Текст книги "Традиция и революция"

Автор книги: Джидду Кришнамурти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Беседа двенадцатая:
ПАРАДОКС ПРИЧИННОСТИ

Слушатель С.: В физике мы находим некоторые нерешенные проблемы. Если мир полностью подчинен закону причинности, тогда мы не в состоянии ничего изменить. Если мир не вполне связан причиной, тогда для такого мира невозможно установить какие-либо законы. Или мир подчинен закону причинности, или нет. Конечно, если думать о причине и следствии как об единой сущности, если мир представляет собой нечто единое и нет разделения на части, тогда никакой причины и никакого следствия нет.

Если вселенная является только физической, если она подчинена только физическим законам, тогда у нас нет возможности выбора. В чисто физическом мире выбора нет. Даже если душа или что-то подобное ей не является физической, это не имеет особого значения, при условии ее подчинения физическим законам. Вы не можете сказать, что причина и следствие не взаимосвязаны, потому что они неестественны. Вы не в состоянии также признать существования причины и следствия, потому что у вас нет над ними контроля, а какой в таком случае смысл об этом говорить? Перед нами парадокс. Есть ли из него выход?

Кришнамурти: Вы говорите о карме?

С.: Нет. Физическая вселенная замкнута, здесь нет никакого движения.

Кришнамурти: Все это подразумевает время, не правда ли? Иными словами, все сложное, горизонтальное или вертикальное, все это – время; причина и следствие пребывают во времени. Причина становится следствием, а следствие – причиной; и все это совершается в пределах времени. Буду ли я двигать рукой так или этак, все это заключено внутри поля времени. Вы, уважаемый, спрашиваете, можем ли мы выйти за пределы времени?

С.: Нет. Опыт физического закона пребывает во времени. В пределах этого закона человек не задает вопросов; и какой выбор там имеется?

Кришнамурти: Совершенно никакого. Вы можете действовать внутри тюрьмы, но эти действия происходят в поле времени, ибо причина-следствие и следствие-причина заключены в поле времени. Память, опыт, знание находятся во времени, и мысль есть реакция всего этого; если у меня нет памяти, я не способен мыслить, я буду находится в состоянии амнезии. Мысль – это ответ памяти. Мышление совершается внутри поля времени, потому что оно составлено из опыта, знания, памяти, а память является частью мозговых клеток.

Таким образом, мысль не может покинуть пределы времени, ибо она никогда не бывает свободной. Мысль всегда стара. В интервале между двумя мыслями можно прийти к чему-то новому и использовать его в понятиях времени. Между двумя мыслями существует разрыв. В этом интервале может быть иное восприятие, а истолкование этого восприятия есть время, хотя само восприятие – не от времени.

М.: Мне нужно задать несколько вопросов.

Кришнамурти: Идите медленно. Какая-либо иная жизнь во времени не содержит ничего нового. Когда, живя во времени, мысль, это сложное образование, пытается исследовать нечто, находящееся за пределами времени, она по-прежнему остается мыслью. Поэтому, пока внутри данного поля существует мысль, существует время – это тюрьма. Я могу думать, что здесь свобода; однако такая свобода будет лишь понятием, формулой – подобно тому, как человек, исполненный насилия, притворяется кротким; так и вся государственная идеология, являясь одновременно насильственной и ненасильственной, представляет собой притворство.

Итак, пока длится функция мысли, мысль должна действовать в поле времени. Здесь нет спасения. Я могу притворяться, будто мыслю вне пределов времени, но этот процесс точно также совершается во времени.

Мысль стара, будь то мысль об атмане или высшем «я», – все это лишь часть мышления.

С.: Где же выход из этого парадокса?

Кришнамурти: Там функционирует интеллект, мысль. А мы тут пытаемся найти ответ как физики, биологи, математики, как буржуа или саньяси.

С.: Однако в физике существуют законы.

Кришнамурти: Конечно, существуют. Это, как-никак, целый сумасшедший дом, и мы пробуем найти выход, находясь внутри него. Я должен понять его – и принять таким, каков он есть. Тогда у меня возникает вопрос: а есть ли какое-то действие, исходящее не отсюда? Здесь каждое действие фрагментарно. Вы – религиозный человек, а я – ученый. Здесь все пребывает в состоянии разобщения.

С.: Разобщение и подразумевает законы.

