Текст книги "Тень твоего поцелуя"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Глава 25
На ночь беглецы остановились под деревьями, окаймлявшими широкую полосу воды. По дороге они никого не встретили, и Лайонел выбрал место для лагеря подальше от узких дорог и окольных путей, которые должны были завтра привести их в Саутгемптон.
Пиппа с невольным стоном сползла на землю.
– Я могла бы проспать неделю и съесть целую лошадь.
– К сожалению, не могу удовлетворить ни одно из этих желаний, – вздохнул Лайонел. – Но если форель заглушит муки голода, а убогая постель из веток покажется достаточно мягкой, тогда надежда еще есть.
Он вынул из седельной сумки кувшин с элем и отдал ей вместе с остатками хлеба и сыра.
– Начни с этого, пока мы с Робином готовим лагерь.
– Нет, мы с Луизой поможем, – отказалась она, сделав большой глоток и отдавая кувшин Луизе. – Только скажи, что делать. Мы ваши верные солдаты, генерал.
За непринужденным тоном скрывалась свинцовая усталость, но Пиппа не думала сдаваться. Правда, Лайонела она не могла обмануть.
– Если хочешь на ужин рыбу, – так же беспечно ответил он, – придется, дорогая, придержать язычок.
И на какой-то чудесный момент напряжение между ними исчезло. Пиппа улыбнулась, он вернул улыбку, и все тепло и близость, которые они делили, вновь вернулись, согрев обоих своими жаркими лучами.
Но тут Пиппа моргнула, словно в лицо ударил яркий свет, отвернулась и принялась шарить в седельных сумках, будто искала что-то… все, что угодно… лишь бы погасить это сияние, охладить этот жар…
Лайонел чуть поколебался и, тоже отвернувшись, весело, но властно объявил:
– Робин, оставляю вас готовить лагерь, пока я позабочусь об ужине.
Он направился к реке. Робин и Луиза бродили среди деревьев в поисках хвороста. А Пиппа решила позаботиться о лошадях. Когда они были расседланы, напоены и привязаны там, где трава росла погуще, она прислушалась, не идут ли Робин и Луиза. Но все было тихо. Под деревьями было совсем темно, но вечерняя звезда все же пробилась сквозь тучи. Пиппа потихоньку направилась к реке и заметила Лайонела, лежавшего на животе у самой воды. Она прекрасно знала, что тревожить рыбака, а тем более браконьера, никак не рекомендуется, поэтому потихоньку пробиралась по мокрой от росы траве, пока не встала у него за спиной.
– Не шевелись, – вдруг услышала она. Шепот был так тих, что Пиппа едва его расслышала. Рука нырнула в воду, а когда появилась снова, в пальцах была зажата коричневая в пятнышках форель.
– Поймал! – торжествующе усмехнулся он. – Подай мне вон тот камень.
Пиппа заметила камень, лежавший подле трех неподвижных тушек рыб, и подала ему. Он прикончил форель одним ловким ударом, вынул нож и умело разделал каждую рыбину.
– У тебя повадки сельского парня, – заметила она. – Выучился этому в детстве? В своем Чизуике?
– Нет. По необходимости. В детстве я ловил рыбу удочкой.
Он отскреб руки травой, вымыл и обтер о шоссы.
Они тихо стояли в полутьме. Вечерняя звезда отражалась в неподвижной воде, поверхность которой не колебал даже легкий ветерок. Лайонел осторожно провел замерзшими ладонями по щекам Пиппы, и она вздрогнула. Он наклонил голову и поцеловал се, сначала бережно, потом все с большим пылом. Пиппа не двигалась, не сопротивляясь, но и не отвечая на ласки.
Лайонел поднял голову и посмотрел ей в глаза.
– Прости, моя ошибка, – сухим, как дорожная пыль, голосом проскрежетал он. – Я думал, что, может, после прошлой ночи…
– Прошлой ночью мы оба кое в чем нуждались, – перебила она. – И оба были одиноки. Только и всего.
Лайонел съежился и отступил.
– Еще раз прости за ошибку.
