355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джидду Кришнамурти » Традиция и революция » Текст книги (страница 15)
Традиция и революция
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 02:07

Текст книги "Традиция и революция"


Автор книги: Джидду Кришнамурти



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Беседа двадцать пятая:
БОГ

Слушательница П.: Кришнаджи, в определенном смысле ваше учение является материалистическим, ибо оно не признает ничего, что не имеет явной причины. Оно основано на «том, что есть». Вы пошли так далеко, что даже говорите о сознании как о мозговых клетках; вы говорите, что мысль – это материя, что более ничего не существует. Как же в таком случае вы относитесь к Богу?

Кришнамурти: Я не знаю, что вы понимаете под словами «материалистический» и «Бог»?

П.: Вы сказали, что мысль – это материя, что мозговые клетки – это сознание. Они материальны и измеримы, и в этом случае ваша позиция является частью материалистической позиции, традиции локайятов. Какое место в понятиях вашего учения занимает Бог? Материален ли Бог?

Кришнамурти: Ясно ли вам значение слова «материальный»?

П.: Материально то, что измеримо.

Слушатель Ф.: Никакой материи нет.

П.: Мозг – это материя.

Ф.: Нет, энергия. Все есть энергия, но энергия недоступна наблюдению. Мы наблюдаем только результаты действия энергии, которые называем материей. Результаты действия энергии проявляются как материя.

Д.: Когда она говорит о материи, то наверняка она имеет в виду энергию. Энергия и материя обратимы, обе поддаются измерению.

Кришнамурти: То есть вы утверждаете, что материя – это энергия, а энергия – материя. Вы не можете отделить их друг от друга так, чтобы сказать: вот здесь чистая энергия, а здесь – чистая материя.

Д.: Материальное – это выражение или внешнее проявление энергии.

Ф.: То, что мы называем материей, – не что иное как энергия, но энергия, доступная органам восприятия. Материи как таковой нет; это лишь особый оборот речи.

Д.: Энергия эквивалентна материи: E=Mc2.

П.: Видите ли, Кришнаджи, если мы поглубже разберемся во всех аспектах вашего учения, то окажется: оно основано на том, что доступно наблюдению. Инструменты слуха и зрения находятся в пределах чувственного восприятия. Хоть вы и против наименований, то, что доступно наблюдению, достигает нас через зрение, слух. Органы чувств – единственные имеющиеся у нас орудия наблюдения.

Кришнамурти: Нам известны зрительные, слуховые, тактильные ощущения, а также интеллект, который является частью этой структуры. Так в чем же вопрос?

П.: В определенном смысле ваше учение является материалистическим, оно противоположно метафизике. Ваша позиция – позиция материалиста.

Ф.: Если вы хотите быть ближе к фактам, единственное орудие, которым мы располагаем, – это мозг. Так вот, что такое мозг: являет ли он собой все, или это инструмент в чьих-то руках? Если вы утверждаете, что существует только мозг, это – материалистическая позиция. Если вы говорите, что материален лишь инструмент, тогда учение не является материалистическим.

П.: Позиции тантристов и древних алхимиков сходны с позицией Кришнаджи. Все следует подвергнуть наблюдению; ничего не принимать на веру, если это не увидели глаза того, кто смотрит. Понимая это, я спрашиваю: «Что вы скажете о Боге?» По-моему, вполне законный вопрос.

Ф.: Можете ли вы объяснить, что такое Бог?

Кришнамурти: Что вы подразумеваете под Богом? Мы уяснили себе, что такое энергия и материя, а теперь вы спрашиваете, что мы понимаем под Богом. Я никогда не употребляю слова «Бог» для указания на то, что не является Богом. То, что создано мыслью, – это не Бог. Если что-то создано мыслью, оно пребывает в поле времени, в поле материального.

П.: Мысль говорит: «Я не в состоянии идти дальше».

Кришнамурти: Но она может изобрести Бога, поскольку не в состоянии идти дальше сама. Мысль знает свои ограничения и потому пытается изобрести бесконечное, которое называет Богом. Такова ее позиция.

П.: Если мысль знает свои ограничения, значит она осознает некое существование за пределами самой себя.