Кришнамурти: Разумеется, но эти законы не разрешили человеческих проблем. Вы не только представляете собой физический объект, вы еще и человек. Возьмите проблему такой, какова она есть: люди живут в разобщении, общество разделено на части. Существует разорванность – и виновна в этом мысль.

С.: Мысль виновна и за все прочее.

Кришнамурти: Конечно. Священнослужители, изобретения, открытия, боги, йогины – все! Вот так обстоит дело в действительности. Проблема в том, как найти что-то еще. Вы не можете этого сделать. Вопрос не в том, как свести воедино отдельные части, а в том, возможно ли жить без разобщения.

С.: До сих пор никаких вопросов не возникало. А в данном случае проблема перестает быть проблемой физики: на этом уровне я более не физик.

Кришнамурти: Разумеется. Вы прежде всего человек, свободная от разобщения личность. Следовательно, и ваше действие может избежать разорванности.

С.: Для личности, свободной от разобщения, физика не существует.

Кришнамурти: А какова тогда роль художника?

С.: Он переносит людей в такие состояния, достичь которых самостоятельно они не способны. Это все еще фрагментарное действие, но в другом роде.

Кришнамурти: Будучи разобщенным человеком он нуждается в самовыражении, и его самость есть часть разобщения. Вы не захотите отрицать перед художником его функцию. Важна и функция физика. Однако он не обращается одновременно ко вселенной, к человеческому сердцу и человеческому уму. Он так же важен или неважен как художник.

С.: Тут имеется качественное различие. Художник обычно не ясен.

Кришнамурти: Художник ясен в своих чувствах, но их выражение оказывается сбивчивым, потому что он обусловлен для объективизма, не-объективизма и всего прочего. Итак, могу ли я жить в этом мире не фрагментарно, не как индуист или буддист, не как христианин или коммунист, а просто как человек?

С.: Почему не просто «жить»; зачем это слово «человек»?

Кришнамурти: Наш образ жизни человеческим не является. Это сражение: страна, жена, дети, начальник – так мы и живем. Мы находимся в состоянии войны друг с другом. Вы называете это жизнью, а я говорю, что это не так. Вечная борьба – это не жизнь.

С.: Жизнь не всегда бывает вечной борьбой.

Кришнамурти: Чаще всего это так. Окно закрыто.

С.: Но зачем слово «человеческий»?

Кришнамурти: Уважаемый, я не употребил слово «индивидуальный». Вы знаете смысл этого слова: «индивидуальный» – тот, кто неделим. Человек не таков. Человек обнаруживает факт разобщения, времени и постоянной борьбы за положение, власть, престиж, успех, господство и направляет свои усилия на то, чтобы избежать всего этого, достичь просветления при помощи мантры, при помощи йоги. Как положить конец болтовне, которая длится без конца? И возможно ли вообще преодоление разобщенности? Могут ли мозговые клетки быть спокойными? Ведь таков механизм времени, и все складывалось на протяжении тысячелетий. Это то, что мы называем эволюцией. Таков наш центральный вопрос.

С.: И это действительно так. Вы опять возвращаете проблему к физике, потому что физика говорит о внешней вселенной, но не говорит о клетках мозга. Если у вас лишь один фрагмент реальности, вы не принимаете ее во всей полноте. Если же она полна, она фиктивна. Может ли фрагмент обладать полнотой в самом себе?

Кришнамурти: Я бы выразил это так: может ли человек быть физиком и обладать полнотой в себе, не разрываясь на части? Вот такой вопрос. (Пауза.)

Я вижу, что центральным фактором является время; мысль есть ответ памяти, мысль есть время.

С.: Для носителя переживания.

Кришнамурти: Тот, кто переживает, – это пережитое; наблюдатель есть объект наблюдения. Вон там наблюдатель, который смотрит на это. Существуют пространство и время. Наблюдатель отделяет себя при помощи выводов, образов, формул и так далее – и создает таким образом пространство и время: главные факторы разобщения.

Может ли наблюдатель смотреть без наблюдателя, того наблюдателя, который создает время, пространство, расстояние? В конце концов, уважаемый, как вы делаете какое-нибудь открытие, занимаясь, скажем, физикой?

С.: Я – особый случай: я придумываю открытия.

Кришнамурти: Должен быть период, когда наблюдатель безмолвствует.

С.: Да.

