Текст книги "Райский остров"

Автор книги: Джилл Барнет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Что тут у вас происходит?

– Я думал, ты спишь.

– Правильно, я и спала.

Хэнк взял сковороду за ручку, поднес ее к самому лицу Маргарет и с негодованием произнес:

– Они не хотят даже попробовать.

– Разве? – Она осторожно повернула обожженную шею. – А чем ты их кормишь?

– Устрицами! – Хэнк бушевал.

– Не кричи так, у меня голова кружится.

– Прости. – Он опустил руку. – Только посмотри сюда.

– Ого! – У нее загорелись глаза, она быстро взяла и попробовала одну, потом вторую. – Восхитительно, – еле проговорила она с полным ртом.

– Проклятие! Вот именно.

Маргарет проглотила еще три штуки одну за другой, качая головой и даже чавкая от удовольствия.

Вдруг она вздрогнула. Ее глаза широко распахнулись, горячие красные щеки раздулись от устриц. Хэнк взглянул на нее, недоумевая, что могло приключиться. Похоже, она что-то перекатывала во рту, потом поднесла руку к губам и выплюнула это на ладонь.

– Боже! Смотри, что у меня есть. Жемчужина!

Хэнк почти перестал дышать и уж тем более двигаться. Не мог прийти в себя. Смитти протягивала ему черную жемчужину, совершеннее которой он в жизни не видел.

Глава 22

– Я не ослышалась? – Маргарет смотрела на Хэнка, открыв рот от удивления.

Он держал Аннабель на руках, а она извивалась и вопила как резаная.

– Да, черт побери! Она засунула себе в нос жемчужину.

Маргарет моргала, то открывая, то закрывая рот.

– Как... Ну это не так уж и важно, – прервала она себя.

Хэнк смотрел на малышку, как будто у нее выросла вторая голова. Нахмурившись, он спросил у Маргарет:

– Думаешь, это опасно?

– Нет, конечно. Это совершенно естественно, что дети засовывают себе в нос все, что им захочется.

– Прекрати свои шуточки. Мне нужна твоя помощь. Как же мы ее вытащим? – Он был так возбужден, что забегал быстрее прежнего.

Маргарет внимательно осмотрела нос малышки. Небольшая выпуклость виднелась почти у переносицы.

– Может, нам попробовать нажать слегка на эту сторону носа и выдавить жемчужину наружу?

– Именно этим я и занимался, а она начала визжать и изгибаться.

– Теперь я попробую, но сначала давай отнесем ее в кроватку.

Они так и сделали, а потом Маргарет сказала:

– Держи ее покрепче, Хэнк.

– Она меня ненавидит, – пробормотал он.

– Мама! Мама! – Аннабель пыталась подняться.

Ее маленькое личико покраснело, сердитые слезы лились ручьями по щекам. Она хотела дотянуться до Маргарет, изо всех сил пиная Хэнка за то, что он ее не пускал. Даже сквозь загар было видно, что лицо Хэнка побледнело, как будто ему загоняют иголки под ногти.

– Тише, моя птичка. Все хорошо, Аннабель. Все будет в порядке, успокойся. – Маргарет гладила девочку по голове, что-то шептала, но, как только она поднесла руку к носу Аннабель, та опять залилась диким плачем, запрокинула голову и стала биться о край сундука.

– Будь оно все проклято! – Руки Хэнка тряслись. – Что же ты не можешь извлечь эту чертову жемчужину!

– Классная идея! Может, лом подашь? Мы просто взломаем ей нос. Разницы между закрытыми дверями и младенческими носами никакой нет.

Хэнк выругался себе под нос.

Маргарет пыталась придумать что-нибудь, но понимала, что они – два взрослых человека, которые стоят и смотрят на малышку, заходящуюся криком, – не в силах ничего придумать.

– Чуть-чуть еще подержи ее, мне надо сосредоточиться.

Маргарет сделала шаг назад, пытаясь проанализировать ситуацию.

Хэнк взял девочку на руки, с жалостью посмотрел на ее заплаканное личико, потом положил обратно. Ему захотелось согнать комара с ее мокрой щечки, но не успел он до нее дотянуться, как Аннабель зарыдала громче, чем прежде. Хэнк взглянул на ребенка так, как когда-то давно посмотрел на Маргарет судья, когда она вела свое первое дело. В этот момент в хижину пришли Лидия и Теодор, у обоих были бананы в руках.