Пиппа упрямо смотрела на смятую их ногами траву. Запах дикого тимьяна, ромашки и болотной мяты поднимался снизу и разливался в прохладном воздухе. Ей хотелось объяснить, что она не собиралась ранить его чувства. Что любит его, но не знает, как примирить эту любовь с ошеломляющей правдой его предательства, и поэтому каждое сказанное ему слово несет в себе обиду и горечь.
– Жаль, что я не могу забыть, – пробормотала она. – Но я должна. Должна простить.
– Я не жду этого от тебя.
– Нет, но так жить нельзя, иначе я увяну в ненависти и злобе, а этого нельзя позволить. Хотя бы ради ребенка.
Она снова взглянула на него.
– Но это дитя Филиппа, – тихо напомнил он.
– У него пет отца, – решительно заявила Пиппа. – Только мать и семья матери. На нем не будет лежать клеймо отверженного, но он вырастет в любви и ничего не узнает о том, кто его зачал.
Она нагнулась, сорвала пригоршню дикого тимьяна, рассеянно подумав о том, какая это хорошая приправа к рыбе. Но на самом деле это был только предлог уклониться от его полного боли взгляда.
– Я отправлюсь к сестре. К Пен и се мужу, – сообщила она. – Оуэн сумеет уберечь меня и младенца от ищеек Филиппа.
– Оуэн д'Арси, – повторил Лайонел. – Да, уверен, что он действительно сумеет. Но все знают, что он твой зять. Неужели воображаешь, будто ищейки Филиппа не догадаются о твоих намерениях?
Пиппа удивленно подняла брови:
– Ты знаком с Оуэном?
– Мы с ним в одном деле.
– Вот как? – кивнула она, удивляясь тому, что сама до этого не додумалась.
– Думаю, даже он согласится, что тебе пока будет лучше со мной.
– Но мне нужна моя сестра, – прошептала Пиппа. – Если я не могу быть с матерью, то хотя бы найду сестру.
Он сострадал ее одиночеству. Просто сердце разрывалось от того, что он не мог исполнить ее желание. Разве можно заменить родные руки матери или сестры? Даже брат был не так близок ей. Даже если они преодолеют ту пропасть, которая лежит между ними, у нее навсегда останется потребность в тех, чью дружбу и поддержку он не сможет ей дать.
– Позже, – обронил он. Большего утешения он был не в силах ей предложить. Пиппа молча кивнула и ушла, захватив с собой охапку тимьяна.
Лайонел собрал рыбу. Он солгал де Ноайю, утверждая, будто не знает, у кого находятся два остальных скарабея. Одним из них был Оуэн д'Арси. Их миссия была несложна и продиктована личными мотивами. Они работали против Испании и засилья инквизиции. И поскольку не были обязаны особенной преданностью какому-либо правителю или стране, то и оказывали помощь в тех случаях, когда это отвечало их интересам. Франция, находившаяся в состоянии войны с Испанией, была более чем счастлива принять анонимное сотрудничество владельцев печати-скарабея.
Лайонел был вынужден открыть себя и свои обязательства перед Францией и теперь совершенно бесполезен Для соратников по делу. Что скажет на это Оуэн, когда узнает? И сделал бы он то же самое, чтобы спасти сестру жены?
Что ж, он скоро это узнает.
После ужина Лайонел остался на страже, а Пиппа заснула так крепко, будто спала не на ветках папоротника, а на пуховой перине.
А вот Луиза спать не собиралась. Ее одолевало настойчивое чувство необходимости сделать решительный шаг. В мирной тишине, нарушали которую только тихий плеск реки и шорохи ночных птиц в ветвях, она остро ощущала свое тело и то странное возбуждение, которое наполняло ее с самого начала ужасного путешествия.
Робин подкидывал ветки в огонь, и она, приподнявшись на локте, тихо, чтобы не разбудить Пиппу, прошептала:
– Робин! Подойди сюда.
Он осторожно обошел костер и встал перед ней на колени.
– Что случилось? Тебе что-то нужно?