Кришнамурти: Если он постоянно пребывает в движении, тогда налицо непрерывность. Необходимо наличие разрыва. В нем изобретатель обнаруживает нечто новое.

Наблюдатель видит сквозь образ, и этот образ обладает продолжительностью во времени. Поэтому он не в состоянии увидеть что-либо новое. Если я смотрю на свою жену сквозь многолетний образ и называю это нашими взаимоотношениями, в этом нет ничего нового.

Так можно ли увидеть нечто новое без наблюдателя? Наблюдатель есть время. Могу ли я посмотреть на «то, что есть», на то, что разорвано на части, без наблюдателя, который есть время? Может ли существовать восприятие без воспринимающего субъекта?

С.: Восприятия без воспринимающего субъекта нет, но сам объект восприятия как бы ждет, чтобы его восприняли.

Кришнамурти: Дерево стоит здесь все время. Оно обходится без воспринимающего субъекта, а воспринимающий субъект смотрит на него сквозь свою разорванность, глазами центра. Может ли центр отсутствовать и, тем не менее, находится в поле наблюдения?

С.: Конечно, нет. Восприятие – это единый акт. Нет никакой возможности разбить его.

Кришнамурти: Кто же этот цензор? Кто воспринимающий субъект? Кто употребляет глагол «воспринимать»?

С.: Когда вы воспринимаете нечто, вы не говорите о воспринимающем субъекте.

Кришнамурти: Я смотрю на дерево с определенным знанием. А может ли наблюдатель наблюдать без прошлого? Кто здесь мыслитель, кто устанавливает проверку?

С.: Когда вы воспринимаете нечто, вам это не нужно.

Кришнамурти: Вот дерево. Могу ли я смотреть на него без наблюдателя?

С.: Да.

Кришнамурти: Только это и существует. Затем в действие вступает воспринимающий субъект. Итак, создатель образов может смотреть без образа. Иначе вы не способны ничего изобрести.

С.: Мы говорили об общении.

Если время есть продукт мышления, каким образом мышление может быть заключено во времени? И что в таком случае делает время общим для всех людей?

М.: Разные люди имеют о времени одно и то же представление.

Кришнамурти: Интересно, так ли это?

М.: Можно ли найти ответ?

Кришнамурти: Зачем вам какое-то понятие времени? Вы смотрите на часы без всякого понятия времени.

С.: С часами связана идея времени как движения.

Кришнамурти: Существует числовое время – в пределах между восходом и закатом солнца, но существует ли какое-то иное время – психологическое, внутреннее?

С.: Есть другое время – когда вы думаете о действии в будущем.

Кришнамурти: Итак, время есть движение прошлого через настоящее к будущему. Вот что такое время.

С.: Время представляет собой часть мысли.

Кришнамурти: Время есть мысль. Время – это печаль.

С.: Каким образом мысль может выйти за свои собственные пределы? И в чем смысл слов о том, что мысль не в состоянии выйти за пределы самой себя?

Кришнамурти: Тем не менее, она все время пытается это сделать. Разрешите мне выразить это следующим образом. В чем законность времени? Мне нужно ехать отсюда туда, из этого дома в другой, с одного континента на другой континент; я стану управляющим этой фабрики – все это подразумевает время, которое складывается в некоторую последовательность или без нее.

С.: При этом существуют всевозможные ограничения. Время едино, а переживания едиными не являются. Время одномерно, это как бы нить, на которую как бы нанизаны бусы. Опыт, связанный вместе, дает нам впечатление времени, но само время одномерно, это нить. Можно думать о разных потоках или шкалах времени, но все это – одна нить. Связь вещей может быть сложной; поэтому мы не ощущаем ее многообразия. Конечно, мы способны испытывать одновременно несколько переживаний: например, я слушаю вас, а часть моего ума думает, возможно, о чем-то другом, в то же время я шевелю пальцем на ноге; поскольку здесь функционирует мое понимание, я наблюдаю за всем. Я вижу серию картин, но не живу ни в одной из них.

Кришнамурти: Это означает отсутствие «я».

С.: Единого «я» нет.

Кришнамурти: То есть нет центра.

С.: Нет центра, который заключает в себе время.

Кришнамурти: Вот это и означает, что в человеке никакой разорванности нет. В глубинном ядре его существа никакой разорванности нет.

С.: Скажем так: человек видит, что есть состояние, в котором разорванность не существует.