Кришнамурти: Это придумано мыслью. Чтобы выйти за пределы, нужно, чтобы мысль пришла к концу.

П.: Видеть ограничения мысли – не значит знать мысль.

Кришнамурти: Поэтому нам следует постичь мысль, а не Бога.

Д.: Когда мысль обнаруживает свои ограничения, она развенчивает их.

Кришнамурти: Когда вы говорите об ограничениях, в чем здесь дело: мысль понимает, что она ограничена, или мыслитель постигает ограниченность мысли? Понимаете, в чем разница? Понимает ли ее мыслитель, который сам является продуктом мысли?

П.: Почему вы проводите это различие?

Кришнамурти: Мысль создала мыслителя. Если бы мысль не существовала, не было бы и мыслителя. Есть две разные позиции: или мыслитель, наблюдая свои ограничения, говорит: «Я ограничен», – или сама мысль понимает свои ограничения. Внесем ясность. Мы исследуем. Существуют эти двое: мысль и мыслитель. Мыслитель, наблюдая мысль при помощи рассуждений (которые материальны, которые представляют собой энергию), видит, что энергия ограничена. Так думает мыслитель, находясь в сфере мысли.

Д.: Когда мыслитель говорит об ограниченности мысли, как мысль так и мыслитель оказываются знаками вопроса.

Кришнамурти: Нет, пока еще нет. Мысль – это память, мысль – это ответ знания. Мысль породила так называемого мыслителя. Затем мыслитель отделяется от мысли, по крайней мере, считает себя отделенным от нее. Мыслитель смотрит на рассудок, на интеллект, на способность к умозаключению – и видит, что все это очень и очень ограничено. Поэтому мыслитель осуждает интеллект: он говорит, что мысль очень ограничена, и осуждает ее. Затем он говорит, что должно существовать нечто большее, чем мысль, нечто, находящееся за пределами этого ограниченного поля. Вот что мы делаем. Сейчас мы рассматриваем вещи такими, какие они есть.

Итак, думает ли мыслитель, что мысль ограничена, – или сама мысль понимает свою ограниченность?

Не знаю, понятно ли это различие.

Ф.: Мысль предшествует мыслителю.

П.: Мысль может окончиться. Мысль не способна почувствовать свою ограниченность. Мысль может прийти к концу – не спрашивайте, по какой причине; подлинной причины не существует, но мысль может прийти к концу. Как же она почувствует, что она ограничена?

Кришнамурти: В этом и состоит мой вопрос. Понимает ли мыслитель, что он ограничен, или это мысль говорит: «Я не могу идти дальше»? Понимаете, в чем дело?

Ф.: Почему вы отделяете мыслителя от мысли? Существует множество мыслей, и мыслитель – одна из них. Мыслитель – руководитель, помощник, цензор; этот наблюдатель, глядя на мысль, говорит, что мысль ограничена.

Д.: Фактически он может только сказать: «Я не знаю».

Кришнамурти: Этого он не говорит. Вы вводите факт, который еще наблюдается. Прежде всего, мысль есть ответ знания, мысль еще не уяснила, что она ограничена. Для обеспечения безопасности она собрала воедино разнообразные мысли, которые и стали наблюдателем, мыслителем, носителем опыта. И тогда мы задаем вопрос: понимает ли мыслитель, что он ограничен, или это сама мысль постигает свою ограниченность? Они совершенно различны.

Ф.: Нам известно только состояние мыслителя, который думает мыслями.

Кришнамурти: Это все, что нам известно. Поэтому мыслитель неизбежно говорит, что мы должны выйти за пределы мысли; поэтому он задает вопрос: «Можно ли убить ум? Существует ли Бог?»

Ф.: У вас существует мыслитель, а не мысль.

Кришнамурти: Мыслитель видоизменяет, прибавляет. Мыслитель, как и мысль, не является постоянной сущностью. Однако он упорядочивает, видоизменяет.

Это важно. Возможно, я ошибаюсь. Важно установить: или мыслитель видит, что он ограничен, или мысль, как идея, то есть организованная мысль, думает, что она ограничена?