– Я хотела поговорить с тобой, – призналась она и, приглашающе похлопав по веткам папоротника, добавила: – Можешь лечь рядом. Так мы не потревожим Пиппу.
Ее синие глаза сверкали в свете костра, а губы так зазывно улыбались, что Робин послал к чертям неуместные колебания.
– Подвинься.
Он лег рядом. Луиза послушно освободила ему место и заботливо укутала плащом.
– Ты мог бы поцеловать меня на ночь, – предложила она.
– Мог бы, – согласился он, не шевелясь.
– Дон Аштон и твоя сестра – любовники. Почему бы и нам таковыми не стать?
Робин даже не удивился, что Луиза угадала правду.
– Пиппа – не испанская дева, – только и сказал он.
– Нет. Но она замужем.
Робин приподнялся на локте и, посмотрев ей в лицо, провел пальцем по щеке, губам, подбородку.
– Мы не станем любовниками. Я возьму тебя в жены, Луиза де лос Велес из дома Мендоса, но не отниму твою честь. Ты останешься целомудренной до нашей брачной ночи.
– Не думала, что ты такой ханжа, – презрительно фыркнула девушка.
– Я и есть ханжа. Если не веришь, спроси у моих сестер. – Он нагнулся и легонько чмокнул ее в лоб. – Ложись спать. Здесь слишком холодно и сыро для любовных ласк.
– А я думала, что они помогают согреться.
Он сунул руку ей под спину и привлек к себе.
– Мы можем спать обнявшись. Сразу станет теплее. И никто ничего дурного не подумает.
Уткнувшись головой ему в плечо, она хмыкнула и устроилась поудобнее.
– Все равно я считаю тебя ханжой.
– Пойми, сейчас не самое подходящее время драться на поединке с твоим опекуном!
– Я сама с ним поговорю, – вызвалась Луиза. – И поскольку у него не имеется столь высокоморальных принципов, придется спросить, почему в таком случае я должна быть образцом нравственности.
Она попробовала положить руку ему на живот, но Робин решительно убрал пронырливые пальчики.
– Ради Бога, Луиза, мне и без того хватает мучений. Закрой глаза и думай о другом. К рассвету мы должны быть уже в пути.
– Ты и вправду мучишься? – прошептала она.
– Еще как.
– Вот и прекрасно, – удовлетворенно вздохнула она, прижимаясь к нему. – Тогда я подожду.
Глава 26
Малколм прислонился к волноотбойной стенке саутгемптонского порта и устремил взгляд на узкую, запруженную судами гавань. Наступил прилив, и уже успевшие загрузиться торговые корабли покидали порт, пока остальные ждали очереди занять свое место. «Морская греза» качалась на якоре посреди канала вместе с еще тремя судами. Малколм разглядел на палубе две крошечные фигурки. Одна из них что-то поднесла к лицу. Солнце блеснуло на линзе подзорной трубы. Малколм небрежно развязал обмотанный вокруг шеи яркий шарф, встряхнул, словно избавляясь от назойливой мошки, угнездившейся в складках, и снова завязал. С корабля немедленно спустили шлюпку, и перебравшийся по веревочному трапу человек ловко прыгнул на нос. Два гребца взялись за весла и принялись энергично грести против ветра по направлению к пристани.
Малколм подождал, пока шлюпка подойдет совсем близко, повернулся и, насвистывая, беспечно двинулся к расположенным справа складам. Сегодня он был одет как портовый грузчик: в шерстяные штаны и безрукавку бычьей кожи. На лоб надвинута матросская шапка. Только красный шарф вносил некоторое разнообразие в простой костюм.
Он решительно переступил порог склада, оставив дверь приоткрытой. Потом припал глазами к двум крошечным дырочкам, специально проделанным в стене. Похоже, все в порядке. Никто не смотрит на склад, никто сюда не направляется.