Кришнамурти: Можно ли найти такое качество, в котором нет разорванности, что означает окончание мысли – той мысли, которая порождает разорванность, а следовательно и время?

Смотрите, уважаемый, во всем мире вы видите отдельные действия – социальные, политические, действия всевозможных общин, действия хиппи; все они фрагментарны. Существует ли такое действие, которое не было бы фрагментарным, но покрывало бы собой все это.

С.: Когда вы используете слово «действие», оно ассоциируется со временем.

Кришнамурти: Я имею в виду активное настоящее.

С.: Правильно.

Кришнамурти: Это значит, что существует особое качество ума, в котором нет разорванности. Это активное настоящее в течение всего времени.

Какую связь все это имеет с любовью? Каковы взаимоотношения между мной, вами и художником? Я думаю, именно здесь находится ядро взаимоотношений. Любовь была сведена к половой сфере и окружающей ее морали. Если нет любви, разобщенность сохранится. Вы будете физиком, я буду кем-то другим; мы будем общаться друг с другом, обсуждать разные вопросы, но это останется только словами.

С.: Как вы общаетесь с людьми? Во время наших бесед возникает какое-то общение. Как мне это понять? И как получается, что я это понимаю?

Кришнамурти: Что значит слово «общение»? Вы и я имеем что-то общее. Общность предполагает, что мы делимся этим друг с другом.

С.: Как это возможно?

Кришнамурти: Подождите. Мы пользуемся временем для общения. «Общность» предполагает, что мы оба хотим принять участие, понять, проверить, совместно участвовать в какой-то проблеме. Я не даю, вы же ничего не получаете. Мы делимся. Таким образом, установлены взаимоотношения, основанные на соучастии. Вы не сидите на платформе, я не сижу на земле. Что в действительности происходит, когда вы действительно разделяете с кем-то некую проблему, например, проблему человеческой печали? Это нечто огромное.

С.: Когда вы разделяете с кем-то его печаль, через некоторое время вы как бы не видите этого человека. Я могу понять, как это происходит с глубокими личными эмоциями, но с идеей это произойти не может.

Кришнамурти: В чем суть того, что мы делимся идеями?

С.: Мы делимся своими прозрениями...

Кришнамурти: ...которые представляют собой понимание. Но идеи – это не понимание. Напротив, формулы понимания препятствуют пониманию.

Уважаемый, что происходит, когда мы проявляем соучастие? Мы оба в одно и то же время, на одном и том же уровне обладаем одинаковой интенсивностью переживаний. Это и есть любовь. Иначе никакого соучастия нет. В конце концов, чтобы понять нечто вместе с другим человеком, мне необходимо забыть весь свой опыт, все предвзятые мнения; то же самое должны сделать и вы. Иначе мы не способны поделиться чем-то друг с другом.

Случалось ли вам беседовать с коммунистом, с католиком?

С.: Я стараюсь понять его.

Кришнамурти: Но он вас не поймет. Это просто. Возьмите Тейяра де Шардена. Он много путешествовал, обладал обширными знаниями, но он был несгибаемым католиком. Вы не в состоянии чем-то поделиться с человеком, который неподвижен. Соучастие предполагает любовь. А способен ли человек, имеющий установившееся отношение к миру, – способен ли он любить?

С.: У него могут быть мистические переживания.

Кришнамурти: Потому что он обусловлен. Он видит Кришну, Христа, видит то, что хочет видеть. Вопрос в том, может ли ум освободиться от обусловленности? Но только не при помощи времени, ибо когда ум использует время, чтобы уничтожить время, он остается в пределах времени.

Подлинное внимание вневременно.

Любви, соучастия – так мало, а всего другого – так много! (Пауза.)

Уважаемый, здесь мы задаем вопрос: «Что такое медитация?» Может ли ум быть свободным от своего содержания? Ведь сознание составлено из этого содержания.

М.: Чаще всего, когда вы говорите о понимании, вы думаете об одном индивиде. А для общения необходимо иметь два ума. Вот еще мысли, которые пришли мне в голову. Впоследствии, возможно, окажется, что они приходили в голову кому-то еще; дело вот в чем: нет ли таких мыслей, которые возникают только тогда, когда двое людей находятся вместе?

С.: М. говорит, что возможны такие ситуации, когда двое людей совместно порождают идеи, которые ни у одного из них не могли бы возникнуть в одиночку.