Итак, кто же из них говорит? Если это мыслитель говорит, что он ограничен, тогда он говорит то, что должно существовать нечто большее. Тогда он утверждает, что должен существовать Бог, что должно существовать нечто за пределами мышления. Верно? Или же это мысль понимает, что она не в состоянии выйти за пределы своих оков, за пределы собственных мозговых клеток, – как материала, как корня мышления; если мысль понимает это, что же тогда происходит?

П.: Видите ли, уважаемый, в этом-то и все дело. Если бы в своем учении вы остановились на том, что сами мозговые клетки понимают это, сама мысль понимает, – и оставляет все как есть, то это вполне согласованно и логично; но вы двигаетесь дальше, идете дальше, где уже невозможно пользоваться словами; и тогда, как бы вы ни называли данное явление, – возникает чувство Бога.

Кришнамурти: Я не хочу вводить слово «Бог».

П.: Используя разум и логику, вы приводите нас к некоторой точке. Только не оставляете нас там.

Кришнамурти: Конечно, нет.

П.: Это парадокс.

Кришнамурти: Я отказываюсь считать это парадоксом.

Ф.: Нельзя подменять материал смыслом. П. путает два понятия.

Кришнамурти: То, что она говорит, довольно просто: «Мы понимаем то, что вы говорите о мыслителе и мысли; но вы на этом не останавливаетесь, а двигаетесь дальше».

П.: В абстракцию. Я говорю, что мысль и мыслитель, в сущности, одно и то же; человек разделил их для собственной безопасности, для постоянства, для сохранности. Мы задаем вопрос: думает ли мыслитель, что мысль ограничена, и поэтому предполагает нечто внешнее, ибо ему необходима безопасность? Или это мысль утверждает, что при любом движении, каким бы тонким, очевидным, разумным оно ни было, она остается ограниченной? Но Кришнамурти этого не говорит. Он идет дальше, в абстракцию.

Кришнамурти: Я понимаю, что мысль и мыслитель весьма ограничены, и на этом не останавливаюсь. Сделать так могла бы чисто материалистическая философия. К этой точке зрения пришли многие интеллектуалы на Западе и на Востоке. Но они всегда остаются привязанными к чему-то; находясь на привязи, они распространяют свое понимание вширь, хотя остаются при этом прикованными к некой оси, то есть к своему опыту, к своей вере.

Я хочу ответить на вопрос: если мысль сама понимает свои ограничения, что тогда происходит? Когда мысль знает, что мышление – это энергия, мышление – это память, мышление – это прошлое, время, страдание, – что тогда происходит? Она понимает, что любое движение мысли есть сознание, содержание сознания, и без этого содержания самого сознания нет. Так что же происходит? Можно ли наблюдать это явление или нет? Я не придумываю Бога.

П.: Я этого не говорю. Я вовсе не говорила, что вы придумываете Бога. Я говорила только, что до этого ваша позиция была материалистична, рациональна, логична; и вдруг вы вводите какой-то новый элемент...

Кришнамурти: Нет. Посмотрите на это. Сама мысль понимает – не мыслитель, который не в состоянии этого понять и потому утверждает существование сверхсознания, высшего «я», Бога, чего угодно, – но сама мысль понимает, что любое ее движение заключено в поле времени. Что же тогда происходит? Тогда мысль становится безмолвной. Это факт, доступный наблюдению, проверке. Такое безмолвие не есть результат дисциплины. И что же тогда происходит?

П.: Уважаемый, разрешите задать вам вопрос. В этом состоянии продолжается регистрация всякого шума; машина, которая все регистрирует, что это такое?

Кришнамурти: Мозг.

П.: Мозг материален. Итак, регистрация продолжается.

Кришнамурти: Она продолжается все время – в сознательном или бессознательном состоянии.

П.: Вы можете не давать названия особому чувству существования, однако оно продолжается.

Кришнамурти: Нет. Вы употребляете слово «существование», а происходит регистрация. Я хочу подчеркнуть это различие.

П.: Давайте не отходить отсюда. Не все существование оказывается стертым. Так было бы, если бы мысль закончилась.

Кришнамурти: Наоборот.

П.: Существование, ощущение существования, «есть».

