, потому что Хэнк рванулся за ней, сделал бросок, решив, видимо, схватить ее за ноги, но промахнулся и, взметнув вверх пену и мелкие брызги, ткнулся носом в песок. Маргарет замедлила темп, видя, что ему до нее далеко, и вскоре остановилась. Он лежал не двигаясь.
– Хэнк!
Нет ответа.
– Хэнк! Ты в порядке?
Он даже не дышал. Она медленно пошла обратно.
– Хэнк? – опять робко спросила она, протянув к нему руку.
И тут внезапно он нырнул вперед и схватил ее за колени, она шлепнулась, как мешок с картошкой.
– Это нечестно, – пыталась она протестовать.
– Я знаю. – Хэнк держал ее как в тисках и ухмылялся.
– Отпусти меня.
– Хорошо. – Он поднялся и со смехом протянул ей руку, помогая встать. – Никогда не думал, что ты попадешься. – И прежде чем она успела охнуть, он подхватил ее под колени и поднял на руки. – Теперь тебе не убежать, дорогая.
– Поставь меня на землю.
– Нет.
– Ты обманул меня.
– Да.
– Это нечестно.
– Да, нечестно, но сработало.
Он зашел в воду, а она пыталась освободиться. Она ругала его, пищала, смеялась, угрожала ему, обещала, что он пожалеет, если решится бросить ее в воду. Потом она нагнулась, присела, обвила его шею руками и проникновенным шепотом попросила:
– Поцелуй меня.
Он поцеловал. Звонко, в щеку.
– Отлично, Смитти. На твоем месте я бы тоже попробовал этот приемчик.
Смеясь, он отклонился.
– Хэнк! – завопила она. – Не смей!
Но он бросил ее в воду.
Мадди наклонился над камерой и поправил треногу.
– Всем приготовиться!
Он посмотрел на них через объектив, выпрямился, рукавом потер свою камеру из красного дерева. Потом снова нагнулся и бросил еще один взгляд на живописную, группу, сидящую перед ним на фоне роскошного куста гибискуса, ясного чистого неба и огромного Тихого океана.
Лидия и Теодор отчаянно пихали друг друга локтями, Аннабель бегала кругами у ног Маргарет, склонившейся вперед и пытавшейся остановить ребенка. Хэнк смотрел прямо перед собой на бедра и спину Маргарет.
Мадди достал инструкцию и опять прочитал ее на всякий случай, установил фокус, приник к объективу и накрылся черным покрывалом.
– Я готов!
Лидия подтащила козу поближе, чтобы она тоже попала в кадр. Еще несколько минут прошло в поисках лучшего места. Маргарет по-своему завязывала белый галстук Хэнку, поправляла свое платье. Теодор решил сниматься в бейсбольной кепке (естественно, что он повернул ее козырьком назад), с битой, мячом и перчаткой. Лидия надела все украшения из ракушек и гребни, которые сделал ей Хэнк. Аннабель с любопытством следила за манипуляциями джинна.
Вскоре они объявили, что готовы. Маргарет сидела в центре на камне, с Аннабель на коленях, слева от нее Лидия обнимала Опровержение, Теодор справа опирался на биту с видом заправского игрока в бейсбол. Хэнк стоял позади Маргарет и по-хозяйски держал ее за плечо.
Мадди улыбнулся:
– Раз... два... готовы?
Все кивнули.
– Три!
И Мадди сделал свою первую фотографию – семейный портрет.
Хэнк и Смитти сидели на берегу и любовались закатом. Она держала на коленях уснувшую малышку. Теодор и Лидия удили рыбу неподалеку. А джинн? Проклятие! Он насаживал живца, потом летел и бросал в нужное место крючок. Видимо, дела шли лучше некуда, потому что визгам детей не было конца. Наверное, они наловили столько рыбы, что ее хватит, чтобы приготовить ужин, сожги Смитти хоть половину.
Смитти задумчиво что-то рисовала на мокром песке, а Хэнк любовался не столько закатом, сколько ею. Пожалуй, за последнее время он вообще только этим и занимался. Дул очень приятный бриз. Ветерок шевелил ее волосы. Господи, она просто совершенство! Казалось, такое лицо можно увидеть только во сне, а на ее коленях спит ребенок. Маргарет погладила девочку, а Хэнк растрогался так, что у него чуть слезы не выступили.
– Если бы ты мог выбрать, где бы ты сейчас оказался? – спросила она.