Кришнамурти: Что происходит, когда встречаются двое? Вы что-то возражаете словесно. Я слышу это, уясняю смысл и отвечаю – возникает словесное общение. В этом процессе участвуют и другие факторы. Вы сами не вполне знаете, что говорите. Я слышу вас, частично понимаю и даю частичный ответ. Таким образом, общение оказывается неполным. Если же вы говорите нечто очень ясно, а я слушаю вас без всякой реакции, возникает немедленное общение.

Я могу выразить это так. Поскольку я не знаю, что такое любовь, я хочу, чтобы вы меня любили. Или я знаю, что такое любовь, – и потому могу общаться с вами. Мне ничего не нужно.

Но вы задаете еще один вопрос: есть ли вообще необходимость в общении – необходимость в том смысле, что в общении я раскрываю нечто большее, открываю нечто новое? Подобно человеку, который играет на скрипке и зарабатывает игрой, а другой просто играет на этом инструменте, и для него больше ничего не существует.

С.: Играет не ради добра, не ради зла...

Кришнамурти: Да, подобно цветку: сорвите его или оставьте. Ибо в общении мы открываем нечто вместе, а без него разве могу я что-нибудь открыть, не облекая это в слова?

Когда у нас с вами есть общий интерес, когда существует интенсивность на одном и том же уровне, в одно и то же время, тогда возможно общение, выходящее за пределы слов. Тогда мне не нужно говорить: «Я люблю вас».

Я думаю, что мы чересчур захвачены словами, лингвистикой, семантическим анализом. А ведь слово – это не вещь. Описание – это не описываемый предмет.

С.: И поскольку высокий уровень общения не является какой-то техникой или каким-то уменьем, возникает вопрос: как же учиться чему-нибудь? Вот ребенок способен к ученью...

Кришнамурти: Является ли ученье процессом накопления? Именно так мы поступаем; я учусь итальянскому языку, приобретаю запас слов, затем использую их в разговоре. Мы называем это ученьем. Но существует ли ученье, которое не является накоплением? Эти два действия совершенно различны.

С.: Разрешите мне кое-что спросить. Возможно, мой вопрос не относится к делу, но вы поймете. Существует ли «другое»? Существуют ли «другие» люди?

Кришнамурти: Все зависит от того, что вы понимаете под словом «другое» и «другие люди».

С.: Чаще всего – множественность.

Кришнамурти: Понятно.

С.: Но поскольку уединенность реальна...

Кришнамурти: Почему вы полагаете уединенность реальной, а другое нереальным? Мы знаем одиночество, сопротивление, двойное движение действия, защитное и агрессивное, знаем захваченность мыслью, знаем, что все это усиливает изолированность – мы и они, моя партия и ваша партия. Так вот, может ли ум покинуть пределы изолированности, пределы сопротивления, то есть: может ли он пребывать в полном уединении? В уединении, но не в изоляции. Только в этом случае я открываю что-то новое, что-то реальное.

С.: Это состояние мне известно, однако вы поймали меня, когда спросили, почему я разделяю два состояния. Есть две ситуации: состояние, когда я не вижу множественности, и состояние, когда я вижу множественность. У меня такое чувство, что состояние, в котором я вижу множественность, – это отделение.

Кришнамурти: Будьте осторожны, уважаемый, вы попали в ловушку. Отделение – в вашем смысле – есть время. Все, от чего вы можете постепенно отделиться, есть время, тогда как другое не включает в себя времени. Так что избегайте захваченности, уважаемый! (Пауза.)

Существует ли восприятие и действие без времени? Я вижу физическую опасность, и происходит немедленное действие. Я не говорю, что буду удаляться от опасности постепенно. Так вот, существует ли восприятие этого чувства одиночества, сопротивления? Существует ли восприятие, которое вполне сознает эту опасность, – и в тот момент, когда сознает ее, освобождается от нее?

С.: Если вы видите всю вещь целиком, отделения нет. Оно не существует.

М.: То есть никакого процесса нет.

С.: Это противоречит моему опыту. У меня были переживания вневременных явлений. Я любил их и помню о них.

Кришнамурти: Оставьте это, уважаемый.

С.: Но когда я вспоминаю о них, это так приятно.

Кришнамурти: В том-то и дело. Удовольствие – главный и единственный руководящий принцип.

Мадрас, 3 января 1971 г.