Кришнамурти: Жизнь продолжается, но без «меня» как наблюдателя. Жизнь продолжается, регистрация продолжается, память сохранена; но то «я», которое создала мысль, которое составляет содержание сознания, – это «я» исчезает. Очевидно, это происходит потому, что «я» является чем-то ограниченным. Поэтому, мысль как «я» говорит: «Я ограничена». Это не значит, что тело прекращает существование, но нет центра, представляющего собой деятельность личности как «я». Опять-таки это логично, потому, что мысль говорит, что она ограничена и не будет создавать «я», которое есть дальнейшее ограничение. Она понимает это – и уходит.

П.: Сказав, что мысль, создающая «я», есть ограничение...

Кришнамурти: Мысль создает «я»; «я» понимает, что оно ограничено; а поэтому «я» уже не существует.

Ф.: Когда это произошло, почему я вообще должен называть то, что продолжается, мыслью?

Кришнамурти: Я ничему не даю наименования. Я понимаю, что мысль является ответом прошлого. «Я» составлено из различных продуктов мысли; они создали «я», представляющее собой прошлое. «Я» есть прошлое. Кроме того, «я» проецирует и будущее.

В целом – это незначительное явление. Это все. Каков следующий вопрос?

П.: Оказавшись в столь безнадежном состоянии, что же нам делать с вопросом о Боге?

Кришнамурти: Это состояние не является безнадежным. Наоборот, это вы ввели безнадежность, ибо мысль сказала, что она не в состоянии выйти за пределы самой себя, и потому пришла в отчаянье. Мысль понимает, что любое ее движение заключено в поле времени, как бы она его ни называла, – отчаяньем, свершением, удовольствием, страхом.

Ф.: Таким образом, осознание ограниченности и будет состоянием отчаянья.

Кришнамурти: Нет, это вы вводите отчаянье. Я говорю лишь то, что отчаянье есть часть мысли. Надежда – тоже часть мысли; и эта мысль говорит: «Любое мое движение, будь то отчаянье, удовольствие, страх, привязанность, отреченье, есть движение мысли». Когда мысль понимает все это как движение самой себя в различных формах, она останавливается. А теперь пойдем дальше.

П.: Я хочу задать вопрос. Вы сказали, что существование продолжается без «я». Так что или кто идет дальше?

Кришнамурти: Мы ушли от слова «Бог».

П.: Если употребляемое мной слово «Бог» слишком глубоко погружено в поле мысли, я отказываюсь от него. Теперь я двигаюсь без него. Поэтому я спрашиваю: «Если мысль, как «я» пришла к концу, что же является инструментом исследования?»

Кришнамурти: Мы достигли такой точки, где нет движения мысли. Когда в своем исследовании мы проникаем в глубину себя так далеко, так логично, с такой полнотой, как делаем это сейчас, мысль приходит к концу. И теперь она спрашивает, что это за новый фактор появляется, что за новый инструмент должен производить исследование? Что же это за инструмент? Это не старый инструмент. Верно? Интеллект, острота мысли, качество объективности мышления, сама мысль, которая породила огромную путаницу, – все это подверглось отрицанию.

П.: Мысль – это слово и смысл. Если в сознании происходит некое движение, в котором отсутствует слово и смысл, тогда действует не мысль, а нечто иное. Что именно?

Кришнамурти: Мы сказали, что мысль есть прошлое, мысль есть слово, смысл, результат страдания. И мысль говорит: «Я пыталась провести исследование, но мое исследование привело меня к тому, что я обнаружила собственную ограниченность». Каков же следующий вопрос? Каким будет исследование? Если вы ясно видите ограниченность, что тогда происходит?

П.: Существует только виденье.

Кришнамурти: Нет, виденье является зрительным; и чувственное виденье находится в зависимости от слова, от смысла.

П.: Из сказанного нами следует, что существует только виденье, которое есть действие.

Кришнамурти: Я хочу быть ясным. Вы говорите, что существует виденье чувственного восприятия. Мы вышли за его пределы.

П.: Когда вы употребляете слово «виденье», является ли это состоянием, где действуют все инструменты?

Кришнамурти: Безусловно.

П.: Если в данное время действует один инструмент, тогда он прикован к мысли. Когда существует виденье и нет слушанья, оно привязано к мысли. Но когда действуют все чувственные инструменты, тогда нет ничего, к чему можно привязаться. Тогда существует только одно, доступное знанию, – существование. Иначе была бы смерть.