– Что это с ней?

– Она засунула себе в нос жемчужину, – объяснила Маргарет.

– А-а. – Лидия продолжала спокойно чистить банан. – Она все время это делает.

У Хэнка прямо челюсть отвисла от удивления, и он взревел как осел:

– Что? Сует жемчужины в нос?

– Нет, горошины, – констатировал Теодор.

Хэнк отозвался тремя отборными словами, которые Аннабель четко повторила осипшим от крика голосом.

– Однажды она туда камешек засунула. – Лидия не переставала жевать.

– А один раз ту монету с головой индейца. Помнишь, Лидия?

– Как же вы поступали? – Маргарет неотрывно наблюдала за Аннабель. Та сидела в сундуке и потихоньку сосала пальцы, иногда всхлипывая. Слезы текли по ее розовенькой физиономии. Она подозрительно поглядывала на них.

– Мама всегда заставляла ее чихать.

– Чихать? Ну конечно, как мы сами не догадались? – проговорила Маргарет, постукивая себя по губам.

Хэнк схватил ребенка на руки так быстро, что остальные и опомниться не успели.

– Что ты собираешься делать?

– Смотри. – Он сел на циновку по-турецки, посадил малютку спиной к себе и взял ее ножки в свои большие ладони.

– Где твой носик, крошка?

– Нос. – Аннабель показала пальчиком на свой нос.

– Где у Хэнка нос?

– Нос, – снова сказала Аннабель, почти засунув свой маленький палец в левую ноздрю Хэнка.

– Умница. А где у тебя ножки?

– Ножки. Апчхи! – Детское личико сморщилось, она чихнула и высморкала одну ноздрю.

– Молодец! А где у Хэнка ножки? – Хэнк взглянул на Маргарет. – Смотри.

– Ножки. Апчхи! – Хэнк зажал Аннабель ротик, и она сильно высморкала вторую ноздрю. Жемчужина вылетела, как пуля из револьвера 38-го калибра.

– Вот хорошая девочка! – Хэнк на лету поймал жемчужину и сидел, тупо уставившись на нее. Он откинулся назад и с застывшим лицом, глубоко и часто дыша, смотрел то на малышку, то на жемчужину, потом поднял глаза.

Пот струился ручьем с его лба, капал с носа и верхней губы. Он выглядел как человек, прошедший ад и переживший все.

– Трудный денек выдался, а, Хэнк?

Лицо его сразу прояснилось, казалось, он раздумывает над ее словами, но он промолчал, только бросил на нее слишком многозначительный взгляд.

– Подумаешь, большое дело, хочу сказать... – Маргарет проковыляла в свой угол, подражая, однако, движениям Хэнка. – Неужели так трудно уследить за маленьким ребенком?

На долю Хэнка в эти дни выпало кое-что потруднее, чем побег из тюрьмы. Когда Аннабель бодрствовала, Хэнку приходилось носить ее на плече, хотя все мелкие предметы были давно убраны подальше. Он ужасно боялся, что случится нечто подобное вчерашнему. С двумя другими детьми было все гораздо проще. Но и тут судьба сдала ему плохие карты. Следующие три дня шел проливной дождь. Не короткий ливень, не нудные, но мелкие капли, а настоящие потоки воды. Разверзлись хляби небесные.

В течение первого дождливого дня Лидия и Теодор ссорились, спорили, ныли, щипали друг друга до тех пор, пока Хэнк не пригрозил им, что если они не перестанут, то он заставит их съесть по пять устриц.

Теодор хныкал, ерзал, не мог усидеть на месте, в полдень он разнылся окончательно. Сначала он хотел идти на рыбалку. Хэнк объяснил ему, что нельзя ловить рыбу во время бури. Тогда он придумал, что нужно искупаться, научиться плавать, и никак не мог понять, почему и этого нельзя, ведь так и так вымочишься.

Весь остаток дня он ныл потому, что ему нечем было заняться. Ныл потому, что Лидия не давала ему гладить Опровержение. Ныл потому, что Хэнк не играл с ним в покер. Ныл потому, что Хэнк не разрешал выпустить Мадди из бутылки. Ныл потому, что Хэнк позволил ему поиграть на гармонике только десять минут – на девять минут дольше, чем можно было вытерпеть, по подсчетам Хэнка, хотя он вообще уже перестал что-либо соображать за этот нескончаемый день.