Он пересел поближе к ней.
– Почему ты спрашиваешь?
Она пожала плечами:
– Ну, думала об этом.
Он засмеялся:
– Да что ты? Неужели?
Маргарет улыбнулась:
– Я знаю. Ты думаешь, что я слишком много думаю. – Она покрутила головой и весело сказала: – Я думаю, что ты думаешь, что я слишком много думаю.
Они оба засмеялись.
Продолжая улыбаться, она сказала:
– Звучит ужасно. Может, думать не стоит совсем?
Хэнк ничего не ответил. Он не хотел думать. Просто сидеть и смотреть на нее. Хотел просто быть. Она, казалось, все-таки ожидала ответа. Он покачал головой.
– Ты-то, наверное, знаешь, где хотела бы оказаться?
Она пожала плечами:
– Не совсем. Я всегда считала, что хочу быть именно там, где и находилась в данный момент. Я была счастлива в Сан-Франциско. Всем довольна. У меня был дом, семья: отец и дяди. Работа.
– О, кстати, Смитти, расскажи мне, как женщина может пробиться в адвокаты.
Она взглянула на него исподлобья.
– Просто. Точно так же, как мы когда-нибудь добьемся избирательных прав. Надо всего лишь заставить мужчин понять, что мы такие же, как и они. Мы будем работать и со временем покажем мужчинам, которые от рождения упрямы как ослы, что и они могут ошибаться.
Он засмеялся:
– Наверное, ты хороший адвокат, дорогая.
– Папа так считает. Он был блестящим адвокатом, пока не ушел в судьи. Сейчас он – верховный судья Калифорнии.
Хэнк застонал.
– Он тебе понравится. Он любит поспорить, любит состязаться в уме и красноречии. Это он меня всему научил. Когда я росла, взрослела, мы обычно за ужином о чем-нибудь спорили. Он предлагал мне исходную точку и забрасывал вопросами, заставляя меня защищать свою позицию, потом, правда, почти всегда загонял в угол своими аргументами, потом смеялся и предлагал поменяться местами.
Хэнк присвистнул.
– Тогда я начинала защищать противоположную точку зрения, которую только что пыталась опровергнуть. Он научил меня думать. Он очень меня любит.
– Ты скучаешь по нему?
Маргарет посмотрела ему в глаза.
– Я очень беспокоюсь за него. Ведь я – это все, что у него есть. Не знаю, что ему сказали. Наверное, он думает, что я погибла, поэтому я волнуюсь, как он переживает эту весть.
– Может быть, он надеется.
Она кивнула.
– Ты все-таки мне не ответила, как женщина становится адвокатом.
Маргарет нахмурилась.
– Женщина может стать кем угодно.
– Только – не игроком в бейсбол.
– Дай нам время.
Он рассмеялся.
– Я училась в колледже. Первой получила докторскую степень по праву Энн Арбор. Но вообще-то степень иметь не обязательно. Можно быть и учеником. Я, например, сначала стажировалась, а потом получила степень. Я работаю в семейной фирме. Мой отец и дяди – старинные партнеры.
Хэнк опять невольно замычал что-то сквозь зубы.
– Мне всегда нравилось изучать право. Мне нравится искать решение сложных загадок, которые подкидывает мне закон. Закон всегда допускает разные толкования, разные подходы. Право, как и жизнь, не стоит на месте. – Маргарет задумалась, помолчала и вдруг добавила: – Но знаешь, вот сейчас я сижу здесь, и все это представляется мне таким далеким.
– Почему?
– Мне кажется, что все это было не со мной, а в какой-то другой жизни. Когда я оглядываюсь вокруг, – она кивком показала на море и пляж, – мне даже и в голову не приходит, что я могу очутиться в другом месте.
Они посидели молча, им не нужны были слова.
– Расскажи мне о тюрьме.
– Дорогая, это то, о чем, я уверен, тебе знать не надо. И я не уверен, что могу тебе рассказать.
– Почему бы и нет?
Он знал, что когда-нибудь этот вопрос возникнет, и посмотрел ей прямо в глаза..
– Это имеет такое значение для тебя?
– Если ты думаешь, что это повлияет на мое к тебе отношение, то очень ошибаешься, Хэнк.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Да, это имеет для меня значение, потому что это связано, с тобой.
Хэнк долго подыскивал слова, чтобы поточнее рассказать то, что было самым важным.