Мал кол м довольно кивнул. Все идет как задумано.. Его появление в Саутгемптоне не привлекло внимания соглядатаев Ренара, несмотря на то что эти ублюдки так и кишели по всему городу и пристани. Но хотя он чуял их за пятьдесят ярдов, они о нем и понятия не имели, а если и видели, принимали за одного из грузчиков, которых в этом портовом городе хоть пруд пруди. Впрочем, он и не собирался рисковать, привлекая к себе ненужное внимание.
Малколм поспешил в глубь склада и проскользнул сквозь узкую дверь в небольшой двор, заваленный ящиками и кипами ткани и шерсти, ожидавшими погрузки на «Морскую грезу». Притаившись, он подождал стука двери, сопровождаемого тихим мелодичным свистом. Малколм просвистел в ответ замысловатую мелодию. Только тогда в укрытии появился капитан «Морской грезы» и сдержанно поклонился Малколму. Капитан Лонгтон славился своим немпогословием и не любил переливать из пустого в порожнее.
– Вы будете готовы выйти в море с завтрашним вечерним приливом? – спросил Малколм.
– Да. Высокий прилив начнется в десять. Придется взять пассажира? – едва слышно осведомился капитан.
– Двоих. Хозяина и еще одного. Но если они задержатся, отплытие тоже придется отложить.
– Неприятности? – лаконично спросил капитан.
Малколм пожал плечами:
– Да их не оберешься, что в городе, что в порту. Если нужно будет подобрать их в местечке потише, сможете это сделать?
– У «Морской грезы» глубокая осадка. Можно переждать вдали, пока за ними пойдет шлюпка, – с некоторым сомнением выговорил Лонгтон. – Следует назначить время встречи. Не стоит слишком долго болтаться в Соленте.
Малколм нахмурился. Мужчины долго задумчиво молчали, прежде чем Малколм снова заговорил:
– Посмотрим, что скажет хозяин. Если повезет, я увижу его завтра, в середине дня. Ждите нас на этом месте в шесть.
Лонгтон кивнул.
– Мы весь день будем грузить товары, но без особой спешки и оставим на вечер несколько десятков кип, так что во дворе будет полно народу.
Кивнув на прощание, он исчез.
Малколм несколько минут подождал, потом вышел через задние ворота и оказался на узкой темной дороге, проходившей вдоль доков. Добравшись до грязной вонючей лачуги, он нырнул под низкую притолоку и двадцать минут спустя снова вышел, только на этот раз в облике старого согбенного оборванца в грязных лохмотьях, с чумазыми лицом и руками.
В этом виде можно было возвращаться в порт и разведать обстановку.
Луиза почти не спала. Тепло тела Робина, его мужской запах приводили ее в состояние невероятного возбуждения, к которому, однако, примешивался страх. Сознание того, что она связала свое будущее с этим человеком, что он любит ее так же сильно, как она его, омрачалось предчувствием неизвестной опасности, способной в любую секунду унести ее счастье.
Ей по-прежнему ничего не объясняли, но даже деревенскому дурачку стало ясно, что ее спутники бегут от властей и, значит, каким-то образом причастны к государственной измене. А это означает страшную смерть. Несмотря на уединенную жизнь, Луиза хорошо знала, чем кончаются заговоры против властителей мира сего. И, как все разумные люди, страшилась инквизиции. Этот страх возникал из ниоткуда, питался повторяемыми шепотом слухами и уносил как виновных, так и невинных в непроглядную мучительную тьму.
Наконец она выскользнула из-под руки Робина, ухитрившись не разбудить его, поднялась, подхватила юбки и немного постояла. Робин продолжал спать, крепко, безмятежно. По другую сторону костра, на постели из папоротника, лежала Пиппа. Интересно, она тоже так беспробудно спит или подобно Луизе мечется от страха?
Пытаясь не наступить на сухую ветку, чтобы не разбудить спутников, Луиза подкралась к деревьям, где рассчитывала найти несущего вахту опекуна. Лайонел стоял, прислонившись к стволу и глядя на дорогу, откуда могли в любую минуту явиться незваные гости.
– Дон Аштон? – прошептала она.
Он даже не вздрогнул и, спокойно обернувшись, спросил:
– Луиза, почему ты не спишь?