Началось второе дождливое утро. С тоской глядя на улицу и вздыхая, Теодор произнес, видимо, представляя себя на сцене:

– Я хочу...

Но он не успел договорить – так быстро подскочил к нему Хэнк и закрыл ему рот рукой. Спустя десять минут Хэнк сдался и разрешил детям выпустить Мадди, что принесло ему огромное облегчение. Джинн читал ребятам книгу о покорении Дикого Запада. Теодор и Лидия сидели перед ним, скрестив ноги и широко распахнув глаза и уши.

«Большой Вождь Золотой Орел оглядел своих воинов и сказал:

– Снимем скальп с бледнолицых, с врагов нашего племени. Отомстим тем, кто обманул нас. Смерть бледнолицым!

Индейцы стали бить в свои тамтамы и танцевать под их звуки воинственные пляски под звездами Запада».

Хэнк с удивлением следил за ними. Получается, что одна какая-то дрянная побасенка может отвлечь маленьких разбойников на целый день и даже вечер. Ложась спать, они не могли говорить ни о чем, кроме индейцев, буйволов и тропы войны.

На третий день Хэнк проснулся от ужасающего грохота. Теодор взял железный чайник, накрыл его какой-то тряпкой, перевернул вверх дном и бил по нему ботинком.

– Какого черта ты делаешь?

– Моя – Великий Вождь Огненные Волосы! Моя – на тропе войны. – Мальчик изо всей силы заколотил по своему барабану. – Моя любит свой тамтам.

Через мгновение Лидия испустила истошный вопль. Хэнк уже понял, что только девчонки способны на такого рода звук, как будто с них и правда сдирают кожу живьем.

Хэнка подбросило. В одну секунду он перепрыгнул через всю комнату. Лидия рыдала, ее плечи вздрагивали, так что он с трудом разобрался, в чем дело.

– Моя коза! Бедное Опровержение!

– Кто ее так обкорнал? Теодор! – завопил Хэнк и схватил мальчугана.

– Моя – Великий Вождь Огненные Волосы! Моя снял скальп. – Теодор надулся от важности и бил себя кулаком в костлявую грудь.

– Кажется, ты хочешь быть Великим Вождем Огненный Зад.

– Ты же говорил, что не бьешь детей.

– Это было четыре дня назад. С тех пор я передумал.

В ответ Теодор задумчиво покусал губу. Хэнк принялся смотреть на него в упор, чтобы заставить поверить в то, что он говорит серьезно.

– Чем ты это сделал?

– Ножницами.

– Давай их сюда.

Для ребенка, который остриг козу маникюрными ножницами так, что этого никто и не заметил, Теодор двигался что-то поразительно медленно, со скоростью времени, текущего в камере узника. Он копался в карманах, вынимал оттуда бесчисленные раковины, камешки, куски цветного стекла, выудил веревку, кусок панциря краба, и наконец появились забавные маленькие ножнички, ручки которых были сделаны в виде птичек. Хэнк нахмурился.

– Где ты их взял?

Теодор упорно смотрел вниз, на свои босые ноги.

– Лиди нашла их в корзине с шитьем.

– Пойди верни их и извинись перед сестрой.

Мальчик неохотно пошел в тот угол, где тихонько плакала сестра.

– Извини, Лиди, возьми, пожалуйста, – протянул он ей ножницы.

Девочка – не глядя – протянула руку, взяла предмет раздоров и снова обняла козу за остриженную шею.

– А теперь иди – встань в угол и стой там, пока я тебе не разрешу выйти. Да смотри не вертись. Понял?

Опустив голову и еле переставляя ноги, наказанный отправился в угол.

Когда на четвертый день на горизонте наконец показалось солнце, Хэнк вдруг совершенно ясно осознал, что ни черта не смыслит в воспитании детей.

Два дня спустя Маргарет впервые вышла из домика на волю. Правда, она сидела на пляже в тени самодельного зонтика из бамбука и бананового листа, защищаясь от жгучих солнечных лучей. Лидия и Аннабель играли с песчаными крабами в нескольких метрах от нее. Аннабель, переваливаясь, бегала за ними и за сестрой, радуясь, когда Лидии удавалось накрыть какого-нибудь руками.