– Я жил на островах, переезжая с одного на другой, нигде не задерживаясь надолго. Самое большое – несколько месяцев. На тот злополучный остров меня занесло только на неделю. Я должен был забрать лодку, которую купил. Но, приехав к этому сукину сыну Ларошу, я обнаружил, что его нет и лодки тоже. Три недели я искал этого ублюдка, нашел его, выбил из него всю пыль, весьма основательно. Он делал вид, что первый раз меня видит. Целую неделю я был мертвецки пьян, почти ничего толком не помню. Меня разбудили местные жандармы, вытащили из постели и сволокли вниз по лестнице.
Оказалось, что пока я пил и бросал на ветер свои последние деньги, кто-то ухлопал Лароша выстрелом в голову. Через день они устроили судебное заседание – чистую комедию – и сказали, что я виновен, есть два свидетеля, которые видели, как неделей раньше я делал из него отбивную. Проклятие, у меня даже не было оружия, но об этом все, и первый мой адвокат, дружно промолчали.
– Неужели?
Он печально кивнул.
– Заседание велось на французском языке. Я, конечно, доброй половины не понял, и никто не побеспокоился, чтобы перевести. Приговор огласили на английском. Пожизненное заключение. Адвокат сказал, что мне повезло. Они хотели меня повесить. – Он остановился и посмотрел вниз. – Потом я очутился в «Воротах прокаженного».
Маргарет, помолчав, спросила:
– Как ты убежал?
Он рассказал ей все, подробно и спокойно. Когда он закончил, Смитти плакала навзрыд.
Он положил ей руку на плечи, обнял и привлек к себе. Он поддерживал ее и думал, что первый раз в жизни у него в руках что-то достойное и то, что не пройдет сквозь пальцы, как вся его остальная жизнь.
Бриз доносил до него чистый, свежий запах ее кожи. Он окутывал его, как море омывало скалы и берег, проникая во все мелкие трещинки, которые время и стихия сотворили в граните и песчанике.
Он держал в объятиях женщину, бывшую в его представлении тем, чем это море является для земли – то ласковым, то бурным, то нежным, то неистовым, но всегда прекрасным. Рай – там, где море и земля встречаются. Хэнк знал, что там, где нет Смитти, нет ничего стоящего.
Это было непривычное, странное чувство: смотреть на женщину, не рассчитывая на то, что можно от нее что-нибудь получить. Вместо этого он любовался ею и думал, что с легкостью может представить себе, что и двадцать лет спустя он будет рад тому, что она рядом.
Она внезапно обернулась, как будто он высказался вслух. Заходящее розовое солнце освещало ее лицо – лицо женщины, которая плакала из-за него. Она заставляла его забыть о том, что еще так недавно ему и в голову не могло прийти, что он сможет волноваться и заботиться о ком-то другом.
Она улыбнулась ему, и эта неторопливая ласковая улыбка сказала ему все так ясно, как если бы она вслух произнесла то, что было у нее в мыслях.
Хэнк потянулся к ней и медленно провел пальцем по ее щеке. Где-то в глубине души он сомневался, что она знает, как велика ее власть, как велика сила одной только ее улыбки.
Он приблизил лицо к ее лицу так, что до него доносился вкус ее дыхания. Он не хотел торопить события, со Смитти он дорожил каждым мгновением. Потом вдруг, неожиданно для себя, сказал слова, которых никогда еще за много лет никому не говорил:
– Знаешь, дорогая, любить тебя непросто.
– Любить меня?
Он приподнял ее подбородок и прошептал прямо в губы:
– Да, любить.
И она заплакала снова.
Полная луна быстро двигалась по безоблачному, великолепному небу, сплошь усеянному звездами. Казалось, звезд было столько, что неба на них не хватало. Маргарет и Хэнк, увязая в мокром песке, молча шли вдоль пляжа, держась за руки.
Еще один день прошел. Потом еще, пролетела неделя, пошла другая. Для Маргарет каждый новый день был лучше предыдущего. С ней происходило что-то невероятное. Раньше, в той прежней жизни, она даже не надеялась, что будет испытывать подобные чувства.
Они разговаривали, беседовали о своем детстве, таком разном и все-таки в чем-то очень схожем. Он не рассказывал ей обо всем, что с ним когда-то происходило, потому что хотел ее скорее рассмешить, чем опечалить.
Маргарет остановилась и подняла голову к звездному небу, потому что теперь у нее часто глаза были на мокром месте, когда она была с ним рядом. У них было чувство, как будто они вместе уже годы. Все происходило так естественно.