– На душе тревожно.
Она встала рядом. Было еще темно, хотя на горизонте уже светлела сероватая полоска.
– Напугана?
– Да. Может, вы считаете, что это моя вина. Мне вообще не следовало тут быть.
– Эта мысль и мне приходила в голову.
– Но я должна быть здесь. – Она скрестила руки на груди и уставилась в ночное небо. – Я люблю Робина. Он любит меня. Мне давно пора замуж. Если бы не вы, пришлось бы оставить всякую надежду на счастье. Каков бы ни был ваш проступок, последствия навеки бы нас разлучили, верно?
– Абсолютно.
– Вы и Пиппа любовники, – напрямик заявила Луиза, молясь, чтобы голос не дрогнул.
Только тогда Лайонел встрепенулся. Первым его порывом было подавить подобного рода дерзость своей властью опекуна. Но два дня, проведенных в обществе девушки, позволили многое понять в ее характере.
– Сомневаюсь, Луиза, что это должно каким-то образом тебя касаться, – мягко заметил он.
– Увы, касается. Потому что опасность равным образом грозит нам всем, и я не собираюсь умирать, не зная, как это бывает… испытать это… Если вам и Пиппе можно иметь любовную связь, не вижу причин, почему бы нам с Робином не сделать то же самое.
– Тут есть одна разница, – пояснил он. – Пиппа уже не девушка.
– Не девушка, и дитя, которое она носит, не от мужа. Я права?
– Права, – бросил он так неожиданно резко, что Луиза почти пожалела, что начала это. Но она ничего не сказала, отказываясь отступать и извиняться. Оправдания, уже готовые вырваться наружу, замерли на губах. В последовавшем молчании она изо всех сил старалась сохранить сдержанность и не спастись позорным бегством.
– Могу сказать только, что дело крайне серьезное, – ответил он наконец. – Наши жизни немного значат по сравнению с тем, что действительно стоит на карте.
Больше открыть он не мог, потому что Пиппа уже объявила, что у ее ребенка нет отца. Если она окажется в безопасности и благополучно родит, ни один человек не должен знать, кто именно зачал несчастного младенца.
– Понимаю, – выговорила она, серьезно и уверенно. – Робин твердит, что возьмет меня в жены, но не украдет чести. Выслушав то, что вы мне сказали, я постараюсь уговорить его передумать.
Выражение лица девушки было таким суровым, что Лайонел не посмел ее перебить.
– Я хочу узнать, что это такое – быть женщиной, сэр.
Лайонел провел кончиками пальцев по губам.
– Я не встану у тебя на дороге. Но думаю, что, если ты хоть немного веришь в мою способность избавить вас от беды, поверишь и в то, что подобные знания лучше приобретать в брачную ночь.
– А если я не захочу ждать?
Лайонел неожиданно рассмеялся.
– Заверяю, Луиза, у тебя просто не будет времени приобщиться к тайнам любви до того, как мы сядем на корабль в Саутгемптоне. А вот как только окажемся в море, разрешаю применить к Робину всю силу своего убеждения. И когда мы высадимся во Франции, вы поженитесь.
– Вы обещаете, что так и будет?
– Я не раздаю обещания. – Опять этот резкий тон. – Я рассматриваю возможности. Доверься мне, Луиза. Больше ничего обещать не могу.
Девушка едва заметно кивнула и отвернулась. Он положил руку ей на плечо.
– Буди Пиппу и Робина. Я приведу коней.
Луиза немедленно вернулась к костру, и, хотя разговор с опекуном отнюдь ее не утешил, все же она испытывала огромное облегчение, будто все те условности, которым подчинялось ее существование, разом растаяли. Она сможет самостоятельно принимать решения, испытать свои силы, найти себя.
Пиппа уже проснулась и грела руки у тлеющих угольев костра. Она улыбнулась Луизе, посмотрела в ту сторону, где неспокойно ворочался под плащом Робин, и вопросительно подняла брови.
Луиза улыбнулась в ответ, втайне гордясь тем, что не покраснела.