Детский крик нарушил тишину. Теодор все еще играл в индейцев и изображал кого-то из великих вождей.

Каждый день Хэнк учил Теодора плавать, час или два они плескались в бассейне у водопада, а потом приходили на пляж и начинали развлекаться, играя с большими волнами.

Мальчик пробежал мимо Маргарет. На нем были надеты мужские купальные трусы, которые они нашли в одном из баулов. Они, естественно, были очень велики мальчику и спускались почти до середины икры, но Теодору они все равно очень нравились. Паренек с силой колотил руками по воде, обдавая все и всех фонтаном брызг.

В этот момент из-за дюны показался Хэнк. Его свободная, от бедра, походка опять привлекла внимание Маргарет. Хэнк, чтобы плавать, очень коротко обрезал свои штаны, в которых он бежал из тюрьмы, и сейчас стоял неподалеку от нее с обнаженным торсом. Хэнк смотрел, как резвится Теодор, а Маргарет, инстинктивно зажав рот рукой, разглядывала спину Хэнка, всю в рубцах и багровых шрамах. Это были те самые метки кнута, которые видел Теодор. Маргарет знала, что не должна выказывать ни сострадания, ни жалости: гордость Хэнка не позволит принять их.

– Хэнк, я выиграл.

– Ты меня надул.

– Ну иди сюда! – крикнул Теодор, и в этот момент волна ударила его сзади и сбила с ног. Мальчик беззаботно рассмеялся.

Хэнк пробежал мимо девочек и нырнул вдоль волны, появившись на поверхности с другой стороны. Его мокрые черные волосы блестели, как кожа морского льва, а тело с невидимыми издали шрамами казалось почти бронзовым.

Маргарет почудилось на какое-то время, что ветер вдруг стих. По причинам, которые она даже не хотела уяснять и анализировать, Маргарет была не в силах отвести взгляд от Хэнка. Он учил Теодора нырять в волны. Они смеялись, бегали, толкались, и каждый стремился прокатиться как можно дальше, выбрав волну повыше.

После нескольких минут этого глупейшего любования она заставила себя отвлечься, повернуться и поговорить с Лидией. Девочка тоже смотрела на Хэнка и Теодора, и на ее лице была написана такая тоска, что Маргарет встала и приблизилась к ней. Лидия с завистью наблюдала за тем, как Хэнк и ее брат резвятся в пенистых волнах.

– Тебе бы хотелось в воду? – спросила Маргарет.

– Я не умею плавать, – отозвалась девочка, не отрывая от них глаз.

– Ты можешь побродить по воде, если будешь осторожна.

Лидия с сомнением посмотрела на свое платье и нерешительно затрясла головой.

– Ты уверена, что можно?

– Безусловно.

– Посмотри на глупых девчонок, – закричал Теодор. – Они не умеют плавать. Не умеют, не умеют! – Он дразнился и гримасничал, крутил пальцами у носа и у висков. Хэнк, скрестив мускулистые руки на груди, тоже смеялся с ним вместе. Лидия посмотрела на Маргарет. Ясно было, что ей очень хотелось в воду.

– Что бы сделала твоя мама, если бы ей захотелось купаться?

Девочка нерешительно покачана головой:

– Не знаю. – Ее лицо посерьезнело, она посмотрела Маргарет прямо в глаза. – А ты, что бы ты сделала?

Та не раздумывая отбросила зонтик на одеяло, на котором сидела здесь, на пляже.

– Я не собираюсь уступать. Мне все равно, я войду в воду. – Маргарет взяла Аннабель за одну ручку и оглянулась на старшую сестру: – Ну что, ты идешь?

Девочка посмотрела на брата, который плескался в воде с таким видом, будто это доступно лишь мужчинам.

– Не волнуйся, я буду страховать тебя, и мы не пойдем туда, где глубоко. Возьми Аннабель за руку.

Лидия взяла пухлую ручку малышки.

– Готова?

Теодор попытался что-то там засвистеть, правда, у него ничего не вышло. Лидия взглянула на него, и улыбка появилась на ее губах. Она кивнула. Через несколько минут они втроем уже бродили по мелководью, приподымая Аннабель в воздух, когда набегала небольшая волна и брызгала в них соленой пеной. Все трое весело смеялись.