Кришнамурти: Мы согласны с этим. Каков следующий вопрос? Что в таком случае будет восприятием? Что будет исследованием? Что подлежит исследованию? Что нужно изучать? Верно? Что вам нужно сказать? Все ли вы стали безмолвными?

П.: Когда мысль приходит к концу исследовать больше нечего.

Кришнамурти: Когда мысль приходит к концу, что тогда можно исследовать? И кто будет исследователем? И каков результат исследования? Так что же это такое? Что нужно исследовать? Кто или что будет инструментом, производящим исследование?

П.: Мы всегда рассматривали исследование, как движение к некоторой точке.

Кришнамурти: Есть ли это движение вперед?

П.: Мы пытаемся исследовать Бога, истину; но когда мысль закончилась, никакой точки, куда можно было бы двигаться, нет.

Кришнамурти: Идите медленно, не делайте никаких категорических утверждений. Все, что вы можете сказать, – это то, что нет никакого движения, никакого устремления вперед. Движение вперед подразумевает мысль и время. Это все, к чему я стараюсь прийти. Когда вы отрицаете это, отрицаете движение, внешнее или внутреннее, что тогда происходит?

Теперь начинается исследование совершенно иного рода.

Прежде всего, ум, мозг, уясняет себе, что для здорового, счастливого, легкого действия ему нужен порядок, нужна безопасность, сохранность. Это его основная потребность. И вот теперь мозг понимает, что любое движение от самого себя находится в поле времени, следовательно, в поле мысли; существует ли тогда движение вообще? Или имеется некое движение, но совершенно иного рода, качественно другое, не связанное со временем, с процессом, с движением вперед или назад?

Теперь мы спрашиваем: есть ли какое-то другое движение? Существует ли нечто, не связанное со временем?

Любое движение, пока речь идет о мозге, совершается в поле времени, будь оно внешним или внутренним. Я вижу это. Мозг понимает, что хотя он способен вообразить свое расширение до бесконечности, он по-прежнему очень невелик.

Так существует ли движенье, не связанное с мыслью? Этот вопрос задан мозгом, а не каким-то высшим существом. Мозг понимает, что любое движение во времени – это печаль. Поэтому он естественно воздерживается от всякого движения. Затем он задает себе вопрос: существует ли какое-то иное движение, которого он не знает, которого никогда не пробовал?

Это значит, что нам необходимо вернуться к вопросу об энергии. Существует энергия человека и космическая энергия. Мы разделили энергию на человеческую и космическую. Я всегда смотрел на человеческую энергию как на отдельную, оторванную, неполную в своем ограниченном поле. И вот теперь битва окончена. Вы понимаете, что я имею в виду? Понимаете ли вы это? Я всегда рассматривал движение энергии как происходящее внутри ограниченного поля, и отделял его от космической, универсальной энергии. А сейчас мысль осознала свои ограничения, и поэтому энергия человека стала чем-то совершенно иным. Разделение на космическое и человеческое создано мыслью. Это разделение отменяется, и в действие вступает другой фактор. Для ума, который не сосредоточен в самом себе, разделения не существует. Что тогда подлежит исследованию, что будет инструментом исследования? Исследование действительно имеет место; но это не то исследование, к которому я привык, – не использование интеллекта, рассудка и тому подобное. Это исследование – не интуиция. И вот мозг постигает, что в нем самом нет никакого разделения. Поэтому мозг не разделен на космический, сексуальный, научный, деловой. Энергия нераздельна.

Что же тогда происходит? Мы начали с вопроса о том, является ли мысль материальной. Мысль материальна, потому что мозг – это материя; мысль есть результат материального; мысль может быть абстрактной, но она является результатом материального. Это так. Лишь немногие вышли за ее пределы.

Ф.: Смысл тела – это сознание. В чем состоит смысл существования?

Кришнамурти: В чем состоит смысл этой комнаты? Начнем с этого. Это пустота – потому что пустота создана четырьмя стенами; в этой пустоте я могу поставить стул и пользоваться комнатой.