– Дон Аштон пошел за конями. Он говорит, что мы должны немедленно выезжать.
Пиппа встала, зевнула, потянулась, собрала фляги для воды и направилась к берегу. Лайонел, уже успевший прийти туда, плескал себе в лицо холодной водой. Пиппа опустилась на колени, и он окинул ее быстрым, оценивающим взглядом.
– Хорошо спала?
– На удивление, – пробормотала она. – А что это за судно – «Морская греза»? И почему оно должно быть в Саутгемптоне?
– Один из кораблей моей флотилии. После смерти отца я унаследовал все. И по-прежнему торгую с Нидерландами. Да и другими странами тоже.
– В свободное время от занятий шпионажем и тому подобными делишками? – поинтересовалась Пиппа, наполняя водой фляги.
– Именно, – без всякого выражения подтвердил он. – У меня прекрасные управители и капитаны.
– Вероятно, этим и объясняется приобретение твоего лондонского особняка, – кивнула Пиппа. – А я все дивилась, откуда такое богатство.
– Я действительно богат.
– Но никогда не добивался титула? – с любопытством допытывалась Пиппа. – Состоятельные семьи часто покупают титулы.
– Мой отец не желал набивать карманы знати и их приспешников, и я с ним согласен, – с нескрываемым пренебрежением ответил Лайонел и, встав, поднял с земли фляги. – Нам пора. К полудню нужно добраться до Чендлерз-Форда. Придется скакать во весь опор.
– Но иногда и останавливаться, иначе я просто не доеду, – возразила Пиппа.
– О, я не собирался гнать коней без остановки, – заверил Лайонел улыбаясь и получил в ответ сухой кивок.
Они пустились в путь, держась, как и накануне, окольных дорог и тропинок. Пиппу почти не удивило, что Лайонел так хорошо знаком с этими глухими местами. Он оказался владельцем торгового флота и фамильного дома в Чизуике. Только в другой жизни он был придворным и доверенным лицом испанского короля. Любой его поступок, любое действие больше не могли поразить Пиппу.
Во второй половине дня они пересекли луг, пестревший маргаритками и одуванчиками. Впереди лежало крошечное поселение Чендлерз-Форд, стоявшее на узком притоке реки Итчен.
Лайонел спешился и снял недоуздок с измученной лошади.
– Здесь мы их отпустим, – велел он. – Мал кол м позаботится о них, когда будет время. А пока пусть спокойно пасутся.
Пиппа сползла на землю и стояла, устало прислонившись к своей кобылке. Ноги отказывались ей служить. Только бы это изнурительное путешествие не повредило ребенку!
Лайонел посмотрел на нее. Обычно белое, усыпанное веснушками личико сейчас приобрело сероватый оттенок. Под глазами легли фиолетовые тени. Кожа на скулах натянулась. Прежняя худоба, казавшаяся следствием неуемной энергии и брызжущего через край жизнелюбия, сейчас производила впечатление агонии увядающего цветка, чей стебель бессильно клонится к земле.
Усталость была не просто физической. Из нее будто вынули какой-то стержень, и теперь жизнь медленно, по капле, утекала прочь.
Горечь и гнев зажглись в нем, и он приветствовал их очистительный поток. Лайонел обещал, что не станет навязываться ей: просто примет ее приговор и будет молча страдать под бременем своей вины. Но теперь он решил нарушить слово. Пора отбросить угрызения совести, раскаяние, отвращение к себе. Они только ослабляют его, лишают сил.
Он подошел к Пиппе, все еще опиравшейся на лошадь, обнял, поцеловал в губы так крепко, что она изумленно вскинула голову, подхватил на руки и прижал к груди.
– Что это ты затеял? – воскликнула она. – Немедленно отпусти меня, Лайонел.
– Ни за что. Я понесу тебя через луг, к маленькой хижине у брода. Там ты отдохнешь у огня, а хозяйка приготовит настой из трав. Прежде чем снова тронуться в путь, ты должна выпить подкрепляющего.
– Я не больна, – запротестовала она, бессознательно прильнув к его мощному телу, нежась в его объятиях, как в колыбели. – И вполне способна решить сама, когда мне отдыхать… и не только это!
– Возможно, но сейчас позволишь мне принять решение за тебя, – спокойно ответил он, ступив на луг. – Так будет гораздо проще и легче для нас обоих.
– Почему это вдруг?
– Это тот случай, когда одна голова лучше, чем две. И пусть это будет моя голова, – парировал он.
– Что это дон Аштон делает с Пиппой? – спросила Луиза, глядя им вслед.
– Понятия не имею. Надеюсь только, что он знает, – ответил Робин. – Помоги мне расседлать коней.
Пиппа, решив, что должна экономить силы для более важных дел, не стала сопротивляться. Они прошли через маленькую калитку, куда с трудом мог протиснуться один человек, и оказались на узкой дорожке, вернее, выложенной камнями тропинке, ведущей к броду, по которой могла проехать телега. У самого берега стоял маленький, чисто побеленный домик.
Лайонел постучал условным стуком, и дверь немедленно открылась.
Пиппа уставилась на сгорбленного старика в лохмотьях.
– Малколм, – помедлив, прошептала она. Тот расплылся в улыбке, едва видной сквозь покрывавшую лицо грязь.
– Да, леди Нилсон, он самый. Входите.
Лайонел усадил Пиппу на грубо сколоченный диванчик у огня.
– Подними ноги.
Она не задумываясь послушалась и привалилась спиной к сиденью. Лайонел туго свернул плащ и подсунул ей под плечи.
– Где хозяйка Эббот?
– На задах дома. Сейчас позову, – откликнулся Малколм, глядя на Пиппу с плохо скрытым сочувствием.
Лайонел встал спиной к огню. Пиппа молча смотрела на него. Он, казалось, чувствовал себя здесь как дома. Все тяготы безумного броска через полстраны словно отошли в прошлое. Но несмотря на это, Пиппа чувствовала, что настает самый опасный момент их путешествия.
– Ты о чем-то хочешь спросить? – обронил он, ощутив ее настойчивый взгляд.
Она покачала головой:
– Пока нет.
Пиппа вдруг распознала железную решимость, скрытую за внешней сдержанностью. Она светилась в его глазах, придавая ледяной оттенок серому цвету, и в линии плотно сжатых губ. Лайонел был твердокаменным, несокрушимым, таким же могучим и непобедимым, как старый, глубоко укоренившийся дуб в долине, и теперь Пиппа почему-то уверилась, что он возьмет над врагами верх и выйдет победителем. Спасет ее и ребенка. Нанесет поражение Филиппу, а в его лице и всей Испании.
Ноги и руки Пиппы отяжелели и расслабились, голова покоилась на свертке бархата, и веки на мгновение опустились.
– Чем могу служить, сэр? – хлопотливо осведомилась женщина, вступившая в круг света. Взгляд ее немедленно скользнул с Лайонела на Пиппу. – Э, вот кто у нас тут! – воскликнула она, нагнувшись над Пиппой. – Никак захворали, мадам?
– Нет, – пробормотала та, выдавив улыбку. – Только очень устала и беременна.
– Не могли бы вы приготовить ее сиятельству отвар, хозяйка? Что-нибудь поддерживающее силы?
Конечно, сэр, конечно. – Женщина растерла Пиппе руки и выпрямилась. – Мята, валериана, немного молочая и настойка самбука. Это мигом поднимет вас на ноги, дорогая.
Она обошла комнату, выбирая травы из свисавших с потолка связок, сняла с полки глиняный кувшин, вылила часть содержимого в оловянную чашку, добавила травы, горячей воды из дымящегося котелка, висевшего в очаге на треножнике. Помешала, положила большую ложку меда и принесла Пиппе.
– Ну вот, дорогая. Пейте залпом.
Пиппа стиснула в руках чашку, из которой поднимался приятный запах, напомнивший ей о старой няне Тилли. Именно такое успокаивающее она всегда готовила.