Глава 23

Мадди был свободен. Наконец-то! И он летал, оставляя в голубом небе за собой пурпурную полоску. Он парил над пляжем, и прохладный ветерок овевал его лицо и бороду. Его одеяние развевалось, не успевая за его поворотами и спиралями. Он прочертил все небо сиреневыми петлями, которые могли бы соперничать с черными дымами от костра Маргарет.

Вот он пролетел низко над пляжем, где счастливые Теодор и Лидия строили что-то из песка. Они сразу подняли головы, засмеялись, стали по-детски неподражаемо указывать пальцами в небо. Мадди вдруг нырнул с высоты, на бреющем полете пронесся над ними, сорвал с Теодора кепку, вертикально взмыл вверх и с высоты наблюдал, как тот подпрыгивает на месте. Через какое-то время джинн снова оказался низко, над самыми их головами, и бросил кепку Лидии на колени. Девочка усмехнулась и помахала ею в воздухе. Мадди сначала еще планировал над пляжем, потом начал выделывать замысловатые сальто в воздухе, колокольчики на загнутых носках его туфель звенели как сумасшедшие, вдруг он резко пошел на посадку и приземлился как раз между детьми.

– Возьми меня с собой, Мадди, пожалуйста. Давай полетаем. – Теодор прыгал и вертелся на месте.

Хэнк стоял неподалеку, сложив руки, как дворцовый страж. Он сверлил Мадди взглядом, который должен был запугать любого и каждого, потом отвернулся, покачал головой с отвращением и, немного пройдя по воде, нырнул в волну. Мадди прекрасно знал, что Хэнк все еще не принял его и относится с раздражением к самому факту его существования. Джинн встал и протянул руки старшим детям.

– Пойдемте. Я вас обоих возьму с собой.

– Меня тоже? – проговорила Лидия голосом, который сорвался на писк.

– А ты хочешь летать?

– Лиди – трусиха.

– Вовсе нет, – твердо сказала девочка и крепко взяла Мадди за руку.

– Держитесь крепче, – предупредил он и набрал высоту мягко-мягко, как не взлетал ни одного раза за две тысячи лет.

Мадди держал каждого за руку. Оседлав воздушный поток, они летели, делая виражи и отбрасывая тень на песок. Волосы детей развевались по ветру, щеки раскраснелись. Они парили над Маргарет, которая смотрела на них из-под руки. В другой она держала зонтик из банановых листьев. Они летели над самыми высокими кокосовыми пальмами, задевая листья, потом нырнули к кристально прозрачному морю, отражаясь в гладкой воде, кружили над мрачным Хэнком, явно стараясь его подразнить.

Вдруг Мадди пожал маленькие ручки, подмигнул ребятам, покрепче взял их, и они начали взлетать вверх по ухабам воздушных потоков, выше и выше, пробиваясь через кудрявые белые облака. Роса, осевшая там на их щечках, потом долго еще блестела на ярком солнце. Высоко в небе, над голубым Тихим океаном, долго летали они благодаря Мадди, который блестяще владел древним искусством волшебства и сердце которого таяло от того, сколько радости и восхищения он принес детям. Устоять перед радостью и восхищением возбужденных детей было невозможно.

Маргарет сидела на пляже, завернувшись в одеяло, как в бурнус. Она вертела на плече самодельный зонтик, как на пасхальном параде, задумчиво провожая глазами порхающих детей. Никто дома ей не поверит. Даже папа будет потрясен, ведь раньше она не давала ему повода сомневаться, что она – здравомыслящий человек. Она чуть обернулась и посмотрела на Аннабель, безмятежно спавшую на другом одеяле под импровизированным навесом, который Маргарет устроила из паруса от спасательной шлюпки.

Свежий ветерок дул с моря, шуршал парусом, шелестел в зонтике и играл со складками ночной фланелевой рубашки, которая была надета на ней. Она сидела, прижав колени к груди и глубоко, по щиколотку, закопав ноги в песок.

Вода была прекрасного ярко-голубого оттенка, вдалеке слышался шум волн, разбивающихся о рифы. Песчаные крабы бегали по мокрому песку, успевая зарыться в него каждый раз перед волной, которая так и норовила утащить их в море. Неожиданно неподалеку or нее вынырнул из воды Хэнк и через мгновение плюхнулся с ней рядом на песок.