Он обнял ее, притянул к себе так, что спиной она прижалась к его груди, и положил подбородок ей на голову. «Пожалуй, немного бы нашлось мужчин, которые могли бы себе позволить такую позу», – пронеслось у нее в мозгу.
Они очень подходили друг другу. Вроде бы такие разные, а ведь у них было так много общего.
Он просто держал ее, она положила голову ему на плечо, он что-то шептал ей, а она прислушивалась к его голосу, как к шуму прибоя.
– Я никогда не видела так много звезд. Их тысячи. Как будто мы идем по Млечному Пути.
– Хм, – только и ответил Хэнк.
Она улыбнулась:
– Ты не слушаешь меня.
– Я слышал каждое твое слово.
– Тогда повтори, что я сказала.
Он коснулся губами ее уха.
– ... что ты не видела так много звезд.
– Правильно.
Он легко поцеловал ее в шею.
– Что еще?
– Если ты и правда хочешь увидеть звезды... – Он глубоко вздохнул, на мгновение теснее прижавшись к Маргарет, и стал нашептывать, чем конкретно они бы занялись, если бы у них было пять дней уединения.
Во рту у нее пересохло, колени задрожали, когда он закончил.
– ... А потом я тебе обещаю, что ты увидишь не только звезды, но с небес будешь смотреть на землю.
Она повернулась и стала целовать его нежно, со всей любовью, на которую была способна. Потом отстранилась и провела пальцем по его губам.
– Ты блефуешь?
Он засмеялся:
– Проклятие, любимая. Ты не веришь? Я только пообещал показать тебе небеса.
Она покачала головой.
– Я уже там была, – она обвила руками его шею, – но хочу попасть туда снова. Увидеть другую сторону луны.
Хэнк сдержал слово. Длинные ночи и дни проходили в разработке тысячи способов попасть на небо. Тем временем бризы сменились пассатами, прошла неделя, началась другая.
Глава 32
Маргарет принесла Аннабель в хижину. Малышка заснула у нее на коленях, утомившись от игр. Полдня дети все вместе закапывали Хэнка в песок.
Маргарет смотрела на спящего ребенка. Личико Аннабель загорело, ведь она все время проводила на воздухе. Волосы отросли и немного посветлели на солнце, она вообще выросла и теперь уже бегала, почти не падая.
«Как, оказывается, быстро растут дети, как быстро они меняются», – думала Маргарет. Она сидела на перевернутом бочонке с девочкой на руках и смотрела на пляж и океан. Она видела воду и деревья, кусты и цветы. Все было залито солнечным светом. Рай на земле, который был ее собственным домом. Она думала об отце. Чем-то он сейчас занят? Где он? В суде? Или в огромном, пустом теперь доме? Может быть, он в кабинете, готовится к слушанию очередного дела. Маргарет всплакнула немного. Ведь отец не знает, что она жива. Он думает, что остался один. Маргарет плакала и, глядя на Аннабель, думала о том, что теперь она лучше понимает собственного отца. Она вспоминала некоторые взгляды, которые бросал он иногда. Теперь она понимала, как волнуются родители за своего ребенка.
Маргарет сидела и тихо плакала, сжимая в руках малышку, пока Аннабель не заворочалась во сне. Маргарет рассматривала пухленькие загорелые ручонки. Каждый день эти пальчики находят что-то новое. В Аннабель ее часто изумляла непосредственность восприятия, и ребенок заставлял ее самое заново открывать мир, с одинаковым любопытством рассматривая перо птицы и раковину, наблюдая за полетом чаек и нюхая цветы. Маргарет тоже начинала видеть привычные предметы иначе.
Аннабель снова зашевелилась во сне и пробормотала:
– Мама...
У Маргарет сразу защипало в глазах, и она стала глубоко дышать, чтобы остановить наворачивающиеся слезы. Это было довольно глупо, но так трогательно и так чудесно. Не важно, что не она родила Аннабель. Сейчас было важно другое. Настоящее и будущее. Она ласково отвела волосы малышки назад, погладила по головке и сказала:
– Я здесь, милая, мама здесь.
Маргарет не заметила, когда пришел Хэнк. Он уже давно стоял в дверном проеме, наблюдая за ней. Ей было не видно его лица. Слышал ли он то, что она говорила? Но он подошел ближе, встал сзади и положил руку ей на затылок. Это была ласка, которой она не знала прежде. Он не мог бы яснее выразить свою нежность.
Маргарет взглянула на него замутившимися от слез глазами. Хэнк встал на колени около нее и обнял за плечи. Она подумала о том, что чувствует что-то странное, какое-то безотчетное напряжение, причины которого она и сама пока не понимала. Но ей стало неожиданно зябко, она поднялась, и Хэнк вопросительно посмотрел на нее.
– Я положу ее в кроватку, хорошо?
Не глядя на него, Маргарет пересекла комнату; уложила Аннабель, выпрямилась. Она знала, что он следит за ней глазами и на лице его написано недоумение. Уже несколько дней у нее было неспокойно на душе. Наконец она заставила себя поднять на него глаза. Хэнк изучал ее, видимо, пытаясь понять, что с ней происходит. Она отошла к окну, положила руки на некое подобие подоконника, который они соорудили из бамбуковых стеблей, переплетенных водорослями. Она выглянула и посмотрела на безупречно голубое небо, ослепительно синее море. Казалось бы, рай на земле.
– Как ты думаешь, найдут нас когда-нибудь?
– Не знаю.
– А если найдут?
Она услышала его шаги, Хэнк подошел и встал рядом.
– О чем ты, Смитти? Что тебя беспокоит?
– Я не уверена. Меня тревожит все. Что будет с нами? И с ними?
– С детьми?
– Да. Что их ждет? У них никого нет, но я не собираюсь отдавать их в приют.
Он глубоко вздохнул, потом сказал:
– Ну они же не одни. А мы на что? Ты же адвокат. Что говорит закон?
– Юридически я как раз бессильна.
Хэнк помолчал.
– Потому что ты не замужем?
Она кивнула.
– А если мы будем вместе?
– Что ты говоришь, Хэнк?
Опять последовала пауза.
– Мы могли бы пожениться.
Когда прозвучали эти слова, слова, которые она так хотела услышать, естественнее было бы повернуться и обнять его, но у Маргарет не было сил. Дело ведь не в словах. Как все непросто! Боже милостивый, как хотелось бы, чтобы все было иначе.
Он сделал еще шаг.
Маргарет протянула руку, достала фотографию в серебряной рамке, которую сделал им Мадди, и стала разглядывать ее со смешанным чувством.
– Если нас найдут, мы вернемся в Штаты, поженимся, усыновим детей. По-моему, все очень просто.
Маргарет повернулась и посмотрела ему в лицо.
– К сожалению, это не так просто.
Хэнк прищурился:
– Почему это?
– Хэнк, у тебя есть прошлое. Прошлое, которое может разрушить все.
Он невесело рассмеялся:
– Но это только здесь, на островах. В Штатах я чист.
– Ты был в тюрьме. Мы не можем хлопотать об усыновлении, пока ты под подозрением. Ты же не виновен, надо бороться.
– Ты прекрасно знаешь, что у меня не было шансов на честное слушание дела. А дома? Смогу ли я добиться справедливости, того, чтобы меня оправдали?
Она ничего не ответила, слишком хорошо понимая, что без прошлого нет будущего.
Хэнк начал ходить взад и вперед по хижине.
– Проклятие, Смитти! Ты ищешь предлог? Если ты не хочешь выходить за меня замуж, просто скажи об этом!
Он уже кричал.
– Хэнк, я люблю тебя, но ты не можешь больше убегать от себя.
– Я не собираюсь снова в тюрьму. Выслушай меня внимательно, дорогая. Я никому не позволю запереть меня снова.
– Я не хочу, чтобы ты снова попал в тюрьму, но мы не можем жить и бояться, жить с оглядкой. Это будет всегда угрожать нам. Я не могу так, потому что тогда мы не сможем взять детей, а они нуждаются в нас. Когда-нибудь ты научишься доверять людям. Дай закону возможность помочь тебе.
Хэнк быстро подошел к ней и взял за плечи.
– Ну ладно, зачем мы спорим об этом сейчас? Это глупо. Ведь может так случиться, что ни один корабль не пройдет мимо. Мы можем жить как жили. Давай будем думать об этом тогда, когда нас найдут.
Услышав в его голосе панические нотки, Маргарет попыталась объяснить ему то, что чувствует:
– Все, что с нами происходит на этом острове, похоже на сон. Мы не настоящая семья. Мы только делаем вид.
– Смитти, то, что я чувствую к тебе и детям, – это не игра и не сон.
– Мои чувства тоже самые что ни есть настоящие. Но пойми, нам только кажется, что мы – семья. Это иллюзия. Эти дети не наши. Они не могут быть нашими, пока мы не станем официально их родителями.
– Какое нам дело до формальностей?
– Мне есть до этого дело. И закону есть до этого дело. Только закон вправе отдать их нам. Я не могу идти против всего, во что верю, ты должен понять, что тени прошлого не рассеются сами по себе, если ты просто будешь делать вид, что ничего не было.
– Черт меня побери, если я этого не знаю!
– Не ори на меня.
– Я отказываюсь понимать, почему ты вытаскиваешь все это на свет сейчас. Почему надо беспокоиться о том, чего никогда не будет. Мы можем спокойно жить, как и раньше.
– И никогда не думать о будущем? – Она не в силах была сдержать сарказм, хотя и старалась.
Он долго и пристально смотрел на нее. Несомненно, он был очень зол.
– Я говорил это и раньше, но ты, видно, не сделала выводов. Ты слишком много думаешь, – обронил он тяжелые слова и пошел к двери.
Она окликнула его по имени, и он остановился.
– Помнишь, ты когда-то сказал, что никогда не умел бегать?
– И что? – спросил он горько.
– Знаешь, ты не прав, Хэнк. Ты бегаешь от жизни лучше всех, кого я когда-либо знала.
Выслушав этот упрек, он молча повернулся и вышел. Маргарет долго сидела молча, уставившись на дверь, потом закрыла лицо руками и разрыдалась.
Мадди почувствовал, как у него в руке пальцы Теодора напряглись и задрожали. Они стояли в темном углу хижины и видели, как Смитти упала на колени и заплакала; ее сердитые слова, казалось, все еще звучали у них в ушах. Теодор поднял лицо к Мадди. Слезы текли по его веснушчатым щекам. Джинн приложил палец к губам и нежно, но настойчиво повел мальчика к выходу. Но Теодор вдруг остановился и оглянулся на плачущую Смитти. Его маленькие плечики тоже задрожали, и Мадди, стараясь не шуметь, заторопился к выходу, увлекая ребенка за собой.
Оказавшись на воздухе, они, не сговариваясь, направились к водопаду, чтобы спокойно побеседовать. «Как объяснить ребенку, что произошло и почему?»
В ту ночь не было луны. Черное небо казалось бескрайним одеялом, накрывшим джинна и мальчика. Все остальные обитатели острова спали. Теперь на острове не было того беззаботного веселья, которое царило там все последнее время. Не слышно было ни разговоров, ни смеха. В воздухе висели невысказанные колючие слова. Ничего не осталось от их рая.
– Мадди!
– Что, господин?
– Мы полетаем последний раз перед тем, как ты уйдешь?
– Да, хозяин. – Джинн склонился в глубоком поклоне.
Выпрямившись, он подмигнул Теодору и протянул ему руку.
Уже через мгновение они были высоко над землей, и детский смех звенел в ночном небе. Они кружились в небе, ныряли к самой воде, парили, как два ястреба над воробьем.
Две тысячи лет джинн истово верил, что встретит какого-нибудь счастливого чудака, способного не споря пойти за мечтой. Ему повезло, пускай недолго они были вместе – лиловый джинн и рыжеволосый мальчик, веривший в то, во что в мире больше никто уже давно не верит, в то, что неподвластно воображению.
Они летали над миром, оставляя за собой след из радостного смеха и улыбок, волшебного дыма и мечты.
Затем они приземлились в уединенном месте пляжа, где никто не мог бы их увидеть. Мадди нагнулся к мальчику, а тот прошептал ему на ухо свое последнее желание, и они попрощались так тихо, что никто не мог бы их услышать. Джинн склонился в последнем глубоком поклоне, на этот раз отдавая хозяину свое сердце.
Окутанный лиловым облаком, Мадди исчез в бутылке, а мальчик в последний раз поднес ее к глазам, помедлил чуть-чуть – из глаз его катились слезы, – плотно закрыл ее пробкой и осторожно положил на воду. Потом потер глаза руками. Волны подхватили бутылку и потихоньку увлекли ее за собой. Теодор засунул руки в карманы поглубже и наблюдал за тем, как она покачивалась, то пропадая из вида, то появляясь, поблескивая пробкой. Волшебная серебряная бутылка, древняя, как само время, исполняющая желания тех, кто может поверить в мечту.