Пиппа глянула на Лайонела, но тот уже был погружен в тихую беседу с Малколмом. Она сделала глоток, не спуская глаз с мужчин и пытаясь вникнуть в суть разговора, но слышала только отдельные слова.
Вскоре появились Робин с Луизой, и Пиппа подвинулась, давая девушке место у огня. Робин присоединился к Малколму и Лайонелу, а хозяйка, бросив оценивающий взгляд на Луизу, принесла той чашку пахты и кусок имбирного пряника.
– Вы ничуть не хуже доктора, хозяйка, – благодарно улыбнулась Пиппа. – Сразу видите, что кому нужно.
Женщина улыбнулась в ответ и взяла пустую чашку Пиппы.
– Вам что-нибудь еще принести, мадам?
– Нет, спасибо, – покачала головой Пиппа и обратилась к мужчинам: – Мне кажется, джентльмены, что мы с Луизой тоже должны участвовать в беседе. Довольно нас нежили и баловали, давая отдых бедному слабому духу.
– Куда больше пользы будет, если ты отдохнешь хотя бы час, – посоветовал Лайонел, оборачиваясь. – До пяти нам можно не двигаться с места.
– Может, я так и сделаю, – ответила она, не повышая голоса. – Но буду спать лучше, сэр, зная, что ждет впереди.
– Так оно и будет, – пробормотал Робин. – Ценю ваши усилия, Аштон, но уверяю, что она пойдет с вами только на этих условиях.
– Что ж, если вы так считаете… – Лайонел подошел к диванчику. – В пять часов мы с тобой и Малколмом отправимся в Саутгемптон. Только одеты будем иначе… моды здесь диктует Малколм.
Он взглянул в сторону слуги, многозначительно показавшего на лежавший под окном мешок.
– Мы сядем на борт «Морской грезы» прямо с пристани. Робин и Луиза отправятся в Баклерз-Хард, деревушку на реке Боле. У сына нашей хозяйки есть там шлюпка. Он переправит их к устью реки, где они будут ждать. «Морская греза» отплывет с приливом и где-то после полуночи бросит якорь в Соленте, там, где поглубже, но на одной линии с устьем. Робин и Луиза присоединятся к нам, и мы отправимся во Францию.
– Почему этот простой план вызывает во мне самые страшные предчувствия? – мягко осведомилась Пиппа, хотя вся кровь, казалось, прихлынула к сердцу. Она порывисто села, свесив ноги на пол. – Почему мы все не можем сразу идти в Саутгемптон?
Лайонел нагнулся над ней и откинул с ее лба прядь влажных обвисших волос.
– Так безопаснее. Малколм уже успел кое-что разведать. Люди Ренара сторожат все входы в город и патрулируют порт. Четверо вызовут больше подозрений, чем двое.
– Но дело не только в этом, – добавила она, пронзая его жестким взглядом.
На этот раз пришлось вмешаться Робину:
– Сейчас твоя безопасность важнее всего, Пиппа. Ты и твое дитя должны сегодня скрыться. Вам с Лайонелом будет куда легче проскользнуть на судно, чем всем четверым. Если нас с Луизой не смогут забрать сегодня… вдруг течение окажется слишком сильным, или ветер, или в Соленте будут дежурить акцизники, я найду другой способ пересечь канал. Нас двоих вряд ли будут так уж усердно искать.
Лайонел взял ее руки.
– Доверься мне, Пиппа, я все сделаю как надо.
В глазах светились такая яростная решимость, страсть, обещание, что она растворялась в этих серых глубинах, покоренная этой невероятной силой воли. Оставалось лишь пытаться проявить такое же мужество. Не спасовать перед опасностью.
– Да, – согласилась Пиппа неожиданно звучным голосом. – Но могу ли я надеяться, что на борту окажется горячая вода? Я три дня спала в одежде и не меняла белья.
Лайонел улыбнулся, понимая, чего стоило ей это шутливое требование.
– А вот это я могу обещать твердо, любимая, – тихо ответил он, коснувшись пальцами ее губ в короткой ласке.