– Ты должна искупаться, Смитти. Здесь очень интересно нырять.

Она посмотрела туда, куда он показывал, – на спокойные воды лагуны. Но ничего не ответила.

– А устриц там! Никогда не сможешь столько съесть, дорогуша!

Она искоса взглянула на него.

– Так и скажи, что тебе нужны жемчужины, ведь на себя ты не надеешься.

Хэнк откинул голову назад и от души расхохотался:

– Ты права.

Они посидели немного, затем Маргарет заговорила о том, о чем раздумывала последнее время.

– Сделай мне, пожалуйста, одолжение. Мне бы хотелось, чтобы ты научил Лидию плавать.

– Ты сама умеешь плавать.

– Но ты занимаешься с Теодором, тебе будет совсем нетрудно взять и Лидию. А у меня еще кожа горит, – добавила она.

– По-моему, у тебя все прошло.

– Поверь, это не так.

Он пристально посмотрел на нее.

– Сегодня утром ты пробовала воду.

– Ты сам сказал, что от соленой воды я быстро поправлюсь.

– Но это было неделю назад.

– А раньше я никак не могла, все так и горело, – сказала она усталым тоном. Театральным жестом пощупала лоб и глубоко вздохнула: – Я думаю, что и так провела на солнце больше времени, чем нужно. Голова начинает кружиться.

Хэнк озадаченно смотрел на нее, а Маргарет надеялась, что он ни о чем не догадается. Через длинную-длинную минуту он согласился:

– Хорошо, я буду ее учить.

– Спасибо, – произнесла она самым слабым голосом, который только смогла изобразить.

– Но только до тех пор, пока ты не поправишься, поняла?

Маргарет кивнула, натянула побольше на себя одеяло и стала украдкой наблюдать за Хэнком, который в это время смотрел на океан.

Капли соленой воды и даже пена морская блестели на его загорелой коже, скользили и падали в белый песок. Он поднял руку, привычным жестом пригладил волосы и откинул их с загорелого лба.

Обрезанные штаны не доходили ему до середины бедра, пожалуй, они были всего лишь уступкой, соблюдением приличий. Все его тело было словно выставлено напоказ. Черные волосы (эти последние росли очень густо на его груди) спускались к животу и затем снова возникали на смуглых бедрах и икрах. Линии его тела только четче проступали сквозь мокрую ткань. Ноги казались невероятно длинными и мускулистыми. Рельефные мускулы, когда он шел, перекатывались под кожей, как скользкие змеи. Она не отрываясь смотрела на него, а он лежал на животе, глядя вдаль.

Маргарет понятия не имела о том, сколько времени провела она так, очарованная необузданной силой этого великолепного тела.

Темные волосы, загорелая кожа, хорошо развитые мускулы – она никогда не видела такого яркого выражения мужского начала.

Маргарет всегда осознавала, насколько они отличаются друг от друга. Столкнулись два мировоззрения, две философии, два восприятия жизни. Хэнк не давал ей забыть и о физиологической разнице между ними.

Маргарет отвернулась, она чувствовала себя неуютно, когда он сидел так близко, да к тому же почти без одежды. Она потрогала пальцем губы, похлопала себя по переносице. Неожиданно во рту пересохло. Исподтишка Маргарет попыталась увидеть, заметил ли он ее состояние. Но Хэнку, кажется, было не до нее. Он хмурился, глядя в небо на Мадди и детей.

– Я все еще не могу поверить тому, что вижу собственными глазами.

– Я тоже, – поддакнула она, заставив себя смотреть куда-то в сторону.

– Это невозможно ни понять, ни как-то объяснить.

– Вот именно.

Маргарет закрыла глаза и попыталась отогнать навязчивый образ. Когда она их открыла, то, в свою очередь, встретилась с внимательным взглядом, который, правда, не смогла бы объяснить.

Она сидела, крепко вцепившись в колени. Рубашка закрывала ее почти до пят. Больше всего на свете ей хотелось бы сейчас скинуть эту чертову фланель и нырнуть в воду, но она не могла на это пойти. Ей безумно хотелось заставить-таки Хэнка научить Лидию плавать.

Неожиданно Аннабель восстала ото сна и села на соседнем одеяле, хлопая глазами. Она посмотрела на них серьезно, как бригадный генерал, потом улыбнулась и сказала неизменное «Пивет!».