Ф.: Комната имеет смысл, потому что в ней живет П.

Кришнамурти: Убирает ее, живет в ней, боится, надеется, ссорится.

Ф.: Это – сознание и, как вы говорите, содержание сознания; но я спрашиваю о большем. В чем смысл, а не описание?

Кришнамурти: Ф. подразумевает нечто большее. Смысл моего существования. Совершенно никакого...

Ф.: Неужели вам не хочется иметь этот смысл? В чем значение Кришнамурти? Можете ли вы отрицать личность? Тогда вы погибли. Внутренний индивид, цензор, существование, сознание, тело; есть и нечто большее: абстрактная душа; наконец, душа, вокруг которой все приходит в столкновение. Можете ли вы отрицать это?

Кришнамурти: Душа и есть «я».

П.: Вот где главная трудность. Вопрос очень важен, потому что отрицать личность труднее всего. Если вы попытаетесь отрицать «я» и личность, вы ни за что не заставите себя сделать это. Но если вы будете продолжать исследование, – это и будет то, что нужно.

Ф.: Какой же здесь смысл? Почему «я» должно кончиться? Смысл атомов – организм. Смысл организма – сознание. Почему здесь надо делать остановку?

Кришнамурти: Здесь нет никакой остановки. Остановка происходит лишь тогда, когда мысль понимает свою ограниченность. Вернемся назад. Что это за инструмент, который готов к исследованию, в котором нет отдельности, нет исследователя и нет исследуемого? Я вижу, что на самом деле мысль не имеет значения. Она имеет значение только тогда, когда находится внутри своего небольшого поля. И теперь она задает вопрос: что должно быть открыто? – но не как открыватель, который что-то открывает.

Что это за движение, которое не является внутренним и не является внешним? Смерть? Полное и всеобщее отрицание? Что же тогда происходит? Что такое само исследование? Когда мы говорим, что мысль кончается, мы включаем в нее все: смысл, сознание, содержание сознания, отчаянье, неудачи, успехи. Все это находится внутри данного поля. Когда оно приходит к концу, что тогда происходит? Мозг существует; существует запись, регистрирующая часть. Продолжается регистрация; она должна продолжаться, иначе мозг станет безумным; но существует некая целостность, и она совершенно спокойна. Здесь нет больше мысли; она не входит в это поле. Мысль входит лишь в очень небольшое поле мозга.

П.: Мы действительно используем лишь миллионную часть нашего мозга.

Кришнамурти: А существует и другая часть.

Ф.: Нет основания полагать, что остальные участки мозга, которые мы не используем, могут стать чем-то большим, нежели части, связанные с сознанием.

Кришнамурти: Нет, пожалуйста, обратите на это внимание.

Ф.: Даже с точки зрения биологии вы не точны. Объем используемого мозга предопределяет широту сознания. Если вы используете больше, сознание расширяется.

Кришнамурти: Старый мозг очень ограничен. А мозг в целом – это неиспользуемое новое. Целостность мозга есть новое; мысль, которая ограничена, действует в ограниченном поле. Старый мозг бездействует, потому что ограниченность прекратилась.

П.: Понимаете ли вы, что говорите? Вы утверждаете, что если вы осознаете малую часть мозга как ограниченную, ограниченность кончится.

Кришнамурти: Нет, ограниченность останется.

П.: Но поскольку она не охватывает всю часть, не сводит себя только к себе, остальная часть мозга, которая не была использована, оказывается способной к действию. Это совершенно материалистическая позиция.

Кришнамурти: Согласен. Идите дальше.

П.: Это все; больше обсуждать нечего.

Ф.: У меня есть возражение. Даже если использовать мозг в целом, это будет всего лишь сознание – расширившееся до невероятных размеров сознание.

Кришнамурти: В зависимости от того, существует ли центр.

Д.: Если есть центр, тогда вы не пользуетесь другим.

Ф.: Мы действовали в ограниченной сфере. Если вы направитесь в другую сферу, как вы узнаете, что сознание не имеет склонности к созданию фокуса?

Кришнамурти: Фокус возникает тогда, когда мысль действует как боль, как отчаянье, как успех, когда мысль действует как «я». Когда же «я» безмолвно, где тогда находится сознание?