– Привет! – засмеялась Маргарет.

Забавное выражение физиономии Аннабель наводило на мысль, что она знает что-то такое смешное, чего не знает никто, какой-то детский секрет.

Маргарет почувствовала, что на нее легла тень. Это Хэнк выглядывал из-за ее плеча на крошку. Она чувствовала его дыхание, теплое, как вечерний ветерок, но почему-то ее пробрала дрожь, а на теле появилась гусиная кожа, хотя она была полностью одета.

– Привет, ребенок, – его низкий голос согревала улыбка.

Аннабель помахала ему. Хэнк засмеялся, и смех этот глубоко тронул Маргарет. Малышка встала, уморительно подбросив самое себя вверх, подошла к нему, переваливаясь на пухлых ножках, привычно устроилась на его ногах – Хэнк сидел по-турецки – и ловко повернулась спиной к нему, запрокинув голову так, что ее волосы цвета спелого абрикоса смешались у него на груди с его черными.

– Привет!

Маргарет словно окаменела. Она была так растрогана, что в носу у нее защипало, слезы подступили к глазам, в горле встал комок.

Она отвернулась, попыталась восстановить дыхание и поняла, что у нее на самом деле кружится голова.

Уже через два дня Хэнк добился того, что Лидия плавала по-собачьи в бассейне. Теодор в это время уже скатывался с водопада. Дразнил сестру, и та очень старалась догнать его.

Маргарет сидела в тени большого хлебного дерева на противоположном берегу небольшого водоема, одетая с ног до головы. Хэнк подплыл к ней, оперся руками о скалу и принялся внимательно смотреть на нее. Маргарет неловко заерзала. Дело в том, что она просто умирала от жары. Пот тек с нее ручьями, лоб был в испарине, она вытирала его рукой и обмахивалась широким зеленым листом.

– В воде прохладнее, Смитти.

– Не сомневаюсь.

– Ты не была в воде с тех пор, как вы втроем бродили по волнам.

Она пожала плечами.

– Проклятие, возьми какую-нибудь тряпку, обмотайся ею и плавай. Что здесь такого?

Она бросила на него затравленный взгляд.

– Ты больше не сгоришь. Твоя кожа закалена. – Хэнк подтянулся на руках, вылез из воды на край бассейна и сел с ней рядом. Вода текла с него маленькими струйками, и около ее ног образовалась целая лужица.

Маргарет еле заметно отодвинулась, но Хэнк все равно пересел к ней поближе.

– Посмотри. – Он задрал ей юбку и приложил свою руку к ее икре. – Твои ноги уже почти такого же коричневого цвета, как и мои.

Она резко опустила подол.

– Никогда так больше не делай.

– Бога ради, Смитти. Ты что, думаешь, я первый раз вижу женские ноги? – Он покачал головой и спрыгнул в воду.

Когда он вынырнул, встал на дно и опять обратился к ней, Маргарет поняла, что не хочет смотреть ему в глаза.

– Поверь, я видел все, что только можно увидеть по женской части.

Хэнк понял, что она взволнована. Но Маргарет промолчала.

– Твои ноги ничуть не отличаются от тысячи других женских ножек.

Хэнк снова ушел под прохладную воду и не торопясь поплыл. Себе-то он мог признаться, что сейчас бесстыдно соврал. Пожалуй, ему еще не приходилось никогда в жизни произносить такую чудовищную ложь.

Это случилось несколько дней спустя. Хэнк шел по узкой полосе сонного, залитого солнцем пляжа. Смитти сидела и задумчиво водила пальцем по песку. Она не сразу заметила его, и некоторое время он за ней наблюдал. Волосы ниспадали ей на плечи, и их прядями лениво играл ветерок. Он подошел совсем близко, она встрепенулась и лихорадочно все стерла. Интересно, что она там писала? А может быть, рисовала?

Он шел прямо на нее и остановился в каком-нибудь метре. Она была одета во фланель, открыты были только лицо, кисти рук и ступни ног. Очевидно, ей было очень жарко. Она же еще ругает его за упрямство. Он сел рядом. Близко-близко. Смитти окинула его испепеляющим взглядом, что его ужасно рассмешило. Остерегаться надо было ей самой в первую очередь. Сначала он решил выждать, не начнет ли она разговор первой, поэтому откинулся на локти, вытянулся на песке и стал наблюдать за тем, как чайки ныряют в море. Но вскоре он почувствовал на себе ее взгляд и поднял голову. Она смотрела куда-то ему в грудь. Хэнк скосил глаза, но ничего не увидел, а потом она уже отвела взор в сторону моря.

– Если ты будешь сидеть здесь и париться, то, может, позвать аборигенов, они тебя доведут до готовности?

– Какой ты остроумный.

– Стараюсь.

– Ни к чему. Я просто думаю.

– Шутишь? Думаешь? – Хэнк расхохотался и стал ждать продолжения, но его не последовало, Смитти молчала.

Хэнк с удивлением прикидывал, когда она разродится какой-нибудь очередной идеей. Ее волосы выгорели, как будто тропическое солнце, завидуя, вытравило из них золото. На щеках играл здоровый нежный румянец. Она вообще замечательно выглядела. Хэнк подумал, что Смитти – одна из самых красивых женщин, если не самая красивая, каких он когда-либо встречал. Но не это было в ней самым главным. У нее был острый ум, и, хотя он поддразнивал ее это вызывало в нем симпатию и уважение. Ему нравились ее остроумные замечания и колкости. Она никогда не оставалась в долгу. Она заставляла его думать, шевелить мозгами, и одно это было неплохо. Ему пришлось по душе то, что она вечно вызывала его на поединок и была непредсказуема.

– Что тебя гложет, дорогуша?

– Я тебе не дорогуша.

– А могла бы ею стать.

Смитти медленно повернулась и лукаво посмотрела на него.

– Ох, сердце девичье, успокойся, молю.

Хэнк захохотал.

– Ну, не хочешь разговаривать – мы могли бы...

Он хотел сказать грубость, но остановился.. Одно дело было называть вещи своими именами про себя, другое – вслух. Он был уверен, что она будет оскорблена, правильно. Ему хотелось подразнить ее, а не обижать, поэтому он сделал вид, что вообще ничего не сказал.

Когда он все-таки поднял на нее глаза, то вдруг понял, что ее снедают те же чувства, что и его. Они оба все время ощущали присутствие другого. Он приподнялся и сел поближе. Вдруг Смитти подняла руку, словно пытаясь остановить его, указать на невидимый барьер, их разделявший. Хэнк понял, что это естественная реакция, инстинктивный жест. Он ничего не сказал, но не стал и придвигаться.

Но тут рука ее упала, как белый флаг, – сигнал о сдаче на милость победителя. И уже через мгновение она лежала на песке в его объятиях.

Он схватил ее голову руками и стал яростно целовать. Какой она была желанной! Боже милостивый, как он скучал по вкусу женщины! Эта была самой сладкой из всех, кого он когда-либо пробовал. Ему так хотелось длинных, горячих, волнующих поцелуев, он изнемогал от неутоленных желаний.

– Нет! – закричала Смитти и вырвалась, вскоре ей удалось восстановить дыхание, затем она вскочила и отвернулась к морю.

Хэнк тоже поднялся и встал рядом. Последовала неловкая пауза.

– Все размышляешь, милочка? Неужели ты до сих пор не поняла, что никакие думы не помогут тебе?

– Уходи.

– Я могу оставить тебя наедине с мыслями, но это не решит твоих проблем.

– Может, и нет.

– Поговори со мной, Смитти.

Она покачала головой:

– Я не могу.

– Какого черта? Что тебя гложет?

– Я не знаю, – растерянно отвечала она. – Я не могу понять, почему я так чувствую. Я... не люблю тебя.

Он рассмеялся.

– Любовь не имеет к этому никакого отношения.

– Ты никогда не любил?

– Я? Любил? – На этот раз он уже просто ржал. – Любил свою руку.

Смитти смотрела на него с искренним недоумением, слегка склонив голову набок.

– Не обращай внимания. Это была пошлая шутка.

– Ну, я понимаю, что ты более опытен во всех этих делах.

– Да, у меня годы опыта.

Спина ее застыла, и она отошла подальше, и тут он понял, что ей даже в голову не приходит, что он шутит. Смитти подвело ее здоровое чувство юмора.

Несколько секунд он наблюдал за ней, потом ухмыльнулся:

– Никаких поводов для ревности, милочка.