Ф.: После этого все превращается в предположение. Вы считаете доказанным, что единственный фактор, способный проецировать центр, – это разочарование, боль. Мысль ограничена и потому она проецирует самое себя. Почему же возникновение фокуса должно зависеть от ограниченности?

Кришнамурти: Фокус возникает, когда действует мысль.

П.: Если мысль со своим словом и смыслом прекратится, если мысли не будет, что тогда будет действовать? В этом факторе нельзя узнать ни слово, ни смысл.

Ф.: Это слишком узкий подход. Я вправе подвергнуть сомнению положение о том, что фокус возникает по причине крушения надежд.

Кришнамурти: Я включаю в поле времени не только крушение надежд, я включаю в него все. И вот я вижу, что клетки мозга действовали в очень малом поле, и это малое поле с его ограниченной энергией породило все несчастья. Старый мозг делается спокойным. То, что мы называем спокойствием, это ограниченность, которая стала спокойной. Ее шум прекратился; ограниченность умолкла. Когда мысль понимает это, тогда мозг в своей целостности делается спокойным.

П.: Однако он регистрирует.

Кришнамурти: Разумеется. Шум продолжается.

П.: Существование продолжается.

Кришнамурти: Существование без какой-либо длительности. А зачем? Спокойствие охватывает весь мозг, а не ограниченную его часть.

Ф.: Для нас это все равно.

П.: Мы не знаем ничего другого, и это другое не действует, тогда успокоившаяся часть оказывается для нас лишь ограничением.

Кришнамурти: Поэтому такое спокойствие – не настоящее спокойствие.

П.: Вы вводите что-то новое.

Д.: Что заставляет вас говорить, что мы не используем весь мозг в целом?

Ф.: Я говорю, что функционирует весь мозг, но я не осознаю этого, так как замкнулся в пределах ограниченного поля.

Кришнамурти: Пожалуйста, остановите сперва движение мысли, а потом посмотрите, что произойдет.

Д.: Когда прекращается движение мысли, все происходит само по себе; и разве необходимо тогда исследовать то, что происходит?

П.: Меня интересует следующее. Вы сказали, что окончание ограниченности «я» как мысли не есть безмолвие.

Кришнамурти: В этом и состоит красота данного факта.

П.: Дайте мне почувствовать ее. Пожалуйста, скажите еще раз.

Кришнамурти: Я сказал, что когда мысль со своей ограниченностью говорит, что она безмолвна, она не бывает безмолвной. Безмолвие существует тогда, когда спокойствие овладевает всем мозгом, когда оно охватывает весь мозг, а не только его часть.

Ф.: Зачем же всему мозгу становиться безмолвным?

Кришнамурти: Мозг в своей целостности всегда оставался спокойным. То, что я назвал безмолвием, есть окончание «я», трескучей мысли. Треск – это мысль; и вот ее болтовня прекратилась. Когда болтовня мысли приходит к концу, тогда возникает некое чувство безмолвия. Но это не безмолвие. Безмолвие наступает тогда, когда ум в целом, весь мозг совершенно спокоен, хотя и производит регистрацию, ибо энергия пребывает в покое. Она может взорваться, но ее основа спокойна. (Пауза.)

Так и страсть существует только тогда, когда печаль не совершает никакого движения. Вы поняли, что я сказал? Печаль есть энергия. Когда существует печаль, тогда возникает движение от нее путем понимания или подавления; но когда в печали нет движения, тогда происходит ее взрыв и переход в страсть. Точно то же происходит, когда нет никакого движения, – ни внешнего, ни внутреннего; когда нет движения безмолвия, которое ограниченное «я» создало для себя с целью достичь чего-то большего. Когда существует абсолютное безмолвие, тотальное безмолвие (поскольку отсутствует движение любого рода), когда мозг совершенно спокоен, происходит взрыв иного рода, и это...

П.: И это – Бог.

Кришнамурти: Я отказываюсь употреблять слово «Бог», но это состояние – не выдумка. Оно не создано хитроумием, ибо мысль находится в полнейшей неподвижности. Вот почему так важно исследовать мысль, а не «другое».

Бомбей, 9 февраля 1971 г.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю